Машка (Панель машка)

Серия «Сказки о Золушках»

«Та девочка, которой я пренебрегал в смиренной доле» - так тёзка Пушкин  написал,

А он уж толк в том деле знал, любил, страдал, сгорал от боли, любимым-музам посвящал

Стихи свои.

А я доколе

Молчать смогу, не признавать, не верить, от себя скрывать,

Чтоб в счастья миг не проболтаться, чтоб в вихре страсти не сказать:

«Я Вас люблю!

Чего же боле? »

Быстро напряглись! Вспомнили! Вчера в новостях по телевизору рассказывали:

• Принц Люксембурга на дочери кровельщика женился!

Так что ничего страшного. Он кандидат наук, владелец завода, одного, а совсем не: «заводов, газет, пароходов», - простой пост советский  миллионер.

Однако согласитесь и это немало, если она его домработница, хотя совсем не дура, и лицо, и фигура...

Она просыпалась. Потянулась, но что-то помешало полностью распрямиться, и она спросонок провела рукой по своему телу, пытаясь вытянуть из-под спины запутавшееся одеяло.

Вот так всегда! Доктор Ксения Петровна говорить, что дети вертятся во сне, закручиваются в простыню, в одеяло, потому что растут...

Рука расслабленно поползла по коже, попыталась сообщить пробуждающемуся мозгу, что не только одеяло, но и пижама ведёт себя как-то странно, наткнулась на что-то тяжёлое, тёплое, только это было совсем не одеяло.

Машка быстро открыла глаза.

Он лежал на животе, и его голова чуть придавила её плечо, его рука... его нога... и...

На ней не было ничего, ну то есть просто ничего. Она ещё никогда так не спала. В интернате им выдавали пижамы, на вокзале, на лавке в зале ожидания даже куртку не снимешь. Украдут! В чём зимой ходить?

Краснея, она попыталась освободиться, но он только сильнее прижал её к себе, сонно прошептал:

• Да милая, - на миг прикоснулся губами к её виску, и она всё вспомнила…

Все свои почти восемнадцать лет Машка прожила сначала в доме ребёнка, потом в детском доме. Так уж получается, что было у неё два дома, а одного, своего не было. Мама родила и сразу куда-то уехала, пропала, у Машки от неё только фотокарточка улыбающейся школьницы и фамилия остались. В графе отец прочерк, только это неправда, был у неё папа, погиб ещё до рождения дочери, даже фотографии не осталось.

Давно, когда совсем маленькая была, бабушка в интернат приезжала, плакала, сиротинкой называла, домик свой Машке завещать обещала, только девочка тогда думала: Домик, это будка, в которой пёс Трезор живёт, - а потом бабушка заболела.

Дядя Петя родной брат мамы, единственный из семи детей никуда от бабушки не уехавший, две комнатушки себе к старому отцовскому дому, пристроивший на своём мотоцикле привёз Машку в больницу. И она совсем не слушала, не понимала, о чём говорят бабушка и тётя Варвара, жена дяди Пети, потому что ей уже девять лет исполнилось, и она уже понимала, что бабушка, единственный, родной человек, который её любит, прощается с нею, уходит навсегда...

Только на поминках, когда все уже выпили, громко говорили, почему-то смеялись, песни пели тётка, осуждая, зашипела:

• Нагуляла и бросила, а нам возиться! – и Машка, ёжась от тёткиного, колючего взгляда вспомнила, как Варвара в больнице:

• Да, что же мы звери!?! Да кто же ей ближе!?! – говорила, и стало больно, как будто это её вина, что её нагуляли и бросили, как бросают ненужную вещь.

Она старалась, как могла. Помогала накрывать на стол. Аккуратно мыла, грязную посуду. Подметала полы в большой, обставленной  новой, красивой мебелью гостиной. Гуляла в садике перед домом с маленьким двоюродным братишкой Сашкой... но угодить дядиной жене так ни разу и не смогла.

Недовольно приподняв соболиную бровь, тётя бурчала:

• Куда тарелки поставила? Бестолковая! – или, - Идиотка! Кто же ребёнку игрушку прямо с пола даёт!

Машка не знала, что нельзя давать ребёнку игрушку с пола, ей игрушки никто не давал, она их сама с полочки в детском доме, с земли на детской площадке, с пола в комнате для игр брала.

• Бестолковая! Идиотка! – было очень обидно, но Машка терпела почти год, а потом она уронила, разбила большую стеклянную вазу.

Тётка Варвара, стиравшая бельё, стала бить племянницу мокрым, скользким от стирального порошка полотенцем. Когда девочка вырвалась, выбежала на улицу, на мороз в домашнем ситцевом халатике, догнала её у калитки, схватила за волосы, окуная лицом в сугроб, заорала:

• Ты у меня не вырвешься!!! Не доросла ещё!!! Ишь, глазюки, как папаша, вылупила!   Вся в него! Такой же гордый был! Петух Гамбургский! Я тебя ещё успею...

Что ещё успеет тётка Варвара, Машка так и не узнала. Из своего дома выбежала соседка, Антонина, закричала:

• Как тебе не стыдно!!! Что же ты над сиротой измываешься!?! – забрала девочку к себе.

Вечером пришёл с работы дядя Петя, как взрослой говорил про нервы, про то, что на заводе зарплату задерживают. Только Антонина уже успела рассказать, что папа был лётчиком, в городке и сейчас авиационная часть стоит, что мама и папа собирались осенью пожениться, а летом самолёт в небе взорвался.

Варвара тогда первая слухи о том, что ещё неизвестно чей ребёнок, распускала, громче всех помешавшейся от горя девушке вслед:

• Гулящая... – шипела, деду, вышедшему к калитке, чтобы разогнать засидевшуюся заполночь молодёжь:

• Чего разорались? За своей, потаскухой не усмотрели, чужих воспитываете!?! – на весь посёлок кричала.

Старик добрый был, но...   напился, утром, с пьяных глаз, любимую дочь  из дома выгнал. Она на вокзал бежала, семимесячную Машку на улице родила, и уехала, из роддома ночью через окно, как воровка, удрала. Это дед все документы на внучку оформил, хотел домой забрать, запросы в милицию писал, маму искал, только, сердце старика вины перед дочерью, беготни по кабинетам не выдержало.

Соседка прижала девочку к себе, вздохнула:

• Мама у тебя маленькая, беленькая, а ты вся в папу. Он высокий, красивый, черноволосый был. Все девчонки в посёлке на него засматривались, но Варька больше всех. Маму твою ненавидела, и тебе простить не может... – помолчала, - а Петька... Ты на него обиды не держи. Он в Варьку ещё в детском саду влюбился. Как нитка за иголкой за нею всю школу пробегал. Других мальчишек... сестру, отца, всё ей простил. Видно так ему на роду написано, всё ей прощать...

И когда дядя Петя вечером попытался взять племянницу на руки:

• Пойдём домой! Помиритесь, - она отрицательно повела головой, спокойно сказала:

• Я вернусь в интернат! - подняла на единственного родственника чёрные, сухие глаза, и он не посмел возразить, сказал:

• Ладно... – через три дня отвёз Машку на своём мотоцикле в детский дом.

На Новогоднем утреннике в интернате Машка уже сильно кашляла, а на следующей неделе, на контрольной работе по математике тихо сползла с парты на пол, почти месяц пролежала в городской больнице, сквозь постоянную лекарственную полудрёму слышала:

• Воспаление лёгких! И очень странно! Полное нервное истощение в одиннадцать лет, - ещё какие-то слова на непонятном медицинском языке, потом кто-то сказал, - Стоимость койкоместа... оплата за капельницы... – и её забрали в детдом.

Два месяца Машка лежала в медпункте на узенькой койке, отвернувшись к стене, и ей совсем не было жалко себя. Она жалела папу, который погиб совсем молодым, так и не увидел дочку, маму, выгнанную из дома.

Она давно забыла, простила Варваре придирки, крики:

• Идиотка! Бестолковая! – и мокрое полотенце, но:

• Нагуляла и бросила! Петух гамбургский! – не простит никогда.

Молоденький доктор Ксения Петровна очень старалась вылечить единственную стационарную пациентку, привозила из городка домашние пирожки, и пирожные с красивым бело-розовым кремом из магазина, но есть совсем не хотелось, и тогда врач придумала:

• Ты ешь, а я тебе почитаю!

Ксения Петровна, наверное, специально выбрала «Джен Эйр», и, узнавая тётю Варвару в миссис Рид, Машка радовалась, что маленький Сашка совсем не такая злючка, как Джон, никогда не обижал её, прижимаясь розовой щёчкой к её щеке, ласково говорил:

• Сестричка!

И дядя Петя совсем не умер, в страшное привидение в красной спальне не превратился, уже два раза приезжал, лимоны, и мёд со своей пасеки привозил:

• Ты на неё зла не держи. Она дура! – говорил.

Старенькая книжка Шарлоты Бронте из школьной библиотеки действовала лучше всяких лекарств, потому что в ней была надежда, вера в то, что человек сам может добиться счастья.

Машка стала вставать, уже выходила на крыльцо погреться под первыми лучами весеннего Солнышка, но ещё быстро уставала, не играла с ребятами в подвижные игры, и, скучая в сторонке, уже сама перечитала «Джен Эйр», потом на каникулах по совету доктора «Граф Монтекристо».

Не по своей вине оставшись на второй год в пятом классе, уже имея за плечами багаж - полугодие и неделя, она пришла первого сентября в пятый класс с уверенностью, что всё в жизни будет зависеть от неё.

Сочинение «Как я провела лето» с описанием карнавала в Риме позаимствованного из книги Александра Дюма «Граф Монтекристо», дополненного детской фантазией, учительница Вера Макаровна читала всему классу, но не забыла отметить семь ошибок в грамматике:

• Мало читаешь! Запоминай написание слов, и правила не забывай!

Вдохновлённая успехом, Машка быстро вошла во вкус, по несколько раз перечитала всё, кроме справочников по химии и физике и сборников задач по математике, в школьной библиотеке. Точны науки, ей так и не покорились, но литература, русский, украинский, и английский языки... И на каникулах, в выходные, когда многих ребят забирали родственники, а она под разными предлогами отказывалась ехать в гости к дяде Пете, осенними и зимними вечерами, когда весь детдом собирался в душном зале у старенького телевизора, Машка читала, прячась от реальной жизни на страничках любимых книг. Она мечтала, что когда-нибудь станет писателем, напишет свою историю не хуже Шарлоты Бронте, и мама прочтёт, вспомнит о ней...  

В интернате, спрятавшемся в леске между городком и колхозными землями, ей было хорошо, кормили, одевали, учили, но, совсем не рассчитывая, что кто-нибудь станет о ней заботится, Машка иногда представляла себе, как приедет мама, прижмёт её к себе, скажет:

• Доченька...

Окончив школу, все семь её одноклассников, по рекомендации директора интерната Петра Михайловича подались в ПТУ, и без экзаменов и койку в общежитии дают, только она, решила поступать в университет, на знания свои, на грамоты по литературе и истории понадеялась, и провалилась на втором экзамене.

Деньги, заработанные в девятом и десятом классе (директор договорился, им из города с фабрики конверты склеивать привозили) кончились, и Машка ночевала на вокзале. Не возвращаться же обратно на радость тётке Варваре.

В Фирме по трудоустройству, куда она отдала  последнюю  двадцатку, прочла объявление: «Требуется домработница. Питанием и жильём обеспечим».

Она пошла, она думала, что будет хозяйка, но дверь открыл высокий мужчина, красивый, как артист Домогаров. Он показал ей почти пустую квартиру, приятно пахнущую свежим ремонтом, огромную, как их школьный стадион, привел в небольшую комнатку, возле кухни:

• Вот здесь ты будешь жить, если договоримся.

Своя комната! Машка вспомнила интернатскую спальню для девочек, двадцать кроватей вдоль стен и узенький проход между ними. Да за такую комнату она будет работать день и ночь без всякой оплаты, лишь бы кормили.

Живот предательски заурчал.

Он услышал или догадался:

• Пошли на кухню, там поговорим!

Кухня, оклеенная ситцем в мелкий цветочек. Новая серого цвета стенка с вмонтированной блестящей мойкой и электроплитой, посредине прилавок, на нем чайник, кофеварка, ещё какая-то непонятная машинка.

От запаха кофе закружилась голова. Она не ела уже два дня. Денег не осталось совсем, а доедать чужое, как вокзальные мальчишки, было противно.

Он налил себе и ей кофе в больше чашки, пододвинул сахарницу, намазал хлеб маслом, и пошёл к холодильнику.

Машка быстро, пока он не видит, насыпала в свою чашку три ложки сахара, обжигая рот, глотнула и подавилась.

Похлопав её по спине, мужчина сел, положил на масло два куска тонко нарезанного сыра, она  с завистью подумала:   Себе - но он подвинул бутерброд ей:

• Ешь!

Машка очень старалась, есть красиво, медленно, но у неё не получалось.

Пока она жадно глотала, он пододвинул ей второй бутерброд.

Ещё подумает, что я много ем и не примет!

Глядя на бутерброд голодными глазами, она отрицательно покачала головой.

• А знаешь, - улыбнулся он, - когда-то на Руси, принимая работника, перед ним ставили миску каши. Быстро и много ест, значит, хорошо работает.

Быстро уничтожив второй бутерброд, она допила кофе, и удовлетворенно вздохнув, уставилась на мужчину.

Он опять улыбнулся ей, приказал:

• Теперь к делу! Расскажи о себе!

Машка быстро поведала ему свою нехитрую историю, он произнёс:  

• Хорошо, - она подумала, что ничего хорошего, но спорить не стала, - В твои обязанности входит: - он стал загибать красивые, длинные пальцы, и она заметила два старых шрама и совсем свежий, небольшой ожёг волдырь на указательном пальце,   - Убирать квартиру. Я не знаю сколько раз в неделю, но должно быть чисто! Готовить мне завтрак. Обедаю я на заводе, ужинаю дома очень редко, но сыр, колбасы, масло, ну, я не знаю, что ещё... – задумался, - яйца, творог в холодильнике должны быть всегда. Это тоже твоя обязанность. Один раз в неделю я буду присылать водителя, и вы будете ездить по магазинам.

Преданно глядя в большие серые глаза, она молчала, и мужчина спросил:

• Договорились?

Она быстро закивала, решилась проявить инициативу:

• А на базар?

• Если захочешь, то и на базар, - он снова улыбнулся, и грозно свёл брови, - Я запрещаю тебе уходить из квартиры без моего разрешения, лазить в стол с документами, приводить друзей, открывать дверь и отвечать по телефону, когда меня нет дома! И последнее я буду платить тебе триста гривень в месяц.

• Сколько? - округлила глаза Машка. Она никогда таких денег в руках не держала.

• Ну, триста пятьдесят и можешь, есть, что захочешь…

• Нет, нет триста достаточно! - испугано заверила она, и он пожал плечами:

• Договорились! Начинай мыть окна. У меня дела.

Минут через десять он вернулся в гостиную, быстро пробежав глазами надписи на баллончиках, перевёл для неё:

• Это для пластиковых рам, просто выдавить на салфетку и протирать. А это для стёкол. Перед употреблением взбалтывать.

Перетаскивающая к высокому окну лестницу-стремянку Машка хотела сообщить, что умеет читать по-английски. Ещё в шестом классе она обнаружила в библиотеке две совершенно одинаковые книги «Приключения Шерлока Холмса» издательства «Детская литература» с одинаковыми обложками и иллюстрациями на русском и английском языках. Она читала и перечитывала каждый рассказ по десять раз, пока не почувствовала, что запомнила, что понимает прочитанную только по-английски историю.

Она хотела сказать, повернулась и замерла, приоткрыв рот. В костюме и галстуке он был просто потрясающе красивый. Таких красавцев Машка видела только по телевизору. Темно-каштановые, волнистые волосы, большие серые яркие, как будто подсвеченные изнутри глаза, прямой нос, резко очерченные губы, постоянно сложенные в чуть ироническую улыбку.

Мужчина не заметил или сделал вид, что не заметил её восторженный взгляд, распорядился:

• Когда помоешь окна, можешь посмотреть телевизор!

Машка посмотрела на связанные стопки книг в углу:

• А книги?

• Можешь взять, только не разбрасывай, и не загибай листы… - уже закрывая дверь, он вспомнил, - Как тебя зовут?

• Машка, - её все так называли и в интернате и в посёлке, и у дяди Пети,

• Ну, зачем же так? – наставительно заметил он, - У тебя красивое имя. Я буду называть тебя Мария. Меня зовут Александр Сергеевич, - он минуту подумал, - если хочешь Александр…

Раздумывая о том, что Александр без Сергеевича неудобно – хозяин, Машка перемыла все окна. Со средствами, которые он дал ей, мыть было очень просто. Быстро, помыла полы во всей квартире, искупалась под горячим душем и, приготовив себе, бутерброд с какой-то диковинной колбасой, устроилась на кухне с любимой книгой «Джен Эйр» Шарлоты Бронте. Она купила эту книгу за пятьдесят копеек, у старушки на книжном базаре, когда ещё были деньги. Просмотрела слишком знакомые, как свои воспоминания, листы о сиротском детстве Джен, и, замирая, перейдя к истории любви, уже дочитала до свадьбы, когда вернулся хозяин.

Александр в костюме и в туфлях вошёл на кухню, устало, опустился на стул:

• Я хочу чаю, Мария!

Она налила, свежую воду в чайник, принесла тапочки, присела, чтобы снять с него туфли, но он поднял её за подбородок, улыбнулся, ласково потрепал по щеке:

• Ты что девочка?

Когда он возвратился на кухню без пиджака и галстука, на ходу расстёгивая верхнюю пуговку рубахи, на столе уже стояла чашка с ароматным чаем, на тарелочке красовались, сделанные по всем правилам поварского и дизайнерского искусства бутерброды-канапе. Машка гостеприимно повела рукой, не отрываясь от книги.

Самый душещипательный момент: Благородная горемычная Джен, брела по заснеженной пустоши, умирала от голода на пороге чужого дома, а потом Сент-Джон внёс мисс Эйр в тёплую комнату, и Машка заплакала.

Удивлённо подняв бровь, хозяин спросил:

• Что случилось?

• Понимаете, он её любит, но у него сумасшедшая жена, а она…

Александр взял книжку, посмотрел на корешок и захохотал:

• Успокойся девочка, они поженятся!

Он смеялся весело, заразительно и Машка тоже засмеялась, а он поднял её, поцеловал в висок. От него приятно пахло одеколоном и, кажется вином, и она: Вот дура! - погладила его щеку, почувствовала ладонью чуть покалывающую, отросшую за день щетину, и внутри что-то заныло, задёргалось, не больно, приятно. А он двумя руками поднял её лицо, посмотрел в глаза, поцеловав невысохшую слезинку, прижался к губам.

Машку никто ещё так не целовал. Она дважды уже целовалась с одноклассником Васей и Андреем из старшего класса, но мальчишки только противно слюнявили рот, а этот… медленно, нежно раздвинул её губы, лаская языком, присосался, чуть отпустил, провёл языком по нижней губе и снова присосался. Машку затрясло, как в лихорадке и, чтобы не упасть, она ухватилась за его плечи, подняла руки ерша его волосы, прижалась губами к его щеке, и он взял её на руки, целуя, понес, по лестнице, хрипло вздыхая в её шею.

Дальше она помнила очень смутно, только горячие губы, горячие руки на своём теле, его кожу, под своими губами, приятную дрожь навалившегося на неё тела. Её было так хорошо, так хорошо, потом немножко больно и снова сладко, хорошо...

Сейчас он проснётся и выгонит меня! - с тоской подумала Машка.

Он действительно просыпался. Отпустил её ногу, погладил по спине, прошептал:

• Ира?

Нет, от Ирины пахнет «Коко Шанель», а эта незнакомая нежная кожа даже подушку запахами мёда и мяты пропитала...

Александр открыл глаза, и тут же быстро закрыл, сделал вид, что ещё не проснулся, соображая, что может, что должен сказать в такой ситуации приличный человек.

Мужчина тридцати семи лет, владелец большого завода, производящего продукцию из разработанного хозяином полимера, свободным человеком и коммерсантом, в честности которого никто не мог усомниться, растерялся, впервые в жизни попав в столь щекотливую ситуацию, потому что такого в его жизни ещё не было...

Обычный городской мальчик, выросший в интеллигентной семье отец журналист, мама учитель, крепкий, шаловливый задира, совсем не обладая усидчивостью, первые четыре года учился посредственно, как большинство мальчишек, не особенно напрягаясь, исполнением домашних заданий, предпочитал футбол и игры во дворе.

В пятом классе, на первом уроке химии учительница, пытаясь заинтересовать класс, смешала глицерин и марганец, устроив маленький взрыв, и этот чуть слышный хлопок плюс несколько искр, разлетевшихся в стороны, стали настоящими колоколами судьбы, надолго уведя мальчика Сашу от  привычных игр и увлечений.

Волшебство, превращающее разогретую смесь из обычного, взятого у моря песка и кухонной соды в пусть не очень прозрачное, бесформенное, и всё-таки настоящее стекло, вдруг растворяющийся на глазах камень или твердеющий газ... Совсем не надеясь, что увлечение примет серьёзную форму, родители подарили «Набор юного химика», потом, поверив, что это не баловство давали деньги на реактивы, катализаторы, всячески поощряя интерес сына к науке.

На олимпиаде по химии, ежегодно проводившейся районным отделом образования, восьмиклассник Саша представил первый вариант своего полимера, и хотя его детищу было ещё далеко до совершенства, работой заинтересовался, сидевший в жюри кандидат наук из местного университета.

Поступая на химфак для дальнейшего обучения, Александр совсем не волновался, он уже был своим  человеком на факультете и тройка за сочинение «Образ советского человека в творчестве  Николая Островского» повлиять ни на что не могла.

Окончив аспирантуру, он несколько лет преподавал в университете, в двадцать восемь женился на дочке профессора, может быть, до сих пор занимался бы чистой наукой, не обращая внимания на маленькую зарплату, проблемы с обеспечением материалами, но...

Он был благодарен своей бывшей жене. Именно она своими постоянными жалобами на нехватку денег, подтолкнула его изменить жизнь. Узнав, что разработанный им, очень дешёвый в производстве полимер, можно использовать в практических целях, именно она через своих подруг по театральной студии, выяснила, где можно взять ссуду, под залог двухкомнатной квартиры, подаренной им на свадьбу родителями.

Три года Александр, одержимый идеей, жил своим детищем, организовывал производство, ставил опыты, расширял ассортимент, а когда очнулся, понял, что рядом совсем чужой человек. Из мечтательной  девушки, увлеченной литературой и театром, его жена быстро превратилась в холёную даму, все интересы которой разрывались между салоном красоты, дорогими магазинами и теннисным кортом. Она и его притащила на корт, и именно там он впервые увидел, как она целуется с молодым тренером. Он смолчал, он и сам был не без греха, хотя, как все мужчины считал: «То, что дозволено Юпитеру…»  И всё-таки он смолчал, а ещё через год увидел её в своей постели с мужчиной и подал на развод, оставил ей всё: дом, мебель, машину. Он положил на её имя деньги в банк, с процентов, от которых она могла прекрасно удовлетворять свои огромные потребности, оговорил, что она не может тронуть основной капитал. С её способностями, она могла за год промотать всё.

Купив себе квартиру, он обратился в Фирму по трудоустройству. Просматривая карточки, сразу отбросил замужних и с детьми. Он хотел, чтобы домработница жила у него. Как-то противно приходить в совершенно пустой жилище. И жениться совсем не к спеху. И так хорошо. Осталось четыре карточки. Две старушки, им с уборкой его аэродрома просто не справиться, шикарная блондинка с припиской «интим не предлагать» и нахально зазывающими глазами.

С фотографии, приклеенной к последнему кусочку, заполненного мелким, круглым почерком, заверенного печатью картона, на него смотрела чем-то удивленная девчонка. Ну, просто дар судьбы. Сирота из маленького городка на краю области, в который электричка с вокзала два раза в неделю отправляется, и, следовательно, никаких родственников, друзей и знакомых, которые будут ходить по его квартире. Характеристика школы-интерната «проявила себя... »

И ещё. Его дед, человек религиозный часто говорил, что отпустятся все грехи тому, кто пригреет сироту… 

А кто же без греха?    

Ничего себе пригрел!

Александр рассматривал пятнышко крови на белой простыне, когда в комнату заглянула Машка, чуть заискивая, сообщила:

• Вставайте! Завтрак готов!

Он ждал чего угодно. Истерики, скандала, нахальных требований, удивлённо посмотрел на наливающиеся краской смущения щёки, в виноватые глаза, поднялся, прошёл к шкафу: Чего стесняться после того, что было?

Девочка охнула, быстро захлопнула дверь.

Я дам ей хорошее приданое... - подумал он, запивая соком, блинчики со сметаной, попытался сообразить с кем её можно познакомить, и подавился, устыдился: Как крепостник, откупающийся от надоевшей холопки!

Без мыслей, на одном порыве, пробурчал:

• Прости! Я виноват…

• Это я во всём виновата! – кажется, проглотив слезу, прошептала она, -  Мужчина он что… Женщина должна думать… - подняла на него просящие глаза, - Вы меня прогоните?

Александр передёрнулся, почувствовал себя последней тварью. Он хотел подойти, прижать к себе этого обиженного ребёнка, но даже мысль о том, что у него могла бы быть такая дочь, если бы в десятом классе родители не увезли одноклассницу Лизу, в которую он был тогда, кажется, по настоящему влюблён, в другой город, не отогнала приятного томления, сладкого воспоминания.

Опустив глаза, он резко бросил:

• Нет! – приказал, - Полежи сегодня, ничего не делай!!!

• Ну что Вы!!! Буду я лежать!!! Я что старуха? – обиженно сказала Машка, - Приходите лучше обедать домой. Я курицу разморозила…

Она прошлась по квартире. Поменяла простынь, понесла в ванную. Оттирая кровавое пятнышко, тоскливо подумала: Какая же я дура! Он конечно красивый… и добрый, но зачем... Зачем? Я что какая-то… - даже про себя она не могла произнести это страшное слово.

Машка видела их на вокзале: Нарядные, размалёванные, нахальные... - с опаской посмотрела в зеркало, придирчиво оглядела черноволосую девчонку с заплаканными синими глазами, красным от слёз носом, попыталась сложить в улыбку трясущиеся пухлые губы, чтобы успокоиться, вслух сказала:

• Нет!!! Совсем не похожа! - прошла в спальню забрала со стула его грязную рубаху, бельё, почувствовала исходящий от вещей знакомый запах одеколона, и снова заплакала, вспомнив как ей вчера было хорошо.

Это было лучше, чем хорошая книга, чем кино про любовь, чем подарок на день рождения. Это было так хорошо, но это было не хорошо, не правильно: Так нельзя, он взрослый, он хозяин, а я…- понесла вещи в  ванную, уложила в стиральную машину, и решила: Всё! Этого больше не будет!!!

Целый день, занимаясь привычными производственными делами, Александр постоянно испытывал некий дискомфорт.

Не то, чтобы его мучило чувство вины: В конце концов, в наше время, это просто пережиток, и эти современные девчонки совсем иначе всё это воспринимают, но вот... - он даже размечтался - Если бы она устроила истерику, закричала, обвиняя его...

Из угла кабинета, из-за станка в цеху на него сегодня весь день смотрели смущённые, виноватые глаза, тихий голос, всё время спрашивал:

• Вы меня прогоните? – и от этого голоса, от этих глаз никуда не спрячешься.

Уже ближе к вечеру, он вдруг вспомнил:

• Приходите обедать домой... – и ему так захотелось сделать девочке что-нибудь приятное.

Он давно уже так рано не уходил с завода, но сегодня приехал в семь, по дороге хотел купить цветы, передумал, купил в универсаме за углом кулек дорогих конфет в ярких фантиках.

Пока он переодевался, Машка налила в чашку прозрачный бульон. Она хлопотала у плиты, изображая, что сосредоточилась, вылавливая зелёный горошек из консервной баночки, стыдливо опускала глаза.

По привычке, он уже больше года жил один, Александр вошёл на кухню в расстёгнутой спортивной куртке, неожиданно смутился: К столу в таком виде! - быстро застегнул змейку. Машка, как вчера смотрела на него, с каким-то детским восторгом, проследив взглядом за резким взмахом руки, уронила тарелку. Они одновременно нагнулись собрать осколки, столкнувшись лбами, долго хохотали, поглядывая друг на друга, потирая лбы. А потом, совершенно непонятно как, оказалось, что весь день вынашивавшие покаянные планы они уже обнялись, и он целует эти пахнущие мятой волосы, эти полные, сочные, как спелая вишня, губы, а она, справившись со змейкой, запустила руки под его куртку, гладит плечи, прижимаясь к нему твердыми комочками сосков. Он рванул халатик, отрывая пуговки, прижал её к себе, осыпая поцелуями глаза, щёки, шею, хотел посадить её на стол, резко потянул к себе и она болезненно вскрикнула.

Отпустив её, Александр, медленно приходя в себя, рухнул на стул, заложив между колен трясущиеся руки.

Машка стояла перед ним, пытаясь запахнуть на груди, разорванный халатик, и он  почти зло приказал:

• Иди переоденься!

Он злился на себя. Это было какое-то сумасшествие. Его дамы часто обвиняли его в холодности. В его голове постоянно крутились какие-то формулы, идеи. Не без основания, считая себя человеком с хорошим вкусом, Александр, благодаря отпущенным ему природой внешним данным имевший возможность выбирать, не сторонился красавиц, изысканных и талантливых.

Первые робкие школьные попытки принесли головокружительный успех. Девочки сдавались без боя от одного взгляда больших серых глаз, и он стал разборчив, долго искал достойную себя, наконец, влюбился в студентку филологического факультета «спортсменку, красавицу», звезду очень модной тогда игры КВН, дочь профессора, а потом... Потом были коллеги и актрисы театра, диктор и редактор телевидения, бизнес леди и успешная адвокатесса. Не девчонки, умные, успешные, состоявшиеся, молодые, красивые женщины, умеющие подать себя и поддержать беседу. Он быстро загорался, пылал, добиваясь ответного чувства, а потом: в постели, на приёме или в ресторане, слушая, как его дама, умно и весело высмеивает коллегу, ведёт светскую беседу, обсуждает меню с молоденьким официантом, вспоминал, что это уже было и ему становилось скучно.

Александр старался скрыть накатившийся сплин, но женщины замечали, одни устраивали сцены, и он делал вывод, что они не так умные, как ему казалось вначале, другие просто уклонялись от дальнейших встреч, и это радовало, давало возможность без преград воспылать, получив в кровь порцию адреналина, и остыть, предвкушая следующее приключение.

И вот второй раз за сутки, какая-то девчонка, которая в первый же день сдалась, кажется, сама напросилась на поцелуи, с первой минуты смотрела на него, как  на кинозвезду или эстрадного идола...

Подумал: Может выгнать её. Дать денег и выгнать! - сжимая кулаки, сообразил, что дело не в том, что ей некуда идти, бизнес сделал его жестким - В конце концов, её можно устроить на завод старшим помощником, младшего, куда пошлют… - почувствовал, что не хочет, чтобы она ушла, не хочет и всё!!!

Машка вернулась в том платье, в котором пришла вчера и он понял, что у неё больше нечего надеть, виновато погладил её руку:

• Я проголодался...

Она поставила на стол тарелку с маленькими пирожками, отвернулась, опять изображая бурную деятельность у плиты, и пробурчав:

• А ты? Я не буду, есть один! – Александр демонстративно отодвинулся от стола, поймал смущённый взгляд из-под ресниц, услышал:

• Я не хочу, - и ему вдруг стало весело:

• Врёшь! Хочешь! А если ты не будешь кушать, я не дам тебе... - он выскочил в прихожую, вернулся и жестом фокусника высыпал на стол гору конфет.

Заворожено глядя на яркие, весёлые бумажки, она налила и себе чашку бульона, взяла пирожок. Они сидели по разные стороны стола, обедали, он подумал: Как семья... - посмотрел в настороженно ожидающие синие глаза:    

• Вкусно!

Она просияла, принесла маленькую тарелочку паштета, биточки с зелёным горошком:

• Приятного аппетита!

Скрывая улыбку, он удивлённо поднял бровь:

• Неужели ты всё это из одной курицы сварганила?

• Ага. У меня ещё фарш на котлеты в холодильнике, - гордо заявила Машка, - Завтра пожарю… свеженькие… - и от детского самодовольства зазвеневшего в её голосе, нестерпимо захотелось хохотать, баловаться, как в детстве, фиглярствовать, как в студенческом капустнике.

Он, паясничая, поклонился:

• Спасибо. Всё было очень вкусно! - поцеловал ей руку, не удержавшись, перевернул, надолго припал губами к пульсу, услышал как часто, болезненно бьется её сердце, и отпустил:

• Бери свои конфеты Мария! Идём смотреть телевизор!

Александр смотрел «Новости», потом фильм, а Машка, свернувшись в кресле, быстро читала какую-то книгу. В десять он встал, перевернул в её руках увесистый том, посмотрел на обложку. Нарисованный Андрей в танце нежно прижимал к себе нарисованную Наташу Ростову. «Война и мир» в общем, тоже книжка для восторженных девочек.

Приказал:

• Завтра суббота. Я приеду в час, и мы поедем по магазинам, а сейчас иди спать!

• Ещё полчасика... - как маленькая заканючила Машка,

• Нет! – он поднял её из кресла, поставил на ноги, зачем-то поцеловал в висок и, забрав книгу, наигранно грубо вытолкнул в коридор - Спать!

Кажется, впервые в жизни бессонница!

Александр пристально смотрел в потолок, красными глазами, удивляясь, что всегда крепкий сон бежит прочь. В голове крутились мысли о заводе, формулы, какие-то неясные воспоминания, он уже почти уснул, и вдруг вздрогнул, широко открыл глаза: А если у неё будет ребёнок? - что-то сладко заныло внутри, он почувствовал вкус её губ и отдёрнул себя, с тоской подумал - Она ещё сама ребёнок, а я скотина... но если у неё будет ребёнок… мой ребёнок…

Встал, пошёл на кухню, налил себе рюмку коньяка. Дверь её комнаты, приоткрытая ветром, поскрипывала, он хотел захлопнуть, открыл и застыл, глядя на разметавшуюся во сне Машку. Чёрные волосы, рассыпаны по подушке, руки под головой приподняли упругую грудь, короткая пижамная курточка задралась, открывая чуть впалый живот, узкую талию. Он приказал себе остановиться. Это было так сладко просто стоять и смотреть. Хотел закрыть дверь, но она повернулась на бок, поджала колени, из открытой форточки дул холодный ветерок, ей стало холодно. Скинув тапочки, Александр на цыпочках пересёк комнату, прикрыл форточку, подойдя к раскладушке, попытался вытащить из-под Машки одеяло, рука наткнулась на что-то мягкое, холодное и он прилёг рядом, обнял, согревая.

Она прошептала во сне:

• Сашенька, Сашенька, - обвила его руками и он, зарывшись лицом в пахнущие мятой волосы, мгновенно заснул…

Сегодня он проснулся раньше, осторожно освободился от обнимающих рук, постоял в дверях, удивлённо глядя на узенькую раскладушку.

Ещё со студенческих поездок в колхоз, он ненавидел эти узкие, неудобные кроватки, слишком короткие для его длинного тела. Какая-нибудь трубка ночью обязательно впивалась в широкую грудь, в плечо или бедро и потом полдня саднило, противно ныло. Эта обычная раскладушка сегодня ночью прекрасно приняла двоих. Она была достаточно длинной и широкой, он с удовольствием потянулся так, что захрустели суставы.

Машка повернулась на спину, блаженно улыбнулась:     

• Сашенька, Сашенька, - позвали припухшие со сна, приоткрытые губы…

Неужели это мне? - Александр потёр щеку и, насвистывая, пошёл в ванную комнату…

Выбритый, свежий после душа, с мокрыми волосами, он вошёл в кухню. На столе уже стояла его большая чашка, по кухне плыл лёгкий аромат кофе. Машка жарила омлет, и солнечные лучики играли малюсенькими капельками воды в распущенных волосах.

В душевой на первом этаже возле кухни ещё бойлер не установили! Она, что холодной моется? Ещё простудится… возись с больной...

Он быстро захлопнул дверь, закричал:

• Ты что сдурела? Вода же холодная! - подошёл сзади, потёр ловко перевернувшие омлет, холодные руки от запястий к плечам и обратно, - Ты, что не могла подождать?

Она засмеялась:

• Это Вы такие нежные. В интернате тёплая вода была только по праздникам, а дурно пахнуть противно…

Странно! Литераторы нынче матом повести пишут, профессора в учительской университета, при женщинах скабрёзные анекдоты рассказывают, телеведущие и политики в употреблении модных словечек и неформальных выражений пополам с полной нецензурщиной, которую, пока ещё в передачах звуком «пи... » прикрывают, соревнуются. О том, как и, что говорят в жестоком мире бизнеса, где он живёт все эти годы иногда вспомнить страшно, а девочка из провинции «дурно пахнуть» и вообще говорит очень правильным, литературным языком... Ну, просто настоящая леди!

Удивлённо пожав плечами, Александр придирчиво произнёс:

• Послушайте, леди! Вы зубы чистили?

Она повернулась к нему, как ребёнок дыхнула в лицо майским мёдом и он, как мальчишка, закрыв глаза, по запаху нашёл медовые, сладкие губы, припал, пробуя, слизывая языком, вбирая губами нектарно-приторный вкус.

В кухне запахло подгорающим омлетом и Машка, оттолкнув его, быстро перевернула сковороду на заранее приготовленную тарелку, отрезала подгоревший кусочек, намазала ему хлеб маслом:

• На работу опоздаете!!! – он послушно уселся за стол, а она, прислонилась к холодильнику, нежно уставилась на него огромными синими глазами, и Александр вспомнил сонный, ласково зовущий голос: Сашенька... Сашенька... - улыбнулся: Наверное, всё-таки мне...   – и принял грозный вид:

• Что-то пасты и щётки в душевой не заметил Интересно, чем это ты зубы чистишь?

• Медовыми сотами. Меня дядя Петя научил. У него своя пасека, - Машка показала мелкие, снежно-белые зубки, - Я соты с собой привезла. И пасту покупать не надо и зубы мне никогда не сверлили,

• Экономист! – констатировал Александр, - Я с тобой скоро миллионером стану, - он покривил душой, его счёт давно перевалил за миллион, - Давай ешь!!!

• Я успею! - Машка уже принесла пиджак, галстук, на коврике в прихожей блестели начищенные туфли.

И когда она всё успевает? - удивился он, пытаясь скрыть непонятно откуда пришедшую радость, всё утро  растягивавшую губы в довольную улыбку, пробурчал:

• Ты помнишь, что мы сегодня едем в магазины? Я приеду в час.    

Возле витрины, оформленной манекенами в модной одежде, Машка остановилась:

• Я подожду Вас здесь!

Александр взял её за руку, но она ухватилась другой рукой за поручень, огораживающий толстое стекло:

• Я не пойду! – огромными от удивления глазами, рассматривая цены, - Мне там делать нечего!

• Послушай Мария! – он с самодовольным видом шаха одаряющего наложницу, сжал дрожащие пальцы, - Американцы говорят «Я не такой богатый, чтобы покупать дешёвые вещи». Я хочу сделать тебе подарок!

• А я не такая чтобы принимать подарки! - строптиво прошипела Машка.

Понимая, что её не переспоришь, он дипломатично пояснил:

• Ну, хорошо. Не подарок. Я порвал твой халат и вообще… - и испугался, увидев, как покраснело, исказилось её лицо:

• Я кто по Вашему??? – заикаясь, спросила она, - Вы, что предлагаете мне деньги за… - и не договорила, захлёбываясь слезами.

Они стояли в самом центре города, возле шикарного магазина и Александр, забыв о платке, вытирал ладонями её глаза, разглаживал пальцами злые морщинки в уголках надутых обидой губ.

На них стали обращать внимание, он почувствовал, закрывая её собой от любопытных глаз, прикрикнул:

• Прекрати! Хочешь, я дам тебе в долг? Я буду вычитать из твоей зарплаты по сто в месяц! На конфеты тебе хватит!

Машка ещё раз посмотрела на витрину, она что-то считала:

• Хорошо… только Вы забирайте по двести… мне хватит…

В магазине он быстро выбрал спортивный костюм, голубые и синие джинсы, несколько ярких футболок.

Машка выходила из примерочной, неумело принимала, подсмотренные в журнале, позы. Десять минут назад заплаканная мордашка, светилась детским восторгом, и Александр неторопливо выбрал ещё несколько вещей.

Среди его недостатков жадность никогда не значилась, не будучи особо расточительным для себя, он с удовольствием покупал дорогие подарки сначала жене, потом «дамам сердца», но никогда в жизни не получал такого наслаждения от женской возни с нарядами. Обычно он скучал в кресле у стены, пока очередная возлюбленная перепахивала полки, но сейчас готов был сам перетащить весь магазин, только бы смотреть и смотреть в эти счастливые глаза.

Когда она вышла в услужливо поданном продавщицей, ярко синем, очень открытом, шифоновом платье, сшитом из тонких полумесяцев и оканчивающихся углами полос прозрачного материала нашитых на атласный купальник с коротенькой юбочкой, он вдруг подумал, что она красивая, до сих пор это почему-то не приходило ему в голову,   решительно сказал:

• Берём!

Машка засмеялась:

• Я пошутила!

Он улыбнулся, сделал комплемент:

• Тебе к лицу! - почему-то разозлившись, от её горького вздоха, отвечая на вполне логичные вопросы:

• Зачем? Где я это буду носить? - ехидно бросил:

• Ну, я не знаю? Может быть, тебя пригласит в ресторан, какой-нибудь молодой человек! - удовлетворённо хмыкнул, когда она отрезала:

• Я с ним не пойду! – прикрикнул:

• Всё равно берём!!! – засмеялся, глядя, как Машка, шевеля губами, подсчитывает в уме:

• Всё!!! Мне уже за год не рассчитаться! – еле уговорив её купить кроссовки и синие в цвет платью туфли на высоком каблуке, потащил к отделу белья,

• Я это не ношу, - она густо покраснела, разглядывая ажурные бюстгальтеры,

• А это? – он подцепил пальцем трусики, - Смотри какие дешёвые. У них сегодня распродажа.

Подъёхав к магазину, Александр отпустил водителя домой, и сейчас пожалел об этом. Они провозились три часа, уже темнело, и остановить Такси долго не удавалось. Наконец они уселись. Положив покупки на переднее сидение, он назвал адрес, обнял, и она попыталась освободиться:  

• Неудобно! Водитель!!! – но он больше не мог ждать, прошептал:

• Любой банк, давая ссуду, берёт процент, - поцеловал в шею.

Она прижалась, подставила губы, и огни встречных машин замелькали, закружились в глазах. Он почувствовал запахи мяты и мёда, и приник к открывшимся навстречу губам.

Они чуть не забыли пакеты в машине, наперегонки бежали на второй этаж. Руки сильно тряслись, и Александр никак не мог попасть ключом в скважину замка. Машка взяла его за плечи, повернула к себе, нежно поцеловала дрожащие губы, открыла дверь и, уронив ключи на пол, повисла на его шее, целуя глаза, щёки, уголки губ.  

• Девочка! – простонал он, - Моя девочка…

Девочка уже расстегнула на нём рубаху, гладила и целовала его грудь, шею, укусила плечо, он рванул старенькое ситцевое платье, и оно расползлось под пальцами, открывая грудь. Прижав её к стене, Александр ласкал языком, целовал губы, больно засосал нежную кожу шеи, метя свою территорию, как кот замурлыкал в бледно-сиреневые соски, почувствовал, как она выгнулась, задрожала и, став на колени, поцеловал поросший волосками треугольник. Там тоже были губы и он впервые в жизни, открыл их, проникая языком.

Она закричала:     

• Я больше не могу… Сашенька!!! – и он прямо у стены, навалился, властно проникая, почувствовал её ноги на своих бёдрах, и повёл её в вечном танце, где у каждой пары свой ритм.

Не имея сил сдвинуться с места, они сидели на его пиджаке, на полу в прихожей, тесно прижавшись, друг к другу.

Как только восстановилось дыхание, Машка спросила:

• А сколько банк берёт за ссуду?

• Пять процентов, - машинально ответил он,

• Значит, я должно Вам ещё пять процентов!

• Ничего ты мне не должна!!!

• Знаете! - зло сказала она, - Я не продаюсь!!! – минуту подумала, и проворковала, - Мне было хорошо... - заглянула ему в глаза, прижалась губами к его плечу, и, наплевав на финансовые споры, Александр подхватил её на руки, понёс в спальню...

Проезжая утром мимо книжного лотка, он приказал водителю остановиться, пряча глаза, купил большую книгу «Кама Сутра» с яркими иллюстрациями и подробным описанием с картинками (1.2.3.), на заводе, заперся в лаборатории, повесив табличку «Не беспокоить! ». Он иногда ещё сам проводил опыты и это никого не удивит.

В постели Александр всегда был уверен в себе, во всяком случае, в этом вопросе дамы на него никогда не жаловались, но перед этой неопытной девчонкой, ему вдруг захотелось показать высший пилотаж…

Со скрупулёзностью учёного, просмотрел несколько страниц: «Поза № 12 (для женщин)», изучил, прокручивая нюансы в голове, и запер книгу в сейф.

Домой он приехал в пять.

Остановил засуетившуюся:

• Ещё не сварилось! – Машку:    

• Я не хочу есть! Я хочу тебя!

Она покраснела, явно обрадовавшись, прижалась к нему.

Ловкая, гибкая Машка, подчинялась каждому движению его тела. После того, в прихожей, она позволяла ему всё и он уверенный в «Кама Сутре», как в, проверенном опытом, научном догмате, вел её к вершине чувственных удовольствий, когда они оба одновременно закричали, сливаясь в порыве страсти, это было так прекрасно, так нежно, так, что объяснить, не хватило бы никаких слов…

Когда наступил, установленный природой перерыв, Александр пошёл в аптеку возле вокзала. Сколько он себя помнил, там работал старик провизор и с ним, конечно, будет легче говорить, чем с какой-нибудь барышней…

Он попросил противозачаточное, только самое безопасное, самое надёжное.    

• Цена значения не имеет!!!  

Старичок посмотрел на него через очки с толстыми стеклами:

• Вы красивый мужчина! И видимо любите свою жену... – спросил, - У Вас уже десять детей? – перелистывая фармакопею, раздумчиво сообщил, - Знаете, у моих родителей было десять детей, и если бы кто-нибудь предложил бы им отказаться хотя бы от одного из нас, они бы знаете куда послали, - провизор замолчал, не в слух, губами читая состав. – Возьмите вот это…

Выходя, Александр услышал, как фармацевт произнёс ему в спину:

• Самое надёжное и безопасное средство для Вас и для неё рожать детей…

Она ещё сама почти ребёнок! Это оправдание вполне устроило…

Машка не возражала, кивнула, приняла от него и таблетки.

Она убирала, стирала, готовила завтрак обед и ужин, он теперь старался обязательно вырваться на обед домой, и ругал её, сгоняя на корте лишние килограммы.

Поражаясь вдруг изменившемуся вкусу, ценитель интеллектуальных бесед с удовольствием слушал простенькие истории из жизни лесного интерната, уже понимал, откуда эта детская наивность, книжное знание жизни, плоды воспитания в закрытом от  жёсткой реальности мирке.

Она рассказывала о директоре детского дома Петре Михайловиче, его жене Вере Макаровне и молодом враче Ксении Петровне, которые не ушли из маленького районного интерната, остались со своими воспитанниками, даже когда им зарплату платить перестали, вместе с детьми выращивали овощи, разводили кур.

• У нас и три коровы были! – хвасталась Машка. – Мы их сами доили, сметану, творог делали.

Ещё в её рассказах фигурировала тётя Паша и повар, и кастелянша, и завхоз, и мастер на все руки, учившая девочек готовить, следившая за уборкой.

Окончив рассказ о работе, Машка переходила к развлечениям: игры на воздухе, рыбалка, сбор грибов и ягод, с восторгом рассказывала, как Пётр Михайлович выхлопотал гуманитарную помощь от церкви, кроме одежды и обуви привёз видеомагнитофон, за свои деньги купил на городском базаре три десятка старых видеокассет с мультфильмами и советскими детскими фильмами.

• Мы эти фильмы по сто раз смотрели, наизусть знали, только – засмеялась, - там всё для маленьких было. Меня в восьмом классе дядя Петя к себе на Рождество пригласил. Увидела по телевизору, как в губы целуются, меня стошнило...

Смеясь, он притянул её к себе на колени, долго целовал в губы, спрашивая:

• Не тошнит?

Она отрицательно поводила головой, прятала красное лицо на его груди, но он не давал, нежно сжимая двумя руками горячие, розовые щёки, заглядывал в глаза, и просто млел от удовольствия, ловя влюблённый нежный синий взгляд.

Машка скрупулёзно отдавала ему долг, внося записи на листочек с расчётами, записывая даже мелкие подарки: косметику, бижутерию, духи и радостно без остатка отдавала ему себя, без обид и упрёков принимая от него редкие нагоняи.

Прошло всего месяца два, но он уже привык, приехал домой в шесть. Сегодня по плану расстановка книг на смонтированных рабочими книжных полках в новом кабинете. Александр стоял на стремянке, принимая от Машки наименее употребляемые тома, которые решил поставить наверх, когда зазвонил телефон.

Он сразу понял, что это Грибков, хозяин сети магазинов, с которым они очень плотно работали последнее время, не сейчас, разговор с Вовой был крайне нежелателен. Срок сдачи товара сегодня, а партию только завтра утром укомплектуют.

Слова сказать не успел, Машка подняла трубку, сказала:

• Слушаю! – он замахал руками, и, стараясь понять, что он хочет сказать, она, затягивая время, представилась, - Мария! - произнесла, - Одну минуточку Владимир Феликсович!

Когда Александр одними губами прошептал:

• Меня нет! – извинилась:

• Простите, пожалуйста! Мне показалось, что звонят в дверь! – сообщила, - Александр Сергеевич ещё не приходил. Не знаю! – посоветовала, - Позвоните в рабочее время на завод! – положила трубку на рычаг, сообщила, - Врать стыдно!

И заводясь от этого даже не обвинения, констатации факта, Александр (как будто его при праведнике в страшном грехе обвинили) пятнадцать минут орал, что в её обязанности не входит поднимать трубку, что если бы она не схватила телефон, то и врать бы не пришлось.

Ничего, не ответив, она продолжила работу, когда он сообщил:

• Всё! Устал! – произнесла:

• Голова болит, - ушла к себе, и часа полтора гордо покрутившись в постели, он пришёл за нею, взял на руки, понёс в свою спальню.

На следующий день, на вопрос партнёра:

• Ты уже и дома умненькую секретаршу с приятным голоском завёл? - он, не задумываясь, с удовольствием произнёс:

• Это домработница – Машка! - поймал удивлённый взгляд Владимира, у которого слово «домработница» видимо ассоциировалось с ворчливой каргой в папильотках, самодовольно улыбнулся, - Нужно уметь подбирать обслуживающий персонал!

По вечерам он смотрел телевизор, а она, свернувшись в кресле, штудировала старые учебники по литературе, истории, английскому языку, которые притащила с книжного рынка, получив от него первую в своей жизни зарплату.

Александр вообще не понимал, зачем ей эта учёба, когда и так хорошо, но когда он полушутя, предложил заплатить за её обучение в университете, обиженно закусила губу:

• Я сама!

Его занимали её комментарии, и, отключив надоевший однообразными передачами телевизор, он затевал спор, специально не соглашаясь, заводя её, а она, очень внимательно выслушав его доводы, делала замечания, ссылаясь на информацию из книг, из газет, на данные полученные от того же телевизора, который, кажется совсем не слушала, увлечённая своими книгами:

• Вы же сами вчера слышали! Учёные доказали, что у человека есть душа или аура, которая не покидает этот мир, занимает атмосферу, принося нам свои радости и переживания, - неожиданно сообщила, - Ненавижу Достоевского! Человек давно уже книжку прочёл, на полку поставил, а мысли, ощущения, отвращение и слёзы до сих пор не только в его квартире, по всему миру летают, не только ему, всем нам жить мешают... У него ни одного счастливого человека нет, все злые, подлые, несчастные.

Морща лоб, Александр вспоминал давно прочитанные, почти забытые книги, не припомнив в  ни одного счастливого героя, улыбался:

• Фёдора Михайловича весь мир за раскрытия «загадочной русской души» почитает!

Смущённо улыбаясь, она отрицательно мотала головой:

• Разве может быть у целого народа общая трагедия «маленького человека»? Разве «маленький человек» не имеет право на счастье? Философия Раскольникова, двоедушие Ивана Карамазова, корысть Настасьи Филипповны, боль и стыд Сонечки Мармеладовой, идиотизм князя Мышкина? Трагедия! Трагедия! Трагедия!!! Одна на всех!?! У Толстого тоже много горя! Анна Каренина под поезд кинулась, но у него и любовь, и благородство... – Машка мечтательно щурилась, - Нехлюдов в Сибирь за Катюшей пошёл...

• Это только в сказках добро всегда побеждает зло! В жизни всё намного сложнее. У Пушкина Онегин, у Толстого Каренин, Курагин, Вронский.

Машка упрямо дёргала головой:

• Вронский, он не виноват! – горестно вздыхала, - Просто мужчины так, как женщины любить не умеют...

Стараясь подавить прорывающийся в голосе смех, Александр дразнил:

• Много ты в мужчинах понимаешь!!!

И подтвердив:

• Не много... – она быстро возвращалась на знакомую книжную тропу, - Я же не говорю, что всегда... но Вальтер Скотт, Дюма, Гюго...

Он кивал головой:

• Гоголь «Мёртвые души», Лермонтов «Маскарад», Островский «Гроза»...

Чуть подумав, она говорила:

• Если в мире совсем нет добра, нет любви, то и жить не стоит...

И не желая портить себе, завершение вечера, Александр поднимал руки, наигранно сдавался, чтобы через минуту победить, взять её целиком, заставить забыть о добре и зле.

Он специально выбирал произведения входящие в школьную программу: Читает она много, но беспорядочно. Чёрт его знает, какие книги в библиотеке заброшенного лесного интерната были! - потому что когда он называл незнакомую, непрочитанную ею повесть, Машка опускала глаза, умолкала, стыдясь своего невежества.

Вначале он смеялся, пытался объяснить, что человек не может прочесть всё, но девочка только закусывала губу:

• Но Вы же читали! – замыкалась, думала о чём-то, не могла расслабиться и успокаивалась, только купив, прочитав названную им книгу.

Совсем не для неё, для себя, он не задумываясь, щадил её самолюбие, впервые в жизни не рассматривая женщину, как противника в шахматной партии, не продумывая ходы, не строя линию нападения. С Машкой ему не нужно доказывать своё превосходство, очаровывать, добиваться, и подъезжая к дому, разговаривая о литературе, он предвкушал то, что всегда было просто приятным дополнением к новой победе, подсознательно предвкушал тот миг, когда, хмелея от её тяжести, от запаха её кожи понесёт её на руках в свою спальню...

А ещё Машка умела слушать. Глядя на него широко открытыми, влюблёнными глазами, она так явно проявляла интерес ко всем его делам и проблемам, что иногда, забывшись, Александр начинал говорить химическими формулами, как с коллегой, делясь с нею проблемой при процессе распада, отдёргивал себя, поднимал голову и видел ребёнка, который, удивлённо приоткрыв рот, слушает прекрасную сказку.  

В постели Машка часто шептала:

• Сашенька... Сашенька мне хорошо... мне хорошо с тобой... - но, придя в себя, тут же переходила на «Вы», и он дразнил её, требуя, что бы она произнесла:

• Сашенька мне хорошо с Вами... - она обиженно надувала губки, старалась с ним не разговаривать, но её хватало максимум на полчаса, и это тоже его развлекало.

Подъезжая к дому, Александр обычно, предвкушая встречу, самодовольно щурился. Он безошибочно выбрал выигрышный билет. Никто и никогда так не заботился о нём, не старался так предугадать, воплотить его желания, не смотрел на него так восторженно, преданно, влюблёно.

Машка ждала, была рада ему, даже когда он приходил с работы заполночь, или не с работы, с приёма или презентации и от него вполне ощутимо пахло алкоголем и духами дам, с которыми он танцевал. Она не задавала вопросов, не только ничего не требовала, не предъявляла претензий, ни разу ничего не попросила, и человек неглупый, незлой, Александр ни разу не подумал, о её чувствах и интересах, уверенный, что она счастлива, всем довольна, потому что он рядом.

Он не считал её дурой, но эта провинциальность, детская книжная восторженность, как сейчас говорят «наивняк». Не анализируя, он в глубине души, был уверен, что всё правильно. Всё так, как должно быть в отношениях между образованным, деловым, успешным мужчиной и молодой, хорошенькой, но, в общем-то, ничем не примечательной, женщиной, принимал её непритязательную любовь, как должное, с удовольствием пользуясь, оплаченными услугами домработницы, и тем, за что она ни разу не взяла материального вознаграждения...

Ему никогда, ни с одной женщиной не было так хорошо, приятно, удобно... Что ещё нужно мужчине?

Только сегодня у него была проблема…

В мэрии устраивали приём для американских бизнесменов. Они приехали на разведку, хотели и боялись вкладывать инвестиции в недоразвитую промышленность, вновь образованного государства.

Мэр, старый советский функционер, проводил все мероприятия по старинке с посещением показательного предприятия, гимном, детским хором и богатым застольем. В качестве показательного объекта он зачастую выбирал завод Александра.

Хозяин – не в чём криминальном не замаранный, относительно молодой кандидат наук с эффектной внешностью и приличным знанием двух иностранных языков, преуспевающий бизнесмен. Александр не возражал. Аккуратный от природы, он не терпел грязи в цехах, засаленной рабочей одежды, мазутных пятен во дворе и поскольку он хорошо платил к приезду очередных гостей не приходилось проявлять лишних усилий, а службы города меньше морочили голову: Всё-таки любимчик мэра.

Ещё позавчера, пока американцы и их тощие жены разбежались по территории, рискуя прищемить носы между дверками герметически закрывающихся барабанов, в которых шли химические процессы, что-то вынюхивали в цехах, мэр лично вручил ему типографски раскрашенную картонку со сделанной от руки припиской: «Приглашается… с супругой».

Это, конечно, была формальность и после развода, он брал с собой на очередное мероприятие очередную даму сердца, а поскольку они менялись каждые два-три месяца, на это уже никто не обращал внимания. Посплетничали, надоело.

Уже почти полгода у него никого не было, только Машка и он уже подумал, что пойдёт один, потом почему-то вспомнил так ни разу и не одетое, синее платье и  решил взять её с собой.

Девчонка от такого приёма просто обалдеет!

После ужина усадил её к себе на колени, только так можно было отвлечь её от книг.

Она обняла его, запустила руку под спортивную куртку, он поймал маленькие шаловливые лапки, придавил ладонью:  

• Мне нужно с тобой серьёзно поговорить. Завтра в семь мы должны быть на приеме в мэрии, - увидев в огромных синих глазах вселенский ужас, прижал её к себе, - Да не пугайся ты так! С утра ты пойдёшь в парикмахерскую напротив, я договорился по дороге домой, они всё сделают. Наденешь синее платье и туфли. В шесть тридцать я пришлю за тобой машину. У меня вечером важное совещание. Не цепляй никаких побрякушек и молчи. Я всё время буду рядом.

Машка тихо сидела, спрятав голову на его груди. Он чувствовал, как подрагивает её тело, решил, что это от страха, уже хотел успокоить… но посмотрел на часы и отнёс её на раскладушку:

• Спи девочка, завтра у тебя тяжёлый день…

Утром, забирая в прихожей, упакованный в клеёнчатый мешок костюм, потрепал побледневшую щёчку:  

• Не дрейфь!!! Прорвёмся!!!

Усаживаясь вечером в тёмную машину, Александр думал о том, каковы перспективы работы с новым партнёром, был ещё на совещании, спорил сам с собой, помогая Машке выйти из машины, не обратил внимания, что она не вцепилась, как обычно, в его руку, почти не касаясь, положила кисть на рукав смокинга. Боковым зрением заметил, как, как по команде, развернулись горисполкомовские водители, а один даже присвистнул, но его это не касалось.

Подходя к мэру, он уже заканчивал подсчёты, но, протянув руку, увидел мэрскую лысину. Согнув голову, глава города целовал, по всем правилам, с достоинством поданную дамой для поцелуя руку.

Александр впервые посмотрел на Машку и чуть не присвистнул, как тот водитель. Черные волосы, на гордо поднятой голове, перекинуты на одну сторону и спадают на шелковистое плечо, открывая изящное ушко, украшенное маленькой жемчужиной, синие глаза в рамке синих длинных ресниц, полные губы резко отчерчены контуром, больше, кажется никакой косметики. Длинную смуглую шею оттеняет коротенькая ниточка жемчуга, синее платье плотно облегает стройную, но отнюдь не тощую фигуру, открывая на всеобщее обозрение тонкую талию и обольстительные формы. На матовой руке, к которой, как пиявка, присосался мэр, жемчужный браслет в одну нитку и такой же, Александр опустил глаза, на щиколотке, кокетливо выставленной в разрезе платья ножки…   

Подумал: Интересно! Откуда все эти цацки? - и вспомнил, что сам купил ей на «Базаре искусств» в Городском саду, где продавали картины, деревянные поделки, разные украшения, длинную нитку искусственно выращенного жемчуга. Она и этот полтинник записала в свой долг…

Они, наконец, отошли от, кажется, слишком долго сжимавшего Машкины пальцы после поцелуя, слишком нахально раздевавшего её взглядом, мэра, и неожиданно разозлившийся Александр повёл свою спутницу через зал, подальше от хозяина города. Приметив, как ну просто царственно улыбается эта паршивка, как американцы, и исполкомовская братия провожают её глазами, Александр ухватил с подноса, услужливо поднесенного официантом, рюмку коньяка, залпом выпил, взял вторую.

Опираясь о колонну, он грел коньяк в руках, с показным интересом рассматривая её, почти враждебно произнёс:

• Ну и что всё это значит?

Машка смущённо улыбнулась:

• Вы чем-то недовольны?   Я сделала что-то не так, как Вы приказали?

Нет! Всё, кажется, было так, как он сказал, но всё же что-то было не так.

Пытаясь понять, что вызвало у него такое раздражение, Александр заметил, как Машка, совсем не так, как хозяевам и гостям, тепло, по-дружески улыбнулась, подошедшему официанту, взяла с подноса бокал шампанского чуть, чуть пригубила:

• Спасибо, - а наглый мальчишка, которому платят за круги и каре по периметру зала с подносом в руках, как столб, стоит, мешая дефилирующей публике, совсем так же, как мэр, пожирая девчонку глазами.

Найдя виновного, на котором можно безнаказанно сорвать злость, Александр презрительно хмыкнул:

• Свободен!!! -  когда официант испуганно отскочив, оглядываясь, пошёл по залу, повернулся к  Машке, не отвечая на вопрос:

• Зачем Вы так? Он же совсем мальчик… -  ехидно бросил:

• Он тебе нравиться? Он хорошенький, молоденький! - стараясь швырнуть ей, непонятно откуда пришедшую боль, потому что она отрицательно повела головой:

• Да не в этом дело... - решительно посмотрела в злые глаза, - Просто Вы не представляете себе, как иногда горько быть в услужении… - оторопел, просто не знал, что сказать.

Чувствуя себя так, как будто удобное кресло или привычный домашний костюм залепили ему пощёчину, Александр даже потёр, гладко выбритую щеку, горящую, как от удара, глотнул коньяк. Машка непривычно гордо вскинула голову, он увидел, какие-то новые, непокорные глаза, сведенный ироничной улыбкой рот, попытался понять и не понял…

Подошёл американец и стал расспрашивать о рынке рабочей силы, о ценах, о пустующих производственных помещениях. Александр старался вежливо отвечать и даже увлёкся разговором, только минут через десять вспомнил о своей даме, оглянулся.

Машки рядом не было, и, поискав её глазами, он задохнулся от возмущения. В другом конце зала она благосклонно слушала длинного, спортивного сынка нефтяного короля, а он что-то говорил то, прижимая руки к груди, то, пытаясь ухватить её ускользающую кисть. Александр на полуслове прервал разговор и поспешил через зал.

Его несколько раз пытались остановить знакомые, но он, решительно увернувшись и сделав небольшой круг, прислонился к колонне за их спинами, в тихом шелесте голосов, уловил уверенный баритон.

Американец по-английски наставительно произнёс:

• ... Ваш муж не понимает, какую жемчужину поймал! Американские мужчины очень ценят русских женщин! - опять попытался поймать Машкину кисть и она, холодно улыбаясь, как бы ненароком, переложила бокал в другую руку, пригубила шампанское, высокомерно тоже  по-английски ответила:

• Вы не правы сэр! Мы с мужем очень любим и ценим, друг друга!

Нефтяной принц помолчал, видимо подбирая аргумент, повысил голос:

• Он злой!

Машка спросила:

• Вам деньги по наследству достались? – поймав кивок:

• От деда... – иронически улыбаясь, посоветовала:

• Спросите у своего деда, легко ли деньги своим трудом заработать, - услышав:

• Дед не помнить! Склероз! – пояснила:

• Видите! Человек даже помнить устал! – и прервала разговор, - Я была рада познакомиться с Вами сэр! - подала руку, и, кажется, не дав американцу прикоснуться губами, отошла, мелкими шажками поплыла через зал, не поворачивая головы, одними глазами, разыскивая кого-то.

Продолжая культивировать немотивированное раздражение, Александр поспешил за нею, но его поймал за руку уже «пьяненький» мэр. От этого нельзя было отмахнуться!  

• Где ты откопал этот бриллиант?

• Нужно знать места! - пошутил Александр, и прилип глазами к компании хохочущих американских жён, обступивших Машку, подумал: Когда же кончиться этот кошмар! - а мэр захохотал:

• Иди забирай, а то увезут. Я бы и сам, но… «Где мои вы двадцать лет», - неожиданно, похоже, ловко перефразировал Высоцкого, хлопнул Александра по плечу, - Иди!

Хитрая девчонка говорила по-английски короткими фразами, тщательно подбирала слова, рассказывая американкам старый, довольно фривольный анекдот о двух англичанках заплывших на маленькую скалу среди моря.

• Они улеглись отдыхая. Одна достала из-под купальника презерватив, развязала, вынула из него сигарету и зажигалку с удовольствием закурила. Вторая, вернувшись на берег, побежала в аптеку и попросила молодого фармацевта продать ей самый большой презерватив. Он спросил, для Вашего мужа и, услышав, -No! For my «Camel»! - с уважением сказал, - О! King size!*

Дамы просто загоготали, на весь зал заржал нефтяной сынок, с почтительного расстояния восторженно глядя на Машку, а она, улыбаясь одними губами, грустными глазами оглядела зал, увидела Александра, пошла на встречу, виновато заглянула в горящие злобой глаза.

Он прошипел,

• Я не знал, что ты ещё и по-английски говоришь! -  она, почти каясь, пояснила,

• Совсем немного... - и вдруг подняла пылающие ответной злостью глаза, -  Вы ведь не интересовались! Вам ведь удобно думать, что я просто деревенская дура!

* No! For my «Camel»! – дословно –  Нет! Для моего верблюда, - в данном случае «Camel» марка сигарет.

* King size! – королевский размер.

В машине они всю дорогу молчали. Молча вошли в квартиру.

Александр захватил из бара бутылку коньяка, громко хлопнув дверью спальни, отшвырнул в угол пиджак, стянул галстук, налил золотистую жидкость в бокал, глотнул и подавился, сообразил, что, весь вечер, как идиот, ревновал её к мэру, к мальчишке официанту, ко всем этим американцам.

Засмеялся, вспомнил совсем старую детскую историю.

Им было лет по шесть, когда соседскому мальчику Котьке подарили на день рождения пожарную машину. Этот красный авто с настоящей бочкой, в которую можно было налить воду из дворовой колонки с шестью пожарными, устроившимися на скамейках пристроенных по бокам бочки и усатым брандмейстером  на подножке, на время стал мечтой всех мальчишек с их улицы. Котька важно на верёвочке тянул автомобиль по двору, а они все шли сзади, рассматривая чудо иностранной техники, производства дружественной страны ГДР. Потом Константину надоело просто ходить по двору, мальчишки затеяли игру, и через полчаса оторвали пожарных от лавок, скрутили колесо. И всё равно, не наигравшись, маленький Саша мечтал о такой машине. Видел себя во сне в блестящей каске рядом с подросшим автомобилем. А потом папа поехал в командировку в Москву и привёз ему такую же машину. Игрушечный автомобиль долго стояла в его комнате под кроватью, и не было радости, только мучительное  желание похвастаться, и страх, что мальчишки заберут его сокровище, оторвут пожарных от лавок, скрутят колесо... Он всё-таки вынес игрушку во двор, ощутил гордость, но... это была совсем не жадность, просто увидел свою мечту в чужих руках, и волшебство полного обладания исчезло...

Смешно! Сам не сообразил, не сдержался, похвастался, и...

Он всегда считал Машку своей собственностью, как-то никогда не думал, что ещё кто-то может предъявить на неё свои права… только дело, кажется совсем не в этом. Александр вспомнил, как всегда выводят его из себя эти её подсчёты. Богатые, обеспеченные женщины с удовольствием принимают подарки: Мужчина для того и работает, чтобы потакать капризам возлюбленной! А эта деревенская девчонка! Он всегда относил её излишнюю щепетильность в финансовых вопросах к издержкам книжного воспитания, а она оказывается, протестует! Как она сказала?

• Вам ведь удобно думать, что я просто деревенская дура!

Так и есть! Деревенская дура!!! Что!?! Что она видела в этом своём интернате!?! Сама как-то сказала, что о доме, и не мечтала, а сейчас! Сейчас у неё, кажется, есть всё: дом, еда, одежда, книги. И так хорошо, так удобно вместе... Чего ей не хватает? Захотела в кино, пожалуйста, даже деньги ей на билет хотел дать, не взяла. В театр ходила, сам ужин разогрел, слова ей не сказал! В воскресенье на полдня в музей отпустил, а она… Как она смотрела на меня сегодня вечером!!! Не снизу, как обычно, а как-то иначе… и дело совсем не в высоких каблуках...

Раздражённо бросил своему отражению в зеркальной дверке шкафа:

• Та девочка, которой я пренебрегал в смиренной доле, ужели то она была, так равнодушна, так смела… - всплыли слова тёзки, - Ай да Пушкин! Ай да сукин сын! Вот, вот, что-то сегодня девчонка была слишком смела.

Он задремал, положив голову на стол и, кажется, сразу зазвонил будильник.

Контрастный душ, освежающий лосьон.

Всё нормально, только глаза чуть припухли от бессонницы. Завтра нужно выкроить время, заехать на корт. И чего ей не хватает? - думал Александр, входя на кухню.

Всё здесь было как всегда. Горячий кофе в его любимой большой чашке, горячие бутерброды в тарелке на столе, Машка, хлопочущая у плиты. Правда она всё время прятала опухшие от слёз глаза, но дело было не в этом. Он откусил бутерброд, с отвращением пожевал, отложил, обжигаясь, быстро выпил кофе и поспешил к двери.

Она вышла за ним, подала пиджак, поправила галстук, когда он уже был в дверях, попросила:

• Пожалуйста, заберите деньги в парикмахерской…

• Почему? Они тебя вчера так мило причесали, накрасили, - язвительно прорычал он.

• Я сама. Я к ним не пошла, - прошептала Машка, - Я с ними договорилась. Заберите Ваши деньги, - шмыгнула носом, - Мне с Вами уже вовек не рассчитаться…

На заводе Александр был всегда холодно вежлив, скуп на похвалы, считал, что лучшая благодарность – деньги, и хорошо оплачивал хорошую работу, безжалостно избавляясь от бездельников, подбирал опытных, думающих сотрудников интересуясь квалификацией, а не длиной ног.  

Уже три дня Александр демонстративно не разговаривал с Машкой, приходил домой поздно, засиживаясь на работе, и сразу уходил к себе в спальню. Они виделись только утром и, глядя в заплаканные, несчастные глаза, сам не понимая почему, он просто корчился от злости, а, придя на завод, вымещал раздражение на сотрудниках.

Из-за окурка возле урны во дворе, разругался с главным инженером, наорал на главного бухгалтера, обозвав его медленным поездом, только из-за того, что банк, как всегда перевёл деньги в течение суток, потом сцепился с механиком…

Никогда не позволял себе унижаться до постыдной роли самодура - «хозяйчика», измывающегося над работниками, цепляющегося по мелочам, что бы показать «кто в доме хозяин», но уже три дня не мог работать, выискивал повод и орал бешено вращая глазами…

Входя в приёмную, он услышал, как его секретарь, Анна Николаевна, говорит уборщице:

• Убирай быстрее и уходи! Снежный король разбушевался...

«Снежный король», так, с подачи Леночки из бухгалтерии, уже несколько лет называли его за глаза сотрудники.

Два года назад, очень не глупая, хорошенькая девушка принятая на работу бухгалтером по материалам, постоянно старалась случайно встретить его в коридоре, обратиться с вопросом в обход непосредственного начальника. Она призывно заглядывала в глаза, видимо не зная, что, во-первых, он всегда был уверен, что на работе допустимы только деловые отношения, во-вторых, у него тогда был бурный роман с одной актрисой местного театра, а, в- третьих...

Леночка, которая мстительно шептала ему вслед:

• Снежный король, - уже вышла замуж, угомонилась, а кличка, как предупреждение влюбчивым сотрудницам, прилипла, осталась, и, улыбаясь про себя, Александр никогда не обращал на прозвище никакого внимания, но сегодня...

Он, кажется, всегда был доволен, солидной, исполнительной секретаршей, только Машка утром была какой-то особенно жалкой и, вскочив в кабинет, он быстро нашёл три ошибки в протоколе вчерашнего совещания, вызвал секретаря.

Протокол был большой и кто-то, наверное, заполночь сидел у компьютера, печатая, он сам вчера затянул совещание до восьми, только бы не идти домой и кричал, что протокол нужен ему утром. Документы внутреннего пользования не особенно тщательно проверялись на грамотность и Анна Николаевна, не проверив, положила распечатку ему на стол. Кто заметит «ели» вместо «еле» и два раза в спешке переставленные буквы. «Год - гол», «нужно - нудно», может быть, девчонке действительно нудно было протокол среди ночи печатать?

Только сегодня это был повод, и Александр уже пятнадцать минут, глядя в стол, орал, что все распустились, что никакой дисциплины, что ей плевать на работу:

• Когда это кончится? – он стукнул рукой по столу, сморщился от боли и требовательно посмотрел на секретаря.

Пожилая женщина молча стояла перед ним, смотрела жалкими, Машкиными глазами, и выкатившаяся из-под очков слеза, медленно ползла по морщинистой, совсем как у мамы, щеке.

Не вспомнил, услышал, как Машка прошептала:

• Вы не представляете, как иногда горько быть в услужении… - вскочил, схватил руку с уже резко обозначенными, как у старухи венами, поднёс к губам:

• Простите меня, пожалуйста!

Анна Николаевна, как маленького погладила его по голове,

• Всё нормально. Успокойтесь Сашенька. Всё пройдёт...

Секретарь всегда обращалась к нему, как положено, «Александр Сергеевич», и вдруг, «Сашенька», так его никто не называл, только Машка, он дёрнулся, выскочил из кабинета и побежал к машине.

Упал на сидение, приказал:

• Домой!!!

Стоя на стремянке, Машка вытирала книжные полки и медленно бегущие по щекам слёзы. Он снял её, со всей силы, до хруста в костях, прижал к себе, почувствовал, как она рванулась навстречу, просто растворяясь в нём, нашёл губы, холодные, солёные от слёз, и начал медленно согревать своим дыханием, ещё успел подумать: «Снежный король» - но она уже оттаяла, ответила, разомкнула сведенные болью губы и он забыл обо всём, кроме этих губ, кроме этого горячего тела. Он раздевал её, целуя каждую клеточку, каждый миллиметр, освобожденный от ткани. Почувствовал губами, как мелко дрожат круглые коленки, сведенные сладкой мукой, рванул «танго», разрывая резинку, добрался до маленького бугорка наслаждения, и завыл от удовольствия, услышав тихие стоны, почувствовав, как под его руками, под его губами напряженно выгибается от сладострастия желанное тело. Потом она закричала, освободилась от его рук и, отшвырнув его пиджак, в точности повторяя его движения, медленно сняла с него рубаху, рванула ремень. Он запутался в брюках, и она освободила его лаская. Её губы нежно обхватывали, обтекали его кожу, и когда он дрожащими руками хотел поднять её, притянуть к себе, она, сопротивляясь, обвила его колени, припала губами, даря незнакомое, острое, болезненное наслаждение, оторвалась на миг, прошептала в кожу в чувственно напряженные мышцы:

• Возьми меня Сашенька!!! – и он застонал, прижимая её к пушистому ковру.

Они, задыхаясь, лежали на этом ковре. В горле пересохло, и она порывалась пойти за водой, а он не отпускал её, крепко обнимал, сжимая до боли.

Они шептали, сорванными криком голосами, она, без своего обычного «Вы»:

• Я люблю тебя! Я люблю тебя, Сашенька! – он хотел повторить за ней, закричать: Я люблю тебя!!! – но какой- то холодок, сковывая, пробежал по спине, и он шепнул только:

• Я знаю, девочка…

Всё было хорошо как всегда!!! Нет!!! Всё было лучше, нежнее, удобней чем всегда. Он снова был здоров и полон сил, идей и планов, снова улыбался, снова торопился домой с работы, потому что, усыпая и просыпаясь, слышал, как на его плече тихо посапывает Машка…

Было жарко, и в воскресенье она уговорила его пойти на пляж. Он не любил это бесполезное лежание на песке, эту огромную, нечистую общую ванну, эти толпы обнаженных тел и, кроме того, у него была работа, но Машка смотрела на него так нежно, так умоляюще и он согласился:

• Жди меня на платном пляже слева от пирса. Я через часик закончу и приду, - когда она уже выходила, он вспомнил, - Возьми крем от загара, сгоришь…

• Я не сгорю! Я смуглая!!! – довольно пропела Машка, целуя его в нос,

• На билет! – он протянул её деньги, - И возьми шезлонги!

• Опять! – она обиженно надула губы, - У меня есть деньги!!!

• Ну ладно, ладно… - он поцеловал, непокорно сжатый рот, - Иди!!!

Он, конечно, опоздал минут на сорок, сверху осмотрел огороженный для богатых кусок песка.

Машка сидела в шезлонге и её матовая, чуть покрасневшая кожа, красиво выделялась на белом полотенце. Уже собирался спуститься, но из моря вышел долговязый, красивый мальчишка лет двадцати и уселся на песок, пристроив длинноволосую голову на Машкином бедре. Александр задохнулся от боли, ему показалось, что сердце бьётся об чуть выступающий кадык и сейчас выскочит через стиснутые зубы.

Машка спокойно отодвинулась, и голова мальчишки видимо больно треснулась о пластмассу шезлонга.

Парень потер затылок, десяток молодых глоток закричали:     

• Один-ноль! Ты ставишь пиво Влад!!!

Влад поднялся, посмотрел на Машку, спросил:

• Девушка, а девушка!!! Как Вас зовут? – но она уже отвернувшись, прикрыла глаза,   не пошевелилась, и парнишка, под восторженный хохот компании, констатировал,   - Такая красивая, а глухонемая!!!

Бормоча себе под нос:

• Да что же это за безобразие!!! - Александр побежал вниз.

Он протянул руку к брезгливо улыбающейся с закрытыми глазами, Машке, хотел потрепать её по щеке и напрягся, сжал кулаки, услышав за спиной издевательское:

• Девушка, а девушка за тобой папаша пришёл.

Смех застрял в молодых глотках, когда Машка вскочила, повисла на шее Александра, просто поедая губами его рот. Он перестал дышать, а она уже расстегнула рубаху поцеловала в шею, в грудь:

• Я так соскучилась любимый! Иди переоденься!

Александр не слышал, что сказал Влад, но слова, всегда смущавшейся, если он затрагивал в разговоре эту тему Машки, звонкие как пощёчина, толкнули в спину, гордо распрямляя плечи:  

• Он в постели десяти таким, как ты фору даст!!! Не напрягаясь!!!

Когда он вышел из раздевалки, Машка уже подтащила второй шезлонг, постелила полотенце:

• Ложись!

Он лежал на животе, скосив глаза на притихших мальчишек, а она, став на колени, мазала его кремом для загара, не натирала, ласкала, чуть касаясь пальчиками, попросила:

• Перевернись Сашенька…- поцеловала его в живот, выдавила крем и начала втирать круговыми движениями.

Блаженно щурясь, Александр из-под ресниц посматривая на неё. Она встала, грациозно изогнулась, восторженно глядя на него огромными синими глазами, а её руки уже ползли по его ногам, раздвигая, массируя внутреннюю част бёдер и его мужское достоинство (в прямом и переносном смысле) резко поднялось вверх. Не удержался, опять скосил глаза на компанию. Мальчишки не дыша, открыв рты, смотрели эротическое шоу, исполняемое Машкой с завистью понимая, что это шоу только для него.

Потом она потащила его в море, на глубине, обвила руками и ногами прижалась, поцеловала в ухо:

• Вы не сердитесь? – он грозно сдвинул брови:

• Сержусь!!!   Если ты ещё раз скажешь мне «Вы», я тебя утоплю!!!

• Я так сразу не могу… Я должна привыкнуть… Вы, - он шутливо оттолкнул её, и она вцепилась в его шею, - Я не умею плавать!

• За все его сокровища, я не отдам тебя морскому царю!!! Ты великая актриса Мария! – театральным голосом, шутливо продекламировал Александр,

• Просто если они Вас... - она замолчала, - тебя ещё раз тронут, я им глотки перегрызу…

Он посмотрел на берег. Парни во все глаза смотрели на них:

• Уже перегрызла! – довольно прошептал Александр, страстно целуя удивлённо открытый рот.

Прошло ещё два месяца и Машка, сияя, сообщила ему, что поступила в университет. Александр испугался. Так прекрасно налаженный быт, мог полететь ко всем чертям.

С надеждой в голосе спросил:

• На заочный?

• На стационар, на  бес – конт – ракт - ной ос – но - ве! - по слогам пропела она, захохотала, чуть картавя, изобразила сову из мультфильма о Винни Пухе, - То есть даром! - схватила его за руки, закружила по гостиной. Остановилась, посмотрела в его беспокойные глаза, - Мне предложили общежитие, но я пока отказалась…

Она успевала всё. После занятий исправно вела хозяйство, готовила обеды и какие-то рефераты, с его помощью освоила компьютер и часами сидела в интернете, что-то печатала. Она очень уставала, но стоило Александру только протянуть руку и она, забыв обо всём, бросалась к нему в объятия.

Они были вместе уже второй год, им было хорошо, комфортно, удобно, приятно... последние три дня даже слишком...

Александр, наконец, нашёл, придумал, как усовершенствовать материал, удешевить производство, целую неделю по вечерам рассчитывал, а на заводе в лаборатории вводил в свой полимер различные катализаторы, ускоряя химические реакции, и всё уже стало получаться, но цвет... Изделия изначально грязно-белого цвета ни одна хозяйка в своём доме видеть не захочет...

Он думал даже ночью, надеялся, как Менделеев, увидеть свою формулу во сне, а Машка, почему-то забыв о своих книгах и компьютере, по двадцать раз в час заскакивала в кабинет, отвлекала, прижимаясь губами к его лицу, к его рукам, под утро, когда сон особенно сладок и продуктивен, будила его поцелуем, и он недовольно бурчал:

• Спи... ещё рано...

А четыре дня назад после обеда, как раз в тот момент, когда он думал о введении абсорбента, она сказала:

• Я ухожу… Ты потом поймёшь... - но он не дослушал, подумал, что она идёт пройтись перед сном, пробурчал:

• Только не поздно...

Она погладила его руку, подождала чего-то, и ушла… вещи свои забрала, только синее платье и записку дурацкую: Прости! Прощай! – оставила...  

Забыв о химии, о полимере, о своём заводе, Александр метался по квартире.

Два дня он сходил с ума, не зная, что с нею, где её искать, потом сообразил, отследил, как она сгорбясь, постоянно вытирая ладошкой припухшие, красные глаза, шаркая ногами, как старушка, плетётся с факультета в общежитие университета. Вид у неё был несчастный, прибитый,   но совсем не по этому он подойти, не решился.

Он должен был сначала понять: Почему? Почему!?! Почему!!! Почему она ушла? Что было не так в их отношениях? Ещё и это чёртово воскресенье, и от этих своих мыслей спрятаться некуда.

На работе он хотя бы ненадолго забывался.

Ему было так хорошо, а ей... ей, кажется, тоже было хорошо... но почему же тогда она ушла? Что? Что он сделал не так?

Стал вспоминать всё, всё, с той первой встречи, когда она пришла голодная, в одном платьице, несчастная... Подумал: Нет! Не несчастная! – тогда в синих глазах была надежда, вера в свои силы, интерес ко всему происходящему, восторг...

Она восхищалась сначала его красотой, потом его умом и красноречием, когда он рассказывал ей всё равно о чём: о химии, о презентации новой книги, о юбилейном приёме в банкирском доме, и давно надоевшие мероприятия, на которых он бывал по необходимости, только потому, что нельзя пропустить, обидеть партнёра, не засвидетельствовать почтение городскому начальству, и эти мероприятия были для неё интересными, значимыми, видимо потому, что на них бывал он...

А она? Она тоже пыталась рассказать ему о прочитанной книге, о фильме, но у него всегда было так много дел. Даже, когда она поступила в университет, он  не дослушал информацию о количестве человек на бесплатное место, устал, глаза сами закрывались, и она, нет, не разозлилась, маленькая слезинка поползла, и затерялась в задорной ямочке на розовой щеке... Только первая слезинка, кажется, была раньше... в мэрии... или...

Он налил в стакан коньяк, сел за компьютер.

По электронной почте пришло письмо.

Кто-то «в пух и прах» разбирал произведение какой-то М. Петренко, но в конце хвалил за искренность и литературный язык.

• А я тут причём? Наверное, ошиблись адресом… Подпись М. Высинская. Марина?

С Мариной он был знаком уже, кажется, сто лет. Они вместе работали в Университете, почти одновременно ушли в бизнес, дружили все эти годы и ему ещё тогда казалось, что она видит в нем не только друга. Марина всегда появлялась в трудную для него минуту, готовая поддержать, помочь, а когда он развёлся с женой они даже были близки несколько месяцев, с ней было интересно общаться и недурно спать. Конечно не так как с Машкой, но тогда он думал, что хорошо. Потом Марина сказала, что он очень холодный человек и будет лучше, если они останутся просто друзьями. Его это устраивало.

В последнее время они встречались на каких-то городских мероприятиях, беседовали… 

Зачем Марина прислала мне это письмо? Наверное, адресом ошиблась... А впрочем, всё равно…

Он тупо смотрел в экран, в сотый раз, соображая, почему ушла Машка. Вроде они не ссорились, всё было хорошо как всегда, а потом она ушла…   

Но почему? Почему? – он до боли сдавил голову руками, с отвращением посмотрел на монитор.

Пришло ещё одно письмо для той же госпожи М. Петренко. Здесь были в основном восторженные слюни, но дальше отправитель Сергей предлагал автору «руку и сердце».

Вот это да! Интересно, что она там написала, кажется, в первом письме была ссылка на сайт…

Александр просмотрел повесть.

Обычные женские бредни и посвящение дурацкое «Любимому…» Ерунда какая-то. Он испанец, аристократ-авантюрист Фернан, она дочь вождя - имя на голодный желудок не выговоришь…

Где-то он уже видел это имя, поморщился, потому что в голове, как кол застряла странная фраза: «Солнечный луч, запутавшийся в ветках пальмы» - повторил предложение вслух и вспомнил, как-то заглянул в монитор через Машкино плечо, и она сказала, что пишет реферат о литературе Южной Америки…

Но при чём же здесь Машка??? - походил по кабинету, - Машка точно печатала тогда это имя. Кто же эта госпожа М. Петренко?

Александр вдруг сообразил, что не знает фамилию Машки. Он о ней вообще ничего не знает. За год и два месяца не удосужился узнать когда у неё день рождения, а она знала, испекла пирог, купила галстук. У него нет ни одной её фотографии. Можно конечно пойти в Фирму по трудоустройству, узнать фамилию, украсть фотографию, но что это изменит?  

Может быть, позвонить Марине?

Марина пришла через час.

• Что случилось? Ты ужасно выглядишь. Я ещё по телефону почувствовала…

Он стал сбивчиво рассказывать о Машке и остановился:

• Послушай! Кто такая эта М. Петренко? – Марина смотрела удивлённо:

• Понятия не имею! Две недели назад на сервере Проза появился роман. Сначала мне показалось ничего интересного. Индейцы, вигвамы, конкистадоры... как будто в детство возвращаешься Фенимора Купера или «Дочь Монтесумы» читаешь. И описания, сцены, непрофессионально, почти по-детски выстроены, и история любви тривиальна, дальше некуда... Только описания чувств яркие, горячие, настоящие, на таком надрыве, просто «Опасная связь» Шодерло де Лакло, и язык, как в старинных романах. Понимаешь, сейчас так уже не пишут! Чем больше крови, подлости, неформальной лексики в три этажа, тем лучше реализация. Первое время, после творений Толстого, Пушкина, Хемингуэя, Акутагавы читать не могла, постоянно руки вымыть хотелось. Сейчас притерпелась, по статусу хозяйки положено! - вздохнула, - Спрос! Налоги! – поднесла руки к лицу, - Вот этими самыми руками запрещённого Булгакова по ночам после лекций на машинке печатала! В Кишинёв за, отпечатанными на газетной бумаге, книгами четыре часа туда и четыре обратно в электричке по субботам тряслась! Так мечтала «Сеять разумное, доброе, вечное»! Посеяла! Плевелы проросли!!! - передёрнулась от отвращения, процитировала, - «Он выстрелил банкиру в голову. Вторая пуля догнала, рванувшуюся к двери обнажённую девицу... » - перед этим и дальше ещё хуже: убийства, изнасилования, подлоги, взятки... Такое впечатление, что в этом мире уже ничего светлого не осталось, -   Марина горестно повела головой, - А этот роман!?! Вроде ничего особенного, сказка о красавице и чудовище, но искренне, восторженно, чисто. Знаешь, ещё, наверное, не всё потеряно, если есть люди, которым и в наше время сказки о любви нужны... - и видимо вспомнила, -  Тебя отклики или сам роман заинтересовал?

• Мне кажется, что эта М. Петренко моя Машка… - прошептал Александр,

• Девочка-домработница? Ты сошёл с ума… – Марина засмеялась, посмотрела на него и вдруг застыла с открытым ртом, - Я просто идиотка! Знаю тебя столько лет, и не поняла… она даже внешне описала тебя…

• И что же она пишет? – он с опаской смотрел на Марину,

• Правду Сашка! Правду! Сильный, красивый, щедрый, добрый, но, женщине необходимо, чтобы ею восхищались, чтобы дарили цветы… ну, не знаю… помнишь, Яковлев в «С лёгким паром»: «Чтобы совершали  великие безумства, лазили в окно» - а ты Сашка холодный, как айсберг,

• Неправда!!! Она стонала… - он покраснел как мальчишка, но уже не мог остановиться, - Она просила «возьми меня», сказала «Я люблю тебя»,

• А ты? Ты сказал «удобно, комфортно» и купил в аптеке самые дорогие противозачаточные таблетки… Ты эгоист Сашка!!!

• Откуда ты знаешь? – потупясь прошептал он,

• Мне ли не знать… Я все глаза из-за тебя когда-то выплакала… не знала, как сказать. А она умница, просто гений, она сказала…

• Кому?

Марина захохотала. Она смотрела на него и не могла остановиться. Схватила чашку, залпом выпила остывший кофе:

• Извини! У тебя вид полного идиота. В повести сказала. Фернан это ты во всей своей красе. Он любит её, он не может жить без неё, но не может даже себе, признаться, что полюбил необразованную девушку, дикарку недостойную любви аристократа из древнего рода…

• А потом?

• Потом она понимает, что он всё равно уедет, уплывёт на своём корабле, хочет, чтобы с нею остался его ребёнок, но он узнаёт, что она беременна и обещает, что останется, если она пойдёт к шаманке, избавится от ребёнка. Он лжёт, просто не хочет, чтобы его сын жил среди диких людей, на дикой земле.

• Ну, и?

• Шаманка присылает мальчишку, сказать, что она умерла, судно отплывает, а он в отчаянии бьётся головой о стену каюты…

Александр подошёл к стене и дважды боднул головой.

• Помогло? – сочувственно спросила Марина,

• Помогло! – он вспомнил бумажку: «Гинеколог понедельник 16.30», приклеенную к обоям клейкой лентой над Машкиной раскладушкой, он даже кровать её так и не собрался купить, спросил, - Всё?

Марина грустно улыбнулась:

• Почти всё! Почитай! Иногда очень полезно узнать, что о тебе думает, женщина, которая тебя любит, Фернан! – и стала прощаться.

Проводив её до двери, он прошептал:

• Прости...   - и Марина потрепала его по щеке:

• Слушай, она ещё может сделать из айсберга человека. Просто завидую! Будь счастлив Сашка!!!

Полночи он читал, о дочери вождя: Безвольный дядя, злая тётка, которая хочет сделать вождём племени своего мужа.   Шаман и его жена, забравшие, у злой родственницы девочку-сироту, -  вспомнил: Машка что-то говорила о злой тётке... и шаман с шаманкой, директор детского дома и его жена учительница...

Он удивлялся, как с самого начала поняла его эта девчонка. Как она мучилась, зная, что значит для него не больше, чем удобная вещь. Как доказывала своё право на любовь, на равенство с ним, но так и не дождалась трёх коротких слов, в которых для неё была сама жизнь.

Машка ничего не придумала, только сменила декорации.

Вот после сцены любви, индеанка, швыряет Фернану в лицо дорогие побрякушки,

• Я не продаюсь! - поражает своей красотой командира и офицеров эскадры, только, чтобы обратить на себя его внимание, а он устраивает скандал… она шепчет:

• Я люблю тебя, - и, замирая, ждёт ответа, а потом долго страдает, думая, что ничего не значит для гордого аристократа…

Посвящение «Любимому…», уже не казалось Александру дурацким, он несколько раз повторил по себя:

• Любимому… Любимому… Любимому… - уверенный, что это конец, щелкнул мышкой, собираясь перейти к откликам…

На следующем листе был эпилог.

Прошло десять лет.

Капитан Фернан, так и не нашёл, своё счастье на Родине. Красавица жена из древнего аристократического рода, друзья, возлюбленные, дуэли...

Он сам напросился в Новый свет за новой партией золота, чуть не погиб во время шторма, и, наконец, вводит свой корабль в знакомую бухту. Офицеры в строящемся городе-крепости рассказывают ему о сказочных богатствах, которые есть у индейцев, живущих в высоких Андах. Женщина, принявшая правление племенем, собирает остатки когда-то враждовавших с её предками индейских племён, учит, лечит не только своих, воинов, детей, стариков, выживших, спасшихся от кровавой резни, творимой испанцами. Её народ живёт на плато, окружённом непроходимыми лесами, опасными ущельями и быстрой рекой, воины налетают внезапно, скидывают на головы нападающих огромные камни, поражают градом стрел и томагавков, и так же внезапно скрываются, унося своих убитых и раненных. Об этой женщине слагают легенды друзья и враги, уверенные, что её победить нельзя...

Фернану терять нечего, жизнь не удалась, и он решает с маленьким отрядом пробраться в горы к сказочным богатствам. Соратники, солдаты гибнут от укусов змей, свалившись в пропасть, но на него никто не нападает, он идёт вперёд, добирается до плато, где его встречают, как гостя. Женщина вождь, она же шаманка показывает ему свои владенья, где нет никакого золота. Люди живут в пещерах, охотятся, выращивают маис, собирают дары леса. Она говорит по-испански, рассказывает, что свобода, а не презренный металл богатство её народа. Золото нельзя есть, пить, им нельзя лечиться, из него даже наконечники для стрел не сделаешь, слишком мягкий, бесполезный металл, но капитан Фернан не слышит пояснений, боится поверить и постоянно подмечает в прекрасной и мудрой правительнице знакомые черты. Он не забыл, так и не сумел разлюбить маленькую дикарку, которая умерла из-за его любви. Скоро начнётся сезон дождей, испанцам пора возвращаться на берег океана к своему кораблю, и когда гостеприимные хозяева выносят им в подарок, складывают к ногам Фернана золотые предметы и украшения, он замечает в толпе мальчика с каштановыми волосами и серыми, как будто подсвеченными изнутри глазами. Маленький воин, одетый, как все дети индейцев, кладёт на гору золота серебряный браслет, единственную вещь, которую согласилась принять в дар от возлюбленного дочь вождя, и капитан вздрагивает, услышав любимый голос, из прекрасной и горькой молодости зовущий его по имени,

• Фернан! - но женщина зовёт не его, она зовёт сероглазого мальчишку.

Отряд уходит к океану, унося доклад начальнику крепости, о том, что на плато больше нет золота, а капитан, взобравшись по огромной лестнице, на индейскую пирамиду, где женщина вождь молится своим богам, бросается перед нею на колени, молит:

• Прости меня! Я не могу жить без тебя!  

Откликов действительно много.

Какая-то женщина писала, что Машка перевернула ей душу, потому что любить – это…

Потом ещё одна, ещё одна: о любви, о женской гордости, и снова о любви.

О! Вот мужчина, - Я понял, что был эгоистом... Я понял, но уже поздно…

Опять женщины, мужчины, женщины, потрясённые силой чувств, удивленные, что разучились, не сумели…

Семнадцатилетний мальчишка: «Я не знал, что женщина, такое чудо… Я был тупицей, сволочью, она… - и в конце, - Спасибо!! »!

Школьница (15 лет): «Все мужчины эгоисты!!! Если у меня будет ребёнок, я его обязательно оставлю и воспитаю».

Александр криво усмехнулся:

• Сама ещё ребёнок!!! Пятнадцать лет!!! Чёрт их знает, как могут чувствовать эти ребёнки!!!

Он, холодея, бежал по серым, утренним улицам, не сообразив, что удобнее сесть на трамвай, что комфортней проехать машиной, он бежал и думал, о Машке …

Знакомая, ещё со студенческих времен, вахтёр тетя Клава, осуждающе посмотрела на него:

• Уже и по утрам шастают!!! - потом узнала, - Мария Петренко? - задумалась, - А Машка! Триста пятая комната, - проинформировала, - Хорошая девка... уважительная... – но он не слышал.

Представляя себе капитана Фернана, взбирающегося на самую вершину индейской пирамиды, он бежал по лестнице на третий этаж, чтобы упасть к ногам любимой, без стука, рванул дверь, три полуголые девчонки возмущенно запищали, но он не увидел, не услышал.

Машка одетая, сидела за столом. Согнутые в локтях руки, ладони обхватили лоб, кажется, придерживая не желающую смотреть на этот подлый мир голову.

Подскочил, поднял её, заглянул в заплаканные глаза, прорычал:

• Собирайся!!! Пошли домой!!!

Она прошептала:

• Я не могу Сашенька... У меня никогда не было семьи, а он мой, только мой! – гордо вскинула голову, - Я люблю его…

Александр отпустил её, в груди что-то оборвалось, заболело сильно, страшно, в глазах поплыли горячие, красные круги. Он ждал чего угодно, только не этого, был уверен, что Машка, его Машка…

Тихо спросил:

• Кто он? – только бы что-то сказать, услышать свой голос,

• Они не знают… он лежит попкой…

Ноги подкосились, и чтобы не упасть, он ухватился двумя руками за Машкины ноги, прижался головой к её животу, а она шептала, шептала:

• Прости меня Сашенька... прости любимый, но я не могу... не могу убить его даже ради тебя…

Они молча шли по солнечным улицам, и он крепко держал её за руку, боясь отпустить даже на минуту.

Выходя, он забыл закрыть дверь, и они вошли в прихожую…

Машка прошептала:

• Ты хочешь, чтобы я сделала…- и не договорила, заплакала,

Он вытер пальцами её глаза:

• Глупенькая моя девочка… Я его уже тоже люблю…

• А таблетки? – сквозь слёзы просияла она,

• Помогли мне эти таблетки!!! Аферисты-фармацевты!!!

• Не а! - Машка побежала в свою комнату, достала из-под раскладушки прозрачный, полиэтиленовый пакет с полными таблеток баночками, улыбнулась сквозь слёзы, - Я принимала мятные, от кашля…

От этих слов, от её улыбки, Александру стало легко, весело, он стоял в прихожей и хохотал:

• Маленькая обманщица! – попытался поймать её, но она уже убежала на кухню:

• Иди завтракать! На работу опоздаешь!!!

• К чёрту работу!!! К чёрту завтрак!!! – орал он, - Я хочу тебя!!!

Он всё-таки поймал её, притянул к себе, хотел с силой прижать, но осторожно обнял, и долго целовал открывшиеся навстречу губы. Понимая, что это уже не только его, ему придётся делиться с этим с сыном или с дочерью: Какая разница? - нежно припал к соску, погладил напрягшуюся под его ласкающим языком грудь, медленно целовал, гладил, ласкал, боясь посильнее прижать, причинить боль.

Он впервые боролся со сжигающей его страстью, укрощая нетерпеливо трясущиеся руки, знал, что где-то  внутри этого, такого желанного тела, уже дышит, развивается человек – его ребёнок. Она отвечала на каждый его вздох, на каждое прикосновение и он, наконец, понял, что прижимает к себе половинку, а он эгоист, он не может причинить боль половинке, половинке себя!

Потом он всё-таки потерял контроль, потому, что она стонала и выгибалась, прижимаясь к нему, брала его целиком, всего, без остатка, и отдавала, отдавала, отдавала ему себя.

Прошептала:

• Мне хорошо Сашенька…

И заглушая её шёпот, Александр удовлетворённо прохрипел в сведенные наслаждением губы:

• Я люблю тебя!!! Я люблю тебя Машка!!!