Ватсьяянана - 7

6.

7

С началом месяца аграхаяна стало ощущаться скорое наступление зимы. По утрам над водой сгущался густой холодный туман. Ветер раскачивал созревшие плоды шали и прянгу. Увядали лотосы, но зато распускались цветы на деревьях лодхра. Принимая с обеих сторон притоки, Ганга с каждым днем  пути делалась все шире и полноводнее. И чем ближе путешественники подплывали к Варанаси, тем больше попадалось им кораблей и лодок. Священный город, протянувшийся вдоль правого берега реки почти на половину йоджаны, встретил их пламенем вечных, негасимых костров, черными клубами жирного дыма и пряным сладковатым запахом горелого мяса, смешанного с ароматом сандала и свежеиспеченных рисовых клецков-пинд. Вся прибрежная часть города была застроена высокими, пяти и шестиэтажными домами, с разноцветными, расписными стенами. Верхние этажи зданий, выступая над нижними, почти соприкасались между собой. От реки в разные стороны расходилось множество извилистых улочек, которые днем и ночью заполняла пестрая, многоязычная толпа.

Корабль простоял в Варанаси почти всю светлую половину месяца. Пока купцы разгружали и распродавали товары, Дханада, Ватсьяяна и Садхака вместе с остальными паломниками обходили городские храмы (их насчитывалось здесь несколько сотен) и совершали поклонение богам. Более всех других почитались в городе Шива и Дурга. Повсюду попадались на глаза устремленные в небо линги и приземистые каменные йони. По городским улицам свободно бродили посвященные Шиве быки, а в храмах Дурги выпрашивали подачки ручные обезьяны.

Ближе к новолунию плавание продолжилось. Впрочем, большинство паломников (в их числе оказались Нирупама и Самада) остались в Варанаси, где готовилось большое празднество в честь  Махадевы. Дханада так же думал отложить их путешествие  до весны, однако Рупаника и Руклини настояли на его продолжении. Народу и товаров на судне теперь стало значительно меньше. Друзья смогли установить на корме большую палатку, в которой укрывались от брызг и холодного ветра.

Берега Ганги близ Варанаси были густо заселены. По пути то и дело попадались большие, богатые деревни, окруженные полями.   Над созревшими хлебами кружили стайки красивых птиц карунча, появление которых, как известно, предвещает близкий приход холодов. Но чем дальше спускался корабль вниз по течению, тем реже видели они человеческое жилье. К самой воде придвинулся дикий ашоковый лес. Иногда за весь день пути не встречалось ни единого корабля или лодки, и тогда  Ватсьяяне казалось, что они одни на великой реке. Увы, как  выяснилось в ходе дальнейших событий, это ощущение было обманчивым.  

Как-то утром, на седьмой или восьмой день плаванья, из прибрежных, окутанных туманом камышовых зарослей неожиданно показалось множество лодок, заполненных вооруженными людьми. Не успел капитан поднять тревогу, как разбойники окружили его судно. В панике некоторые пассажиры бросились в воду. Вслед им полетели меткие стрелы. Большинство беглецов были сражены ими и утонули. Оставшиеся на корабле поспешили сложить оружие и криками известили нападавших, что сдаются на милость победителя. После этого лодки подошли вплотную к кораблю, и на борт, в сопровождении двух десятков головорезов поднялся сам предводитель разбойников. Это был дюжий здоровяк с красной физиономией и зычным, грубым голосом.

- Попались, господа толстосумы! - с усмешкой обратился он к замершим в ожидании купцам. - Все вы отныне мои пленники. Властью, данной мне всемогущей Дургой, я освобождаю вас от бремени вашего имущества. Но если вы не станете делать глупостей, я, возможно, оставлю вам ваши жизни. Итак, настоятельно советую точно выполнять все приказания и не раздражать меня без нужды, потому что в ярости я бываю очень жесток!

Сделав это красноречивое предупреждение, атаман велел гребцам вновь сесть за весла, а капитану править к левому берегу. Тут они вошли в устье небольшой речки и поднялись вверх по ней до скрывавшейся в лесу деревни. Все ее жители были речными разбойниками и промышляли тем, что грабили проплывавшие по Ганге торговые суда. Судя по крепкой, высокой ограде, окружавшей деревню, по богатым домам и роскошному храму Дурги, ремесло это было весьма прибыльным. Завидев приближающийся корабль, на берег реки высыпало все население этого места, включая женщин и детей. Атаман, бывший по совместительству так же местным старостой,   велел начать разгрузку корабля. Что до пленников (вместе с гребцами, матросами  и капитаном их насчитывалось около полусотни человек), то им было приказано разбиться на пары и построиться в затылок друг другу. Вблизи ворот женщин отделили от мужчин. Первых распределили среди победителей и разослали по домам, а вторых погнали к площади перед храмом. Здесь несчастным велели раздеться донага и отдать свою одежду для досмотра.

- Не беспокойтесь,   - сказал атаман, - я не собираюсь оставлять вас, в чем мать родила. Но мои люди должны убедиться, что вы не скрываете в одежде каких-либо ценностей или оружия. Все остальное вам вернут в целости и сохранности.

Однако его заверения оказались не совсем искренними.   Многие купцы так больше и не увидели своих  добротных дорогих одежд и получили взамен них какое-то жалкое рванье. Пока продолжался досмотр, атаман расхаживал между рядами и внимательно оглядывал обнаженных пленников. Скоро он обратил внимание на Дханаду и Ватсьяяну. По перекинутой через левое плечо яджнопавите разбойник догадался, что перед ним два брахмана. И это весьма его обрадовало.

- Возьмите вот этих, - велел он, -  прибавьте к ним еще вон того (он указал на стоявшего поблизости Садхаку) и заприте в храме. Завтра принесем эту троицу в жертву нашей богине.

Слова негодяя повергли всех путешественников в ужас. Между тем разбойники, нисколько не смущаясь варварским приказом, тотчас окружили троих друзей и под усиленным конвоем доставили их в свое святилище.

- Радуйтесь, чужеземцы, - сказал один из них, - Великая Мать избирает вас своими слугами, завтра вы воочию узрите лик богини.

Эта сомнительная честь нисколько не воодушевила сына Самудрадатты, особенно после того, как он оказался в храме и своими глазами увидел изображение Дурги. Невежественные жители воровской деревни почитали нежную супругу Шивы в одной из самых страшных и грозных ее ипостасей. Неведомый скульптор высек ее из черного камня с искаженным гримасой гнева лицом. Шею Дурги опоясывало ожерелье из черепов; в двух из четырех рук она держала отрубленные головы, а в двух других – меч и жертвенный нож; из ее широко разинутого клыкастого рта свисал длинный язык, окрашенный кровью жертв. На крюках, вбитых вокруг статуи, были развешены отсеченные человеческие головы. То были жалкие останки несчастных, угодивших в руки речных пиратов и ставших жертвой их кровавого культа.   Ничего более ужасного и  отталкивающего Ватсьяяне еще отродясь не приходилось видеть. В полном отчаянии бросился он на пол храма и разрыдался.

- Не теряйте мужества, друзья! – попытался успокоить его Дханада, - наша судьба пока не предрешена. Будем надеяться на лучшее.

Но едва ли купец сам верил своим словам. Стены храма были сделаны из крепких дубовых бревен, пол вымощен тяжелыми каменными плитами, единственную дверь охраняло шесть вооруженных разбойников, а окна были настолько узкими, что сквозь них едва можно было просунуть руку. Самая изобретательная фантазия не могла бы подсказать им путь к бегству…

Отдавшись своему горю, пленники совсем забыли о Руклини и Рупанике. Поэтому они сильно удивились, когда на закате услышали их голоса. Гетерам удалось каким-то образом обмануть надзиравших за ними поселян и добраться до окон храма.

- Эй! – позвала Ратиприя, - как себя чувствуете?

- Как бараны перед закланием, - отвечал Дханада.

- Бежать не думаете?

- Хорошо бы, да не получается, – вздохнул Ватсьяяна. – Единственный выход отсюда – через дверь, и  ведет он прямехонько на тот свет.

Гетеры о чем-то оживленно заговорили между собой. Потом Руклини спросила:

- Если мы отвлечем стражников, сумеете незаметно добраться до леса?

- Попытаемся! – встрепенулся Садхака. – Но нужна веревка, чтобы перелезть через ограду.

Сестры на какое-то время исчезли. Потом  вернулись обратно.

- Держите! – прошептала Рупаника, бросая моток крепкой веревки. – Как стемнеет, и все в деревне успокоится, будьте наготове.

Замысел гетер остался непонятным, тем не менее в сердцах молодых людей затеплился робкий огонек надежды. Вот скрылось за макушками деревьев солнце, и сразу вслед затем на землю опустилась кромешная тьма. Еще некоторое время из ближайших домов до храма доносились человеческие голоса и лай собак. Потом все звуки смолкли. Жители улеглись спать. Бодрствовали только те шесть разбойников, которым поручили нести караул. И вот, уже на исходе второй стражи до храма внезапно донеслась  тихая музыка. Пленники приникли к окнам и увидели, как в колеблющемся свете факелов перед дверями святилища появились две женские фигуры, закутанные с ног до головы в длинные темные плащи.   Это были их подруги. Руклини перебирала струны вины, а Ратиприя отбивала такт бронзовыми караталами. Не доходя нескольких шагов до стражников, она, не промолвив ни единого слова,   начала медленный танец. Постепенно темп музыки стал ускоряться, стремительнее сделались и движения танцовщицы. Все ее жесты и мудры дышали сладострастием. Колышущиеся покровы, будто невзначай, обнажали попеременно, то ее прекрасное бедро, то руку до самого плеча, то грудь.

Забава эта пришлась по душе грубым разбойникам, людям горячим и падким до женских прелестей. Раззадорив их, как следует, Раттиприя отбежала на дальний конец площади. Кружась на месте, она скинула с себя плащ и, пожираемая жадными взорами мужчин, продолжала танцевать обнаженной. Казалось, на землю спустилась одна из апсар, посланная богами для совращения какого-нибудь великого праведника. Впрочем, здешний народец совсем не отличался  святостью, и распалить его похоть не составляло большого труда. Заметив, что стражники охвачены сильным желанием, Руклини так же освободилась от одежд. Затем сестры опустились на траву и призывно раздвинули бедра. Сгрудившись вокруг женщин, разбойники хотели поначалу соединяться с ними поочередно, но потом бросились утолять свою страсть сразу всем скопом. Для одних Руклини и Ратиприя открыли свои йони, другим дали возможность сопрягаться с ними через задний проход, третьих ласкали ртом, а четвертых своими грудями. Они приняли сразу всех и всем доставили равное блаженство, доказав тем самым свое великое мастерство в искусстве любви.

Как только гетеры завладели вниманием караульных, Дханада скомандовал:

- Пора!

Пленники приоткрыли незапертую дверь и выскользнули на улицу. Сханада подхватил валявшийся у порога лук и полный колчан со стрелами, Ватсьяяна  забрал прислоненное к стене копье. Следуя друг за другом, они юркнули в темный проулок между домами и добежали по нему до внешней стены. Последняя могла бы стать серьезной преградой на их пути, но, благодаря веревке, беглецам удалось быстро миновать препятствие. Вскоре они оказались в темном лесу и остановились перевести дух.

- Что будет, когда разбойники узнают о нашем исчезновении? – спросил Ватсьяяна.

- Боюсь,   девушкам не поздоровится, - сказал Садхака. – По крайней мере, я бы не стал рассчитывать на снисходительность атамана.

- Руклини и Ратиприя знали, на что идут! – возразил Дханада. – Но они готовы были спасти нас даже ценой собственной жизни. А мы должны бежать, чтобы их жертва не оказалась напрасной.

Не разбирая дороги, друзья долго пробирались через лесную чащу. Слабый лунный свет едва брезжил над головой. Порой приходилось идти чуть ли не ощупью. Неведомо как они оказались на берегу маленькой речки и пошли прямо по воде вверх по течению, чтобы сбить со следа собак. Потом наткнулись на слоновью тропу и побрели по ней прочь от Ганги. Сколько крош беглецы отшагали за ночь, они и сами не знали, но к утру все совершенно выбились из сил. Когда показалось солнце, Ватсьяяна взобрался на высокое  баньяновое дерево и осмотрелся. Везде, куда бы он не обращал свой взор, виднелся только бескрайний лес.

- Итак, - вздохнул Садхака, -  мы заблудились в джунглях. У нас нет ни еды, ни питья, а вокруг полно хищных, голодных зверей.

- Но зато наши головы не висят на крюках в этом ужасном храме! - напомнил Ватсьяяна.

- Ты прав, - согласился Дханада. – Уже за одно это следует возблагодарить богов…

Нелегко пришлось им в суровом зимнем лесу. Избалованные легкой городской жизнью, наши герои совершенно не умели добывать себе пропитание. К счастью, по пути попалась рощица плодовых деревьев. Набрав бананов, молодые люди смогли утолить  мучивший их голод и подкрепить убывающие силы. Однако на этом беды не кончились. Несчастных беглецов донимал сильный холод, особенно по ночам. Немалый страх внушали им так же  дикие звери, рыскавшие вокруг в поисках добычи. Два дня беспрерывных блужданий по джунглям показались друзьям за целую вечность. На третий день поутру они приметили вившийся над деревьями дымок и вскоре  вышли к маленькой деревушке, состоявшей всего из четырех или пяти домов и со всех сторон окруженной густым лесом. Поблизости находился небольшой пруд и несколько ровных квадратиков возделанных полей, с которых уже успели убрать созревший хлеб.

- Это место не похоже на обитель святых отшельников, - заметил Садхака.

- Кто бы здесь не жил, - отвечал Дханада, - надеюсь, он не откажет нам в помощи.

Ватсьяяна постучался в ставню ближайшего дома. Дверь им открыла низкая, полная женщина с копной растрепанных рыжеватых волос. Сын Самудрадатты  почтительно поклонился незнакомке и сказал с мольбой:

- Окажи нам милость, госпожа; дай приют несчастным странникам, которые заблудились в лесу и не знают, где преклонить свою голову.

Женщина пустила их в дом, принесла горшок с вареным рисом и немного овощей. Утолив голод, Дханада спросил:

- Будь добра, госпожа, скажи, куда мы попали, и как нам добраться до ближайшего города?

- Никакого города  поблизости нет, - отвечала незнакомка. – Но в нескольких йоджанах отсюда через лес тянется «царская дорога». Говорят, по ней можно доехать до Паталипутры.   Правда, сама я там никогда не бывала.

Поблагодарив за угощение, друзья улеглись на полу и заснули мертвым сном. Днем из леса явились две старшие сестры их хозяйки, такие же полные и низкорослые, как она сама. Женщины посовещались между собой, а потом сказали мужчинам, что они могут воспользоваться их гостеприимством. Садхака перебрался в дом старшей сестры, Дханада – в дом средней, а Ватсьяяна остался у младшей.

Ближе к вечеру женщина разожгла в очаге огонь, вскипятила большой котел воды, вылила ее в чан и предложила сыну Самудрадатты совершить омовение. Когда тот разделся, она так же сбросила паридхану и принялась ему прислуживать. Тут наш герой смог хорошенько разглядеть свою хозяйку.   У нее был большой, отвисший живот, короткие ноги и руки, а груди, словно огромные бурдюки, свисали, чуть ли не до самого пупка. Голос ее был грубый и хрипловатый, кожа – смуглая, промежность и лобок покрывали густые, рыжеватые волосы.

- Скажи мне, - спросил Ватсьяяна, - ты была замужем?

- Была, - отвечала она, - но скоро минует три года, как мой муж меня оставил.

- А твои сестры? – поинтересовался юноша.

- Все наши мужья умерли, - коротко отвечала женщина.

Она проводила гостя на ложе, а сама вышла за дверь, присела у порога и шумно помочилась; потом  улеглась рядом и начала возбуждать своим длинным, как у лошади, языком его лингам. Едва тот воспрянул для битвы, женщина уселась сверху, засунула член Ватсяяны к себе в  йони  и стала с громким сопением двигать вверх и вниз бедрами. Бедняге показалось, что он  совершает соитие со слонихой, которая вот-вот раздавит его своими огромными ягодицами. Утолив сладострастие, женщина отвернулась к стене лицом и захрапела…

Утром, встретившись с друзьями, сын Самудрадатты поведал о том, что с ним произошло.

- Мы тоже стали любовниками наших хозяек, - сообщил Дханада. – Не скажу, что мне это понравилось, но ведь надо же было хоть как-то отблагодарить их за гостеприимство.

Последующие дни, проведенные беглецами в лесной деревушке, почти не отличались от первого. Хозяйство у сестер было большое, и они трудились с утра до вечера: молотили зерно, мололи муку, стряпали, стирали, рубили дрова, ходили за птицей и за скотиной, доили коров, перекапывали землю на огороде и успевали переделать за день десятки других дел. Все это они совершали молча, с тупым безразличием и почти не общаясь друг с другом. Как мог заключить Ватсьяяна, его подруга имела только две сильные страсти, которым и предавалась с утра до вечера. Прежде всего,   она была очень прожорлива. Ее челюсти не останавливались ни на мгновение, а крепкие, желтоватые зубы, словно жернова, перемалывали без разбора любую пищу, будь то кости животных, овес или скорлупа ореха. Но еще более чем голод, преследовало ее вожделение. Она готова была совокупляться по четыре-пять раз в день, без оглядки на время и место, и когда бы Ватсьяяна не соединялся с подругой, он всегда находил ее йони горячей и мокрой от постоянно сочившихся «вод жизни».

Но порой, его хозяйку словно подменяли.   Проснувшись поутру, юноша находил ее неподвижной, с красными глазами, наполовину прикрытыми веками. Тело женщины бывало при этом таким холодным,   как будто в нем прекратилось всякое движение жизни. Постепенно странное оцепенение проходило. Она медленно поднималась с постели и приступала к повседневным делам, однако еще долго ее не покидала какая-то мрачная сосредоточенность. Тогда,   прервав свои занятия, хозяйка останавливала на Ватсьяяне долгий, тяжелый взгляд, от которого ему делалось не по себе.

Размышляя над этой странностью, наш герой вскоре связал ее с поведением двух старших сестер. Те довольно часто исчезали без всякого предупреждения и, пробыв два или три дня в отсутствии, так же внезапно  возвращались, как правило, перед самым рассветом. Обычно сразу вслед затем его подругу и постигал описанный выше необычный недуг.

Чтобы во всем как следует разобраться, сын Самудрадатты решил не спать по ночам. Ждать ему пришлось недолго. За несколько дней до новолуния старшие сестры ушли из деревни, по своему обыкновению никому и ничего не сказав. Ожидая их возвращения, Ватсьяяна не спускал глаз с младшей сестры.   Первая ночь минула спокойно. Вторая так же, казалось, пройдет без всяких происшествий. Наш герой уже начал задремывать, когда тихий стук заставил его насторожиться. Лежавшая рядом женщина бесшумно поднялась и вышла за дверь. Выждав немного времени, он последовал за ней и в свете луны успел заметить три тени, которые скрылись в дальнем, стоящем на отшибе доме. Там никто не жил, и двери этого дома, насколько мог припомнить Ватсьяяна, при нем никогда не открывались. Юноша подкрался к окошку и заглянул внутрь. То, что он увидел, заставило его сердце похолодеть от ужаса. На большом крюке посреди горницы висел обезглавленный труп мужчины, а три женщины, вооружившись острыми ножами, деловито снимали с него кожу. Освежевав убитого, людоедки  отрезали несколько кусков мяса и стали жарить их на огне. Невольный свидетель этой отвратительной сцены не стал дожидаться завершения пиршества и вернулся на свое ложе. Следом явилась его возлюбленная. Страшная, с всклокоченными волосами, она постояла немного, прислушиваясь к дыханию Ватсьяяны, потом тоже забралась в постель и затихла. Утром все три женщины выглядели сонными и вялыми. Их желудки были полны человечиной, а тела на ощупь были холодными, как лед.

Ватсьяяна поведал друзьям о том, что ему довелось увидеть ночью.

- Мы попали в дом к якшиням! – в ужасе промолвил Садхака.

- Они подкарауливают жертвы на «царской дороге», о которой говорили в день нашего прихода, - догадался Дханада.

- Значит, она где-то рядом! - сказал Ватсьяяна. - Думаю, мы должны бежать при первой возможности. Когда-нибудь сестрам не повезет, они вернутся без добычи,   и тогда пустят на жаркое нас самих.  

Он не знал, конечно, что его опасениям суждено скоро сбыться. Дня через четыре старшие сестры опять отправились на свой ужасный промысел. Оставшись одни, Дханада и Садхака устроили тщательный досмотр и нашли в подполе нежилого дома столько человеческих костей и черепов, что их бы с избытком хватило на десяток шиваистских монахов. Зрелище это привело обоих в сильный трепет, но из дружбы к Ватсьяяне они не стали спешить с побегом. Покинуть деревню договорились в самую ночь каннибальского пиршества, когда якшиням станет не до них, и когда, впав в оцепенение, они не смогут их преследовать. Миновало две ночи. На третью притворявшийся спящим Ватсьяяна услышал знакомый стук в окно. Якшиня тотчас покинула ложе сна и скрылась за дверью. Сын Самудратты схватил копье и последовал за ней. На улице он столкнулся с Дханадой, который держал в руках лук и колчан со стрелами. За спиной у него висел мешок со съестными припасами.

- Где Садхака? – спросил Ватсьяяна. – Вечно он заставляет себя ждать!

Юноши постояли,   нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Незадачливый купец все не появлялся. Не зная, что подумать, они заглянули в  жилище старшей сестры. Садхаки не было и здесь, но его смятое ложе казалось еще теплым. Тут им в голову пришла страшная догадка, и друзья, не сговариваясь, кинулись к располагавшемуся на отшибе дому. Увы,   самые худшие их подозрения подтвердились! Заглянув в окно, Дханада и Ватсяяна увидели на крюке бездыханное тело своего несчастного товарища. Старшая сестра,   с которой он жил весь последний месяц как со своей женой, только что перерезала ему горло. Алая кровь толчками выплескивалась из раны, и три якшини жадно слизывали ее своими языками…

Вне себя от ужаса, юноши поспешно покинули это жуткое место. Всю ночь они шли на север, проверяя направление по звездам. Лишь на рассвете друзья позволили себе отдохнуть, а потом опять  продолжили свой путь. День выдался пасмурным и холодным. То и дело с неба начинал сеять мелкий дождик. «Царская дорога» все не появлялась. Казалось, их ждет еще одна ночь в лесу. Но ближе к вечеру  до беглецов внезапно донеслись звуки рога и лай собак.

- Это охотники! – обрадовался Дханада.  

Они побежали на голоса, однако те вскоре стихли. Зато звуки рога послышались с другой стороны. Путники повернули обратно, но, опять никого не встретили.

- Нам не угнаться за всадниками, - сказал Ватсьяяна.

Тут за ближайшими деревьями раздалось громкое рычание. Друзья бросились вперед и, прежде всего, увидели лежащую посреди поляны мертвую лошадь с распоротым брюхом. Рядом, прижавшись спиной к дереву, стоял безоружный мужчина в богатых одеждах, а перед ним скреб окровавленными когтями огромный тигр величиной с быка. Хищник уперся лапами в землю и приготовился  к прыжку. Жизнь горемыки висела на волоске, но, к счастью для него, Дханада успел выстрелить из лука. Стрела угодила зверю в шею. Она не причинила ему особого вреда, но зато отвлекла внимание. Тигр забил хвостом и, развернувшись, прыгнул на юношей. Увидев перед собой страшную оскаленную пасть, Ватсьяяна от страха чуть не выронил копье, но все же успел ткнуть зверя железным наконечником и ранил его в щеку. Тигр взмахнул лапой. Копье, выбитое из рук, отлетело в сторону. Ватсьяяна при этом не пострадал, - зверь лишь слегка оцарапал его руку. Дханада тем временем успел пустить вторую стрелу. Она угодила тигру в заднюю ногу, пробила ее насквозь и глубоко ушла в землю. Пока тот пытался освободиться, незнакомец  подхватил оброненное Ватсьяяной копье и мощным ударом вогнал его между лопаток хищника. На этот раз рана оказалась смертельной. Тигр испустил яростный рык и свалился замертво. Покончив со зверем, охотник подошел к своим спасителям и горячо их поблагодарил.

- Мгновение назад, - сказал он, - моя жизнь стоила не больше варатики, но благодаря вам она вновь поднялась в цене до тысячи золотых. И я буду последним из шудр, если сегодня же не уплачу вам разницы полновесной монетой.

- Мы пришли на помощь из чувства человеколюбия, а не ради денег, - возразил Дханада. – К тому же, хотя это и не видно сейчас по моей одежде, я далеко не беден. Но если ты окажешь нам гостеприимство, мы, конечно, от него не откажемся.

Тут он коротко поведал об их приключениях, начиная с нападения речных разбойников. Выслушав рассказ, незнакомец сказал:

- Теперь я точно знаю, что наша встреча была предопределена богами. Вы помогли мне, а я тот человек, который сумеет помочь вам.

С этими словами он снял с седла рог и протрубил в него. Вскоре послышался ответный сигнал, а потом на поляну выскочило около десятка всадников, гарцевавших на прекрасных камбоджийских скакунах. Увидев спасенного охотника, они склонились в почтительном поклоне. Один из всадников спешился и подвел ему своего коня. Незнакомец вскочил в седло и приказал:

- Проводите этих людей в лагерь и проследите, чтобы они ни в чем не нуждались! До встречи, друзья!

Кивнув на прощание, он ускакал прочь.

- Кто это был? – спросил Ватсьяяна у оставшегося с ними слуги.

- Разве вы не знаете? – удивился тот. – Это министр Виравари, главный советник достославного махараджи Чандрагупты (да пребудет с ним Всевышний)!

Пока они пробирались сквозь заросли, слуга поведал двум друзьям о том, что махараджа Чандрагупта имеет обыкновение полгода жить в его прекрасной столице Паталипутре, а остальную половину проводит в беспрерывных разъездах по своей обширной державе, верша суд над вассалами и совершая поклонение святым местам. В этих поездках государя сопровождают многочисленные войска, а также весь его двор и гарем с женами и наложницами. Свои дела махараджа имеет обыкновение совмещать с пирами и развлечениями. Вот и ныне достославный Чандрагупта (да пребудет с ним Всевышний!) решил позабавиться охотой на тигров. Что же касается великого министра Виравари, чья  отвага уступает только его острому уму и беспредельной мудрости, то он так же является неизменным участником всех царских забав. Ныне, оторвавшись от остальных охотников, он в одиночку схватился с лютым зверем и едва не погиб.  

В том, что слуга говорил чистую правду, Дханада и Ватсьяяна убедились, когда вышли к дороге. Хотя это место находилось среди бескрайнего леса и вдали от всякого человеческого жилья, оно напоминало ныне большой многолюдный город, превышающий размерами Дашапур. Так безмерно было количество людей, сопровождающих махараджу! В центре этого импровизированного походного города возвышался огромный, как дворец, царский шатер. Вокруг него были разбиты шатры министров и первых сановников. Далее располагались кущи поскромнее, принадлежавшие чиновникам и офицерам, а на окраинах теснились палатки солдат и простого люда, кочевавшего по стране вслед за своим государем. Подобно настоящему городу, лагерь имел свои улицы и площади, по которым сновали толпы народа, скакали всадники, важно вышагивали слоны, проезжали кареты вельмож и скрипучие повозки маркитантов. Среди прохожих, помимо солдат, погонщиков и слуг, можно было увидеть телохранителей обоего пола, разряженных женщин, ремесленников самых разных профессий, актеров и актрис, темнокожих факиров с обезьянками на плече и гетер, записных поэтов, поваров, массажистов и еще множество других любопытных уличных типов, которые не часто встретишь в другом месте. Так, например, по пути то и дело попадались дровосеки, которые подвозили на своих осликах вязанки дров для бесчисленных полевых кухонь. Дханада и Ватсьяяна, внезапно оказавшиеся в этом многолюдном сборище, чувствовали себя несколько растерянными.

Походная резиденция министра Виравари располагалась вблизи дворца махараджи и вместе с  шатрами его приближенных и слуг образовывала как бы целый квартал, живущий своей обособленной жизнью. Провожатый подвел друзей к двум нарядным разноцветным палаткам и объявил, что покои эти вместе со всей прислугой находятся отныне в их полном распоряжении. Едва Ватсьяяна откинул полог своего нового жилища, из-за занавески появились три хорошенькие девушки и почтительно его приветствовали. Одна из них, с лицом, подобным луне, с продолговатыми, как лепестки лотоса, глазами, широкобедрая и высокогрудая, с улыбкой произнесла:

- День, ознаменовавшийся заслугой, прожит не зря. Сегодня тебе представилась прекрасная возможность улучшить свою карму, господин.

- Кто ты, красавица? – спросил Ватсьяяна.

- Меня зовут Судрашна. Наш повелитель, многомудрый Виравари, поручил тебя моим заботам. Он так же просил сказать, что сегодня вечером ты, вместе со своим другом, приглашен на прием к махарадже.

- Право, - смутился наш герой, - я не добивался такой чести. Ведь, если быть до конца правдивым, вся моя заслуга свелась лишь к тому, что я один раз царапнул  копьем лесную кошку, и поступил так больше от страха, чем от избытка смелости. Не приди министр потом мне на помощь, я бы скорей угодил на пир к тигру, а не к достославному Чандрагупте (да пребудет с ним Всевышний!).

Судрашна посмеялась над его словами. Они присели на ковре рядом с жаровней и предались непринужденной беседе. Ватсьяяна поведал девушке о своих приключениях, а она постаралась дать ему необходимые наставления, касающиеся того, как следует вести себя при дворе. Между тем  служанки наполнили ванну горячей водой, добавили в нее благоуханных эссенций и пригласили совершить омовение. После месяца скитаний по лесам Ватсьяяна смог впервые вкусить прелести цивилизованной жизни. Отдавшись заботливым рукам прислужниц, он почувствовал себя перенесенным на одну из райских планет. Девушки тщательно вымыли ему голову, дочиста оттерли мочалкой тело, подстригли и покрасили ногти, а потом умастили кожу благовониями.   Заметив царапину на руке гостя, Судрашна собственноручно смазала ее целебным бальзамом. Министр еще прежде прислал несколько своих одежд, так что сын Самудрадатты смог переодеться в подобающее торжественному случаю платье. Судрашна внимательно осмотрела его со всех сторон и осталась довольна.

- Думаю, ты произведешь на государя хорошее впечатление, - сказала она.

Дханада и его друг присоединились к свите Виравари и вслед за ним прошествовали в шатер достославного Чандрагупты (да пребудет с ним Всевышний!). Махараджа и его любимая жена царица  Дхурувадэви восседали на высоком, богато украшенном драгоценными каменьями резном троне. Скамеечки под их ногами так же блистали самоцветами. В большом зале, ярко освещенном множеством свечей и вместившем в себя почти две сотни человек, было довольно жарко. Две юные рабыни обмахивали царственную чету роскошными опахалами из хвостов яков. Глядя на парчовые стены, на великолепные серебряные  подсвечники, на изящную мебель, на вышколенную стражу и на изысканные костюмы придворных трудно было поверить, что прием происходит посреди дикого леса.

Церемония началась с того, что махараджа принял несколько посольств. Среди прочих к особе государя был допущен толстый сановник, прибывший накануне из Уджаяни.

- Надеюсь, мой царственный брат Рудрасимха находится в добром здравии? – спросил Чандрагупта.

- Прибудьте с победой государь! – отвечал посол. – Слава всевышним богам, которые не оставляют его своим покровительством, мой господин на самочувствие не жалуется. Он ежедневно молится о том, чтоб и ты не был забыт ими.

Царский шут, важно восседавший у ног Чандрагупты, громко рассмеялся при этих словах и сказал:

- Точно так же лев молится о здоровье лани!

Его реплика смутила посла и вызвала громкий ропот у присутствующих. Тут из-за спины царицы поспешно выступил низенький, бородатый человек с огромным тюрбаном на голове.

- Государь, - сердито сказал он. – Наш видушака, кажется, забыл, что находится на официальном приеме, а не на пиру среди легкомысленных женщин, где его шутки могли быть уместны. Уважаемый посол не должен сомневаться в нашем дружелюбии.

- Само собой, - неожиданно вступил в разговор Виравари, - мы все помышляем о мире. Но хотелось бы знать, как вяжутся дружественные заверения достославного Рудрасимхи (да пребудет с ним Всевышний!) с его поступками. Не далее как вчера мне передали перехваченные письма его министров, в которых те склоняют к измене приграничных раджей.

Бородач хотел что-то возразить, но махараджа прервал его.

- Я не желаю сегодня слушать ваших пререканий, министры! – сказал он. – Отложим дела до завтра. Скажи лучше, мой любезный Виравари, как тебя угораздило попасть в когти к тигру.

Виравари поклонился и затем веселым и шутливым тоном поведал о происшествии, едва не стоившем ему жизни. В завершении он сказал:

- Государь, позволь представить тебе моих спасителей. Им одним обязан я тем, что могу, как прежде, служить твоим интересам.

Дханада и Ватсьяяна выступили из толпы придворных и припали к ногам махараджи.

- Смельчаки, сохранившие для меня голову моего первого министра, всегда могут рассчитывать на мое благоволение, - милостиво изрек Чандрагупта.

Прием продолжился, но ничего интересного больше не произошло. Виравари остался на царский пир, а двое друзей, провожаемые любопытными взглядами придворных дам, отправились восвояси. Погода между тем окончательно испортилась. Зарядил сильный дождь. Холодный ветер пробирал до костей. Зато внутри шатра было тепло и уютно. В жаровне громко потрескивали сосновые лучины. Прекрасная Судрашна сидела за рукоделием. Увидев Ватсьяяну, она отложила работу, и душевно его приветствовала.

- Итак, сказала она, - ты вкусил толику мирской славы.

- Пусть это было не совсем заслужено, но все равно приятно, - признался наш герой.

Он уселся напротив девушки и рассказал обо всем, чему стал невольным свидетелем.    Услышав об инциденте с шакским послом, Судрашна перестала улыбаться.

- Бородатый коротышка в тюрбане – это второй министр Чудамани, - сказала она. – Он пользуется поддержкой царицы Дхурувадэви.

- Мне показалось, - заметил Ватсьяяна, - что Чудамани не сильно ладит с нашим господином.

- Так оно и есть! – подтвердила Судрашна. – Ведь он только второй министр, и уже одним этим обречен вечно дышать в затылок первому. Неприятность состоит в том, что Виравари, в силу своего благородства, никогда не опустится до коварной интриги, а Чудамани к этому очень даже склонен.

Они еще немного поговорили о борьбе партий в окружении  махараджи.   Потом Ватсьяяна, который мало интересовался политикой, но зато глубоко восхищался прелестями своей собеседницы, постарался изменить тему.

- Достойный Виравари, - промолвил он, - уже сторицей воздал мне за маленькую услугу, о которой, даже неудобно вспоминать, настолько она была ничтожна. Но вот беда! Оказавшись в его доме, я заполучил такую глубокую сердечную рану, по сравнению с которой царапина от когтя тигра кажется мне сущим пустяком.

- Мой господин очень расстроится, когда узнает о печальных последствиях его радушного гостеприимства, - с улыбкой отвечала Судрашна. – Однако долг верной служанки велит мне врачевать не только телесные, но и душевные раны.

Тут девушка наклонилась вперед и ласково прикоснулась губами к его губам. Вслед затем, взявшись за руки, они прошли на ложе и помогли друг другу раздеться. Судрашна оказалась весьма опытна в искусстве любовных утех, так что даже Ватсьяяне, далеко (как он считал) продвинувшемуся по пути Камы, было чему у нее поучиться. Самый строгий ценитель женской красоты и наслаждений не смог бы упрекнуть его возлюбленную  ни в малейшем изъяне. Она была безупречна во всех приемах любовной науки, будь то поцелуи, объятия или выкрики, но более всего остального подкупала проникновенной, мягкой женственностью, не покидавшей ее даже в мгновения страстного исступления. В соединении с ней не было той пылкости, которую дарили Ватсьяяне Шриядеви или Ратиприя, зато Судрашна излила на него целый океан нежности, буквально переполнявшей ее кроткое сердце.   Приняв лингам сидящего на корточках возлюбленного, она затем крепко ухватила его за шею. Ватсьяяна тесно прижал ее к себе, и они, мягко покачиваясь взад и вперед, вкусили в объятиях друг друга упоительное блаженство.

Чуть позже, целуя тело своего гостя, Судрашна нашла на его плечах и спине едва заметные следы от зубов и ногтей прежних подруг.

- Я вижу, ты не новичок в любовных битвах, - сказала она, слегка касаясь губами старых отметин.

- Еще года не прошло с тех пор, как я приобщился к числу пылких последователей Камы, - признался Ватсьяяна. – Но у меня были опытные наставницы, так что я многое постиг благодаря им.

И он поведал о Чандрике, Шриядеви, Мандаравати, Ратиприи, Рупанике,   Девасмите и некоторых других, включая якшиню-людоедку.

Судрашна с любопытством выслушала его рассказ.

- Значит, каждая из твоих возлюбленных научила тебя чему-то особенному? – спросила она.

- Выходит, что так, - согласился наш герой.

- Тогда я тоже поделюсь с тобой тем, что знаю! - воскликнула девушка. – Не хочу, чтобы воспоминания обо мне бесследно стерлись из твоей памяти. К тому же, неведомо почему, твои гуру ничего не сказали о движениях, совершаемых при соитии. Между тем, это такое искусство, не овладев которым, трудно считать себя образцовым любовником.

- Видишь?   - сказал Ватсьяяна. - Сам Кама предназначил тебе стать моим новым пандитом.

Судрашна со смехом отвечала, что весьма польщена этой честью и готова немедленно приступить к своим наставлениям. Нежными ласками она постаралась возбудить юношу, и когда лингам любовника обрел силу, приняла его, лежа на спине.

- Начнем с самого простого, - шепнула она, - я буду говорить тебе, что нужно делать, а ты постарайся точно выполнять мои указания. Итак, самый незамысловатый вид движения это сближение. Так называют обычные действия, когда лингам и йони просто сходятся навстречу друг другу. Подобным образом совокупляются все животные, но мы не должны рабски следовать им, ведь наши ощущения так легко разнообразить. К примеру, ты можешь придерживать лингам рукой и двигать им во все стороны моей йони. Это называется пахтанием… Но не воображай, пожалуйста, что роль женщины исключительно страдательная. Я могу опустить свою йони, и тогда удары лингама достанутся  ее верхней части. В этом случае они зовутся пронизывающими… А если я ее приподниму, то полем любовной битвы станет нижняя часть йони. Тогда некоторые скажут, что ты устроил мне  растирание…  Бывает, что  после удара возлюбленный сильно и долго нажимает лингамом на стенки йони, осуществляя тем самым давление… Когда же милый раз за разом вытаскивает  свой лингам на какую-то длину из йони и стремительно возвращается обратно, выходит осыпание ударами…

Ватсьяяна старательно повторял все перечисленные виды движений. Судрашна осталась довольна его рвением.

- Все прекрасно, милый, - тихо проговорила она. – Но сдержи немного свой пыл, мы приближаемся к самому главному. Бывает, что лингам во время движения потирает лишь одну сторону йони. Подобное соединение называют ударом вепря. Однако лично мне гораздо больше по вкусу удар быка, посылаемый поочередно то в одну, то в другую сторону…

Дойдя до этой части урока, Судрашна начала терять голову. Слова ее перемежались теперь тихими стонами. Но она все же нашла в себе силы заключить:

- Теперь последнее, любимый… Приближаясь к пику наслаждения, не покидая йони, начинай быстро и часто двигать лингамом вверх вниз… Этим ты доставишь своей возлюбленной особенно острое наслаждение…

Она замолчала, и через мгновение обоих накрыла вторая волна блаженства. Уже значительно позже Судрашна, сообщила, что последний вид движения именуется игрой воробья…

Вдоволь насытившись утехами любви, ученик и его наставница уснули в объятиях друг друга. Утром их разбудили  громкие крики погонщиков, грузивших на  верблюдов мешки с продовольственными припасами, и скрип колес полевых кухонь, еще затемно отправившихся к месту новой стоянки. Ватсьяяна быстро совершил утренние обряды и вышел на улицу, чтобы воочию наблюдать перемещение походного города. Зрелище и в самом деле было необычайное.   Казалось, весь мир пришел в лихорадочное движение. Ночная тьма рассеялась  от блеска бесчисленного числа зажженных факелов. Отовсюду слышался звон лопат, выкапывающих колышки шатров, и лязг цепей, которыми были скованы стреноженные на ночь слоны.   Сотни слуг по всему лагерю выносили из шатров разнообразную утварь, паковали ее в походные тюки и грузили на спины слонов. Поверх них погонщики укладывали полотна шатров и палаток. Конюхи разносили мешки с овсом и, закончив кормежку, поспешно седлали скакунов.

Но вот над горизонтом появился краешек солнца, и тотчас было объявлено о выступлении. Загремели барабаны, радостно забили литавры, заревели трубы, затрубили рожки. Им вторили резкие возгласы слоновьих вожаков. Первым выступил большой отряд конной стражи. Следом отправился сам махараджа в сопровождении отряда телохранителей. За ним на слонах под разноцветными балдахинами, ехали женщины царского гарема. Далее стройными рядами выступали войска, причем во главе каждого из вассальных отрядов верхом на слоне ехал раджа в блестящих доспехах, сопровождаемый разряженными всадниками на гарцующих скакунах. За войском потянулись кареты высокородных вельмож, их жен и наложниц. Наконец дорогу заполнили запряженные быками повозки, слоны с поклажей, обвешанные тюками верблюды, мулы и ослы. Снявшись с места вся эта многоязычная, многоголосая толпа медленно двинулась на восток, туда, где на берегу Ганги раскинулась «царица всех городов мира» прекрасная Паталипутра…

8.

"Эротикон"