Милосердие

Предупреждение: слэш с высоким рейтингом, насилие. Начинающие чародеи и злобный оборотень.

- У нас проблемы, крошка Нелли. Большие проблемы. Когда профессор Риердарнис вздумает проверить отчеты по проведенной работе с тонкими сущностями – а он очень скоро это сделает, помяни мое слово! – мы сможем предъявить ему две красивые пустые тетрадки. Что за этим последует, умница Нелли?

- Дополнительные занятия на следующие полгода для меня, и несмываемое пятно на репутации – для тебя, - послушно ответил Лайонел. За годы обучения в «Водопадах» он смирился с прозвищем «крошка Нелли». С тем, что Седрик с первого дня принялся распоряжаться его расписанием занятий, его вещами и его жизнью. Седрик и на свет родился исключительно для того, чтобы быть лидером, без малейшего колебания принимающим верные решения. Бессменный староста группы, лидер потока и факультета, подрастающая звезда чародейской школы, предмет всеобщей зависти. И – такой вопиющий ляп. Курсовая, на подготовку к которой отводилось целых полгода, и о которой они умудрились позабыть, откладывая на потом.

- Мы должны срочно что-то предпринять, - Лайонел сидел на своей койке, привалившись к стене и обхватив руками колени, а Седрик метался туда-сюда по вытянутой, напоминавшей узкую шкатулку, келье, от зарешеченного окна с мелкими стеклами до двери, строя планы спасения. – С чем работали остальные, Нелл?

- Пауки сосредоточились на портретах и статуях в Агатовой галерее, - Лайонел привык к тому, что его призвание и долг – собирать сведения. Седрик проанализирует и сделает безошибочные, оригинальные выводы, в очередной раз блеснув гранями своего таланта. Его дело – вовремя подносить маэстро кирпичи и не соваться под руку. – Отчеты-то они составят, но проку им с этого будет мало, все предыдущие курсы бегали за быстрыми результатами именно в Агатовую галерею. Риердарнис и слушать их не станет.

- Без тебя знаю! – огрызнулся Седрик. – Дальше!

- Девушки из компании Гвенды скинулись на недельную поездку по замкам Каэры и Верхнего Таддана…

- Слишком умно для Гвенды, - Седрик нахмурился, оценивая возможности ведьмочек-сокурсниц. – Наверняка кто-нибудь из ее дружков с выпускного курса нашептал подсказку в ее очаровательные ушки. Вот ведь стерва. Идея-то хороша - в тамошних чуланах, на чердаках и в библиотеках можно наткнуться на целую россыпь прелюбопытных вещиц. На представлении отчетов Гвенда с подружками будут на конях и все в белом. Еще что?

- Арчи и еще несколько парней планировали сходить в ущелье Удавки, в тамошнюю брошенную крепость альбов, но преподаватели, когда прослышали, категорически запретили. Арчи пришлось довольствоваться изысканиями в Речном поселке и его окрестностях, - доложил Лайонел.

- Тоже неплохо, - признал Седрик. – Хотя идея с крепостью была лучше… Выходит, все вкусное сожрали без нас?

- Орлиный перевал, - нерешительно напомнил Лайонел. Седрик одарил его раздраженным взглядом:

- Два дня пути туда и два дня обратно - летом, при хорошей погоде. А сейчас поздняя осень на дворе, если ты не заметил. Значит, неделя. Мы не сможем незаметно улизнуть аж на целую неделю, значит, надо тащиться на поклон к миссус Альбертсон и клянчить разрешение. Которого она не даст – совершенно справедливо заметив, что на перевал мы могли сходить в летние каникулы. Отпадает. Что остается? – он взъерошил волосы на затылке, вспомнил о твердом намерении побороть дурную привычку скрестись в голове и поспешно отдернул руку. – Крошка, неужели мы опозоримся? Выйдем перед всем факультетом и будем жалко лепетать о попытке установить связь с осколками черепа вурдалака в Музее редкостей?

- С учетом того, что три независимые экспертизы признали череп поддельным, такой отчет и вправду будет выглядеть жалко, - попытался сыронизировать Лайонел. Седрик метнул в него кожаной подушкой со стула, зло рявкнув:

- Крошка, не время острить. Думай! Нам позарез требуется что-то оригинальное и неожиданное! И быстро!

- Шепчущий лес, - сорвалось с языка у Лайонела, здраво опасавшегося, что пребывавший в раздраженном состоянии духа Седрик вспылит и наорет на него. А то и поколотит.

- Крошка, ты дурак или сроду так? – удрученно поинтересовался Седрик. – С кем ты собрался там общаться? С трупиками померзших грибов или с хищными белками, о которых все знают, но никто их не встречал?

- С Плачущей Девой, - осторожно выговорил Лайонел. Седрик, как раз совершавший очередной круг от дверей до окна, остановился. Поглядел на сокурсника и сотоварища по комнате так, будто увидел его впервые в жизни. Лайонел безнадежно попытался закопаться лопатками в холодную каменную стену.

- Ты прав, в этом что-то есть, моя крошка, – задумчиво протянул Седрик. – Необходимый отблеск благородного безумия. Семейка полоумного некроманта, нераскрытое и недоказанное убийство, устойчивые легенды о появлении призрака невинноубиенной красотки Джен… И ходу до старой хижины – всего два или три часа быстрым шагом.

- Седрик, да я просто так сказал! – вскинулся Лайонел. – Ты же знаешь, ректор личным приказом запретил учащимся соваться в Шепчущий лес. После того, что натворили Изменчивые…

- Крошка, не повторяй при мне дурацких детских сказочек! – Седрик загорелся идеей, и теперь вертел ее, случайно подобранную на свалке драгоценность, решая, сгодится ли она в его коллекцию диковин. – Какие Изменчивые, до их ближайшего поселения отсюда двести миль по кривой! Ну приведи мне хоть одно убедительное подтверждение тому, что они заявились в Шепчущий лес? Лесник, в грозовую ночь спьяну грохнувшийся со скалы? Торговцы, которым было невмоготу обождать на постоялом дворе до утра – и на которых напала самая обычная волчья стая, оголодавшая за зиму? Девчонки, пошедшие за хворостом и наткнувшиеся на медведя? Да, их всех очень жаль – но ни один из этих несчастных случаев ничего не доказывает. Звери нападают на людей. Не потому, что они злы по натуре своей, а потому, что они звери, которым хочется есть и которые рассматривают человека, как добычу. Но мы-то – не простые люди. Мы чародеи, крошка Нелл, если ты об этом не забыл. Любому призраку и оборотню, который попытается нас тронуть, сильно-сильно не поздоровится, - Седрик довольно улыбнулся. Он вновь обрел цель, в его голове уже был составлен четкий и ясный план действий. – Это будет прекрасная работа, Нелли. На высший балл. Оторви задницу от постели, крошка, и начинай собираться. Придется пожертвовать завтрашним ужином – я скажу, что мы проводим опыт и не можем отвлекаться. Выйдем до заката, к ночи будем на месте, к завтраку вернемся. Легко, просто и незамысловато. Как только я сам не додумался?

- Седрик, но… - заикнулся Лайонел. Седрик отмахнулся, как отмахнулся от досадливо жужжащего над ухом овода, рассеянно бросив:

- Крошка, не сиди без дела, кому сказано. Давай-ка лучше прикинь, что нам понадобится – и где нам это быстренько раздобыть. И - даже не пытайся мямлить о том, как тебе страшно.

Лайонел несколько раз открыл и закрыл рот, понимая, что переубедить Седрика ему не под силу. Вздохнул, раскрыл блокнот и принялся составлять перечень ингредиентов, необходимых для установления связи с духом умершего насильственной смертью – и амулетов, что гарантированно отгоняли Изменчивых. Так в школе Водопадов предпочитали обходительно именовать оборотней, смертельно опасных детей ночи и луны, не признававших никаких законов, кроме одного – права сильного на жизнь слабого.

Они немного промахнулись с местом и временем – вышли в путь позже, чем рассчитывали, и потеряли нужную тропинку, забредя в шелестящие заросли осоки на берегу обмелевшего озера. Разозленный и промокший Седрик прочитал «Верный путь» - и дальше они следовали за порхающим в воздухе оранжевым мотыльком, растаявшим у дверей хижины.

Лайонел отчего-то думал увидеть обычное неказистое жилище лесовиков, приземистое и утонувшее в земле, с грубыми бревенчатыми стенами и провалившейся крышей из соломы или торфа. А брошенное обиталище некроманта оказалось самым что ни на есть добротным охотничьим домиком в два этажа, достойным зажиточного барона или даже князя.

Дверь заколотили досками, но гвозди давно проржавели, а дерево отсырело – Седрик и Лайонел справились с ними вручную, не прибегая к помощи магии. Внутри дом заполняла промозглая сырость, кислые запахи гниющего дерева и шерсти, и Лайонел никак не мог справиться с неприятным чувством того, что чьи-то глаза пристально таращатся ему в спину. Седрик же оживился и вошел во вкус. Обежал все комнаты в доме, решив, что большая горница внизу как нельзя лучше подходит для задуманного опыта. Зажег запасливо припасенные свечи и хрустальную лампу-светячок, мерцавшую ровным голубоватым светом. Заставил приятеля скатать заплесневелые, разъезжающиеся под руками половики и принялся старательно вычерчивать на влажных досках пентакль, мурлыкая себе под нос необходимые заклинания. В этом Седрик был безупречен – пентакль будет вычерчен по всем правилам, а в заклятьях не будет пропущено ни единого слова. Анекдоты про учеников чародея, разорванных демонами из-за пропущенной строчки или неверно проведенной линии, к нему не относились.

Лайонелу оставалось только смирно сидеть в углу на все еще крепкой дубовой скамье и настороженно прислушиваться к звукам за стенами домика. Звуки, впрочем, были самыми обычными – поскрипывание деревьев, шелест дождя в листве, отдаленное уханье вылетевшей на охоту совы, быстрое, приглушенное тявканье лисицы. Спроси его кто сейчас – Лайонел затруднился бы с точным ответом на вопрос, что он испытывает. Страшно не было. Было зябко и тягостно, клонило в сон – и вместе с тем любой громкий звук заставил бы его подпрыгнуть, готовясь защищаться или нападать. Хотелось, чтобы все поскорее закончилось, можно было вернуться в привычную комнату в Водопадах, закутаться в одеяло и позабыть обо всем. Невесть отчего ужасно захотелось есть – Лайонел пошарил в мешке, отыскав запасливо припрятанный мешочек с пирожками.

- А мне? - Седрик закончил возиться с пентаклем. Бросил оценивающий взгляд на дело рук своих, удовлетворенно кивнул. – Прелестно, не находишь? Наши преподаватели могут нами гордиться, - он водрузил в центр сложной композиции из пересекающихся линий толстую белую свечу с вкраплениями синего и алого, и подошел к Лайонелу, аккуратно перешагивая через нанесенные мелом и мукой прямые. Свеча горела ровным бездымным пламенем, тонкий оранжевый язычок тянулся к потолочным балкам. Лайонел уже проводил ритуал вызова духа, зная, что первыми признаками явления потусторонней сущности будет изменение цвета свечи и резкое похолодание. Хотя здесь и без того холодно, зуб на зуб не попадает.

- Боишься? – без особого сочувствия осведомился Седрик, дожевывая пирожок.

- Не очень. Кто будет говорить, ты?

- Угу. А ты присматривай, чтобы она не выкинула чего. Невинноубиенные девы порой такие стервозины. Болтаются между жизнью и смертью, где никто их не, - Седрик сделал выразительный, но насквозь непристойный жест, толкнул приятеля и лукаво хмыкнул: - Крошка, а крошка…

- Нет.

- Я еще не спросил ничего, а ты уже – «нет»! – оскорбился Седрик.

- Потому что знаю, что ты собираешься спросить, - Лайонелу не нравилось, какой оборот принимают события. Седрик всегда изводил его откровенными намеками, но раньше им как-то не доводилось оказываться вдвоем в брошенном доме посреди Шепчущего леса.

- Вот и не угадал. Я всего лишь хотел узнать, ты спальные мешки взял?

- Взял, - коротко буркнул Лайонел.

- Какой умница. Значит, мне не придется валять тебя спиной прямо по голым доскам, - довольно заметил Седрик.

- Тебе самому-то не надоело еще? – огрызнулся Лайонел. – Сколько раз тебе сказано – нет.

- А почему, собственно? – не отставал Седрик. – Назови хоть одну причину.

- Потому что потому. Нашел время, - пламя свечи качнулось и сразу же выпрямилось столбиком. – Седрик…

- Вижу, - нарочитая игривость в голосе Седрика мгновенно сгинула. Рядом с Лайонелом сидел молодой чародей, сосредоточенный только на работе с коварными магическими потоками и непредсказуемыми призраками. – Присутствия еще нет. Думаю, дамочка неподалеку…

- Седрик, это не Джен, - пробормотал Лайонел. – Дом. Рядом с домом. Слышишь?

Седрик застыл, оцепенев лицом. Незримый взгляд пристально обшаривал лес рядом с охотничьим домиком.

- Да. Животное. Спокойно, я сейчас его отгоню, - он свел пальцы в знаке Отторжения, вызывавшим у любой неразумной твари неодолимое стремление бежать прочь. – Все, уходит, почти ушел… Нелл, защиту! – последние слова Седрик выкрикнул в голос, вскочив и едва не опрокинув скамью. – Вот демон, почему ты мне не напомнил!..

Что-то тяжелое с размаху ударилось в незапертую дверь, петли с жалостным хрустом рвали прогнившую ободверину. Лихорадочно задергалась туда-сюда массивная изогнутая ручка – ломившееся внутрь создание быстро смекнуло, что нужно не толкать, а тянуть на себя, и рвануло дверь наружу, едва не сорвав ее с петель. Лайонел разглядел темную зубчатую полосу леса, более светлое небо, громоздившийся на фоне косых дождевых струй сгорбленный силуэт – а потом из ладоней Седрика вырвалась полоса бело-синего пламени, ударившая незваного гостя и вышвырнувшая его прочь. Под истошный вой и тошнотворный запах паленой шерсти.

- Мать моя королева, - холодным тоном исследователя, только что обнаружившего потрясающие факты в пользу убедительного доказательства своей теории, произнес Седрик. – Оборотень. Вот ведь задница. Нелл, ну что ты головой трясешь, как припадочный? Он один?

- Один, - Лайонел попытался взять себя в руки и не преуспел. – Я слышу только одного…

- Недурно подкрался, зараза, - невозмутимо констатировал Седрик. – Я до последнего ничего не почуял. Ну, раз он один, то мы с ним справимся. Изменчивые глупы, в этом наше счастье. Он так и будет ломиться в дверь, сунуться в окно мозгов не достанет. Поджарим его раза два-три, даже до его тупой башки дойдет, что лучше убраться. Откуда он тут взялся, мерзость косматая?.. Нелл, а как думаешь, мы сможем его прикончить? - темные глаза Седрика вспыхнули охотничьим азартом. Он уже видел себя, возвращающегося в Водопады с потрясающим трофеем. А кровь волкодлака, а его сердце, обладающее уникальными магическими свойствами? – Нелли, нам несказанно повезло. Сейчас он оклемается и полезет снова. Поставим на дверь Ледяную клеть, он сунется через порог, тут ему и крышка, - он потер руки. - Готовься, идет.

- Седрик… - Лайонел схватил приятеля за плечо, оттаскивая подальше от стоящей нараспашку двери. – Седрик, послушай, не надо…

- Ты в штаны наложил и последний разум потерял? – рявкнул Седрик, рывком высвобождаясь. – Там разъяренный оборотень, который сейчас оклемается и полезет рвать нас в клочья, а на тебя жалость к бедной зверюшке напала?

- Давай спрячемся… - вяло пробормотал Лайонел.

- Куда, идиот? Под шкаф, под скамью? – вокруг пальцев Седрика танцевали бледные искры, обжигающие холодом. – Ради Создателя, не лезь ты под руку, дурень припадочный! Я всегда знал, что ты трус, крошка, но чтобы до такой степени…

Оборотень заполнил собой дверной проем – обманчиво неуклюжий, огромный, с выставленными вперед когтистыми лапами. Косматая шерсть, вытянутая голова, раза в два больше обычной волчьей, прижатые уши, оскаленная пасть. Лайонел видел мутный блеск клыков и яростное сияние золотых глаз, лишенных зрачка. Расплавленное кипящее золото, бешенство полной луны. От оборотня воняло – густым запахом прелой листвы, запекшейся крови, грязной шерсти, мускусным запахом охотящегося зверя, который только что потерпел поражение. И от кого? От людей!

- Иди-иди сюда, псина паршивая, - почти ласково окликнул Седрик. – Ну, иди, тварь…

Изменчивый грузно шагнул вперед, когти на задних лапах оставили глубокие царапины на пороге. Он задел холкой притолоку и слегка пригнулся – порождение Великого леса, в глотке которого непрерывно перекатывался рокочущий звук, похожий на треск разрываемого холщового полотна. Седрик стоял, крепко упираясь ногами в пол, отведя руки чуть назад, собранный и до кончиков ногтей уверенный в себе. Словно красуясь перед невидимой публикой, перед строгими профессорами, принимающими зачет по боевой магии. Еще миг, еще удар сердца – и заклинание будет пущено в ход, тварь из леса обратится ледяной статуей.

Лайонел всхлипнул. С силой дернул Седрика за пояс, назад, сбивая с ног.

Оборотень прыгнул – тяжеловесно-стремительный, неожиданно грациозный, не зверь и не человек, но их противоестественное единство. Лайонел ощутил мимолетное прикосновение его шерсти, жесткой, похожей на лошадиную скребницу. Огромная лапа ударила его в солнечное сплетение, с легкостью отшвырнув в дальний угол комнаты. Лайонел ударился спиной о стену, сполз вниз, беспомощно разевая рот, не в силах сделать хоть бы глоток воздуха, ощущая, как обломанные концы ребер впиваются в разодранные легкие.

Седрик растянулся на спине прямо в центре пентаграммы, сбив горящую свечу. Оборотень стоял над ним, опираясь на четыре лапы, почти уткнувшись раздувающимися ноздрями в лицо человека. Из пасти зверя хлопьями стекала вспененная слюна, тягучие, вязкие капли падали на одежду Седрика. Зверь обнюхивал его, шумно фыркая и глухо урча, в точности как разозленная собака, готовая вот-вот напасть. Седрик был жив и даже не потерял сознания – Лайонел точно знал это. Знал об ужасе приятеля, вынужденного снизу вверх смотреть на клыкастую морду чудовища, мертвенно-холодный и сковывающий ужас переполнял его сознание, не позволяя сделать ни единого движения, путая мысли, не позволяя сосредоточиться. Ужас, которого Седрик никогда не испытывал, о чьем существовании не подозревал – безликий и безымянный ужас кошмарных снов с раззявленной пастью, из которой капает слюна. Ужас, одним легким движением лапы перекативший Седрика со спины на живот. Ужас, которому невозможно противостоять, когда он с треском рвет клыками одежду Седрика. Бешеная собака, треплющая найденную на свалке тряпочную игрушку – или человеческое тело. Оборотень сдирал шкуру с поверженного противника, помогая когтями – плащ, свитер плотной вязки и рубашку под ним, кожаные ремни на поясе, бриджи. Блеснуло серебро, на шее Седрика болтался охранный амулет, он приподнялся на локтях в бессмысленной попытке отползти. Извиваясь, как раздавленный червяк, еще не осознавший, что он мертв. Оборотень тяжелой лапой придавил добычу к полу, оставив на коже красные рваные полосы.

Лайонел впился зубами в стиснутый кулак, страшась издать хоть единый звук и тем привлечь к себе внимание чудовища, чувствуя на языке солоноватый привкус крови. Изменчивый перехватил вяло отбивавшегося человека поперек живота, вздергивая на колени. Настойчиво потираясь об его ягодицы косматым пахом, как делают собаки перед тем, как забраться на подружку и исполнить на ней быстрый и незамысловатый танец собачьей случки. Вставшее достоинство оборотня походило на корабельный таран – или на литое бронзовое изображение фаллоса над входом в процветающий веселый дом. Человекозверь удерживал Седрика за бедра, дергая на себя, тычась своим устрашающим орудием между распяленными ногами жертвы, урча и облизываясь. Оборотень был слишком велик для человека, он никак не мог достичь желаемого – но когда ему это наконец удалось, Седрик завизжал. Тонко и пронзительно, как подстреленное влет и насмерть раненое животное. Его крик ввинчивался в уши, метался под сводом черепа Лайонела, словно пытаясь вывернуть душу наизнанку. Этот крик был скрипом ржавого гвоздя по стеклу, хрустом переломанных костей, всеми воплями отчаяния тех, кто понял – мир жесток, никто не придет на помощь, они брошены наедине с тем, кому нет ни малейшего дела до их страданий. Кто не ведает ни жалости, ни снисхождения – только собственные потребности.

На широченной, поросшей клочковатой серой шерстью спине зверя перекатывались чудовищные бугры мышц, бедра и ягодицы Изменчивого двигались с неумолимостью запущенного и не ведающего усталости механизма. Желтоватые изогнутые когти полосовали обмякшее человеческое тело, оборотень жадно слизывал сочившуюся кровь мясистым языком темно-лилового цвета, хлюпая и смачно сглатывая. Утробный рык чудовища заглушал слабые вскрики Седрика, хрипевшего и беспомощного метавшегося в лапах оборотня. Темные волосы Седрика мели грязный пол в перекрестьях наполовину стертой пентаграммы. Лайонел оцепенело смотрел на овладевшего человеком Изменчивого – ощущая, как огромный член полузверя разрывает человека изнутри, вбиваясь все глубже и глубже, скользя по крови. Оборотень дергал почти потерявшую сознание жертву взад-вперед, насаживая на торчащий бивень, дергая лобастой башкой и судорожно лязгая челюстями. Зад оборотня непрерывно содрогался, Седрик почти скрылся под распаленной глыбой животной похоти. Лайонел видел только его руку, такую тонкую, и судорожно скребущие половицы растопыренные пальцы.

Достигший финала зверь несколько раз с силой дернулся, запрокинул голову, испустив низкий, торжествующий вой, заполнивший пространство пустого дома. Отшвырнул Седрика – тот отлетел в сторону и остался лежать бесформенной грудой залитого кровью исковерканного мяса, использованной и выпотрошенной добычей. Изменчивый стоял на коленях, рыча и беспорядочно колотя лапами перед собой. Влажное и поблескивающее достоинство в размытых следах крови и семени грузно покачивалось между его лап, устрашая одним своим видом. Уродливая голова изменялась, словно бы проваливаясь внутрь себя, бурая шерсть осыпалась клоками, под кожей возникали и пропадали узловатые сплетения жил. Хрустели меняющие свое место кости и ребра, растягивались мышцы, занимая новое положение. Оборотня бросило вперед, он впечатался меняющейся мордой, теперь все больше становившейся похожей на человеческое лицо, в пол. Затих, подергиваясь, словно в агонии.

Лайонел медленно, словно во сне, отвел руку ото рта. Между большим и указательным пальцем остались глубокие синеватые отпечатки зубов. Он дотянулся до мешка, неловко порылся в нем, вытащив вложенный в кожаные ножны длинный охотничий нож. Тиская оплетенную кожей рукоятку в руке, подполз ближе, не решаясь подняться на ноги.

Оборотень сменил форму. Услышав звук перемещения Лайонела, с трудом поднял голову. Расширенные, обезумевшие серые глаза были налиты кровью, но золото покинуло их. Злое, затмевающее разум золото, превращающее человека в нерассуждающее чудовище. Оборотень узнал Лайонела и не шевельнулся, когда тот протянул трясущуюся руку и осторожно прикоснулся к встрепанной шевелюре – пепельного цвета, так похожего на волчью шерсть. Только дрожал, мелко и неостановимо, страдальчески поскуливая сквозь зубы.

Лайонел перевел дух. Он мог только гадать, сработает его план или нет. Сможет ли Эдрис справиться с собой – или обитающий в его душе хищный зверь возьмет верх. Эдрис заплутал в темном лесу, заблудился между зверем и человеком. Единственное, что Лайонел мог придумать для спасения того, кто был ему дороже жизни – бросить волку жертву, которой пришлось стать вместилищем для ярости и злобы зверя.

- Все равно он мне никогда не нравился, - пробормотал Лайонел, подбираясь к неподвижно лежавшему Седрику. Оборотень не просто изнасиловал человека, он изломал его, как дети в азарте игры ломают игрушки. Возможно, маги школы Водопада могли сохранить ему жизнь, срастить переломанные кости и срастить разорванные жилы, но… Живой очевидец, способный подтвердить, что в Шепчущем лесу и впрямь какое-то время жил оборотень? Это не входило в замыслы Лайонела. Как и общая загонная охота на Изменчивого. Они спрячут тело, Эдрис отлежится и уйдет, а он вернется в Водопады и расскажет правду. Об вылазке в старый дом, о нападении Изменчивого, об убийстве и о том, как оборотень убежал в ночной лес с телом мертвого Седрика. Труп никогда не найдут, тайна будет сохранена.

Пришедший в себя Эдрис сумел подняться на четвереньки и боком, едва удерживаясь на расползающихся руках и ногах, приблизился к Лайонелу.

- Так надо, - Лайонел поудобнее перехватил нож, велев совести заткнуться и не сметь подавать голос. Он все обдумал, он знал, что смерть Седрика неизбежна. Он в таком состоянии, что прикончить его будет милосерднее, чем пытаться дотащить до Водопадов. Таков закон – бери, что хочешь, но плати сполна. Он пожелал Эдриса, и он заплатит за совершенное – памятью, ложью, кошмарами, пролитой чужой кровью и частью собственной души.

Бывший оборотень заурчал, пытаясь справиться с собственным языком, вернуть себе человеческую речь. Когда это ему не удалось, он положил руку поверх ладони Лайонела, стиснув его пальцы на рукояти ножа. И судорожно втянул воздух, когда они вместе нанесли удар – короткий и верный удар последнего милосердия.

Конец.