Русский пирог (Русские эротические сказки)

(Бесподобной…)

- Какая досада), что Вас не обольщали)

искушать женщин -  занятие исключительно занимательное)

- да?

может и обольщали, да я не заметила)

- несомненно, не обольщали))

такие вещи невозможно не заметить)

А что Вы понимаете под соблазнением?) Вернее, так. Что бы Вы посчитали соблазнением?)

- некие (изящные) действия, приводящие к интимному контакту

- Ваш партнер целует ... ну, например, вену на Вашем тонком запястье и не может сказать ни слова о чувствах, которые испытывает при этом?)

Были промозглый  февральский  вечер, вокзал и три купе, набитые серыми коробками. И сверток в руках маминой подруги, пахнущий корицей и яблоками...

Провожающие люди шумно толпились в купе, пили шампанское; на перроне лаяла собака. Друзья отца, одинаково серые в шинелях и папахах, вспоминали розовую клумбу, в которую когда-то въехала мама на  старом Мерседесе, и желали вернуться на родину с новой Волгой; героиня истории теребила планку серого пальто в поисках непришитых в спешке пуговиц. Розы в целлофановой обертке свисали со столика.

Шум, Мерседес, розы, шампанское и собака казались мне такими же серыми, скучными и ненужными, как забытые в пустой квартире пуговицы.

И вдруг я осталась наедине с яблочным свертком. Поезд тихо выползал из-под арок вокзала. Я развернула белую салфетку и увидела чуть треснувшую корочку.… И долго-долго, растягивая удовольствие,   ела яблоки, запеченные в нежном тесте.

Были дача и вечер из тех, когда яблоки падают под ноги вперемешку со звездами.

Пахло розами и корицей Ольгиного пирога.

- Как называется твой пирог? - спросила я мамину подругу.

- Шарлотка. Почему  не спрашивай, не знаю, придумай что-нибудь сама, – сказала она, лукаво подмигнув серым глазом.

- Я тебе сейчас расскажу рецепт. Простой, как все гениальное.   Три, один, один и три… - продолжала она, а я не слушала и смотрела на ее ровные пальцы, тонкое запястье, веточки вен, которые в свете лампы казались темно-розовыми…

Раздался шум мотора, визг тормозов, громкий смех, резкие хлопки калитки, «явились, наконец» возглас мамы; и аромат яблок, роз, корицы исчезли, вытесненные запахами табака, рыбы, влажной одежды и мокрой псины. Первой из сумерек возникла собака.

- перечитала нашу переписку: и кто из нас кого соблазняет?

- сейчас никто никого…

Собака, та самая, серая, что лаяла в ноябре на перроне, Ольгин на самом деле золотисто-бежевый  кокер-спаниель по кличке  Эдельвейс, ринулся на веранду…

- Стой, собака! - крикнула Ольга.

- Лапы мыть буду, грязные собачьи…

- А мужиков кормить? – раздался голос Ольгиного мужа.

- Навек  плезир, мессир, – ответила она,   наполняя таз водой из жестяного ведра и погружая туда собачью лапу.

С веранды уже  тянуло борщом и какой-то еще тяжелой мясной едой.   Из-за кустов, из баньки,   доносились  вопли, хохот  и весёлая ругань.

Мама бренчала посудой на веранде, а Ольга, отпустив на волю Эдельвейса, положила на стол огромную доску, и принялась разделывать рыбу. Головы, требуха и кости отправлялись  в большую белую кастрюлю, тушки – на посыпанную мукой тарелку, чешуя маленькими прозрачными полукружьями сыпалась на огромный лист лопуха.  

Порезвившись и полаяв  веранде, Эдельвейс вертелся где-то под столом, не умолкая ни на минуту.

- Похоже, рад добыче  только Эдельвейс - буркнула Ольга, продолжая орудовать ножом. Розовые  пальчики мелькали среди серебряных чешуек.

- Твою мать, - вдруг тихо сказала она и замерла, разглядывая руку.

Из ложбинки между указательным и большим пальцами тоненькой струйкой на запястье стекала кровь…

Глядя на эту струйку, я сорвала лист подорожника, сунула его в ведро с водой, достала, подошла к Ольге, взяла ее руку, и медленно слизнув кровь, приложила к лист к руке.

- для лесби неестественно наплевательское отношение к женщине)

Поскольку ... удовлетворение женщины- это одно из божественных наслаждений)

- Бесподобная, это как-то очень высоко для меня...

ну,   удовлетворение женщины, как божественное наслаждение

однако, наплевательское отношение, это действительно как-то... неизящно

безотносительно...

- это не высоко) Это точно) Просто ты никогда не обладала женщиной) не ласкала ее) не брала) Это, в самом деле - невероятное впечатление)

Знаешь, как меняются глаза у женщины во время оргазма?

- не знаю)

расскажи, если это  возможно)

- это зависит от цвета глаз)

Женщина, которая собственно воспитала меня и сделала лесби, имела глаза цвета моря.) Это такое сочетание серого, голубого и зеленого. В современном русском, да и в европейских языках, сейчас нет точного эквивалента.

Она отучила меня закрывать глаза во время ласк. Мне было 18,   и я была стеснительна…) в первый же  раз, когда их не закрыла, я увидела этот фантастический эффект)…

он видимо биохимичен,   но от этого не менее впечатляет)…

У нее стал меняться цвет глаз…как меняется море... от  голубого к зеленому.. . а  потом резко расширились зрачки. Вот это именно тот момент, о котором говорят, что можно утонуть в глазах любимого человека… было физическое ощущение, что я проваливаюсь в бездну)

Впрочем,   у каждой женщины эта метаморфоза происходит по-другому)

- нефритовые глаза...

- нет, это не цвет нефрита)

Греки  называли это  "глазами Афродиты")…  Такая точность -  свойство синтетизма древних языков)

Она стояла  напротив  и смотрела на меня во все глаза – серые, с морозными льдинками,   матовые, похожие на  мрамор  Рускеальского озера, где мы когда-то вместе   плавали на байдарке.

- Бери лопух, продвинутый ребенок,   и  шевелись   к  компостной  яме.   Закинь подальше,   а то Эдель  полезет на запах…

Пёс  залез  сразу в  середину кучи и долго не хотел ее покидать. Пока я доставала пса, тащила его к бочке с  теплой, прогретой солнцем водой,   поливала его из лейки, поливалась сама и меняла одежду, на веранде закончили ужин.

Мужчины, расписав пулю,    блаженно и сыто покуривая, расположились  за столом  и обменивались привычными «знал бы прикуп»,   «мизера парами ходят», «бог правду видит». Мама уютно сидела в кресле,   курила  и выписывала  что-то из толстенных «Памятников мирового искусства». На странице с  текстом  была иллюстрация  - донателовский Давид во всей своей эфебной бронзовой прелести.

- Соня, Сонечка, гони ребенка в баню, пока не остыло. Гони-гони, а то опять  зависнет над картами  в вашей кадильнице,   – послышался Ольгин голос.

- Уже гоню, - ответила мама и  махнула  кистями наброшенной на плечи шали в сторону двери.

Банька,   маленький  липовый сруб  из парилки и сеней, была  Ольгиной. Она разыскала этот сруб, подвигла мужчин разобрать, притащить и установить его  над озером со студеной в любое время года водой: на  дне били ключи. Когда я осторожно вошла в парилку,   голая с мохнатой крымской шапкой на голове  Ольга стояла перед  очагом и поливала раскаленные камни  чем-то   пахучим,   травяным, обволакивающим клубами ее тело.   В этих клубах она, никогда не загорающая по каким-то своим соображениям, на фоне медово-золотой липы казалась юным  бронзовым Давидом из маминой книжки.

Полок,    валиком  обозначив изголовье,   укрывала мохнатая махровая простыня. Послушная жесту  золотистой руки, вынырнувшей из клубов,   я легла на эту простынь, вытянулась во весь рост,   как-то сразу всем телом ощутила густоту пара, насыщенность запаха и цвета.   Валик тонко и остро пах лавандой,   и сквозь этот запах ткань, дерево, угли очага виделись  такими же золотистыми, как Ольга  и мои волосы,   с которых она незаметно стянула резинку.

Отчаянно хотелось закрыть глаза, но я не закрывала и смотрела на  ладони и пальцы, поправляющие  то валик, то  мои волосы.   Потом долго-долго  ощущала  ее руки,   легко и тихо прикасающиеся к моему затылку, шее, плечам, ключицам, скользящие по позвоночнику, похлопывающие   ягодицы,   мягко  замирающие в ложбинках,   поглаживающие  пальцы  ног.

- Вставай, сомлеешь! – через бесконечность  этих прикосновений раздался весёлый и резкий голос, сильная рука сдернула меня с лавки и потащила  сквозь какие-то грохочущие предметы наружу, на поляну, к  озеру.

Мягкий, теплый и душистый ночной воздух  казался продолжением парилки.    Жестом фокусника Ольга выхватила из  него пучок  травы,   листы лопуха и флакон жидкого мыла,   соединила все это в мочалку,    ловко и быстро натерла  меня  всю от плацев рук до стоп, последовательно и очень энергично. Затем подтолкнула к мосткам.

- Прыгай! –  услышала я ее крик…  И   прыгнула в обжегшую холодом воду.

Пронзительный холод  вытолкнул на поверхность и заставил бешено колотить конечностями.   Уши  закладывало от воды и шума, в глаза летели брызги, руки били сумасшедшей  мельницей, остальное не ощущалось вовсе.

Несколькими  гребками я пересекла озерце, и,   цепляясь  за какие-то корни, вылезла  на берег.

Луна и звезды освещали высокую траву,   деревья и Ольгу, которая каким-то волшебным образом  очутившись   в центре  этой картины,   вертела головой, разбрасывая брызги, смеялась и  тянула ко мне руки.

Совершенно обалдевшая,   я подошла к ней,   положила пальцы на ее ладони, мы сцепили руки, и сначала медленно, а потом быстрее и быстрее  завертелись бешеным кругом.

Волосы развевались и вращались как бы отдельно,   стремительно высыхая в потоках воздуха, тело мгновенно согрелось, пальцы и ладони стали сколькими от пота. Руки разомкнулись, нас отбросило друг от друга,   и мы покатились  по траве,   а яблоки и звезды летели с небес  и падали между нами.

- Ольга, Маруся, где вы? - раздалось вдруг откуда-то  с противоположного берега.   Зычный окрик сменился   заливистым  лаем,   разбившим вдребезги звездопад августовской ночи.

- Вот как-то так изгоняли из рая, - тихо промолвила Ольга,   и мы побрели  обратно к озеру.

- Вы любите пирожные?

- нет)) но я обожаю шоколад)

- и  я  предпочитаю шоколад...

но когда предлагают пирожные, не отказываюсь...

это я к тому, что именно сейчас предложили

- не отказывайте себе в удовольствии

Как-то в январе поезд покидал вокзал, оставляя на перроне  рыжую в рыжей дубленке и лисьей шапке Ольгу  и  золотистого  Эделя, вертевшегося  вокруг ее ног, обутых в  замшевые темно-коричневые сапоги.

- Ах, какой запах! – сказал благообразный господин в стальном  костюме с дымчатым  галстуком.

-  Этот Ваш пирог пахнет … божественно.   А я - Ваш попутчик. Роберт Дан,   винодел, у меня несколько виноградников и яблоневый сад,   и счастлив заверить Вас, барышня, что  такого изумительного яблочного запаха я не ощущал  за всю свою уже достаточно долгую жизнь. Как Вас зовут, и как называется пирог?

- Маруся и шарлотка – буркнула я, осознавая, что выговариваю слова, подстраиваясь под  собеседника, как бы уже и не по-русски.

- Маруся и Шарлотка… - задумчиво повторил он.   Вы не обидитесь, если я буду иногда  называть  Вас  Шарлоткой?   А чтобы точно не обиделись, соблаговолите отведать вот это, - продолжал он, извлекая  из объемного кофра бутыль с жидкостью медового цвета.

-  Этот мускат в Долине красивых женщин  пользуется большой  популярностью. Мы будем пить, есть пирог и  болтать. Уверяю Вас, Шарлотка, двое суток пролетят незаметно.

Стучали колеса, звенели стаканы,   вино сливалось  с полумраком купе, а Роберт говорил и говорил, прерывая монолог неожиданными вопросами.

- Вы, лесби, Маруся?- спросил он после длинного периода о тонкостях выращивания винограда до особой ядреной спелости.

- Нет! С чего Вы взяли?

- Нет? – переспросил он.

- Тогда почему Вас провожала подруга,   почему испекла для Вас  этот дивный пирог, а  Вы целовали ее в губы?

- Это мамина подруга, она часто провожает меня, печет шарлотку, я часто ее целую, а она целует меня…

- Значит, не лесби, - рассмеялся попутчик.   Вы пьете мое вино, но до сих пор едите ее уже съеденный нами пирог. И Вы до сих пор где-то там, с ней, поскольку почти не замечаете меня, несмотря на все мои старания Вам понравиться. Вы, барышня в самом соку, никак не отвечаете на мои попытки вас соблазнить.

- Знаете что, Роберт, чтобы меня соблазнить, потребуется несколько больше, чем трёп, комплименты, двухместное купе  и бутылка хорошего вина.  

- И что же?

- Не знаю, может быть, интрига, игра…

- А давайте сыграем?

- В подкидного на раздевание?

- Что Вы, Шарлотка, распишем пулю. На конкретный мой к Вам интерес.

А если проиграю я, то выполню любое Ваше желание.

Но  я не проиграю!

- А не метнуть ли нам банчок - не поболтать ли, в самом деле?)

- распишем пульку)

Хмурым туманным утром, оба мятые и серые, мы с Даном стояли у вокзала.   Винодела поджидали  толстый усатый  водитель и серый Мерседес.

Попутчик грамотно играл и точно записывал. И, конечно, выиграл бы, не поймав где-то на границе  пять взяток на мизере.

Его способность трепаться казалась поразительной, а дорожная сумка -  бездонной.

Извлекая из нее то новую бутыль, то яблоки в шуршащей папиросной бумаге, то салями в серебристой коробке, он, не умолкая ни на минуту,   потчевал и меня, и проводниц, и соседей по вагону, и разносчиков, и таможню, и пограничников, выходил на каждой остановке, дополняя натюрморт   картошечкой с зеленью, солеными огурчиками, салом, Киевским тортом.

- Не очень-то и хотелось Вас соблазнять, а должок  за мной, - угрюмо буркнул он на прощание, сунув мне в карман дубленки серую с  серебряными буквами визитную карточку.

Ольга приехала  в середине  сентября, и мы с ней обошли весь город. Ну, может не весь, но реку по пяти мостам переходиди  бессчетное количество раз. Она, не говорившая ни на каком языке, кроме родного русского, моментально прониклась особым духом  восточно-европейской столицы, выучила несколько популярных выражений, и бойко откликалась на то  и дело звучавшие в ее адрес  «парижская даму»,   «сударыню»  и «красавицу».

Единственной  вещью, которую она игнорировала,   было, тупое, по ее словам,   следование сигналам светофора  – она переходила улицы вольготно, по-московски, когда и где  ей было удобно. Так мы и попали на предпоследние, по ее выражению, бабки.   Отдав штрафом  вечер в «Старом Парламенте», на мелочь по карманам мы купили пару  бутылок  полюбившегося и ей муската, вернулись домой  и уселись на балконе, задрав на перила ноги.

-  Ребенок,   а почему у тебя совсем нет растительности?- спросила Ольга, разглядывая  наши голые конечности. Чем свела: воском, кремом, бритвой?

- Ты не поверишь, -  ответила я ей, – спичками.

- Да ладно,   - хихикнула она, - брось  прикалываться!

- Не веришь – смотри!

Я провела по ее ноге против роста волос, взлохматив  коротенькую поросль, чиркнула спичкой  и поднесла огонек к ноге.   Моментально вспыхнувшие волоски скукожились, огонек, соприкоснувшись с кожей, погас; чуть погодя, я стряхнула остатки  с идеально гладкого участка ноги.

- Волшебно, но уж очень воняет – сказала Ольга. Смотри,   дядечка, который за нами подглядывает,   аж бинокль уронил.

- Ничего, у него еще телескоп есть  - утешила я ее. Этот  господин - вуайерист. Ну и эксбиционист… немножко. Я иногда  встречаю его в парке, он там разгуливает в плаще на голое тело и пугает всех, кто пугается.   Однажды за этим делом он попал в кадр, когда я в очередной раз фотографировала достопримечательности.   С тех пор он меня уважает, первым  здоровается и голым членом   передо  мной не трясет.   Он, кстати, журналист, и если бы не тот снимок, какая-нибудь малотиражка завтра порадовала бы заметкой   «русские лесбийские игры, садо-мазо на балконе»…  А послезавтра – прощай, любимый город,   и вся семья  невыездная  до конца Советской власти.

- Да кстати, о местных обычаях. Деньги закончились, что  делать будем? На что пить?

- На халяву…

- Это понятие здесь отсутствует.   Кто девушку поит, то ее и танцует.   А нам с тобой танцевать - это никак нельзя: «руссо туристо облико морале»!    То есть пить надо правильно. Да, кстати, о пьянке, понятиях и моральном облике... Я не рассказывала тебе, как добиралась сюда этой зимой? Погоди,   сейчас найду дубленку…

- Вот, - протянула я Ольге серую визитную карточку.

- Роберт Дан, винодел, владелец сада и виноградников, случайно проиграл мне в карты… И уже выслал за нами свой серый Мерседес. У нас два часа на сборы – разговоры с близкими.

-  А если я не поеду?

- А если ты не поедешь, то не переживешь… - улыбнулась я.

- Не переживешь   приключение в  твоей правильной жизни. Его просто не будет.

В два часа мы не уложились. Но часов через пять, поздним вечером  Мерседес мчал нас меж полей и холмов. Туманная дымка окутывала окрестности, а усач за рулем, вручив очередную бутылку муската и куриные в панировке ножки, пел народные песни.

- Вам интересны люди?)

- не все

Вы мне интересны

- а почему - не все?

-  почему не все люди интересны?

один из ответов: потому, что очень немногие выдерживают переписку со мной длиною более чем, в десять реплик

убегают

как я могу ими интересоваться?

следом?)))

-  а что если не дать убежать?)))))

И  почему не выдерживают?)))

И  не выдерживают ли они? Или Вы?))

За последнюю фразу - не бейте меня по голове))))

Я, разумеется, имела ввиду то, что Вам может стать скучно)))))

- я не буду Вас бить, Бесподобная)))

всё верно: когда мне становится скучно, я делаю так, чтобы собеседник сбежал...

- вот это как раз очень любопытный вопрос)

Когда и почему Вам становится скучно?

- вот озадачили)

наверное, можно выявить какую-то закономерность

но бить не буду)

- не зарекайтесь)))

Обязательно можно))  Именно закономерность)))

А представьте себе, что если бы ее не было - Вам никогда не было бы скучно) ни с кем))

Отрабатывая проигрыш, винодел  не постеснялся припахать нас обеих на сборе яблок.

Мне доверили собирать плоды с самых верхних веток. Повесив на крючок специальный пластиковый  пакет, который по мере наполнения все больше смахивал на вместительное  ведро, сквозь густую листву  я наблюдала, как хозяин очаровывает Ольгу.

Дан,   оказалось, говорил по-русски такими же красивыми заливистыми периодами, как и на родном языке. То и дело, величая Ольгу сударыней, он рассыпался комплиментами в адрес серых глаз, изящества тела, грации движений, умений и  навыков: она уже успела порадовать шарлоткой к утреннему кофе, борщом и пельменями на обед.

Сытый  и довольный  хозяин изыскивал способы невзначай  прикоснуться к ее рукам и бедрам, как бы случайно приобнять  сзади.

- Сударыня, эти яблоки нужно брать очень нежно, как вы ласкаете свою грудь. Признайтесь, вы ведь часто ласкаете свою грудь? – спрашивал он Ольгу, принимая из ее рук налитые плоды.

- Вот смотрите, - Роберт Дан стукнул одно яблоко о другое – каждое из них сейчас с трещиной, эти трещины совсем незаметны, но очень скоро оба яблока начнут гнить, потеряют вид и вкус.. И вместо того чтобы украсить Ваш стол   в Москве, пойдут на вино или водку, что весьма убавит их в цене. Поэтому этот джонатан  мы собираем только с дерева и везем до места упаковки, чтобы не дай бог не растрясти, на лошади. Потом мы заворачиваем каждое яблоко  в папиросную бумагу, кладем в ящики со специальными углублениями, перекладываем древесной стружкой. В таком виде они попадают к Вам в Москву.

- К нам в Москву они почему-то попадают голыми, без папиросной бумаги, -  смеялась Ольга, укладывая очередное яблоко со всей возможной осторожностью.

- Хотел бы я увидеть обнаженной Вас. Ласкать Ваше дивное тело, целовать самые укромные его складочки…

Их диалог, то и дело переходя от  тонкостей  яблочной торговли к эротическим фантазиям Дана в отношении Ольги, тянулся уже больше часа. Ольга с видимым удовольствием  слушала и смеялась, а я, немая поневоле, все больше деревенела телом. Какая-то из непослушных конечностей задела крючок, на котором висел почти полный пакет-ведро, он  раскрылся, яблоки, ломая ветки, внезапным камнепадом посыпались на головы Дана и Ольги.

- Для Вашей лесби-асексуальной Маруси я приготовил ящик муската, - как ни в чем не бывало, сказал Дан. И она его получит, несмотря на нанесенный ущерб.

- А, Вы, сударыня Ольга, станете мой женой.

- Осчастливил, - очень  тихо пробормотала Ольга, но мы оба ее услышали. Дан замолчал,   погрустнел, уселся в  возок с яблоками и уехал наблюдать, как  пакуют его  драгоценный джонатан.

Вечером мы жгли костер, жарили на огне свиные ребрышки, пили и горланили непонятно что непонятно на каком языке.

Хозяин пытался исполнить стиртиз, мы с Ольгой насильно его одевали, он Ванькой-встанькой  вскакивал вновь и вновь, норовя продемонстрировать голый зад.

- Пьянство и  эксбиционизм у них тут в крови, - ворчала  Ольга. А этот Дан Роберт, когда пьяный, вообще похож на моего дурацкого Эдельвейса.

- Хочу в  Москву, - вдруг протяжно заголосила она, в Москву, в Москву…

В Москву тогда  Ольга  чуть не опоздала. Мы еле  успели впихнуть ее в вагон с чемоданами и подарками.    Она опять приехала в декабре на семейное европейское  Рождество,   потом -  в мае.

Дан поставил ей под окошко майское дерево. Ольга окончательно покорила владельца яблоневого сада тем, что записывала его речи.   В толстенном  блокноте очень скоро скопилось немало рецептов и  других полезых вещей.

А однажды стылым февральским  вечером, держа в одной руке шарлотку,   завернутую в белую льняную салфетку,   а другой, удерживая  рвущего поводок Эдельвейса, я    проводила ее в вечно теплую заокеанскую страну, где она купила сад, виноградник и  открыла ресторанчик «Пьяная собака». Говорит, что каждый день у нее  в меню – русский пирог:   шарлотка «Маруся». А розы, говорит, там растут сами.

- привет-привет)

какие подвиги совершаешь?)

- великие)))

долго набирать, Бесподобная

но такие забавные процессы пошли, что тянет поделиться)

- так зачем же отказывать себе в этом невинном развлечении?)

Я  вся - внимание)

- излагать событийно или ментально?)

- так, как тебе будет приятно)

если нужно, избежать персоналий, то ментально))))

- мой рассказ будет почти так же невинен, как... э... цель твоего пребывания на мамбе)

- я жду ))))))