Малина

Деревня наша самая обыкновенная. Много таких по Руси понатыкано. Всё как обычно. Три избы перекошенные, да два сарая засраные. Но природа... Разнообразие и богатства не оставляет равнодушным никого. Вот и повадились в наши края городские обитатели железобетонных коробушек. Ага, кто с корзиной, кто с удочкой, все на природу рвутся. А кто и так, мяса пожрать да в кусты посрать. Тока вот загвоздка одна имеется. Местов то не знают, а они у нас, пиzдец, дремучие. Ну и чё, все ко мне и прутся. Мол, Михалыч,( звать меня так ), проводи до грибов, до ягод. Благодарность в купюрах, главно, выражать пытаются. А на кой они мне тут нужны? До магазина, почитай полтораста вёрст на хромой кобыле... Короче, слухом земля полнится, и без пары пузырей водки уже давно в мою избу никто не стучится. Вот и в эту субботу без привычной дозы я не остался.

Солнце давно светило в окно и раздражало своими надоедливыми лучами, прилипшими к опухшему лицу. Каждое утро, я клялся, что передвину кровать в другой угол, и каждый вечер клал на это дело большой и толстый. Укрывшись одеялом с головой, я материл ебучее светило, бабку Клаву за хреновый самогон, председателя за просто так и конечно правительство. Так бы и продолжалось ещё с час, да только течение моих мыслей прервал лёгкий стук в дверь...

- Открыто! – прохрипело пересохшее горло.

- Твою мать! – добавила больная голова.

- Входи уже, - наконец выдавил я из себя внятно.

Скрипнули годами не смазанные петли, и в приоткрывшуюся дверь, просунулось миленькое личико.

- Ой, вы ещё спите? – пропела незнакомка. – А я к вам.

- Литр! – заявил я бескомпромиссно.

- Знаю, знаю, - прощебетала городская девица. - А вы гляжу один, без хозяйки живёте?

Барышня, как видно не робкого десятка, смело прошествовала мимо моего лежащего тела к столу. Не обращая внимания на остатки вчерашнего праздника, валявшиеся на нём засохшими огрызками, она протянула руку, и гранёный стакан оказался в зоне моей видимости.

Хрусь... Этот звук не спутать ни с чем. Звук, с которым сердце начинает биться учащенно. Звук, от которого умирающее с похмела туловище трепещет в предвкушении новой волны, новой зари, новой жизни. С этим звуком открывается Она. Бутылка водки. Щедрые бульки отмеряли полноту стакана до самого рубчика, так, как я люблю. Не до краёв с горкой, а именно до рубчика, чтобы не расплескать драгоценную жидкость, трясущимися с бодуна руками.

- Я за малиной,- проворковала моя спасительница, улыбаясь, протягивая мне божественный нектар.

- Угу, - прошелестели пересохшие губы.

Жадными глотками, спиртосодержащая жидкость, перекочевала в моё тело, разливаясь блаженным теплом изнутри. Как по волшебству в руке девицы появился солёный огурец.

- Просто сказка, - промелькнуло в голове.

- Жду на улице, - молвила фея, направляясь к выходу.

- Звать-то тебя как, доктор? – бросил я вдогонку.

- Марьяна.

- Маша, что ли?

- Для вас, можно и так, – подытожила она. – Одевайтесь.

Минут пять я ожидал целительного эффекта от принятой дозы.

Когда алкоголь начал своё благотворное влияние на измученный организм, мысли стали веселей и даже бабка Клава, со своим самогоном, выглядела, как ангел, ниспосланный небесами.

Сделав усилие по поднятию тела, я сел на кровать и одновременно опустил обе ноги на пол. Чтоб, как говориться не встать не с той ноги. Спирт отвоёвывал всё большие зоны воздействия, вливая в меня свежие силы. Кумекалка постепенно выстаивала вереницу событий в единое целое, разукрашивая происходящее богатыми фантазиями с эротическим уклоном.

... без хозяйки живёте, - всплывало в памяти.

... можно и так.

- А то она не знала, что я тут бобылем бытую. Приехала без мужика в такую даль, и даже без подруги, если на то пошло.

Окончательно придя в себя, я встал. Два шага до стола были сделаны с лёгкостью и уверенностью здорового мужика, выросшего на свежем воздухе и натуральных продуктах. Этакая кровь с молоком, приправленная суррогатом, что впрочем, не мешало валить быка одним ударом. Ну, забавляемся мы так по пьяни. Не у себя конечно, в соседнем колхозе. Не совсем ведь без мозгов, своих обижать. А Там бык заморский, Тайсоном звать. Мы его так и кличем, заморыш Тайсон. Тока это другая история...

- О чём это я? Аааа.

Закрепив успех остатком бутылки прямо из горла, и запив рассолом, я был готов к свершению любых подвигов.

В утренние процедуры, помимо обычных посрать и умыться, была включена тщательная помывка малой головы и ствола. Не теряя надежды на возможный трах, я также вспрыснул яйца «Шипром» из неприкосновенного запаса. Надел почти чистые, парадно-выходные, красные труселя, и начисто выбрил лицо. Впрыгнув в потёртые джинсы и накинув куртку, я заботливо устроил вторую бутылку в потайном кармане. Стакан же, которому можно петь дифирамбы часами, привычно занял место в правом.

- На всякий случай, - отражение в зеркале хитро улыбнулось моему настроению.

Выйдя на улицу, я увидел Машу, сидящей на скамейке, тычущей в мобилу своими коготками.

- Оставь надежды, бренный сор

- СетИ мешает косогор

- Ни МТС ни Мегафон

- Не потревожат телефон

Охуев от своих слов не меньше Марьяны, и глянув на её ноги я продолжил.

- Туфля, в лесу, не для ноги

- Нужны с резины сапоги!

То ли «СидороФФка» была хорошего качества, то ли гормоны вдарили в мозг, но рифмы из меня так и пёрли. Округлость Машиных глаз сменилась на удивление. Не давая ей опомниться, а хули, раз такая тема накатила, я сделал контрольный выстрел.

- Малина колкая, зараза

- И чтоб прикрасы уберечь

- Да кайфу пешего не смазать

- Прошу, ногУ, в сапог облечь

При этих словах, Марьянины ресницы стали хлопать раза в два быстрее. Казалось, что лёгкий ветерок поднялся от этих опахал, и обдавал свежестью лугов. А какая уважуха появилась в её глазах, полный алес капут. Меня аж распирало от гордости.

- А у меня нет, - немного очухавшись от потрясения, сказала Марья. – Я не думала даже...

- ****ец! Не думала она! Видать Бродвей и болото у неё в одной плоскости лежат, - подумал я, а вслух добавил:

- Нет проблем! Щас чё нить придумаем.

Сказано, сделано.

В тёмной кладовой, на сколько помнилось мне, лежали мои детские сапожки сорокового размера. А что делать, коли других нет? Хош не хош, а надо. Покопавшись ещё немного в куче хлама, я нашёл три пары портянок б/у и вытащил их на божий свет.

- На вот... одевай, - улыбнулся я с чувством выполненного долга.

- Что это? – Маша таращила глаза на разноцветное тряпьё.

- Эээээ..., - вопрос застал меня врасплох. Элементарные вещи иногда просто не поддаются объяснению. Решение пришло не сразу. Перебирания терминов в голове заняло цельную минуту. Марияна терпеливо слушала, как мои извилины тёрлись друг о друга.

- Это носки! – с гордостью заявил я.

- Носкииииии? – жалобно пропищала Маха, брезгливо поднимая портянку двумя пальчиками.

- Ага, носки. Да не боись, чистые! Одевай.

- Я не умею, - обречённо выдавила из себя Маша, ещё более плаксиво.

Вот же! Умеют бабы надавить на жалость. Сердце так и сжалось в сострадании к её беспомощным попыткам приладить к ноге бывшую занавеску. Пухлые губки надулись ещё больше, а из глаз, казалось, вот-вот потекут слёзы.

Бляяяя. Душа просто разрывалась на куски при виде этой картины. Куда девалась та дерзость, которая была в начале? Что за метаморфозы? Где та уверенность в свои силы и твёрдость характера? Всё исчезло без следа. Передо мной сидела беззащитная перед трудностями Женщина, с надеждой на помощь в блестящих от влаги глазах. И если это была игра, она была безупречна.

Выплюнув папироску в огурцы и помянув её мать, я без слов взялся за перематывания её ног. Впрочем, нисколько об этом не пожалел.

Точёные, Машины ножки, могли дать фору любым фотомандельным. Бархат кожи, отзывался маленькими пупырышками при каждом прикосновении, что я, не скрою, делал намеренно. Чёрт, как же приятно и возбудительно гладить нежную, женскую плоть, податливо реагирующую на замаскированные ласки. Ощущать её божественный запах, чуть приправленный ароматом сладковатого парфюма. Мне даже стало почти стыдно за свой «Шипр» между ног, так убого благоухая по сравнению с её благовониями... Да ещё эта юбочка повыше колен... Зрелище в совокупи с запахами и прикосновениями сделали своё дело. Мой член рвался наружу, предательски пытаясь порвать штаны в клочья.

Наконец, трясущиеся от волнения руки, закончили пеленание Машиных лодыжек в десять слоёв. Подогнав стопы точь-в-точь под размер сапог, я поднял, начавшую трезветь, башку.

Опа! А Машенька-то, откинув голову и прикрыв глаза, наглым образом балдела от моих усердий.

- Малина, - шепнул я, приподнявшись до самого её уха, обжигая мочку горячим дыханием и слегка прикасаясь губами.

Вздрогнув всем телом, она медленно открыла свои глаза. Нежность и преданность светились в её голубых галактиках, маня и завораживая неповторимой красотой.

- Малина, - повторил я и ретировался в дом для успокоения своей похоти.

Лысый, уже давно ломал последнюю линию обороны, пытаясь протолкнуться наружу из-под армейского ремня. Стоя на кухне и спустив портки до колен, я пытался утихомирить рвущегося в бой вояку, ударами поварёшки по залупе.

- Ещё не время, - приговаривал я, макая член в ковш с холодной водой, в промежутках между побоями. Спустя две минуты он согласился с моими аргументами и поник распухшей головой.

- Страдалец, бля, - хихикнулось у меня.

Заправив отлупленный член в штанину, руки привычно налили Клавкиной сивухи из загашника. Махнув стакан мутной бодяги и закусив засохшими макаронами, стресс был снят полностью.

Бог, как говорится, любит троицу. Выходя на улицу в третий раз за день, я был в отличном настроении и ждал новых радостей от жизни. Марья-краса, послушно ждала меня сидя на скамейке. Её взгляд скользнул по нижней части моего тела, и с жалостным вопросом поднялся обратно. Стало понятно, что оттопыренные джинсы не ускользнули от её цепких глаз.

- Не дрочил, - парировал я.

Видимо моя прямота окончательно расположила Машу ко мне и улыбка озарила её лицо.

- Малина, - произнесла она, прыснув заразительным смехом.

Словно тысяча колокольчиков зазвенели по огороду и, перевалив волной через забор, разлились по колхозным полям.

- Пошли, - буркнул я, направляясь к висевшей на одной петле, калитке, оторвав по дороге пупырчатый огурец. Хуле, водку гольём пить что ли, да и дама вдруг изволит...

...

За углом, раскоряченная прямо на куче расколотых дров, позировала своим перламутром, красная машина. Топор, видимо отлетевший от поцелуя с бампером, был воткнут в липу стоящую поодаль от парковки и, вытащить его мускульными усилиями, казалось, нет ни единого шанса.

- За топор должна будешь! – сказал я, и поковыряв в ухе добавил, - Пузырь, не меньше!

- Дам два после ягод и снятия моей Митцубиськи, с твоей лесокольни, древопильни, ой, ну короче с этой кучи.

- Один сейчас, - обрадовано заявил я, отдирая от забора жердину пожирней и вторкивая её под брюхо тарантаса.

Минутой позже, транспорт стоял на траве всеми четырьмя колёсами.

Обойдя машину кругом и обследуя на предмет помятости, мною было обнаружено необычное название этой чудо техники.

Лёгкая рука дворового художника, аккуратно отковыряла ненужные букавки из бренда.

Надпись гласила: « . I.. BIS.. I ». Но на этом гениальность мысли, юного мастера, не остановилась и, далее гвоздиком было добавлено: « В РОТ »...

- « Ибиси в рот », - прочитал я вслух задумчиво.

- Завистники, - примолвила Маша, доставая бутылку из багажника, вслед за корзинкой.

Бережно упрятав водку под кустом шиповника, и прикрыв от солнца лопухом, мы выдвинулись ближе к лесу.

...

Сквозь некошеную траву лугов и непролазный бурьян, я прокладывал тропу к стоящим стеной деревьям. Словно баран, напрямую пробираясь к чаще, подминая под себя мелкий кустарник. Ну, надо же показать, девахе, какой я герой. Ага, типа танк, похрен кочки, работающий на спирту. Вот я и пёр, изредка кидая взад горделиво - довольный взгляд. Маша безропотно семенила за мной в огромных сапожищах, запинаясь о собственные ноги.

Уворачиваясь от хлеставших веток, она всё ближе жалась к моей спине и вскоре вовсе ухватилась за верёвку, служившую мне вместо ремня.

Умилённость и нужность хлынула к моему сердцу по вспученным от возбуждения венам. К спине прилепились крылья размахом метров в шесть, не меньше, словно я потребил литра три « Рэд Була», и запил пятью ковшами « Бёрна» ( хрень такая, в рекламе встречается). Короче, от близости беззащитной, нуждающейся в помощи девичьей кротости, меня Бёрнуло непадецки.

Раздувшиеся до неимоверных размеров ноздри, пылесосили лесной воздух на полной мощности. Грозя оторваться, прицепившиеся к носовым волосам казявки, колыхались в налетевшем урагане. Словно ледокол «Ленин», с хрустом разгребая молодые берёзки, я тянул «прицеп» с удвоенной силой.

Время шло, шли и мы с Машей. Долго ль, коротко ль, но наконец, показался знакомый пейзаж. Непролазный кустарник малины расположился вдоль поляны, с торчавшим по средь неё, вековым дубом.

- Ну вот и прибыли,- заявил я, располагаясь в тени ветвей и доставая пузырь.

Маша смотрела на мои приготовления с нескрываемым удивлением, и как мне казалось, с долей восхищения.

- Сколько же в тебя водки влезает? – спросила она глядя на скудную закуску.

- Вся! – отозвался я, набулькав пол стакана и протянул его девице.

- За успех предприятия! – и видя её нерешительность добавил, - Надо!

Очумев от такой заявки, Маша ухнула сто грамм в два глотка и застыла в оцепенении. Изумлённо хлопая ресницами, она отломила пол огурца, судорожно пытаясь закусить обжигающую жидкость.

- Ух, - только и смогла вымолвить она.

- Ну дак, - ответил я, запивая свои слова привычной, стаканной дозой.

Блаженное тепло медленно разливалось по телу. Присев отдохнуть после перехода сквозь лес и перевести дух, я вновь наполнил, половину стакана и призывно кивнул Маше головой.

- На вторую ногу.

- Я же упаду!

- А тогда, я тебя на руках понесу! – улыбнулся я загадочно.

На этот раз, прелестница, пила маленькими глотками, морща носик и зажмуря глаза.

Когда же она, затолкнув остатки пупырчатого овоща с рот, подняла взгляд, в нём горел огонёк озорства с примесью небольшой грусти.

...

Светило, пробивалось через крону дуба, рисуя золотыми лучами причудливые рисунки на траве. Тёплый ветерок, трепал чёрные, как смоль, волосы Маши, струящиеся по моей груди, ниспадая с плеча, на котором она расположила свою голову.

- Михалыч, а у тебя женщины давно не было? – вдруг произнесла она.

- Эээ... Дак, почитай два месяца на танцы в клуб не ходил.

- Да и ну их, этих баб! Стоят по стенкам, семечки в пол плюют! Нет, я конечно и сам могу за угол поссать, дак то ж никто не видит. А тут, стадо верблюдов на выгуле. И это ещё они молчат! Не приведи бог, рот откроют. Тут не то что ***, цветы увянут.

- И мне с мужиками, как-то не везёт, - промурлыкала с тоской Машуня, теребя пальчиком по моей волосатой груди.

- Имбицилы сплошь и рядом, то ли радиация у нас повышенная, - продолжала она.

- Может и так, а может, не там ищешь.

- Михалыч, слушай, а как тебя по имени?

- Иваном нарекли, дурак стало быть, - хохотнул я.

- И вовсе ты не дурак, ум точно имеешь, не чета некоторым.

- Вань, а ты б меня замуж взял?

У меня аж икнулось от такого оборота. Вот дак фортель судьба завернула. Зигзаг, блин удачи. Нахлынувшие чувства схватили за горло не давая выдохнуть. Рожа, а она именно так и выглядела в тот момент, приобрела синеватый оттенок. Благо кислород, не находя выхода через ротовое отверстие, приводил кавардак в башке до потребного для слов вида.

- От чего же не взять, хозяйка в доме завсегда нужна. Да ещё такая красивая, - наконец выдохнул я, не веря во всё происходящее.

Произнесенные слова утонули в страстном поцелуе Маши. Её губы заперли мой рот пылким и крепким замком. У меня аж голова закружилась. Сердце прыгало в груди, словно стадо бабуинов в брачный период. Танец наших языков, сменялся, то на лёгкое покусывание, то в нежное посасывание губ.

Машины руки давно и безуспешно пытались развязать узел моего «ремня». Не получая желаемого, она направила свою энергию на пуговицы ширинки. Трык, трык, трык, и все мои, с таким трудом пришитые пугавки, улетели в траву.

- Прощайте мои колёсики, - подумал я, и с трудом отстранился от жаждущей самки.

Разорванные пополам штаны, не входили в перечень моего имущества, и вписывать новый пункт в утильный список мне совсем не хотелось.

Аккуратно развязав узел верёвки, я снял портки и повесил на торчавший, дубовый сук. Посмотрев в Машины голубые дали, я присоединил к штанам и парадно-выходные труселя.

... я в имени твоём читаю страсть.

С таким же неожиданным порывом, Марьяна прильнула к моему торчащему, как тот сук, члену. Головка исчезла в её прелестном ротике, приглашая искусный язычок на знойное танго. Остренькие коготки потихоньку царапали, готовые выпрыгнуть яйца. И далее, массажируя и перекатывая их нежными касаниями пальцев, уносили меня в блаженные запределья. Если это был рай, то я хотел бы остаться в нём навсегда. Под щебет птиц, под трели цикад, под жужжание пролетавших мимо шмелей, под песню души, остаться навечно, остаться с ней. И вдруг, подсматривающая за моими эмоциями Машенька, добавила в свою ласку новый фокус. В момент, когда мои благодарные глаза, встретились с её омутами, она медленно начала поглощать мой, заверю вас не малый писун, и полностью спрятала его в своей голове. Я даже испугался, когда она замерла, расплющив свой нос о моё брюхо. Её лицо, словно оделось на ***, не оставив на свободе ни миллиметра. К счастью мои опасения оказались напрасны. Так же медленно член начал выплывать из неё, охваченный колечком коралловых губ. Выпрыгнувший изо рта с громким «чмок», счастливец ударился о живот, и был тут же пленён нежной рукой. Теперь, за жемчужные зубки, переместились томившиеся в собственном соку, разбухшие яйца . От перекатывания их из стороны в сторону языком, сперма во мне просто кипела. А сопровождение ласковыми движениями рук по стволу, доводили меня до сказочного состояния. Маша, тонко чувствуя состояние возбуждённого самца, виртуозно регулировала моё состояние. То замедляя движения, то прикусывая мошонку до лёгкой боли, она снимала напряжение в самый последний момент. Освободив истомившиеся яички из сладостной темницы, искусница снова взялась за член, обхватив меня и впившись коготочками в оба полупопия.

Больно, чёрт возьми! Я дёрнулся всем телом и с силой вонзился своим копьём в Машин рот. Впрочем, на то и был расчёт, так-как её руки ещё сильней сжали мои ягодицы, глубоко впивая свои ногти в плоть.

Странные чувства охватили моё естество. Смесь вожделения и похоти бурлило в моём сознании, требуя удовлетворения.

Обхватив Машину голову своими руками, я вплёл свои пальцы в её волосы и помогал, как мог проталкивать свой баклажан резкими толчками. Извержение не заставило себя ждать. Упругая струя вырвавшись на волю, была проглочена Машей с благодарностью, и слизывая остатки спермы, она пыталась высосать последние капли, сочащиеся из подрагивающего члена. Ствол обмяк и повис сосиской. Теперь наступила и моя очередь, доставить удовольствие Машеньке, хотя бы посредством своих рук. Подняв девушку с колен, я жадно впился в её влажные губы. Продолжая нежиться языками, я запустил свою лапу под ажурные трусики, задрав юбку на талию. Лобызатель с меня хреновенький, сказывается отсутствие практики, но горошину клитора спутать, с чем-либо трудно. Нащупав его, я тут же начал потирать скользкую кнопочку. Поцелуи, покрывая милое лицо и шею, постепенно скользили всё ниже и ниже. Освободившись от ненужных деталей одежды, на волю вырвалась шикарная грудь. Сосочки торчали бардовыми вишенками, призывая насладиться своими прелестями. Реагируя на покусывания и поглаживания, её сисечки вздымались с глубокими, томными вздохами. Маша трепетала от ласк всем своим женским существом.

От такой картины, мой боец подал признаки жизни, и медленно принял боевую готовность, вздувшись до ещё больших размеров. Оральный вакуум видать не прошёл даром, и красный богатырь всей своей мощью рвался в атаку.

- Избушка, избушка, повернись к лесу передом, ко мне задом, - с этими словами я развернул изящный стан Маши, стянул трусики и уместил их в кармане по соседству со стаканом.

Моя прелестница упёрлась руками в дерево, призывно выставив упругую попку. Округлость её бёдер просто сводила с ума, и ухватившись за них, я начал своё вторжение.

Медленными толчками, сантиметр за сантиметром, член входил в лоно, разглаживая внутренние складочки. Тугая дырочка раздавалась под неторовливым напором, раскрывая все потаённые места наслаждения. Постанывая, Маша сама начала насаживаться всё глубже и глубже, постепенно наращивая темп. И вот уже я трахаю её по самое нихачу. Изюминка ануса сжималась перед моими глазами, ещё больше заводя и будя что-то звериное внутри. Я уже не просто трахал, я долбил Машу, как дятел с бешеным темпераментом, вонзая в неё вздувшийся венами член. Казалось дуб, качается в такт нашим телам и разгоняет тучи на небе. Умолкли всё птицы, и даже мошкара не смела надоедливо пищать в округе. Маша извивалась на моём стволе закусив губы не в силах вымолвить ни слова. Её стоны слились с моими хрипами, звуча в унисон со звонким шлёпаньем наших тел...

Марьяна вскрикнула в порыве, так, что птицы в испуге поднялись со своих гнездовий. Я кончил бурно, и казалось, что весь истеку спермой, утробно и по-звериному рыча в благодарности. Волна оргазма нахлынула на нас одновременно. Словно цунами накатилась всей своей мощью, разметав сознание на куски и взорвав фейерверком в вышине, осыпала яркими звёздопадом...

...

Неописуемый кайф обломался треском веток со стороны малинника. К слову сказать, зверьё в нашей глухомани водилось всякое, и лесные свиньи, жрущие картошку по осени, и дикие собаки, грызущие баранов. Ага, даже лисы есть, всех курей перетаскали. Один петух остался, горланит сволочь через каждые полчаса с голодухи. Ну и не без медведей конечно. То ли ягод ему захотелось, то ли я рычал не правильно, но косолапый явно проявил интерес к месту нашей с Машей дислокации.

- Превед Медвед, - вырвалось у меня.

При этих словах, Машуня, как-то вся напряглась, а затем сильно расслабилась. Фекалька выскочила из её столь привлекательного ануса и скользнула прямиком мне в левый сапог. Есть же такое свойство организьма, освобождаться от ненужного в момент опасности. Наверно, чтоб потом бежать легче было. Да я и сам, если бы с утра в нужник не наведался, точно б вторую порцию в правое голенище себе добавил. Вместо этого из моей задницы вылетел громкий и трескучий «пук»... Словно выстрел на стадионе, разорвал он лесную тишь. Маша встрепенулась, и сорвавшись в моего члена рванула в сторону от кустарника. Не разбирая направления она неслась через поляну сверкая ягодицами. Ну и я конечно за ней, не совсем мозгами то простужен. Ружьё дома на стене, а из стреляющего с собой тока «перец», да и тот уже отдуплился.

- Левее загребай, левее, - орал я в след улепётывающей Махе, направляя её к деревне.

Мозг, отключив разум, чётко среагировал на команду и она скрылась за деревьями нужным курсом.

- Курить надо бросать, - думал я пыхча и хлюпая какашкой в сапоге.

Добежав до ближайших берёз, я бросил опасливый взгляд в сторону дуба.

Сиротливо висевшие труселя трепыхались на ветру словно флаг возвещающий о наступлении советской власти. Невдалеке валялась пустая корзинка, так и не изведавшая тяжести малины. Куст подозрительно зашевелился не оставляя желания вернуться хотя бы за штанами. С голой жопой против медведя даже мой дед не ходил. На крайняк с рогатиной и, развернувшись, я стал удаляться в сторону деревни.

Бег трусцой навевал тоску. Что бы как-то развеять трезвые мысли, я начал разглядывать окрестности и невольно зацепился глазом за своё транспортируемое средь кубометров древесины, тело. Вот это, скажу я вам картина.

Сапоги на босу ногу с чавканьем на левую сторону, очерчивали коленки, сверкающие с завидной скоростью. Член болтался и вилял из стороны в сторону, словно собачий хвост при виде сосики. Яица подпрыгивали и бились о ляжки при каждом движении ног. Всё хозяйство было в движении, причём болталось в такой слаженности, что любой механизьм позавидовал бы такой согласованной работе. Ни что ни чему не мешало. Писун вправо – яйца вверх - вниз, писун влево – яйца вниз – вверх. Коленки в это время, раз – два, раз – два. Красота...

Смотрю я на это дело, лыба во всё лицо, душа радуется. Во, думаю, как древний грека на картинке про олимпиаду. Спортсмен пля.

Ага, спортсмен то спортсмен, но не на беговой дорожке, а в лесу. Тут, как оказалось ещё и деревья растут и рекорды на длинной дистанции с опущенной головой поставить трудно...

Последнее, что помню, это молодая березка, сломленная пополам моим лбом и летящие в стороны щепки. Сознание видно отлетело вслед за ними.

На сколь долго разум разыскивал бегающее в березняке с идиотской улыбкой туловище, мне не ведомо, но когда он всё же внедрился на постоянное место жительства, понял, что промахнулся мимо деревни километра на три.

Матюгая торчащие, где попало растущие поленья, я засеменил до родных огородов.

Смеркалось.

Устав как собака, и абсолютно трезвый я, наконец, добрёл до дому.

Две глубокие колеи с вырванной травой и разобранный на занозы забор, говорили о поспешном отъезде Маши.

- Может ещё вернётся, - подумал я, - вон и туфельки у скамейки оставила, Золушка, блин.

- И опять же корзина в лесу, и сапоги главно увезла. Хоть и малы мне, а жалко, всё детство в них протяпал. Эх...

Взяв пузырь из-под лопуха, я отхлебнул с него добрую половину и поковылял в баню, захватив с собой старые дедовы брюки. Надо же ноги отмыть после казуса. И тока я значит отмылся, в дверь постучали:

- Михалыч, ты тут? – раздался знакомый голос местного лесничего.

- Я тебе тут, трусы твои принёс, - продолжал он как-то неуверенно.

- Чёёёё? – удивился я.

- Ну и самогон конечно.

- Заходи.

Открыв дверь, Василь Василич, (как он себя гордо называл) осторожно перешагнул порог.

- Что такой несмелый, егерь? – спросил я заподозрив неладное.

- Да чё ты, Махалыч, давай по стакану за встречу?

- Лей, хули спрашиваешь.

Мутная жидкость зажурчала в тару, и не задерживаясь перекочевала в наши желудки.

- Эх, хороша, - крякнул Василий.

- Ты чё хотел то, - заявил я, зная, что этот скряга за просто так поить не станет.

- Дак, это, Михалыч, трусы вижу твои на суку висят, ну и думаю, потерял наверно. Вот принёс.

- Эээ, да ты Вася, скрываешь чё та. Говори на чистоту.

- Ну там... в лесу... я это был. Пошутить хотел. А оно вона как обернулось...

Воцарилась минута молчания.

- Эх, Вася, дать бы тебе в бубен, за твои шуточки. А чё молчал, когда я голой задницей зверьё пугал?

- Дак я это... не подумал...

- Дак, дак. Полный, Вася, ты мудаГ. Всё-таки надо тебе в бубен дать, чтоб знал на будущее. Ведь взял бы я ружьё, пальнул не задумываясь. Неровен час яйца б тебе отстрелил. Плати потом инвалидность всю жись. Короче, должен ты мне теперь две телеги дров, и навозу воз.

- Чего так много?

- Много? Ах ты жид недобитый. Ты же своей выходкой, можно сказать мне жись личную нарушил, свадьбу расстроил, да ещё жмёшься? Щас я те 1:0 на твоём табло нарисую!

- Михалыч, Михалыч, всё будет, не горячись, давай ещё по стакашку.

- Ладно, раз ты свою вину понял и раскаиваешься, то наливай...

Чёрный воооорооон, что ж ты вьёёёёёшься, над моеееееею головой...

...

Ебучее светило... Клавка, сука опять сивухи подсунула. Председатель, урод, все поля засрал... Депутаты ...

- Тук, тук, тук, - негромко постучались в дверь.

В приоткрывшуюся щель заглянуло смущенное личико Маши.

- Вань, я водки привезла... и забор там у тебя... упал, - пропела она виновато, надув губки.

- «ибиси в рот», - улыбнулась моя душа.

Начинался новый день.