Спасение бравого десантника. Глава 2

…Снился мне в ту ночь сон, будто иду я по лесу - а кругом такая зима!!! И мороз градусов 10, но совсем не холодно - потому что я в дубленке какой-то. Солнышко сияет! Снежинки прямо, как алмазы переливаются - я ему навстречу иду. Снег глубок и скрипит под ногами, и в стороны как мука разлетается... Небо такое бездонно-синее! И так мне светло и радостно на душе!!!

А вокруг ели, да дубы, укрытые белыми шапками. Белки скачут. Вороны, крякая, тяжело так над самой землей кружат - мышек выискивают. Иду, слышу – сзади скрип и дыхание чье-то учащенное: будто догоняет меня кто. Но я не оборачиваюсь. Не боюсь, что это худой кто-то. Звуки все ближе и ближе, а настигнуть меня никак не могут...

Не выдержал таки, обернулся...

И в тот же миг радостная Джина как прыгнет мне на грудь обеими лапами!!! Завалила, и стали мы, смеясь в снегу кувыркаться... Накувыркались. Давай она мне морду своим язычищем горячим лизать... И такая счастливая тоже!.. Но вот притихла она – ко мне прильнула... Обхватил я ее руками, к себе прижал... так и проснулся...

Проснулся рано, где-то около семи, и мгновенно вспомнил все. Чувствую рядом теплое тело солдатика. Но глаз не открываю. Знаю, что он не спит и меня втихую рассматривает. И я из-под приоткрытых век на него посмотрю-посмотрю, и снова вырубаюсь... Раза три так было. Когда уж точно понял, что не уснуть мне больше - улегся на спину и, не открывая глаз, размышляю: - «И как мне теперь с ним быть? Что сказать, как объяснить? Что делать? Человек-то совершенно чужой мне... Мало чего придумает?.. Он-то точно со вчерашнего вечера почти ничего не помнит»…

Думал-думал, правый глаз приоткрыл – а за окном такое солнышко!.. Небо сапфирное прямо!!! Ни тучки – только голые ветви деревьев в парке едва колышутся...

Джину надо выгуливать, самому пробежаться... Не выгонять же его с самого утра? Вроде нехорошо как-то... Оставлять дома одного – тоже облом... И, главное, – как ему в глаза-то глянуть, да что говорить? А тут еще вспомнил – вещи из стиральной машины вчера-то не вытащил. Так они полусухие там и остались – сушить надо еще... Сплошные тупики, короче...

Решение пришло как-то сразу. Открыл глаза, потянулся, слегка задев рукой его стриженную макушку, встал и повернувшись к нему сказал:

- «Ну что, аника-воин... давай знакомиться, что ли. Я Кирилл. А как тебя зовут – в увольнительной посмотрел».

Протянул ему руку. Он, явно робея и стараясь не смотреть мне в глаза, привстал на локте, протянул свою – сжал несмело, да и отпустил...

Вставать в чем мать родила ему явно было в облом. А тут еще и утренний стояк, явно выпирающий из-под одеяла... Поняв его неловкость, расползающуюся по щекам красными пятнами, я продолжил, глядя на него в упор:

- «Одежда твоя вся постирана... ты вчера ее испачкал сильно... придется обождать, пока она высохнет... Значит так – сейчас встаем, берем собаку – и в парк на пробежку,– и  улыбнулся,– чтоб режим твой армейский не нарушать. Одежду я тебе сейчас найду... Затем в душ и завтракать... пока то, да се – одежда и подсохнет. А в парке я тебе расскажу, как ты у меня очутился. Согласен? »

Он, совсем пунцовым стал, так и не поднимая глаз, лишь легко кивнул.

Первым делом я подобрал ему и себе свежее нижнее белье. Вернулся в комнату и бросил трусы-майку поверх одеяла. Лишь на минутку прикипел взглядом к проступившим на крепкой шее и груди засосам. Оставил его одного. Быстро натянул на себя исподнее и отправился в ванную – освобождать барабан машины. Развесил, что мог, на сушилке – остальное в кухне. Особенно обеспокоил меня его бушлат на толстенной подкладке. Он был очень влажным, и чтобы высохнуть, ему требовалось не меньше дня в тепле повисеть. Включил все конфорки на плите и пошел искать спортивные костюмы. Найдя их, снова отправился к гостю. Парень, немного сгорбившись, сидел на постели, прикрыв пах крупными ладонями. Мельком глянул на меня. Молча взял его за руку, отвел к двери туалета, а сам стал одеваться.

Когда он вернулся и также споро облачился в спортивный костюм, я двинул в прихожую, где на своем коврике смирно ждала нас Джина. Зацепил ее на поводок и мы отправились в парк.

Пустынный этим субботним утром и залитый теплыми весенними солнечными лучами, он встретил нас сверкающими лужами, звонким птичьим пением и пронзительным запахом распускающихся почек. Кое-где виднелись первые несмелые, только-только вырвавшиеся из тесных объятий листики, изумрудно поблескивали среди бурой опавшей листвы самые ранние кустики молодой травы и крохотные, едва распустившиеся желтые глазки мать-и-мачехи. Получив свободу, Джина быстро справила свою нужду и принялась радостно бегать вокруг нас большими кругами.

Парк распростерся на склоне. Мы трусили его аллеями, встречая на пути только редких собачников с их чадами, и бежали – то немного напрягаясь – вверх, то расслабленно – вниз. Машин почти не было. Бежали плечом к плечу, и мне никак не удавалось рассмотреть его хорошенько. Только и заметил, что он ниже меня сантиметров на 5-6....

Набегавшись вволю и заметив, как трудно дается с бодуна этот оздоровительный моцион парню, я потихоньку перешел на шаг, поглядывая искоса и чувствуя некую непонятную робость. Вернувшись ко входу в парк и зацепив Джину на поводок, мы поначалу отправились к ближайшему киоску за пивом. Прихватив с собой банок шесть «Оболони», я вручил их явно обрадованному служивому, и мы двинулись домой...

В парке я так и не решился ему ничего рассказывать... Не спрашивал и он....

Дома, быстро разоблачившись от пропитанной потом одежды, я отправил нового знакомого в душ, а сам занялся приготовлением бутербродов и кофе в жаркой кухне. Когда с этим было покончено, я, прихватив оставшийся на ночь в гостиной халат, вернулся к ванной и, распахнув дверь, повесил его на крючок, сказав, что мой гость может надеть его. Входя, я отметил, как резко развернулся от меня передом оробевший в миг юноша, открывая моему взору крепко сжатые, литые и мощные ягодицы... Охнув про себя восхищенно, я поспешил удалиться...

Добыв в шкафу домашние шорты, я вернулся в кухню и стал ждать своей очереди. А потом, дождавшись румяного паренька, занял его место и вступил под теплые упругие струи, невольно вспоминая его манящее тело... Было хорошо и... уютно на душе... Хорошо оттого, что нашел правильный выход в создавшейся ситуации, оттого, что парень оказался не наглым и понятливым... От того, в конце концов, что он был рядом... просто рядом...

В зимнем своем уединении я и не заметил, как истосковался по близкому общению с приятным человеком. По бурлящему и четко устремленному к кому-то конкретному желанию. По простому касанию к чужому телу – теплому, упругому, бархатистому...

Желание горячей волной растекалось во мне, заполняя все уголки души, рождая возбуждение и... любовное коварство.

Бес искушения оживился и вдруг моим голосом громко позвал солдатика. Через минуту тот просунул в приоткрытую дверь удивленное симпатичное лицо, и я молча поманил его:

- «Ты не мог бы немного растереть мне спину?.. Побаливает, после того, как я вчера таскал тебя на своем горбу»...

Вновь мгновенно залившись румянцем, он молча кивнул и, сбросив халат, ступил ко мне в ванну...

Отвернувшись к стене, я уперся в нее руками и немного напрягся, демонстрируя ему мышцы спины....

Парень несмело коснулся ее прохладными ладонями и принялся растирать вдоль позвоночника, не опускаясь ниже поясницы....

Я намеренно стоял под смесителем, вода из которого сейчас щедро заливала весь его передок....

Следуя моим советам, он все усиливал нажим рук, опускал их все ближе к копчику... Я все больше прогибался в пояснице, выставляя зад и улавливая им мимолетные поначалу касания его твердеющего стебля....

В какой-то момент, оглянувшись через плечо, я узрел согнувшегося почти пополам раскрасневшегося парня, изо всех сил старавшегося отвести от меня свой вставший член.

Ухмыльнулся.

Выпрямился.

Воздел напряженные руки к потолку...

Резко развернулся и, схватив его за плечи, рванул к себе!

Обняв, я прильнул к его полуоткрытым мягким губам в головокружительном поцелуе...

Он без напряга пропустил в свой рот мой настойчивый язык. Сплел его с своим, и ответно обнял меня за мокрую спину, гладя ее и ягодицы и все сильнее прижимая их к себе...

Гладил его и я, точно также блуждая по телу жадными руками и прижимаясь к его стояку. Не помню, сколько длились эти наши взаимные лобзания...

Не помню, как ослабил руки, и парень перешел к ласкам моих сосков и груди... живота...

Помню лишь, как все ниже прижимал мокрый ежик его затылка, пока не поплыл в сплошном кайфе, ощутив корнем влажную теплоту его рта...

Накал был столь высок, что, сделав всего несколько движений бедрами, я разрядился, рыча, и намертво прижал его лицо к своему лобку...

Едва оторвавшись, он присел на край ванны и, тяжело дыша, глядел перед собой осоловевшими глазами, лишь вяло поглаживая мои бедра... Опустив взгляд ниже, я заметил щедро окропившие мне голени густые капли его семени...

Присев на корточки, я вновь обнял его за широкие плечи и припал к покрытым своим же молочком его губам в благодарном и ласковом поцелуе...

В голове билось и рвалось на волю все сокрушающее ликование и нежность....

Отойдя немного, во взаимных объятиях и обмывшись напоследок, мы вытерлись и, одевшись, со зверским аппетитом отправились в кухню.

Парень был умиротворен, ласков и то и дело обращал ко мне сверкающий теплом взгляд своих голубых глаз...

Лихорадочный румянец все никак не хотел покидать его щек.

Обстоятельно описывая солдату перипетии вчерашнего, я медленно погружался внутренне в один из самых захватывающих процессов при знакомстве с новым человеком – созерцанием того, как не сразу и робко раскрывается тебе навстречу его душа; как одна за другой рушатся шоры и табу; как из-под внешних наворотов, привнесенных жизнью в обществе, предстает он пред тобой – во всей своей внутренней красе или... несуразности,.. душевном богатстве или... убогости,.. открытости или замкнутости,.. корыстности или щедрости,.. враждебности и подозрениях или же искренности и простоте...

Парень явно расслаблялся, неожиданно быстро хмелея и становясь все доверительнее...

Окончив свой рассказ, я засыпал его вопросами и, наконец, впервые за все время нашей встречи, услышал его голос...

Сидеть просто так рядом я уже не мог – таким простым, незатейливым, но добрым и глубоким предстал он предо мной...

Столько характера, твердости, уверенности и, в тоже время, деликатности и мягкости в нем было. Слушая его рассказ о вчерашних приключениях, я ласкал и обнимал его, прижимал к своей груди, затем пересадил себе на колени и принялся нежить его тело, развязав пояс халата и гладя под ним.

Мягкий, низкий, глубокий и даже немного вкрадчивый голос его был исполнен внутренней твердости и прямоты... Не мудрствуя лукаво, не пытаясь подать себя в лучшем свете, он просто и без утайки рассказал мне свою историю. И она оказалась почти такой, как я ее себе и представлял.

К столь глубокой его отключке привело то обстоятельство, что знакомство с развеселыми местными, присоединившимися к ним в пивнушке, началось с курения травки...

Он и в самом деле получил увал до вечера воскресенья. Поначалу собирался рвануть домой в глухую деревеньку, затерявшуюся на отшибе Тернопольской области. Но ехать было далеко – более 5 часов в один конец... Да и не очень ему хотелось... Девушка его давно завела себе хахаля покруче, дискотеки в клубной развалюхе достали еще до армии, а родных он и так видел всего две недели назад...

Забредя в ту роковую забегаловку с несколькими сослуживцами, они, не имея много денег, экономили на закуси, набрав побольше пива...

Тут из завсегдатаев кто-то подкинул им еще несколько бутылок. Затем появилась та компашка подвыпивших ребят, из-за отсутствия свободных столиков присоединившаяся к ним. Покурив по кругу пару сигарет с травкой, ребята завалили стол чипсами и новыми бутылками пива, и он, стремительно пьянея, так и не заметил, как один за другим оставили их все его кореша.

Дальнейшее он помнил лишь урывками и смутно... Появившуюся на столе бутылку водки, потом еще одну. Пьяные поцелуи с кем-то во время перекуров в подворотне...

Кусты в сумеречном парке и пьяный трах с несколькими ребятами из той компании. Потом он вырубился... Ненадолго пришел в себя, когда его имел еще кто-то незнакомый... все в тех же кустах. Хорошо запомнил одно – у всех были презики...

После этого он пришел в себя только утром в постели со мной...

Чем больше близился к окончанию его скупой рассказ, тем более смущенным и неловким становился парень, но продолжал говорить, словно хлеща, карая себя этой исповедью за недостойное поведение. И... все сильнее возбуждался, о чем красноречиво свидетельствовал ласкаемый мною его корень...

Окончил он чуть не плача... Благодаря меня от всего сердца за помощь такими же скупыми, но яркими словами... говоря, что теперь по гроб жизни будет моим должником ... и, пытаясь рассказать, что было бы с ним, замети его легавые.

Мне и самому было неловко слушать его клятвы и посему я, едва дождавшись паузы, всучил ему в руку новую банку с пивом и поспешил сказать:

- «Все. Завязали. Главное, что закончилось благополучно... В другой раз умнее будешь»…

Член его, с которым мне тоже довелось познакомиться только сейчас, был под стать хозяину – крупный, больше 18 см, толстый и рьяно упиравшийся большой голубоватой головкой в заросли живота.

Не особо дальше разговаривая, мы приступили к поглощению пива и к рассеянным вначале, взаимным ласкам.

Я восхищался упругостью и свежестью тела детинушки, блуждая рукой по его спине и ягодицам, он же, прильнув к моей шее и лишь изредка отрываясь от нее за очередным глотком пива, путался пальцами в зарослях моей груди, лаская ее, и соски...

Оба не спешили, но заводились все сильнее...

Когда с пивом, наконец, было покончено, парень медленно сполз на колени и, прильнув ко мне, глухо проговорил:

- «А мне - как проснулся, сначала даже показалось, что ты – это тот – последний... который меня в кустах... Теперь точно знаю, что не ты... Запах у тебя другой и.... болт... – и, помолчав с минуту, робко спросил:

- «Можно мне у тебя... побыть до завтра?...

До вечера.... Я,.... Ты,... мне»...

И добавил, вдруг встрепенувшись: - «Да х…й его знает! – как ... родной… стал»...

И устремил на меня свой возбужденный и молящий бесконечно голубой взор......

(продолжение следует...)

05.02.2010