Отморозки

Часть первая «разрушенное счастье»

За окном метель кружила снег вокруг одинокого фонаря. Но паре влюбленных было не до погоды и не стихов блока. Конфетно-театрально-цветочный период в отношениях сегодня должен был закончиться. Навсегда.

"Я дура, но я это сделаю! сегодня! - Решила Ирина. - Но мне страшно! Боже мой, мне никогда не было так страшно! А ведь мечтала, наивная девочка, мечтала сохранить себя до свадьбы!"

–  Любимая моя, нежная моя, самая любимая на свете! – говорил Женя своей сокурснице Ире, залезая к ней под кофточку, и ломая застежку на лифчике.

Его голос слегка дрожал. И было от чего, любимая девушка в его объятиях!

«Сегодня это случится! – Ира вяло сопротивлялась. – Хотя, вполне возможно, я совершаю самую большую глупость в моей жизни! »

Вот уже почти год они встречались, вместе делали курсовые работы, но до самого главного у них еще не доходило. Сначала она позволяла ему чуть– чуть, а потом побольше. «То, что должно произойти, произойдет! –  решила она, и сама удивилась собственной смелости. – Но как трудно решиться на это в первый раз! »

Женя, торопясь и волнуясь, стащил с нее белые трусики. Теперь она, совершенно голая, сидела у него на коленях. Ира уже чувствовала его возбуждение.

–  Остается одно препятствие, нежно шептал он ей на ухо, –  ты до сих пор не сказала, ты меня любишь?

–  Я не знаю… –  потянула Ира старую пластинку, но потом обняла его, улыбнулась и тихо сказала, –  конечно, очень люблю!

Ее улыбка вызвала в нем новый прилив нежности. Его рука медленно сползла от шеи к груди, потом по животу, спустилась еще ниже...

– Женечка, я очень боюсь, –  сказала она, целуя его в губы, –  пожалуйста, сделай это сейчас!

А потом она была счастлива так, как бывает счастлива девушка, расстающаяся с невинностью в объятиях любимого человека. Женя был счастлив! На несколько секунд ему показалось, что они повисли в воздухе над кроватью.

Потом, отдыхая от пережитого волнения и боли, на самом пике переполняющего ее счастья, в сознании Иры родилась подлая мысль: «А вдруг он не любит? Обманет? Не женится, или уйдет к другой? » Из глаз покатилась слезинка, последняя девичья слезинка в жизни. "Что сделано, то сделано!" - Ира лежала и смотрела в потолок.

Женя тяжело дышал.

–  Ты меня не перестал уважать? – спросила Ира, –  когда они выходили из дома в институт.

–  Я тебя люблю, и этим все сказано! Сдадим сопромат и в ЗАГС.

Женя не обманул. Правда, ждать Ирине пришлось на целый год дольше, чем она рассчитывала. О том, чего стоил ей этот год, знала только пропитанная слезами подушка. Каждый раз, когда Женя уходил  домой, у нее появлялось сомнение, а вдруг он уходит навсегда. Она выбросила эту подушку сразу, как только в паспорте появился заветный штамп.

Так получилось, что первая настоящая брачная ночь пришлась у нее на месячные. Правда, за столько лет ее тело было уже вдоль и поперек знакомо мужу, но Ира не была бы женщиной, если бы не приготовила ему в подарок то, чего он хотел, но никогда еще не получал. Женя, не ожидая от нее ничего подобного, погладил ее темные трусики и собрался уснуть, чтобы спокойно переварить свадебный обед.

–  Подожди спать, сказала Ира, –  лаская  супруга рукой. Сейчас я тебя разряжу.

Она встала над ним на четвереньки, провела своими волосами по его телу и стала щекотать кончиками волос низ  живота.

– Сейчас, сейчас!   –  она облизнула губы и стала медленно  опускаться.

Женя пережил необыкновенные ощущения. Ее глаза блестели от возбуждения. По Жениному телу прошла сладкая судорога.

–  Уф, –  сказал он, отдышавшись, –  я думал, что мы с тобой уже все попробовали. А оказывается…

–  Подожди, то ли еще будет, –  сказала Ира,   –  я теперь мужняя жена, и ты на себе почувствуешь, насколько это вкуснее, чем  время от времени встречаться с девушкой, дрожа от страха, что застукают предки.

Замужество сделало Иру раскованной и горячей.

Еще через год у них родилась девочка. Спасибо родителям мужа, они помогли воспитывать малышку, и Ире не пришлось оформлять академический отпуск.

Ира была счастлива, не смотря на то, что над страной сгущались тучи и с каждым днем жизнь становилась все труднее. На дворе стояли лихие девяностые годы, когда преступность чувствовала вседозволенность, а простые граждани учились выживать в условиях дикого капитализма..

Как известно, от судьбы не уйдешь, и дарить она может и хорошее и плохое.

Получив дипломы инженеров, Ира с мужем не смогли устроиться по специальности: в современной жизни специалистам такого профиля очень трудно устроиться, но они с присущим молодости рвением принялись за торговый бизнес. Торговля приносила им доход, которого вполне хватало на жизнь. С «крышей» проблем тоже не было: от разорения после августовского кризиса их спас воровской общак. С тех пор они честно платили общаку проценты, а держатели воровской кассы быстро решали все проблемы с наездами.

Торговля процветала, тот же общак дал кредит на несколько новых торговых точек. Девочка росла, муж души не чаял в жене и дочери. Ничто не предвещало беды, но на Руси, как известно, ни от чего не зарекаются.

В магазинчике, который они держали на шоссе, работала Оля, молоденькая студентка, и охранник. Днем и ночью туда заезжали водители подкрепиться и взять чего–нибудь в дорогу.

Ире доставляло большое удовольствие наблюдать, как охранник смотрит на Олю, как кот на сметану. «Интересно, насколько у нее хватит сил сопротивляться соблазну? Вот меня, например, в свое время хватило на десять месяцев. По нынешним меркам это долго! »

В этот вечер ненастная погода не располагала к путешествиям, и покупателей не было. Оля скучала за прилавком.

К ней подошел охранник, и, глядя ей в глаза, стал поглаживать  по руке.

– Что это ты делаешь? – Оля покраснела, но руку не убрала.

– Оля, Оленька. Все дело в том, что я…

– Что ты? Говори яснее!

Вместо ответа охранник повернулся к ней и поцеловал ее в щеку. После этого он сразу отскочил от прилавка, чтобы увернуться от пощечины.

– Это еще что такое? Как ты смеешь так себя вести, да еще и на работе? – Оля сделала вид, что очень на него рассердилась.

Их диалог был прерван появлением хозяйки. Ира уже собралась побранить парочку за то, чем они занимаются в рабочее время, но не успела она закрыть дверь, как вслед за ней в магазин ворвались четверо мужчин с вязаными шапочками на лицах. Без предупреждения один из них выстрелил из охотничьего обреза охраннику в лицо.

– Деньги! – закричали они, наставив на женщин обрезы.

Они отдали всю выручку, но отморозкам было этого мало.

– Где выручка, суки! –  на Иру обрушился страшной силы удар, от которого она отлетела к стенке. Из разбитой губы потекла кровь. Кричащую от страха Олю повалили на пол и стали срывать с нее одежду.

– Прекратите! Отпустите ее, – попыталась утихомирить бандитов Ира, – Мы выручку недавно сдали.

– Не хотите по хорошему? – Иру повалили на липкий от крови пол вслед за продавщицей.

– Мама! – услышала она Олин крик.

Этот крик придал ей сил, но она сумела только вырвать правую руку из лап бандита и сорвать с него маску. Она тут же его узнала.

– Мочи ее! – раздался голос главаря, – она теперь всех заложит!

На голову Иры обрушился страшный удар бутылкой. Сознание покинуло ее, и она не чувствовала, как насильники терзают ее тело, а потом «розочкой» от бутылки уродуют ей лицо и запихивают горлышко во влагалище.

Эта была последняя ночь в Олиной жизни. Охранник, которого она любила, был застрелен у нее на глазах. Озверевшие от крови бандиты стали насильно вливать в нее водку, а потом… Потом началось самое страшное, что может быть для женщины.

С невинностью ей пришлось расставаться не в объятиях любимого, а отдать ее злобным насильникам и убийцам. Наградой за девственность ей послужил выстрел в живот.

Насытившись, бандиты взяли из магазина водки и закуски столько, сколько смогли унести. На дверях магазина так и осталась висеть табличка «Закрыто» предусмотрительно повешенная бандитами. Дисциплинированные водители читали ее и ехали дальше. Нашли их только утром.

Продавщицу спасти не удалось, а Ира после тяжелой операции медленно поправлялась. После страшного ограбления магазинчика у шоссе Ира оказалась в реанимационном отделении. Она не знала, сколько времени пришлось пробыть между жизнью и смертью.

Постепенно к ней возвращалась жизнь, а мозг дарил воспоминания. Приятные и не очень. Ира смотрела на больничные стены, и чувствовала раздражение от мочевого катетера, говорить она не могла: за нее дышал аппарат искусственной вентиляции легких. В ее сознании всплыли отрывки из самого раннего детства.

В пять лет у нее очень зудело между ног, и девочка с удовольствием почесывала зудящие места руками или  оседлав диванный валик. Когда мама увидела ребенка за этим занятием, то страшно рассердилась, а потом рассмотрела поближе и отвела к врачу. Маленькой Ире, пришлось сидеть голой попой в тазике, задрав платье до подмышек, широко расставив ноги на полу. Зуд вскоре прошел, и до десяти лет она не вспоминала о детском грехе…

Каждые четыре часа ей делали уколы. От них ужасно болели бедра и ягодицы. Эта боль рождала очень неприятные воспоминания.

В десять лет она увидела в лагере, как этим занимается подружка. Попробовала сама, и ей понравилось. Оргазма она тогда еще не испытывала, но было очень приятно. Вернувшись домой, Ира, кроме пальцев, использовала и отцовский импортный карандаш с кругленькой резиночкой на конце. Папа долго его искал, а она сделала вид, что не брала его. Все кончилось в тот момент, когда ее за этим занятием застал папа. Дав дочке крепкий подзатыльник, и отобрав карандаш, он пошел на кухню ругаться с мамой. Сначала они говорили тихо, но потом разорались так, что Ире все стало прекрасно слышно.

Мама говорила, что не беда, с возрастом пройдет, а папа кричал, что мама ее плохо воспитывает, и из ребенка вырастет развратная женщина, да еще и со склонностью к вранью и воровству, и эту привычку надо пресекать в самом зародыше. Кончилось все тем, что мама, которая всегда заступалась за дочку позволила отцу с воспитательной целью взяться за ремень. Что он тут же и сделал, напоминая ей и про карандаш, и про женскую честь, и про заповедь «не укради».

Ирка орала так, что хрустальная посуда в буфете звенела малиновым звоном. После этой порки ей приходилось несколько дней с большой аккуратностью садиться на попу. Она сделала один важный вывод: заниматься этим можно только тогда, когда тебя никто не видит, чтобы не выдрали еще раз. Но на этом папино воспитание не закончилось. Он устроил ее сразу в две секции: одну по гимнастике, другую по биологии. Лично следил, чтобы она не прогуливала занятия. После тренировок и занятий Ирка приходила домой без задних ног и засыпала в момент, когда голова моя касалась подушки. Утром папа девочку рано будил, не давая понежиться в кровати, и заставлял умываться холодной водой и делать зарядку! Тут уже было не до онанизма.

Но раз в неделю у нее была возможность расслабиться: она заявила маме, что уже взрослая и может мыться в ванне без ее помощи. Некоторые, самые потаенные части своего тела она мыла с особым старанием, получая от этого совсем не детское удовольствие.

После отцовского воспитания то, чем она занималась в ванне, представлялось ей очень большим грехом. Было стыдно, Ирка чувствовала, что губит свою невинную душу, но грех был уж очень сладким. Разумеется, о переживаниях она ни папе, ни маме не рассказывала.

В четырнадцать у Иры был первый мальчик. Она сидела у него на коленях и позволяла залезать руками под кофточку. Чувствуя его возбуждение, как становились горячими и потными его ладони, она терлась трусиками о его бедро. Это было очень приятно, но более серьезных дел она ему не позволяла, а он стеснялся настаивать.

Но все хорошее рано или поздно заканчивается, так же как и время между медицинскими процедурами. «Зачем они меня мучают? – думала Ира. – Почему я не могу умереть спокойно? Нет! Я очень-очень хочу жить! Мне надо, обязательно выжить! Как больно! »

Наконец мучительная перестилка белья закончилась. Ира вспомнила, как их застукали предки... Разумеется, Иру ждала очень жестокая порка. А мозг против воли возвращал снова и снова к воспоминаниям о перенесенных мучениях.

От внутривенного укола стало тепло, легко и очень приятно. Мозг подарил ей очень приятное воспоминание.

– Любимая моя, нежная моя, самая любимая на свете! – услышала она голос своего мужа и открыла глаза.

Доктор! Она реагирует! Обрадовался муж.

Любимая, я здесь! И я очень тебя люблю!

В этот раз мозг вернул ей и приятные воспоминания.

– Смотрите, она плачет! Она чувствует! – услышала она голос мужа.

Будем надеяться на лучшее, – сказал доктор, – ей нужно время.

«Мой Женя рядом! » – подумал она, и эти мысль помогла перенести мучительные медицинские процедуры.

Часть вторая «Возмездие»

Она пришла в себя только на десятый день после операции. Все эти дни рядом с ней сидел муж. За это время он успел поседеть. После долгой искусственной вентиляции было очень тяжело говорить.

– Отомсти за нас! – попросила она у него тихо, – я вспомнила одного, он работал у нас грузчиком и мы его уволили за пьянку.

– Не волнуйся и поправляйся! – сказал муж, доставая радиотелефон, – на минутку выйду.

Украсть деньги из общака редко кому удается безнаказанно. В ту же ночь к бывшему грузчику пришли. Били его долго, а потом заткнули ему рот кляпом, вставили в половой член спичку и подожгли. Крика не последовало, но тело долго билось в конвульсиях. После этого ему показали полный коробок и предложили выдать сообщников. Тот запираться не стал.

При обыске в доме одного из них нашли заляпанные кровью золотые часики, принадлежавшие Ире и серьги, вырванные из ушей продавщицы.

Их заперли в подвал. Казнь решили отложить до полного Ириного выздоровления. Чтобы они не убежали, им перерезали сухожилия на ногах, и ходить они могли только на четвереньках.

Несколько месяцев отморозки жили в подвале, ежедневно терпя побои и насилие. Всю их «крутизну» как рукой сняло.

Поздним вечером, через неделю после выписки, за Ирой и Женей приехали мужчины в огромных темных очках, закрывающих половину лица. Их повезли за город в машине с зашторенными окнами. Ехали долго, потом пришлось идти по лесу. Их привели к лесному озерку посреди топкого болота на Карельском Перешейке. Место было гиблое. Грибники и днем туда не совались, а ночью тут могла бродить только нечистая сила.

Туда же привезли то, что осталось от некогда крутых отморозков. Они еще хотели жить, их разбитые и  лишенные зубов рты, все еще просили о пощаде.

За убийство и ограбление воровской казны их приговорили к смерти. В лучах луны сверкнуло лезвие остро отточенной десантной лопатки. Палачи были в масках.

– Кто из них мою жену? – спросил Женя.

Ему показали на одного из бандитов.

– Дайте! – он потянулся к лопатке. – Меня в армии научили с ней обращаться!

Из глаз стоящего на четвереньках приговоренного потекли слезы. Говорить он уже не мог.

– Моя жена тоже молила вас о пощаде и милосердии, а девочка еще только начинала жить! Отдавать вас под суд нельзя – помилуют. Суд скорее всего помиловал бы, а я нет!

Свистнуло лезвие, и раздался хруст ломаемых позвонков.

Ира, глядя на то, что происходит, не испытала ни ужаса ни отвращения. Она поняла, почему раньше люди приходили с удовольствием смотреть, как вершиться правосудие. Зло должно быть наказано.

– Дайте мне пистолет, – сказала она, – я тоже право имею! В хрипящее корчащееся тело она выстрелила несколько раз.

Остальных люди в масках добивали выстрелами в задний проход. Когда все кончилось, тела положили в мешки, для тяжести накидали туда камней и опустили на дно болотного озерка.

Правосудие по законам девяностых свершилось.

Рассказ основан на реальных событиях