Солнышко моё

Наконец-то, я выспался. Когда потягивался во дворе, Бойка вылез из конуры и так же прогнул спину, зевнул и вытянул по очереди задние лапы. Хозяйка поставила кринку холодного молока, я не любил парное, и нарезала ломтями теплый домашний хлеб с хрустящей корочкой. Никакие суши и лобстеры рядом не стоят. В городе я хлеб не ем, а тут  только так умял краюху. Рассчитался за ночлег, а она:

-Ой, сдачи нет, сбегаю к соседке.

-Баб Шура, последний раз что-ли?

Она отворила ворота и помахала рукой, когда я осторожно, чтобы не подавить курей выгнал со двора новенький «Allion». Ну, не совсем новенький, 40000км, но это для «японца» ничто. Те 4000, что я от Владика прогнал это уже существенно. Вчера и ночью шёл дождь, а тут, подарок: небо ясное, синющее, как Байкал перевернутый. Окно на ходу открыл, осенью потянуло. Но проветрить надо. Говорят, перед продажей в салоне калошу жгут, чтоб запах был, как в новом. Шурша резиной по щебёнке, разогнал поросят, но перед гусиным строем пришлось остановиться. Прямо под колёса кинулись собаки, только бы не подавить. Деревня! На перекрестке с трассой М-53, которая доведет меня через всю Сибирь до дому, заправился девяносто вторым. Многие «гонщики» экономят, заливают восьмидесятый, но не я. И к покупателю уважение и ехать на хорошем топливе приятней. Двигателя вообще не слышно, только асфальт под колёсами шуршит. Едешь, природой любуешься. Вон, уже берёзки и лиственницы тронуло позолотой. А воздух такой, что им питаться можно, как святым духом.   Издалека увидел силуэт с протянутой рукой. Настроение хорошее, поболтать хочется, думаю, любого возьму. Женщина. Во всём сером, простоволосая, с мешком за спиной. Наверное, местная, до ближайшей деревни.

-Здравствуйте, Вы в Иркутск?

По интонации понял, что не простая.

-Вообще-то, я по объездной и дальше, но если надо, могу и в город завезти.

-Нет-нет, мне как раз дальше.

-А куда надо-то? - Спросил я, когда она уже села рядом.

-Ой, мне далеко. В Новосибирск.

-А мне в Красноярск. Так что, доедем.

-Как мне повезло! - Сказала она голосом, впрочем, вполне равнодушным.- Я в Красноярске хотела на пару деньков задержаться.

-Знакомые там, родня?

-Да нет, просто по «столбам» полазить.

-А, ну, это место знаменитое. Смотрите только, осторожней. Каждый год, кто-нибудь да шлёпнется. И всё с одного места. Говорят, они специально сигают. Как с Эйфелевой башни.

Не дождавшись реакции, я посмотрел на её бурое от солнца, обветренное лицо. Выгоревшие волосы гладко зачёсаны назад с пробором посредине. На вид ей меньше, чем показалось издали . Глаза запавшие, но это от усталости.  

-Откуда путь держите?

-С Байкала.

-А где же Вы ночевали?

-Здесь. - И увидев моё удивление, добавила: - В лесу.

-Без палатки?

-Я так.

-Холодно ведь. Дождина такой!

-У меня всё есть, - показала она на тощий рюкзак, куда и приличное одеяло бы не вошло.

-Не выспались, наверное? Откидывайте спинку, вот так, и отдыхайте.

-Спасибо, я хорошо выспалась. Знаете, я хочу сказать, Вам не обязательно везти меня до Красноярска. Вы можете высадить меня в любом месте.

-Зачем?

-Ну, знаете, бывает, присутствие чужого человека утомляет. Путь длинный, а у каждого свои привычки. Я не хочу Вас обременять и пойму ...

- И опять голосовать?

-Я привыкла.

-Да ладно Вам! Автостопом путешествуете? - Пригласил я её к разговору. Она кивнула.

-Через всю страну?

-На Байкале была. В Аршане, в Ниловой пустыни. Хотела ещё в Священную долину сходить, да дожди зарядили. Думала надолго и выбралась на трассу. А сегодня день какой чудный. Но не возвращаться же. Устала.

Это было заметно.

-От своих отстали?

-Нет, я одна.

-И не страшно?

Она удивлённо приподняла бровь, будто я задал странный вопрос.

-А чего мне бояться?

Я не стал уточнять.

Лицо её ничего не выражало. Да и не старалась она понравиться. Скорей, наоборот. Хотя овал и черты правильные. Из куда менее удачных натур делаются топ-модели. Оценить фигуру мешала бесформенная куртка и широкие штаны. Взгляд мой задержался на ней не более пары секунд, но и это ей не понравилось.

-Мне тридцать пять, - добавила она, видимо, для убедительности.

-Так мы ровесники! - Обрадовался я и получил натянутую улыбку в одолжение. Вообще-то, в дороге есть негласное правило: попутчику, особенно, если не платит, полагается развлекать водителя, отвлекая его от монотонности. Водитель баранку крутит, следит за дорогой и не должен вытягивать слова из пассажира клещами. И она, с её-то стажем, не могла этого не знать. Но утренний запас жизнерадостности во мне ещё не иссяк, и я списал её неразговорчивость на усталость. Тем более, она начала клевать носом. Но не так, как все, а, делая резкий рывок головой на излёте. Я потом попробовал, этот прием и правда помогает стряхнуть сон. Но мог быть и психическим. Мне стало жаль её и я предложил полежать на заднем сидении.

-Извините, - встрепенулась она, будто её застали за чем-то неприличным. -Спасибо. Но мне и так хорошо.

Мы как раз подьезжали к Иркутску и я спросил:

-Будем заезжать?

-Конечно, если Вам надо.

-Да нет, не надо. Просто красивый город. Были там? -

Она кивнула и я продолжил:

-Мне нравится старый район, купеческие дома. Ангару посмотреть с моста. Поесть, наконец, по-человечески. Заедем?

-Как хотите. Если Вы там пойдёте куда-нибудь, можно я в машине посижу?

-А смысл? Ладно, проехали. В Вашем Новосибирске я путём и не был, так только, проездом. Хороший город?

Она пожала плечами:

-Ничего.

-А мне Томск нравится, - продолжал я с упорством развивать тему. Вы были там?

-Была. Там тоже деревянной архитектуры немало.

-Да. Но мне нравится сама атмосфера. Мы там на сборах часто были. Молодежи много. Студенческий город. Придешь в кафе или ещё куда, не какая-нибудь тётя Мотя тебя обслужит, а студенты: с улыбкой, с юмором. Они вечерами там везде подрабатывают. Вы где учились?

-В школе.

-А потом?

-В госуниверситете.

-На кого?

Она улыбнулась, кажется, в первый раз по-настоящему.

-На филолога.

-А-а.

Если честно, я  не очень-то представлял, что делают филологи и взял паузу, в надежде, что она сама расскажет. Не дождался. В какой-то момент интуитивно почувствовал, что она хочет в туалет. Наверное, поэтому и была такой неразговорчивой. Но решил не останавливаться, пока сама не попросит. Что, я должен её тайные желания угадывать?! Постепенно лицо её сделалось совсем кислым и я сжалился. А то чего доброго, лопнет ещё, что тогда? Молча съехал на просеку, думал, испугается. Ничуть. Только открыл свою дверцу, - она пулей в кусты.   Я погулял, чтобы не торопилась, а когда вернулся к машине, - она навстречу и протягивает мне веточку голубики. А ягоды спелые такие, размером с ноготь.

-Здесь много, - говорит. - Хотите, пособираем?

Когда через пол-часа мы сели в машину, губы у нас были, как у парочки «эмо».

Куртку она сняла, под ней оказалась черная футболка. Без бюстгальтера. Размер груди второй. Явно не рожала, - сделал я заключение. Наверное, под влиянием витаминов, она немного ожила.

-Вы природу любите? - Начал я издалека.

-Почему Вы так решили?

-Ну,   путешествуете везде.

-Видите ли, я с матерью живу. Когда меня нет, ей лучше. И мне.

-Не сложились отношения?

Она то-ли кивнула, то-ли её качнуло на кочке

-Мда, проблема. У предков свои представления.   Наверное, ей внуков хочется?

-Смирилась уже.

Понимая, что тема эта может быть больной для неё, я не стал теребить ей душу.

-А я вот морально устаю, когда долго на природе не бываю. Хотя бы так, - хлопнул я по баранке.- Я ведь не профессиональный «гонщик». Просто нравится мне. На страну посмотреть, с людьми новыми познакомиться. Знаете, какие иногда интересные случаи бывают! А вообще-то я столяр. Двери, рамы, мебель ручного изготовления делаю, замки вставляю. Ну, и открываю, если кто ключ потеряет. А Вот Вы кем работаете? Филологом?

Она замялась.

-Да, я знаете, как потеряла работу, так уже года два так, можно сказать на подработках.

-Ну так и я! На жизнь хватает?

-Мне много не надо.

-Чем занимаетесь-то? Может скооперируемся? Года два назад, случайно с одним мужиком в очереди познакомился, он дома, бани из оцилиндрованного дерева строит. Побазарили так же ни о чём, а теперь он только мне двери заказывает, лавки, полкИ для бань.

-Нет-нет, вряд ли я для Вас представлю интерес. Я пишу.  

-Книги?

-Это громко сказано. Рассказы, этюды.

-Как хобби?

-Нет, - усмехнулась она.- Только на заказ. Тем и живу.

-Так Вы настоящая писательница? Уважаю! То-то по стране путешествуете! Новые встречи, впечатления. Теперь  понял. А то было, подумал... нет не буду говорить. А знаете, у меня жизнь настолько необыкновенная, что иной раз жаль: помру и никто знать не будет. Сам хочу книгу написать, что-то вроде мемуаров. Издать её за свой счёт. Тиражом на сколько денег хватит. И развести по библиотекам, по книжным магазинам. Я понимаю, сразу её читать никто не будет. Как разглядишь среди всего дерьма, что на полках? Но пройдёт время, людям станет интересно, как жили их предки? Думаю, мой опыт им пригодится. Раз так, значит жизнь не зря прожил. Главное, чтобы от человека польза была, правда ведь? Я двери делаю, Вы книги пишете. Значит, мы нужные люди. Ещё бы книгу написать. Да некогда.. Ехать нам ещё долго, хотите, буду рассказывать? Можете даже записывать. Есть у Вас диктофон? Ну, ручку возьмите.

«Я ведь боксом занимался. Видите, нос какой? Девчонки думают, от природы. Нет, генетика у меня нормальная. Не Тайсон, конечно, но в 27 лет вторым стал на России. В Финале Турчаку проиграл. Слышали? Такому можно. Тренер предупреждал, остановись, чемпионом мира все-равно не станешь. Не послушал. И на отборочных чемпионата Мира мне один амиго так по затылку заехал, что едва откачали. Обидно, что уже после гонга, когда я отвернулся. Гематома в пол-башки и прощай спорт. Такая тоска одолела. Я взял да и в Армию подался, успел-таки по возрасту. На комиссии скрыл про болячку. В Чечню попросился. Неловко говорить, все смеются, но честно,   хотелось Родине послужить.   Думал, буду чехов по горам гонять, а командир полка узнал про меня и взял в личную охрану. Короче, не служба была, а малина. Один раз только, на праздник, когда спьяну,   под утро не туда выскочили, напоролись. Я даже обрадовался. Карифана моего  убили, я взял два автомата и в полный рост, на этих чертей попёр, как Шварцнегер. Не успел обойму израсходовать, как мне колено прострелили. Вытащили. Орден дали и домой отправили. Теперь у меня здесь не кость, а титан. Ничё, вроде, гнётся нормально, даже бегать могу. В непогоду только ноет. Вот как сейчас. Видно, опять дождь будет. »

Пассажирка моя вначале просто слушала, а потом вытащила тетрадку из рюкзачка и давай строчить. Видно, зацепило! А я продолжаю:

«Короче, пенсию дали, по инвалидности. С голоду уже не умрёшь. Но не сидеть же. Вначале братки пригласили. Леспромхоз приватизировали. А мужики там все давно спились. Так они ввели порядок, как на зоне. Кто опоздал или не вышел на работу - по башке. Этим я должен был заниматься, но  надоело лохов тузить. Не гестапо же. Тогда перевели меня деньги возить. Продадут китайцам в тупике состав кругляка, деньги в мешки и мне, чтобы в город вез. Не перепроверяли никогда, доверяли. Один раз посреди тайги напали на меня, колеса прострелили, так я на дисках сорок километров до кордона гнал. Впервые человека убил, когда отстреливался. Оказалось, мент. Оборотень, блин, в погонах. А как-то, зимой, ближе к городу уже, разогнался и перевернулся. Очнулся, вижу — люди вокруг ползают. Присмотрелся, а они деньги мои собирают. Бумажки разлетелись  на всю округу. Я за автомат, всех мордой в снег, заставил ползти ко мне, деньги сдавать. Все-равно, много не досчитались. Но простили. Уважали, видно. Такие чудеса творили, если чё, я потом отдельно расскажу. А раз меня убить хотели. Подложили взрывчатку под днище, Бумер разнесло, а меня только оглушило и брюхо порвало. Я сижу,   кишки свои изучаю, а сзади киллер крадется, чтобы контрольный выстрел сделать. Только ствол к затылку пристроил, я его за кисть хвать, дернул через плечо, головой о панель и позвоночник переломил. Вот так. Так меня же ещё и судили за превышение самообороны. Ладно, имя было, да адвоката хорошего наняли, условно получил. Но пока я лечился, наших  отстреляли. Один только успел в Штаты, с кассой. Надо будет как-нибудь к нему наведаться. Я уже узнал, где он там поселился. Денег заработаю на визу, на билеты и слетаю. Вот обрадуется-то!

Когда один остался, думаю, чё делать? Девчонка у меня, кормить надо. Отец   плотничал, всё хотел меня научить, да я разгильдяем был. А тут прижало, вспомнил, что и как он делал. Инструмент остался. Ну, и начал помаленьку. Как говорится, глаза боятся, а руки делают. В это время, как раз братва обустраиваться начала, кому двери, кому — рамы на коттедж, кому мебель из цельного дерева. Ну, я и поднялся помаленьку, помощника взял, пилораму купил в кредит. А что посложнее — всё равно сам делаю. Как-то, получил заказ:   в гостинице реконструкцию затеяли. Я им двери делал в фойе. Попросили из цельного дуба морёного. С инкрустацией. Долго возился. Но поставил. Пришел за расчетом к ихнему инженеру, а он покраснел, говорит, начальник не велел давать денег, типа, сделал плохо. «Что плохо? Покажи, я переделаю». А он меня к хозяину отправляет. Тот встал из кресла мне навстречу: «Ты чё сюда приперся?! » Я говорю, за деньгами. А он «Пошёл вон, халтурщик! ». Ну я и приложился, от души. Ушел, а он на полу остался. Вечером звонят домой. Я посмотрел в глазок, человек восемь. Не люблю, когда домой лезут. Взял ствол. Открываю. «Что, - говорю, - деньги принесли? » Только раз бабахнул, они, как горох по лестнице посыпались. Я не понимаю, такой богатый человек, а охрану путную нанять не может. » 

По жизни я совсем не болтлив. Почему и в доверии. А тут нашло, увлёкся, как на духу.   Посмотрел - она кемарит и нервно так, подрагивает. «Вот те на, - думаю, а я бисер мечу! Кто же книгу писать будет? Самому, однако, придётся» 

Вокруг тайга, деревья мелькают, луга, речушки Тучи стали сгущаться. Я всё чаще на неё поглядываю:   мордашка-то у неё миленькая. Наверное, когда помоложе была, с ребятами в походы ходила. Песни  пела у костра. «Солнышко лесное». Потом подруги замуж повыскакивали, детей нарожали, а она так и бродит по лесам по долам.   Что-то накатило на меня и душа запела.

Это было давно, лет семнадцать назад,

Вез я девушку трактом почтовым;

Круглолица, бела, словно тополь стройна

И покрыта платочком шелковым.

Попросила она, чтоб я песню ей спел,

Я запел, а она зарыдала.

Кони быстро неслись, словно звери лихи,

Иль несла их нелегкая сила.

Вдруг жандармский разъезд перерезал нам путь,

Наши кони, как вкопаны, стали.

Кто-то выстрелил вдруг прямо девушке в грудь,

И она, как цветочек, увяла.

У райцентра вдоль дороги были сколочены из фанеры азербайджанские забегаловки. Было два часа. Пассажирка проснулась, едва я остановил машину.

-    Выходим. На обед!  

-Спасибо, я не хочу.

-Надо. Теперь до Канска ничего не будет.

-Ничего, у меня с собой есть.

-Послушайте, я приглашаю!

-Вы позволите мне остаться в машине?

-Нет!

Она молча взяла рюкзак и вышла из машины. Я хотел взять её за руку, но она посмотрела, будто обожгла огнём.

-Рюкзак-то зачем?

-Вы меня подвезли, я очень Вам благодарна, но командовать мной не надо.

-Я не командую, прошу, пойдемте поедим!

-Я же сказала: я останусь здесь.

-Дождь начинается.

-Постою под навесом.

Я чуть не плюнул с досады. Но удержался: писательница как-никак!

В шашлычной за одним столиком сидели толпой нерусские в шапках и кожаных куртках и играли в нарды. За другими столиками по одному сидели и обедали водители — дальнобойщики. За прилавками - русские девчонки. Я заказал шашлык и ещё чего-то. Хотелось выпить и я взял бутылку на вечер. Когда вышел, дождь стоял стеной. Попутчицы моей не было. Я промок, пока искал её. Водитель, который дожидался в кабине «Камаза» напарника, сказал, что она уехала с «Магирусом». Номер он не помнил, только регион 24, - Красноярский.

«Да и черт с ней! - выругался я в сердцах. -Дура! ».

Дворники мои не успевали протирать лобовое стекло. За Тулуном кончился асфальт. Этот участок до Решёт называют золотым: денег сюда вбухали немеряно и столько же, наверное, разворовали. Чтобы не повредить машину, ехать приходилось медленно, буквально ползти на брюхе. К ночи я явно не успевал до деревеньки, где обычно ночевал, и стал искать свороток с основной дороги.   О чём бы не думал, всё возвращалось к одному: почему она уехала? Утомил её своим трёпом? Но я ничего не придумал. Наоборот. Рассказал бы как было, она бы описалась. А может, напугал? Подумала, убийца! Ослеплённый дальним светом большегрузов. я едва не зацепил фигуру на краю дороги. Стоит, родимая! Я постелил полиэтилен на заднее сиденье и лишь потом открыл дверцу. Вместе с ней в машину вылилось не меньше ведра воды. Не произнеся ни слова я тронулся дальше и через несколько минут услышал за своей спиной выбиваемую зубами дробь. Наконец, съезд на грунтовку, а ещё через сто метров вагончик дорожных строителей. Замок пришлось сорвать монтировкой. Внутри было четыре панцирных койки с матрацами, железная печь и небольшой запас из распиленных опалубных досок. Прежде всего я растопил печь. Тепло ещё не дошло, но стало веселей от треска смолистых дров. Насквозь мокрую путешественницу я усадил вплотную к печи и стал сооружать постель.

-Он тебя обидел?

-Это я всех обижаю, дрянь такая.

-А то смотри. Далеко не уйдёт, завтра догоним. Ты же могла околеть ночью, - не я заметил, как перешёл на «Ты».

-И поделом.  

-Жить надо. И радоваться. На вот, - налил я стакан водки.

Она замотала головой, брызгаясь каплями с мокрых волос.

-Пей, сказал!

Она сделала несколько мучительных глотков.

-До дна!

У неё не глазах выступили слёзы, но я приподнял донышко стакана и влил ей в рот остатки. Часть водки пролилась по подбородку.

-Вы не имеете права! - Заплакала она. Я понял, водка начала действовать. Ещё бы. Желудок у неё видимо был совсем пустой. Я взялся открывать консервы, но она, не проявив интереса к еде, поднялась и, пошатываясь, направилась к кровати. Сообразив, что она хочет бухнуться во всём мокром на сухой матрац, я поймал её  и вытряхнул из набухшей от воды куртки. Когда начал расшнуровывать ботинки она вырывала ногу:

-Я сама.

А едва принялся за её штаны, закричала:

-Ма-ма!

-Мама твоя только порадуется, что человеком станешь. Да не кричи ты, пошутил я. Раздевайся тогда сама и ложись.

-Грязно!

-Ну, поймаешь пару блох. Дома выведешь. Давай по-быстрому, я отвернусь.

Она легла на один матрац, но не смогла затащить на себя второй. Пришлось помочь. Худая, как стиральная доска, в застиранных каких-то трусишках, умирая от стыда, она пыталась прикрыть нетисканные грудки руками.  

- Спасибо, - сказала она,   красная от смущения. Прям, как девочка.

Вагончик, меж тем протопился. Я налил себе стакан и выпил, как воду. Пока жевал сайру из банки, не заметил, как она вылезла и опять напялила мокрую куртку.

-Куды собрались?

-Мне надо выйти.

-Там тебя ветром унесёт. Может подержать?

-Какой Вы пошлый. А я-то думала...

Я взял банку из-под маринованных огурцов и поставил ей в угол.

-Если по-маленькому, то сойдёт.

А сам вышел. Дождь кончился. Не шуточный ветер рвал свинцовую мглу и в просветах засияли холодные, как жемчужины звёзды. Если ночью приморозит, завтра будет катушка. Народ весь ещё на летней резине. Придётся подождать, пока растает. Когда вернулся, она уже спала, пустив слюнку. Я посидел перед ней на корточках, улыбаясь на её умильную мордашку, с проступившими капельками пота. Мне стало нестерпимо жалко её и я укутал выпростанную белую ногу, потом прицепил над печкой её мокрые шкеры, футболку, куртку и подбросил дров. Ботинки старательно набил газетами. Поднял рюкзак, чтобы подвесить на гвоздь, и вдруг меня одолело любопытство, а что там она про меня написала? Понимая, что шариться в чужих вещах нехорошо, всё-же не удержался и достал из мешка полиэтиленовый пакет с паспортом и тетрадкой. Грешить, так грешить, махнул я рукой и открыл паспорт. «Ира! Какая ты, оказывается, была милашка». Как я и думал, пять лет она себе прибавила. На самом деле, 1971 года рождения, сейчас ей тридцать. «Ну, - порадовался я за неё, - значит ещё не всё потеряно! ». Штампа о браке нет, детей нет. Не влюбиться б невзначай! Прописка, действительно, Новосибирская. Изучив паспорт, я взялся за тетрадь. Ту самую, что лежала у неё на коленях. На внутренней стороне обложки «Нестор Измайлович» и его сотовый номер. Далее: «Заказ до 1 сентября: Инцест на 2 авторских листа» «К 15 сентября записки психбольной девочки, лесбиянки и садомазохистки. С любовными воспоминаниями о своей дружке. »  «Тариф прежний. За девочку, если пройдёт, премия 30%».

Я перелистнул страницу и прочёл: «Мне больно, папочка».

От чтения зашевелились волосы. На голове. Чтобы так писать, нужно это пережить, либо иметь ну очень богатое или больное воображение. Раскрыть секрет могла только Ира, но она сладко посапывала. Дальше шли «Записки из психдиспансера».   Прочувствованно пишет:

«В разных местах Аня пахла по-разному, и выделения её тоже всегда пахли по разному.   Она вся была во мне:   я её  впитала, выпила и съела. Оставшись одна, я пачкалась уже без Ани и делала плохо себе и всем. Резала волосы, отгрызала ногти. Меня постригла наголо, я стала чесать голову до крови, а коросты ковыряла ногтями. Вырывала волосы, между ног. Потом стала там резать бритвой. "Все ляжки исхуячила, ****ина!" - кричала бухая нянька, гоняя меня сраным веником. Я резала кожу с внутренней стороны, неглубоко. Царапины растирались и жгли. Когда я сжимала ноги и сикала, они и вовсе горели. Их я тоже ковыряла, чтобы не заживали. Я хотела, чтобы тело моё сгнило. Но оно не умирало, только воняло её говном. Сколько ещё лет мне будет сниться её мокрый язык, шершавые руки, которые насиловали мою писечку?... »

« Вот тебе и Милая моя, солнышко лесное. Да ещё маты, перематы. А ведь я при ней и слова плохого не сказал! » Пролистав тетрадь, не встретил ничего из того, о чём так увлечённо рассказывал в дороге. Всю ночь проворочался. Едва забрезжило,   сел в машину и уехал. Но это только поначалу казалось, что поступил правильно. Чем дальше, тем сильнее царапали душу сомнения. Вдруг с ней что случится?! Вчера она сидела рядом, я ей песни пел. Было хорошо. А сегодня плохо. И будет ещё хуже. Кляня себя за безволие, притормозил и развернулся. Сразу же в голове прояснилось. Все мысли и мыслишки, мучившие меня, враз вылетели, кроме одной: «Только бы успеть! » Прыгая по кочкам недоделанной дороги, я летел на встречу  Фурам, которые только что обгонял и пристально вглядывался в каждую кабину на место пассажира. Каскады грязной жижи разбивались снаружи о мои стёкла. Один из водителей узнал меня и покрутил пальцем у виска. Какое испытал облегчение, когда увидел впереди, с противоположной стороны дороги спиной ко мне её нелепую фигурку! Я развернулся, подъехал и опустил стекло. Она не реагировала, пришлось выйти:

-Ты почему меня не дождалась?

Она смотрела мимо, на дорогу.

-Я за хлебом ездил в деревню! Не знаю, как ты, а я иногда есть хочу.

-Правда? -В глазах её появилась надежда. - Хоть бы записку оставил.

-Никак не думал, что ты так рано встанешь. Ну, садись, не дуйся.  

На ресницах её набухли крупные бусины слёз.   «Только этого ещё не хватало! »

-Давай рюкзак.

-Возьми, - грустно сказала она и села в машину. - А где хлеб? Я тоже есть хочу.

-Да, блин, магазин закрыли на учет.

Она долго молчала, потом спросила:

-Скажи, я противная?

-Что ты несёшь?! Давай лучше книгу про меня продолжим писать. Доставай  тетрадь.

-Я её сожгла, - потупилась она, - печку не могла растопить.