Воспитатели

В 1959 году в Советском Союзе началось движение за звание «бригад коммунистического труда», и у руководства шахты появилась идея сделать «Общежитие коммунистического быта».

Председателем выбрали меня. Я некоторое время был старостой в классе, затем участвовал в студенческой общественной работе. В общем, знал, что общественная работа должна как-то планироваться. Поэтому уверенно сказал воспитательнице:

-  Познакомь меня с планом работы.

Оказалось – плана у неё нет. План должен был давать комитет комсомола и курировать его выполнение. Но активисты комитета проявляли активность только на пикниках, а в повседневной жизни их днём с огнём не сыскать. Всё было возложено на воспитательницу по имени Василиса - 32-летняя высокая женщина, приятно упитанная, с пышной грудью и красивым лицом,. Её отливающие чёрным блеском волосы почти всегда были распущены и прикрывали значительную часть лица, исключительную белизну которого она сумела сохранить, несмотря на постоянно витавшую в воздухе угольную пыль. Она красиво одевалась, и, будто невзначай, оставляла заметной некоторую, как нынче говорят, сексуальность. Она умело пользовалась пудрой и духами и, если где-либо останавливалась, вокруг себя распространяла облако благовония.

В политическом смысле Василиса была недалека, и в бумагомарательном смысле не могла осилить какой-то там план работы. Мы сели за стол. Она просто жаловалась на свою тяжёлую воспитательскую долю, а я пытался выудить из её сумбурного словотечения что-то для плана работы. Сделать это было довольно трудно, так как Василиса, стоя напротив меня, наклонилась вперёд, почти выпростав свои груди 6-го размера, отчего глаза мои начинали метаться, а мысли путаться.

Кое-что удалось накропать. И Василиса была несказанно рада. Далее нам удалось подобрать группу единомышленников и на двухгодичный срок моего председательствования установить относительный порядок.

Однажды в общежитие заявился секретарь Ворошиловградского обкома комсомола, с которым у меня установились «приятельские» отношения: он утверждал «нашу» инициативу бороться за общежитие коммунистического быта, уговаривал меня распространить эту инициативу и опыт по Донбассу, обеспечивал мне трибуну областного масштаба, награждал меня грамотами обкома комсомола и т. д. Приехал он с плановой инспекторско-просветительской работой. Комиссия нашла, что дела в общежитии коммунистического быта идут хорошо  (разумеется, мы научились пускать пыль в глаза и не могли допустить, чтобы было плохо). Но я же знаю, конечной целью каждого вояжа подразумевался поход в ресторан за счёт так называемого актива, а фактически за мой счёт (не буду же я собирать деньги с жильцов общежития и объяснять, что это на угощение комиссии).

. Однако я сам не умел рационально распоряжаться деньгами, и несмотря на большие заработки за пару дней до получки сидел «на бобах». Сегодня как раз тот день, когда по карманам гулял ветер. А мой так называемый приятель из обкома  не поймёт, что у меня нет средств.

Я отвёл в сторонку воспитательницу и откровенно изложил, в какую ситуацию я попал. Василиса о «ресторанной традиции» не знала, а узнав, приняла близко к сердцу. Она предложила идти не в ресторан, а в свою двухкомнатную квартиру, в которой она жила одна с тех пор, как в шахте погиб её муж. Она сразу ушла домой и занялась сервировкой стола, а через некоторое время явились и мы. В компании было четверо: мой обкомовский «приятель», его шофёр, я и Василиса. Статная и красивая, она также обладала умением развлекать мужскую компанию. У неё имелась радиола и набор грампластинок, телевизор. Ужин удался на славу.   Мы пили, смеялись и танцевали с Василисой сначала по очереди, затем её всё чаще перехватывал мой высокопоставленный «приятель».

Ужин затянулся дотемна, а ночью обкомовский водитель отказался ехать в Ворошиловград (около 80 километров) по разбитым, почти не асфальтированным дорогам. Мой «приятель» этому даже обрадовался и сразу попросился на ночёвку к Василисе. На моё замечание, что мы можем предоставить свободную комнату с чистым бельём в общежитии, он не отреагировал и уговорил Василису оставить их на ночь у себя.

На другое утро я отправился на работу в шахту, а, возвратившись, вечером не нашёл Василису в общежитии. Это было необычно, и я пошёл к ней домой узнать, в чём дело.   После продолжительного шуршания и ленивого вопроса – «кто? » Василиса открыла дверь и, не разговаривая со мной, с усталым (даже измученным) видом прошла к дивану. Мне сразу пришло в голову, что виноваты в этом мои «друзья» (откровенно говоря, мне не понравилась вчерашняя настойчивость моего комсомольского шефа).

-  Вчерашние гости плохо вели себя?

-  Зачем ты оставил их у меня?

-  Я тянул их в общежитие, но ты позволила себя уговорить

-  Я думала, обкомовские работники – культурные люди.

-  Культурные у толпы на виду. А здесь ты разве не видела, как во время танцев он всех отпихивал от тебя, как у него блестели глаза, когда он вытягивал у тебя согласие на ночлег?

-  Я думала - это друзья!

Мой «приятель» из обкома комсомола, изнасиловавший гостеприимную Василису, однажды вызвал меня в Ворошиловград, встретил меня радушно и сразу спросил:

-   Как там Василиса поживает?

Я не стал напоминать ему о его сверх неблагородном поступке, ответил просто:

-  Живёт потихоньку.

-  Как ты думаешь, не следует ли нам ещё раз приехать с проверкой общежития?

Я понял так: «Не приехать ли ему с визитом к Василисе? »  И ответил:

-  Вряд ли второй приём будет таким же радушным.  

После трёхчасовой политической программы для обкомовцев наступала более ответственная часть – уговорить активистов (а большинство были горняками, следовательно, с деньгами) на сабантуй в ресторане. Активисты знали, что ресторанные расходы за их счёт, поэтому основная масса сразу откололась. Но некоторые дураки (и я в том числе) согласились.

Гена привёл нас в ресторан, снаружи почти неприметный, но когда спустились в полуподвальное помещение, взору предстала невиданная роскошь: пол паркетный, стены и потолок облицованы вагонкой из красного дерева, зеркала по периметру зала, цветы в кадках, несколько закоулков отгорожены ширмами, молодые официанточки вовсе не в тех одеждах, которые соответствовали коммунистической морали. Обкомовские представители чувствовали себя здесь хозяевами. Когда мимо проходила официантка, один из них свободно взял её рукой за ягодицу, подтянул к себе и о чём-то переговорил полушёпотом. Заказ мы не делали, но блюда и выпивка появлялись на нашем столе, как из рога изобилия. Некоторые перепились, и их куда-то заботливо увели. А некоторые (в том числе и мой «приятель») куда-то надолго исчезли. Я уже давно выпил свою норму (вдали от дома я никогда не перепивался), насытился до предела и натанцевался на ресторанном пятачке, когда, наконец, Гена нарисовался за столом.

-  Гена! Все куда-то подевались, а мне некуда: до дома далеко, и ночь на дворе. Устрой куда-нибудь на ночь.

-  Ты что, так и сидел всё время здесь?

-  Ну, потанцевал. А что ещё?

Он посмотрел на меня, как будто, с сожалением.

-   Ну, сходил бы к б… проституткам.

-  А где их взять?

-  Как где взять? Ты что, совсем? Или чуть-чуть?

-  Не понял, что имеется ввиду?

-  Смотри, вон за соседним столиком девица держит на виду 100 рублей. Видишь?

-  Вижу.

-  А на улице ты не замечал девиц с купюрами в руке?

-  Замечал.

-  Так вот, эта девица за эту купюру согласна удовлетворить тебя, как говорится, от и до!

Я раскрыл рот от удивления, а «приятель» подозвал официантку и что-то сказал ей полушёпотом, слегка кивнув головой в мою сторону.

-  Иди с ней, - сказал Гена.

Я пошёл. Девушка привела меня в отдельную комнату, предложила чувствовать себя, как дома, и раздеться. Я сначала подумал, что мне предлагают комнату для ночлега, но, взглянув на кровать, увидел, что она помята. Я повернулся к официантке и… ах! Она уже стояла в ажурных трусиках. На какой-то миг я оторопел, но быстро вспомнил: «Ну, сходил бы к б... ». «Ах, вот куда все отлучались! » В зале я долго наблюдал за официантками. Все они были молоденькими (комсомольский возраст). Одежда у всех была одинакового покроя (в других ресторанах это не встречалось), причём, имела очень малую длину, большое декольте и голую спину. Теперь, глядя на стоящую передо мной, я понял: одежда приспособлена к тому,   чтобы быстро сбросить и, вероятно, так же быстро надеть. Потом я узнал, что и эти отдельные комнаты предназначены для обкомовских чинов. Я, по-видимому, попал в число доверенных лиц.

-  Как тебя зовут? Ты очень красива! – Я был откровенно восхищён стройностью её тела и миловидностью лица.

-  Лиля. Мои услуги стоят 200 рублей в час.

-  У меня бывали девушки за 100 рублей на всю ночь.

-  Со мной так не получится.

-  До закрытия ресторана осталось меньше часа.

-  Ресторан закроется с фасада, а для нас есть служебный вход.

-  То есть, мы с тобой можем задержаться? И даже до утра?

-  Можем.

-  Сколько будет стоить?

-  Ты ещё и за один час не уплатил.

Большая доза принятого мною спиртного, а также вид голой куртизанки начали нарушать мою рассудительность. У меня потекли слюнки при мысли, что сейчас стану обладателем всех прелестей этого прекрасного создания. Я готов оставить здесь всю месячную зарплату, которая находилась в моём кармане. Неважно, что потом придётся долго питаться сухой коркой и запивать водой из колодца.

В общем, я пробыл с Лилей всю ночь и действительно оставил там всю зарплату. А самое главное я понял моральную (точнее аморальную) суть элиты.

По возвращении я рассказал Василисе всё в подробности. Она сначала возмущалась, а потом вдруг сделала неожиданный вывод: они воспитатели, и мы воспитатели. Они там е… напропалую, а мы с тобой чем хуже?   Она была в домашнем халатике, из которого давно выросла. Он был коротким, значительно выше колен. Он был узким и, растягиваясь между пуговицами, открывал участки живота, резавшие глаза белизной. В верхней части он не сходился, и её пышные груди почти полностью были снаружи. В довершение, халат был без рукавов. Я впервые увидел её открытые красивые руки и слишком открытые, по меркам того времени, ноги. Да! Василиса была очень сексуальной! Она расстегнула халат и раскрыла объятия мне навстречу.