Мальчик для порки aka Ебут мальчика рассказ

(Эти мемуары, найденные спустя триста лет в архиве герцога N, вызвали крупный скандал и были объявлены фальшивкой, направленной на дискредитацию почтенной и уважаемой в Европе королевской фамилии).

…Мои отец и дед были незнатными дворянами – лучше сказать, что наш род все больше и больше терял свою знатность, поскольку богатство растратили на прекрасных дам, фамильные замки заложили, и поэтому в самом юном возрасте мне пришлось отправиться ко двору. А поскольку как раз в это время родилась наследница трона, моя высочайшая и прекраснейшая повелительница, принцесса Анна-Мария, то потребовалось заместить вакантное место мальчика для порки. Для тех, кто не знаком с этим обычаем, напоминаю, что паж для порки необходим при воспитании отпрысков королевской фамилии. Поскольку принцесса должна быть высоко образованной, то ее окружают самые строгие и требовательные учителя, и если Ее Высочество учится плохо, она заслуживает сурового наказания. Но так как священная особа принцессы неприкосновенна и никто не смеет сечь розгами Ее Высочество, то существует паж для порки, который и получает наказание, предназначавшееся принцессе. Именно эту роль мне и предстояло играть, пока Ее Высочество постигает науку.

Конечно, моя придворная служба была тяжелой – меня пороли без пощады, ведь необходимо было проявлять строгость к наследнице престола! Но мои страдания были позднее щедро вознаграждены. Дело в том, что принцесса Анна-Мария и в детском возрасте была красива, а когда она начала созревать как женщина, то с каждым годом становилась все прелестней, так что в то время, о котором я рассказываю (мне было семнадцать, она – несколькими годами младше) стала совершенно неотразимой. Добавить к этому, что у принцессы было доброе сердце, и она не могла оставаться равнодушной к тому, что по ее вине такого красивого мальчика жестоко секут прутьями почти каждый день. Я говорю «красивого», потому что фрейлины королевского двора находили меня привлекательным и в самом раннем возрасте помогли мне постичь науку любви.

Я был еще почти мальчишкой, когда меня развратила одна из фрейлин по имени Луиза; ей было двадцать пять лет, и она была в расцвете красоты. В ее постели я научился всему, что должен знать мужчина благородного происхождения. Позже моя дорогая Луиза стала любовницей короля и сделалась графиней (точный титул, которым она сейчас именует себя, я указывать не стану, в память о нашей прекрасной любви). До сих пор помню ее горячее тело, черные волосы, разметавшиеся по подушке, упругую полную грудь… Потом меня любили еще многие дамы, особо отмечу прекрасную белокурую Иветту (она мастерски делала минет и позднее также сделалась любовницей короля, ее искусство позволило ей подняться выше Луизы и получить титул маркизы), а также великолепную амазонку Агнессу (она прославилась тем, что любила приковывать своих любовников к кровати и стегала их плетьми; мне она дала отведать хлыста и заставляла целовать и лизать свои ягодицы и ножки, так что роман с ней был нелегким испытанием). Благодаря столь разнообразному просвещению ко времени совершеннолетия я знал о любви все и даже больше, чем полагается при дворе, и когда Ее Высочество обратила на меня свое благосклонное внимание, то не могла устоять.

Как я уже сказал, у принцессы Анны-Марии было доброе сердце, и она жалела меня всякий раз, когда за невыученные уроки меня секли на специальной скамье. Обычно это происходило у нее на глазах, ведь ее хотели пристыдить тем, что паж вынужден терпеть столь суровое наказание из-за ее нерадивости. А надо сказать, что наказывать меня приходилось очень часто, почти каждый день, потому что Ее Высочество не отличалась прилежанием, не любила зубрить уроки и часто засыпала над учебниками. Она любила развлечения, игры, наряды и прогулки по парку. Преодолеть свое отвращение к учебе она не могла и старалась компенсировать это тем, что оказывала мне особое внимание. Сперва, когда мы были детьми, она приносила мне заморские сладости и другие вкусные вещи, а потом… Да, вы догадываетесь. Я начал с малого. Сопровождая принцессу во время прогулок по парку, я попросил у нее разрешения поцеловать туфельку. Пыл моих поцелуев смутил Ее Высочество, но ненадолго. На следующий раз, когда меня высекли и Ее Высочество пожелала знать, чем она может загладить свою вину, я высказал просьбу поцеловать ее ножку. Так я шел все дальше и дальше (или, если угодно, поднимался все выше и выше) и вот настал день, когда под сенью дерева, под журчанье ручейка, под пение птичек мы слились в жарком поцелуе.

Через несколько недель мы поняли, что без ума влюблены друг в друга и пока мы оба молоды и полны сил, будем без устали предаваться своей страсти. Вы же знаете, что такое королевский дворец? Это лабиринты комнат, лестниц и множество потайных ходов. Был такой ход и в спальню принцессы. Я пробирался туда и днем и ночью. Днем Анна-Мария обычно говорила учителям, что хочет позаниматься, закрывшись в своих покоях на ключ. Она говорила чистую правду, только не уточняла, чем именно она хочет заниматься. Если я мог проскользнуть к ней незамеченным, мы часами целовались и ласкали друг друга. Если это бывало невозможно, то принцесса в одиночестве тоже не тратила времени попусту. Я научил ее заниматься рукоблудием вместо рукоделия, и этому занятию, как весьма полезному для здоровья юной девушки, принцесса отныне предавалась под видом ученых занятий. Если же мы оказывались вдвоем, то занимались онанизмом, глядя влюбленными глазами друг на друга. Либо каждый из нас ласкал руками сокровенные части тела другого.

Когда же наступала ночь, то принцесса, пожелав своим августейшим родителям спокойной ночи и отпустив слуг, влезала в постель, закрывала занавески – и мы сплетались в горячих объятиях. Единственное, что нам мешало – то досадное обстоятельство, что Анна-Мария должна была оставаться девственницей, чтобы сохранить честь королевской семьи. Поэтому мы не переступали последнего рубежа, но в остальном давали себя волю. Ее заднее отверстие благодаря моей настойчивости и ее терпению вскоре стало достаточным для того, чтобы мой член проникал на большую глубину и приносил ей максимум удовольствия. Я также часто ублажал принцессу языком, и запах ее юной киски был для меня прекраснее всяких ароматов. А она, после того, как я в очередной раз мужественно принимал на себя ее вину, в благодарность брала в рот мой орган и услаждала меня языком и губами. Скоро она достигла в этом деле такого искусства, какое было в редкость даже в этом дворце, столь развращенном и порочном. (Поэтому те, кто обвинял принцессу, а позже королеву Анну-Марию в нерадивости и отсутствии талантов и прилежания – глупые и невежественные клеветники!) Она облизывала мою головку и сосала ее, она умела втягивать член за щеку и в глотку, с большой охотой глотала мою сперму, а при свете дня позволяла мне изливать ей на грудь и с удовольствием слизывала мою сперму со своих сосков, лукаво на меня поглядывая. В такие минуты я думал о том, что даже если произойдет революция, и монархия будет свергнута, и Анна-Мария потеряет свой титул и превратится в обычную гражданку – она, безусловно, не пропадет в жизни и, скорее всего, сделает новую карьеру как самая высокооплачиваемая куртизанка. Но это так, к слову.

Конечно, мне приходилось дорого платить за наши ночные упражнения и за высокую честь – изливать свое семя в рот прекрасной наследнице трона. На моих ягодицах, на спине и бедрах постоянно красовались свежие полосы от прутьев. Мадам Беатрис, осуществлявшая экзекуции, суровая сорокалетняя дама, была образцом пристойного и нравственного поведения и всегда выступала за чистоту нравов. Правда, злые языки утверждали, что по ночам ее обслуживали не менее трех юных девушек, взятых в качестве служанок в ее родовом замке, но ведь дворцовым сплетням верить нельзя. Скажу лишь от себя, что пару раз я ублажил мадам Беатрис языком, и порка в эти дни была чисто символической, но гордость препятствовала мне откупаться от боли такой ценой – и вообще я предпочитал, чтобы розги и дальше горячили меня перед свиданием с Анной-Марией. Да, порка, без сомнения, возбуждает меня, и я рекомендовал бы этот способ всем благородным любовникам, если их любовные отношения становятся скучными и однообразными.

Вот и сегодня меня охватывает сладкое ожидание предстоящей экзекуции. Дело в том, что Анна-Мария уже третий год не может сдать экзамена по древнегреческому языку (и, право, зачем ей прилагать усилия для постижения древнегреческого языка, если ее собственный язычок и без того так искусен и ловок?) и сегодня, судя по всему, не сдаст его снова. За это принцессе полагается утроенное против обычного наказание. После такой порки, если хотя бы в нескольких местах лопнет кожа, мне будет нелегко сидеть. Но в постели с Анной-Марией я, как правило, не сижу без дела, а а зрелище свежих рубцов на моем теле, без сомнения, подвигнет ее на самые искусные нежности. Так что игра стоит свеч.

Ближе к обеду одна из дам – Жанна – вызывает меня в покои Ее Высочества. По тому, как Жанна подмигивает мне, чуть высунув язычок (который доставил мне много сладких минут при поцелуях и за который Жанна получила впоследствии титул виконтессы), я понимаю, что экзамен вновь провален и розги для меня уже мокнут в корыте. Анну-Марию я застаю в слезах. Она стоит у окна, нервно теребя в пальцах цветок розы.

– Ах, мой друг! – восклицает она, ломая руки. – Мне так жаль! И так стыдно перед родителями и перед тобой! Я не сдала экзамен и теперь тебя ждет ужасная порка! Я безутешна! Скажи, могу ли я что-нибудь сделать, чтобы искупить свою вину?!

– Пока ничего, принцесса, – говорю я, почтительно становясь на одно колено и целуя ее ручку.

– Да, да, я понимаю… Сегодня я обещаю тебе великолепную ночь любви! Но все же, как ужасно, что тебя, мой дорогой, будут сегодня стегать, истязать, делать тебе больно! Тебя будут сечь, будут сечь, – о, это ужасное слово: "сечь"! И все из-за меня!

– Нет, моя радость, не из-за Вас, а ради Вас, – поправляю я мою возлюбленную. – Как Ваш подданный, я считаю наградой для себя защитить Вашу честь и спасти от розги ваш чудесный зад, словно изваянный из мрамора. Я, как дворянин, хоть и незнатный, безусловно обязан исполнить свой долг.

– Я была бы рада, если бы смогла сдать экзамен. Но ты же знаешь… Я не хочу учиться, не хочу заниматься, мне надоели правила хорошего тона! Ах, как хорошо, что есть ты, мой верный кавалер, мой отважный рыцарь! – и она бросается ко мне на шею и орошает слезами мое лицо и руки, наши губы соединяются и наши языки сплетаются в страстном поцелуе…

– Принцесса Анна-Мария! Прошу Вас пройти в помещение для экзекуции! – раздается голос церемонийместера.  

Еще раз поцеловавшись, мы торопливо бежим по коридорам. В комнате для порки я вижу привычную картину: деревянная скамья, связки вымоченных прутьев и мадам Беатрис с тремя юными помощницами. Это её служанки – Елена, Маргарита и Лаура, которые и являются исполнительницами наказания. А мадам Беатрис осуществляет общее руководство. Она предлагает Ее Высочеству занять место на позолоченном стуле в углу комнаты, чтобы наблюдать за происходящим, а затем объявляет приговор: сто пятьдесят ударов розгами.

Ужасно. Как я это выдержу? Но придется, чтобы сохранить уважение моей любимой. Я снимаю одежду, подхожу к скамье и ложусь на нее лицом вниз. Меня не привязывают к скамье, но во время порки одна из девушек держит мои руки, вторая – мои ноги, а третья стегает меня прутьями. Они постоянно меняются местами. Первой берет розги Лаура, хорошенькая смуглянка; она не слишком ко мне жестока, и первые десять ударов я выношу без труда. Мне почти не больно, только горячо в местах, куда опускается связка прутьев. Затем, повинусь окрику мадам Беатрис, Лаура увеличивает силу ударов. Но и это не страшно. Я чувствую возбуждение и стараюсь сосредоточиться на очаровательном личике Анны-Марии. Чем больше сила ударов, тем больше я ее хочу. Она замечает это и краснеет. Я, наверное, тоже.

Девушки меняются местами. Порка продолжается, удары все сильнее. Я уже с трудом подавляю стоны, и стискиваю зубы, чтобы продержаться подольше. Теперь меня сечет белокурая Елена, голубоглазая и холодная. Она выполняет свой долг с большим рвением, и вскоре я уже не в силах терпеть. Принцесса, заслышав мои стоны и видя по выражению моего лица, как я страдаю, утыкается лицом в ладони. Лаура, которая теперь держит меня за руки, подмигивает мне и проводит язычком по ярко-красным губкам. Я выдавливаю из себя улыбку и снова стискиваю зубы. Я получил уже сто розог. Удары обжигают, словно огнем, кажется даже, что под розгами кожа рассечена до крови. Девушки снова меняются, искусница Маргарита начинает стегать с оттяжкой, я не могу удержаться от криков, и принцесса, вскочив с кресла, убегает прочь, чтобы не слышать этого. Спасибо, Ваше Высочество! Теперь я могу не сдерживать слез.

Последние удары мне выдает Лаура, и я как в тумане вижу лицо Маргариты, которая держит меня за руки и дразнит мой взгляд своим глубоким декольте, оставляющим грудки почти полностью открытыми. Но мне уже не до ее прелестей. От боли в глазах темнеет и кружится голова. Когда нежный голосок отсчитывает «сто пятьдесят», я уже не соображаю почти ничего. Ягодицы, бедра и поясница исполосованы розгами, но кровь так и не показалась – да, эти девчонки знают свое дело! Я испытываю стыд, ведь меня высекли розгами, как уличную девку на площади, но я могу стерпеть и не такое ради моей возлюбленной.

Тем временем мадам Беатрис, велев девушкам унести измочаленные и изломанные прутья, объявляет о добавочном наказании: я должен простоять на коленях возле скамьи целый час, лишь после этого мне будет позволено удалиться. Можете себе представить, что значит такая выстойка после жестокой экзекуции? Но я знаю, что мои мучения будут щедро вознаграждены, и поэтому послушно становлюсь на колени.

Через час появляется Лаура и сообщает, что срок наказания закончился, и мне позволено отдохнуть. Пока я одеваюсь, Лаура остается рядом со мной и о чем-то мило щебечет. Тут же на месте мы начинаем обниматься и целоваться, затем договариваемся встретиться завтра, пока Ее Высочество будет присутствовать на приеме иностранных послов. Лаура давно уже хочет, чтобы ею овладели через задний проход, и я с удовольствием научу ее этой премудрости. Заодно и отомщу ей за старательность, которую она проявила сегодня во время порки!

Остаток дня я провожу в своей комнате, а ночью проскальзываю к двери потайного хода. Каждый раз принимаю все меры, чтобы меня не увидели – если нас поймают вдвоем, меня ждет гораздо более суровое наказание. Но вот я в покоях Ее Высочества. Анна-Мария соскакивает с постели и бежит мне навстречу. Она помогает мне войти, нежно поддерживает меня, слегка даже преувеличивая степень моих страданий, и осыпает поцелуями. Потом сама раздевает меня и с ужасом, затаив дыхание, смотрит на мои ягодицы.

– О Боже мой! – шепчет она, прикрыв рот рукой.

– Я люблю Вас, принцесса, – отвечаю я и нежно целую ее голое плечико.

– Тебе было так больно… Пойдем в постель, любимый!

Мы ложимся, обнимаемся и прижимаемся друг к дружке. Принцесса освобождается от остатков одежды, я ласкаю ее тело, а она прикасается ко мне губами в тех местах, на которые падали удары розог. Это очень возбуждает Ее Высочество.

– Я обожаю тебя! – шепчет она. – Я кое-что для тебя придумала. В моем королевстве есть одно большое владение, им правит старый герцог, который давно выжил из ума. У него нет детей, и когда я стану королевой, я отдам это герцогство тебе! Согласен?

– Вы весьма мудры, принцесса, – отвечаю я, нежно целуя ее киску. – Более верного вассала Вам не найти во всем Вашем государстве!

– Поцелуй меня там еще раз, – смеется моя будущая повелительница, – и считай, что ты уже принес присягу!

Чуть попозже, после первого блаженного мига, она сообщает мне, словно между прочим, о своей предстоящей свадьбе. Я, собственно, давно уже знал, что она помолвлена. Этот брак должен скрепить важный союз двух королевств, он необходим по политическим причинам и будет чистой формальностью. Ее жених, конечно, вряд ли может рассчитывать на благосклонность моей любимой. Принц очень некрасив, если не сказать безобразен, к тому же он не блещет умом, и в глазах народа Ее Высочество останется любимой и единственно законной королевой.

Я, конечно, испытываю легкую ревность: ведь до сих пор у принцессы не было других мужчин, кроме меня. Но это ничего. В первую ночь Его Высочество выполнит свой супружеский долг, лишив Ее Высочество последней преграды, мешающей нам насладиться друг другом в полной мере. Потом, само собой, моя прекрасная принцесса растолкует своему супругу, что его место на троне, но никак не в ее постели. А когда моя возлюбленная по праву займет престол и станет полновластной повелительницей нашего славного королевства, то у меня останется только одна задача, причем государственной важности – постараться, чтобы Ее Величество произвела на свет наследника. Ведь это очень полезно, когда голубая кровь, много раз перемешанная в династических браках, будет разбавлена свежей и горячей. В глазах придворных я навсегда останусь бывшим пажом для порки, но мои потомки будут сидеть на королевском троне.

Се ля ви! Я вполне удовлетворен своей судьбой!