Голый номер. Голый перед девочкой

Две студенческие пятиэтажки стоят напротив другу друга, метрах в тридцати. Между ними - волейбольная площадка, где допоздна лупят по мячу. В одном общежитии живёт прекрасная половина человечества, в другом - ужасная, то есть сильная. В общем, красота и сила! Одна спасает мир, другая его разрушает.

Из окон мужского общежития постоянно гремит музыка. Девчата напротив отодвигают занавески и вроде бы равнодушно курят, ухудшая экологическую обстановку.

Не во всех мужских комнатах занавески, так что внутренняя жизнь видна невооружённым глазом. Парни ходят по комнате в трусах, но это уже слишком привычная картина, хотя немало любопытных девичьих глаз поблёскивает на тридцатиметровом расстоянии.

Чуден майский вечер тем, что в форточку течёт сиреневый дурман и по случаю ремонта туалет на этаже не работает.

За столом сидят Валертон и Петроний, один белый, другой рыжий -два весёлых друга. Они пьют чай. Верней, чай они пили вчера, а сегодня просто сидят и пьют. Наверное, вермут. А может, портвейн. Бутылка без этикетки, значит, это спирт. Правда, не чистый. Они его смешали с какой-то жидкостью, так как в общежитии отключена вода. Жидкость эта была в безымянной баночке, по цвету похожа на чернила, а по запаху напоминала денатурат.

На столе еды много, но есть нечего, потому что еда - это две большие тыквы, которые дала бабушка за перетаскивание трех брёвен.

От одного бревна пострадал Петроний. Он держит ногу на столе и лечит её изо рта спиртовым запахом. В это время через щёлку его трусов ничего не видно, так как Валертон не больно любопытный.

- Вот жизнь пошла! - говорит Петроний. - Вчера дверью по лбу дали, сегодня ленинский деревянный конец по ноге съездил? Где справедливость?!

- Справедливость там, - наливая, Валертон умышленно держит паузу, -где нас нет. А нас нет везде, кроме здесь или тут.

Петроний смотрит в окно и видит двух девушек, которые уставились, видимо, на них.

- Валертон, давай устроим хохму!

- Конкретно говори, в натуре или типа этого!

- Мы сейчас разголышаемся и будем ходить по комнате как ни в чём не бывало!

- Ты чё, гомикадзой хочешь выглядеть?

- Бабы смотрят!

- Чего?

- Ты - первый! Всё должно быть надурально, как в лучших публичных домах, которых у нас пока нету!

Петроний за шифоньером снимает трусы и вешает их на верёвку из электрического провода. Он выходит на середину комнаты и говорит:

- Валертон! Девки клюнули! Глядят!

Над членом Петрония будто приклеена пакля с водопроводной трубы. Задница в пупырышках, как теннисная ракетка, но этого издалека не видно.

- Вира! Вира! - подбадривает Валертон, и член Петрония, будто кобра под дудку, напрягается и встаёт.

Девчата молчат, вроде как чего-то выглядывают внизу, а сами стреляют глазами на Аполлона, то есть на Петрония без фигового листа.

Валертон шумно встаёт, резко снимает трусы и бьёт ими по лицу друга.

- За что, фашист?

- Тише, узник! Это сцена! Семейная сцена! Я бью трусами в знак глубокой благодарности за прекрасно прожитую жизнь!

- Где ты видел такой обычай?

- Там, за океаном! Какая тебе разница! Падай на колени и проси пощады!

В окне уже четыре девушки. Их глаза смотрят во все три стороны, чтобы парни не заподозрили откровенного наблюдения.

Петроний падает на колени и при резком наклоне бьёт другу головой в пах.

- А-а-а! - кричит Валертон, уцепившись за промежность. - Это тебе не стена плача, богохуйник!

К продолжению спектакля падает интерес. Друзья гасят свет. Из трёх окон женского общежития поглядывают девушки, как любительницы большого тенниса: головы ходят туда-сюда, туда-сюда.

В других мужских комнатах, видимо, нет увлекательного зрелища.

- Петроний, давай заинтригуем! Включим свет и сверкнём задницами!

- И передницами!

Интрига удаётся. Несмотря на ранний вечер, в нескольких комнатах женского общежития гаснет свет, дёргаются занавески и в окно выныривают любопытные лица.

Валертон встаёт поближе к окну и потягивается, расправляя плечи. Его член, как гаубица, целится в верхний этаж противоположного общежития.

- Петроний, тащи ведро?

- Пописать, что ли?

- Покакать! Эксперимент! Цирковой номер! Петроний подходит к другу с ведром, висящим через дужку, будто это корзина и они ищут грибы.

- Вешай!

- Куда?

- На хер вешай! Пока вешалка не упала!

Валертон напрягает мышцы живота и всей половой системы, чтобы удержать ржавый груз. Ведро качается и посвистывает.

- Плюнь' - приказывает Валертон.

-Куда?

- Себе в морду? В Ведро!

Плевок Петрония мгновенно утяжеляет ёмкость, и она днищем бьёт Валертону по пальцам ног

- А-а! Сволочь!

- Во-о! И тебе досталось! Петроний гасит свет.

- Баюшки-баю! Спокойной ночи, тоюхиши!

Валертон возится в темноте, поглаживая ушибленные пальцы.

- Я те дам «спокойной ночи»! Ты у меня до гимна спать не будешь! От гимна и до гимна!

Петроний может спать в любую погоду, под солнцем и на снегу, под грохот поездов и пушек.

На следующий вечер друзья не торопятся включать свет, хотя уже на улице темно. Шторы у них задвинуты. Они пристраиваются с краёв и наблюдают.

Почти во всех окнах женского общежития горит свет. Кто-нибудь постоянно подходит к окну и бросает якобы равнодушный взгляд в сгустившийся вечер.

- Ну чего, Петроний, давай зажигать лампаду? Петроний щёлкает выключателем.

Через несколько секунд почти во всех комнатах женского общежития гаснет свет.

- Ну-ка загаси-ка! - говорит Валертон, узрев любопытную картину.

Друзья смотрят на тёмное общежитие и ржут.

Через некоторое время вновь во всех женских комнатах горит свет.

- Раздвигаем занавески и готовимся к вечернему спектаклю «Бриллиантовая задница»!

Друзья включают свет и оголяются. Валертон под ноги ставит таз, оттягивает свой вздыбившийся член и отпускает - тот болтается, как болванчик.

Петроний из чайника льёт на пенис друга - идёт вечернее подмывание, так же неспешно и обстоятельно, как ужин.

Потом Петроний встаёт на стул, выпятив к окну задницу, и Валертон будто бы на ней выдавливает угри.

В женском общежитии нет ни одного светящегося окна, словно и не для кого стараться.

- Давай так? - А как «так», Валертон ещё соображает. - Ложимся на стол поперёк!

Петроний вытягивается на всю длину стола, Валертон перевешивается через друга, как пьяный через плечо. Петроний крякает.

-Кишки!

- Чего «кишки»?

-Кишки сплющились! Убери мотовило!

Они встают, как старики, вспоминающие фронтовые будни. В дверь стучат.

- Кто там? - спрашивает Валертон, а Петроний уже стоит в трусах и надевает тапочки.

Раздается знакомый, полный строгости женский голос:

- Комендант общежития!

- Какого общежития?

- Вашего?

- Какого «вашего»? Ваше общежитие не здесь, а напротив!

- Не валяй дурака! Открывай!

Петроний стоит одетый. Валертон с мотовилом идёт открывать дверь.

- Батюшки! Тут что происходит?

- В каком смысле?

- В прямом? Ты почему голый? - Один глаз комендантши направлен в сторону, другой упирается в Валертоново мотовило.

- Так я из постели выпорхнул и одеться не успел! Вы ж так барабанили!

- Голыми по комнате ходить нельзя! Ты почему не соблюдаешь это правило?

- Где такое правило? В Конституции не записано! - Петроний отворачивается к окну и ржёт.

- Ты разговариваешь с женщиной-комендантом! Почему не прикроешь?

- Чего «не прикрою»?

- То, что болтается!

- Так это моё! Хочу болтается, хочу не болтается! У нас свобода болтанки! Я же вас не обвиняю, что через ваше платье просвечивает, а трусики тю-тю!

- Какие трусики? - Комендантша цепко держится за дверные косяки.

- А откуда ты знаешь?

- Так видно, что их нет, ведь просвечивает и в середине чернеет!

- Бесстыдник! Я тебе покажу «чернеет»! Вон из общежития!

- Пожалуйста!

Валертон выходит из комнаты, умышленно шевеля мотовилом. Весь коридор забит студентками и студентами. У всех улыбающиеся лица.

- Назад! - Комендантша дёргает Валертона за руку. Мотовило бьёт по дверному косяку - из-под него сыплется штукатурка.

Комендантша выскакивает и захлопывает дверь, ошалелыми глазами смотрит на любопытных.

- Ну чего выставились?! Сумасшедших, что ли, не видали?!

Она смотрит на захлопнутую дверь и, не найдя цифры, спрашивает:

- Это какой номер? Кто-то выкрикивает:

- Это голый номер!

Всем становится ещё радостнее.