Загадочный похититель

(или Повесть о необычной любви).

На дороге нашего счастья найдем мы знание,

ради которого мы избрали эту жизнь.

Ричард Бах. "Иллюзии".

Глава 1.

Глаза открылись как бы сами собой, прервав ход пустых мыслей, которые пережевывались в чутком утреннем сне. Мысли, сами по себе ничего не значившие, заставили ее на время забыть о реальности, которую, бывает, только что проснувшиеся вспоминают с трудом. Первый момент остановки этих мыслей и безразличия сменился удивлением: за какие-то доли секунды Инга еще не поняла, но почувствовала, что эта реальность обещает быть более чем странной. В странном и тесном интерьере сквозь полосатые, похоже, брезентовые стены пробивались утренние солнечные лучи.

Инга инстинктивно шевельнулась. Слабая саднящая боль, просигналившая со спины, мгновенно помогла ей вспомнить все. Судьба давала непривычно обратный ход: не из кошмарного сна она выбрасывала ее в беззаботную явь, а наоборот. То, что казалось, должно было быть сном, отчетливо заявляло о себе, претендуя на самое реальное существование. То, во что никто бы не поверил, если рассказать, оказывалось вполне осязаемо.

А природа, казалось, никак не хотела признать ужас ее положения. Зеленый, кишащий разнообразной жизнью лес, оглашался радостным птичьим гомоном. Все снаружи как будто хотело вопреки здравому смыслу поздравить и поприветствовать и ее, и факт того, что она оказалась в плену. Где-то в тайных уголках своего сознания она обнаружила предательскую мысль: "А чего, собственно, ты психуешь? Смотри, как прекрасно вокруг! Страшного то ничего нет, и стоит ли из-за мелких неприятностей..." Другая мысль тут же осудила первую, но без слов. Ей представились родители, представились бывшие одноклассники, все знакомые большого московского двора от мала до велика, и если они узнают?!.. Все подробности?!.. А если узнают, как она только что глядела на "это" сквозь пальцы? Но здравый смысл тут же перебил эту мысль, так как это было бы слишком. Уж до ее откровенных раздумий им не дотянуться. Что они, мессинги что-ли?

Страшного-то пока, конечно, не было. Если б этот изверг хотел ее убить, у него для этого были тысячи замечательных моментов, и он давно бы воспользовался весьма благоприятной обстановкой для реализации любых фантазий, которые только могут придти в грешную голову маньяка. Но он даже не изнасиловал ее до сих пор. И хотя в эту брежневскую эпоху никто из известных ей людей не осмелился бы назвать этого человека нормальным, но как точно он все рассчитал! Она быстро проиграла мысленно события последних двух недель: ее похититель вроде бы не сделал ни одной ошибки. И пусть он псих, но это умный, хитрый и расчетливый псих, у которого все разложено по полочкам, и который вряд ли "психанет" в ущерб себе или делу, которое задумал.

Инга поймала себя на том, что мыслит, мыслит непривычно самостоятельно и логически стройно. До этого ей никогда не приходилось так работать головой. Думали, как бы, все вместе: она и все, кто был рядом. И не было опасения "заблудиться" - ее тут же подправили бы. Все, казалось, знают дорогу и знают, если можно это так назвать, "расписание", где указано в каком возрасте что можно и что нельзя, по которому живут все нормальные люди. Но того, что с ней происходило в последние дни, "расписание" не предусматривало. Она была выброшена не то в далекое прошлое, не то на другую планету, чуть ли не на тот свет, а если сравнивать с реальной жизнью, то ничто не было более похожим, чем внезапный арест и тюрьма для того, кто до этого даже в мыслях не держал ничего подобного.

Голова сегодня, как никогда, работала четко и ясно, и она догадывалась от чего. Позавчера вечером ее мучитель опоил ее какой-то дрянью, возможно подсыпал что-то в чай с вареньем, приготовленный в котелке и разлитый по кружкам. Сам он, по-видимому, съездил в какой-то город, так как вернулся оттуда с двумя большими рюкзаками с продуктами питания и всякими нужными в лесу мелочами. А она вчера проснулась далеко за полдень за какие-то минуты до его возвращения, и не то, что сбежать, а от явного действия какого-то наркотика или снотворного лень было даже пошевелить пальцем. Отойти она успела бы на несколько сот метров, а такое уже произошло однажды, и она знала, что ей за это будет. Повторять очень не хотелось.

Радоваться ей все же было особенно нечему. В это утро, как и в каждое, ее ожидали стыд, холод и боль.

-Проснулась, девка? - раздался грубый хриплый голос снаружи.

(К сожалению это был не Высоцкий, хотя и похоже).

-Что, пора?

-Половина одиннадцатого, можешь еще полчаса покемарить. Или ты хочешь сейчас?

-Лучше подожду.

-Закон на твоей стороне, красотка,- усмехнулся ее мучитель.

Однако минут через десять ей надоело это томительное ожидание, и она решилась приблизить этот неприятный утренний ритуал: раньше начнется - раньше кончится. Да и выспавшись, как никогда, очень не хотелось лежать без дела.

Как и предписывал этот сумасшедший ритуал, она освободилась от водолазки, лифчика, тренировочных брюк и даже трусов и вышла из палатки обнаженная, подобно тому, как бросаются в омут.

-Все правильно! После такого отдыха не лежится. А ну повернись спиной!

Инга повиновалась. Спина у ней была вся изрисована свежими рубцами от вчерашних, позавчерашних, и еще немного более ранних этих диких обрядов и неосторожных провинностей. Ниже проступали значительно побледневшие следы незабываемой порки за неудачный побег и сопротивление. В тот раз он догнал ее и, схватив за ухо, пригнул к земле. Она попыталась врезать ему ногой по известному месту, но не получилось. Далее он молча и невозмутимо вел ее. "Так, наверное, когда-то вели в последний путь Жанну д'Арк",- вспомнила тогда Инга из урока истории. Ей в тот раз сделалось страшно, и она попыталась скрыть этот страх наивным вопросом:

-Ты меня даже не ругаешь. Почему бы это?

-Сейчас моя плетка будет тебя ругать.

По пути на расправу ей невольно вспомнилось детство. Иногда отец порол ее ремнем, но мать всегда заступалась, обзывая его при этом психом и извращенцем, что бросало его в краску, и после этого он долго терпел ее провинности. Однако сама мать, в случае значительных проступков, очень редко, но жестоко наказывала ее. Последний раз Инге здорово попало в четырнадцать лет, когда раскрылись ее многочисленные подделки подписей родителей под упрямо растущим количеством двоек в дневнике. Неожиданно она осмелела, рассуждая про себя: "Это страшно только для маленьких. До каких это лет я буду лупки бояться? Подумаешь: мама попу надерет".

Тогда она повиновалась матери, оголив уже в то время выпуклый зад и позволив зажать свою голову между ног. Первые семь или восемь ударов скакалки она действительно выдержала молча. Желая скрыть нарастающую боль, а было уже невтерпеж, Инга подала голос:

-Мама... ну больно же...- это прозвучало с заметно пренебрежительной интонацией, которую на обычный язык перевести можно было так: "Хотя мне немножко и неприятно все это, но ты, мама, занимаешься ерундой". Но скакалка продолжала свистеть, шлепать, а Инга уже не сдерживала себя, а орала то, что обычно орут молоденькие девчонки в таких случаях:

-Ой, что ты делаешь!.. Ну больно же! Больно! Ой, не надо! Ой, не буду больше!- И, наконец крикнув: "Ой, не могу больше та-ак!"- перешла в хаотично исступленный, захлебывающийся и беспорядочный крик, который стих сразу после последнего удара и сменился кряхтением, шипением и тихим стоном. Крикнув несколько ругательных слов в ее адрес, мать хлестанула Ингу еще раз, и теперь уже единственный удар вырвал у девчонки громкий вопль. После наказания она взглянула заплаканными глазами в окно и увидела взрослого парня геодезиста, стоящего с рейкой на углу ее дома и прислушивающегося. Ей было стыдно: он явно слышал, как ее только что драли, и хорошо, что он ее не знал.

Но эта недавняя порка за побег превзошла все, что она испытала в детстве. Тогда он приказал ей обхватить руками толстое дерево, связал запястья, немного не достававшие друг друга, под мышками протащил еще веревку, обмотав плечи, а концы прицепил за верхний сук, чтобы ограничить ее возможность приседать на землю. Каждую ногу в отдельности злодей крепко привязал внизу за голеностопный сустав, чтоб она не пыталась прикрывать свою попу ступнями. Затем, не торопясь, достал из кармана свернутый и сложенный вдвое провод, медный внутри, в хлорвиниловой оболочке с круглым сечением. Провод в сложенном вдвое виде был чуть длиннее полуметра.

Раздался певучий свист. Опоясав левое бедро и левую половинку, гибкие концы провода впились в правую. Первые секунды Инга ничего не почувствовала, но тут же боль, от которой чуть ли не перехватывало дыхание, вонзилась в нее, не желая отпускать.

-О-о-х,- почти шепотом протянула девушка, запрокинув голову назад.

Быстро последовал второй певучий и опоясывающий удар, за ним третий, четвертый, и все они приходились почти по одному и тому же месту. Громкий вопль раздался в лесу. Барьер терпения был сломлен. Оскалив зубы и глядя умоляюще в глаза изверга, Инга орала, что было сил, но это его не остановило. Он, войдя во вкус, продолжал безжалостно и ритмично полосовать ее упругие белые ягодицы, которыми она даже для видавших виды очень соблазнительно вертела и подпрыгивала. Тело инстинктивно надеялось увернуться от непривычно жестокой боли, а сама она уже была готова на все, чего бы этот маньяк от нее не потребовал, лишь бы прекратить эту пытку.

-Что ты хо-очешь- я все сде-елаю! А-а-а-а! Что ты хо-очешь, я все сде-елаю!- охрипшим голосом надрывалась она, распугав окрестных птиц и кабанов.

А хлыст еще долго продолжал безжалостно впиваться то в одно, то в другое место по несколько раз, и ей казалось, что он хочет засечь ее до смерти, а если так - пусть скорее.-Подобные мысли, сопровождаемые ее надрывным криком, не плавно текли, как обычно, а вспыхивали и исчезали, как молнии в ночи.

И вот он уже гладит ее  по волосам, теребит за уши, так чего же она орет? Инга замолчала и разрыдалась. Водопад слез приятно освобождал ее от всего накипевшего и наболевшего в душе, накопившегося за эти шесть лет взрослой жизни без плача, когда начинают молча глотать обиды и неприятности, лицемерно притворяясь "непробиваемыми", от чего черствеет душа, потухает взгляд, каждая мелочь оседает на плечах, накапливаясь к старости тяжелым грузом прошлого, от которого человек сгибается в три погибели, и его уже не радуют ни горы, ни моря, ни леса, ни рассветы и закаты. Инга рыдала в голос, а уходящая боль сменилась приятным чувством очищения. Так очищается лес после промчавшегося грозового ливня. Она снова стала маленькой девочкой, готовой выполнять любые прихоти наказавших ее жестоких родителей, которым она, приведенная жестокой болью в адский экстаз, не притворно, а вполне искренно только что пообещала повиноваться во всем.

Приятное чувство содрогающихся в рыданиях души и тела постепенно сменилось досадой на свою слабость по сравнению с легендарными партизанками, первохристианскими мученицами и жертвами инквизиции.

"Они не покорились, а я сдалась от обычной лупки. Теперь он, наверное, меня трахнет, а может заставит взять минет. Ну и пусть! Так мне и надо, и гори все синим пламенем!"

Робко мелькнувшая мысль: "А он вроде мужик, хоть и старый, а ничего... "- тут же была подавлена нарисовавшимися в ее воображении улюлюкающими физиономиями всех знакомых коллективов, в которых ей приходилось последнее время вращаться.

-Хочешь победить боль, но берешься не за то оружие, - раздался хриплый голос. - Я научу тебя, девка, но всему свое время. Ты умерла... и умерла не сегодня и не здесь, а задолго до того, как я похитил тебя. Сейчас ты мертвая, а я хочу сделать тебя живой и, если на то Божья воля, я своего добьюсь.

Он ласково и восторженно смотрел на нее и продолжал:

-Отныне ты лесная - девка, моя лесная подружка. Ты будешь повиноваться мне во всем. Я заставлю тебя подчиняться! Со мной ты должна быть намного искреннее и откровеннее, чем сама с собой, потому что ты сама себя не знаешь. Ты знаешь только свой фальшивый образ. Всю твою суть ты загнала в подсознание и возомнила, что ты такая же, как все. А ведь Бог не создавал людей одинаковыми. На Земле ты не найдешь одинаковой пары людей так же, как не найдешь одинаковых отпечатков пальцев. Нет даже одинаковых мух, не говоря о людях. Так потрудись узнать: КТО ТЫ.

-Меня зовут Инга. Так мама назвала меня в честь известной в то время фигуристки или гимнастки, не помню.

-Тебя могли назвать и Машкой, и Валькой, и Светкой, а на зоне даже Валеркой, и такое бывает - я тебе потом объясню. Так потрудись узнать не ярлык, который к тебе прилепили, а свою суть.

За этими словами последовала немая сцена. Он смотрел ей в глаза, а она немного растерялась, пытаясь переварить услышанное.

-Я - твой господин, хозяин. Я - твой учитель. Ты в моей власти! Хочешь, я снова тебя высеку, как пятнадцать минут назад?

Инга заволновалась, губы затряслись, глаза забегали, и она упала на колени.

-Ты - мой учитель! Ты - мой господин! Я - твоя подружка! Я - твоя лесная девка! Я все для тебя сделаю. Делай со мной, что хочешь, но умоляю, не надо так больно! Не надо так жестоко!- она побледнела, и на глазах выступили слезы.

-А это уже зависит от тебя. Пороть я тебя все равно буду каждое утро, но слегка, для порядка, чтобы не забывалась. И ты сама будешь обязана просить меня об этом. А сейчас спустись к ручью, умойся и будешь изучать кодекс поведения пленницы. Ты же теперь моя пленница,- он задумался.- И может быть когда-нибудь будешь благодарна мне от всей души...

В этот день она знакомилась с "Кодексом пленницы", перепечатанном на машинке, а ее мучитель больше не тронул ее пальцем.

И вот теперь, спустя две недели, она стояла перед ним голая, повернувшись исхлестанной спиной, а он, как художник, рассматривал свои узоры на ее стройном молодом теле.

Глава 2.

-Какая же ты красивая! Но спина у тебя пусть отдохнет, а вот эта проказница, видимо, соскучилась, и с ней надо поиграться,- сказал он, слегка ущипнув Ингу за самую середину правой ягодицы.- Ну, теперь иди на бревно.

Инга послушалась, дошла до бревна, взошла на него и села на корточки. Это был их туалет. Похититель уже приготовил бумагу. Оправляться она должна была у него на глазах и при этом смотреть на него и не отводить взгляд. Так он воспитывал в ней откровенность, искренность, переходящую все границы. Она должна была обнажить перед ним все части тела, все закоулки души, которые только возможно.

Комары, почуяв дармовую добычу, постепенно слетались. Двое уже кололи своими хоботками ее в ляжку, несколько в спину, один в мягкую половинку и еще один в самое уязвимое место, вызывая нестерпимый зуд. Инга поднатужилась, чтобы ускорить процесс и опорожнилась окончательно.

-У меня все.

Ее тюремщик, как всегда, нисколько не брезгуя, подошел к ней с бумажками и аккуратно подтер ее. Инга никак не хотела к этому привыкнуть и покраснела от стыда. Он бросил бумагу на кострище и поджег. Повинуясь сумасшедшему обычаю, Инга пошла к реке по протоптанной тропинке, где кроме них двоих никто не ходил. Злодей пошел следом.

Река текла параллельно впадающему в нее ручью с ледяной ключевой водой. Этот ручей протекал по дну глубокого оврага, а наверху стояла их палатка. Но даже в реке вода была холоднее, чем в других окрестных реках, потому что такие холодные ручьи были вокруг в изобилии и все впадали в одну  ту же реку.

Спустившись с крутого и высокого берега, покрытого лесом, Инга вошла в воду выше колен. Похититель, будучи всегда в одних плавках в таких случаях, вошел следом, взяв мыло, а мыльницу оставил на берегу. Вымыв у нее остатки того, что не вытерлось бумагой, он снова намылил руку и воткнул  ей в узкое отверстие намыленный средний палец. Инга невольно дернулась. Ей, наверное, это было бы весьма приятно, если бы мысль о других людях не бросила ее в краску стыда. До ее рассудка уже больше десяти дней не доходило, что такое действие может сильно воспламенить страсть. Она стала замечать только, что ее мучитель в этот момент был "на взводе", но это можно было объяснить приближающейся поркой, а с какой радостью он лупит ее, она заметила еще с первых дней. Ей было любопытно, тот ли это самый садизм, о котором она слышала краем уха? Или садизм - это нечто другое? Она считала себя грамотной девушкой из порядочной семьи. Она осмотрительна, не допустит позора и не наделает глупостей. Она, конечно, была уже не девушкой, но у нее хватало хитрости и ума не допустить, чтобы после "этого" кто-то насмешливо показывал на нее пальцем, рассказывая подвыпившим друзьям, как он с ней был, что он с ней делал и тому подобное. Как и все вокруг, она выросла без Бога, а вместо Бога у нее было общественное мнение, которому она, не задумываясь, могла бы принести в жертву все, что угодно. И, если бы существовал (да простит Бог автора) культ служения общественному мнению, среди других святых мы бы имели "святую Ингу".

Но здесь в лесу с этим зверем ее собственное мнение о себе было разбито в пух и прах, а нужный образец такой, какой она ДОЛЖНА быть, еще не был определен. Уходящая тревога за свою жизнь, страх боли - теперь сменились чувством собственного позора и ничтожества, которое, возможно, возникает у недавно изнасилованных "петухов на зоне". Однако, в отличие от последних, она имела возможность многое скрыть и приукрасить, тогда пошатнувшееся общественное мнение о ней после ее странного исчезновения снова пришло бы в равновесие. Это частично утешало ее, частично потому, что она теперь должна вести двойную игру. Это было неприятно, потому что непривычно и тоже предосудительно.

-Ты что забыла? Семь раз окунуться! От числа "7" в Иерихоне рушились стены,- повторил он свою привычную фразу.

Инга послушно семь раз до шеи погрузилась в холодную воду. Эти семь "ударов" холода выводили из себя почти, как семь ударов плети, только совершенно по-другому. Об Иерихоне она только слышала, что там была "труба иерихонская" - больше о тех далеких событиях ей ничего не было известно. Она считала себя развитой. К тому же жила в Москве, почти в центре, но этот лесной зверь каждый день преподносил ей сюрпризы своей эрудиции, по сравнению с которой она чувствовала себя неграмотной дикаркой, и единственным утешением было то, что она "не хуже людей".

Искупавшись, она пошла вверх, похититель следом. Дойдя до условного места, она остановилась, повернулась к нему, опустив глаза, и заговорила дрожащим голосом:

-Господин учитель. Чтоб я не отбилась от рук, меня надо сечь почаще и побольней. Пожалуйста, высеки меня,- последние слова она произнесла почти шепотом и боялась, что он ей за это добавит.

-Я удовлетворю твою просьбу, лесная девка; как всегда ты получишь пятнадцать розог.

-В какой позе мне встать?

-На колени, раком, головой в землю, руки назад, сплести и не разнимать! На бок не заваливаться - иначе возобновлю счет.

Злодей достал мокнувшие в лесной луже розги и поиграл ими. (По средам и пятницам вместо розог работал провод). Инга давно уже была готова и думала про себя:

"Уж лучше б он меня трахнул, псих несчастный".

Он осторожно погладил кончиком прута ей промежность, провел по всей щели вплоть до спины, но больше тянуть не стал. Прут рассек воздух, смачный шлепок... молчание... Второй... Третий...

-Ай!- взвизгнула Инга после четвертого. Эти "Ай!" теперь чередовались со сдавленными рыданиями и под конец становились протяжнее.

В конце взбучки по команде она выпрямилась, продолжая стоять на коленях, и сквозь слезы поблагодарила за принесенную ей пользу. Потом встала и вздохнула радостно и облегченно: отмучилась.

Оба пошли к палатке. Она помогала своему хозяину разжигать костер, готовить еду, чай. Утренний ежедневный ритуал закончился. Теперь можзно было намазаться средством от комаров и вздохнуть свободно. Несмотря на то, что он мог снова высечь ее за любую случайную оплошность, эти небольшие наказания, хотя даже их она почти не могла переносить без воплей и слез, но все-таки они не вызывали столь панический страх.

Только сейчас она обратила внимание на суровую и мрачную красоту елово-березового леса, пересеченного оврагами, спусками и подъемами, места, какого-то нетипичного для Подмосковья, а небо, большей частью закрываемое кронами деревьев, было насыщено яркой голубизной, как вымытое, в отличие от грязно-белесого вблизи больших городов. Было от чего радоваться душе, но Инга не могла себе этого позволить.

Никто ее не учил ничему, кроме того, как присматриваться к людям, чтобы быть такой же, как они, стараться не отличаться ничем. Книжные прилавки были завалены коммунистической трескотней и дифирамбами в адрес Родины, Ленина и Партии. Самую невинную в политическом отношении, но хотя бы чуть-чуть осмысленную, свободную от пропаганды художественную литературу нормально купить было невозможно. Это был дефицит, который из-под полы стоил в десять раз дороже, чем он должен был стоить. И откуда было этой бедной девушке знать ценный совет . Карнеги: "Если жизнь приготовила для тебя лимон - сделай из него лимонад". Карнеги и прочих - в помине не было. О нем никто и не слышал.

Загадочный похититель, сделав вид, что занялся своими делами, наблюдал за девушкой.

-Запомни!- раздался его голос. Инга подняла глаза.- Запомни! Нет никаких объективных критериев правильного отношения к жизни. То отношение, от которого сам человек чувствует себя счастливым- правильное. То отношение к жизни, от которого человек сам чувствует себя несчастным- неправильное. Запомни это- я спрошу. Ты можешь не соглашаться, но запомни: СЧАСТЛИВОЙ ТЕБЯ СДЕЛАЕТ ТОЛЬКО ПРАВИЛЬНОЕ ОТНОШЕНИЕ К ЖИЗНИ.

-Ты считаешь, что здесь я могу быть счастлива?

-На самом деле ты НИГДЕ не можешь быть счастлива, кроме, как здесь. Помнишь, я сказал тебе, что ты давно умерла? В той жизни, какой ты жила, счастья быть не может. Такая жизнь не лучше смерти. Посмотри на женщин, которым сорок лет. Многие из них так и не узнали, что такое оргазм. Если ты пойдешь их дорогой, то придешь туда же, куда пришли они. Ведь в сорок лет человек может нравиться и сам любить не хуже, чем в двадцать. А они себя уже похоронили, они махнули на все рукой, от всего отказались избитой фразой: "нам ничего не надо" и даже пытаются этим бравировать.

-Все так живут.

-Они не живут, а пьют из параши. Надо не спорить. Надо пробовать то, пробовать другое, тогда рано или поздно истина сама откроется.

Ее тюремщик становился все более разговорчивым. На этот раз он разошелся настолько, что издалека, если бы кто появился, подумал бы, что здесь туристы с магнитофоном слушают концерт Высоцкого.

-Ну вот, красотка. Давай займемся делом. Сними купальник и садись на пятки. Сиди десять минут, а потом асаны на растяжку.

Инга, даже для него неожиданно выполнила все упражнения безукоризненно. В конце их легла на спину, расслабилась и минуты на две заснула.

Через полчаса он позвал ее:

-Вот тебе, девочка, задачка. Бери ручку, тетрадь, но сначала напиши то, что надо.

А надо было написать семь раз: "Будь прилежна, о девушка, чтобы тебя не высекли". Инге, конечно, не всегда удавалось быть достаточно прилежной. Небольшие наказания, следовавшие сразу за ее промахами, вызывали у нее теперь не страх, а такое же по силе неприятие, как какие-нибудь очень неприятные медицинские процедуры, что-то типа болезненных уколов, промываний ран и тому подобного.

Когда ритуальная фраза была написана, похититель тут же заговорил:

-Все внимание сюда. Мы имеем отрезок с точкой посередине. Назовем эту точку центром. Назовем этот отрезок одномерным шаром.

Инга вскинула на него глаза.

-Ты хочешь убедиться, не свихнулся ли я? Сначала выслушай до конца, потом реши, если не хочешь быть снова драной, и только после этого будешь делать выводы. Если я чокнулся, то решения нет, но оно у меня в кармане на листке, готовое, а тебе предстоит сделать небольшое открытие уже давно открытого. Итак, объем-1 одномерного шара равен 2R. Возьмем двумерный шар- это круг. Объем-2 двумерного шара равен...- он вопросительно посмотрел на Ингу.

-Пи-эр-квадрат, объем-2 - это площадь,- охотно ответила Инга вовлекаясь в игру и радуясь своей догадливости.

Ему хотелось с иронией ответить: "А ты догадлива, девка", но он вовремя спохватился, поняв, что не стоит омрачать ее пробудившийся интерес к математике.

-Правильно! А объем-3, то есть объем обычного шара равен 4/3 пи-эр-куб. Так вот, девка: в математике можно работать не только в трех измерениях, но в четырех, пяти и больше, до бесконечности. Это в физическом мире мы не знаем измерений больше трех, можем провести только три перпендикулярных друг другу направления. А в математике все вычисления многомерных объектов можно проверить. Все сходится - значит теория работает. Так вот: выведи формулу объема-4 четырехмерного шара. Даю тебе на это полчаса.

Инга склонилась над тетрадью, вытащила вложенный в нее черновой лист, перевернула страницу, чтобы не видеть эти слова "... тебя не высекли", а так, возможно, и случится. Она ушла с головой в работу. Целых полчаса она, волнуясь, как на экзамене, искала закономерности среди трех известных по школе формул, но найти эту закономерность так и не смогла. Она заметила, что этот странный человек стоит сзади и смотрит ей в черновик, где отражен в формулах ход ее мыслей в процессе лихорадочного поиска. Инга обернулась. Ее мучитель стоял, в правой руке держа ровный клочок бумаги, на котором было крупно и красиво написано: V=1/2 пи в квадрате, R в 4-ой степени.

-Чему вас в институте учили? Ты же окончила один курс, вы дошли до дифференциальных уравнений, все усложняющихся к концу, а здесь обычное несложное интегрирование. Вот смотри: длина отрезка - это интегральная сумма точек; площадь круга - это интегральная сумма всех параллельных хорд, включая диаметр; объем шара - это интегральная сумма кругов, образующихся от пересечения шара параллельными плоскостями, включая большой круг. И наконец, девочка, объем-4 четырехмерного шара - это интегральная сумма шаров. Дальше дело техники. Теперь ты знаешь, что надо делать, но я все равно подскажу.

Он взял у Инги тетрадь, ручку, сделал все нужные вычисления, которые привели уже к известному результату.

-Ну что скажешь?

-Меня надо высечь,- и упавшим голосом добавила: Как следует.

-Я удовлетворю твою просьбу, лесная девка.

-В какой позе мне встать?

-Снимай купальник, стоять будешь прямо, руки держать за головой. Орать и прыгать можно. Нельзя низко приседать или разнимать руки. Нельзя слишком сильно наклоняться. Неси розги. Драть буду по ногам спереди десять раз.

Инга снова разделась догола. Ей хотелось плакать от досады на свою ненаходчивость при решении задачи. Она почему-то не чувствовала страха. Вместо этого было неприятное чувство человека, оказавшегося в дураках.

Глава 3.

По пути за розгами ей пришла в голову соблазнительная мысль о побеге, но она совершенно не умела ориентироваться, и ее тюремщик успел это выяснить. На второй день похищения он несильно отлупил ее за то, что при солнце в полдень приказал ей собрать хворост для костра в ста метрах к западу, а она пошла на восток. В пасмурную погоду она могла бы сделать круг и прийти на то самое место, а при солнце, если взять одно постоянное направление - неизвестно, сколько пришлось бы идти, возможно остаться в лесу надолго без воды, а было жарко. Идти вдоль реки возможно было только вниз по течению, и он быстро догнал бы ее. А вверх по реке было обширное болото: утонуть не утонешь, а застрянешь и обувь оставишь в трясине.

Где они находятся, Инга не знала. Она гостила у своей подруги Таньки в деревне, куда эта подруга уехала на лето отдыхать. Там все друг друга знали, а место было сравнительно глухое, и заезжих незваных гостей не опасались.

Тогда, находясь на противоположном от дома родственников подруги краю деревни, ей понадобилось справить малую нужду. Она зашла в кусты, сделала дело, и вдруг ей на шею накинули удавку. Хриплый голос произнес:

-Иди, куда скажу - иначе крикнуть не успеешь, как петля затянется, и тогда уволоку без сознания! Сопротивление все равно бесполезно! Тебе же будет хуже.

Шли пять минут. Она вся бледная, с петлей на шее. Потом он снял петлю. Инга обернулась, увидела перед собой незнакомого мужика. Не амбал, но жилистый, подтянутый, неопределенного возраста, но явно старше ее. Его выразительные глаза радостно сверкали от удачно пойманной добычи.

-Теперь слушай, девка...

-Я тебе не девка!

-Не об этом речь. Я тебя знаю. Знаю, на какой улице ты живешь в Москве. В вашей квартире три окна,- он назвал ее московский адрес, сказал, где работают ее родители, и кто и когда бывает дома. Рассказал много других подробностей и даже то, что последний раз ее мать выпорола в четырнадцать лет.

-Чего тебе надо-то от меня?- Инга пыталась перейти в наступление.

-Есть хорошая новость и есть плохая. Хорошая: убивать я тебя не собираюсь, насиловать тоже.

-И на том спасибо...

-А вот и плохая новость: я похищаю тебя! Отныне ты в моей власти, в полном подчинении мне. Захочу- заставлю голую ползти десять километров на четвереньках, и поползешь.

-Как бы не так! А х... не хочешь?

Рука опасного незнакомца сделала молниеносное движение. Раздался свист. Инга вздрогнула и успела подумать:

"Дура я! Вывела его из себя, а он - псих; сейчас убьет меня!"

Что-то со свистом опоясало левую ляжку и впилось сквозь тренировочные брюки. Боль нарастала, и тут же еще удар. Инга ухватилась рукой за ушибленное место и стала потирать, зашипев от боли. Она только что успела понять, что это - порка, а не покушение на ее жизнь. Присевшую он хлестанул еще: один раз по ягодицам и один раз по спине. Инга взвыла, широко раскрыв глаза и вскочила. Незнакомец крепко схватил ее за руку со словами:

-Я сейчас не приказываю тебе ползти раком, но мы пойдем пешком, а то ты засиделась, разжиреешь, красоту потеряешь, а ты - девка классная, хоть и сволочная, как и все, но у меня шелковой будешь. Сейчас спущу штаны, пять раз я тебя уже хлестанул - осталось девяносто пять.

-Не надо! Больно же... С-с-с,- шипела готовая смириться девушка, потирая спину свободной рукой.

Он одел ей на глаза черную повязку, чтобы она не видела, куда они идут, и долго вел ее, заботливо предупреждая о кочках, сучках, направленных в лицо и ямках. Шли они часа два, затем повязка была снята. Небо затянуло облаками, но дождя не было. Похититель часто проверял направление по компасу и в это время приказывал ей отворачиваться. Они шли очень долго и пришли к месту назначения только на третий день. Две ночи ночевали под открытым небом. Несколько раз еще он надевал ей повязку на глаза, раза три из них, похоже, переходили какие-то шоссе. Понятно было, что они ушли километров на пятьдесят, и, возможно в Москву теперь возвращаться не по этой, а по другой дороге. Сколько ни прочесывай окрестные леса у деревни - впустую. А когда хватятся по-настоящему, если даже поймут, что случилось именно похищение, никакая собака след не возьмет: будет поздно.

-Вот проныра!- подумала девушка.- Как снег на голову свалился!

Никто в деревне, где слухи молниеносно разносятся по всей округе и приукрашиваются - никто не заметил подозрительного человека, который караулил ее наверняка не один день, а может быть и не одну неделю.

Пока еще краем сознания Инга начинала понимать, что поговорка "знание-сила"- не пустая фраза. И теперь она на территории сильного государства, которое к тому же любит во все вмешиваться, вплоть до супружеских измен и атеистического воспитания детей в духе марксизма-ленинизма, оказалась совсем в другом государстве, где только два человека: он - Господин и она - рабыня, которую он дерет каждый день, как сидорову козу, и в результате взрослую девушку заставил подчиняться, как маленькую; хорошо, хоть не ... Что это с ней?

Приятная волна прокатилась по низу живота. Инга повиляла бедрами и вдруг спохватилась. Вернувшись и протягивая своему палачу розги, она впервые от всего сердца искренно произнесла:

-Высеки меня побольнее! Меня действительно надо выдрать, как следует.- И мысленно добавила сама себе:

"Чтобы не хотелось трахаться с этим сумасшедшим!"

Она встала, завела руки за голову и закрыла глаза. Раздался свист, и прут, ударив серединой по правой ляжке, вонзился концом в левую. Последовали удары один за другим. Инга открыла глаза, которые вскоре как бы метали искры, затем начала слегка подпрыгивать, как заводная. Когда порка кончилась, нагнулась, сжавшись и потирая багровеющие рубцы, протяжно охая. Слез не было. Опомнилась, опустилась на колени и, как всегда, произнесла:

-Благодарю за науку, хозяин!

Он погладил Ингу по волосам, играючи потрепал за ухо.

-Не забыла, красотка, сегодня по расписанию еще урок аутофлагелляции?

О, как она ненавидела такие уроки! Он приучал ее, как средневековую монахиню, сечь себя. Всего три удара проводом, но качество требовалось отличное. За один промазанный удар полагалось десять, причем его рукой, а уж драть он умел побольнее, чем мама скакалкой.

-Сегодня будешь сечь по правой ляжке. На, держи,- и протянул девушке тот же провод.

Инга взяла это орудие своей пытки в правую руку и широко расставила ноги. Опять прошлась по ней эта проклятая приятная волна. Ну уж нет! Она со всего размаха хлестанула себя по правой ноге так, что середина провода коснулась, а конец, опоясав ляжку, впился сзади. Тут же она с размаха хлестанула себя во второй раз, и снова протяжное, почти шепотом: "О-ой",- вырвалось у нее. Хватило духа размахнуться в третий раз. После этого девушка покраснела на лицо, а из глаз сочились слезы.

-Молодец, девка! Учти только, что больно телу, а ты тут совершенно не при чем. Это трудно объяснить словами, само придет с опытом. Приведу только один пример. На тебя боль падает тяжким грузом, а ты пытаешься свалить ее своими силами - их не хватит. С болью не играют в "кто кого перетянет". От нее уходят. Вот ключевые вопросы, которые надо задавать себе: 1)Что такое боль? 2)Причем здесь я?

-Как ты меня за побег драл - вся твоя теория пошла бы насмарку. Было не до этого.

-Поделом тебе, озорная девчонка. Но чувствую, что мы еще поиграем в визжалки и прыгалки,- произнес он, не сумев скрыть своего восторга.- Ты хочешь сразу преодолеть трудное. Для того я и ввел уроки флагелляции, чтобы ты начинала с малого. Не изучаются в первом классе учебники из десятого. Но иногда боль можно превратить в радость. Это, конечно, зависит от индивидуальности. Боль также может иметь множество оттенков, как и цвета, звуки, запахи, вкусовые ощущения. Ты не могла не заметить, что от розги и провода боль разная.

-Да, от маминой скакалки и папиного ремня тоже разная, но меня редко лупили. Только если что-нибудь из ряда вон выходящее.

-Плохо даже не то, что тебя редко драли, а то, что рано перестали драть. Хотя может и к лучшему. Наказывать должен тот, кто может чему-то научить. Но я не договорил о разной реакции на боль, вплоть до радости. Известно ли тебе, что испанские флагеллянты полосовали себя плетями, идя по улице, до того, что кровь брызгала, а когда молодые девушки шли навстречу, они старались, чтобы эти капельки крови брызгали на девушек, а спартанских девушек секли не только в наказание, но и чтобы развить чувственность, и иногда во время порки у них было по несколько оргазмов.

Инга все шире раскрывала глаза от удивления, вопросительно глядя при этом на странного рассказчика.

-К тому же я слышал, не знаю точно, правда ли это, что раньше некоторые люди, чтобы им сопутствовала в чем бы то ни было удача, нанимали умеющих как следует пороть мастеров, так сказать, этого дела, раздевались догола, давали себя привязать, орали от боли, как ты в тот раз, а после благодарили и даже платили деньги. Но не знаю, чего здесь было больше: суеверия или действительно какой-то мистической правды. Ты думаешь, конечно, что я- псих, зацикленный на флагелляции. Неизвестно, на чем ты будешь зациклена, когда станешь самой собой.

-Я хочу быть, как все нормальные люди.

-Но ты будешь несчастна. Существующее человеческое общество несовместимо со счастьем. Жан-Жак-Руссо был прав, что человек в обществе несчастен: "Я ускоряю шаг, спешу выйти за город. Как только я вижу зелень, я начинаю дышать свободно. Надо ли удивляться тому, что я люблю одиночество. На лицах людей я не чувствую ничего, кроме вражды, а природа всегда улыбается мне".- Так писал он в своей последней книге "Прогулки одинокого мечтателя". И этот великий человек хотел построить счастливое общество - вот в чем его трагическая ошибка. На деле оказалось, что сами понятия "общество" и "счастье" - несовместимы.

-Можно я сяду на пень, а то устала?

-Присаживайся, красавица! Разрешаю.

Он только теперь заметил, что она так увлеклась беседой с ним, что забыла не только одеть купальник, но даже провод продолжает держать в руке. Инга села прямо голой попой на шершавый пень. В некоторых местах после сегодняшней порки слегка пощипывало. (После той страшной порки за побег она вообще не могла сидеть ни в тот день, ни на следующий).

-О чем я сейчас говорил?

Инга испуганно стала вспоминать.

-Давай сюда провод.

Инга повиновалась и тут же вспомнила:

-Ты говорил, что общество и счастье несовместимы.

Ее мучитель свернул провод и прицепил его к плавкам специальным зажимом.

-Я насильно тебя не заставляю в это верить, а только помни, что существует и такое мнение. Я с этим мнением согласен, а ты можешь потом на собственном опыте убедиться, прав ли я был. Только растягивать эксперимент не советую: жизнь твоя может оказаться тогда прожитой зря.

-Но как может быть счастье в одиночестве? Это невозможно.

-Советская власть запугала вас всех, якобы один человек - это ничто. Можешь не соглашаться со мной. Многими истинами надо переболеть, и не всегда можно доказать их на словах. Но бывает... одинокие единомышленники находят друг друга, когда в их взглядах, склонностях, настолько многое, насколько это возможно, совпадает. История знает такие великие союзы. Потом им хочется расширить круг. Они сначала принимают новичков с опаской, в чем переигрывают, а потом недоигрывают, принимая в свою общину кого попало, и пошло-поехало: подсадные утки, шестерки; наконец великий союз превращается в банальное общество, а общество, как в одном месте написал Руссо - это человеческое стадо. Пытаться создать счастливое общество - это все равно что зимой пытаться натопить улицу, когда на самом деле надо натопить дом и закрыть поплотнее двери. Впрочем, ты уже устала. Нельзя так много сразу. Не то будет в одно ухо влетать - из другого вылетать,- при этом он опять слегка потрепал ее за ухо.- Кстати, красавица, завтра среда, и я, согласно "Кодексу пленницы", буду пороть тебя проводом. Держись, девка!- весело улыбнулся мучитель.

А Ингу возбуждало сидение на пне. Она не могла избавиться от приятных ощущений, которые навевало все вокруг: и шершавый пень, и свежий лесной воздух, освежающий ее тело приятной прохладой, так как солнце только что спряталось за облако, и голос этого странного незнакомца, впервые так долго говорящего с ней, его явно возбужденная плоть в плавках. Внезапно ей снова захотелось отдаться ему, быть посаженной на его кол, пронзенной, и будь, что будет. Или встать на колени и отдаться ему также, как сегодня она отдавалась его розгам, упереться при этом головой в траву и орать от счастья, как она вскрикивала от боли. Есть же все-таки счастье на Земле? Но что скажут люди?! Боже мой! Она настолько изменилась, что сидит на пне абсолютно голая, даже купальник забыла одеть и сидит перед явно возбудившимся мужиком в одних плавках! Инга вскочила и стала одевать купальник. Похититель наблюдал за ней. Она снова села на пень. Желание уходило. Если бы кто видел?!-Их двоих надо отправить в дурдом - так бы и поступили. А ведь было так хорошо!

-Общество и счастье несовместимы,- грустно и задумчиво вырвалось у Инги, а из глаз выкатилась слеза, которую она быстро смахнула ладонью и мысленно упрекнула себя за небывалую прежде сентиментальность.

-Возможно кое-что ты уже начинаешь понимать,- он отвернулся, потирая спереди плавки. Его пленница это заметила, и волна сладострастия снова прокатилась по ее телу в нижней части позвоночника.

Внезапно он резко обернулся, глядя на нее восторженными глазами прямо в упор.

-Ты уже готова, и завтра, после утреннего обряда я открою тебе великую Истину, актуальную для всех времен и народов.

Глава 4.

Утро следующего дня начиналось, как обычно, если не считать, что заинтригованная готовящейся раскрыться ей тайной, пленница не спала до трех часов ночи. Проснулась она в десять утра, проспав на час меньше, чем требовалось в ее двадцатилетнем возрасте, но это ее нисколько не угнетало, а скорее наоборот. Утром любопытство немного померкло перед волнением, какое бывает у малышей перед уколом или зубоврачебным креслом, потому что сегодняшний утренний обряд в соответствии с фантазиями ее мучителя, как уже известно, ужесточался. Наряду с этим ей надоело притворяться образцовой девушкой, природа брала свое, и еще в палатке она отпустила на волю все свои фантазии, и теперь эротические картины разнообразных поз совокупления с таинственным незнакомцем врывались в открытые двери ее сознания, и порой в этих картинах рисовалось то, что не приходило и не могло придти ей раньше в голову. Раньше она сама от себя не ожидала такой, как ей теперь казалось, развращенности.

Ингу утешала невозможность чтение ее мыслей другими, но было немножко совестно, и она чувствовала себя, как новичок-воришка, забравшийся в неохранияемый и очень безопасный чужой дом, где есть, чем поживиться, а хозяин долго и надежно будет пребывать за семью морями. В зеленой тюрьме, где она оказалась волею судьбы, ей по праву возвращалось то, что было отнято обществом, но задавленная идеологией этого общества, Инга расценивала то, возвращаемое природой, что неотъемлемо по праву должно принадлежать ей, как ею же украденное. Кроме всего прочего, случайно она поймала себя на том, что вместо дрожи в коленях перед сравнительно жестоким наказанием она испытывает любопытство, в какой позе ее сегодня будут драть. И еще заметила, что ей хочется стоять перед ним, как вчера, на коленях кверху задом и быть при этом униженной, растоптанной, изнасилованной изощренными способами. Еще один вопрос неотступно тревожил ее на фоне всего перечисленного: просто ли это страсть в ней кипит, или она сходит с ума?

Утренний обряд сначала проходил, как обычно. Но когда в реке он воткнул ей палец в запретное отверстие, она изогнулась, запрокинув голову назад и сладострастно и протяжно ахнула.

-Тебе было больно или приятно? Напоминаю: ты должна быть со мной откровенной. Отвечай.

-Больно,- неудачно соврала Инга.

-Врешь, лесная девчонка!

Инга поняла, что наказание будет еще более суровым, чем ей представлялось.

-Я жду объяснений.

-Я солгала, господин учитель. Выдери меня за это, как сидорову козу вдобавок к тому, что мне причиталось.

-Я удовлетворю твою просьбу, лесная девка! К причитающимся пятнадцати добавлю еще десять. И больше не ври мне. Сказала бы правду - ничего бы не было. Я же знаю, что тебе было приятно. Тебе следовало бы добавить двадцать, но эти десять - условно, до следующего вранья - тогда получишь тридцать. Отвечай, сколько тебе было лет, когда ты потеряла девственность?

-Пятнадцать.

-Кто с тобой был?

-Один стеснительный очкарик из соседнего двора. Он ходил за мной по пятам, я поняла, чего он хочет. А меня разбирало любопытство. То, за что он отдал бы золотые горы, если бы они у него были, очень неожиданно оказалось для него доступным.

-Тебе понравилось?

-Я ожидала большего.

-В какой позе вы занимались любовью?

-Он на мне, больше ни в каких. Постепенно мы охладели друг к другу.

-Сомневаюсь, что это все.

-Был еще один. Он мне нравился больше, но я боялась, что он разболтает своим друзьям. Случилось так, что я узнала о нем такое... , причем не одну, а две вещи, и разглашение каждой из них было бы для него смерти подобно.

-В двух словах: что именно?

-Первое: у нас обворовали промтоварный магазин, в чем он принимал прямое участие. Всех троих посадили. Менты думали, что это все соучастники, но он был четвертым по счету. Ему просто очень повезло, и это - случайность. Менты быстро всех раскололи и, выявив троих, посчитали это достаточным и прекратили нажим. Совершенно случайно, независимо друг от друга его имя задержанные намеревались назвать последним. А небольшая часть ворованного имущества осталась у него на квартире, но в милиции решили, что они успели продать все за бесценок и пропить.

-А второе?

-Его по пьянке изнасиловала шпана на другом конце Москвы, в Чертанове. Здесь же среди шпаны он пользуется авторитетом, но никто ничего не узнал, а он повесился. Двоюродная сестра успела вынуть его из петли, и тогда ей одной он это рассказал, заявив, что все равно теперь убьет себя. Она долго с ним беседовала, с большим трудом ей удалось ему внушить, чтоб он держал язык за зубами, и тогда все останется на своих местах, и чтоб он сам постарался  это скорее забыть и не вспоминать.

Однажды, обожравшись каких-то таблеток, она разболтала мне и готова была разболтать другим, но я ей не дала. Я увела ее к ним домой и сидела у них до рассвете, пока она не заснула. а рассвете он вернулся с улицы, и я отдалась ему. Он, как и все в таких случаях, клялся в любви до гроба, но я предупредила его, что мне известно про магазин и еще кое-что. Он угрожал мне ножом, даже приставлял к горлу, но я сказала, что с него ничего не требуется, а только одно: чтобы он не болтал про нашу с ним связь. Мы еще раз трахнулись с ним и долго потом встречались, пока его не забрали в армию. А в ту ночь на субботу, когда я не ночевала дома, по возвращении отец хотел меня выпороть скакалкой, уже восемнадцатилетнюю, но мать вступилась, обозвав его извращенцем и кровосмесителем. Они потом несколько дней не разговаривали.

-В какой позе ты отдавалась этому второму парню?

-Первый раз в той же самой,- Инга замялась.

-А потом? Говори, девка!

Инга покраснела, как рак, и глухим голосом произнесла:

-В той самой, в какой ты меня вчера утром отлупил.

-И это все?- строго спросил ее мучитель.- Смотри мне в глаза!

-Еще мы пробовали, когда он лежит на спине, а я сижу на нем, как бы верхом,- Инга вся заливалась краской.

-Напрасно ты так расстраиваешься. Я приветствую свободу нравов,- затем медленно, чеканя каждое слово, как будто он передавал сообщение ТАСС о начале термоядерной войны, добавил:

-ВЫ НЕ СВОБОДНЫ, ЕСЛИ ВЫ НЕ СВОБОДНЫ СЕКСУАЛЬНО!

-Все равно ты меня осуждаешь. Я отдалась парню, зная, что он педераст.

-То, что его трахнули - плевать. Плохо, что у него в мозгу две извилины. Его сестра, хоть и психопатка, но умнее,- похититель улыбнулся и добавил малоизвестную фразу Пушкина из "Сцены из рыцарских времен":

-Ладно. Песня песней, а виселица- висилицей. Провод у меня с собой, и драть я тебя буду здесь,- в глазах его засверкали дьявольские огоньки.- Только сначала семь раз окунись. Сейчас тебе особенно полезно остыть. Ишь как раскраснелась!

Инга пошла в реку, сделала, как он велел, потом вышла на берег. Злодей в это время мыл руки.

-В какой позе мне встать?

-Все, как вчера: на колени раком, головой в землю, руки назад, сплести и не разнимать, на бок не заваливаться!

-Пожалуйста, свяжи меня. Вдруг я не выдержу двадцать пять проводом,- Инга побледнела.

-Приучайся выдерживать. Если не начнешь учиться- никогда не научишься. Если, отправившись в путь, не сделаешь ни шагу - к цели никогда не придешь. Завалишься на бок, схватишься за рубец или загородишься - добавлю. От этого не умрешь, красотка, только здоровее будешь.

Что ей оставалось делать? Найдя почти единственную ровную площадку на склоне крутого берега, обнаженная девушка встала так, как ей было приказано. Но что это? Страх ослаб, а на смену ему прямо пришло бешеное желание,   чтоб ее в такой позе поимели.

Свист раздался неожиданно. Кончик хлыста вонзился прямо между немного раздвинувшимися половинками, недалеко от запретного входа. Нахлынувшая до этого волна сладострастия, как ни странно, продолжала сосуществовать с нарастающей болью. Во второй раз, опоясав соблазнительные округлости, конец хлыста впился там, где начиналась ляжка.

-С-с-с,- зашипела Инга. А после третьего удара раздалось очень протяжное "О-о-ой", которое невозможно было на слух отличить от крика страсти. Боль заводила. Хотелось прыгать и вертеться в каком-то диком танце. В этом было даже что-то привлекательное, но с каждым ударом становилось невыносимее, и, наконец, боль одержала окончательную победу, и после десятого удара раздалось первое звонкое "Ай!" После еще нескольких таких "Ай" девушка услышала голос своего палача:

-Уже пятнадцать, на этом бы все и кончилось, но ты не была откровенной. В другой раз не смей мне врать! Вот тебе! Не смей мне врать! Вот тебе!

На девятнадцатом ударе Инга затряслась в рыданиях, а пальцы сжала изо всей силы, так как очень хотелось схватить руками исхлестанные половинки, сжаться и тереть их. Вся покрасневшая она впилась зубами в траву, а из глаз градом посыпались слезы.

-Ну все, девка, отмучилась, можешь расцепляться.

Инга, оставаясь на коленях, расцепила руки, выпрямилась, потирая отхлестанную задницу, затем вытерла слезы, выплюнула траву с землей и глубоко вздохнула. Руки продолжали дрожать.

-Благодарю за науку, господин учитель. Можно умыться?

-Не можно, а нужно.

Инга спустилась к реке, смыла остатки травы с землей около рта, промыла глаза, несколько раз глубоко вздохнула и бодро пошла наверх. Ее палач присоединился к ней. Пронзительная боль сменилась жаром и легким пощипыванием. Красные, местами темнеющие рубцы, ярко смотрелись, по своему украшая и без того привлекательное и стройное молодое девичье тело. Инге снова пришлось удивиться самой на себя. Голая, только что высеченная, она снова хотела отдаться этому зверю и при этом не чувствовала себя униженной и несчастной. Небывалый ранее озорной огонек светился в ее глазах. Она также радовалась, что ее тюремщик последнее время стал разговорчивее. Ей теперь хотелось говорить с ним день и ночь.

-Господин учитель! Ты вчера обещал мне открыть какую-то великую тайну,- оживленно обратилась к нему Инга.

-А ты готова слушать?- Он оглянулся на нее.- О! Это прекрасно: тебя только что высекли, но по глазам вижу, что в тебе оптимизма, хоть отбавляй. Я это приветствую! Только сможешь ли ты достаточно внимательно выслушать, чтобы переварить, усвоить и никогда не забывать?

-Надеюсь,- улыбаясь ответила девушка.

-Смотри, ты можешь не соглашаться, я не собираюсь плетьми вдалбливать в твой прекрасный зад свои убеждения, но ты должна ЗНАТЬ, что существует на свете такой взгляд на вещи и ПОМНИТЬ его содержание. Не обязательно соглашаться, но обязательно помнить. Забудешь - выдеру. А ты "Кодекс пленницы" знаешь: одно дело - трудную задачку не решить и совсем другое - не усвоить то, что разжевали и в рот положили. Сидеть будет больно - это точно. Все внимание сюда, девка!- Внезапно его тон изменился с дружески игривого на строгий и повелительный. Потом добавил более мягко:

-Садись на пень и слушай.

Она села. Шершавый пень снова кольнул голые отхлестанные половинки. Инга, хотя и не переживала по поводу недавней экзекуции, но не хотела повторять. Чтобы не быть снова наказанной, она изображала пристальное внимание.

-Первая часть этой великой истины состоит из четырех слов: ОСНОВНАЯ МАССА ЛЮДЕЙ - ИДИОТЫ. Что ты на это скажешь?

-Надеюсь, я не буду наказана, если скажу прямо: уж не разыгрываешь ли ты меня? И это - великая тайна? Что-то похожее я уже слышала.

-В том то все и дело, что одна первая часть ничего не говорит. А вот и вторая часть: ... ПО СВОЕМУ СОБСТВЕННОМУ ВЫБОРУ. Здесь необходимы комментарии, поэтому слушай внимательно.

Каждый человек рожден гением. Каждый в чем-то своем может достигнуть таких высот, сравнимых с Ньютоном или Эйнштейном. Здесь, на первый взгляд, противоречие: все люди гении и одновременно все люди идиоты. А дело в том, что человеку предоставлена свобода: он может ВЫБРАТЬ путь гения или путь идиота. И, наконец, может шарахаться из стороны в сторону или долго идти по пути идиота, затем спохватиться и, "переведя стрелку", ступить на путь гения.

В чем суть пути гения? ИСКАТЬ, искать в себе золотую жилу, отдача которой будет неисчерпаема. Возьми, к примеру, радиоприемник: он будет молчать до тех пор, пока его не настроят на нужную волну. Ручкой настройки ведется ПОИСК. Наше назначение, как только входим в сознательную стадию жизни- начинать этот поиск. Начало поиска - это и есть покаяние. Ведь древнегреческий эквивалент слова "покаяние" дословно означает нечто подобное "перемене мышления". Ты слушаешь меня, девка? Я тебя буду спрашивать. Если что-нибудь забудешь - высеку.

-Рассказывай, мне интересно.

-Если ты слушаешь - это действительно должно быть интересно, потому что в советских условиях раньше ты нигде не могла этого услышать. Даже в свободных странах большинство людей идут по пути идиота, а что ты хочешь здесь? Ты заметь: все сводится к тому, что здесь человека насильно загоняют в коллектив, любой ценой, а ведь кому-то это очень надо. Даже если праздник совпадает с выходными, то не дают гулять несколько дней подряд, стараются заставить всех выходить на работу, или оплатив эти дни, или перенеся их на отпуск. А как же? Человек может оказаться наедине с собой и ЗАДУМАТЬСЯ. А если он задумался, у него есть хороший шанс до чего-то докопаться. КТО НАЧАЛ ДУМАТЬ СВОЕЙ ГОЛОВОЙ - ТОТ АВТОМАТИЧЕСКИ СТАНОВИТСЯ НА ГОЛОВУ ВЫШЕ ОКРУЖАЮЩИХ. А как может развиться человек, как может он найти свою золотую жилу или настроиться на нужную волну, если фактически, даже у многих верующих общество в сознании занимает то место, которое полагается занимать Всевышнему? Каждый свой шаг он поверяет с мнением общества, каждую рутинную мелочь повседневности. Если он хотя бы мысленно отступит на миллиметр от общепризнанного поведения - в его воображении моментально вспыхивают тетушки, кумушки, показывающие на него пальцем, мужички, бьющие его по роже или обзывающие нехорошими словами...

-Но это во всем мире...

-Давай сравним. Англичанин на людях может сыграть тебе любую роль, он будет соблюдать общепринятые правила даде лучше, чем славянин. Но его лучший друг, например, может не знать, в каких он отношениях со своей женой, любятся они или разводятся. Общество глупо во всем мире, но там нет такого контроля, вмешательства в личную жизнь. Обособленность не считается чем-то крамольным. Скорее постыдно совать нос в чужие дела вместо того, чтобы заниматься своими проблемами. Поэтому там мы имеем более развитое общество во всех отношениях, в том числе и материально, потому что там шире приоткрыт путь для тех, кто осознал себя сильной личностью.

Когда ты училась в школе, у вас были случаи коллективной травли кого-нибудь одного?

-Да... припоминаю...

-Других старшие учили, чтобы они не оказались в таком же положении: "Присматривайся, будь, как все". К чему это свелось? А к тому, что НА ПРАВО БЫТЬ СОБОЙ НАЛОЖЕНО ТАБУ. Как можно найти золотую жилу, если нельзя удаляться от указанного места? Как может радиоприемник поймать нужную волну, если ручку настройки крутить запрещено? В результате мы имеем общество, представляющее из себя сборище идиотов. Кого-то считают умным, кого-то считают дураком, но не ищи среди них умных людей: их там нет. Запомни: никто никогда ничего путного тебе не посоветует, а если их совет и окажется правильным - это будет очень редкая случайность, такая же редкая, как крупная сумма денег, случайно найденная на дороге. Есть только один человек, к советам которого ты можешь прислушиваться, только один на всей Земле.

Инга иронически улыбнулась и отвела взгляд, подумав: "Он слишком высокого о себе мнения. Мания величия?.."

-Смотри мне в глаза, лесная девка. На всей планете Земля есть только один человек, советы которого следует принимать всерьез. Ты сейчас подумала, кто этот человек, и не угадала. ЭТОТ ЧЕЛОВЕК - ТЫ!

Голая красавица, сидящая на пне, уставившись на своего сурового наставника, так и застыла с раскрытым от удивления ртом.

Глава 5.

-Это придумал не я,- продолжал странный учитель.- Древние науки, известные в течении нескольких тысячелетий утверждают, что внутри каждого из нас скрыто ЗНАНИЕ ВСЕГО. Внутри каждого из нас скрыта Божественность. Надо только вспомнить, надо убрать все препятствия, надо подготовить себя встретить Реальность лицом к лицу и суметь ее выдержать. Но первое препятствие на пути - это общество. Кое-что ты можешь уже сейчас,- он замедлил темп беседы.- Если не будешь лукавить сама с собой, ты безошибочно отличишь, когда ты счастлива, а когда нет.

-А если это счастье ненормальное? Буду откровенной. В твоем плену я несколько раз чувствовала себя счастливой в тех ситуациях, в которых нормальный человек не может испытывать счастья. Я в твоей власти, у тебя сила, но ты просил меня быть с тобой откровенной. Ты поработил меня, и от этого я могу сойти с ума. Каждый день я чувствую за собой такие вещи, которые мне раньше и в голову не приходили. Если кому рассказать... В общем, не знаю из-за чего, то ли из-за того, что ты лупишь меня каждый день, то ли как-то по-другому влияешь, но я чувствую, что с тобой я скоро сойду с ума. Неужели твоя цель сделать меня сумасшедшей? Чтобы я стала чокнутой, наглухо завернутой?..

-Я мог бы поспорить на свою собственную жизнь, что настоящее помешательство тебе не грозит. То, что ты начинаешь в себе обнаруживать - всегда было в тебе. Ты никогда не сможешь от этого избавиться, но ты никогда и не сможешь приобрести то, чего у тебя не было. Ты жила в темноте и практически совсем не знала себя. Тебе было запрещено пользоваться светом собственного знания, светом своего собственного наблюдения, светом своего собственного понимания. И вот мой выбор пал на тебя, и с моей помощью ты оказалась вдалеке от блюстителей твоего невежества. Вглядываясь с опаской, но все же ты осмелилась робко осветить этим светом свою собственную суть, и теперь ты больше о себе знаешь. Если осветишь ярче - узнаешь еще больше.

-А если я узнаю то, что мне лучше бы совсем не знать? Если в глубине моей сути откроется желание убивать других или себя? Что ты на это скажешь?

-У меня есть, что сказать, и этого вопроса я давно ждал. Такие случаи бывают очень редко, но нельзя, ни в коем случае нельзя сбрасывать их со счетов. Ты должна усвоить все, что я буду говорить. Я бы сам не стал давать тебе так много пищи для размышления за один раз. Но я вижу, что у тебя разгорелся интерес настолько, что ты не боишься быть выпоротой за то, что забудешь что-нибудь из рассказанного мной. А если есть живой интерес к предмету, значит этот предмет лучше усвоится. Итак, слушай внимательно:

К Богу есть два пути. Это две древние науки: Йога и Тантра. Это не религии, это - науки. Это теории, которые прекрасно работают. Йогом может быть как индус, так и христианин, и мусульманин. То же можно сказать о Тантре. Конечная цель каждого человека - Просветление, которое индусы называли и называют САМАДХИ, а Иисус - РОЖДЕНИЕМ СВЫШЕ. Пока ты не достигнешь его - какая бы радость с тобой ни приключилась - тебе все равно будет чего-то не хватать. Ты будешь хотеть большего и подгонять завтрашний день. Когда же достигнешь Самадхи - будешь счастлива в любых обстоятельствах, даже в полном одиночестве, даже в аду, точнее нигде и ничто не будет для тебя адом.

Большинство достигших шли путем Тантры. В учении Христа тоже преобладает Тантра, хотя есть и немножко Йоги. Тантра учит принимать себя и мир таким, как есть; она начинает с того, какой человек есть. Таким образом Тантра начинает с начала, а Йога начинает с конца, с того, каким человек должен стать, когда спадет завеса последнего препятствия. Тем, кто склонен убивать себя или других, не будучи с ними в состоянии войны, тем необходимо следовать путем Йоги. Если б этот факт был обнародован, много жизней было бы спасено. Убивающим маньякам нельзя идти путем Тантры, принимая себя такими, какие они есть. Следуя своим склонностям, они породят больше проблем, чем разрешат, причем в первую очередь для себя. Всем остальным лучше следовать путем Тантры: он быстрее приведет к цели, несмотря на то, что Йога привлекает многих тем, что тешит их эго, но это уже другая тема.

Сумей же усвоить главное. Пока тебя не тянет разрушать без причины себя или других, ты прекрасна такая, какая ты есть, и чем больше следуешь своей сути - тем становишься прекраснее. А мнение людей тебя должно интересовать не больше, чем мнение обезьян в зоопарке. Вчера ты с искренней грустью признала, что счастье и общество несовместимы. Так в чем проблема? Выброси общество, как выбрасывают камешек из ботинка, который мешает идти.

-Ты предлагаешь, чтобы я пошла одна против всех? Как Чацкий? Считаешь, что я выйду победительницей?

-Чацкому, по замыслу Грибоедова, восемнадцать лет. Не имея опыта, не поняв до конца, что он имеет дело с роботами, устойчиво запрограммированными на определенное поведение, он надеялся, что как только выдаст им простую формулу истины, они сразу его послушают, и весь мир перевернется в лучшем смысле. Что все сразу встанет на свои места. Но этого не случилось, и он разочарован. Он просто не знал, что эта попытка была заранее обречена на неудачу. Ведь написано в Евангелии: "Не сыпьте бисер перед свиньями", а он этого не учел. Переубедить этих людей - такое же бесполезное занятие, как пытаться научить собаку разговаривать человеческим языком. Он как бы пытался починить безнадежно испорченную машину, устройство которой ему не было известно.

Я не этому тебя учу. Я учу, чтобы ты МОЛЧА ДЕЛАЛА СВОЕ ДЕЛО и не допускала посторонних в "святая святых" своей личной жизни. К сожалению, в этом маразматическом обществе иногда принято, хоть в переносном смысле, но вломиться в дом и порыться в личном белье или требовать отчета о своей частной жизни. Замкнутость - крамола. В таком случае надо давать умелый квалифицированный отпор, и я тебя этому научу.

Ты боишься идти одна против всех. Это не требуется. Но на случай коллективной травли надо все же иметь противоядие. И запомни: сила человека в его интеллекте. Сильная рука может в лучшем случае разбить кирпичную стену. Сильный ум может за несколько минут уничтожить город. Горбатая старуха с клюкой, если у ней есть ум и острое желание победы, может уничтожить несколько десятков здоровекнных мужиков, у которых фантазия не идет дальше, чем "быть амбалом", "привести кодлу" или настучать ментам", а на самом деле способов - тысячи. Я не буду рассказывать сейчас подробно, мы специально будем этим заниматься. Запомни первое: если кто-то строит тебе козни - собирай о нем информацию. Хватайся за любые сведения, так как самая невинная информация неожиданно может очень пригодиться. И, разумеется, ищи в нем слабые места. Да у тебя же был в жизни пример - тот второй парень: ты собрала о нем материал и стала сильнее. А если бы не так, сейчас может быть весь район знал бы, какая ты бываешь, занимаясь любовью, как ты это делаешь, причем со всеми подробностями.

Инга внезапно вспомнила, что опять, как и вчера, забыла одеть купальник. Первый порыв был вскочить и, прикрываясь, добежать до близко стоящей палатки и там одеться, но она успела сообразить, что это глупо, да и пусть полюбуется. Беседа уже начинала ее утомлять. Она медленно встала, тихо доложив: "Я оденусь".- Плавно повернулась, сверкая рубцами, дошла до палатки, одела купальник и снова вышла.

-Ну а теперь, красавица, попьем чайку, и ты мне расскажешь все, что усвоила. Материала для усвоения я тебе дал сегодня более, чем достаточно.

Они начали готовить чай, открыли банки с кильками в томатном соусе и достали хлеб. Сгущенка была в дефиците и заканчивалась, припасенная еще до похищения Инги.

-Можешь сейчас начинать.

Инга быстро пересказала, что основная масса людей - дураки по своему собственному выбору, что каждый может быть великим, если найдет в себе "золотую жилу" или, говоря иначе, "настроится на нужную волну"; что в СССР пытаются загнать человека в глупый коллектив, чтобы отвлечь его от поиска себя; вспомнила даже о том, что "если думать своей головой - становишься на голову выше окружающих", сравнила англоязычные и славянские страны. Потом он разлил крепкий чай по кружкам, и Инга продолжала отвечать свой урок. Она пересказала, что советоваться ни с кем не стоит, так как внутри себя каждый найдет "знание всего". Раскрывая себя, человек может обнаружить то, что раньше он о себе не знал, но всегда имел при себе, и, если раскроются опасные тенденции для себя или окружающих - необходимо идти путем Йоги, а во всех остальных случаях - Тантры, чтобы принимать и любить себя такой, какая есть, и принимать мир таким, как он есть. Что не удовлетворишься, пока не пройдешь путь до конца и не достигнешь Самадхи, то есть просветления или Рождения Свыше. И, наконец, чтобы стать счастливой, надо выбросить общество, при этом не восставать против него, а молча и никому не докладывая делать свое дело. Не позволять никому совать нос в свою частную жизнь, а если нападают - готовиться к войне: собирать информацию всю подряд о противнике, акцентируя внимание на главном - на его слабостях, а самой быть сильной, в первую очередь за счет своего интеллекта.

-Одно забыла: "Вы не свободны...?"

-Если вы не свободны сексуально,- скороговоркой ответила Инга.

-Отлично! После такого ответа захочешь выдрать, и не за что.

-А почему бы вместо меня тебе не похитить было парня моего возраста. Неизвестно, кто кого тогда бы выдрал.

Инга думала, что сейчас последуют угрозы, но ее тюремщик, улыбаясь, ответил:

-Если бы меня тянуло на мальчиков - я бы так и сделал, только сначала привел бы себя в более хорошую спортивную форму, но, к твоему счастью или, если тебе угодно, к несчастью, меня тянет на девочек.

-А особенно причинять им боль.

-Ты права, и не только. Мои фантазии намного разнообразнее, чем ты думаешь.

-Да, особенно по утрам. А ты не подумал, что случайно мимо нас могли пройти туристы или охотники? А я оказалась бы такая нехорошая, что показала бы им следы твоей прихоти на моем теле и попросила бы помощи?

-Я тебя не предупредил по одной причине: я очень хорошо знаю эти места и знаю, что сейчас здесь никто не ходит. Но, допустим, чудо все же произошло, и они появились. Если они не дураки, их реакция будет такой: "Решайте, ребята, свои проблемы сами, нас не впутывайте". Это они в городах такие смелые. Большинство тех, кого ты считаешь рыцарями, способны только вчетвером или впятером одного бить ногами и то, недалеко от ментов. А если потерпевший вытащит оружие, даже холодное, то "герои" предпочтут искать поддержки у ментов и общества, при этом с пеной у рта доказывая, что они полностью соответствуют советским стандартам. Вот если бы твои проходящие "спасители" оказались бы дураки, то тебя бы грызла совесть до конца твоих дней. Я их убью и знаю, как я это сделаю, это мой секрет. А тебе, девка, пришлось бы помогать мне их закапывать.

-Но ты же следуешь своим склонностям, потому что тебя не тянет не убийства, разве не так? Не пора ли переходить на Йогу?

-Не путай любовные влечения с войной. Кто-то из мудрых на Востоке сказал, что война - это путь обмана. Но на войне оправданы и убийства, и, когда воюешь, тут не до любви, в каких бы видах эта любовь не проявлялась. У меня в присутствии врагов пропадает желание секса и связанных с ним игр. Если не убьешь ты, то убьют тебя. В этой, так называемой "святой" земле покоятся десятки миллионов трупов людей, уничтоженных советской властью. Среди них мог оказаться я, могла оказаться ты, твои близкие, не застрахован никто. Твой второй парень чуть не оказался среди них, потому что он умственно недоразвитый. Быть умным ему запрещалось, его бы тогда не стали уважать друзья, а ему внушили, что жить одному, гулять самому по себе, как одинокий кот, очень страшно. Он стал, как все, может быть от недостатка смелости, но скорее всего от избытка глупости, а разве это спасло его? Он - "герой". Он за компанию и морду прохожему набьет, и магазин обворует без особой необходимости, и трахнет себе подобного, залетного из другого района, как с ним и поступили в конце концов. Его морально изувечило это общество, которое заинтересовано, чтобы больше было скотов, чтобы больше было пьяных подонков, потому что скотами и подонками легче управлять. А состояло бы население из свободных, уважающих себя людей - все эти ленины, сталины, молотовы и кагановичи были бы жалки и смешны. Сейчас они не убивают прямо, хотя и такое бывает. Твой чуть не повесившийся знакомый - прекрасный тому пример. Тебе в назидание да будет сказано: ты боишься выступать против всех, а он жил, как все, и, считай погиб, если бы не счастливый случай: его спасла сестра. Вывод? - Жить, как все, не безопаснее. Надо жить, как нравится, и уметь постоять за себя и в этом случае вести войну только по своим правилам.

-На все у тебя есть ответ. Ты меня многому учишь, лупишь, преподаешь мне уроки, как ты называешь "аутофлагелляции", а почему бы тебе, как учителю, не показать мне пример, как ученице, на себе. Меня интересуют твои возможности переносить боль.

-No problem! Я давно собирался тебе это продемонстрировать, и сейчас это, как никогда, кстати.

Впервые в ее присутствии он снял плавки, отцепив от них провод. Инга воочию увидела, как он возбудился. С радостной улыбкой она разглядывала все тело незнакомца, включая то, что она раньше не видела. Дыхание перехватывало. Орудие истязания в его руках, похоже, усиливало страсть.

-Можешь бегать вокруг, смотреть хоть в фас, хоть в профиль. Только технику безопасности соблюдай, а подставишься под удар - на меня не обижайся,- все это он произносил тихо, как заговорщик. Его, возможно, также душила страсть.

Раздался первый свист. Инга, как завороженная, смотрела и не верила своим глазам. После шестого удара его возбуждение было нейтрализовано болью, но он, как ни в чем не бывало, продолжал сечь себя и даже негромко считал удары вслух. Инга забежала сзади. Свежие полосы алели на мускулистых половинках, а заканчивались эти полосы капельками крови. Объект ее пристального внимания досчитал до тридцати. Уже появлялись первые рубцы на ляжках и спине.

-А дальше рука начинает халтурить. Каким-то образом тело передает ей свой протест, и она слушается. Передаю провод тебе. Хлестани меня тридцать раз еще, но ни одного фальшивого чтобы не было. Я проверю.

Этот странный человек передал ей орудие пытки и снова повернулся спиной.

-А как ты отличишь свои следы от моих?

-Секи меня по спине выше этой линии,- и он провел воображаемую линию рукой, после чего вцепился в ветку стоящей перед ним березы.

Первое время Инга старалась, чтобы не схалтурить. Потом с удивлением заметила, что это ее раззадорило, но она все равно боялась превысить меру.

-А как узнать, что удар не чрезмерный?

-Кровь не должна быть по всему рубцу, а только на кончике,- тяжело дыша, ответил ее похититель.

Его голос, считавший удары, чуть изменился, но сам он спокойно выстоял до конца, лишь немного извиваясь.

-Ты не будешь мне мстить? Я не виновата - ты сам приказал. Тебя ослушаться - себе дороже.

Она зашла спереди, протягивая ему провод, но он стоял, отрешенный от мира, со счастливым выражением глаз, а сексуальное возбуждение его зримо нарастало.

-Мстить? Тебе? Да я счастлив, что такая красавица меня выдрала. Вот мы и поближе познакомились с тобой.

Не будучи в силах отвести взгляд, Инга радостно улыбалась.

-Оказывается тебе нравится, когда тебя лупят.

-Тебе тоже нравится, я это заметил раньше тебя самой. Ты еще не разобралась в себе, но я в этих делах хорошо разбираюсь. Осмелишься ли ты солгать мне, что последние два дня утром ты с большим наслаждением принимаешь позу для наказания. Боль гасит твою страсть, которая после возвращается с еще большей силой. Так и должно быть. Мне повезло! Слава Богу!-Мне повезло! Ты такая же, как я, и не зря меня к тебе притянуло.

-Скажу тебе откровенно, а откровенность ты любишь. В этой позе я хотела отдаться тебе и вчера, и сегодня. Но это не значит, что я такая же ненормальная, как ты.

-Если бы тебе не нравилось, когда тебя лупят, тебе в тот момент было бы не до секса. Ты думаешь, мазохистки не орут от боли? Страсть действительно может полностью нейтрализовать боль, но только в момент оргазма. Вот давай проверим: сними купальник, а я тебя один раз хлестану, причем сильно. Сама увидишь, хоть ты и завелась сейчас, но заведешься еще больше.

Инга сняла купальник и бросила его на траву, но в мыслях у ней были совершенно иные намерения. Она выпятила свои округлости, украшенные рубцами:

-На, хлестни, не впервой.

Он с наслаждением хлестанул ее. Знакомый свист и нарастающая боль прямо в центре около щели, разделяющей полушария. Инга, не стесняясь ухватилась рукой, потерла.

-Ну, наблюдай за собой. Страсть твоя усиливается, девчонка.

-Ну так давай скорей! Чего теряешься?

-Я не теряюсь, я хочу, как лучше.

-Не мучь меня и себя.

Инга повернулась к своему будущему любовнику и воочию увидела, что его возбуждение достигло максимума. Она схватилась рукой за средоточие его страсти и почувствовала, что сама кончает.

-Вот лучше поиграй, успокоишься.

-Я уже кончила, но мне этого мало.

Девушка повернулась к нему спиной и нагнулась, пытаясь ввести его член в свои алчущие недра. Чудак хлестанул ее проводом по пояснице.

-Не балуйся, девка! Не то будешь жестоко выпорота.- Член задергался. Инга, одержимая страстью, почти не почувствовала боли от удара по пояснице, но ее партнер кончал, тяжело дыша и запрокидывая голову.

-Для чего ты меня похищал в таком случае? Чтоб истязать и пудрить мозги своей бредовой философией?

-Ты не знаешь, что от этого дела можно получить в десятки раз больше удовольствия. Если я расскажу тебе сейчас все подробности - будет неинтересно. Знай: есть любовь! Есть счастье, которое тебе и не снилось! А не только короткое замыкание и слив энергии - это приедается, это очень скоро будет скучно. Эти два гаврика, которые у тебя были, ничего не умеют. И ты даже себя не знала до встречи со мной. Да и сейчас знаешь не до конца. Подожди срывать плод, пока он зеленый. Дай ему созреть. Тогда мы такой трах устроим...

-Я хочу с тобой сейчас. Два дня назад я думала, что у меня никогда язык не повернется сказать такое, и теперь, если б кто слышал, отправили бы меня в сумасшедший дом с тобой за компанию. Я понимаю и иду на это. Давай я тебя прутиком постегаю, и ты снова сможешь: ты ведь это любишь. А хочешь, меня постегай, только прутиком и не сильно. Тебя это возбудит, да и чего скрывать: меня тоже. Не ты у лесной девки просишь, а она у тебя.

-Моя ученица должна понимать меня с полуслова, а мы ходим по кругу, и мне, я чувствую, придется объяснять тебе еще и еще. Прежде всего ты должна быть послушной и покорной. Роль сварливой жены не для тебя. Или смирись, или я тебя высеку, но не так, как утром.

-Секи!

-Принеси веревки, я тебя к дереву привяжу.

Он с удивлением увидел, что Инга покорно пошла в палатку за веревками, ничуть не возражая. Ее разрывали противоречивые чувства. Взбудораженная спором, она до сих пор полностью не отдавала себе отчет в том, какие испытания навлекла на себя. Инга также чувствовала, что ей хотелось быть жертвой, испытывать страдания, боль, слезы - она начинала видеть в этом что-то возвышенное и труднообъяснимое. Только страх боли противостоял всем силам собравшимся воедино, но теперь даже сам этот страх казался чем-то желанным. Она знала, что вскоре пожалеет об этом, но с радостью дала себя связать.

-Сколько раз будешь бить?

-Семьдесят пять тебя устроит, красотка?

-А сколько за побег тогда было?

-Тогда было ровно сто.

-Тогда фигня твои семьдесят пять.

-Посмотрим.

Знакомый свист, знакомая боль.

-Сейчас я буду страдать,- с радостью шепотом произнесла осмелевшая девушка. Она представляла себя в Средние века на площади. Толпа ахает, сочувствует, часть злорадствует, а безжалостный палач в красном капюшоне сечет ее по всем правилам. Она тихонько постанывает оть боли, красиво извивается, умножая число поклонников, соблазняющихся, восхищающихся, сочувствующих, потрясенных.

-О-о-о-й, о-о-о-й,- чуть слышно стонет Инга, на самом деле красиво извиваясь.

Секс ушел, одержимость уходит, остается боль. Это не опасно, это даже не обидно, это трудно, надо терпеть. Девушка напрягается, краснеет лицом, вертится. А боль пронзительная, безжалостная, невтерпеж... Слезы начинают течь ручьем.

-Ай-ай-ай - не надо! - Заходится она в неудержимом вопле.

"О, как это тяжело, страдать по-настоящему!"- мелькнула мысль.

-Будешь слушаться, девка?

-Больно же! Хватит! Ай!- слезы лились градом.- Что ты делаешь! Ой, не могу! Больно!

"Не получается гордо и красиво,- мелькнула еще одна мысль.- Не могу терпеть",

-А-а-а-а!

Больше не свистит. Неужто отмучилась?

-О-о-й,- визги и вопли сменились на тихий стон, похожий на стон при оргазме. Снова Инга сладострастно извивается и запрокидывает голову.

-Развяжи руки, хоть слезы вытру,- говорит она умоляющим голосом. И вот руки уже развязаны. Он смотрит на нее ласково и восторженно. Он целует ее в заплаканные глаза со словами:

-Поздравляю тебя! Ты приняла эти муки за любовь!

Глава 6.

Наконец Инга была развязана полностью. В ее мягком месте ощущался жар. Она провела ладонями по иссеченным местам. Там было очень неровно. Она взглянула на свои ладони. На них осталось немножко кровяных следов.

-А знаешь? Ты отлупил меня до крови.

-В этом нет ничего страшного. Тело способно выдержать намного больше. Это скорее нервная нагрузка, чем физическая. Сердце у тебя здоровое, так что опасности никакой. Если у тебя не появилось желания слушаться и покоряться, то можно повторить.

-Нет уж, не надо.

-А ты, красавица, делаешь успехи. В прошлый раз как орала! А какую истерику потом закатила! И как красиво держалась в этот раз! Досадно, что не было кинокамеры. Только перед концом разоралась.

-Можно я пойду в палатку отдохну?

-Отдохни часа два, потом сварим обед, а после будем заниматься. У нас мало времени, а я хочу тебя многому научить.

Лежа в палатке, Инга гладила, ощупывала следы своих сегодняшних "приключений". Прикосновения отзывались несильной болью, но боль эта радовала.

"Меня наказали. Я была непослушной девчонкой, и меня высекли так, что сесть больно. А буду озоровать - еще высекут... Я прошла через суровое испытание",- от этих мыслей Инга чувствовала себя счастливой. И еще она чувствовала себя счастливой потому, что перед ней открывался новый, ранее незнакомый мир, который на самом деле был всегда с ней.

-Хозяин! Значит я - ненормальная? Мазохистка?

-Ты что, забыла урок? Ты самая прекрасная такая, какая есть.

-Я это помню. Только не верится.

-Привыкнешь.

-Ладно, ладно,- подумала Инга про себя.- Хоть шкуру с меня спусти, а я тебя все равно изнасилую.- С этими мыслями она ненадолго заснула.

Непродолжительный сон быстро восстановил ее силы. Инга была счастлива. Она вспомнила, с каким разочарованием и досадой проснулась вчера утром и тогда пожалела, что проснулась. Совсем по-другому смотрела она теперьб на мир, который оказался намного больше и красивее. Ограничив ее передвижение в пространстве, таинственный незнакомец, даже имени которого она до сих пор не знала, открыл ей несоизмеримо большую свободу, как бы огромную счастливую страну, которую она теперь будет изучать, бродить, наслаждаясь, по ее прекрасным райским аллеям, не гнушаясь периодически платить за это счастье болью, воплями и слезами. Игра стоила свеч.

Когда они разожгли костер и готовили обед, загадочный и уже желанный ее похититель обратился к Инге:

-Я должен тебя предостеречь заранее. Когда ты вернешься в город, ты не узнаешь его, если достаточно продвинешься по пути совершенства. Вернувшись в мир, в котором ты всегда была до этого, ты увидишь, что это - тюрьма и возненавидишь его и его обитателей. Тебя потянет на экстравагантные выходки, и ты будешь, если можно так выразиться, нарушать правила техники безопасности войны с обществом. Тогда общество тебя обломает и вернет в свое стойло. В ранней молодости я так несколько раз терял друзей. Зажигаемые моим бунтарским духом, они делали глупости и нарывались на неприятности: кое-кого родители упекли в психушку, кое-кого посадили. Оправившись от не совсем мелких неприятностей, они заявляли мне, что теперь "повзрослели", "поумнели" и не будут "играть в детство". Они возненавидели меня, посчитав, что я - причина свалившихся на них несчастий. Они больше никогда не вернулись на Путь, по крайней мере, в этой жизни. Сейчас они чахнут, кто от водки, кто от болезней, потому что до какой-то части их подсознания дошло, ЧТО именно они потеряли. Я не хочу, чтоб это случилось с тобой.

По этой причине я хочу тебя подготовить. Все эти занятия, которые мы проводили - это не моя прихоть. Тебе придется вернуться в общество, которому ты больше не принадлежишь. В нем ты будешь, как разведчик в тылу врага. Тебе придется быть артисткой, то есть играть чужую роль. Это не трудно, но труднее при этом не забыть, что это всего лишь роль. Твоя маска не должна стать твоим лицом. Поэтому поначалу избегай долго находиться в обществе, даже среди подруг. Или они что-нибудь заметят, или ты начнешь скатываться к прежнему уровню. Назад пути нет. Ты получила знания и теперь не можешь вернуть свое невежество, они с тобой. Но на пути возможна остановка, и такая остановка делает человека несчастным, что приводит к тяжелым болезням и роковым случайностям.

Тебе надо научиться читать мысли окружающих - это не так трудно, как кажется на первый взгляд. Запомни: каждому выражению лица соответствует определенная мысль. Люди с богатым жизненным опытом умеют этим пользоваться. Кроме этого есть мистическая способность к чтению мыслей, которую можно развить медитацией.

Тебе надо стать холодоустойчивой. Ты живешь в холодной стране, а в случае перехода на нелегальное положение предпочтительнее скрываться на природе, даже зимой. В каждом человеке заложены огромные способности к холодоустойчивости, но редко, кто их развивает.

-Зачем мне скрываться? Я не совершаю грабежи и убийства.

-Может быть ты думаешь, что все, кого расстреляли и сгноили в лагерях при Сталине и позже, являлись грабителями и убийцами? Там было полно обывателей, которые с осуждением относились к людям, преследуемым государством, а через несколько месяцев сами оказывались на их месте. И если бы кому-то из них пришло в голову, не дожидаясь, когда наступит их роковой день, уйти на природу и жить так круглый год - их участь была бы пусть сурова, но все же намного лучше, чем у узников ГУЛАГа. Их погубил собственный идиотизм, присущий основной массе. И, если сегодня ты в ладу с этим государством, то политическая ситуация может измениться за несколько недель, хотя пока она меняется в лучшую сторону. Когда тоталитарная система работает на полных оборотах, одна твоя походка или выражение лица, не понравившиеся пьяному соседу и его собутыльнику - чекисту, могут явиться причиной твоей гибели.

-Ах вот оно что. Ты меня похитил, чтобы спасать от возможных репрессий толталитаризма? А если я окажусь бездарной ученицей? Если я сознательно сойду с "Пути" и стану жить, как все нормальные люди?

-Хуже будет только тебе. А у меня все равно останутся о тебе приятные воспоминания. Я хочу совместить приятное с полезным. Ну что ж, полезное отпадет, а приятное все равно останется. Мавр сделает свое дело, а там как Бог решит.

-Неужели ты верующий?

-Я не верю, я ЗНАЮ, ЧТО БОГ ЕСТЬ! Случайная химическая реакция не могла породить жизнь, построить генетический код. Жизнь создана Высшей Жизнью, которая не имеет причины.

-Ты ходишь в церковь? Исповедуешься в своих сексуальных странностях?

-Во-первых: не в каждой церкви принято исповедоваться. Во-вторых: в церковь ходит толпа; та самая толпа, которая распяла Христа. Весь текст Евангелия направлен против общества, однако общество все перевернуло с ног на голову. Первые века христианство было гонимо. И вдруг оно стало всех устраивать. Это не случайно. Века понадобились, чтобы истиную веру превратили в ее антипод. Инквизиция - это зачатки тоталитаризма. А противоположность у тоталитаризма только одна: Истиное Христианство.

-Разве христианство не запрещает секс, тем более необычный?

-Мы еще дети, вот и играем в детские игры. Хотя у меня знаний больше, чем у тебя, но я еще не стал буддой, то есть просветленным. Когда мы достигнем, эти игры перестанут нас интересовать. Ребенку может быть интересна игра в крестики-нолики, а взрослому - нет. Здесь дело вот в чем. В сексе сконцентрирована огромная энергия. В каких случаях вернее всего собака срывается с цепи? Чужой человек, вторгшийся на ее территорию, на втором месте, а на первом - другая собака.

Человек, если, конечно, его сексуальная ориентация не разрушительна для самого себя или других, отрекшийся от своих склонностей ради каких-то благ в будущем, а тем более ради того, чтобы общество его не осуждало - не менее жалок и ничтожен, чем трус, убежавший, когда напали на его партнершу. В последнем случае он имеет моральное право убить нападающих, если не может другими способами заставить их отказаться от агрессии. Общество, сделав человека жалким и ничтожным путем постановки барьеров в его самой энергетически насыщенной, сексуальной стороне жизни, может им манипулировать, использовать его в преступных войнах и других гнусных целях.

-Ты не боишься ошибиться и попасть в ад?

-Рай и ад - это состояния души, а не географические пространства. Даже если суждено ошибиться, то лучше расплачиваться за свои грехи, чем за чужие. Когда впереди неизбежны два зла, из них надо стараться выбрать одно. Лучше я совкершу убийство, если мы будем идти по городу, и на нас нападет стадо идиотов, чем я совершу его в сомнительной войне, развязанной высокопоставленной уголовщиной.

Но тебе, повторяю, надо многому научиться. Притворяться, но оставаясь собой; читать чужие мысли, не раскрывая своих; скрываться в условиях холода; уметь проскочить так, чтобы тебя при этом не заметили и не услышали; знать способы нейтрализации сильных в любом смысле врагов, особенно уметь находить слабые места в них. Подчас довольно невинные на первый взгляд вещи в знающих руках могут оказаться страшным оружием.

-Что делает обычный человек, ксли кто-то пытается попирать его интересы? Если он делает попытки сопротивляться, то действует неумело, проигрывает и позорно сдается. Основная ошибка: он пытается сколотить противодействующую группу, иначе выражаясь, создать общество, а общество - это глупая неповоротливая многоголовая гидра. Оно может победить только при гениальном начальнике и беспрекословном ему подчинении, а в таких случаях стукач на стукаче и стукачом погоняет, и никакой организации. Один хорошо обученный диверсант может сделать больше, чем стадо из ста человек.

-Так почему же таких всемогущих одиночек не используют на войне?

-А где их взять? Во что обойдется их обучение? А самое главное: если он обучится и повернет против тех, кто его обучал?

-А если я обучусь и поверну против тебя?

-Во-первых ты уже познала вкус истиной свободы, и повернуть против меня все равно, что повернуть против меня. Хотя в наших краях принято нагадить всем, а заодно и самому себе. Даже поговорка есть: "Пусть моя корова сдохнет, лишь бы у соседа не отелилась",- однако все это глупо. Я опять, повторяю, буду утешаться тем приятным, что от тебя получил. Отпадет только полезное. И тогда, как поется в песне: "Я тебя никогда не забуду, я тебя никогда не увижу". Во-вторых, насчет навредить мне, ты меня сначала найди. Ты что, думаешь я десять лет собираюсь здесь с тобой сидеть?

-А если милиция найдет?

-Шансов найти меня у них ненамного больше, чем у тебя, а если будешь отличной ученицей, то не исключаю, что и меньше. Я не спорю. Они найдут место моей, так называемой, прописки, но это не даст им ответ на вопрос: "ГДЕ Я?" Вот так то, красотка,- и он, играючи, но сильно и звонко шлепнул ее ладонью по тому месту, по которому недавно гуляла плетка. Инга поморщилась от боли. -Кстати, озоровать больше сегодня не советую, потому что наказывать, в случае чего, буду опять по этому месту. Это будет еще больнее, но не вредно и не опасно, просто сидеть тогда совсем не сможешь дня два.

Инга с ужасом представила такую перспективу и про себя всерьез решила больше сегодня не дразнить своего сурового на ставника.

В этот день они много занимались, он учил ее неслышно ходить по лесу, указывал ей на ошибки.

-Ты еще только начинаешь,- говорил ее похититель,- и пока я первые дни буду показывать, где ты ошиблась, но потом буду наказывать. Помни, что в реальной жизни такая ошибка может оказаться смерти подобной.

Несколько раз он все же хлестанул ее прутом по ногам, когда она не угадывала его намерения - это было занятие на угадывание мыслей. В этот же день он начал посвящать ее, как он сам сказал, в самый применимый в жизни, а особенно в неспокойной жизни, раздел математики - теорию вепроятностей. Перед заходом солнца она призналась:

-Я ничего не могу с собой поделать, я хочу тебя. Но ты мне запретил, говоришь, что временное воздержание будет лучше для нас обоих.

-Это действительно так. Если не веришь - не верь, но ты должна меня слушаться, и лучше тебе не пробовать противостоять мне, все равно не выдержишь.

-Но я не смогу уснуть.

-Намажься кремом от комаров, как на ночь, и садись в Ваджрасану, на пятки. Постарайся три минуты ни о чем не думать.

Инга сначала встала на колени, потом раздвинула пятки и села на них. Несколько раз ее похититель для острастки свистел проводом по воздуху со словами:

-Я сказал: не думать!

Три минуты прошло.

-Переходи в Вирасану.

Инга раздвинула ступни, не раздвигая колени, и села на землю. Это она уже умела. Прошло еще три минуты.

-А треперь ложись на спину, у тебя уже почти получилось на днях. Отлично! Наконец-то! А теперь забудь обо всем, и концентрация на солнечном сплетении, на манипура-чакре.

В ногах ощущения вначале были неприятные, но минуты через две прошли. Поневоле ей также пришлось вспомнить, что она сегодня была здорово высечена. Опять три раза он угадывал, что она забывает о концентрации, и угрожающе свистел проводом по воздуху.

-Вставай, теперь попробуй сесть в Сиддхасану.

Получилось. Сегодня у нее был явно удачный день, если не считать трудного испытания, на которое проказница сама напросилась утром. Сидеть было немножко больно. Через пять минут она по команде поменяла ноги.

-А теперь сходи по маленькому, оденься и усни в позе мертвеца.

Инга все так и сделала: легла на спину, расслабилась, представляя, что заходит голышом в чистое озеро, окаймленное живописными окрестностями, и все ее части тела, оказавшиеся под водой, слабеют и растворяются. Очень быстро она заснула. Снились ей устрашающие высоты, откуда можно было свалиться. Стоя на этих высотах, ей надо было сбрасывать вниз довольно крупные камни, но обязательно перед этим раскачивать их в руках. Это очень веселило ее. Веселье смешивалось с жутью от столь близкой пропасти и большого шанса сорваться со столь узкого края. С такими бурными эмоциями дальнейший сон был невозможен, и Инга проснулась.

Рядом никого не было. Инга догадалась, что ее наставник сидит у костра снаружи. Он был очень чувствителен к ее пробуждению, а согласно "Кодексу пленницы" в ночное время она обязана, во избежание строгого наказания, доложить о том, что проснулась. Она доложила и попросила разрешения выйти из палатки. Он разрешил.

Неповторимые краски, неповторимые ощущения завершающейся июньской ночи открылись ей. Ласкающая прохлада и тишина еще не проснувшегося леса усиливали впечатление. Хотелось чего-то большего.

-Я никогда не слышал, как ты поешь.

-У меня не получится.

-Чтобы научиться плавать,- говорил он медленно и почти шепотом,- надо войти в воду. Научиться плавать ТЕОРЕТИЧЕСКИ - невозможно. Петь - также. Я тебе помогу. Я начну, а ты постепенно подключайся.

О, не зря Инга сравнивала его с Высоцким! "Когда вода всемирного потопа..."- начал наставник, довольно умело подражая не так давно навсегда ушедшего гения песни. Это пение окончательно приблизило Ингу к некоему барьеру блаженства, превзойдя который можно разрыдаться от счастья. Когда дошло до припева, она, едва сдерживая слезы радости запела, вложив, казалось, всю душу в эту песню:

-Я поля-а влюбленным постелю-у, пусть поют во сне и наяву-у...

Она пропела припев до конца и не узнала свой голос. Этот красивый, тонкий и вместе с тем сильный девичий голос, лаже немного заглушивший своего партнера по стихийно сложившемуся дуэту, выразил все чувства: и те, которые были в смысле слов, и те, которые словами выразить невозможно, и те, которые испытывал гениальный сочинитель, и те, которые из сказочного ночного пейзажа ворвались в ее открытую душу через запретную и ранее запертую, а теперь, назло обществу, в нараспашку открытую дверь и ворвались не как возмутители спокойствия, а как желанные ее друзья, по которым так истосковалась прекрасная ее душа так долго томившаяся взаперти. Инга, вложившая в песню все свое существо, просто не могла сфальшивить ни одной ноты и с его подсказкой, так как не знала всех слов, спела эту замечательную песню до конца.

-Ты счастлива?- Он знал, что вопрос излишен, все и так было видно. По щекам девицы скатывались слезы радости.

-Да!- страстным шепотом ответила Инга.

-Но заметь. Мы с тобой ничего не делали, только пели.

-А теперь сравни: счастье от самоотречения, счастье от боли, счастье от сладострастия, счастье от прекрасной песни или стиха - все это, как картины: одна одного цвета, другая - драгого. И глупо спорить, какой цвет лучше, хотя глупая толпа пытается делить счастье на чистое и нечистое. Это не новая мысль. Это деление на чистое и нечистое опровергла Тантра еще пять тысяч лет назад. Это же разделение опровергает Новый Завет. Когда хочется плакать от счастья - это состояние любви. И не столь важно, чем вызвано это состояние. В такие минуты мы приближаемся к Божественному и делаемся по настоящему счастливыми.

Но для начала, чтобы войти в состояние любви, нам нужна дверь. Дверью можешь быть ты, дверью может быть песня, дверью может быть эта волшебная ночь. Мы переносим свое счастье на объекты, как будто все зависит от внешних обстоятельств эти объекты нам поставляющие, предпочитаем человеческие объекты, и что б они отвечали нам взаимностью. Это наше духовное детство. Когда мы станем духовно зрелыми, мы почувствуем, а теоретически я это знаю и сейчас, что мы можем быть счастливы, быть в состоянии любви, максимально приблизиться к Божественному - и все это без каких бы то ни было объектов - достаточно самого себя.

-Ты счастлива, когда ты в состоянии любви, неважно, отвечают тебе взаимностью или нет. Ты несчастлива, когда это состояние уходит, даже если будешь стоять в это время на сцене, будучи кумиром толпы, и фанатичные поклонники будут забрасывать тебя цветами. Александр Македонский и Наполеон покоряли мир. Их боялись, приветствовали, рукоплескали. Но они чувствовали себя неудачниками. Заметь: те, которые завоевали мир, чувствовали себя неудачниками. А все потому, что они не могли любить. Они могли только воевать.

Потому что если не любил,

Значит ты не жил и не дышал,-

выразительно пропел в заключение ее наставник последнюю строчку песни, которую они пели недавно, и предложил:

-Давай еще споем!

-Давай! Что будем петь?

Наставник затянул уже старую песню Марка Бернеса "Когда разлюбишь ты". Инга так же старательно от всей души ему подпевала. После того, как песня кончилась, он посмотрел ей прямо в глаза и выразительно пояснил:

-В этих двух песнях, которые мы спели сегодня, содержатся ответы, если не на все, то на очень многие вопросы. Ты, конечно, слышала их раньше?

-Да.

-Но ничего не заметила? Я знаю. А Чацкий не заметил одну строчку в Евангелии и пошел сыпать бисер перед свиньями. Вот так, красотка, учись на ошибках. Если тебя не придется наказывать за забытые уроки последних суток, знаешь, что это будет означать? Это будет означать, что за последние сутки ты получила столько знания, сколько многие из людей так и не сумели получить за всю свою жизнь. Ты теперь знаешь то, что большинство людей не узнало вплоть до девятого десятка лет своей жизни.

-Может быть, но мне сейчас не до этого, потому что я хочу тебя,- с этими словами она обняла своего наставника и впилась в него губами. Он ответил на поцелуй и тоже обнял ее.

-Я хочу тебя не меньше.

Инга видела и чувствовала сквозь одежду, что он не обманывает.

-Мало того, происходи такое в городе, я бы сразу воспользовался твоей доступностью, чтобы наш контакт не прервался, но здесь у меня есть время.

-Сегодня ты восхищался мной, что я приняла муки за любовь, при этом излупил меня так, что сесть больно. Я догадываюсь, что тебе надо больше моей боли, моих страданий.

-Мне надо, чтобы состояние любви выросло в тебе до предела, и только чтобы в таком состоянии ты отдалась мне. Чем больше в тебе любви - тем больше боли ты вынесешь. Твоя готовность на эти испытания ради любви покажет искренность и силу твоих чувств. Сегодня, когда ты безропотно согласилась на семьдесят пять плетей, я понял, что семя твоей любви дало сильный и жизнеспособный плод. Надо только дать ему созреть.

-Почему бы тебе тоже не показать силу своей любви, пройдя через боль. Вот пострадай вместе со мной.

-К сожалению то, что для тебя пытка, для меня - игрушка. Чтобы произвести на меня такое же впечатление, какое на тебя произвела та порка за побег, меня надо подвергнуть мучительной казни. Силы неравные. Хочешь попробовать?

Недавно было новолуние. До восьмого дня луны, я знаю, полезно прижигать одну точку на ноге. Я не знаю, как это делается по всем правилам, и иногда просто прижигаю эту точку обычной сигаретой.

Он снял брюки и сел на ствол поваленного дерева, на котором они часто сидя беседовали и обедали. Затем достал шариковую ручку, закрыл свое колено ладонью, провел по ноге горизонтальную линию от кончика среднего пальца руки, затем вертикальную по продолжению мизинца. После этого прикурил тоненькой палочкой от костра и, когда сигарета разгорелась, постепенно приблизил, а потом прижал вплотную к точке пересечения линий. Инга немного почуяла запах паленого, но ее странный собеседник даже не пошевелился.

-А что, попробуй. Пусть это будет еще одним испытанием моей любви.

-Лень тебя привязывать.

-Давай я лягу на землю, на спину, а руки заведу назад и сцеплю. Ноги перекину через бревно. Ты сядешь мне выше колена, одной рукой прижмешь голень, другой прижгешь меня.

-А что, это идея. Клади свою ладонь на коленку,- он помог ей правильно положить руку и так же, как и себе, нарисовал крестик, обозначавший нужную точку.

-Ложись, девка!

-Ой, я так боюсь,- ложась причитала Инга,- сама напросилась.

Она продолжала причитать что-то шепотом, пока он садился ей на ногу и раскуривал сигарету. Внезапный громкий ее визг оборвал эти причитания. Вдалеке затрещали кусты. Что-то крупное, быстро удаляясь с треском, как бы ломало лес.

-Бедный кабан, как ты его напугала!

Инга в ответ улыбнулась.

-Да, я думаю он - самый несчастный из нас троих, хотя его не прижигали.

-Ну как впечатления?

-От плетки боль мучительная, изнуряющая, а от сигареты слишком пронзительная, взрывная. Но все же лучше такой ожог, чем затяжная порка.

-Часто нельзя - иначе тело будет в шрамах.

-Я все равно тебя люблю,- с этими словами девушка обняла его.

-Я тебя тоже люблю.

-Если б я не хотела спать, я бы сейчас стала к тебе приставать и напросилась бы на сто ударов плеткой.

Только сейчас он почувствовал, что тоже хочет спать. Приближался рассвет. В палатке он перевязал ей ожог, потом себе. Они быстро заснули.

Глава 7.

Следующий день прошел, как обычно, с утренним обрядом, с учебой, чаем и долгими беседами у костра. Ночной сон у обоих не прерывался. Зато в пятницу Инга была высечена жестоко, как никогда раньше. Как и два дня до этого, девушка, одержимая страстью к своему суровому наставнику, умышленно напросилась на столь тяжелое для нее испытание.

А случилась это вот как. Во время утренней обрядовой порки проводом она после пяти ударов нарочно расцепила пальцы и бросилась с объятиями и признаниями в любви на своего палача. Он пообнимался с ней, но не согласился на ее притязания. Теперь ей грозило тридцать плетей, вместо пятнадцати, но этого ей показалось мало. Когда он потребовал прекратить играть и снова занять должную позицию, она впервые не подчинилась, а со смехом побежала от него по лесу. Ему пришлось изрядно побегать, прежде чем он догнал ее. Пойманая, она вдруг отвесила ему оплеуху, расхохоталась и снова пыталась бежать. Тогда он вывернул ей руку, завел ее кистью на затылок так высоко, что она пискнула от боли. Это ее несколько отрезвило.

-Ишь, дрянная девчонка, сейчас ты у меня землю грызть будешь!- строго, но улыбаясь произнес ее мучитель.

От боли в руке девушка сделалась вся красная и больше не смеялась. Так он и вел ее, заставив нагнуться в такой степени, что голова была ниже обнаженной задней части, украшенной недавними рубцами. Приведя ее к одному из поваленных деревьев около палатки, он больно, но далеко не со всей силы, боясь повредить, потаскал ее за уши и за волосы.

-Это были цветочки, а сейчас будут ягодки!

Инга стояла перед ним раскрасневшаяся, слезы текли по обеим щекам.

-Я все равно люблю тебя. Я готова пройти испытания, которые ты приготолвил для меня. Секи меня, не жалей.

-Это ты сейчас так говоришь, а что запоешь, когда драть буду?

-Не обращай внимания на то, что сказано под пыткой. Слушай лучше, что я говорю сейчас и буду говорить после. Когда мне первый раз попало от тебя очень сильно, я взывала к жалости, к сочувствию, я была готова на все для тебя, лишь бы избежать боли. А теперь не жалей меня. Я хочу твоей жестокой любви. Я буду визжать, просить пощады, а ты не жалей, будь моим палачом, наслаждайся моими воплями и стонами, моими слезами. Я буду орать, а ты меня все равно секи, больно, до крови. Я еще больше буду тебя любить.

Девушка упала на колени и стала целовать его волосатые ноги.

-Встань, Инга,- впервые обратился он к ней по имени. Она заметила, что он тронут и даже немного увлажнились его глаза.- А ведь ты - мечта моя. Твоя любовь прекрасна! И ты стала прекрасной! Ты больше не мертвая! Ты проснулась! Проснулась от мертвого сна, которым спят все твои знакомые в Москве. Моя прекрасная подружка, прекрасная лесная подружка, такая же прекрасная, как и вся природа, прекрасная, как сама жизнь, как любовь! Ты готова к испытанию? Я удовлетворю твою просьбу, моя духовная сестренка. Неси веревки, я привяжу тебя к этому дереву,- он указал пальцем на дерево, лежащее на земле.- Я проведу тебя через адские глубины к райским высотам!- восторженно завершил свою тираду ее ставший желанным палач.

Инга принесла веревки и протянула ему.

-Ложись, отчаянная ты девчонка.

Инга легла, как в пропасть бросилась. Страх смешивался в ней с восторгом. Озорно улыбаясь, она протянула, как пропела:

-Ой, что сейчас мне бу-удет.

-Потерпи немножко. Сейчас тебе такой кайф будет!

Он долго и старательно привязывал ее. Провод засвистел резко и безжалостно, без остановки. Девушка уже постанывала и жалобно хныкала.

-Вот и пятнадцать. Раньше это был конец, а теперь мы только начинаем. К пятидесятому удару она уже беспорядочно выкрикивала причитания, как тогда в детстве под маминой скакалкой. Вопли все усиливались. Она почувствовала, что ее задница, а сек он именно по ней, как бы дервенеет, и боль уж не столь сильна. На траве уже сверкали несколько маленьких брызг крови. Жалобно айкая и рыдая, Инга почувствовала приятную теплую волну, разливавшуюся по ней. К этому состоянию наиболее подходило короткое слово - кайф. Она кончала... Потом опять больно невыносимо. Опять усилились вопли и снова... кайф - Инга кончала во второй раз. Еще несколько терзающих ее плоть свистов и шлепков.

-Вот теперь ты действительно высечена, как сидорова коза. Ты довольна?

-Да.- Инга пыталась улыбнуться, но ее всю трясло.- Сколько ты мне всыпал?

-Сто пятьдесят, но это еще не все.

-Я ж двигаться не смогу.

-А кто сказал, что я тебя буду сечь?

-А что ж ты меня будешь? Жечь?

-Нет, озорная девка, солить,- он улыбнулся.

До нее вдруг дошел смысл его слов. Она испугалась и не зря. Ее палач зачерпнул горсть соли и смочил ее слегка водой из фляги, затем стал не сильно, но старательно растирать по иссеченным местам.

-Ой-ой-ой-ой-ой, что ты делаешь! С-с-с,- она напрягалась, краснела, наконец не выдержала и зарыдала. Он принялся развязывать веревки.

-Можно сходить на реку?- сквозь слезы спросила девушка.

-Можно.

Инга дошла до берега, долго спускалась к воде, зашла в воду, попыталась смахнуть соль рукой и вскрикнула. До задницы было больно дотронуться. Тогда она постояла в воде минут пять. Течение должно было соль уже смыть. Она заковыляла назад, по пути забылась, села на пень и тут же с визгом вскочила. Ее палач осторожно намазал ей рабцы синтомициновой мазью, которую он достал из походной аптечки. Инга была высечена на этот раз по всем классическим правилам, так что не дотронешься, до крови, с обработкой солью. На ее задницу было страшно смотреть. Она распухла, сплошные багрово-синюшные пятна местами кровоточили.

-Одень тренировочные, купальник не одевай: будет впиваться. Инга, улыбаясь, спросила:

-Я сегодня высечена по-настоящему, как сидорова коза? Правда?

-Правда, козочка ты моя непослушная.

-Это последнее испытание?

-Осталось еще одно. Но несколько дней тебе надо отдохнуть, пусть заживет. Заживет - еще краше будешь. У тебя и так попка привлекательная, выпуклая. Если бы тебя в детстве почаще драли, ты вообще была бы королевой красоты. Но не огорчайся. Я тебя все равно люблю.

-А лупить в следующий раз будешь опять по этому же месту?

-Нет. Много и равномерно по всему телу, кроме лица и грудей.

-Ты прав, надо все попробовать. А если я буду до того, как заживет, плохо себя вести?

В ответ он звонко шлепнул ее ладонью по больному теперь месту.

-Оой,- громко и протяжно вскрикнула девушка, запрокинув голову назад.- М-мм, ой как больно! С-с-с.

-Ну, хочешь плохо себя вести?

-Нет уж.

Он шлепнул ее ладонью второй раз так же звонко. Девчонка завизжала, нагнулась, присела, покраснела.

-А хочешь теперь проводом хлестану?

-Не надо! Я боюсь!

-Шелковой будешь, девка?

-Шелковой буду. Ты меня завтра по заднице уж не бей.

-Если хорошо себя вести будешь, то отхлещу по другим местам.

Инга поняла, что озоровать ей, по крайней мере несколько дней, не светит.

-А теперь отдыхай. Занятия сегодня пропустим.

В этот день он еще несколько раз за беседой, шутя, шлепал ее, что каждый раз вызывало у нее протестующие страдальческие вопли. Сидеть она не могла совсем. Но каждое напоминание того, как здорово она высечена, и в этот день, и на следующий приносило ей ощущение блаженства. Она внутренне согласилась, что по-настоящему счастлива она может быть только здесь с этим таинственным незнакомцем, сочетавшим в себе, казалось бы, несовместимые признаки грубого мужика, одетого чуть ли не в рогожу, утонченного инквизитора, философа и поэта.

На следующей неделе Инга еще раз напросилась на "муки за любовь", после чего у ней равномерно было излупцовано все тело, даже руки. Оргазмов не было, так как доставалось все свежим нетронутым местам, поэтому ничего не дервенело и не теряло чувствительность. Боль была пронзительной, было предостаточно воплей, слез и причитаний. Как он и обещал, нетронутыми остались только груди и лицо. Ударов было так же сто пятьдесят, но после ничего не болело.

Как только она была отвязана, ее страсть, распаленная жестокой игрой, как он называл "в визжалки и прыгалки", достигла своего апогея. Ее партнер по этой игре был возбужден не меньше. Инга была уверена, что он сдержит свое слово, и не ошиблась.

Развязанная, она тут же приняла позу жаждущей самки, в которой еще на прошлой неделе мечтала ему отдаться. На этот раз его не пришлось упрашивать. Он вошел в нее плавно и глубоко. Инга выла от наслаждения в такт его толчкам. Ей казалось, что вся земля и лес шатаются с ними. Все изменилось вокруг. Любая, не значащая ничего деталь в окружающей их картине получала великое значение, значение торжества жизни и любви. Любая мелочь, будь это случайно попавший на глаза обвисающий листок клена, какой-либо лесной звук и даже запах - в далеком будущем, будучи извлеченным из запасов памяти, этот "пустяк" засияет ярким светом, озарив и украсив серую будничную повседневность, и тогда каждый из них сможет без доказательств, но уверенно, нисколько не сомневаясь, ответить любому пессимисту или скептику на вопрос о смысле жизни, что смыслом жизни является Любовь. А в настоящий момент каждый такой "пустяк" был нотой, гармонично вписывающейся в великую симфонию торжества жизни и любви. Оба, оглушенные завершающими аккордами конца этой симфонии, они несколько минут не могли придти в себя, застывшие в той позе, в которой кончили.

Наконец Инга вскочила, повернулась к нему лицом. Они впились друг другу в губы и еще долго не могли оторваться. В порыве страсти они щипали друг друга до синяков на спине и не замечали этого.

-Давай немного отдохнем, а потом продолжим,- первой предложила девушка.

Он согласился, и оба пошли в палатку. Легко оделись и лежали около часа.

-Ну, красотка, что еще с тобой сотворить?- он первый прервал тишину.

-А ты молодец! Быстро восстановил силы, как восемнадцатилетний. Ты знаешь? Я такая развращенная! Я - такая сука! У меня такие постыдные желания!

-Разве я тебе раньше не говорил, что сексуальные желания священны, если они не опасны? Я бы сейчас тебя выдрал за то, что забываешь уроки, но мне просто лень.

-Я хочу, чтобы ты мне сломал вторую целку,- шепотом и как заговорщица произнесла девица, страстно сверкая озорными глазками. Он понял, но на всякий случай спросил:

-Как это понимать?

-Какой ты недогадливый! Куда ты мне каждое утро лазишь пальцем в реке? Вот и пробудил во мне такие желания. Я понимаю, будет больно, но мне не привыкать,- она перешла на шепот, а глаза ее страстно разгорались.- Хочу быть посаженной на кол: ты ляжешь на спину, а я в позе наездницы насажусь на него сверху и попрыгаю.

-Что ж, сегодня твой праздник, красавица. Пройдя через страдания, ты вправе выбирать. Если откровенно, мне тоже этого хочется,- он достал из аптечки синтомициновую мазь и вышел из палатки.- Давай на траве, вот здесь.

-Давай,- страстным шепотом ответила девушка.

Он намазал нужный предмет, который снова вырос до предела, и лег на спину.

Инга, вся дрожа, перешагнула одной ногой через лежащего партнера так, что обе ноги оказались с разных боков от него, а она повернулась к нему лицом, присела, взяла в руки его орудие и стала насаживаться на него.

-О-о-й,- закусив губу то ли от боли, то ли от страсти, задвигалась, сначала медленно и осторожно, но постепенно расходилась и ритмично стонала при этом. Прежде, чем он кончил, она успела кончить несколько раз, а последний раз, когда они кончали вдвоем, ее повторяющиеся стоны перешли в крик с причитаниями: "Так меня, так меня, дрянную девку, раздирай меня!" Услышав со стороны, но не увидев самой картины происходящего, можно было подумать, что ее снова секут. На вершине сладострастия она ревела и рычала, как дикий зверь. Вскоре оба пошли на реку обмываться.

-Ты чувствуешь теперь, что недели три назад ты жила в совершенно другом, мертвом мире? Что за несколько дней ты сделала прыжок из серого и мертвого мира в живой и красочный?

-Еще спрашиваешь!

-Так вот. Не забывай сегодняшний день и никогда не возвращайся туда. Там ад, темнота. Там смерть, рак, алкоголизм.

-Ты хочешь, чтобы я осталась навсегда с тобой в лесу?

-К сожалению, это невозможно, и речь не об этом. Просто: находясь физически в их мире, оставайся в своем. Притворяясь такой, как они, оставайся собой. Ни на минуту не забывай, кто ты есть. Для них ты, как вражеский агент, который не должен раскрываться, но и ни в коем случае не должен переходить на их сторону. Иначе ты изменишь самой себе, и только тебе, а не мне будет от этого плохо. Хотя для меня ты рабыня, лесная девка, которую я порю и буду пороть каждый день, но для них ты - принцесса, а они - плебеи, ничтожества, проигнорировавшие дары, данные им свыше. Никогда не забывай ни те знания, ни то счастье, которое ты обрела здесь.

А солнце перешло за овраг и клонилось к закату, отбрасывая длинные тени. Они целовались, разговаривали и пели песни у костра. Надвигалась ночь, и вскоре она снова отдалась ему.

Глава 8.

Шел 1985 год. Лето в тот год выдалось теплое, сухое но не слишком жаркое. Во всех сторонах жизни закладывались перемены, о которых большинство людей не подозревало, хотя и жаждало их. Даже в природе не все было спокойно. Было понятно, что грядущего изменения климата не избежать, ученые спорили только о том, по какому сценарию это будет развиваться, а над Антарктидой угрожающе обозначалась озоновая дыра.

Этот год положил начало конца самой бесчеловечной идеологии, не принесшей ни одной стране обещанных счастья и процветания, но вместо них голод, войну, кровь, подлость и предательство - и все это было замешано на замене естественных религиозных чувств, свойственных каждой человеческой душе, принудительно-формальным сухим поклонением ложным идолам и кумирам. Возможно откуда-то из космоса, а скорее из других, неведомых нам измерений, вторгся смертельный вирус в тело багряного зверя тоталитаризма, еще сильного и ничего не подозревавшего, хорошо погулявшего на кровавом пиру XX века, уничтожившего в некоторых странах десятки процентов населения, превратив остальных в зомби, пляшущих под его дьявольскую дудочку. Назревало начало конца самой жизнеспособной и лицемерной его формы существования - коммунизма, выдержавшего жесточайшую конкуренцию с фашизмом - явлением менее жизнеспособным, но тоже выступавшим под красным флагом. Своими флагами обе эти идеологии и подтвердили обещанное пророчество Апокалипсиса святого Иоанна о багряном звере.

Весь этот век, как в колоде карт, тасовались и перемешивались человеческие судьбы. Как на поверхности фантастического океана Солярис, в обществе формировались странные возмущения, загадочные течения, подготавливая великую волну ремен. Почувствовав свой конец, раненый зверь сопротивлялся, круша человеческие жизни и одерживая временные победы, но в целом смерть не могла победить жизнь так же, как темнота не может победить свет. В целом не смерть, а жизнь одерживала и всегда будет одерживать победу. Именно одна из таких побед и происходила в этом глухом лесу, навсегда вырвав из костлявых лап мертвого общества, которое не знало любви, не знало весны, общества, в котором даже "не было секса", одну бесценную человеческую душу. Ее наставник понимал, что это более значимо, чем посадить дерево. Это более значимо, чем построить дом. Это даже более значимо, чем родить человека, если этому человеку так и не суждено стать Личностью, оставаясь до конца своих дней неспособным самостоятельно мыслить. Это лето вписалось прекрасной жемчужиной в неспокойный и насыщенный борьбой орнамент его биографии. За то великое, чему помог свершиться, он получал награду здесь и сейчас. Инга стала его любовницей, способной ученицей, покорной и преданной рабыней.

Он продолжал регулярно пороть ее за малейшую неудачу в любом предмете, которым он ее обучал, но теперь она научилась мужественно, радостно и покорно встречать наказания, не проронив звука, не моргнув глазом. И только хорошо знающие ее люди по едва уловимому изменению цвета или выражения ее лица, если бы видели, могли бы догадываться, какую боль в эти моменты она испытывает.

Наказания были по-прежнему суровыми, и перед ними девушка внутренне побаивалась, хотя и не показывала вида. Это, а также освобожденное от предрассудков толпы ее мышление способствовали мощному форсированию процесса ее обучения. А обучал он ее как восточным единоборствам и средневековой японской науке прокрадывания, так и наряду с этим приучал ее работать головой. С ним она познала многое из науки наслаждений. С трудом, но все же удалось ему предоставить ей возможность оценить преимущества тантрического секса, но после этого он ее предупредил:

-Если заметишь за собой какие-нибудь необычные способности - никому никогда об этом не рассказывай, даже мне или самому близкому человеку в том мире.

-Чтобы не потерять эти способности?- она взглянула учителю в глаза и поняла, что не ошиблась. Он долго молчал и, наконец, промолвил:

-Ты делаешь успехи!

Инга действительно делала успехи во всем, в том числе и в занятии аутофлагелляцией. Она теперь могла пороть себя по самым уязвимым местам, и, как правая, так и левая рука до двадцати ударов беспрекословно ей подчинялись.

Исполосованная, но счастливая мелькала она в лесу, преданная рабыня для него и гордая царица для всего остального мира. Иногда, когда учитель, глядя на нее, полностью осознавал, какой она была и какой стала, слезы радости подступали изнутри. Что он сделал из нее? Это была не то амазонка, не то шпионка, и она, вероятно, могла бы соперничать с самой Мата Хари. Она стала такой, что проникнет туда, куда, казалось бы, проникнуть невозможно; сделает свое дело, которое сделать, казалось бы, немыслимо; и также незаметно исчезнет, оставив противника в полном неведении или, наведя на него суеверный ужас, в зависимости от задания.

-Ты, случайно, не готовишь меня для ограбления банка?

-За всю свою жизнь самое большое, что я украл - это два килограмма любительской колбасы из магазина самообслуживания. Я не был голодный, и деньги у меня были, просто я разозлился на этих нахальных "магазинщиков" за то, что они организовали двухчасовую скотскую очередь, без которой можно было в данном случае обойтись, и я подозреваю, что не без злого умысла. Эти брежневские дебилы любят таким образом демонстрировать свое мнимое превосходство. А мне надо было просто психологически разрядиться. Что касается будущего, то всякое может случиться, но в любом случае я не хотел бы тебя подставлять. Дело в том, что я помог тебе стать свободной и счастливой, и твоя свобода должна быть надежно защищена. Помнишь, как ты боялась идти в одиночку против всех? Теперь тебе ничего не страшно, потому что ты ЗНАЕШЬ, как это делать. Никогда не принимай необдуманных решений. Помни: ошибиться может каждый. Находясь с тобой здесь, я совершил одну ошибку.

-Ты подражал Высоцкому, когда пел.

-Гениально! И учти: никогда никому нельзя подражать, только в случае крайней необходимости, и тогда стараться, чтобы подобная ситуация долго не затягивалась. А больше я не сделал ошибок?

-Нет.

-Но ведь уже целый месяц ты обладаешь такими способностями, что тебя дикий кабан не всегда учует, не только я. Сбежала бы, а если бы и догнал, то теперь неизвестно, кто кого.

-Ты знал, что я целых два месяца люблю тебя. Скорее овчарка убежит от своего хозяина.

-А теперь запомни: ты никогда не вернешься в тот мир, в котором жила раньше.

На этот раз Инга не угадала:

-Ночи стали длиннее, листья пожелтели и птички улетают на юг?

-Нет. Ты вернешься в Москву, но не узнаешь ее. Теперь это совершенно другой город, совершенно другие люди.

-Ты же слушаешь приемник. Сам говорил, что если будут перемены, то лет через пять, не раньше,- опять не угадала Инга.

-Изменилась не Москва, изменилась ты.

-А как же ты?

-Мне туда нельзя. И не на юг я поеду. Если я не сделаю это сейчас, то потом случай может не представиться никогда. Молись за меня. Это будет труднее, чем похищать девок.

-Ты едешь в Карелию.

Теперь была его очередь раскрывать рот от удивления. Он сдерживал себя, но если бы можно было заглянуть ему в душу - там был эффект разорвавшейся бомбы.

-Я верю в тебя! У такого, как ты - получится. Но на всякий случай знай: за границей ни у меня, ни у моих родственников никого нет. Если пришлешь мне приглашение, когда пооботрешься там, под каким бы именем оно ни было, я буду знать, от кого, и приеду к тебе. Ведь скоро начнут выпускать?

Он долго не отвечал, потому что не сразу смог оправиться от шока: она умела теперь читать мысли. Наконец подтвердил:

-Все идет к этому.

-И когда мы уедем отсюда?

-Завтра утром.

-Значит все кончается?

-Помнишь, я учил тебя: все изменяется, и от этого никуда не деться. Куда бы ты ни пошла, что бы ты ни создавала - все изменится.

Внезапно Инга упала на колени и разрыдалась, обняв его ноги:

-Я не хочу! Я не хочу расставаться с тобой! Я больше никогда, никогда такого не встречу, это редкость, такое не повторяется!

-Инга, возьми себя  в руки! Ты проявляешь слабость. Умный враг никогда не упустит воспользоваться таким моментом.

-Здесь нет никого, кроме нас.

-Но учти это на будущее. А сейчас скажи сама себе: "Презде всего я - нинзя".- Это очень ободряет.

-Но я не нинзя и не родилась в Японии, и тренируюсь не с рождения, а с двадцати лет, хотя и делаю успехи, но это далеко не то.

-В чем-то не то, а в чем-то больше, чем нинзя. Они были слепыми исполнителями, у них был долг, они служили кому-то, а ты свободна от всех. Ты - сильная независимая Личность. Со мной ты в учении, а бой будешь вести сама, по своей собственной инициативе. Сама будешь все взвешивать и решать. Я - твой наставник, учитель, но не командир на войне.

Инга начала несколько успокаиваться.

-Я и сам не хочу расставаться с тобой. Встань,- он начал обнимать и ласкать ее.- Но пойми. Если мы завтра расстанемся, то очень много шансов, что через несколько лет внова свидимся и в более надежных условиях. На карело-финской границе я уже знаю все ходы и выходы. Но если мы продолжим, то можем не встретиться никогда. Здесь у меня под ногами горит земля. Узнаешь... в Москве.

-Ты давно жестоко не драл меня так, как за побег или так, как когда я тебе отдалась первый раз. Свяжи меня, устрой мне жестокую выволочку на прощание, а то завтра будет некогда. Пусть мне три дня будет больно сесть, я буду тогда хоть эти дни ярче вспоминать тебя и все это,- она сделала круговое движение рукой.

-Моя дорогая лесная подружка! Я люблю тебя и удовлетворю твою просьбу. Достань веревки, пойдем.

Наконец, она улыбнулась.

-А знаешь? Мне сейчас совсем не страшно,- она шаловливо стрельнула в него глазками и протянула свою ставшую любимой в таких случаях фразу:

-Ой, что сейчас мне бу-удет...

-Славная ты девчонка! Такой ты мне еще больше нравишься, и даже драть тебя не хочется. Но наша любовь хоть и жестока, но прекрасна, потому что любовь вообще прекрасна во всех своих проявлениях. И будем соблюдать ее правила.

-В какой позе мне встать?

-На прощанье один раз выбери сама.

Инга задумалась. Сначала она, как всегда, хотела встать на четвереньки, но, вспомнив свои фантазии об экзекуции на площади, на лобном месте, а плеть в руках палача, одетого в красный капюшон, скрывающий лицо, с прорезями для глаз, наконец приняла решение:

-Давай стоя, у дерева, как тогда. У этого дерева,- она указала рукой на вековую ель.

-Будь по-твоему,- Инга принесла веревки, и он начал привязывать ее.- Наверное зря стараюсь, ты у меня теперь, как железная.

-Но быть связанной интереснее.

-Будь по-твоему.

Приготовления закончились. Инга уже настроилась, сжала губы, а взглядом уперлась в землю. Вот уже процедура началась, но девушка стояла действительно, как железная. По-спартански она переносила боль, которая для многих показалась бы нестерпимой. Первые яркие рубцы с капельками крови на концах, на фоне которых поблекли старые, уже украсили ее соблазнительные округлости, но лицо не менялось, только чуть разрумянилось, а количество следов жестокой игры все прибавлялось и прибавлялось. Это продолжалось долго. Потом, когда зад был основательно исхлестан, что-то все же стало меняться в ее лице, и это было трудно объяснить словами, а тем более распознать, что же все-таки с ней происходило. Она... кончала, но старалась не показывать внешне ни боли, ни страсти. Хлыст долго продолжал свистеть, и она успела кончить еще два раза. Когда все прекратилось, и он подошел ее отвязывать, каким-то изменившимся голосом она сказала:

-Подожди. А теперь намажь солью,- странной была интонация. Такой он от нее никогда не слышал.

-Не слишком ли много для тебя?

-Я сказала: намажь! - тон был явно повелительный.- Я все выдержу,- последнее было сказано с какой-то фанатичной радостью.

Он отошел и вскоре вернулся с пригоршней мокрой соли, сразу став старательно растирать ее. Слеза выкатилась из глаз этой, отчаянной теперь девушки, и она улыбнулась. Невозможно было понять, чего здесь больше: страдания или блаженства.

-Теперь я еще больше буду любить тебя. И всегда, когда мне сделается грустно, буду вспоминать то, что было сейчас. Эта дикая боль надолго станет мне утешением. А теперь я хочу отдаться тебе связанная...

Они оба кончили быстро и одновременно и в этот момент, как будто перенеслись в какой-то сказочный мир. Теперь в далекое будущее этот последний день будет светить ярким прожектором. Каждый из них сможет уверенно, нисколько не сомневаясь, утверждать, что счастье в жизни ЕСТЬ. Надо только уметь извлечь его из недр собственного "я". В этом лесу они познавали счастье, не глядя со стороны, а пережив на самих себе, рассмотрев великое множество его причудливых граний, увидев великое множество его возможностей, необъятное и неисчерпаемое.

А деревья молчали... Деревья не просто молчали. Они молчали О ЧЕМ-ТО, что непереводимо на человеческий язык. А молчат деревья, как сказал когда-то кто-то неизвестный, о потерянном рае, в котором жили Адам и Ева.

Разные церкви по-разному истолковывали, в чем именно суть грехопадения, и проглядели главное. Почему они, те, которые так много говорят о любви к Господу нашему Иисусу Христу, не воспользовались его учением, познавать дерево по плодам его? А какой плод грехопадения появился сразу? А такой, что Адам и Ева застыдились и одели набедренные повязки. Появилось общественное мнение, что мол скажут люди... "Что будет говорить княгиня Марья Алексевна?!" Не должны были они стыдиться Бога, Который создал их такими, как они есть, мужчиной и женщиной. Они застыдились общественного мнения, которое поставили на место Бога, застыдились мира сего, князь которого сам сатана. И не столь важно, двое их было при этом или две тысячи. Они создали свой мир, который назвали "цивилизованным", но нельзя было брать с собой в этот мир КОНФОРМИСТСКИЙ ИНСТИНКТ, который первобытного человека спасал от беды, а здесь явился самым уязвимым местом для козней дьявола.

Но человек вернется в потерянный рай. Вся история развивалась по наилучшему сценарию из возможных, какими бы ужасными или непривлекательными ни казались нам отдельные ее моменты. Золотыми буквами вписаны в историю уже вернувшиеся первопроходцы: Иисус Христос, Гаутама Сиддхарта, Мухаммед, Кришна, а в нашем веке контрастов - Ошо шри Раджниш. За ними уже тянутся другие, с титаническим трудом отвоевывая у тьмы сантиметр за сантиметром.

Люди потеряли сады Эдема, потому что не могли по достоинству их оценить. Только познавший тюрьму может знать цену свободы, и только прошедшие тьму и преодолевшие труднейшие барьеры, чтоб убежать от нее, могут со всей искренностью возлюбить Вечный Свет. Вот зачем нужна была эта тьма, эти страдания - все это послужило во благо, чтобы человечество вернулось в утраченный мир опять, но зрелым, с новыми знаниями, которые невозможно получить теоретически, а только выстрадав их на своем собственном опыте каждого, преодолев все препятствия. пройдя весь путь до конца.

Наши герои теперь оба шли по этому пути. Таинственный похититель волею судьбы отправился первым, грубо подхватил полюбившуюся ему подругу, спавшую на свалке истории, грубо разбудил ее и открыл ей глаза. Теперь она способна идти по Пути одна и никогда не вернется на эту свалку.

-Как будем прощаться?- наутро спросила Инга.

-Здесь есть мелкое место в реке, я помогу тебе перейти вброд. Будем с тобой разговаривать и отступать назад до тех пор, пока не перестанем слышать друг друга, и тогда каждый пойдет своей дорогой. Как тебе идти, я нарисовал - на северо-восток, но лучше найди тропинку. Там семь километров до автобусной остановки. Несколько раз в день ходит автобус до города, который скоро будет называться Сергиев Посад.

-А сейчас?

-Загорск.

-Так вот куда мы из под Рогачева приперлись! А где же мы перешли канал?

-А помнишь, ты удивлялась, что уже ночью я повел тебя с завязанными глазами по какому-то асфальту? Это мы в Морозках переходили мост.

-А тебе в Дмитров?

-Угадала. Там ходит самый медленный поезд до Питера, но Питер я объеду стороной, сойдя во Мге.

Он собрал вещи, дал ей две сумки; в одну насыпал орехи, в другую - опята, которые они собрали, дал ей денег на дорогу, сняв сапоги, перенес ее на плечах на восточный берег реки и вернулся на свою сторону.

Внезапно Инга спохватилась:

-Подожди, не уходи. Я не спросила самого главного. Как ты узнал обо мне, что я есть на белом свете?

-Шесть лет назад я работал на полевых геодезических работах. Отменили командировку в город Волжский под Волгоградом. Мы простаивали, и нашу бригаду бросили на однодневный заказ в Москве, в твоем переулке, на Соколе. Пока мой напарник делал зарисовки, я стоял с рейкой на углу твоего дома и услышал, как тебя лупят. Хороший же я тогда поймал кайф! Я решил обязательно, хоть издалека посмотреть на эту девчонку. Это было несложно. Ты оказалась в моем вкусе... Мало сказано... Моей мечтой. Но слишком молода ты была, несмотря на то, что сформировалась уже тогда. "Расти скорей, моя красотка, и я украду тебя"- таково было мое решение. У меня было много дел, но времени, чтобы хорошо спланировать и подготовить операцию по твоему похищению было более, чем достаточно.

-Так значит тот несчастный день, когда меня здорово отлупили, оказался самым счастливым? Вот чудо то! Как бывает! Но ты ведь был вроде моложе, я видела тебя из окна?..

-Ты не разглядела. Вязаную шапку я надвинул на глаза, скрыв морщинки на лбу, уже тогда они были, а комплекция у меня всегда была стройная. Мне и сейчас иногда вслед крикнут: "Эй, пацан!" Обернусь - извиняются.

Инга стояла радостная. Эти сведения вдохнули свежую волну в ее осознание собственного счастья. Они начали медленно расходиться, пятясь назад и продолжая беседу:

-Я же понимаю, ЧТО ты сделал для меня. Если бы не ты - я бы до глубокой старости жила с закрытыми глазами. Как отблагодарить тебя?

-ЕГО благодари,- он поднял указательный палец вверх.- И не забывай молиться, чтобы ни тебе, ни мне не оказаться за колючей проволокой. Ты не обязана мне ничем. Ты свободна. Совершенно свободна.

-Даже изменять тебе?

-Ты не можешь изменить мне. Нельзя изменить человеку, переспав с собакой. С теми, кого ты встретишь, даже если их сексуальная ориентация совпадет с твоей - все равно у вас не будет точек соприкосновений, кроме секса. Постарайся открыть им глаза, но не забывай про бисер и про свиней. А ревнуют те, кто боятся оказаться хуже других. А я этого не боюсь в любом случае: я себе цену знаю.

-Скажи хоть на прощанье, как зовут тебя?

-Я - человек с планеты Земля. Фамилия моя символизирует старость и, возможно, мудрость, хотя у наших стариков поучиться нечему, глупы, как сивые мерины: советская власть постаралась. Имя мое от слова "жизнь", а отчество - от слова "человек". В Москве узнаешь!

-Что?

-В Москве узна-ае-ешь! - уже кричал он давно поднявшись на высокий берег.

-Каким образом?!

Они осторожно пятились назад и уже переставали слышать друг друга. И тогда ее любимый собрал все силы и крикнул:

-До свиданья, Инга! Любовь моя!

-До свиданья, любимый! Береги себя! Ты мне нужен!

-Мы встретимся! Мы обязательно встретимся! - разнеслось эхом по всему лесу.

Глава 9.                

Инга вскоре вышла на тропинку, почти заросшую, и двинулась по ней на северо-восток. Автобуса ждала около часа. В полном автобусе ехала стоя. В Загорске на привокзальной площади, зло улыбаясь, два каких-то идиота показывали на нее пальцем. Она вспомнила, что теперь она в тылу врага, и стала перемножать в уме трехзначные числа. Это придавало невозмутимость и помогало придерживать выделение не свойственных окружающим вибраций собственной ауры. Пока ждала электричку, несколько раз у нее спрашивали "сколько время?" или дорогу, а на самом деле, по-видимому, хотели лучше ее рассмотреть.

В электричке, а потом в метро она сидела, превозмогая боль после вчерашнего. Родители ее ждали со дня на день. Они давно успокоились. Инга это знала. Ее похититель, а теперь любовник об этом позаботился еще несколько лет назад, завладев несколькими школьными ее тетрадями, что было не так уж сложно для его целеустремленной натуры. Он много перепортил бумаги, прежде чем до автоматизма отработал первое утешительное письмо родителям Инги, настолько умело научившись подделывать ее почерк, что отличить смог бы только эксперт-профессионал. Содержание письма заключалось в том, что она теперь взрослая, у нее может быть своя личная жизнь, и на днях она собирается незаметно улизнуть из деревни в неизвестном направлении, что она не доверяет подруге Таньке, и последней тоже ничего не будет известно. Удостоверившись, что похищение девушки подготовлено, и рассчитав, что в течение нескольких дней срыв операции практически невероятен, он послал это письмо, якобы от Инги, написанное его рукой, из Конакова. Он знал, что письма из провинции другой области идут долго, возможно дольше недели. Времени больше даже, чем надо, чтобы не торопясь провести операцию, а конаковский штемпель на конверте запутает следы пропавшей девчонки.

Следующие письма уже были и в самом деле написаны рукой дочери. Инга охотно написала их и сделала бы это даже без страха наказания. При исчезновении и отсутствии вестей от исчезнувшей воображение родителей могло бы рисовать куда более страшные картины, чем то, что происходило на самом деле. Их беспокойство было бы тщетно. Найти ее было бы невозможно, пожалуй, даже если бы от этого зависела безопасность Политбюро ЦК КПСС. А если не могут помочь - пусть хоть успокоятся.

Он ездил в Москву за продуктами, заодно отправляя оттуда ее письма, и, чтобы ускорить возвращение, и девка не успела сбежать, тратил деньги на такси и покупки, соизмеримые со средней зарплатой. Он всегда успевал вернуться, прежде чем его пленница, накачанная нейролептиками, полностью придет в себя. В последнем письме блудная дочь обещала вернуться на днях, не назвав при этом день.

На третьем письме родители все же решились сообщить на всякий случай в милицию, представив эти три письма. Они уже успели успокоиться.

Раздобревший с двумя подбородками следователь Пузырьков, загруженный двумя квартирными кражами, а тут еще нераскрытое ножевое убийство местного задиры, хама и пьяницы, совершенное человеком явно не из этого района, дело, от которого с таким трудом удалось избавиться, и оно было переложено на плечи коллеги - от всего этого он был готов сорваться и обматерить посетителей, так как слыл среди своих циником, матершинником и любителем скабрезных анекдотов. Когда незнакомые люди догадывались по каким-то труднообъяснимым признакам об его профессии и при этом задавали вопрос в лоб: "А не работаешь ли ты в органах?", то Пузырьков обращал это в шутку, отвечая: "В каких органах я хорошо работаю, так это в женских". Однако, увидев хорошо одетую чету лет под пятьдесят, которые полностью соответствовали брежневско-советским стандартам, решил взять себя в руки и вникнуть в суть дела. Не настолько он был глуп, чтобы выказать этим посетителям свое недовольство, да еще в привычной для него форме.

Информация, принесенная ими, его обрадовала, потому что не накладывала на него никаких обязанностей. Оснований возбуждать уголовное дело по какой бы то ни было статье было явно недостаточно. Даже лучше того. Его приятель, комитетчик Зацепин, кабинет которого находился в конце коридора, часто давал ему мудрые советы, благодаря которым его клиенты-уголовники чуть лучше ловились. За это Пузырькову подобало уделять ответные знаки внимания, поставляя информацию, которая могла однажды оказаться полезной. Главное - сделать вид, что стараешься. Все это скорее всего туфта и ничего не даст, но бывают редкие случаи, когда и "туфта" срабатывает. Он знал, что сейчас Комитет озадачен розыском какого-то неуловимого писаки, пополнявшего самиздат, распространявшего вдобавок листовки с инструкциями неповиновения советской власти и борьбы с ней. Зацепин как то раз рассказал ему, что этот разыскиваемый щелкопер имеет склонность похищать девок. Давно, более десяти лет назад он был уличен в подготовке похищения своей возлюбленной в Кунцево, когда настолько надоел ее родителям, что его ненадолго посадили за хулиганство. Факт подготовки похищения доказать было невозможно, а обнаружение умысла, как известно, не наказуемо. Двести шестая статья - это палочка-выручалочка для тех, кто хочет избавиться от человека, а придраться не к чему.

"А вдруг это он, чем черт не шутит? Скорее всего не он, и похищения никакого нет, но нельзя упускать случай лишний раз продемонстрировать Зацепину, будто я кое-что для него все же делаю. Если что - он обрадуется, будет надеяться: авось теперь поймает этого графомана, и начальство ему за это лишнюю ****юлину на погоны повесит",- мысленно кумекал Пузырьков.

-Конечно, я понимаю,- сказал он вслух.- Вам неприятно, но не переживайте. Современная молодежь знаете какая? Это еще цветочки. Жизнь научит - поумнеет. А страшного здесь ничего нет. У нас было много таких случаев: пропадали и даже писем не писали, как ваша,- вот тогда действительно нам приходилось побегать, а пот ом объявлялись после того, как поругаются со своими любовниками. И тоже приличные, и тоже в хороших семьях. А здесь все-таки как-никак о вас не забывает, письма шлет. Кстати, на всякий случай, вы не могла бы оставить эти письма у нас?

-Конечно, берите, если надо.

-Я вам их потом верну, и еще просьба: принесите, пожалуйста, что-нибудь написанное ее рукой, старые школьные тетради что ли...

-Пожалуйста, сегодня же и принесем, кое-что сохранилось.

-Да не волнуйтесь вы, она у вас ни в чем плохом нигде ни разу не была замечена. Вот если бы в письмах было бы требование денег, тогда ситуация, прямо вам скажу, была бы опасной.

-Упаси Бог! Но сами видите: денег она не просит, а только успокаивает, и "частная жизнь" видите ли у нее в порядке вещей.

-Ну и что же вы беспокоитесь? Погуляет лето и вернется; глядишь, умнее будет. А если еще письма пришлет, то принесите, пожалуйста, нам. Да нет! С ней все в порядке. Просто, хотя по закону с этим типом сделать мы ничего не можем, она ведь взрослая, но вызвать его поговорить надо, чтобы в следующий раз не прятался и не расстраивал людей. Один раз мог бы приехать, показаться вам.

Ее старые школьные тетради родители принесли в этот же день. Не в службу, а в дружбу попросил он другого приятеля, профессионала почерковедческой экспертизы, минуя официальные каналы, проверить, чьей рукой написаны письма. Для эксперта это было плевое дело, но... ему все же пришлось проверить несколько раз, не ошибся ли он. Оказалось здесь что-то нечисто. Два письма действительно были написаны тем же почерком, что и школьные тетради, а вот первое письмо - старательно сделанная фальшивка.

С этой радостной новостью Пузырьков побежал к Зацепину. Последнего сначала охватил охотничий азарт, но когда он все взвесил, то понял, что с этого ничего не обломится до тех пор, пока пропавшая девушка не вернется.

-Как только она вернется - вызови ее повесткой к себе,- попросил Зацепин Пузырькова,- а я с ней побеседую.

Наконец, когда уже явно наступила осень, в разгаре бабьего лета двое его стукачей - пенсионеров, постоянно сидящие на лавочке у подъезда, сообщили, что пропавшая было Инга объявилась к вечеру в потасканной спортивной одежде, в видавших виды кроссовках, с сумками грибов и орехов.

Большой город не сразу произвел на Ингу отталкивающее впечатление. Это была какая-никакая новизна. За несколько месяцев лес ей успел надоесть, но здесь ей надоест за несколько дней. А пока она с любопытством глядела на широкие улицы, гремящие своими, еще не успевшими опостылеть автомобилями, а ровный асфальт без спусков и подъемов, по которому ей так легко шагалось, придавал ей чувство легкости и беззаботности. Родители встретили ее по-дружески, как равную. Им она в ответ дружелюбно наплела, что жила на даче в Конаковском районе у любовника, который мало о себе рассказывал, потому что работал в органах, что он ей надоел, и она с ним поругалась, и он сказал на прощание, что если она или еще кто-нибудь попытаются его скомпроментировать, то будут неприятности. В конце концов они все же расстались, как интеллигентные люди за прощальной чашкой чая, и он ей дал на дорогу грибов и орехов, и она отвалила.

Инга с жалостью и пониманием смотрела на родителей, которых уже обошла в развитии далеко вперед. Эти родные люди старше ее на тридцать лет, к сожалению, ничему не могли бы ее научить. Если б она и попыталась поделиться с ними своими знаниями - они бы заткнули уши, а если бы даже стали слушать и спорить, то все равно ничего бы не поняли. Сидеть за столом ей было больно, но она не показывала вида, и это ее даже по-своему возбуждало. Но тут примешивалась злость на государство, которое превратило ее близких людей в "зомби" с совковым сознанием, что такой же несколько месяцев назад была и она и могла остаться на всю жизнь, что такими же остались все ее подруги, и с ними теперь вряд ли ей будет интересно общаться. А единственный человек, с которым ей есть, о чем поговорить, с которым она могла бы говорить с откровенностью, переходящей все границы, целыми днями; сейчас уносился в поезде на северо-запад.

Следующий день она провела дома, отдыхая, привыкая к прежней обстановке, строя планы на ближайшие дни. Наконец день прошел, наступил вечер. Она немного посидела у телевизора, который ей тоже скоро надоест, а наутро пришла повестка из милиции.

-Сходи, дочка, а то неудобно прятаться. Пузырьков хороший человек, сочувствовал нам. Он интересуется твоим приятелем, но, похоже, ворон ворону глаз не выклюет.

Мать посоветовала ей получше одеться. Инга послушалась, но тайком предпочитала теперь не одевать никакого нижнего белья. Она вышла на улицу. Ей почему-то вспомнилось, как ее любовник, перефразировав Евангелие, то ли в шутку, то ли всерьез сказал ей за несколько дней до разлуки:

-Ты долго не увидишь меня, но скоро ты увидишь меня.

И она увидела его... Он смотрел на нее со стенда под надписью: "Их разыскивает милиция".

Разыскивается опасный преступник

Седых Виталий Адамович

1940-го года рождения...

Милиция будет благодарна...

Инга пробежала текст дальше. Там не было ни слова о том, что же этот "преступник", которому уделяется столько внимания, натворил.

Это был ее "человек с планеты Земля" с сибирской фамилией, русским именем латинского происхождения и польским отчеством. Такой старый по календарю и такой молодой в жизни, во всех смыслах.

Заинтригованная, но не показывая внешне никаких эмоций, она вошла в отделение милиции и вежливо поздоровалась с дежурным.

Э п и л о г.

От Пузырькова ее быстро проводили в кабинет Зецепина; на двери она успела полем зрения уловить часть надписи: "... по делам госбезопасности".

Произведя благопристойное впечатление на всех сотрудников в кабинете Пузырькова и в коридорах, в кабинете Зацепина Инга строила ему глазки, называя при этом "рыцарем плаща и кинжала". Он пытался как можно строже с ней разговаривать, доставал фотографию ее лесного любовника, называя его при этом "предателем Родины", но она сумела не проявить внешне никаких эмоций по этому поводу и заявила, что этого человека не знает, а ее любовник сам работает в милиции, занимая там далеко не последнее место.

-И не надо гримасничать. Вам не удастся произвести на меня впечатление. Я ничего не знаю и уверена, что вы не будете выкалывать мне глаза, трахать раскаленным паяльником в зад и загонять иголки под ногти.

-А я тебя просто выпорю! Задеру вот юбку то и ремнем! - Сразу по-другому запоешь!

-Вас уже опередили,- с этими словами Инга, улыбаясь, встала, отвернулась и задрала платье, под которым ничего не было. Следы недавней жестокой порки не оставляли никаких сомнений.- Можете внести и свою лепту. Я даже орать не буду, пощажу вашу репутацию... Запрем дверь?..

-Сядь! Дура!

Он сразу понял, что это не родители. Ее родителей он видел: это не их работа. Тогда... все ясно. Она - мазохистка, а ее любовник - садист. Зацепин работал в организации, где в таких вещах все хорошо разбирались. Но в досье его клиента ничего подобного не значилось. А если это он, то способность вести двойную игру в личной жизни делает ему честь. Однако... хороша сучка!.. Разговор между ними перешел на отвлеченные бытовые темы, так как дальнейшее противоборство действительно могло подпортить ему репутацию. Это была отнюдь не какая-нибудь Манька-Облигация, задержанная на Казанском вокзале, а отчаянная, смелая и одновременно хитрая, рассчетливая и сдержанная, где надо, девушка, успевшая уже в этих стенах хорошо зарекомендовать себя перед смежниками - ментами.

Им обоим было выгодно сблизиться, чтобы выведать друг у друга сведения об одном и том же человеке. Ей - узнать о том, что он натворил, и что ему грозит. Ему - удостовериться, тот ли это самый нужный ему клиент или просто какой-то псих со стороны, любящий сечь девок и не имеющий никакого отношения к диссидентству. Разговор кончился тем, что Зацепин оставил ей телефон, потом они встретились и стали на время любовниками.

Он даже два раза хорошенько выпорол Ингу ремнем по ее просьбе, несколько раз они сходили в ресторан. Ей было глубоко противно его совковое окружение, этих угрюмых скучных и деловых, высокомерно косящихся на нее людей, делающих карьеру на чужой беде тех, кого в нормальной стране никогда не сочли бы преступником. Было заметно, что они тоже не одобряли его выбор, понимая вместе с тем, что это нужно для дела. Зацепину удалось понять из всего этого, что независимо от того, был ли ее жестокий любовник тем, кто ему нужен, или нет, она сама вряд ли знает, где он сейчас. Ей же удалось узнать, что его ищут исключительно по политическим мотивам и хотят надолго посадить за антисоветскую пропаганду и по возможности пришить и 64-ую статью: "Измена Родине". В уголовном аспекте про самые "тяжкие" его преступления знала только она - это обучение ее Йоге и карате, что было запрещено Уголовным Кодексом РСФСР. Насчет похищения - она сама не хотела с ним расставаться. В далеком прошлом он действительно кого-то порезал, но дело кончилось больницей для потерпевшего и мелкими неприятностями для ее похитителя, но с моральной точки зрения то был скорее героический поступок, чем преступление. Мало общего было у ней с Зацепиным, кроме секса. Теперь надо было думать, как от него избавиться.

Одной из своих подруг, Милке, не вполне справедливо считавшейся в школьные годы первой красавицей в классе, Инга однажды представила Зацепина, якобы он и есть тот любовник, у которого она пропадала все лето на конаковской даче. Та изжогой изшла от черной зависти, а Инга, даже немного разыгрывая ревность, но не переигрывая, постепенно дала Милке отбить у себя это "счастье". Зацепин, уставший от холостой жизни, а было ему тридцать пять лет, сделал Милке предложение, и в феврале 1986 года они поженились. Его окружению Милка понравилась больше.

В 1991 году после путча отдел, где работал Зацепин, был распущен, и сам он оказался не у дел. Пытаясь наверстать упущенное, он стал ездить "челноком" в Турцию и, года два спустя, что-то не поделив с мафией, был убит в перестрелке. Милка спилась и опустилась до трех вокзалов, растворясь в среде тамошних бомжих и ****ей.

В том же 1991 году Инга познакомилась в Москве с гражданином Аргентины среднего достатка, уехала к нему в страну, и они заключили официальный брак. Не огорчайся, дорогой читатель, у меня для тебя есть сюрприз: Антонио Перейро и Седых Виталий - одно и то же лицо. Они создали немногочисленную, а потому мало известную общину, продолжающую дело недавно покинувшего эту Землю Ошо шри Раджниша, но со своим специфическим уклоном.

Что сказать об отношениях внутри этой группы? Люди они довольно скрытные, и трудно гадать о сексуальной стороне их жизни, но в сравнительно жарком климате все одеты легко, и время от времени у многих можно увидеть следы то ли от розги, то ли от плетки на открытых частях тела. Все имеют довольный и счастливый вид. Ни о каких серьезных конфликтах внутри группы не слышно. Кроме Инги и ее Виталия, теперь он зовется Антонио, славян больше нет, местных тоже очень мало, а в основном выходцы из Европы и США. В разговорах между собой наши герои все чаще переходят на английский или испанский. Особым богатством эта община не блещет, но по всему видно, что на жизнь им хватает довольно неплохо.

Почти каждый год наши герои приезжают в Россию. Их сопровождают друзья из общины. Они берут рюкзаки и отправляются в поход. Их маршрут обычно начинается от той деревеньки недалеко от Рогачева, а заканчивается на том самом месте, где душа, обреченная на жалкое пожизненное прозябание в скуке и невежестве, обрела знания, свободу и путь к совершенству.

Замечено, что когда наши герои со своими духовными братьями и сестрами пребывают в России, в треугольнике Москва-Талдом-Александров никогда не идет дождь. Может быть это случайное совпадение...

5-30 августа 1999г.

К  О  Н  Е  Ц .

Стихи по этой же теме:  

Новое короткое произведение на эту же тему: