Ч. 7 Плата за счастье Гл. 1 Убогий домишко

Плата за счастье

Часть первая

Глава первая Убогий домишко

Говорят, что сам Никита Сергеевич Хрущев придумал давать на бескрайних российских просторах дачникам только по шесть соток земли. Чтобы те наверняка не смогли обеспечить себя продуктами и не переставали покупать продукты в магазинах. И теснятся убогие дачные коробочки вокруг больших и малых городов, вызывая жалость у тех, кто на них смотрит, и, составляя смысл летнего существования для тех, кто в них живет. Ну, куда еще можно вывести на лето ребенка, если денег хватает только на еду?

Семейство Наташеньки не было исключением: участок садоводстве и дачный домик из разного хлама составляли все недвижимое имущество. Впрочем, Наташенькино детство можно назвать счастливым, если бы не одно обстоятельство: папа слишком часто брал в руки ремень, чтобы поучить дочурку уму-разуму…

– Папочка, ну прости меня! – Наташенька, тринадцатилетняя девочка-подросток девочка стояла перед Федором, своим отцом, в маленькой комнатке летнего домика и по детской еще привычке шмыгала носиком.

Сейчас, все ее вдруг вытянувшееся за год тельце протестовало: зная по опыту, чем должен кончиться разговор, хотелось убежать, куда глаза глядят. А глаза глядели только на убогую обстановку дачного домика. Из мебели в комнатке были только печка-буржуйка, небольшой обеденный стол, стул, диван, да большие солдатские табуретки. В свое время военные ремонтировали казармы, вынесли казенную мебель на помойку, откуда ее растащили по домикам– скворечникам экономные дачники. Стены убогой «коробочки» изнутри были обиты оргалитом и оклеены вырезками из журнала «Огонек». А для утепления и звукоизоляции внутри стен Федор положил старые кассеты из-под яиц.

«Бежать мне некуда! – подумала девушка, решив покориться судьбе. – Неужели я когда-нибудь вырасту, и папа перестанет меня наказывать? »

– Это так ты помогаешь папе? – Федор не торопился начинать экзекуцию. – Ты что обещала маме? Забыла или напомнить?

Ответом было неловкое молчание. Да, конечно она обещала маме слушаться папу во всем, помогать в вечном строительстве дома и на огороде, но какая тут работа, когда рядом пруд, лес, а подружки и друзья зовут играть! Да и мало ли дел у девочки летом?

Она привыкла проводить лето на даче: сначала отпуск брал папа, а мама приезжала на выходные, а потом родители менялись ролями. Денег в семье на курорты не было, а летняя зелень и ягоды росли на грядках. Впрочем, такой вид отдыха еще не самый худший: сколько детей на лето вообще оставались в городе!

– Что заслужила, то и получишь! – Федор сидел на старом диване, в глядя на дочку.

По причине летней жары, она была босиком, в шортиках и выцветшей футболке из секонд-хенда.

«Я все лето молотка и пилы из рук не выпускаю, а она, негодница, шляется невесть где, на огороде работать не хочет! » – Папа окинул взглядом до боли знакомую обстановку:

– Папа, ну а меня же нет часов! – пыталась оправдываться девочка.

– Это ничуть не уменьшает твоей вины! – Заметил папа. – Ты что думаешь, пока  мама на работе, в городе, я на тебя управы не найду? Ошибаешься!

Наташенька стояла, рассматривая жука, ползущего по выцветшему линолеуму куда-то по своим делам. Линолеум папа подобрал на свалке, омыл и оттер трансформаторным маслом.

– Ты можешь током объяснить, почему опоздала? – потребовал ответа отец.

Девочка робко помотала головой. «Ну, как тебе объяснить, что вода в пруду теплая, бабочки и стрекозы порхают прямо над головой, – подумала Наташа, – а мальчики с интересом поглядывают на проклюнувшиеся груди? »

– Ты знаешь о последствиях, не так ли? – продолжил Федор. – Посуда осталась невымытой, я волнуюсь, места себе не нахожу, а ты… Что ты себе позволяешь?

На этот раз девочка взглянула папе в глаза, а потом, стараясь избежать стального взгляда, снова стала следить за жуком. «Ну что он тянет? » – девочка не понимала, зачем такие долгие разговоры: итак понятно, что порки не миновать.

Наташенька хоть и выросла в считанные месяцы, еще не могла понять, насколько папу радуют эти минуты перед наказанием. Федору нравилось наблюдать, как трясется и сопит дочка, предчувствуя неизбежное и весьма суровое наказание.

– Ну, моя дорогая, сколько раз я говорил тебе не приходить домой поздно? – Продолжал отец допрос.

– Много…  – Девочка  шмыгнула носом, – много раз! «Выпорет! – вертелась в голове у девочки одна мысль. – Обязательно выпорет! И будет очень больно! »

– Слушай, раз уговоры не помогают, может сбегаешь, принесешь крапивы…

– Нут! – Наташа с ужасом вспомнила жуткую боль после того единственного раза, когда ее поймали на воровстве клубники и зверски отстегали мокрыми жгучими стеблями.

– Значит, не хочешь крапивы… – В комнате снова повисла нехорошая пауза. Наконец, отец холодно сказал дочери:

– Очень жаль, Наташенька, но ты сама знаешь, что заслужила! Раздевайся!

–

Да, папа! – Девочке слишком хорошо была известна процедура, разработанная папой много лет назад. Сколько точно – Наташа сама не знала, в памяти сохранилось очень яркое воспоминание, как в пять лет за воровство игрушки из детсада ей крепко влетело от отца ремнем по голой попе, а мама не только не заступилась, но и наоборот, потребовала всыпать Наташе как следует. «Чтоб в другой раз воровать неповадно было! » – как тогда говорила мама.

Сердечко ребенка отчаянно колотилось, мозг лихорадочно искал спасения из создавшейся ситуации, но не находил его. Напрасно она пыталась утешить себя мыслью, что и раньше, что она много раз она оказывалась перед папой с голой попой, но почему-то с каждым разом эта процедура становилась все более постыдной и унизительной.

– Папа, а как же я завтра на речку пойду? – По-прежнему стоя лицом к отцу, она сняла шортики, сложила их и повесила на спинку одного из стульев.

Папа ничего не ответил.

Наташа вздохнула, сняла зеленые трусы, сшитые мамой из старой отцовской футболки, и положила туда же, где и шорты. Теперь только маечка служила защитой девичьей стыдливости.

– Что ты ждешь? Майку тоже долой! – Строго приказал отец, чувствуя, как от нервного напряжения у него потеют ладони.

Наташенька сняла через голову майку и положила ее на тот же стул.

– Руки на голову! – Отец откровенно любовался наготой дочери, обратив внимание, что у нее начали проявляться первые признаки женской красы.

На загорелом тельце остались следы трусиков и двух узких лоскутков материи служивших Наташеньке купальником.

– Готовь-ка место!

Смахнув набежавшую слезинку, девочка поставила на середину комнаты две табуретки, а сверху положила полированную доску, бывшую когда-то дверцей шкафа. Дверцу трудолюбивый Федор добыл на той же помойке, но решил не употреблять ее на стройку, а оставил специально для воспитательных целей. Уголки державшие когда-то полки, в том же шкафу папа укрепил на доске так, чтобы табуретки не разъезжались в стороны.

Импровизированная скамья была готова.

– А теперь – ремень!

Девочка, ссутулившись, и прикрывая ладошкой, низ живота повернулась к папе спиной и вышла из комнаты на веранду к небольшому шкафу, оборудованному Федором  под лестницей на чердак. На его строительство и ушли другие детали от старого шкафа.

«Неужели он сам не может ремень взять? – думала Наташенька, чувствуя, что ноги становятся ватными. – Ну, зачем он это делает? »

Линолеум под ногами был теплыми, босоножки у порога ждали свою хозяйку, и, казалось, звали на улицу, где зеленая трава и поют птицы. Но сейчас девушке предстояла процедура, не имеющая ничего общего с прогулкой по садоводству, купанием или прогулкой в ближней лесополосе. Она открыла дверцу: на обратной стороне дверцы  ждал своего часа любимый отцовский брючный ремень. Девочке показалось, что он хищной змеей перекинулся через перекладину: Наташа  очень хорошо был знакома с его ужасными и очень болезненными укусами.

«Неужели он пряжкой меня бить будет? » – От предвкушения порки девочке вдруг стало холодно, и это, не смотря на то, что жара стояла как на юге.

– И мамы нет, некому за меня заступиться! – Наташа закрыла дверцу, сжимая ремень в руках, пошла обратно.

В полной тишине она встала на колени протянула воспитательный инструмент.

Теперь, по опыту девочка знала, что пришло время, когда отец вынесет приговор, как он это называл.

– Тебе надо было вернуться в пять часов, а ты явилась только в шесть. Это – целый час опоздания. А теперь реши несложную арифметическую задачку: сколько ударов ты сегодня честно заслужила?

Девочка подняла глаза на отца, по ее щекам начали катиться слезы.

– Один удар за каждые пять минут, папа! – Наташенька надеялась в душе, что папа не посчитает нужным увеличить наказание. – Только не надо крапивой!

«Дрожит, как осиновый лист! » – Мужчина получал основательную энергетическую подпитку от страха своей любимой доченьки.

– Что, милая, по пять минут без крапивы будет маловато! – Он решил продлить вводную часть. – Пересчитай-ка по удару за три минуты!

– Двадцать! – Промолвила девочка, и тут ей нестерпимо захотелось в туалет.

Папа давно заметил, что Наташа переминается с ноги на ногу: с детства она страдала перед поркой приступами медвежьей болезни. Когда девочке было шесть лет, во время порки имел место "несчастный случай", Наташа оказалась не в состоянии предохранить себя от опорожнения мочевого пузыря и описалась.

– Хорошо, – улыбнулся папа, – сходи в туалет и готовь место!

С тех пор перед каждым наказанием девочку отец отправлял посетить туалет, которым служило ведро под раковиной на веранде. «Теперь, в туалете она еще раз пожалеет об опоздании! » – Подумал он.

«Боится, – подумал мужчина, услышав журчание струи о железное дно ведерка, – ремень, как говорил мой папа надежный, проверенный и заслуженный способ воспитания! И мне доставалось, когда был маленьким, и из Наташки поможет человека вырастить! »

– Папа, – девочка возвратилась в комнату, стыдливо прикрываясь ладошками, – пожалуйста, не бей меня!

Отец просто указал ремнем дверцу от шкафа. Девочка покорно легла, а руками привычно ухватилась за ножки табуретки. Она знала, что должна лежать так, пока папа не разрешит встать. Если она встанет, повернется на бок или положит руки на попку  во время порки, то отец обязательно добавит удары. Повернув голову, она со страхом наблюдала за последними приготовлениями: намотает на руку? Сложит вдвое или просто выпустит «селедку»?

От страха девочка вспотела и теперь кожа неприятно прилипала к лакированной поверхности.

– Ну, моя хорошая, начнем! – Отец встал сбоку, сложил ремень вдвое и нанес первый быстрый и сильный удар так, чтобы ремень, не разворачиваясь петлей в бок, угодил  как раз в ложбинку ягодицами.

Девочка засучила ножками и выкрикнула сквозь боль:

– Раз!

Предполагалось, что Наташа сама должна считать удары, неповиновение означало, что "несчитанный" удар не считался частью тяжелого испытания, и поэтому добавлялся другой.

Отец, любуясь вздрагивающим телом дочки, ждал примерно 10 секунд, прежде чем нанести следующий.

– Два! – Девочка вздрогнула, подпрыгнула и с величайшим трудом полдавила в себе желание прикрыть рукой попку.

Папа смотрел, как сжимаются маленькие пальчики на ножках, вздрагивает тело, в ожидании следующего удара.

– Три! – Наташа орала так, что если бы не изоляция из яичных кассет половина садоводства сбежалась бы выяснить, что тут происходит.

Долгими интервалами между ударами мужчина продлевал свое наслаждение этим переживанием: на коже успевала проявиться красная полоса.

– Четыре! Пять!

Удар следовал за ударом, каждый сопровождался все более жалостными воплями и слезливым счетом от девочки.

– Что поделать, раз Наташа провинилась, попке получать наказание! – Отсчитав, пять ударов, папа перешел на другую сторону скамейки, чтобы поровну разделить боль между половинками.

– Папа, я больше не буду! – Успела крикнуть девочка, прежде чем папа снова ударил ее ремешком. – Шесть!

По ходу наказания папа стал увеличивать интервалы между ударами, чтобы дать плачу немного утихнуть. «Если бить часто, – думал папа, – болевые рецепторы потеряют чувствительность! Тогда бей – не бей – толку не будет! »

– Девять! Десять! – Наташенька в очередной раз прокляла лакированную поверхность: каждый раз дергаясь от удара, кожа отлипала. А потом снова приклеивалась, причиняя дополнительные страдания.

– Папа снова обошел вокруг скамейки и критически оценил свою работу. «А теперь надо класть удары вдоль! – решил он. – Так больнее будет! »

– Ой! Одиннадцать! – Ремень, попав на надранный участок, вызвал у девочки крик. Если бы не пауза, подаренная папой, она наверняка сбилась бы со счета. – Двенадцать, тринадцать!

– Ты у меня запомнишь надолго, что отца надо слушаться, приходить домой вовремя! Папа продолжал махать ремнем, в глубине души жалея, что наказание так быстро кончилось. «Надо бы еще вспомнить про немытую посуду, но, со времен Римского права два раза за один поступок не наказывают, да и дочка не разу не сбилась со счета…»

– Девятнадцать! Двадцать!

– Вставай! – Приказал папа, любуясь результатом работы ремня. Попа была красная как переспелая клубничина, но и одного синяка, ни одного разрыва детской кожицы не было.

– Спасибо, папа! – Девочка знала, что ее ожидает. Она подобрала ремень и вернула его в шкаф. Затем она возвратилась в комнату и разобрала скамейку. Полированная дверца опять заняла свое место за диваном, а табуретки встали около стола. Больше ничего не напоминало о разыгравшейся только что сцене, если не считать, конечно, наказанной попочки.

Он взглядом художника-знатока осмотрел свою работу: действительно, беленький, не загоревший кусочек кожи стал красно-малиновым, но за пределы воспитательной зоны удары не легли ни разу. Сказался большой папин опыт.

– Можешь умыться и заодно помыть посуду! – Довольный папа сел на продавленный диван читать газету.

«Повезло! » – Девочка поняла, что у нее есть минута, чтобы снять боль. Намочив кухонное полотенце, она приложила его к пылающей попе так, как это делала мама после строгой отцовской порки. Боль стала понемногу утихать.

– Все, я посуду помыла! – Наташа стояла, прикрываясь руками.

– Молодец! – Пойдем, выльешь помойное ведро в компост, а потом заглянем в теплицу.

– Можно я одену…

– Нельзя! – строго сказал папа и вышел вслед за дочерью.

«Только бы ребята не видели! – Думала Наташа прикрылась ведром и, дрожа от стыда, дошла до компостной кучи. – Позор-то, какой! »

До парника на маленьком клочке земли было всего несколько шагов.

– Молодец! – папа зашел в парник следом. Толстая армированная пленка, украденная со стройки по случаю делала атмосферу жаркой и влажной, как в тропическом лесу.    Становись!

Девочка повернулась к папе спиной, он наполнил из бочки лейку и окатил дочку холодной водой с головы до ног.

– Не успела нагреться водичка! – уточнил папа. – Завтра ты можешь пойти на пляж! А теперь домой бегом марш!

Федор, сорвал теплый пупырчатый огурец и протянул его девочке. – Под большими трусами ничего видно не будет!

Наташка стрелой пролетела расстояние от парника до дома, но успела услышать чей-то смешок за забором.

«Ну и пусть! » – Наташа почувствовала, как слезы снова наворачиваются ей на глаза.

– Пусть смотрят! Как будто бы их самих никто никогда не порол! »

Потом она взяла одежду со стула, и отнесла ее в свою крошечную комнатку под крышей. «Какие тут шорты, сарафан одевать надо! – Думала Наташа, хрустя огурцом. – Завтра мама приедет, и за меня заступится! »

Остаток вечера она провела на чердаке вместе с романом Барбары Картленд. Засыпать пришлось на животе.

Ночью ей снилось, что папа униженно просит у нее прощения за опоздание с прогулки, а она раскладывает его на дверце от шкафа и щедро, не скупясь, угощает ремешком.

– Ничего! – Проснувшись утром, девушка поняла, что попка приобрела почти обычную цвет и форму. – Как говорила мама, до свадьбы заживет!