Телеграмма - романтично-эротичная история. Глава Эротические истории

Октябрь 1987

Постепенно расслабляясь вечером от напряжённости трудного дня, я поужинал, не вникая в то, что вижу, посидел у телевизора  и решил ещё раз прочесть телеграмму. Забегая на обед, я ухватил её глазами, но содержания не воспринял, то есть информацию-то получил, но не прочувствовал, не осознал, не ощутил её значения и вытекающих из него следствий... Теперь же, отойдя от дневной суеты, я захотел наконец разобраться в ней – утрясти эту новость в голове, посмаковать с ней связанные чувства и хорошенько всё обдумать. Внутренне я уже предощущал, что за этой парой слов скрыто намного больше их прямого смысла...

Усаживаюсь поудобней в узком и не очень-то удобном кресле и разворачиваю тоненький, сложенный пополам (обрезок ленты, видимо) пергаментный листок. Разглядываю рваный край, бумагу и, в конце концов, читаю, отвлекаясь в мысли, по словам:

– Одесса... („Ах, Одесса! Город славный, солнечный! Мечта...“ Я даже ощутил, казалось, кожей ласковый тёпленький ветерок в ясно-погожий день).

... Муравьёву Евгению Викторовичу... („Мне. Но звучит как-то немножечко официально, какой-то дисбаланс, ведь тут о личном. Откуда, интересно, она знает моё отчество? Вроде бы я ей этого не говорил“.)

... Женечка милый... („Милый. Ишь ты!.. Милый... Так просто, а приятно. Много ли человеку надо?“)

... поздравь меня вышла замуж... (???)

... поздравь меня вышла замуж... („Да! Да! Вы-шла за-муж. Так и написано. Хоть зачитайся теперь, убеждайся!.. Очень глупо“.)

... милый хороший добрый чуткий спасибо за всё будь счастлив... („Что за взрыв чувств такой? От радости волненье, что ли? От изобилия к себе любви? А может, женское лукавство, желание проверить? Отвязаться? Или... Правда? Скорей всего“.)

... Тамила... („Да, Тамила, Тамилочка, Радость. Я ведь так тебя тогда называл“.)

Вздыхаю, перечитываю текст ещё раз (за пределами листка всё вдруг перестаёт существовать), разглядываю каждую отбитую на тоненькой бумажке буковку во всех деталях, словно затем, чтобы поглубже их впечатать в память. Мысли, чувства исчезают, тают, остаётся только пустота. Но – нет – из глубины души постепенно наползает захватывающее, звенящее в ушах волнение – как будто сыпется стекло. – Жаль. Жаль. Так жаль, что даже чешутся глаза. И жар, будто температура. И удушье... Неужели же ещё заплачу? Нет. Нет... Не знаю, так ли уж сильно она мне нужна, но я на неё рассчитывал. И вот всё разом рухнуло – ничего у нас уже больше не будет. Даже надежды нет. Что было – теперь только прошлое. Хорошие воспоминания и только. Ну что ж, пусть будет так. Тут, видно, ничего уже не переменишь. Не судьба... А может всё-таки ответить? Послать пламенную телеграмму вроде – „Нет, нет, нет! Не верю! Не могу поверить! Всё равно люблю, люблю, люблю!“? А то и бросить всё – махнуть прямо сейчас в аэропорт, ворваться к ней с утра и утопить всё в страсти?.. Но хватит ли меня на это? А её?.. Нет, нет, сентиментальный бред. Наивно, глупо. Главное – и бесполезно. Отчего-то я в этом уверен... Ну, что же, жаль, жаль, очень жаль. Сгорает на глазах очередная сказка. Самая короткая, но и самая яркая из всех. И я боюсь, что теперь следующая будет уже не скоро. Заботы кружат каруселью – не оставляют времени для чувств. Но это чудо, краткое, но сильное переживание, будет теперь всегда со мной, будет частью меня. Наверно лучшей моей частью... Прошедшее не вычеркнуть – свершившись, оно остаётся в памяти реальным. Мы были вместе несколько часов, и всё, что было, будет всплывать теперь картинами в глазах помимо воли – напоминать ночами о себе тоской. И болью. Я уже предчувствую долгое ношение её в душе... Но почему меня всё это так волнует? Прямо-таки лихорадит! Из-за чего так тяжело?.. Надо вспомнить всё и проанализировать. Разобраться наконец в себе. Сколько это будет продолжаться? И что с этим мученьем можно сделать? Что нужно изменить, чтоб это никогда не повторилось?.. Впечатления ещё свежи – тогдашние мои мысли и чувства, картины прошлого сами собой ожили, обрели пространство, цвет – восстановили всё в воображении кусками яркого кино, вырванными из общего хода волнительных событий.

Вижу – широкие, покатые дубовые перила на залитой солнцем корме огромного теплохода, на котором мы с другом собираемся перейти („Плавает только г...“ – сказали нам матросы) из Одессы в Ялту (Как здорово, впервые – из Одессы – в Ялту!). Нам далеко ещё до тридцати, мы жизнерадостны и полны сил, впереди у нас вояж – «дикарями» на велосипедах вдоль по морю. Как всё будет прекрасно! Какие впечатления нас ожидают!..

Вдоль дуги солидного классического ограждения на открытой площадке, обласканной тёплым ветерком, стоят белые шезлонги. На них и возле них – иностранцы (их заметно сразу). Они вольно одеты – в трусах и шортах, невозможных блузках, ярких майках. Непривычно выглядят и непонятно говорят. На нам неизвестном. Напротив нас две девушки, почти совсем раздетые, так аппетитно выглядят, прямо как булочки! И не стесняются открытых форм... Как здорово здесь можно погулять! Жаль, мало времени – завтра в десять пятнадцать нам сходить, а всё тут перепробовать можно, наверно, только за неделю...

Ориентируясь по схеме планировки, быстро осматриваем весь корабль – изучаем, что и где находится, когда открыты и каковы бары, ресторан и муз. салон. Спортзал с бассейном отпадают – на них времени не хватит. Составляем реалистичный план на вечер. Затем шикарно, но при этом неуютно, как мещане во дворянстве, стараясь соответствовать, обедаем. Официант похож на молодого барина, а мы... А мы провинциалы, ничего ещё не видели, только стали выбиваться в люди и впервые появились в свет. Но ничего, может ещё привыкнем к мировому уровню обслуживания...

В радостном предчувствии яркости предстоящих впечатлений, спешим в каюту приводить себя в должный порядок. Это съедает массу времени, так что выходим наслаждаться жизнью позже чем хотели. Всюду слышен иностранный говор (они везде как дома!). Их близость обостряет ощущения. Мы слушаем в салоне музыку. Пробуем коктейли во всех барах, но с разбором (экономим место в животе, чтобы испробовать побольше). Не покидает ощущение, что главное, самое захватывающее, интересное всё ещё впереди. Но уже ночь. Утром мы должны сходить. Когда же?.. Не говорим о том друг другу, но оба боимся разочарования. Последний шанс для нас – единственный тут ночной бар... Входим в него, за нами закрывают – мест свободных больше нет. Радуемся, что вовремя подстраховались, заранее пошли сюда, а то что делали бы, если б не успели?.. Танцуем меж чужих, никого к себе не принимающих компаний на площадке, окружённой сетью, в лучах насыщенных цветов мягких огней, за столиком потягиваем (первый в жизни!) кружащий голову кокосовый коктейль и, чтобы заняться чем-то, курим. Немного нервничаем, скованы – надо найти кого-нибудь. Но ничего не получается, настроение уже готовится испортиться, и тут, отвернув стульчик от соседнего пустующего (все танцуют) столика, села она. Белое коротенькое платье с большим декольте, пышные каштановые волосы, смуглая кожа, романтичный взгляд. Классическая женщина-южанка, в дымной полутьме крутого бара она, своей невстраиваемостью в общество балованных студентов и иже с ними иностранцев, тотчас же вызывала во мне симпатию, показалась привлекательной и для общения доступной. К тому ж, явно одна. Друг, скривив губы, отрицательно качает головой, но я встаю и приглашаю её танцевать, знакомлюсь, спрашивая прямо, и при этом нравлюсь сам себе, так как держусь, наконец, сбросив связывающее всё оцепенение, неожиданно свободно и легко. Это со мной не часто. Её зовут Тамила. Первый раз слышу такое имя. Голова кружится – всё как будто бы не в самом деле, не со мной. Духами от неё пахнет не очень сильно, сую нос в волосы, вдыхаю глубже (может, выпил лишнего?) – хочется больше. Хотя и глупо ожидать такое, это было бы вульгарно. Но она и без того уже мне нравится. И говорит так необычно. Игриво, с искоркой в глазах и, кажется, даже в журчащем голосе. Непонятно, то ли она смеётся, то ли и вправду всем так заинтересована? Что-то в ней детское – открытое и жизнерадостное, свежее и любящее всё вокруг. И это мне чертовски нравится!.. Она глядит прямо в глаза, и от того мы с ней будто сливаемся в одно и проникаем душами друг в друга... И улыбается, как никто никогда, так радостно светясь и отчего-то не стесняясь, не скрывая этого. Счастливо... Почему счастливо?.. Неужели я тому причина? Всего лишь несколько минут назад она сидела безучастная, и вдруг вся вспыхнула, когда я пригласил её. Я начинаю терять голову – захватывает эйфория!..

Мы танцуем ещё и ещё. Теперь уже не расстаёмся и не уходим с площадки. Краем глаза я ещё успеваю заметить, что друг мой сидит один. Ну и пусть. Его дело... Играет зажигательная музыка, и мы с ней вовсю веселимся, отпускаем (я ещё чуть сдерживаясь) внутренние тормоза и даём себе волю вволю! Наконец-то я могу расслабиться, скинуть груз вязких невнятностей с души и просто отдохнуть... Мы, почти не отрываясь, смотрим друг другу в глаза и улыбаемся. И это увлекает меня: мы как будто разгоняемся всё больше, больше, только вот куда? Она в запале скидывает туфли и танцует босая. Иностранцы снисходительно (русская экзотика), а баловни судьбы высокомерно косятся на нас и улыбаются. Мне сначала немного неловко, а потом стыдно, что я не могу так, как она, полностью и безоглядно отдаваться страсти. Чёрт бы побрал эти комплексы, вечные опасения, как бы не оплошать! Но мы же здесь на отдыхе, так почему бы нет?! И я борюсь с собой – ни на кого, кроме неё, стараюсь более не обращать внимания. Мне это удаётся, но ещё с трудом...

Музыканты заиграли джаз – не наше, ну и ладно, да и вовремя (ноги уже гудят), пора и отдышаться, «приземляемся» за столик. Я знакомлю её с другом, а он «важничает» (гад!), но нам с ней на его намёки и неодобрение плевать. Я курю, она молчит (похоже, неизбежное пережидает). Почти не разговаривая, пьём коктейли. Чувствую, ей неприятно так сидеть, быть нежеланной кем-то, но она без тени недовольства всё это выносит. И эта романтическая лёгкость её нравится. Мне в ней уже всё нравится. Довольно мук и тягостей! Идём с ней снова танцевать (медленное), обнимаемся в движении и разговариваем – друг друга понимаем с полуслова! Я с ней будто на крыльях, так свободно и легко, душе комфортно и приятно телу. Почему? Не знаю. Просто хорошо...

Вот заиграла буги-вуги-музыка. «Толпе» не в кайф (к тому же и устали, видимо), ворча, «свои компании» ушли с площадки. Мы остаёмся с ней одни (диск-жокей добавил свет) – будто не сцене! На нас с ней смотрят все со всех сторон, неловко – ужас! Уйти б, какой уж из меня танцор! Но – она улыбается и взглядом просит, и мне опять же стыдно. Пересиливаю себя и танцую, даже шепчу ей на ухо (вру), что хотелось этого. Шучу, общаюсь с ней языком тела в танце, стараюсь улыбаться больше, чем она, раззадориваю сам себя и, разошедшись, с вызовом поглядываю в зал...

Выдав, мы снова отдыхаем, она опять отводит взгляд, видимо, ощущая мой, оценивающий и наслаждающийся видом. Наверное ведь думает, нравится или нет, а может неудобно ей от слишком явно сладострастных моих мыслей... Но она не прячется от этого и отвернувшись... В шумном круженье головы пытаюсь отыскать решение, как бы устроить так, чтобы остаться с ней вдвоём. Ведь уже довольно поздно, а другого времени не будет, завтра всё уже закончится. Но – ничего не получается...

Мы выходим на палубу, смотрим на ночное чернильно-чёрное море с белой пеной, высвеченной огнями вдоль борта теплохода, на далёкие звёзды и красавицу Луну в сияюще-туманной дымке, на серебром живым постеленную ей дорожку. Глазам не верится, что может быть собрано сразу столько ярких красок! Я стараюсь их запомнить, отпечатать в голове, в душе, чтоб сохранить навек это прекрасное мгновение! Кажется, настал волшебный праздник и явилось чудо, весь мир наполнился блаженной радостью, и это счастье быть не кончится теперь уж никогда! Всё ещё будет! Да! Впереди ещё есть половина ночи, и она вдохновлена тем, что мы в ней теперь вдвоём... Вдруг ощущаю, понимаю (непонятно как), что она ждёт моего поцелуя! Не веря чувству, обращаюсь к ней – томится и глядит, не глядя, на меня!.. Кровь закипает, пробивает тело будоражащей волной, захватывает дух, и следом наплывает сладость. Как в первый раз, робко и нежно я целую её губы... Это прекрасно и невыразимо! Я в восторге! В душе мажор-аккорд от чуда страстного прикосновенья тел! Хмельной туман накатывает на меня, и я блаженно утопаю в нём... Кружится голова, в глазах круги и вспышки фейерверка!.. Эйфория!..

В обнимку, мы блуждаем по террасам корабля, поминутно тут и там целуемся, пьянея друг от друга. Я прижимаю её поплотней к себе (нигде нет места, где бы мы могли уединиться!). Выходим на бак и, навалившись на перила, смотрим, как корабль разрезает гладко-маслянистые, густые волны... Потом на корму и смотрим, как выбрасываются побелевшие от взбитой пены буруны-потоки от винтов... Становится свежо. Заходим внутрь, чтобы согреться. Находим в тупике залитого сине-молочным светом коридора два кресла в тесной комнатке, садимся вместе с ней в одно и говорим взахлёб всё, что приходит в голову, о чём, не разбирая: о стихах,   о жизни, о себе, и так легко о самых сокровенных мыслях, будто спешим отдать себя друг другу поскорей... Целуемся до томного, в нирвану уводящего нас головокружения... Но скоро задыхаемся совсем от духоты...

Снова идём на воздух, поднимаемся на самый верх, на малую площадку под трубой, издали напоминавшей самолётный хвост, а вблизи оказавшейся округлою наклонною стеной, сваренной из жестяных пластов, с кромки которой, сверху, бурно вспучиваясь, вырывался ватно-пепельный, сразу раздувающийся в клубы дым, относимый встречным воздухом и зависающий над пройденным ненужно-брошенным до горизонта мятым шлейфом... Жалко его. Но нам грустить совсем не хочется, наоборот! Глядим вперёд, на наплывающую перспективу, на панораму моря, тёмную границу между небом и водой, потом, задравши головы, на яркие, издали нам мерцающие звёзды, и кажется, каким-то образом связавшись с ними, уже и сами где-то в вышине плывём...

Но в небе не хватает ощущения друг друга, и я сажаю её себе на колени, целую грудь в открытом декольте, а когда углубляюсь слишком, она, лаская, отнимает мою голову и, неспешно смакуя, целует в губы... Устав от страсти, просто обнимаемся и говорим о всяких пустяках и об очень личном, о чём прежде и думали-то только в одиночестве. Мне с ней приятно и легко, и удивительно: знаю её лишь несколько часов, а кажется, что никого нет ближе! Она понимает меня правильно и точно. Сходу! И я наперёд знаю, что она сейчас, и как именно скажет, ощущаю её как-то изнутри. А она улавливает мои мысли и желания даже до того, как я в них сам определюсь! – Мы с ней играем так – я начинаю фразу, а она угадывает её и заканчивает. Затем угадываю я. И – всё сходится! От чуда этого восторженно смеёмся! Неужели может быть такое не в мечтах, а наяву? До конца как-то не верится, но ведь всё это реально, в самом деле! От неожиданности или, верней, наверное, от неготовности, от неспособности своей к тому я не могу понять всю прелесть, ценность дара этого. Я слишком пьян от счастья!..

Становится свежо. Мы с ней заглядываем через приоткрытый люк в страшно глубокое машинное отделение и греемся в потоке масляного, духовитого, прогретого машиной воздуха. Глядим на разного размера трубы, коленчатые жилы корабля, проложенные вдоль глубокой шахты, на то как бесконечно падает её платочек, соскользнувший с края короба-надстройки, на которую мы с ней облокотились, представляем, как он падает на голову серьёзному дяденьке-машинисту, и как он реагирует на это, и от этого опять смеёмся... Я хочу сходить в машинное, вернуть пропажу, но она говорит, что ерунда, не жалко...

Вентиляционный воздух спёрт и душен, согревшись чуточку, отходим к ограждению площадки и с ненасытным наслаждением снова вдыхаем полной грудью свежий, наплывающий прохладой с моря, чуточку щекотно, но приятно обтекающий лицо... Однако тело выстыло насквозь, и пробирает дрожь. Я стараюсь обернуть её, укутать в нежные объятия, но широты и, главное, тепла в них явно не хватает. Снова усаживаю её на колени, прижимаю к себе поплотнее и дышу теплом, целую всю, и всё же не могу согреть... Совсем уж холодно становится, трясёт, но мы боимся оторваться друг от друга... Горизонт светлеет, розовеет серовато-мутновато, бледно, совсем не так как ждали мы – рассвет уж настаёт... Зубы стучат так, что почти не можем говорить. Последний раз глядим на тающие звёзды – всё всё-таки кончается, и надо расставаться. Убеждаю себя – ненадолго. Целуемся ещё раз и ещё. Губы почти не ощущают ничего, совсем застыли. Надо идти. Неловко как-то провожаю её до каюты, бессильно, с сожалением прощаюсь (она пытается меня приободрить), всё-таки отрываюсь и спешу к себе в постель. До подъёма остаётся всего два часа. Чувствую, за это время всё изменится, рассеется, исчезнет как туман. Она сказала мне: „Всё ещё будет“. Хочется верить. Если бы!.. Что это, «Всё»? То, чего было лишь начало?.. Если так, то всё будет прекрасно!.. Уже даже могу слегка представить, как! Это невероятно! Чудо!.. Постепенно согреваюсь и – мягко проваливаюсь в сон...

ХХХ

С утра друг растолкал меня: „Вставай, вставай, а то собраться не успеем!“. На мой взгляд слишком рано, но он только крепчает голосом, не отстаёт... И впрямь, раскачивался долго... Возможно он и прав, час сна проблему не решит, но осложнений, когда нет запаса времени всегда и возникающих, вполне может добавить... Идём на завтрак. По пути друг предостерегает меня от излишних проявлений чувств, по его – экзальтаций, втолковывает: „Всякая чрезмерность, как карикатурная утрированность, интересна лишь как повод посмеяться. Да и то только над другим. Всерьёз такое принимать нельзя. Не будь наивным, не позорь себя...“ В общем, выстраивает и доказывает целую теорию. Или дипломатическую речь. Да и понятно – отпуском не хочет рисковать, боится, что я изменю первоначальным планам, останусь с ней, и всё испорчу. Что ему тогда? Ехать одному?.. По логике он вроде прав, причём даже и без учёта его личных интересов, возразить ему как будто нечего (к тому же голова от недосыпа не соображает), но делать так совсем не хочется. Какие могут быть тут правила-приличия? Что за расчёты, если вот оно – реальное, осуществившееся чудо! Ведь это же другой – прекрасный, эмоциональный, совершенный и, чувством внутренним я знаю, над практическим стоящий мир! Ведь это!.. Но я всё-таки молчу, пока, на всякий случай, ведь это может оказаться и ошибкой – ведь не было же до сих пор чудес. Сомнения закрались всё же. Вот если подтвердится всё, тогда...

Ресторан ещё почти пустой. Находим и садимся на свои места (столы соответствуют по номерам каютам). Стараясь как-нибудь понезаметней, не вытягивая шею, не крутя особо головой, найти, а где её? И выясняю к ужасу, что наши с нею столики стоят чуть наискось через проход! Как быть, когда она придёт? С ней тоже будут ведь соседи по каюте, наверняка друзья или родные. И как приветствовать её? С места махнуть рукой или пойти навстречу? Привстать и поздороваться через проход? Подойти к ней? Знаки подавать? Подозвать? Подсесть? Попробовать уговорить кого-то поменяться с ней или со мной местами? Свободных-то ведь нет. А что если откажут? Это вполне возможно, выглядеть я буду как вульгарный тип. И что тогда? Ужасно глупо! Как же поступить?.. Прощаясь, мы договорились с ней, когда увидимся, сказать друг другу: „Доброе утро“. Это, конечно, хорошо. Но как реально это сделать? И так, и эдак всё нескладно. Я и хочу, и всё-таки боюсь уже немного предстоящей встречи. Как знать, какою она будет?.. Боже, как всё переменилось утром! Или это я сам переменился?.. Голова гудит от никак не решаемых вопросов и бессонной ночи, мысли ворочаются в ней с трудом...

Наконец пришёл официант, принёс нам праздник для желудка и сервировал его. Мы чинно кушаем („Может успеем до“), и вот – вход позади меня, сначала и не вижу даже, чувствую спиною – появляется она. Но что это? Что с ней? И не узнать! Сегодня она выглядит совсем иначе – лицом темна и телом тяжела, движенья скованы, как будто нездорова. И в вязаной какой-то мешковатой кофте. Да и не смотрит в мою сторону – отводит взгляд, внимает своей спутнице, будто не замечает. Почему? Неужели увлечения вчерашнего стыдится?!.. Я ошарашен и разочарован. Обидно это. Неужели – всё? Неужели так вот всё и кончится? Или так нужно для приличия? Но ведь наше общее с ней чудо рушится от этого! Нет, надо сделать что-то! Но – как и что?.. Уловив моё отчаяние, друг удерживает меня от попыток встречи с ней. Теперь, похоже, и к вниманию ревнует. Приводит доводы и аргументы, и наконец всё-таки убеждает меня в неразумности, наивной романтичности и, главное („Хотела б встретиться с тобой, хоть улыбнулась бы“), – в неудобности и бесполезности моих порывов – он всюду прав. Но я теряю чудо!..

Вскоре прибываем в Ялту. Сутолочно выгружаем свой багаж: палатку, вьюки-мешки с продуктами, одеждой, но сложней всего с разобранными до поры велосипедами. Специальные чехлы под них болтаются на лямках – неудобно... В заботах всё смешалось, спуталось. Увидеть её я уже и не надеюсь. Она, наверное, поедет дальше. Конечно, как почти все пассажиры, это же круиз...

Закончив выгрузку, мы с другом стоим на причале возле кучи багажа и обсуждаем план дальнейших действий – впереди новый день с прекрасной солнечной погодой в курортном, живописном городе. Вот и сбываются наши давнишние мечты! Мы на пороге мира ярких впечатлений! И столько интересного нам предстоит!.. Но радости особой всё же нет – то ли усталость, то ли огорчение, а может быть и то, и это – не дают мне с лёгким сердцем наконец пуститься в этот давно желанный путь...

Она выходит! Замечаю, узнаю её издалека, даже не разглядев. Без спутницы. Стоит с группой туристов, вернее, возле – с краю, и слушает вводную лекцию экскурсовода. Между нами, кажется, есть уже какая-то невидимая связь, преодолевающая расстояния. Сердце щемит – нас с ней соединяющая нить струной натянутой звенит, никак не рвётся!.. Не оборачиваясь прямо к ней, боковым зрением пытаюсь выяснить, увидела она меня или нет? Не могла ведь не увидеть... Но и ей – что делать?..

Друг уходит искать камеру хранения. Мы решили сдать багаж и отдохнуть день в Ялте налегке. Я остаюсь один, иду к ней. Она почти тотчас мне навстречу (значит, увидела, ждала!). Сходимся посреди залитой солнцем площади причала. Она устала и бледна даже при смуглой коже, простыла здорово, похоже, но выглядит уже немного лучше. Видно, стесняется себя, и кутается в кофту. Здороваюсь. Заглядываю ей в глаза, она не прячет их, но я в них ничего не вижу! Карий узор, зрачки, как занавески. И ожидание. Они открыты и закрыты в то же время!.. Чувствую себя неловко. Сегодня и она не так уверена – так же закрыта в свою раковину, как и все. Стоим друг перед другом, и не знаем что сказать – оба обёрнуты в недоговорки, будто совсем чужими стали, и ведь при этом знаем, что это не так... Нет, с нею рядом, но не вместе быть невыносимо! При свете дня, усталая, закрытая в себе, она не так манит меня, как чаровница ночью, но я беру её прохладные руки в свои, и вот глаза – будто завеса спала – оживают, наполняются теплом и светом, в них снова появляется кружащий голову мою игривый блеск! Ур-ра! Вот оно – подтверждение! Чудо и в самом деле есть – коснулся только, и проснулась моя спящая царевна!.. Чтоб убедиться в этом, обнимаю её бережно за плечи, и ощущаю сразу же знакомую по ночи, сладостную, тающую дрожь. Во мне бурлят нежность и радость, я называю её так, она цветёт, сияет... Но уже подмешивается и тоска – ведь сейчас же мы расстанемся. Белым днём посреди площади немного неудобно, но я целую её. Прямо на причале. Чуть сжавшись поначалу, она всё же отдаётся этому, а после – смотрит на меня. А я, как школьник виноватый, отвожу теперь глаза. Что мне сказать? Что сделать? Что-то надо, но не знаю как решить? За спиной словно стоят, в порошок меня стереть готовые за неразумный шаг, бдители целесообразности – логические доводы и аргументы друга. И опыт говорит – их надо слушать, или плохо будет. Тем более ведь «всё понял» и обещал. Но с другой стороны чувствую, что если мы сейчас расстанемся, то уже не скоро встретимся. Если вообще когда-нибудь...

Думаю: „До чего же люди, да и сам я, не верят в своё счастье, боятся отдаться страсти и закрывают себя в тюрьму условностей, приличий. До чего же мы зависимы от слова «Надо», от рассудка. Пред-рассудка?.. Любовь и рационализм несовместимы. Чувства, зов души, побуждают нас на безрассудные прекрасные поступки. Какой восторг, какое счастье они могут принести, если способны будут выдержать железную закономерность быта! Ведь этого мы все только и ищем для себя, хотим – просто быть счастливыми!.. Но два способных выдержать для этого давление власти законов рационализма человека встречаются совсем уж редко, почти что никогда. Но если всё же встретятся, преодолеют, то всё им будет нипочём – для них откроется особый мир, прекрасный, ласковый и защищённый счастьем. Вот мы с ней встретились, и спящее до этого в нас чувство проснулось, может быть, ещё и не совсем, но уже щемяще поманило близостью, реальностью возможного, уже такого осязаемого счастья!..“

Почему же я молчу? Надо же всё это сказать ей. Обсудить всё вместе с ней и решить, что дальше? Иначе потеряем наше чудо! Нет, надо что-то... Надо, но... Но что-то не даёт мне сделать это. Что-то сковало меня. Я стою как истукан. Молчу...

Она говорит (с трудом):

– Думала, что ты поедешь дальше, и мы будем вместе...

„Но это невозможно! – Пронеслось у меня в голове. – У нас же всё в самом начале! Мы столько обо всём этом мечтали! Столько готовились, лелеяли, вынашивали планы, всё просчитали от и до! И вот так взять всё разом – отменить? Друг не простит мне этого. И ведь по праву. Ведь он зависит от меня. И вообще, ведь целый месяц приключений! Когда ещё это возможно будет? Да и потом когда-нибудь будет не так уже... Ведь всё испортится! Нельзя же вот так сходу всё сломать!.. И ведь как знать, а если у нас всё же не получится? Может, разладится всё через пару дней, если лишь показалось. Бывало ведь, пусть и не так. Ведь и сейчас уже не то, что ночью было... Да и как же друг?.. Надо хотя бы всё обдумать. Ужасно глупо будет, если ничего не выйдет“.

Всё это вихрем пронеслось в голове в один миг, а сказал я ей, причём без подготовки и обдумывания, совсем другое – сослался на друга, на моё обещание ему пройти всё до конца, не подвести, на то что в плане посещение знакомых по пути, что они нас ждут уже, и неудобно, на то что друг влияет на меня, и против наших с нею отношений. Прошу понять, что я не волен, не могу. Мягко отказываюсь. Она, конечно же, всё понимает. Мне стыдно. Вижу как глаза её опять тускнеют – теперь уже с болью и совсем – как будто лампочка перегорела. Мне жаль её. Целую руки ей – молча прошу прощения. Она мне говорит: „Спасибо“ (?!). Целую снова, и опять – „Спасибо“ (Спаси Бог?)... Мы прощаемся. Она уходит... Проклинаю своё малодушие. Смотрю ей вслед, и не выдерживаю пытки – не могу этого видеть! В душе вскипает жгучая, бешеная какая-то тоска! Окликаю её, нагоняю. Прошу адрес и записываю его аккуратно на фольге – обёртке сигарет. Обещаю встретиться при первой же возможности, объявиться сразу, как освобожусь... Снова прощаемся, и она всё-таки уходит...

Ушла поникшая, «потухшая» – без веры, без надежды. И меня беспокоит это: не вымышленный ли адрес – лишь бы отвязаться? Может быть, адрес подруги?.. Ладно, будь что будет, что теперь? Стараюсь не терзаться зря. И вообще, что это я расчувствовался? Пытаюсь принимать всё проще: „Нет, так нет! Если обрубила все концы, значит, не хочет, а тогда – не нужно... Хотя, скорее всего адрес этот всё-таки её. Всё ещё будет. Да. И обязательно. Только потом... Но может быть, пока можно ещё остановить её, остаться с ней, выбрать не приключения, а сладкое, в семейное, домашнее ведущее личное счастье? Это было бы тепло, уютно и прекрасно. Вот она уходит и уносит с собой часть меня, лучшую мою часть, наверное. Мыслями рвусь, но с места не могу сойти, что-то меня всё же не пускает. Странное, но безоговорочно властное чувство удерживает меня. Наверное, это сознание необходимости делать то, что нужно – целесообразно и разумно. Я не в силах следовать порыву сердца. Смотрю лишь вслед ей и вздыхаю...

Но у меня теперь есть её адрес. Пытаюсь этим успокоить боль и разогнать гнетущую тоску – не всё потеряно, не безвозвратно... Впереди приключения, тур на велосипедах вокруг моря. Впереди ещё вся поездка, немало ярких впечатлений, приключений! Надо отвлечь себя от грустных мыслей. А встречу всегда можно будет устроить, если очень захочется... Как это она говорила? „Всё ещё будет“. Обязательно будет! Сразу же после турне. А может быть, если не очень будет интересно, закончить его и пораньше, может оно и вовсе не удастся. Отпуск только начался – время ещё есть. Посмотреть сначала всё, проверить, а там, без спешки, и решать. И вот привычная надежда на счастье начинает уже заменять мне его настоящее. „Всё ещё будет“. Как сладко звучит!..

ХХХ

Теперь уже прошло два месяца – время полное приключений, богатых впечатлений, а потом тревог, забот и суеты, работы, дел и всякой прочей в сущности бестолковости, которой, в общем-то, обычно и заполнена наша успеть спешащая практическая жизнь. Но постепенно я втянулся в ежедневный ритм, и вновь среди его автоматичности ко мне, вкраплениями в промежутках, вернулись мысли, чувства. Я начал тосковать и вспоминать её, и это чудо – те недолгие часы едва разбуженного счастья, ощущения радости и лёгкости, которые я лишь чуть-чуть попробовал, и тогда, среди бурления эмоций, не сумел от преходящих впечатлений отделить и оценить. Я стал вспоминать, что и как было, и представлять то, что могло бы быть. Как это было бы прекрасно! И как это важно. Ведь только это и была действительная жизнь! Как поверхностно и, в общем-то, совсем неважно было то, что я переживал и делал без неё. Только вдвоём всё обретает смысл!.. Она стала девушкой моей мечты. Но ведь не только! У меня ведь есть ещё и её адрес. Я верю искренне – всё ещё будет! Очень хочу вот это всё. И этот адрес на клочке фольги-бумаги – невообразимая невероятность – связь мечты с реальностью! Я сберегу её – всё, всё восстановлю! Всё ещё будет! Будет!..

И я пишу ей. От души. Так, как мы говорили с ней той ночью. Пишу всё, что на сердце. Перерыв, думаю, она поймёт, простит – всё, наверное, должно созреть. Надеюсь. Жду. Пишу добавочные чувства, мысли, то, что открылось мне только сейчас, вдогонку... Время идёт. Немного успокаиваюсь, объяснившись, представляю как всё у нас будет, говорю с ней мысленно, любуюсь и ласкаю – живу надеждой. Постепенно привыкаю к ожиданию. Это ничего, не страшно, счастье теперь уже реальное, конкретное, а не мечта. Тоска немного притупляется, и вот – телеграмма – словно ножом по ране заживающей! Душа – в куски! Удушье, и в глазах темно! И кровь стучит в висках, диктуя пульсом – ТЕ! ЛЕ! ГРАМ! МА!.. Нет, это невозможно, так нельзя! Она взорвала мою душу болью! Напомнила, что счастье есть и не в мечтах, и что я упустил его!.. Это невыносимо. Я не хочу, я не могу этого допустить. Я должен быть счастливым! Ведь иначе!.. Зачем всё вообще?!.. Ведь только поиском, надеждой и живёшь! Так не должно быть!..

«... милый хороший добрый чуткий... будь счастлив... » Как же это? Как я могу быть счастлив без тебя? Тамилочка, Радость моя, ты добиваешь то, наверное, не очень сильное, но всё-таки живое чувство, которое я так лелеял! Хоть и такое, оно согревало душу и давало смысл жить. Я так надеялся, что оно вырастет, окрепнет и, соединив, осветлит наш общий путь. Ты желаешь мне счастья, но без тебя. Как же это? Одному или найти другую? Неужели это так ужасно, что в себе не сразу разобрался?.. Что сделал я не так? Чувства не хватило мне или рассудка?.. И что вообще значит эта телеграмма?!..

Ответа, чувствую, не будет – чтобы получить его, надо лететь в Одессу. Надо бросить все эти необходимости и рвануть к ней – спасать любовь! Найду её, взгляну в глаза, скажу, что я не верю, не хочу и не могу поверить! Что знаю, чудо – есть!..

А если это правда – „вышла замуж“? Как глупо всё тогда, как по-дурацки будет! Просто индийское кино!.. И хватит ли запала? Потяну ли я? И вообще, что будет?.. И сам там буду, как болван, и ей уже решённое и сделанное всё испорчу. И что потом?.. Нет, нет, так будет ещё хуже... Да и смогу ли я с ней жить? Так, чтобы каждый день – с работы на работу, быт, детишки. Они появятся... В таких условиях может ли чудо быть?.. Навряд ли. Скорей всего со временем растает, как у всех. Жалко, обидно, но такова жизнь. И эта боль в душе поноет, поскрипит зубами вволю, и перегорит. Повешу чуда этого картину в галерею памяти – пускай хоть там, хоть изнутри немного украшает жизнь. А делать ничего не буду. Пусто, тошно ведь без чуда. Хочется его. Пусть хоть надеяться... Всегда...

ХХХ

А если бы была другая телеграмма?.. Лучше было б или нет?..

...