Иоиада - 8

7.

8

Пора, пора,   в самом деле, возвратиться к Ио! Негоже так надолго оставлять без внимания нашу главную героиню. Она, впрочем, по-прежнему находилась во власти внешних сил и с большим трудом могла осознавать то, что с ней происходит. Когда объятая ужасом Деметра вошла в ее тело, Ио вообще утратила остатки рассудка и памяти. Несчастная пришла в себя лишь на острове Эгилии, причем в ее мозгу сохранились только смутные воспоминания о жестоком демоне, преследовавшем ее над поверхностью моря. Все дальнейшее также походило на кошмарный сон. Деметра загнала бедняжку на корабль и отправилась вместе с ней в Афины. А поскольку богиня не испытывала к Ио ни малейшего сострадания, она преспокойно оставила соперницу в руках грубых матросов.

Теперь судьба возлюбленной Зевса всецело зависела от воли старого кормчего. Какие  блага, какие головокружительные успехи ожидали этого бедолагу,   если бы он знал цену сокровищу, оказавшемуся по воле судьбы в его руках! Но он ни о чем таком не догадывался.   «И зачем мне нужна эта телка? - подумал капитан корабля. – Забивать ее на мясо - жаль, держать ради молока – дорого. Лучше всего ее продать». Через три дня после  прибытия в Афины он отправился на рынок и пристроился в тот ряд, где шла бойкая торговля жертвенными животными. Его расчет вполне оправдал себя! На прекрасную Ио очень скоро обратили внимание три девушки в жреческих одеяниях.

- Посмотри-ка, Аглавра! – закричала одна из них. – Разве это не то, что нам надо?

- Ты уверенна в этом, Герса? – спросила та, которую называли Аглаврой, - ведь для жертвы нашей богини требуется белая телка без изъяна и пороков! Как ты считаешь, Пандроса?

- То что она белая, в этом нет никакого сомнения, - резонно заметила Пандроса, - а есть в ней изъяны или нет, мы сейчас узнаем.

- Видишь ли, почтенный, - объяснила Аглавра продавцу, -  я старшая дочка афинского царя Кекропа, а это – мои сестры. Все мы жрицы богини Афины и хотим порадовать нашу владычицу примерной жертвой. Нам нужна не рожавшая и не знавшая ярма телка!

- Я не шибко силен в священнических тонкостях, госпожа, - признался капитан, - но, по-моему, корова, которую я предлагаю, словно специально создана для закланья на жертвеннике вашей богини.

- Мы должны убедиться в этом собственными глазами, - заявили принцессы, после чего приступили к самому тщательному досмотру: заглянули Ио в уши, изучили ее копыта, внимательно исследовали зубы и хвост. Аглавра встала на четвереньки, пролезла под коровье брюхо  и ощупала ее вымя. Нигде и ни в чем не было обнаружено ни малейшего порока.

- Она определенно нам подходит! – подвела итог Аглавра. –  Берите ее сестры!

Получив условленную плату, довольный капитан вернулся на свое судно, а девушки погнали корову в город.

В то время Афины еще не были тем великим, знаменитым на всю Грецию городом, каким стали в дальнейшем. Все его главные постройки умещался на высокой скале Акрополя. Тут возвышался царский дворец, тут же, на самом краю крутого обрыва, располагался храм богини. Но прежде, чем направиться туда, сестры заглянули к знакомому кузнецу, вручили ему небольшой золотой слиток и дождались, пока он позолотит Ио рога, украсит ее лентами и цветами. Из его рук наша телка вышла такой красавицей, что все прохожие невольно останавливались и смотрели ей в след.   Никто из жителей не мог припомнить, чтобы в их городе когда-либо прежде появлялась такая великолепная корова!

- Очень хорошо! – раздавалось со всех сторон. - Богиня будет нами довольна!

Все были счастливы, за исключением, разумеется, одной только Ио. Ведь бедняжка слышала и понимала каждое слово! И хотя она всегда почитала могучую Афину, перспектива превратиться ради нее в тушу жертвенного мяса ей совершенно не улыбалась. В самом деле, подвергнуться после стольких выпавших на ее долю напастей новому жестокому испытанию казалось ей страшно несправедливым. Несчастная даже возроптала в душе. И это при ее-то кротости!   «Всевышние боги, - вопрошала она про себя, - за что, за какие грехи обрушили вы на меня эту бесконечную чреду бед? Вам было мало лишить меня человеческого облика, мало похитить из родного дома и отдать во власть бессердечных злодеев. Нет, вы пожелали большего! Вы хотите, чтоб меня, словно какую-нибудь бессловесную тварь, заклали на жертвеннике? Чтоб мои бедра сожгли огнем, а утробу зажарили и съели? Вы этого хотите? Но где же тогда ваша прославленная благость и ваша хваленная справедливость? »

Так говорила про себя, проливая горючие слезы, горемычная Ио, но не услышала в ответ ни единого слова утешения. Оно и понятно: ведь боги зачастую не внемлют даже тем просьбам, которые выражены внятным человеческим языком, где же им замечать тихий голос страждущей  души? Между тем страшный час надвигался с неумолимой неотвратимостью. Дочери Кекропа в белых одеждах, с венками на головах приготовились к торжественному шествию. Впереди, перебирая струны своего инструмента, шла кифаристка. За ней, подгоняя хворостиной медленно трусившую Ио, шагала Аглавра. Герса с корзинкой, полной жареного ячменя, а также Пандроса с гидрией воды на плече двигались следом. Далее, пританцовывая и распевая слова священного гимна, тянулись афинские женщины.

Миновав городскую площадь, процессия подошла к подножью скалы, откуда начинался узкий подъем на вершину Акрополя, и столкнулась здесь лицом к лицу с другой священной процессией, возглавляемой жрецами Посейдона. Последние вели за собой предназначенного к закланию прекрасного черного скакуна. Более неудачной встречи трудно было вообразить, и вот почему. Обе жреческие корпорации вечно пререкались о первенстве и постоянно находились в сильных неладах друг с другом.   И где бы не сошлись представители разных культов, там тотчас разгорался жаркий религиозный диспут.

- Посейдон, бесспорно, могучий бог, - с невинной улыбкой начинали свою колкую речь жрицы Афины, - да только какой  от этого прок, если соображение у него все равно, что у малолетнего дитяти? Его ума хватает только на то, чтобы бестолково расплескивать море или тупо сотрясать землю. Смешно подумать, что он имеет какие-то претензии на наш город. То ли дело премудрая Афина! Она и ткачиха, и флейтистка, и гончар, и корабельный плотник, и вообще умница, каких мало!

- Ничего не скажешь, вы большие мастерицы складывать сладенькие дифирамбы, - кривили в усмешке губы служители буйного Нимфагета. – Но отчего вы перестали восхвалять справедливость вашей Тритогенеи? Вы же всегда тыкали нам в глаза ее порядочностью. Молчите? То-то! После того, как она превратила в паука бедняжку  Арахну, честно выигравшую у нее состязание в ткачестве,   язык не поворачивается называть вашу владычицу справедливой.

- Много вы понимаете в справедливости! – возражали женщины.

- А вы, можно подумать, разбираетесь в мужественности и силе! – парировали мужчины.

- Материя, достойная самовлюбленных мужланов!

- Не всем же болтать о прялках и печных горшках!…

И так далее, и тому подобное. Еще ни разу не случалась, чтобы жрицы Афины оставили без насмешек хотя бы один поступок своих недругов, а жрецы Посейдона уступили  своим соперницам дорогу. Вот и сейчас: как только две процессии столкнулись перед входом на Акрополь, в воздухе запахло крупной ссорой.

- Вы должны пропустить нас! – заявила Аглавра. – Мы первые объявили о сегодняшнем празднике!

- Надо было поскорей оборачиваться, а теперь ваше время ушло, –  отвечал ей главный жрец Посейдона. – Где это видано, чтобы наш скакун шел, уткнув нос в зад какой-то корове?

- Это нечестно! Вы пользуетесь грубой силой! – воскликнула бледная от гнева Герса. - Впрочем, что здесь удивляться:   напор  и беспардонность – излюбленные приемы вашего бога!

- А вы норовите всюду отыскивать лазейки для обмана! У вашей богини всегда были в ходу вкрадчивые манеры и коварство!

- Что за вздор! Стыдливость не позволяет нам сказать больше, а то бы мы напомнили, как ваш мужественный Посейдон изнасиловал свою собственную сестру Деметру. Ничего не скажешь – красивый поступок!

- Да ладно делать из нашего бога монстра! Выходит Зевсу можно открыто жить с сестрой, а Посейдону нельзя? По крайней мере, он не ходил вокруг да около, но действовал напрямик! Не то, что некоторые – все втихую, да тайком!

-  Кого это вы пытаетесь оболгать вашими скабрезными намеками?

- Намеки – не наш метод. Мы повторяем лишь то, о чем давно трубят по всему свету. Расскажите, расскажите нам, как ваша хваленая девственница крутила любовь с северным ветром Бореем!

- Да как ваш грязный язык поворачивается произносить такие святотатственные мерзости!

- Как видите, ворочается без труда! Мы еще и не то можем отмочить при случае – за нами не заржавеет! Да! Пусть Посейдон немного грубоват (мы не собираемся это скрывать!), зато наш бог прям и честен. Он открыто признает своих детей, а не подкидывает их, словно кукушка, в чужие гнезда!

- Что?

- Что слышали!  

- Нашли чем гордиться! – воскликнула Пандроса, - чтобы уметь скрытничать, надобно иметь мозги! А у вашего владыки их отродясь не бывало!

- Что-то вы стали повторяться, подруги! Слабо придумать что-нибудь новенькое?

- Была забота! Нам и говорить-то с вами больше не о чем!

- Тогда и молчите в тряпочку!

После того как все дипломатические приемы были исчерпаны, пришла пора применить грубую силу. Дочери Кекропа предприняли героическое усилие прорваться вперед. Однако у них ничего не вышло. Жрецы Посейдона  быстро оттеснили их на обочину. Пандроса выронила гидрию, а у Герсы вырвали из рук корзинку и высыпали из нее весь ячмень.   Тут обнаружилось, что под зерном на самом дне лежал внушительных размеров фаллос, вырезанный из свежей маслины. Этот специфический предмет сразу обратил на себя всеобщее внимание.

- Вы только поглядите, какую игрушку припасли для своей девственницы наши стыдливые богомолки! – закричал главный жрец Посейдона. – Теперь мы знаем, чем они втихую занимаются в своем храме!

- Что ты несешь, глупая образина! Где вам разбираться в священных таинствах?

- Ой, не смешите меня! Шепни мне при случае, подруга, я тебя так просвещу, что мало не покажется!

Жрецы Посейдона попытались проникнуть на Акрополь, но разъяренные женщины накинулись на них, словно гарпии на свежую человечину. Они щипались, царапались и пинались с таким ожесточением, что всякому стало ясно: дело грозит закончиться большой кровью. Невообразимый шум, поднявшийся над городом, привлек, наконец, внимание царя Кекропа.

- Что здесь происходит?! – сердито воскликнул он, появляясь на вершине скалы.

- Батюшка! – закричала разгневанная Аглавра, - прикажи этим скотам убраться с дороги! Вообрази: они смеют сомневаться в девственности нашей благой владычицы!

- Это правда? – нахмурился царь.

- Государь! - ни мало не смущаясь, отвечал жрец Посейдона, - мы готовы признать, что немного погорячились. Но пусть твои дочери перестанут клеймить нашего бога тупицей!

- А они позволяли себе такое?

- Неоднократно!

- Ваши склоки скоро сведут меня в могилу, -  заметил Кекроп. – Все знают, что я всегда выступал за свободу совести и не мешался в религиозные дрязги. Вы сами вынуждаете меня!

- Тихо, тихо, - зашикали друг на друга афиняне. – Сейчас царь скажет свое решение!

Кекроп обвел сумрачным взглядом площадь, а потом спросил:

- Присутствует здесь какой-нибудь иноземец, не имеющий никакого личного интереса, но могущий высказаться по спорному вопросу?

- Присутствует! Присутствует – послышался громкий крик из задних рядов.

Горожане расступились и пропустили  полную рыжеватую женщину с изрытым оспинами лицом и повадками завзятой посудомойки.

- Кто ты такая? – строго спросил царь.

- Я кадмейка из Беотии, ваше величество.

- Скажи нам, соотечественница великого Диониса: ты можешь поведать что-либо содержательное об остроумии славного владыки морей?

- Могу, ваше величество!

- У тебя также есть, что сообщить  о сердечных делах многомудрой Паллады?

- Именно так, государь!

- И ты готова поручиться за подлинность твоих сведений?

- Как за саму себя, ваше величество!

- Гм, - с сомнением заметил Кекроп. – Впрочем, ладно! Итак, уважаемые афиняне, давайте выслушаем эту честную женщину, а после решим, кому отдать пальму первенства. Та сторона, которая будет признана побежденной, должна вознаградить рассказчицу своим жертвенным животным!

- Да будет так! – закричали горожане. – Пусть эта, как ее бишь…, кадмейка подымается на скалу и начинает свою историю.

Женщина не заставила дважды повторять приглашение. Вскоре ее полная фигура появилась на краю обрыва рядом с царем. «Доблестные афиняне! - начала незнакомка. – Да будет вам известно, что я с равным почтением отношусь как к дочери нашего владыки Зевса, так и к ее почтенному дядюшке. Меня бесконечно угнетает перспектива того, что мои слова будут способствовать вбиванию между ними клина, но, как говорится, «что было, то было», «из песни слова не выкинешь» и «если взялся за гуж, то не говори, что не дюж». Короче, знайте, что история, которую я собираюсь предать гласности, пришла ко мне из самых, что ни на есть надежных источников. Ее тайком подслушала на морском дне старая океанида из свиты царицы Амфитриты. Позже она по секрету пересказала услышанное некоей речной нимфе. Случайным свидетелем их разговора  оказался один сатир, который потом под пьяную руку поведал о нем мне.

Так вот, как-то раз во дворец к владыке морей черновласому Посейдону завернули его племянники Аполлон и Дионис. По этому случаю гостеприимный хозяин выставил амфору крепкого нектара. Опустошив по два или по три кубка, гости размякли, подобрели и стали откровенно высказываться о таких предметах, о которых прежде предпочитали молчать. Дионис говорит:

- Сами знаете, что я на Олимпе гость недавний. Поэтому счет моих любовных побед не идет ни в какое сравнение с вашим. Хотя и у меня кое-какие трофеи уже имеются!

- Верно, - отвечал ему с самодовольной улыбкой Аполлон. – Мои трофеи куда богаче твоих, однако, и мне, признаться, далеко до нашего  дядюшки. Он ведь у нас такой боец, что ни одной юбки спокойно не пропустит. И что ни выстрел, то прямо в цель! Если бы его жена пожелала счесть всех прижитых им на стороне детишек, она оказалась бы в немалом затруднении!

- Что там говорить? Есть, есть о чем вспомнить на старости лет, - скромно улыбался в усы Посейдон.

- Я это к тому, - продолжал Дионис, - что нуждаюсь в вашем дружеском совете. Есть у меня желание слегка пощипать невинность сестрицы Афины. Однако, как взяться за это дело, хоть убей, не знаю.

- Тут, дружок, у тебя едва  ли что-либо выгорит, - авторитетно изрек Посейдон. – Афина – штучка тонкая. Если бы она  хранила свое девство просто из кокетства, я бы знал, как ее раскрутить. Но наша Паллада питает сильное пристрастие к молоденьким нимфам, а это дело серьезное!

- И как ее угораздило так оплошать! – огорчился Дионис. – Может, она встала на этот путь по незнанию или неопытности? Может, ей следует объяснить, как много она теряет, избегая мужчин?  

- Вот-вот! – поддержал брата Аполлон. – Попробует раз, попробует другой, а там, глядишь, втянется, и все пойдет, как по маслу.

- Экие вы оптимисты! - пожал плечами владыка морей, - кабы все было так просто, мы бы уже давно погуляли на свадьбе у Артемиды. Однако, увы! А ведь с каких только сторон к ней не подъезжали! Но попробовать можно. Ежели племянница забеременеет, то, наверняка в чем-то переменится. Не исключено, что тогда найдется место и для тебя Дионис. Вот только, кому поручить роль первопроходца?

- Ты имеешь в виду: кому из нас?

- Что за вздор? Однозначно, нет! Мы обтяпаем это дельце (то есть, приобщение племянницы к прелестям разнополой любви) чужими… э-э-э … руками.    А когда минует время родов, Дионис явится к ней, словно утешитель, и вот тогда мы поведем приступ по всем правилам любовной науки: с игрой глазами, с томными вздохами, с пожиманием ручки. Женщины всегда млеют от подобной чепухи. Ты Аполлон чиркнешь для братца пару стишков. Он их пропоет под трели соловьев. Надеюсь, ее естество взыграет, и наша девочка посмотрит на мир совсем другими глазами. Ну, как вам мой план?

- Дядюшка, ты настоящий стратег! – с искренним восхищением промолвил Аполлон. – Если все пройдет, как задумано, у сестрицы не останется никаких шансов.

- Итак, осталось решить, кому поручить первую часть мероприятия, - вернулся к своей мысли Посейдон. – Парень должен быть не шибко красив, но достаточно напорист.

Мужчины задумались.

- Эврика! – закричал вдруг Дионис. – Что вы думаете о братце Гефесте? По-моему, он подойдет.

- А что? – отозвался Аполлон. – Все, что нам надо – при нем. Только вот хватит ли у него умения совладать с таким деликатным делом?

- Я, признаться, тоже не уверен в нем до конца, - согласился Посейдон. – Но почему бы не попытаться? Итак, давайте распределим наши роли!

Боги уселись поближе и зашептались.

На другой день Аполлон облачился в прекрасные золотые доспехи и будто невзначай попался на глаза Афине, которая запрягала в колесницу коней и готовилась отправиться куда-то по своим делам.

- Что я вижу, братец! – воскликнула богиня. – Тебя можно поздравить с великолепной обновкой?

Наметанным глазом она сразу оценила красоту лат, богатую отделку щита, исключительную крепость и остроту  меча.

- А, это ты, сестрица! – расплылся в добродушной улыбке Феб. – Видишь - только что от Гефеста. Он постарался на славу!

- И много с тебя содрал?

- Представь себе – ничего! Всю нынешнюю декаду Гефест трудится «за любовь».

- Это как?

- Когда я пришел к нему с заказом, он стал ко мне приставать: дескать, ты меня любишь или нет? Я отвечаю: «Конечно, люблю, о чем разговор, старик? » Тогда он  говорит: «Твои слова, как бальзам на мою душу! Люби меня и дальше, а я выкую тебе доспехи совершенно бесплатно! » И ведь не обманул, кривоногий!

- Что это на него нашло? – удивилась Афина. – Вот чудак!

Она тронула вожжи и задумчиво поехала по дороге, но не успела отъехать от дворца, как повстречала Диониса. Бог виноделия весело шагал ей навстречу, блистая на солнце чудесными золотыми латами.

- Ты только взгляни на меня, сестрица! – закричал Дионис, увидав Афину. – Как тебе мой панцирь, мой шлем  и мои поножи?

- Лучше не бывает! – отвечала богиня.

- И знаешь, во сколько они мне обошлись?

- Я  думаю волов в восемьдесят, - заметила Афина, - а учитывая тонкость работ, то и во все сто!

Дионис расхохотался, радостно потирая руки.

- Не отгадала, не отгадала! - закричал он. – Представь себе: они не стоили мне ровно ничего!

- Да как это возможно?

- Сам не знаю! Но только выхожу я на днях на улицу и вижу  Гефеста – идет грустный такой, аж слеза прошибает. Увидел меня и спрашивает: «Братец, ты меня любишь? » Я в ответ взял и бухнул без обиняков: люблю, мол, ведь мне с тобой наследство не делить. Он обрадовался, как дитя малое, заулыбался и приглашает: «Загляни ко мне в кузницу, я тебя одарю». Зашли к нему, а он выносит вот этот доспех и говорит: «Бери его, братец, пользуйся на здоровье». Постой, отвечаю, мне и заплатить тебе не чем. А он только рукой махнул: «Оставь, брат, ничего мне не нужно: я работаю за любовь! »

- Чудеса! – поразилась богиня. – Если бы не увидела собственными глазами, ни за что бы не поверила!

Она хотела ехать дальше, но неожиданно передумала и направила своих коней к кузнеце Гефеста…

Между тем, еще прежде Афины сюда же заехал Посейдон. Заказав для отвода глаз какие-то безделушки, он пихнул Гефеста кулаком в бок, подмигнул ему и сказал:

- Слушай-ка, племянник, а ведь Афина в тебя влюблена!

- Иди ты! – не поверил кузнец. – Ничего не путаешь, дядя?

- Я, по-твоему, что, только вчера родился? – обиделся владыка морей. –   Если говорю: влюблена, то так оно и есть!

- Трудно поверить! – продолжал сомневаться Гефест. – Что бы такая красавица, и вдруг я…

- В том-то и дело, дружок. Все боялись, что у нее… того… нелады с ориентацией, а оказалось, девушка просто западает на уродцев. Сначала она втайне сохла по Пану, но тут, сам понимаешь, семья встала на дыбы… А потом положила глаз на тебя…

- Ишь ты!   - пробормотал польщенный Гефест. – И давно это у нее?

- Да уж месяца с два, племянничек, месяца с два… Давеча я сидел в гостях у Зевса, он мне и говорит по секрету: нельзя пускать это дело на самотек… Мало ли что получится, - потом стыда не оберешься, а Гефест – свой в доску… ему можно довериться… К тому же парень он с головой – должен соображать…

- Само собой, дядя, само собой, - кивал кузнец, надуваясь от гордости.

- Только надо все обернуть деликатно… потихонечку… и без лишней огласки… дело-то ведь семейное, - продолжал втолковывать Посейдон. – Так что бы всем было хорошо: и ей, и тебе и отцу…

- Ага, - соглашался Гефест. - Это мы сможем! Это мы зараз!

- Ты главное меня слушайся, племянничек, я тебе плохого не посоветую, - поучал Посейдон. – Понятно, что никаких объяснений между вами быть не может… Не тот случай… Стыдливость, и все такое… Ну, ты и сам понимаешь…

- Понимаю, дядюшка, как не понимать…

- Она тут к тебе заглянет, будто бы по делу… будет говорить всякие несуразности – ты не удивляйся! Это такая у нее хитрая женская метода… А потом сделает тебе заказ. Соглашайся на все. Когда же будете сговариваться о цене, ты, глядя ей в глаза, скажи: никаких денег мне, мол, не надо. Я работаю «за любовь»!

- За любовь? – переспросил Гефест.

- Именно, дружок, именно. Это будет означать, что ты в курсе всех проблем и готов ее уважить… по-братски…

- Ну да!… А что потом?

- Потом скажи: заходи ко мне нынче вечером, посмотришь, как я работаю!

- Так, так…

- Она придет, потому как будет знать, что ты знаешь… Тогда уж ты времени не теряй и приступай – делай свое дело, даже если она вроде как будет сопротивляться… Негоже ведь ей  давать тебе просто так… Мало ли что потом будут болтать… Справишься?

- Не сомневайся, дядюшка! Оформлю наилучшим образом!

- Молодчина, племянник! – воскликнул довольный Посейдон. - Зевс в тебе не ошибся…

Подготовив почву, сын Крона удалился восвояси, а Гефест стал поджидать сестру. Вскоре послышался стук колес ее колесницы. Афина привязала лошадей  и вошла внутрь.

- Рада тебя видеть, братец, - сказала она.

- А уж как я рад тебя видеть, прямо передать не могу! – многозначительно ухмыляясь, сообщил ей кузнец.

- Говорят, ты сильно не в духе!

- Кто говорит? – удивился Гефест.

- Аполлон и Дионис. А что, это неправда?

- Нет… то есть, да… как придется, словом…

- Хорошо, что я застала тебя в счастливую минуту. Примешь у меня заказ на доспехи?

- Конечно, сестрица! Для тебя всегда рад потрудиться! Только ведь ты знаешь…

- Что?

- Я за деньги больше не работаю, работаю за любовь…

- Да-да! Не сомневайся, братец, я тебя люблю!

- Как ты сказала?

- Я тебя люблю! – простодушно повторила Афина.

- И ты… ты готова доказать это…

- В любое время!

- Тогда… Тогда приходи сегодня вечером. Я буду трудиться над твоими доспехами, а ты посмотришь…

- Договорились! Значит до вечера!

Афина выпорхнула из кузницы, а Гефест еще долго  с изумлением таращился ей вслед. «Вот это да, - говорил он себе, - никак не ожидал, что наша скромница окажется такой уступчивой! Просто беда с этими современными девушками. Никогда не поймешь, что у них на уме! » Размышляя таким образом, Гефест велел самодвижущимся мехам раздувать пламя в горне, а потом бросил в огонь слитки меди, серебра и золота, насадил на столп наковальню и взял в руки свои неизменные инструменты: молот и клещи. С их помощью он быстро выковал прекрасный пятислойный щит, изукрашенный множеством великолепных рисунков. Вслед за тем приступил к изготовлению доспехов: панциря, гривастого шлема и поножей.

Работа была близка к завершению, когда послышался тихий стук, и в дверях вновь появилась Афина. Ее стройный стан был красиво охвачен длинным пеплосом; волосы были заплетены в косы и обвиты вокруг головы.

- А вот и я! – радостно сообщила она. – Как продвигается мой заказ?

- Движется понемногу, - уклончиво сказал ей Гефест и с удвоенной энергией застучал своим молотком. Думал он, впрочем, теперь не об узорах на панцире, а о прекрасных бедрах своей сестрицы.

Девушка тем временем любовалась великолепным щитом и примеряла на голову новый шлем.

- Ох, и жара у тебя, братец, - заметила она, обмахиваясь веером и чуть-чуть ослабляя витой поясок, - прямо хоть снимай с себя все лишнее!

«Вот оно! – пронеслось в голове у Гефеста, - дает мне знак! Теперь пора! »

- А ты не шутила сегодня? – спросил он осипшим голосом.

- О чем ты?

- Когда говорила о любви…

- Ах, вот что! Разумеется, нет! – смеясь, повторила богиня. – Можешь не сомневаться: я люблю тебя также крепко, как прежде! С утра ровным счетом ничего не изменилось!…

Лучше бы она промолчала! Гефест отбросил в сторону молоток и словно лев кинулся на свою гостью. Афина даже слова вымолвить не успела (она ведь, бедняжка, ничего подобного не ожидала!), а кузнец уже распластал ее на верстаке, словно какую-нибудь заготовку, сбросил с себя кожаный фартук и приготовился пустить в ход тот из своих инструментов, которым обычно не пользовался в кузнице.

- Что это значит, братец? – воскликнула богиня вне себя от изумления.

- Душечка! – попытался успокоить ее распаленный ухажер, - ты не бойся! Все у нас выйдет как нельзя лучше.

Однако у Афины была на этот счет своя точка зрения. Сын Зевса, рассчитывавший, быть может, на нежный поцелуй, получил такую зуботычину, что кубарем полетел на пол. Богиня соскочила с верстака и  нацелилась проскользнуть в дверь. Гефест успел схватить сестру за край апоптигмы и одним рывком сорвал с нее все одежды. Глазам его предстала крепкая и отнюдь не девичья фигурка. Ведь наша Паллада, как известно, не чурается ни гимнасия, ни  палестры, так что бицепсы, грудные мышцы и пресс у нее как у заправского атлета.

Если бы вам, уважаемые афиняне, довелось хоть одним глазком взглянуть на эту сцену, вы бы увидели такую потасовку, какой никогда не бывало на самых лучших состязаниях по панкратию. А если бы какому-нибудь из ваших богомазов взбрело в голову намалевать на своем горшке битву олимпийцев с титанами, он бы не смог найти для себя лучшей натуры. Увы, мой слабый язык не в силах передать всей прелести разыгравшегося любовного поединка, но я все же попытаюсь дать о нем некоторое представление.  

Сначала соперники кружили вокруг наковальни, выбирая время для атаки. Гефест первый качнулся вперед и схватил Афину за запястье.

- Не спеши так, милая, - пропыхтел он, - я еще не закончил…

- Оставь эти увещевания для своей ненаглядной женушки, - посоветовала богиня и провела молниеносный удар правой.

Гефесту показалось, что она опрокинула ему в лицо тигель с расплавленным металлом. Искры так и посыпались из подбитого глаза. Он выпустил руку Афины, но не утратил боевого пыла.

- Ты ведь сама этого хотела, - обиженно заревел он, - а теперь, выходит, на попятный? Но это тебе даром не пройдет!

Не разбирая дороги, кузнец ринулся вперед, желая заключить свою нагую противницу в любовные объятья. Афина отвечала на его нежность  хорошо продуманной серией ударов: сначала два боковых левой по печени и ребрам, а потом прямой правой в подбородок. Челюсти Гефеста громко лязгнули друг о друга. Он, охнув, присел на корточки, а богиня для завершения комбинации сходу засветила ему пяткой прямо в лоб. Сказать по правде, не каждая голова могла выдержать подобный обмен любезностями, ибо мощью своих ног Афина не уступала норовистой кобыле. Но ее братца отличали не только могучие плечи, но также необыкновенно крепкий череп.

Битва продолжалась! Гефест выбросил вперед правую руку, схватил сестру под коленом, а затем, резко выпрямившись, рванул вверх ее ногу. Богиня, как подкошенная, рухнула на спину и ударилась затылком о каменный пол. Гефест воспользовался мгновенным бесчувствием сестры,   навалился на нее сверху, раздвинул несчастной ноги и уже хотел завершить бой глубоким проникающим ударом в лоно. Но не тут-то было! Афина вцепилась  в щеку брата и, словно разъяренная кошка, в одно мгновение изодрала в клочья все его лицо.

- Ай-ай-ай, - завопил наполовину ослепший кузнец.

- А это тебе для полноты ощущения! – прошипела богиня, высвобождая колено и с силой припечатывая его брату между ног.

- У-у-у…а…ная, - простонал тот, корчась от боли.

Афина поднялась на четвереньки, однако Гефест успел обхватить противницу сзади и сжал ее в своих могучих объятиях. Для окончательного торжества ему не доставало лишь одного -  пристроить к должному месту свой инструмент.   Но тут случилось непредвиденное: вид прекрасных обнаженных ягодиц сестры привел бога в такое возбуждение, что он не совладал с собой и без толку  расплескал свою драгоценную влагу. После этого хватка кузнеца ослабла. Афина легко разомкнула его руки и вырвалась на свободу.

- И ты набросился на меня только ради этого? – гневно спросила она, обтирая ветошью свои ноги и бедра. – Хотел всю меня перепачкать? Фу, какая гадость!

- Сестренка! – отозвался Гефест. – В любом другом деле результат важней, чем процесс. Но тут  – все как раз наоборот! Боюсь, что по глупости ты пропустила самое интересное…»

Когда кадмейка закончила свой рассказ, под скалой Акрополя поднялся невообразимый шум. Жрецы Посейдона громко хохотали, а жрицы Афины  не скрывали своего негодования.

- Пусть эта самозванка докажет, что говорила правду! - кричали они.

- Не в ваших интересах углублять данную тему, - возразила им рассказчица. –  А за доказательствами дело не встанет. Пусть некоторые и говорят, что, выстрел Гефеста остался без последствий, я-то доподлинно знаю: ветошь, которой обтиралась Афина, превратилась вскоре в чудного ребеночка… И, как не крути, Афина по закону считается  его матерью…

- Ложь! Гнусная ложь! – завопила Аглавра.

- Проверьте сами, если не верите! – стояла на своем женщина.

- Да как же мы проверим, пустомеля ты этакая?

– Да очень даже просто! Держать своего дитятю на Олимпе Афине не с руки. Единственное удобное место – ваш храм. Разве богиня не дала вам недавно на сохранение маленькую корзинку?

- А хоть бы и так, что из этого?

- И разве не запрещала она открывать ее?

- А хоть бы и запрещала, тебе-то что?

- А вы возьмите и откройте! Сами увидите, что там!

- А вот пойдем и откроем! И разрешения не спросим!

- Пойдите, пойдите! А мы посмотрим, что вы найдете!

Огрызаясь, жрицы Афины поднялись в свой храм. Вскоре оттуда послышался их пронзительный визг. Увы, слова кадмейки получили полное подтверждение: приоткрыв крышку, сестры обнаружили в корзинке младенца, имевшего вместо ножек крохотный змеиный хвостик…

Едва сокровенная тайна богини вышла наружу, ее пристыженные жрицы поспешили скрыться с глаз долой, а Кекроп вручил рассказчице жертвенную корову. Ведь именно таков, как мы помним, был первоначальный уговор. Женщина, накинув на шею Ио платок, поспешно погнала ее из города. Добравшись до морского берега, незнакомка утерла со лба пот и сказала мужским голосом: «Ну и намучился я с тобой, красотка! » В тот же миг на глазах изумленной Ио с кадмейкой произошла поразительная метаморфоза: волосы ее укоротились, полный живот опал, грудь исчезла, а юношеские щеки покрылись нежным пушком… Вскоре у  Ио не осталось ни малейших сомнений: перед ней стоял Гермес!

9.

"Эротикон"