Настя и медведь

Тепло. Пока еще тепло. Но осень надвигается, сменяя зелень лета желтыми красками. Трава, нетронутая покосами, вытянулась с человеческий рост, высохла и стоит, разбрасывая по ветру семена. Ближе к лесу разросся борщевик, предостерегая путника от бессмысленного посещения чащи.

Солнце встает теперь позже. Как проглянут первые лучи его из-за реки, так покроется земля утренним светом, будто туманом. На листочках засверкают капельки росы.

Тишина. Только всплеск воды напоминает о том, что мир не погряз в вечном покое.

В лесу тоже позднее лето. Отошли земляника, черника, поспела брусника. Кое-где стали показываться первые грибы. Пока еще совсем маленькие. Прячутся от людского взгляда под листвой, под травой. Зорко смотри! Думаешь, что лист – проходишь мимо. А кто-то идет сзади и радостно сообщает, что нашел гриб. Какой глазастый!

«Пляшут грибы перед очами. Глядишь – кто это в красной шапке стоит под деревом? Пока пробираешься за добычей через елки и ветки, уж нет ничего, только листья да палки. Оглядываешься. Да вот же он! Эк, куда убежал! Так и уходишь в лес, манимый грибами. Покружишь на месте, затем свернешь. Думаешь выход, а там поляна: светло свежо. Не верь. Оглянись. Кругом лес, чаща, темень. Не сбирай ягод на той поляне! Отравишься – здесь останешься.

Вдруг будто бубенцы вдали зазвенели, будто звонкий едва слышный смех. Так и есть рядом ручей. А где проточная вода в лесу – там ундины. На ветвях они сидят. На глаза не кажутся, лешия дочки. Заманят, закружат, по ручью сведут к ближайшей запруде, да утопят. Идти лучше дальше, в лес. Птица ухнет на елке – кажись леший. Страшно! Слушаешь каждый звук, каждый шорох. Вдруг как захохочет, заохает, подымутся плачь и свист! Кажется, еле ноги унес из гиблого места. Ан нет. Выйдешь к болоту. Жуть. Иди обратно! Вдалеке две коряги тянутся из топи черными палками. Не обманешь, нечисть! Плюешь через плечо три раза. Крестишься. Не коряги это - кикиморы руки протягивают, на дно утянуть хотят, себе на забаву тебе на погибель. Сколько людей в лесу погибло! »

- Дедушка, - позвала Настенька – А какие они лешие? Страшные небось?

Афанасий собрал вокруг себя девок да ребят и рассказывал им то, что слышал от предков, да что сам повидал на своем веку. Ему нравилось, что малышня слушала его сказки.

- Страшные. – Отозвался Афанасий. –Большие, косматые, лохматые. Сами пучеглазые с густыми кудлатыми бровями, борода у них зеленая, вся в шишках, да ветках. Прячутся они под корягами, хоронятся в буреломах, селятся в пещерах. А если надо им, станут маленькие. Живут в деревьях в пустых дуплах. Леший – хозяин леса. Плохого человека погубит. Хорошего может и из лесу выведет.

- А как же медведь? – не удержался Степан, белобрысый мальчуган лет шести.

- Медведь в простом лесу сидит барином, а где топь да гадь, там нечистый – владетель. – Нашелся Афанасий.

Может обернуться он и в человека. Иду я было по лесу, смотрю, а на встречу бортник Евпатий. Сразу я смекнул, что больно уж он весел идет, пускается в шутки. А вы ведь знаете нашего Евпатия – без нужды рот не раскроет. Слушаю я его, а сам смекаю, что заводит он меня в глухой лес. Присмотрелся я к Евпатию этому поближе, гляжу – у него правого уха нет, а полушубок застегнут с левой стороны. Тогда я с духом собрался, перекрестился, да как заору: «Овечья шерсть, овечья шерсть»! Будто молнии сверкнули из глаз лесового. Кинулся он бежать – только пыль столбом из-под копыт. А если бы сразу не признал – ничего бы не помогло. Никакая такая молитва от чар колдовских не спасет, если очутишься ты во владениях лесового.

А Евпатия я спрашивал – не он это был, так мне и сказал, что я, мол, уж неделю как болею, из дома не выхожу.

Ребята, собравшись на крылечке возле дома деда, слушали его, широко раскрыв глаза и рты. Солнце разливало по их кудрям теплый нежный свет, согревало курносые лица.

У старого, изветшавшего забора остановился Емельян Силыч купец. Он внимательным взглядом оглядел толпу девчат и парней. Нашел среди них знакомое родное лицо дочери, и громко окликнул ее:

- Настасья, домой иди. Мать тебя ужо с обеда ждет не дождется.

Услышав голос отца, миловидная голубоглазая девчонка быстро сорвалась с места и, помахав на прощанье рукой друзьям, побежала домой. Родитель проводил ее деланно суровым взглядом, погрозив для пущей важности большим увесистым кулаком.

Старшие сыновья Емельяна Силыча давно разбрелись по земле-матушке, став кто именитыми купцами, кто княжеским дружинником. И видно сам господь, сжалившись над тоскующим сердцем стареющих родителей, дал им единственную дочь, ставшую и отрадой для них и утешением. Поэтому грозный вид и строгость к девушке были скорее напускными, а в душе купец обожал своего последыша.

. Убедившись, что дочка направилась к дому, ее отец обернулся к собравшимся у крыльца и обратился к деду:

- Ты чего, опять детей сказками пугаешь, Афанасий?

Дед покряхтел, оглянулся по сторонам. Его белая седая бороденка рванулась по ветру, глаза заволокла слезная пелена. Он небрежно смахнул сырость с глаз и хитро взглянул на Емельяна.

- Ничего. Пущай про лес правду знают, глядишь, далеко не забредут.

- Кончай их запугивать. Леший далеко, в наших лесах давно не водится,   – огрызнулся купец. – Будут бояться – в лес не зайдут.

Емельян сплюнул и пошел домой.

В большом добротно выстроенном тереме его ждала жена Анна Ярославовна. Высокая, все еще красивая женщина, она особенно величественно смотрелась в своем богатом сарафане, привезенным мужем из большого города.

Купец вошел в комнату, низко согнувшись в низких дверях. Настенька уже сидела подле матери на лавке и играла веретеном с белым котенком, который весело кружился возле ее ног, пытаясь схватить нитки и разодрать их когтями.

Емельян Силыч вальяжно развалился на стуле, знаком разрешив дочери и жене не вставать в его присутствии. Он величественно, как хозяин, наблюдал за домочадцами, сложив руки на широкой груди, облаченной в синий суконный кафтан. Его спокойное беспристрастное лицо не выдавало волнения, терзающего отцовскую душу. Налюбовавшись на родных женщин, хозяин встал и начал расхаживать по комнате из стороны в сторону, с любопытством поглядывая то на Анну, то на Настеньку. Девушка, почуяв недоброе, поспешно убрала веретено и прогнала котенка. Ее мать выжидательно склонила голову на бок и стала удивленно взирать за каждым движением мужа.

Наконец, Емельян Силыч снова уселся на стул.

- Следить матушка надобно за дочерью-то, – неожиданно обратился он к жене, подойдя к основному вопросу издалека. – Невеста, чай, а все с охламонами сказки слушает. Следует ей дома сидеть, хозяйство вести. А коли по дворам будет шататься, то толку из девки не будет.

- Что ты, батюшка, ведь умеет Настя все. Такая невеста любому приглянется: и ладная и складная, не ленивая. – Попыталась вступиться за дочь Анна Ярославовна.

Девушка зарделась от слов матери. Отец, заметив это, прикрикнул на нее, топнув ногой:

- Пошла прочь, Нечего наши разговоры слушать!

А затем строго обратился к жене:

- Ты дочь не защищай. Толку из нее не вижу. Хихикать с подругами по дворам мастерица, а больше и сказать нечего.

Настенька, зная отходчивый характер батюшки, выбегая из горницы, замешкалась у дверей, поглядывая лукавым взглядом на отца.

- Вон! – прикрикнул Емельян на дочь и для пущей острастки топнул ногой посильнее.

В комнате воцарилось молчание во время которого супруги, оставшись наедине, молча смотрели друг на друга.

- Емельянушка, - решилась продолжить разговор Анна Ярославовна, догадываясь, куда клонит муж, - ведь горлице нашей  всего пятнадцать годков. Пущай еще немного в девках походит, уж самое сладкое для них времечко.

Но купец молчал и только взгляд отвел на распахнутое окно. Благодать. Небо голубое-голубое. Птицы поют. Ветви яблони совсем уперлись в наличники, а сквозь листву видны налитые желтые с красными бочками плоды. Таких яблочек ни у кого на селе нет! Любуется Емельян Силыч, а у самого вроде и радостно на душе, а вроде, и тоскливо.

- Ох, - вздохнула Анна Ярославовна, вставая и подходя к окну, - чую что-то ты, старый, задумал.

Женщина протянула руку и достала самое ближнее яблочко, сорвала его и поднесла ко рту. Но откусить не успела, а застыла, будто узрев что-то важное. Вдруг она скоро обернулась к мужу, ища на его лице ответ на свою догадку. Муж утвердительно покачал головой, поняв жену с полувзгляда.

- Жениха я ей приглядел. Торговый человек, знатный купец. – Емельян Силыч задумчиво перебирал бородку, в очередной раз убеждаясь в правильности принятого решения. – Жди сватов. – заключил он.

- Да что ты, батюшка! Неужто решил…– запричитала было Анна Ярославовна. – Доченьку-то нашу, радость мою… Рано.

- Хороший жених. – Прервал ее муж и, быстро встав, вышел, прогрохотав по полу каблуками сапог.   Но через мгновение заглянул обратно и, покосившись на оторопелую жену, заключил – Я так решил.

На следующий день только рассвело, весело защебетали подружки под окнами у Настасьи, вызывая ее с собою. И она уж весело махала им руками, призывая подождать маленько, пока получит разрешение родителей.

- Пусть уж она сходит, – ласково обняла мужа Анна Ярославовна. – Дай девке повеселиться.

- Ладно, - отмахнулся Емельян Силыч. – Пущай.

Дело, как ему казалось, было почти сделано, со сватами сговорено. Пускай погуляет дочка последние деньки на воле, решил он, заодно грибов принесет.

Уговаривать Настеньку долго было не надо. Едва узнав, что родитель отпускают ее в лес, она быстро переодела рубаху, сарафан, завязала лапти, затянула потуже платок. Все просто, как у подружек. Хоть она и дочь купца и нарядов у нее видимо-невидимо, а все ж простой сарафан милее всего.   Долго искала корзинку. Да вот же она, в сенях затолкана! Взяла с собой матушкиных пирожков, на случай если придется задержаться в лесу.

- Держись с подружками! - как всегда крикнула мать дочери.

- Ага! – ответила Настенька на бегу, даже не обернувшись к матери - некогда, девчонки заждались.

Ладно в лесу, не сыро не холодно. Птички щебечут где-то высоко – не видать, правда,   ни одну. Ветра нет. Березы, как стены в больших каменных палатах. Мох, будто ковер. Листья, словно резная крыша. Идет Настенька, любуется. Но и забываться нельзя. Подружки уж кричат, что нашли грибы. Аукают. И Настенька аукает, только грибов нет нигде. То ли она загляделась на небо, то ли, вспомнив разговор матушки с батюшкой, замечталась о женихе.

Видится ей парень молодой, голубоглазый, улыбчивый, а поет так сладко - все девки заслушиваются. Пастушок это, светлокудрый Андрейка. Недале как вчера, у Афанасия, взял он ее за руку  и еле слышно уговаривал не боятся, так тихо, что лишь по губам догадалась. Шептал, что Лада сплела их сердца навеки, и будет ждать он ее у большой сосны, что на краю села сегодня, когда свечереет. Все ее сердечко забилось от Андрейкиного прикосновения. Знала Настя, что любят девки Андрейку за голос его сладкий, за глаза светлые. Ну так что ж, а он только ее полюбит, поскольку она краше всех девушек. Ведь отец одарит ее, чем только она пожелает: и монистами, и серьгами, и сарафанами. Нет, не найти ему лучше нее невесты!

Идет девушка, в мечтах, как во мху тонет. Оглянулась – солнце уж к полудню, а в корзинке почти нет ничего. Подружки аукают, смеются вдалеке, знать много насобирали грибов. Придут, будут хвастаться у кого корзинка полнее. А у Настеньки два грибочка. Ой!

Глянула девушка по сторонам, а вокруг бурелом. Грибов не видать. Глянула подальше. Вот же они озорники – под осиной два дружка, чистые красивые. Посмотрела дальше, а там больше. Что же это она с подружками на одном месте топчется! Тут ничего не найдешь. А грибы то они вот где, только подальше пройти надобно.

Уж полкорзинки есть. Нет, не такая она Настенька, чтобы на полпути останавливаться. Больше всех она принесет грибов. Вот ахнут подружки. У них то все волнушки, да путники, а у нее все белые. И матушка похвалит и батюшка. И Андрейка.

Слышит Настенька – кричат подружки, аукают. Значит недалеко ходят. «Пусть – думает она – собирают, друг за другом ходят. Я свое место нашла. Не откликнусь, а то услышат, набегут, все обберут». Ходит девушка по лесу, ищет грибы, вполуха слушает подружек. Собрала грибов целую корзину. Все белые, отборные. Крикнула. Никто не отозвался. Бросилась назад. Откуда пришла - не вспомнила. Оглянулась – лес незнакомый. Пни да коряги под ногами. А вокруг одни елки. Темно. На небо глянула: все небо тучами заволокло.

«Заблудилась» - поняла девушка.

«Уху» - донеслось с ветки, и под ноги Насте упала большая сухая ветка.

Вспомнила дочь купца сказки деда Афанасия, почудились ей в лесной темноте глаза лешия. Бросилась она бежать куда глаза глядят. Через ветки перепрыгивает, с кочки на кочку перескакивает. Выбежала из глухой чащи на светлое место, оглянулась. Везде топь да гать. Одни палки торчат да березки поломанные. А вокруг совсем стемнело. Как выбралась Настенька из болота, сама не вспомнила, а оказалась снова в лесу дремучем. Кажется ей, что идет она обратно домой, а того не знает, что отчий край все дальше. Устала девушка, измучилась, а корзинку из рук не выпустила. Все ей чудится, что пришла она в родной лесок, где ищут ее подружки.

На лес совсем спустилась ночь. Хоть и страшно девушке в незнакомом лесу, но и спать хочется. Вдруг среди елей и коряг почудился Насте дом. Подошла она ближе, пригляделась. Дом не дом, а будто чье-то жилище. Обнесено оно кругом частоколом. Осторожно ступает девушка. Решила обойти жилье кругом, а позвать кого, испугалась. Ни души вокруг. В темноте ничего не разобрать. Решила Настенька, что наткнулась она на логово лешего. Ведь так и сказывал дед Афанасий, что живет он за деревьями, а доброго человека из лесу всегда выведет. Жутко стало ей, что сейчас увидит она лесового, ужас сковал ей ноги и руки. «Какое же оно, чудище? » - думалось Настеньке, и чем больше думалось, тем страшнее было стучаться к нему в логово.

«Дождусь утра на ближайшей елке - решила она, - а там, при свете-то, оно не так страшно. Глядишь, и леший подобреет, когда увидит при солнышке какая я милая, да добрая. Сразу же домой отведет».   С такими мыслями девушка забралась на ближайшую ель, оставив корзинку под деревом. Только не спалось ей и на высокой елке. То несыть где пролетит, испугает взмахами крыльев, то прогонит дремоту шорох в траве. Не спит ночной лес. Не спит и Настя. Поглядывает она на заветное жилище.

Вот уж и солнышко встало. С большим трудом пробрались его лучи сквозь ветви елей, плотно сцепившихся меж собой. Тишина кругом. Уснули ночные жители, не проснулись еще дневные.

Боязно девушке стало на дереве сидеть, да и холодно. Есть хочется - давно уж съедены вкусные пирожки. А пуще всего захотелось ей домой, к матушке и батюшке.   Забрезжила слеза на ее глазах, как подумала Настенька о родителях, как горюют они без нее, плачут, тоскуют. Решила она во что бы то ни стало скорее вернутся в отчий дом. Самой  ей тяжело выбраться, а вот, может леший поможет. Ведь не зря она нашла его логово в огромном лесу, да еще в кромешной темени. А если это он ее сюда и заманил, грибами завлек, от подруг увел, тогда беды ей не миновать.

Слезла Настенька с дерева и осторожно подкралась к неведомому жилищу. При неярком сумрачном свете разглядела, что не дом это, а вход в пещеру обнесен частоколом и завален буреломом. Осмотрелась кругом: ни выхода нет, ни входа. Кругом ветками все завалено, листьями заброшено. А бревна стоят не поваленные, а будто топором срубленные. Значит, не зверь здесь живет.

Решила девушка в логово не заходить, а бежать из этого ужасного места, пока не случилось лиха. Попятилась она назад, да оступилась и прямехонько провалилась куда-то под землю, огласив лес криком. Упала она вниз, прохрустев при этом не одной веткой. Обрушилась Настенька на спину и замерла, закрыв глаза от страха.   Но кругом царила тишина, ничего не происходило. Падала она не глубоко и приземлилась на ворох листьев и веток, поэтому совсем не ушиблась, лишь поцарапала ногу. Через некоторое время девушка привстала, огляделась. Вокруг было темно, почти как ночью, но было понятно, что оказалась она в ловчей яме, какую охотники рыли на зверей. Вдруг сверху что-то зашелестело и треснули ветки. Настя упала навзничь и закрыла глаза. Снова тишина. Хотя среди этой зловещего безмолвия казалось пленнице, что кто-то на нее пристально смотрит. Ничего не было слышно: ни шороха, ни оклика, ни дыхания.  

Наконец, она решилась открыть глаза. Осторожно Настя приподняла ресницы и сквозь их густую пелену заметила очертания темной фигуры в едва пробивавшемся сверху свете. Кто-то действительно смотрел на нее. Если это был медведь, стоило притвориться мертвой, и девушка снова крепко-накрепко закрыла глаза и затаила дыхание. От страха она сжалась и напряглась до предела. Вдруг, что-то большое и массивное будто свалилось на нее и нечто теплое прикоснулось к ее лицу. Настя вздрогнула и быстро распахнула глаза. На нее пристально смотрел Он. Он был большим, косматым, обросшим волосами, темными и всклоченными. Его глаза прожигали насквозь. Он смотрел пристально, не отрываясь. «Леший! » - решила девушка и медленно стала отодвигаться от него назад. Его светящиеся бешенством глаза подсказали ей, что просить об какой-то услуге нет смысла. Леший очень резко и непредсказуемо отреагировал на то, что незваная гостья попыталась спастись. Когда она лежала неподвижно, он изучал ее, стараясь не выдать себя. Теперь же он стал лихорадочно вдыхать воздух вокруг себя, постигая незнакомый запах человека, женщины. Его грудь стала широко раздуваться от глубокого дыхания, глаза бешено заблестели. Он спружинился и одним прыжком настиг пытавшуюся вырваться из ямы жертву. Девушка истошно завизжала, почувствовав нечеловеческую силу существа и поняв, что ей не спастись. Участь ее была в его цепких лапах.

Он накрыл ее всем телом, подмял под себя. Его огромные лапы хватали бедра девушки, пытаясь освободить ее ноги от вороха юбок и белья. Меньше всего Настя ожидала этого. Она изо всех сил пыталась освободиться от навалившегося тела, яростно отбиваясь от него. Ужас, страх, отчаяние переплелись в ее душе, породив желание освободиться. Но огромное туловище лешия совсем накрыло ее, сдавило грудь, не давая пошевелиться. Он жадно дышал и резкими движениями пытался овладеть женщиной. Вдруг девушка вскрикнула, почувствовав жгучую боль, но все равно продолжала колотить чудовище руками и раздвинутыми ногами. Леший же продолжал насиловать пленницу, не чувствуя ничего, кроме похоти. Наконец, он удовлетворенно зарычал, будто дикий зверь, а затем отбросил свое тело в сторону, шумно вздохнул и затих. Настя набрала воздух в сдавленную грудь и тихонько застонала от боли.

Он лежал размякший и довольный. Казалось, что именно этого его тело ждало так давно. Все его члены расслабленно наслаждались происходящим. Он смотрел на небо, через зияющую дыру своей ловчей ямы, и вся прежняя жизнь казалась ему бессмысленной. Впрочем, это было лишь мимолетное чувство. Как давно он не видел женщины! Как долго не чувствовал ее запаха, кожи, не видел лица! От мыслей об этом кровь быстрее потекла в его венах, дыханье стало глубже и громче. Он еще раз ощутил рядом с собой живое существо. Молодая это или не очень женщина, дикарь не разглядел. Да и что увидишь здесь, в потемках. Только почувствуешь.

Она зашевелилась, застонала, стала дышать надсадно и отрывисто. Нет, он не ощутил жалости, только страсть. Его глаза жадно всматривались в пытающееся встать тело женщины. Женщины! И она рядом, близко-близко. Инстинкт охотника заставил его притаиться на миг, дать ей возможность попробовать убежать. Он наблюдал за ее попыткой выбраться из его ловушки. Она пыталась сделать это медленно и неслышно, почти не дышала, будто от этого он отпустит ее. Дикарь сжался, притаился, как зверь: играл с добычей.

Приблизившись к отверстию в его сооружении, жертва быстро попыталась вскарабкаться наверх, но он не позволил ей даже подняться из ямы. Молниеносным движением леший вскочил с места и схватил ее за ногу, сбросив вниз. При свете он успел разглядеть, что это молодая девушка, ничего больше. Как разъяренный барс, от которого пыталась скрыться добыча, он подмял ее под себя, громко рыча. Насильник снова удовлетворил свою похоть, наполняясь энергией жизни, при этом лишая сил жертву. Казалось, он может это делать бесконечно, неистово, мощно, сжимая девушку в стальных объятьях. Ее брыкания и попытки причинить ему боль проходили для него незамеченными. Наконец, он достиг пика наслажденья, громко зарычав. Казалось, силы ушли от него, и охотник, отпустив девчонку, снова откинулся на ложе из веток  и листьев. На этот раз ему было все равно, что будет делать незваная гостья. Как она попала к нему, его не волновало, куда  денется после – тем более. Он был удовлетворен и хотел спать. Глаза его закрылись, но чувства, обостренные жизнью в лесу, были напряжены и ловили каждый звук, каждое движение.

Настя долго не могла пошевелиться. Все тело ее болело. Она осознавала свою слабость перед неведомым существом, но желание спастись не покидало ее мысли. Уйти живой, выбраться и убежать из этого проклятого места. Разочарованная первой попыткой, девушка не оставила надежды на побег. Смело обернувшись в сторону лешия, она увидела, что он лежит отвернувшись от нее и будто бы спит. Настя не верила ему. Она подождала еще, собралась с силами, и стремительно вскарабкалась наверх.

Бежала Настя, не чувствуя земли под ногами, не разбирая дороги. Падала в овраги, запиналась за коряги и поваленные деревья. Все руки и лицо исхлестали ей ветви кустарников, исцарапал валежник. Ноги изранила острая осока. Вдруг из-за кустов выглянуло что-то огромное и темное, заслонив девушке свет. Настя громко вскрикнула и закрылась накрест руками, ожидая нападения. Мимо пронесся большой лось. Девушка упала на землю в изнеможении, тяжело дыша. Больше бежать не было сил. Она набралась смелости и оглянулась назад.

Никого.

Усталая, растрепанная Настя шла по лесу и позволила себе остановиться лишь у ручья. Напившись и умывшись ключевой водой, она села и заплакала. Все тело девушки знобило от пережитого ужаса. Она дрожала, как осинка на ураганном ветру. Убедившись, что за ней никто не идет, Настя не смогла расслабиться. Ведь она по-прежнему находилась в дремучем лесу, вдали от дома, и как выбраться не знала.

Девушка осмотрела себя сверху донизу. Платок она потеряла в борьбе с чудовищем, поэтому в ее растрепанную косу было воткнуто множество мелких веточек и листьев.   Сарафан в подоле был порван в нескольких местах. Лапти пришлось срочно подвязать к ногам. Обнажив бедра, девушка обнаружила подсохшие пятнышки крови, которые она сразу же отмыла холодной водой. Ей необходимо было отдохнуть, прийти в себя, собраться с мыслями. Настенька огляделась по сторонам и увидала большую раскидистую ель. Девушка поспешно забралась на дерево, не ощущая себя в безопасности в диком лесу. С лешием она уже повстречалась, но знала, что эти места таят в себе много других не менее страшных опасностей.

Дикарь спал не долго. Он лишь отдохнул, после полученного блаженства. День был ясным и не обещал дождя. Расслабляться было некогда. Каждый день, проведенный в лесу без дела, мог стоить жизни. Поэтому он стряхнул с себя остатки дремоты, прилипшие ветки и сучки, и выбрался из ямы: оставаться в ней было небезопасным.   Осмотрел себя. Ноги плотно обмотаны кожей, меховая одежда сидит плотно, удобно, не сковывает, не мешает. Нож воткнут за пояс. Веревка на месте. Без этого лучше никуда не ходить. Настроение ясное, как погода.

Он по-деловому обошел вокруг своего жилища, залатал образовавшуюся в нем брешь, служившую входом, засыпал мхом. «И как она сюда попала? - пришло мужчине на ум. - А какая теперь разница». И правда, куда ему такая обуза. Приятность кратковременная, а забот полон рот. Невдалеке под елью он заметил посторонний предмет. Корзинка, полная грибов. «Ага, заблудилась! - догадался он. – Корзинку оставила. Подарочек». Мужчина усмехнулся про себя, нагнулся и взял грибы большими жилистыми руками. С такими же корзинками ходили девки по ягоды и в его родных местах. Потом хороводы водили, песни пели, смеялись. Помниться, и он смеялся с ними. Потом портил. Никогда силой, ну если только по шалости пару раз. Неожиданно тоска обуяла его душу. Защемило внутри сильно. «Какой же я человек? – вдруг удивился он. – Истинно зверь. И рычу по-ихнему и дерусь. И девку бросил». Он прошелся вокруг берлоги, рассыпал грибы, закидав их мхом и землей; бросил корзинку внутрь в пещеру, снова все закрыл, замел следы. «И повадки у меня дикие, и сердце волка! – снова изумился он своим привычкам. – Куда ж теперь она денется? Разорвут в лесу ее звери». Он посмотрел вдаль, подмечая все кругом. «Побежала прямо к волчьим угодьям» - понял он, разглядывая оставленный девушкой след: ломаные сучья, мятый мох.

Настя сидела на большой раскидистой елке и упрямо смотрела в глаза сидевшему внизу волку. Бояться у нее не было сил. Зверь то ходил под деревом, то сидел, жадно устремляя голодный взор на человека, то скоблил когти о кору дерева, будто пытаясь влезть на него, и снова в бессилии ходил около. Наконец он сел и завыл. От протяжного звука у Насти защемило в груди, стало жутко. Она оторвала ветку и кинула в волка. Он не отреагировал, а лишь злобно зарычал. Девушка с ужасом взирала на острые обнаженные клыки, лязгающие, в предвкушении добычи. В немом отчаянии она вцепилась покрепче в широкий ствол дерева и отвернулась от омерзительного зрелища. Деваться ей было некуда, спастись не представлялось возможным. Настя склонила голову и шепотом принялась взывать к Богу. Оставалось лишь надеяться, что зверь уйдет, поняв что где-то есть более легкая добыча. Но лес был велик, зверей много, а дороги домой она не знала.

Вдруг кто-то схватил зверя и повалил в сторону. Волк заскрежетал зубами, оскалился, зарычал. Услышав, неожиданные отвратительные звуки, Настя вздрогнула и резко обернулась, едва удержавшись на ветке. Кто-то схватил ее стражника, стараясь прижать к земле. Девушка могла лишь различить непонятное месиво из шкур и, спрятанных под ними тел.   Вдруг, волк взвизгнул, закряхтел и обмяк, оставшись лежать на окровавленной траве. Отделившись от останков зверя, уже более четко обозначилось второе тело, как видно, принадлежавшее мужчине. Это он вонзил нож в горло волку, прикончив его. Сперва обрадовавшись человеку, Настя испугалась в очередной раз, узнав в своем спасителе страшного лешия, вернее, догадавшись, что это он,   по обросшему виду и облачавшим его шкурам.   Прижавшись к дереву, она надеялась, что он не заметит ее. Леший посидел какое-то время у добычи, дождался, когда из животного выйдет кровь. Затем взвалил волка на плечи и направился в чащу. Все его действия были полны спокойной уверенности и хладнокровия. Девушка, уцепившись за сучья, в напряжении следила за ним, провожая взглядом. Но, внезапно он обернулся и устремил взор прямо в ее сторону. От неожиданности Настя потеряла равновесие и кубарем скатилась с ели. Не успев почувствовать боли, она вскочила на ноги, пытаясь сориентироваться, где леший и куда бежать. Заметив страшного лесного человека, девушка успела разглядеть, что он делает ей какие-то знаки. Быстро развернувшись, Настя побежала в противоположную сторону, но остановилась, будто бы услышав человеческий голос. С надеждой девушка обернулась, разглядывая темный бурелом из деревьев, но кроме огромного ужасного человекоподобного чудовища никого не было видно. Задержав на нем взгляд, она поняла, что кивком головы он звал ее с собой. Настя продолжала напряженно смотреть по сторонам, ища людей, а  леший более отчетливо манил ее. Осмелев, девушка отрицательно мотнула головой в ответ.

- Там их земля – сказал мужчина, указав рукой на лес за ручьем, и сам удивился своему голосу, приглушенному, идущему откуда-то изнутри, но вполне громкому и отчетливому.

Незнакомка медлила, тогда он развернулся и пошел. Когда он обернулся в очередной раз, девушка осторожно, будто желая остаться незамеченной, шла за ним. Мужчина усмехнулся, но потом крепко задумался. И что он будет делать с девчонкой в лесу? Вывести ее из леса, значило накликать на себя беду. Испуганная, обесчещенная она не станет молчать. Возьмут мужики рогатины, пройдут за гать – вот тогда держись! Оставить ее в лесу все-таки бесчеловечно, не по-людски. Ведь не совсем он превратился в дикаря. А взять с собой  - значило навлечь на себя дополнительные тяжести. Себя прокормить – это одно, а двоих – совсем другое. Да и как молоденькая девчонка сможет выжить в зимнем лесу?

Размышляя подобным образом, он вдруг услышал тишину сзади себя. Оглянулся. Спутницы не было. Постоял, подумал, бросил на землю ношу с плеч, пошел искать.

Девушка сидела, прижав к телу колени, возле большого поваленного дерева, отсыревшего от времени, покрывшегося мхом и слоем грязных листьев. Она обреченно смотрела вниз, а слезы сами катились из ее глаз, капая на юбку. Настя была настолько обессилена, что не могла ни бежать, ни идти, ни даже рыдать. Она не видела и не слышала приближения мужчины, а когда заметила его стоящего чуть поодаль, не испугалась. Казалось, что все ей стало совсем безразлично.

- Идем. – Он был краток и властен.

Настя сильнее прижала к себе колени. Она будто нашла приют здесь, в маленькой колыбели леса. Но мужчина понимал, что в лесу нет безопасных мест. Он глубоко, устало вздохнул, подошел ближе. Девушка лишь испуганно покосилась на него и прижалась к дереву. Этот леший, хоть и спас ее от волка, внушал Насте только страх. И только его спокойные глаза подсказывали ей, что он не собирается пока чинить над ней насилие.

Мужчина легко взвалил девушку себе на плечо, туда где недавно лежала туша волка, и понес к себе. Она не сопротивлялась, покорившись судьбе., лишь замерла в ожидании худшего. Он сбросил ее со спины у своей берлоги, а сам вернулся за добычей. Девушка прижалась к ветвям, закрывавшим вход в пещеру, так же, как к дереву в лесу, поджав колени. Когда он вернулся, Настя уже спала.

Она проснулась лишь от трескотни веток, ломаемых огнем, и от запаха еды. Это пахло мясо, обугливаясь на углях. Девушка с любопытством посмотрела на лесового. Он очень ловко жарил тушу убитого зверя, подбрасывая ветки в огонь и гася его в нужный момент. Лесовой был так увлечен, что не заметил пробуждения гостьи. Его взор был сосредоточен на пляске огня, а отблески от него придавали его лицу какой-то демонический вид.   Кем было это существо, Настя так и не решила для себя окончательно, но он умел говорить, и был больше похож на человека, чем на животное. Сейчас он напоминал ей лесного бога или даже косматого черта, разводящего адский костер и сжигавшего грешников. От собственных мыслей у Насти похолодело все внутри, и она вздрогнула, когда два горящих как угли глаза из-под густых бровей уставились на нее. «Овечий тулуп, овечий тулуп» - зашептала пленница, забыв правильные слова заклинания.

- На – сказало чудовище и протянуло девушке кусок горячего мяса.

Настя отпрянула назад,   с ужасом отгоняя от себя мысль о том, что это не человеческое мясо, а убитое на ее глазах животное. Леший бросил волчатину к ней на колени, не особо церемонясь, а сам жадно впился в еду, разрывая на части крепкими зубами.

Он смотрел на огонь, греясь его теплом и наслаждаясь игрой языков пламени. Его давнее одиночество сегодня было с кем разделить, и главное, что это был человек, пусть и женщина. Нет, ему не нужен был собеседник – говорить он не любил. Просто хотелось, чтобы рядом был кто-то свой. На сытый живот ему стало еще теплее и веселей. Захотелось закружиться в бешеной пляске, как эти огоньки костра. Он еще раз взглянул на девушку. Она с трудом отгрызала кусочки от мяса, стараясь их прожевать. Закашлялась в ладошку - поперхнулась. Он усмехнулся, заботливо протянул ей ковш с водой. Гостья пугливо взяла сосуд. Неаккуратно повернулась, немного пролила. Он жадно смотрел на ее губы, обнимающие край сосуда, на движения рта, втягивающего жидкость, на каплю воды, побежавшую по подбородку. Девчонка, жалкое хрупкое создание! Существо, способное удовлетворить его желания. А все же она человек, и кто знает, может даже больше чем он.

Наконец, томимый собственными мыслями, он встал, резко и быстро, будто что-то подкинуло его с места. Сильным движением руки откинул ветви, загораживающие вход, грубо схватил девушку за руку и втолкнул в черную дыру пещеры. Здесь для него царили свои законы, свои манеры.

Настя оказалась в жилище лешего, ощутила запах сухой травы, земли  и других лесных ароматов, которые, смешиваясь друг с другом, устраивали бешеную головокружительную пляску, очаровывая и опьяняя своим присутствием. Оранжевые отблески костра танцевали на сумрачных каменных стенах, пытаясь проникнуть глубже внутрь, но вдруг они отскочили назад и исчезли - леший затушил огонь и ввалился в пещеру, тщательно закупорив выход. Несмотря на наступивший кромешный мрак он безошибочно продвигался по логову, действуя по памяти, ориентируясь по запахам и звукам. Настя пыталась хоть что-то разглядеть, но все ее усилия были тщетны, она лишь слышала шаги лешего в темноте и его тяжелое дыхание. Вдруг все исчезло. Наступила тишина, а лесовой будто сквозь землю провалился. Стало невыносимо жутко, постигло ощущение безвоздушного пространства, и девушка перестала от страха дышать. Присутствие любой живой души внезапно стало для нее желаннее полного одиночества. Вдруг что-то сбило ее с места, и Настя, вскрикнув, шлепнулась вниз, в чьи-то огромные лапы, которые схватили ее и подтянули ближе к мохнатому телу. Леший при этом громогласно захохотал, заставляя содрогаться  стены, и сжал гостью в стальных объятьях.

Девушка настойчиво отпихивалась от шерстяного торса лешего, еще робко, но упрямо повторяя: «Пусти, пусти», - но тот продолжал хохотать сначала зычно, затем все более хрипло и уже задыхаясь от желания. Он неотступно тискал руками вырывающуюся пленницу, забавляясь ее нелепым попыткам обрести свободу и сопротивляться его мощному натиску. Был ли смысл зайцу вырываться из зубов голодного волка? Нет. Лишь слабая надежда на спасение извне. Бешеные приступы страсти, охватывающие мужчину с утра чуть притупились после двукратного насыщения, и теперь он был способен даже ждать, наслаждаясь игрой. Но недолго. Волны вожделения все более упорно подкатывали к его животу, становясь более интенсивными и мощными. Он перестал забавляться, и тяжело дыша, крепко сжал девушку в объятьях, выражая тем самым свои чувства. Настя взвизгнула и застонала. Она уже даже не пыталась убежать от чудовища, лишь слезно просила отпустить и не трогать ее. Говорила как ей больно и страшно, но ему было все равно. Он снова почувствовал животный инстинкт, зверское желание овладеть, подчинить себе женщину. Вкусив мясо зверя, мужчина не ощущал себя человеком, он отождествлял себя с волком, сношающим волчицу. Достигнув полно удовлетворения, он огласил свой дом рыками и затих. Опрокинувшись на ворох шкур, служивший ему постелью, леший заснул, не обращая внимания на свою гостью.

Настя села на ветки, разложенные на полу и горько заплакала. Будущее представлялось ее все более туманным, настоящее же казалось до ужаса отвратительным и гадким. Мысль о побеге домой отошла на второй план. В первую очередь ей хотелось избавиться от посягательств лесного чудовища. Ненависть к лешию переполняла ее. Она уже отчетливо представляла себе как  лучи солнца пронзают утром эту темноту, и в пещеру входит ее отец со своими соратниками. Они безжалостно отрубают голову этому страшилищу и спасают ее из плена.

Девушка осторожно подошла к выходу, ориентируясь по слабому ледяному свету луны, пробивающемуся сквозь ветви. Посмотрела вдаль. Кроме огромных бревен, возвышающихся в небо ничего было не разглядеть. Настя прислушалась – вдруг послышится лай собак. Но кругом царила тишина, изредка нарушаемая шорохом снующих мышей. Бежать отсюда она бы не смогла. Девушке хватило и первой попытки. Оставалось лишь ждать и надеяться, что отец дойдет до этого проклятого места.

Ночь принесла безмолвие и прохладу. С каждой минутой воздух, согретый днем дыханием леса, охлаждался от дуновений спустившейся мглы. Настя все больше и больше чувствовала ночную прохладу. Замерзли руки, ноги. Больше всего девушке захотелось залезть под пуховую перину на своей теплой кровати дома. От обиды и от жалости к себе Настя разревелась, содрогаясь всем телом, и нарушая тишину горестными всхлипываниями.

- Не реви. – Раздался голос лешия.

От неожиданности и от испуга девушка вздрогнула, замолчала и затаила дыхание, уставившись в темноту на место, откуда, как ей показалось, донесся голос лесного человека. Но скоро в кромешной мгле ей стало казаться, что она совсем одна, и через какое то время, не услышав больше никаких признаков жизни от лешего, она не сдержавшись, горестно потянула воздух носом. Слезы катились из ее глаз помимо воли, и девушка еще пару раз всхлипнула.

- Ты мешаешь мне спать, - строго заявил леший, услышав чутким ухом посторонние звуки, и проснувшись.

Настя немного помолчала, но затем будто сама себе прошептала:

- Холодно.

Он поерзал на своей теплой постели, что-то ворча под нос, а затем громко рявкнул:

- Так иди ко мне!

А затем тихо добавил, продолжая удивляться своему человеческому голосу:

- Все равно ведь не угомонишься.

-Не тронешь? -  осмелилась робко спросить Настя, почувствовав в этом существе нечто человеческое.

Он глубоко вздохнул и отвернулся, пробурчав:

- Ну, как хочешь. – А затем строго приказал – Только не реви, я сказал!

Пальцы на ногах девушки совсем окоченели от зябкого сырого воздуха. Все ее тело болело и содрогалось в ознобе. Было  страшно. Но все же холод заставил ее подойти ближе к постели лешего. Она аккуратно присела возле его на край мехового настила, стараясь не задеть лесного человека. Тихонько прилегла рядом с ним, нащупав свободное местечко на краю. Но, казалось, ничто не отогреет ее ледяных конечностей. Тело ее продолжало дрожать, и ко всему застучали  зубы. Что-то большое и массивное заерзало рядом с ней, отчего девушка сжалась в маленький ледяной комок. Это что-то обхватило ее за живот и прижало к своему телу, будто куклу, укутав при этом теплой медвежьей шкурой. Через некоторое время ей стало даже жарко. Тепло разлилось по всем ее членам и стало блаженно и даже радостно на душе. Ей снились и отчий дом и подружки и теплый летний день, согретый до палящего зноя в полдень.

2

Был ли он сумасшедшим – трудно сказать, но то, что он делал, придавало ему уверенности и силы. Кем он был раньше? Возможно, сыном отца, который погрязнув в своих заботах, забыл о непослушном отпрыске. Что он знал? Все, что дали ему наставники. Что он умел? Ничего. Ничего, приносящего пользу, ничего, что могло бы сделать его повелителем в глазах других. Его мастерство ограничивалось умением петь, плясать, балагурить. Он насмешничал, издевался над каликами и странниками. Устраивал охоту и не только на зверей на забаву друзьям, таким же как он. Бражничал не в меру. Валялся под забором  на потеху горожанам. Портил девок по деревням. Отцы их приходили жаловаться к князю. Но тот терпел, все прощал родному сыну, наследнику. Или просто не обременял себя лишними заботами. А юноша пользовался тем, что отец занят, разорял казну.

Однажды он устроил кровавую бойню, подражая римским кесарям (знания шли ему не в прок). Из большого княжеского двора была сделана арена, на которую вывели десять самых сильных мужиков из темниц. Они хмуро поглядывали из-под косматых бровей, закрывая с непривычки глаза от режущих лучей солнца. Сидя на высоком самодельном троне, закутанный в красную мантию, княжич гордо обозревал своих подданных. Он приказал выпустить на них сначала волков, затем, на оставшихся в живых – медведей. Победителям обещалась свобода и жизнь. Лишь один мужик выбрался из бойни, он заломал медведя. В разодранной рубахе и штанах, весь в кровоподтеках он все также хмуро смотрел на улыбающегося княжича.

- Откуда такая сила у тебя, раб? – спросил удивленный юноша, воображая себя снизошедшим до плебея царем.

- Я, княжич, жил в лесах, а ты в тереме – ответил мужик. – Я силен, а ты слаб.

Юноша почернел от злобы, понимая в глубине души, что его силы не сравнятся с мощью этого человека. Вся его благосклонность пропала в тот же миг.

- Ты разбойник. Не след княжескому сыну отпускать врагов отечества своего. – Сказал он и обратился к слугам – Бить его батогами до смерти.

Напоследок он подошел близко к гордому мужику и плюнув в его лицо прохрипел:

- Я слаб, да ты мой раб.

Разбойник замахнулся рукой, и княжич отпрыгнул в сторону испугавшись нападения силача. Но тот лишь провел по густым уже седеющим волосам и презрительно улыбнулся страху будущего правителя.

Люди не любили юношу и прежде, а теперь еще пуще после кровавых бесчинств, пусть и над разбойниками. Тем временем князь становился все старше, спокойнее и тем больше смотрел на возможного преемника дел своих. Вот и он узрел лютый и беспокойный норов старшего сына и, просидев несколько дней в размышлениях, задумался над судьбой земель своих. Дилемма,   вставшая перед ним была не из простых. Либо отдать бразды правления старшему сыну, ибо братьев у князя не было, либо уступить воле народа и тогда надежды, что земли отойдут его родным не было. В молве людской, дети правителя  не отличались ни умом, ни мужеством, ни человеколюбием. Поразмыслив, князь решил показать и свой характер.

Рано утром Святослав собрал своих отпрысков в больших белокаменных палатах. Грозным взглядом оглядел он своих четырех сыновей. Почти ничего не знал он о них, но всегда думал, что будут они его опорой в старости и вершителями дел его ратных. Но теперь и в его душе закралось сомнение, уж больно много доносов поступало на детей его, особливо на старшего.

- Стар я, сыны мои, - сказал он. – Скоро придет черед одному из вас занять место мое.

- Что значит «одному из вас»? – перебил отца неугомонный юноша. – Я твой первый сын. По закону княжество мое!!

Княжич, надменно взирая на братьев, топнул ногой по дорогому ковру и застыл в величественной позе. Старик молча потупил взгляд. Задумался и будто уснул. Надолго воцарилась тишина в его покоях. Но вдруг он будто очнулся от печальных грез и тихо молвил, но слова его звонко пролетели над головами юношей.

- Слышал я про забаву твою, княжич Михаил. Да-а-а. Силен мужик, настоящий разбойник – медведя заломал. Где ж это он теперь?

Старший сын отвернулся от пристального взгляда отца и, переминаясь с ноги на ногу, ответил:

- Он сгрубил мне. Я решил, что незачем бесноватой душе беспокоить твой княжеский покой.

- Значит ты обманул его, обещая свободу.

- Душа его свободна, отец.

Князь снова задумался. Старший сын все еще боялся его, но почтения в его речах Святослав не слышал.

- Хорошо. – будто снова очнувшись, молвил он. – Я решил иначе.

Старик медленно, но величественно встал и произнес:

- Тому из своих сыновей отдам я все свое княжество, земли, людей, их населяющих, коий сумеет медведя заломать на моих глазах и при всем народе. Ибо нам нужен сильный, упорный и смелый воитель, которому будут подчиняться все.

Сказав это, он сел, обведя беспристрастным взглядом юношей. Они в свою очередь перепугались, зашептались друг с другом, запереглядывались. Уж не вышел ли батюшка из ума. Да и где же видано, чтобы такое испытание княжескому сыну проходить.

- Не княжеское это дел медведей бить, - выступил вперед Михаил, смело глядя на отца. – Я старший, и как повелось по лестничному порядку, займу твое место. Остальным дам волости.

Князь лишь ухмыльнулся, глядя на дерзкого юнца.

- Рано тебе мои земли раздавать. У тебя есть братья. Чем они хуже тебя?

- Я старший. – глядя исподлобья прошептал Михаил.

- Ну так что ж. А коли заломает тебя медведь, будет старшим Федор, затем Дмитрий, а если уж и он не выдержит, останется только Изъяслав.

Затем, он еще раз обвел взглядом собравшихся в палатах:

- А того, кто из вас откажется вступить в схватку с медведем, прикажу батогами бить, пока не сдохнет, собака!- закричал он. – Пока что я князь!

Он отвернулся и уставился в распахнутое окно, давая понять, что сказал, что хотел, но тут вперед выступил младший его сын.

- Позволь батюшка – обратился он к отцу, - хоть силы свои опробовать. Годков мне не бог весть сколько, дай же мощи поднакопить богатырской. Не много мне надо времени.

Успокоился старый владыка, обернулся к детям. Была и у него надежда.

- Будь по твоему, Изъяслав. Времени даю вам пять лет, чтобы силы да мудрости понабраться.

Хмурые и невеселые вышли братья из покоев отца. Да и чему было веселиться, ведь никто из них не был настолько силен, чтобы побороть лесного хозяина. Разошлись они в глубоких размышлениях кто куда. Михаил же пошел в конюшню, оседлал своего любимого скакуна, и понес его конь по земле, по полям, по лугам. Лютую злобу затаил юноша на отца. Решил он, что не хочет князь видеть в нем преемника делам своим, а значит власти ему не добыть.

Несется княжич по земле-матушке, а сам думает, как сесть ему на княжеский стол, как извести отца, как братьев с дороги убрать. Стегает он коня по крутым бокам изо всех сил. Несет гнедой его через овраги, буераки в темный лес. Глаза у Михаила горят как полымя, будто не у человека – у демона. Очнулся он лишь в глухой чаще, когда скакун его остановился, фыркая на незнакомую местность. Огляделся юноша по сторонам и испугался. Кругом топь да гать, бурелом да трясина. Поворотил назад. Кружил-кружил средь елок, так дороги и не нашел. Пришло ему на ум, что заманила его сюда нечисть лесная и сгубит себе на забаву. Долго кричал юноша, метался из стороны в сторону, наконец устал, слез с коня, прислонился к поваленному дереву и горько, будто дитя малое, заплакал.

Вдруг, будто сухая ветвь коснулась его плеча. Испугался княжич, схватился было за плеть, но остановился, увидев перед собой доброе лицо человека. На него смотрели лукавые газа старика, белого как лунь, но рослого и статного. Его седые волосы и борода сливались воедино, обрамляя сухое морщинистое лицо. Одет он был просто в длинную до колен рубаху, подпоясан кушаком.

- Не бойся, княжич, дряхлого старика. – Промолвил он, миролюбиво поглядывая на юношу.

Михаил ответил лишь презрительным взглядом, отвернулся и хотел уйти, стыдясь своего испуга, но вовремя опомнился.

- Эй, старик, - окликнул он незнакомца, - как мне выбраться из этого проклятого места? Говори, не то … - он погрозил плетью в сторону человека.

- Куда ни сворачивай – дорог много. А вот куда они приведут – каждый выбирает сам. – изрек в ответ кудесник и спокойно взглянул на юношу.

- Не темни, старик! Показывай, куда мне ехать! – рассердился княжич.

Но неведомый дедушка лишь покосился на дерзкого юнца и сел на поваленную березу, охая при этом и тяжело вздыхая.

- Стар я стал, уж не легко мне стало по болотам целыми днями хаживать. – пригорюнился он, подперев голову ладонью.

Не выдержав подобной наглости и неповиновения своей особе, Михаил подошел к дряхлому человеку и, склонившись над ним, схватил за отворот рубахи.

- Говори, собака, - рассвирепел он. – Не то ноги-руки повыверчу, глаза выколю, прикажу на кол посадить.

Последние слова юноша произнес шепотом, шипя как змея и нависая над старцем. Но дед ничуть не испугался устрашающего его вида. Он, по-прежнему кряхтя и вздыхая, чуть приподнялся и толкнул Михаила так, что тот упал шагах в пяти от кудесника и ошалело захлопал глазами. Старик же невозмутимо опустился на место и улыбнулся.

- Куда тебе, добрый молодец, со мной стариком тягаться. – рассуждал он, усаживаясь поудобнее. – У тебя не ноги, а лучинки, не руки, а тростинки. Прыти много, толку – ни сколечко.   Иди уж себе с Богом восвояси, а не то осерчаю –  берегись!

Михаил медленно поднялся с сырого мха и, крепко сжав кулаки, бросился на старика. Но дед схватил его руками, опрокинул навзничь, прижав к земле так, что кости княжича затрещали в его мощных тисках.

- Отпусти! Отпусти! – закряхтел, задыхаясь, юноша. – Я уйду, не трону тебя.

- Кабы я тебя не тронул, милый. – Заулыбался старик и отпустил княжича.

Михаил медленно поднялся с земли и, решив, что перед ним колдун, бросился к коню, мирно ожидающему хозяина среди деревьев.

-Ох, чую недоброе ты задумал, сынок. – Рассуждал в это время дед. – Бедовый ты. Грех на душу возьмешь – не смоешь. Помни об этом!

В лесной тиши княжич слышал каждое слово кудесника. Хотел он было сесть на коня и умчаться прочь, да небывалая сила старика поразила его до глубины души. Он молча постоял у гнедого помощника, потрепал его за всклокоченную гриву и все же решился вернуться к кудеснику, на этот раз встав подальше от него.

- Дай мне силы, как у тебя, колдун! – попросил юноша голосом, привыкшим повелевать. – Озолочу! Бери, что хочешь!

- Кхе, кхе. – усмехнулся старик, отводя лукавый взгляд от неразумного молодца. – Откуда у меня силы? Ноги стары, руки дряблы. Нет прежней силушки моей богатырской, все старуха старость забрала. Просто, соколик, у тебя ее совсем нет.

Юноша застыл, стыдясь и гневаясь все больше.

- Откуда же мне взять ее, ведь я не колдун! – крикнул он, поджимая губы в бессильной злобе.

- Не гневайся, княжич, кто тебе еще кроме меня в глаза правду скажет, – спокойно промолвил дед. – Я все ведаю. Тебе, мил человек, не только сила нужна, но еще и мудрости поболе.

Откуда простой человек мог знать, что это как раз то, что более всего беспокоило ум юноши?   Ведь именно за этим послал его и братьев отец. Михаил еще более уверился, что перед ним колдун. Он подошел ближе и упал не колени перед чудесным дедом. Глаза молодого человека горели, освещая кудесника огнем бешенства и мольбы.

- Надо, отче, всего надо, и силы и разума. Дай! Дай!!! – бесновался он, хватая старика за полы рубахи.

- Нет у меня лишнего, - отвечал дед, с неприязнью отпихиваясь от навязчивого юнца.- Только мудростью могу поделиться с тобой, а силой – не обессудь. Мало ее, с каждым днем все меньше и меньше. Не колдун я.

Услышав отказ, Михаил стремительно вскочил на ноги. Он все еще не верил, что перед ним простой человек.

- Поехали со мной, кудесник, - взмолился он. – Будешь жить в княжеских хоромах, будешь пить из золотых кубков, есть из дорогой посуды. Я одену тебя в собольи шубы, посажу с собою рядом на почетное место.

- Пускай я не колдун, но ведь и не девица красная, чтобы ты меня подарками заманивал, – замахал старик руками на юношу. – Стар я, говорю. Здесь мой дом, мои друзья, моя сила здесь. И ты из своих палат выбирайся. Готов я тебя учить, готов сил дать. Правда, только не сразу. Ума дам, силу сам возьмешь. Приходи, милок. Бери с собой топор, нож, кремний – много не бери. А теперь прощай.

Старик встал и тихонько направился в лесную глушь, охая и вздыхая. Михаил как каменное изваяние застыл, глядя ему в след. Гнев, отчаяние и обида сплелись в его душе. Наконец, он, гордо выпятив грудь, окликнул деда:

- Где искать тебя, старик?

- Захочешь – найдешь. – Ответил кудесник, углубляясь в лесной массив.

- Как мне выбраться отсюда? – крикнул юноша, скрежеща от дикой злобы и бессилия зубами.

- Иди назад. – Отозвался дед и пропал среди листвы.

Долго плутал в дремучем лесу нерадивый княжич, сколько ужасов претерпел.   Сам удивился, что не утонул в болоте, не встретился с диким зверем. Видно, вела его сама судьба.   Конь его сгинул в трясине, оглашая лес громким ржанием. Лишь на следующий день к вечеру заметил Михаил костры, возвещающие о том, что близко есть жилье человеческое. Зная нелюбовь к себе народа, не стал он говорить имени своего и устыдился этого. Чужие люди обогрели гостя, накормили, а на утро указали дорогу домой.

Будто отшельник, заперся княжич в своих палатах. Никто ему был не нужен. Тяжкая дума одолевала беспутную голову. Из угла в угол метался он, не находя себе места, не видя покоя. Именно теперь, когда нашлось место, где взять и силу и мудрость, он терзал себя еще большими сомнениями. И зачем ему, сыну князя, холеному и лелеянному, жить в глуши лесной, обделяя себя во всем, подвергая свое тело и душу разным опасностям? Он старший среди братьев и у него первое право на княжение. Мимоходом, отвлекшись от размышлений, глянул Михаил на двор и увидел младшего брата. Тот боролся со здоровенными крепкими молодцами, сваливая их одного за одним.

«Что же будет лет через пять? - прошептал Михаил, напряженно вглядываясь в схватку на дворе. – Этот своего не упустит, волостью не обойдется. Велика воля к победе у младшего брата, да и у остальных не меньше. Перегрыземся как псы из-за кости. Выиграет сильнейший, а крови прольется море».

Несколько дней просидел княжич в своих покоях не принимая ничего, кроме скоромной пищи. Первый раз за свою жизнь погрузился он в глубокую думу. И решился.

Тяжко было первый год в лесу не привыкшему к трудностям юнцу. И болел он, и не раз вступал в схватку с дикими зверями, отчего по его телу поползли алые уродливые рубцы. Старик спасал его, учил как выжить, чем лечиться. Но слабая воля Михаила подводила. Он впадал в отчаяние, просил деда вывести его отсюда. Старик каждый раз отвечал, что он давно забыл дорогу к людям, начинал кряхтеть, неожиданно заболевал и отлеживался в самодельной постели несколько дней, отчего юноше приходилось добывать еду самостоятельно и еще ухаживать за наставником.

Однажды он не выдержал и бежал. «Ничего, -  решил юноша, - выбрался в первый раз, выберусь и сейчас». Но встретил ночь в такой глуши, что, не слезая, просидел на ветвях раскидистого дерева, вслушиваясь в голоса леса и судорожно оглядываясь по сторонам. То лесовые пугали его истошным криком, то водяной протягивал свои грязные крючковатые руки, то сладкими голосами баюкали ундины, насылая призрачный сон и потом хватали за ноги и щекотали бока. Попал он в самые сюземы – любимое место нежити. Вокруг были лишь глухие непроходимые дебри. Вся лесная гниль, старые поваленные чертями деревья казалось, сосредоточились в этом месте, укрывая от взора людского свои тайны и замыслы. Вот в этой колючей путанице и трухе через несколько дней насилу отыскал полуживого беглеца старик и, приведя его в пещеру, стал объяснять воспитаннику ночные голоса и шорохи: так шипит змея, так пищит мышь, попавшая в лапы сове …

Постепенно юноша заметил, что тело его налилось богатырской силой, ноги долго не уставали от затяжных переходов, плечи раздались вширь. Он перестал бояться холодов, научился бесстрашно смотреть в глаза разъяренным зверям. И даже схватка с медведем не стала ему в диковину. Поначалу он любил рассматривать свои мощные ноги, руки, покрытые буграми мышц. Но скоро это надоело ему, и он перестал обращать внимание на свое тело.

Так прошло три года. Но тут повзрослевшего и возмужавшего юношу ждало новое испытание. То ли от старости, то ли от недуга какого старец умер. Долго держал Михаил в своих могучих руках ссохшуюся, но все же крепкую руку уходившего в иной мир кудесника. Привык он к нему, будто к отцу родному. Навсегда запомнил его последние слова: «Поживи теперь без меня, сынок. Научился быть сильным, набирайся мудрости. Многое успел я поведать тебе, но главное пойми сам. Не одичай среди зверя лесного, не потеряй лица человеческого».

Так Михаил остался в лесу совсем один.

Всего год прожил он в одиночестве, а человеческий облик почти утратил. Не сложно было потерять то, чего у юноши почти никогда и не было. Но ведь старик многому его научил: и слышать птиц, и понимать животных, и чувствовать природу вокруг себя. Михаил любил его, как учителя, как отца, как друга. Любил! Значит мог любить! Значит был человеком! Но ведь и старик привязался к нему, помогал, воспитывал, спасал ему жизнь. За что? Раньше он был сын князя, и все подчинялись его воле, ублажали, боготворили. А теперь?   Сейчас среди людей он ниже последнего нищего. У того хоть гроши, но есть. А у него ничего нет. Только душа.

3

Так думал Михаил, вглядываясь в лицо спящего существа, выглядывающее из-под вороха меха. Незнакомка, устав от пережитых событий, уютно спала, по детски сложив руки, согревшись в теплых звериных шкурах.

Как давно не видел он девичьих уст, очей, ланит. Да и разве видел когда так, как теперь? Такая нежная кожа, как первый цвет в лесу, чистая, как не тронутый снег. Шелковые ресницы, тонкий изгиб шеи, алые губы, приоткрытые и безотчетно жаждущие поцелуя.

Опять в его душе загорелось. Снова стало трудно дышать, но мужчина никак не мог отвести изголодавшийся взгляд. Почувствовав недоброе, девушка проснулась и столкнулась глазами с устремленным на нее взором. Испугавшись, попятилась. Но в этот раз, еще углубленный в воспоминания прежней жизни, мужчина смог противостоять соблазну, лишь отвернулся и грубо произнес:

- Заспалась! Уж день-деньской!

Он медленно оделся, подпоясался, проверил нож, веревку, топор.

- Жди меня тут. Принеси воды. – Приказал он. – Смотри, далеко не уходи.

И вышел из пещеры.

Настенька снова залилась слезами. Решила она, что стала пленницей лесового. Говорил ведь дед Афанасий, что похищают они баб да девок и силою в женах держат. А отец ему не верил.

- Ах, батюшка, милый, знал бы ты теперь, где твоя дочка! – запричитала еще пуще девушка.

Так и просидела она,   кручинясь, до вечера в холодной пещере не евши, не пивши, а лишь прислушиваясь к каждому звуку в лесу. Все ждала, что придут мужики из деревни и вызволят ее из этого проклятого места.

Но мужики не пришли, а к ночи ближе в пещеру ввалился леший. Он сурово огляделся по сторонам, различая в тусклом свете засыпающего солнца обустройство своего жилища.

- Ты что, прибираться не умеешь? – Грозно рявкнул он, остановив свой взгляд на Насте.

- На. – Он бросил к ее ногам две тушки зайцев. – Сними шкуру, выпотроши. Я пока разведу огонь. Где вода? Пить хочу.

Настя совсем забыла про воду. Она испуганно глядела на лесового и молчала. Он же исподлобья посмотрел на девушку и строго велел: «Неси! ». Настя с трудом отыскала большой глиняный ковш – единственное в чем можно было принести жидкость, и покорно пошла искать воду в лесу. Сумрак почти полностью окутал деревья и девушка не знала куда ей податься и где в темноте отыскать источник. Она вернулась обратно.

- Боязно. – Прошептала она, стоя у входа и робко поглядывая на лешего, разводившего костер.

Наконец, будто между делом, он обернулся и злобно огрызнулся:

- Не моя беда. Тебе велено – ты и неси!

Настя, испугавшись сурового вида лесового, выскочила из нагревавшейся пещеры в освежающую прохладу леса. Тихонько пробираясь в темноте, она искала воду. Где же было найти источник в непроглядной мгле? Но тут она догадалась и стала прислушиваться. Где-то недалеко слышалось тоненькое журчание лесного ручья. Девушка быстро направилась в то место и, довольная находкой, набрала воды.

Назад ее гнал скорее страх, чем желание вернуться. Небо заволокло облаками, и в кромешной темноте над одинокой путницей возвышались могучие деревья, пугая своей величественностью и скрюченными лапами ветвей. А в пещере ее ждали свет и тепло – не так уж и мало для человека. Настя перепрыгивала с корягу на корягу, с кочки на кочку, запиналась за поваленные ветви и вот уже почти достигла пещеры, как что-то скользкое метнулось у ее ног и оставило после себя резкую боль в ноге.   Девушка вскрикнула, но ковш с водой удержала в руках. Ужас вместе с ядом все выше и выше поднимался по телу Насти, расползаясь холодом, оставаясь на кончиках пальцев, обжигая румянцем щеки и лоб.

Осторожно приступая на больную ногу, пленница дошла до места своего заточения. Она боязливо поставила ковш рядом с лешием, который сидел возле огня и жарил очищенных выпотрошенных зайцев.

- Где тебя носит! – ворчал он, угрюмо уставившись на источающее манящий аромат мясо.

Настя ничего не ответила, лишь села поодаль и с опаской взглянула на две маленьких ранки на лодыжке, рассмотрев их внимательно в отблесках огня. Место змеиного укуса, казалось, горело сильнее костра. Девушка окаменела от страха, что нет здесь людей, нет родителей, нет знахарей и бабок-ведуний, которые смогли бы спасти ее от неминуемой гибели. Единственное живое существо, сидящее поодаль, внушало ей лишь отвращение и мерзостные чувства.

- Что там у тебя? – существо спокойно смерило взглядом побледневшую девчонку, присмотрелось, и , увидев кровоподтек на ее лодыжке, быстро двинулось к ней. Не говоря ни слова, он властно обхватил ее ногу руками повыше ранки, наклонился  и впился губами в место укуса. Девушка не сопротивлялась, хотя действия лесного человека были для нее неожиданными и грубыми. Сплюнув яд несколько раз, мужчина задрал юбку выше, оголив белоснежные бедра своей гостьи. Самодельной веревкой он перетянул ее ногу выше раны и снова прижался губами к лодыжке. Настя перепугано смотрела на лешего, боясь пошевелиться. Теперь он казался ей не просто лесным человеком, а бесом, вышедшим из глубин ада, чтобы поглумиться над ее неокрепшей чистой душой. Отблески огня, отражавшиеся в его темных глазах, сливались в бешеной пляске и придавали взгляду магический облик.

- Я умру? – решилась спросить Настенька, обреченно вглядываясь в лицо своего демона, частично сокрытое прядями черных волос.

Но он не ответил, лишь встал, достал нож и подошел к огню. Прокалив орудие докрасна, мужчина вернулся к девушке. Сквозь дым костра и пелену, застилавшую глаза Настя разглядела лишь огромную черную силу, надвигающуюся на нее с огромным красным мечом. Рассудок ее помутился от проникшего яда.

- Чур, чур меня, - шептала она сотрясаясь от ужаса и расползавшейся по телу слабости.

- Ногу давай!- зарычало чудовище, протягивая к ней огромные лапы. – Быстрее!

Он сдернул веревку с белоснежного бедра, крепко сжал голень девушки в руке и безжалостно прижал нож к ране. На миг очнувшись, девушка пронзительно закричала, вцепившись руками в ветки на полу. Но мужчина беспощадно творил свое дело, держа раскаленное железо на ноге столько, сколько счел нужным. Логово наполнилось запахом человеческой плоти и Настя окончательно лишилась чувств. Очнулась она от того, что большие сильные руки подносили к ее рту теплую жидкость, от которой шел сладковатый запах лесной травы. Она выпила зелья и снова впала в забвение.

Он давал ей снадобье  из семян, корней и листьев дягиля от действия яда гадюки, еще заваривал травы, обладающие снотворным влиянием. Из бесцельно валявшихся шкур, которые он берег на всякий случай, мужчина сделал для больной отдельную кровать, дабы не изводить ни себя ни ее. Несколько дней незваная гостья мучалась в лихорадке, сдирая с себя одежды, страдая от жары и удушья. Ее обнаженные плечи, ноги, грудь воспламеняли в нем приступы желания. Несколько раз, когда девушка затихала, он овладевал ей, неспособный противостоять одолевшему соблазну. Она не сопротивлялась, не кричала, лишь тихонько постанывала в ответ на его сдавленные хрипы.

Ближе к ночи, когда у Насти начинался жар, она начинала бредить, звала отца, мать, просила какого-то лешия вывести ее из леса. Иногда кричала, широко распахивала глаза и просила не трогать ее. В такие моменты мужчина бережно гладил ее по голове, убирал прилипшие ко лбу волосы, вытирал капельки пота с раскрасневшегося лица. Вскоре он понял, что лешием она считала его самого. Усмехнулся.

В сумраке пещеры он ощущал себя колдуном, творившим чудо над колеблющейся жизнью. Изготавливая различные снадобья, он был будто бы волшебником, делящимся своими знаниями, открывающим свои возможности. И это чувство придавало ему уверенности и значимости. Он был нужен. Он спасал жизнь.

Утро началось с зябкого дыхания ветра. Осень совсем уже вступила в свои права и, разбросав по деревьям пестрые краски, уронив бордовые и желтые листья на землю, подула кристально чистым холодным воздухом. Позднее стало вставать солнышко, будто и ему не хотелось подниматься из теплой, нагретой за ночь постели. Но птицы все еще весело щебетали, радуясь золотому убору нарядных деревьев. Лес одевал карнавальные костюмы, чтобы в последний раз повеселиться перед скучными дождливыми деньками и приходом зимы.

Настя проснулась и усталым туманным взглядом оглянулась по сторонам. Голова ее раскалывалась, в висках неумолимо стучало. В логове царил полумрак и тишина. У входа сидел лесовой, склонившись над грудой звериных шкур. При дневном свете он что-то пытался сделать из меховых накидок, но при этом нервничал, дергался, бросал все на пол, потом, немного успокоившись, поднимал и снова принимался за дело. Девушка лишь глубоко вздохнула, расправив одеревеневшую грудь, но он, чуткий ко всему, уже услышал и повернулся к ней, напугав тяжелым пронизывающим взором.

- Очнулась? Вода рядом, еда тоже.

Тон его был не очень дружелюбен, и никто не догадался бы о том, что несколько дней и ночей этот угрюмый человек ухаживал за своей незваной гостьей. Он снова молча принялся за работу, но вскоре, в сердцах плюнув в сторону, бросил шкуры в сторону Насти.

- Очухаешься – сшей себе одежду. Зима ожидается холодная. – Зло проворчал он и занялся своими делами.

Девушка попробовала приподняться. При этом перед глазами у нее потемнело, загудело в висках. Она тяжело опустилась обратно на свое ложе, закрыла глаза и облизала потрескавшиеся губы. Уже привыкнув к своей кратковременной роли, мужчина поднес ко рту Насти воду. Девушка жадно припала к краю ковша и сделала несколько глотков.

- Спасибо, - прошептала она, напившись.

Но мужчина уже стоял около выхода и, проверив свое снаряжение, ушел.

Когда вечером он с добычей вернулся в свое жилище, девушка, немного окрепнув за день, сидела на самодельной постели. В наступающей темноте он увидел лишь очертания ее фигуры. Молча мужчина скинул с себя тушу убитого зверя и принялся разводить костер. Для гостьи он собрал ягод, сам поел мяса. Научившись на вкус и даже на запах отличать жареного  зайца от лося, от оленя и прочих обитателей леса, он мечтал о вкусе теплого свежего хлеба и с тоской вкушал сытный, но надоевший однообразием ужин. Безумно хотелось домой, к людям, к домам, где пахнет человеком. Теперь он мечтал узнать как делают посуду, даже простые глиняные горшки, которые никак не получались у него, как строят дома, как шьют одежду. Он пробовал все, но ничего не мог один.

Сытый желудок и тепло сняли напряжение с мужчины, и ему захотелось большего. Он похотливо взглянул на женщину, подошел к ней и потребовал желаемое. Нет, уже не силой. Девушка очнулась и теперь была так доступна, так близка! Он встал на колени перед ней, скинул меховую накидку, закрывающую ножки, немного грубо обхватил за талию, пытаясь подмять под себя. Но вопреки ожиданиям, девушка впервые не покорилась, не испугалась. Она уперлась обеими руками в могучую грудь, отстраняя мужчину от себя, при этом громко и твердо произнеся: «Нет! ».

Он опешил, отстранился, но уже через мгновение более настойчиво потребовал желаемого. Он просто опрокинул девчонку, посмевшую перечить его воле, не терпя возражений, не слушая, а чувствуя только свой голод. Настя упорно требовала не трогать ее, из последних сил пытаясь воспротивиться грубому натиску. Только запрокинув ей юбки, он понял в чем дело. Отшатнулся, обескураженный, стремительно поднялся, бросив еще один удивленный взгляд в сторону женщины. Она быстро села и, покраснев до кончиков ушей, скрыла смущение, закрыв лицо ладонями.

Что за чувства обуяли его в тот момент, он не знал, просто не мог понять. Привык, что все происходило по его воле. Он метался по жилищу как зверь в яме, не мог думать, не мог заглушить гнев. Сейчас он просто не был готов перешагнуть через себя и взять ее. Постепенно мужчина успокоился. Ведь с женщинами такое бывает, не сейчас, так позже – рассуждал он. Окончательно унявшись, он встал вблизи догорающего огня и втянул воздух ноздрями.   Подумал. Осознал, что беда не в его неудовлетворенном желании – в другом. Вышел на улицу, оглянулся по сторонам. Зашел обратно, загородив вход, будто стражник, не пускающий беду в свое жилище. Его действия, приступы ярости и неожиданное затишье – все наводило на Настю тоску и смятение.

- Самцы издали чувствуют такой запах, запах такой крови.- Произнес мужчина, пристально вглядываясь в девушку.

От стыда Настя еще глубже зарылась в меховые накидки, из которых состояла кровать, пряча виноватый взгляд.

- Ты слышишь меня? – Снова позвал он.

- Что же делать мне? – донесся тоненький голосок из глубины шерстяного холма.

- Рви нижнюю юбку. Используй. Сжигай. На улицу не ходи. - Ответил он коротко, дабы еще больше не смущать девчонку.

Засыпая он решил, что от этой незваной гостьи ждут его одни беды. Но его успокаивало лишь воспоминание о том, что старик взвалил на себя такую ношу как он, не стеная и ни разу не виня.

Когда Настя совсем поправилась, лесной человек решил что пора внести ясность в их отношения, раз уж открывалась перспектива их дальнейшего проживания вдвоем. Завороженный вечерним костром и подобревший от ужина, мужчина разговорился, объясняя девушке свое видение происходящего.

- Теперь ты мне жена, раз уж так сложилось. Не жди, никто за тобой сюда не придет – кругом топь, гать и глухие места. Сюземы. Людям нет здесь места. Выводить из леса я тебя тоже не буду – не время еще.

Он задумчиво поворошил палкой догорающие угли, отчего в воздух взмыли пылинки горячей золы, увлекая за собой красные искры. Взглянув на молчаливую собеседницу, мужчина убедился в том, что его внимательно слушают.

- Ты будешь делить со мной не только ложе,   - продолжил он, - но и вести хозяйство, как положено любой жене. Запомни, сейчас осень и пора запастись едой на зиму. Мы потеряли время пока ты болела. Но здесь все недалеко: и грибы, и ягоды, и травы, и коренья. Прибирайся, обустраивай дом. Теперь это и твое жилье. Помни, я твой муж. Слушайся меня.

Так он закончил свою непривычно долгую речь и встал, собираясь тушить огонь. Но девушка, покорно выслушав своего новоиспеченного мужа, скривила кислую мину и заплакала.

- Что!? – в нетерпении обернулся он, желая строгостью прекратить эти ужасные всхлипывания.

- И я никогда не увижу матушку и батюшку? – сквозь рыдания пролепетала Настя.

Ее голос был преисполнен такой тоски и печали, что лесовому почудилось будто и его душа вырвалась наружу. Он задумчиво взглянул на молодую жену и ласково улыбнулся.

- Перезимуешь – увидишь.- Ответил он, потушив догорающие угли костра и опускаясь на манящую сновидениями постель.

В один из последних теплых погожих деньков, когда днем солнце, пусть и большими усилиями, нагрело землю и воду, он вывел Настю к реке. Выйдя из стены леса, девушка ощутила легкий холодок, обдавший кожу. Это легкий ветерок, застигнув путников на открытом пространстве, пробежался по их волосам, лицам, одежде.

Река была неширокая, поэтому были хорошо видны украшавшие ее берега зеленые цветущие, но все же уже засыхающие травы.

Настя села на землю, подставив лицо и руки теплым лучам солнца. Мужчина, стоя рядом, и напряженно озираясь по сторонам,   скинул с плеча на траву большую шкуру.

- Сядь на нее. Застудишься. – коротко пояснил он.

Сам же, удостоверившись в царящем безмятежье,   не долго думая скинул с себя одежды и с веселым гиканьем бросился в воду. Брызги вокруг его торса поднимались высоко в воздух, пытаясь допрыгнуть до неба, а затем шумно плюхались в голубое отражение в реке. Вода будоражила тело, сковывала кожу, обдавала легкой изморозью члены. Он погружался в реку целиком, выныривал, смеялся, очищая одновременно покровы от грязи. Осенняя прохлада заставляла двигаться, угрожая переохлаждением.

С хохотом мужчина запустил горсть прозрачных капель в скучающую девушку, отчего та взвизгнула и вскочила с места. Эта глупышка снова напомнила ему о приключениях молодости, отчего мужчина совсем уж развеселился. Он поманил девчонку к себе рукой.

Стыдясь смотреть на обнаженного мужчину, Настя подошла к реке и присела на корточки чуть поодаль. Умылась, окунула руки в нежную у берега прохладу. Обернулась, заметив рядом со своим отражением большую тень. Невольно взгляд девушки скользнул по ногам, животу, торсу, задержался на спокойных глазах. Она быстро отвела очи, устремив их снова на ракушки, забившиеся в речной ил.

- Иди, вымойся, - повелительно предложил он, ничуть не смущаясь своего нагого вида.

«Пусть привыкает, решил он, - не маленькая».

- Холодно шибко, - попыталась отговориться Настя, съежившись под нависающим телом мужа, и оттого упорно глядя в песок.

- Отогреемся, - уверенно заявил он, будто не ощущая дискомфорта от прохладного воздуха.– Вон, смотри какая туча идет. Скроет солнце – еще холоднее будет. Иди давай.

Над горизонтом действительно поднималась темное пятно, заслоняя собой голубую лазурь частички небосвода.

Настя отошла к кустам ивняка, сняла сарафан, обувь, рубаху. Осталась лишь в легкой льняной сорочке. Прошлась босыми ногами по траве, прижимая ее ступнями, оставляя после себя глубокий след. Не на долго. У травы еще было время подняться во всю длину, предав забвению присутствие когда-либо человека. У реки густой бурьян сменился тонким ковром муравы, еще зеленой и сочной. Девушка окунула пальцы ноги в реку, нарушив спокойную гладь одиноким всплеском. Прошлась по речному песку, погружая ступни в воду, наступая на острые ракушки, ощущая при этом покалывание в стопах. Мужчина в это время внимательно наблюдал за ней, сидя на берегу и согреваясь под медвежьей шкурой. Вдруг он скинул с себя покрывало  и кинулся опрометью в реку, радостно шлепая по воде и весело окатывая визжащую девушку бурными брызгами. Когда вода достигла его колен, он с шумом грохнулся в нее и поплыл. Достигнув середины реки, мужчина оглянулся и призывно замахал руками Насте.

- Иди ко мне! Плыви же скорее!

Но девушка в нерешительности все еще стояла вдоль берега и ответила отказом:

- Я не умею плавать!

Тогда он решительно повернул обратно.

- Не ври! Простая деревенская девка, а плавать не умеешь – не верю!

- Я не девка! – обиделась Настя и надувшись уставилась на мужа, подплывавшего ближе.

Он уже встал на ноги и, преодолевая сопротивление воды будто плуг, чертящий борону, двинулся к девушке, поблескивая озорными глазами. Но Настя вовремя поняла его намерение. Она совсем  не хотела сдаваться и окунаться в воду. Стремительно выскочив из реки, девушка побежала вдоль берега. Спасаясь от погони, беглянка даже не оглядывалась назад, а мужчина уже настигал ее, при этом успевая задорно припрыгивать и улыбаться. Без особых трудов догнав девчонку, он подхватил ее на руки и понес обратно в реку, не обращая внимание на побои и крики. Вбежав в воду по пояс, он на миг задержался, повергнув Настю в легкое недоумение. Затем быстро убрал руки, отчего девушка упала в воду, даже не успев крикнуть.

Вся мокрая она вылезла из глубины, стряхивая с кожи скатывающиеся ручьи и убирая растрепавшиеся волосы. А он лишь хохотал, смотря на ее неуклюжие барахтанья и смешное лицо. Переведя дух и собравшись с силами раззадоренная Настя толкнула наглого насмешника, легко сбив его с ног в воде неожиданным натиском, и, вдобавок, окатила прохладой из ладошек. Но стоило ей попытаться убежать от раздразненного мужа, как тот стремительно нырнул и в глубине, схватив прелестную ножку, утопил девчонку в зеленоватой мути воды.

Вынырнули они оба. Ручьи и водоросли стекали по их волосам, телам. Они отряхивались и безудержно смеялись взаимному озорству. Хлопали ресницами, сбрасывая надоедливые капельки с горящих баловством глаз.

- Леший! – прохохотала Настя и стукнула мужчину ладошкой в живот.

Он не заставил себя долго ждать и, совсем расшалившись, опрокинул девчонку в воду. Пока она  снова барахталась, пытаясь найти опору, насмешник обхватил ее за живот и подтянул к себе спиной, тем самым пресекая любое сопротивление. Свободной рукой он стащил с нежного тела сорочку и бросил  далеко на берег. Она брыкалась, пинала ногами, но леший лишь хохотал, плотнее прижимая к себе обнаженную озорницу. Ощутив свое превосходство, одним рывком он развернул чуть успокоившуюся девушку к себе лицом и, не скрывая любопытства, взглянул на ее губы, называющие его то медведем, то лесовым, то чертом, затем на бугорки грудей, обдающих прохладой его горячий живот. Заметив столь пристальный и бесцеремонный обзор ее прелестей, Настя замолчала, смотря удивленно, хотя и по-прежнему немного сердито. Услышав тишину, мужчина перевел взгляд в глаза своей ундине, наклонился и впервые нашел ее губы своими, страстно прижав к себе хрупкое тело. Девушка не сопротивлялась, но, едва почувствовав, что хватка,   которой она была придавлена к могучему торсу, ослабла, вырвалась и побежала к берегу. На этот раз он не стал догонять ее, а лишь опрокинулся спиной в воду, разверзнув ее темень, затем вынырнул, бодро вскочил на ноги и пошел к берегу.

Солнце немного, но еще припекало, хотя неумолимо приближалось к горизонту. Туча прошла стороной не задев сияния небесного светила.

Они, супружеская пара, повенчанная самим лесом, сидели, прижавшись друг к другу и согреваясь общим теплом под большой шкурой.  

- Не девка, говоришь? – решил продолжить начатый разговор мужчина.

- Я дочь купеческая. – Настя горделиво подняла голову и немного надменно отвернулась в сторону, пытаясь придать себе значимости.

Но муж лишь насмешливо оглядел ее и коротко пояснил:

- Была.

Настя, мгновенно слетев с облаков на землю, понуро опустила голову. Жена по закону становилась равна мужу, кем бы он ни был. Он понимающе улыбнулся и погладил девушку по густым мягким волосам.

- Звать то тебя как?

- Настя.

- Чьего роду-племени?

- С Излучин я.   Купца Емельяна Силыча дочь. – Грустно поведала девушка, и слезы накатились на ее глаза.

- Ничего, милая. Ты главное зиму переживи. – Отозвался он, предвидя все трудности, которые может ниспослать наступающая зима.

А Настя ничего не спрашивала о нем, лишь догадывалась, что леший, поэтому и задавать вопросы боялась. На человека, конечно, он был похож. Так ведь нечистая сила на все способна. Правда тулуп, если так можно было назвать самошитый полушубок лесового, он всегда запахивал с правой стороны на левую, и уши у него были оба на месте. Но не смотря на эти признаки, Настя была все же уверена, что попала к лешему. И страшно ей было от того, что грех это большой жить вместе с чертом, а еще потому, что суровый взгляд из-под бурых бровей мужа пронизывал насквозь ее неокрепшую душу. И она старалась молчать, зная крутой норов лесового. Бывало, пропадал он сутками где-то в лесу. И чудилось девушке, будто заманивает он прохожих да губит их в глухой непроглядной чаще. А однажды он принес невесть откуда добытый котелок. «Держи – сказал просто и сухо. – Тебе по хозяйству».

Совсем уж вступила в свои права осень. Стало холодно. Полил дождь. Из пещеры выходить совсем не хотелось. Кругом все было мокрое: и трава, и мох. Даже когда дождь заканчивался, продолжали капать деревья, будто роняя с последней листвы горючие крупные слезы. Заденешь ветку, и все дерево заплачет, будто попросит: «Не трогай меня, я засыпаю. Зябко мне, холодно».

Когда лесовой ушел заготавливать дрова на зиму, Настя в очередной раз выбралась на болото за подзамерзшей и потому самой сладкой клюквой. Весело, но осторожно наступала девушка на кочки, усеянные красными ягодами, которые казались красными бусинами на зеленом мху. «И кто же рассыпал такую красоту?   - размышляла девушка, шепча слова себе под нос. – Будто танцевал здесь кто-то с вечерней до утренней зари». Ягодку за ягодкой складывала Настенька в корзинку, да развлекала себя навеянными лесом сказками. И думалось ей, что всю ночь танцевали здесь кикиморы, резвясь в бешеной пляске. Так чудили, что не заметили, как порвались их нарядные бусы и рассыпались красными горошинами по мху, превращаясь в кислые ягоды. Не холодно  девушке в осеннем лесу. На ногах у нее теплая меховая обувка, на теле длинная скорняжная жилетка. Вот и стала она истинно жена лешего: коса спутана, одета в звериные шкуры. Где же ты, нечисть лесная? Теперь и Настенька тебе подружка.

Насобирала девушка полную корзину клюквы и потихоньку стала возвращаться к пещере. Вдруг она застыла, оцепенев от страха. Шагах в тридцати шел медведь. Его шкура отливала золотистым светом, глаза блестели черными пуговками. Он жадно втягивал воздух, обнюхивал коряги и опавшие листья, лениво передвигаясь возле деревьев. Кажется, он еще не заметил чье-либо присутствие рядом, поэтому Настя решилась бежать, пока зверь не учуял ее. Она резко развернулась и носом уперлась во что-то большое и черное. Закричать девушка не успела – широкая теплая ладонь закрыла ей рот, а в ухо полетели тихие слова:

- Это я. – Прошептал знакомый голос. – Не двигайся. Тихо. Отойдем за дерево.

Они осторожно плавно двинулись за ближайшую сосну.

- Не шелести! – строго шепнул мужчина.

Он прижал ее к стволу, закрыв своим телом, а сам тихонько наблюдал за зверем. Настя, зажатая между двумя телами: дерева и мужа, - приходила в себя от пережитого страха. Рядом с этим человеком, она себя чувствовала спокойно и уверенно, готовая исполнить любой его приказ. Но он был безмятежен и девушка с наслаждением вдыхала новый аромат, полученный из запаха сырой хвои, смешанного с  духом от шкуры волка и человеческим потом.

- Все, ушла, – уже более громко сказал лесовой и отстранился от Насти. Затем он резво подпрыгнул, совсем как мальчишка,   и повис на толстой ветке сосны, которая выросла чуть ниже обычного. Раскачиваясь на дереве, мужчина разминал мышцы, а острая листва прогоняла его прохладными каплями осеннего дождя, не попавшего на землю. Настя, смотря на него, все еще переживала увиденное.

- Страшный медведь! Ох уж как я перепугалась! – рассуждала она.

- Страшная она будет весной, а сейчас просто берлогу ищет, где медвежат вывести, да перезимовать.

Мужчина спрыгнул на землю и пошел домой к логову. Он ступал тихо, почти неслышно. Не смотри за мужем в оба, девушка бы и не знала, что он уже далеко. И трава будто бы под ним оставалась не мятой, и ветки сами собой расступались в разные стороны. Настя шла за ним след в след, но как бы она ни старалась, а то листва зашелестит под ногами, то незамеченная стазу ветка хрустнет и упадет на землю.

- Медведь тише тебя ходит – пожурил ее леший.

- А я не в лесу родилась. – Ответила Настя, намекая на происхождение своего мужа, коим она себе его представляла. Но мужчина не понял. А лишь тихо сказал:

- Научишься.

Показалась их родная полянка, и девушка осмелела. Бойко пошла она рядом с мужчиной, уже не оглядываясь и понимая, что все позади. Но лесовой строго ограничил беспечность девчонки.

- Даже в тишине смотри затылком. – Наставительно промолвил он ей.

- Я не ведьма. На затылке глаз не имею, – весело ответила Настя и помчалась к пещере. Он лишь проводил ее насмешливым взглядом.

- Будешь озорничать – познакомишься с диким зверем поближе. – Попытался еще раз научить уму разуму молодую жену. Но она лишь хохотала в ответ.

- Ты ведь всегда рядом. Кто же тронет жену лесового?

Она поудобнее устроилась на шкурах, смотря как муж складывает костер.

- Разве это медведица была? – завела разговор Настя.

- Медведица. Уже и в боках раздулась. Неуклюжая такая. Значит, медвежат носит. В берлоге и родит.

- Тяжело ей тогда, родимой, берлогу то строить, да и вообще, зимой. – Сочувственно вздохнула Настя.

- Берлогу делать – не знаю. А как вообще, брюхатой зимой ходить, скоро узнаешь.

- Как узнаю? – удивилась девушка.

- Да ведь сама, небось, тяжелая  ходишь, – ответил мужчина и принялся высекать искру.

Настя непонимающе смотрела на мужа, пытаясь понять шутит он или нет. Мысль о ребенке ни разу не приходила к ней в голову.

- Откуда ты знаешь? – тихонько спросила она.

- Про что?

- Про то. – Девушка испытующе глядела на лицо лесового. Но он долго молчал, занявшись делом. Наконец, отозвался.

- А что тут знать! Плох тот муж, у которого жена пустая ходит.

Он снова, как ни в чем не бывало, склонился над сухими ветками, пытаясь высечь искру. Наконец, желтые травинки загорелись, передавая огонек друг другу. Вдруг язычок пламени стал таким большим, что смог перекинуться на ветки, немного затух, успокоился. Но, получив и распробовав новую пищу, стал разгораться и расти. Огоньки быстро разбегались в разные стороны, захватывая более обширную территорию, поглощая сухие поленья.

Осознав, что у нее, вероятно, появится малыш, Настя подсела поближе к костру и положила под голову ладонь. Она тупо уставилась на пляшущие огоньки, не способная думать, а лишь очарованная их завораживающим танцем.

- И что же у меня родиться? – размышляла она.

Мужчина озадаченно посмотрел на жену, а затем спокойно поправил:

- Не что, а кто?

- Вот и я думаю, кто же от лешего родиться?

Произнеся мучивший вопрос, девушка осознала его и содрогнулась. Настя сидела и качала головой, то вздыхая, то охая. А мужчина, не сводя глаз, созерцал сою супругу, поразившую его очередной глупостью. Он даже чуть не прозевал потухающий костер. Но, придя в себя, кинул сухое полено и оставшиеся ветки в огонь.

- Тебе сколько лет? Впервые поинтересовался он.

- Шестнадцать зимой будет. – Настя взглянула на мужа простым наивным взглядом.

- Ага. – Лишь промолвил он, почесал бороду и усмехнулся в кулак, а затем вполне серьезно произнес, желая немного пошутить.

- От нас, лешиев, только домовые рождаются. Пора бы уж и знать.

-О-о-й! – лишь выдохнула Настя, встала, и переваливаясь, будто та медведица, с трудом добралась до постели.

Сохранив по возможности серьезное, даже суровое лицо, мужчина вышел из пещеры и отошел в сторону, ибо не мог сдерживать подступающий к горлу смех. Девушка, ставшая волей судьбы его женой, приняла его за лешего и считает себя супругой лесного черта. За четыре года пребывания в пещере, он не встретил  ни одного водяного, ни лешего, ни захудалой русалки. Хотя, зачастую, натыкаясь на ручей, он грезил о какой-нибудь обнаженной ундине. Мечтал поймать ее за хвост и не отпускать часок-другой. А эта дуреха, живет с ним уже два месяца, а держит за нечистую силу. А впрочем, не велика и девка, она и мужиков то толком не видала, а уж лешиев тем более. Наслушалась сказок, вот и верит, глупая. Он и сам в первый год, чего только не напридумывал, оставаясь в глухом лесу один.

Мужчина посмотрел на звездное небо, не сулившее ничего, кроме холодов, и направился к входу. На пороге взглянул на Настю, печально созерцавшую догорающие огоньки.

- Не тужи. – бросил он. – Домовые тоже нужны.

На их счастье, зима в этот год удалась теплая. Он был особенно этому рад. Тяжело с бабой, да еще тяжелой  зимовать в лесу.

А хорошо то как! Идешь по снегу – любуешься. Все такое яркое, чистое, белое. Небо голубое, как глаза его Настеньки. Солнце светит, слепит, обжигает око. Скоро уж весна. И кажется, все говорит об этом: и деревья, сбрасывающие за ночь намерзшие сосульки, и птицы, высиживающие птенцов, и звери, с наслаждением замирающие, греясь в лучах солнца.

На ногах у мужчины плоские дощечки. Идти трудно: самодельные лыжи то в сугроб врезаются, то к снегу прилипают. А и без них нельзя. Время голодное, поэтому надо уходить далеко - искать. А принесешь домой добычу, так еще одна беда: спрятать сложно – на запах зверь бежит. Когда он разжигает костер в пещере, поджаривая мясо, у входа за частоколом собираются голодные волки и воют, боясь подходить близко к жилью человека. Настя приписывает это опасение его волшебной силе. Дурочка! А все-таки, страшно оставлять ее одну.

Михаил нес домой зайца, да глухаря. Не густо, но лучше, чем ничего. Вдалеке заметил одинокого волка. Заторопился ближе к логову, почувствовав опасность. Мощный толчок в спину чуть не сшиб его с ног. Внезапного нападения мужчина не ожидал. Стальные клыки, проскользив по шкуре, впились в бедро. Огромный волк, рыча и угрожая, старался повалить человека в снег. Спереди выскочила волчица. Оскалившись и ощетинившись, она пыталась укусить жертву за руку, подбадривая грозным рычаньем самца. Отстранившись от боли, Михаил обернулся к главному противнику, и оценив свои возможности, обрушился на волка, стремясь придавить его массой тела, при этом он успел ухватить зверя за холку, откуда легко смог стиснуть горло животного. Волк разжал зубы, напрягся и стал извиваться, пытаясь выбраться из-под прижавшего его тела. Тем временем, волчица решила прийти на помощь другу и бросилась на человека, пытаясь найти его глотку и сжать ее в пасти. Схватка с волками была мужчине не впервой, единственное, чего он боялся – это стаи диких и голодных хищников. Ему еще повезло, что не нарвался на звериную свору. Надо было действовать стремительно. Не отпуская матерого волка, он продолжал сдерживать его одной рукой, а другой достал из-за пазухи нож. В то же мгновение волчица взвыла и откатилась в сторону. Молниеносным движением Михаил нанес удар волку, окончательно добив его. Сквозь пульсирующие удары в висках мужчина услышал далекий призывный вой вожака волчьей стаи.

Вернулся он поздно. Бросил зайца и птицу к ногам жены. Сам же обескровленный и изнывающий от боли, упал на груду шкур в углу. Хотел еще волка донести – не смог.

- Убери снег у дома – прохрипел мужчина, приподнявшись. – Кровавый след.

И затих.

Растерявшись сперва, Настя быстро взяла себя в руки, и набрав в ковш воды, смочила губы мужа водой, обтерла его лицо. Первым ее побуждением было начать заботиться о нем, но она понимала, какое важное значение имеет его просьба. Поэтому, быстро набросив на себя теплую накидку, девушка выбежала на улицу. На их счастье поднималась метель.   Настя быстро собрала красный снег возле пещеры, не решаясь выйти за частокол, и зарыла его поглубже. Остальное должна была сделать пурга.

Когда Настя вернулась, мужчина уже пришел в сознание. Его кожа казалась мертвенно бледной, он с трудом дышал.

- Сними с ноги шкуры – велел он подскочившей к нему жене.

Увидев рваную кровоточащую рану, Настя закрыла ладонями лицо и отошла. Он же приподнялся и оглядел бедро с деловым равнодушием. Михаила огорчало лишь то, что рана была сзади и обработать ее самому не представлялось возможности. Он и разглядеть то толком ее не мог. Смочив тряпку в воде он осторожно прикоснулся к месту, где был выдран кусок мяса и закрыл глаза, с трудом перенося адскую боль. В изнеможении мужчина опустился на землю. Выбора, впрочем, не было и он задумчиво посмотрел на побледневшую от ужаса жену. Вздохнул. Взял нож, обтер его от запекшейся крови зверя и подполз к костру. Нога ныла, и он с трудом мог наступать на нее, отчего передвигался мужчина на четвереньках, подтаскивая больную конечность.

- Завари три окопника – скомандовал он, -  будешь промывать. Пить чаще давай.

Настя, затаив дыхание, смотрела за мужем, который накаливал железо докрасна. И когда он посмотрел на нее суровым требовательным взглядом, она шарахнулась в сторону, прижавшись к большой черной стене.

- Я не смогу. – Твердо заявила она, ответив на взгляд мужа.

- Да. Не сможешь, – угрюмо проворчал он, а затем громко прохрипел, собирая последние силы. – Не сможешь выжить без меня!

Он спокойно оглядел нож, оценивая его накал и протянул его девушке.

- Жги.

Она молчала.

- Быстрее! Пожалей себя и ребенка! – крикнул он.

Настя, скрепя сердце, взяла раскаленное оружие и встала на колени перед распростертым на полу мужем.

- Ко всей ране, – командовал он. – Держи долго. Как я тебя жег.

Она прикоснулась к его ноге ножом, ощущая тошноту и приступы удушья. Пещеру наполнил запах человеческого мяса. Он не кричал, боялся напугать и без того близкую к обмороку жену. Лишь рычал и рвал зубами мех на рукавах.

- Все! – Наконец проскрежетал он, и Настя дрожащими руками убрала железо.

Михаил упал и впал в забытье. Первый раз Настя увидела мужа таким беспомощным и слабым. Это подхлестнуло ее к действию, и она собрав все свое мужество принялась за работу.

Ухаживать за таким больным было легко, ведь он почти не позволял заботиться о себе, говоря, что такие передряги ему не впервой. Но хлопоты молоденькой жены вокруг своей персоны были ему все же приятны. И мужчина наслаждался, видя как располневшая в боках девушка приносит ему воду, еду, обтирает его лицо. Не раз он просыпался, чувствуя сквозь сон нежные поглаживание по голове, но вскоре привык к такому проявлению ласки со стороны Насти и не вздрагивал, а продолжал спать спокойно, наслаждаясь и блаженствуя. И он был счастлив.

Пришла долгожданная весна. Уже унесли ручьи и холод и снег. Уже появилась первая травка. Принесся из ниоткуда теплый ветер, изучая: пора вести за собой лето, или еще нет. Веселее запели птицы, залетали первые насекомые. Все оживало.

И Настенька совсем потеплела к мужу. И глазки ее блестели, как озерца, освещенные лучами весеннего солнца, и десницы тянулись обнять сильный стан мужчины, как веточки осинки ласкают ствол близстоящего дуба. Сядет, бывало, она около мужа и перебирает его спутанные кудри, приглаживает бороду, а сама смеется, радуется своей весне. И Михаил улыбается в ответ на ласковые взгляды. Тепло разлилось и по его душе, озарило светом, обдало свежей прохладой. И чем жарче разгоралось сердце мужчины, тем горестнее и печальнее становились его очи, задумчивее взгляд. Нежно целовал он локоны и лицо любимой жены, сладко спящей во время утренней зари. Любовался ее свежестью, ее полным детской безмятежности личиком. И жалко ему было и больно …

Однажды ясным погожим деньком он собрался, оделся и бодро скомандовал Насте:

-Идем!

- Куда? – Удивилась девушка. Вот уже месяц как он не пускал ее никуда дальше их поляны.- Я убраться хотела, Погоди.

- Пойдем! Еды возьми! – настойчиво потребовал он.

Настя послушно оделась и последовала за мужем. Он шел так быстро, видимо сосредоточившись на своих мыслях и на дороге, что девушка быстро отстала.

- Погоди! – издалека окликнула она его. Попробовала пошутить: – Не успеваю я за тобой. Уж не козочка я, как прежде, скорее медведица.

- Жена медведя – всегда медведица, – ответил Михаил, вернувшись к Насте, но не раскрыл своего далекого забытого имени.

Глубоко вздохнул, оглядев жену. Взял ее на руки и понес. Настя, полностью доверявшая мужу, долго не спрашивала, куда они идут и зачем, но вскоре подозрения стали дикими кошками терзать ее душу. Внутри все разгорелось, заполыхало. Ведь не может быть, что он решил вот так, именно сейчас избавиться от нее! Разве время расставания уже пришло?

- Зачем? – осторожно спросила девушка мужчину, бережно держащего свою драгоценную ношу, обходя болото секретными тропами. Но он молчал и просто продолжал идти. Настя, подавив порывы рыданий и обиды, больше ни о чем не спрашивала. Она лишь тревожно поглядывала в сосредоточенные глаза мужа. Несколько раз они останавливались передохнуть, но он продолжал упорно молчать, видимо погруженный в свои размышления. Наконец они дошли до нужного места.

- Смотри. – Развернул он жену в сторону просвета. – Узнаешь?

Конечно, она узнала. А как хорошо в родном лесу! И солнышко весело проглядывает сквозь березы, отчего они становятся все белее и краше. И травка будто здесь зеленее и мягче, и небо над головой светлее и выше. Настя долго любовалась на знакомую с детства рощу, стоя у большой белоствольной березы  и обнимая ее, будто подружку. Она улыбалась, и, казалось, шагу не могла сделать от переполнявших ее чувств.

Михаил не смог не улыбнуться, глядя на счастье жены, хотя душу его в это время будто бы жгли черти в аду. Он любил эту красоту, но лишь за то, что ее любила Настя. И ненавидел за то, что она будто бы отнимала у него семью. Сжав руками ствол сосны, он пытался раздавить его, но лишь содрал часть коры, поранив ладони.

Когда Настя обернулась, мужчины нигде не было. Ринулась она было к ельнику, но поняла, что дороги назад ей никогда не найти. Долго кричала девушка в лесу, пытаясь отыскать мужа, но тщетно. Ответом ей стал лишь мерный голос кукушки, призывающий не метаться без толку. Дороги назад ей не было, лишь вперед, к родным, близким ей с детства людям.

Передохнув, Настя двинулась в путь. И вот перед ней открылась картина повседневной деревенской жизни. Дома, дома, люди. Живут, ходят, работают. И много их и весело им всем вместе. Весна - время посева. Она идет, а все на нее оглядываются, будто и не узнают. И Настя будто не знает никого, отвыкла совсем от народа. Остановилась она лишь перед родным домом. Добротный, хороший терем выстроил ее отец. Кажется все там есть: и колодец, и горницы, и кровати, и перины, и печи, и сени, и столы, и стулья, и другого добра видимо-невидимо. На крыльцо, узнать зачем собрался народ, вышла матушка, за ней не спеша идет батюшка. Смотрят они на девушку, прислонившуюся к изгороди и не узнают. Да и как узнать в молодой беременной женщине прежнюю веселую озорную девчонку, пропавшую без вести в глухом лесу. Сарафан у нее порван, на плечах меховая телогрейка, на ногах кожаные онучи.  

Первая закричала Анна Ярославовна. Подбежала к любимой дочери, обняла, забилась в судорожных рыданиях. Отчаявшись найти пропавшее дитя, оба родителя ее постарели будто на десять лет за один мучительный год. Следом подошел, все еще не верящий в чудо, Емельян Силыч. А за ними подбежал няньки, дворовые. Как сквозь пелену сна видела все это Настя. Отвели ее в терем, в горницу. Причесали, умыли, одели. Расспросили, поохали. Обласкали ненаглядную доченьку, уложили на мягкие перины. Только снились ей не родные лица, не резные расписные стены терема, а оставленное хозяйство в лесной глуши, да большая фигура сурового лесового, заслонившая вход в пещеру.

На следующий день в опочивальню к Насте пришли отец и мать.

Емельян Силыч, сев поодаль от дочери, несколько раз обвел тоскливым взглядом небольшую комнатку. С чего начать он не знал. Радость смешалась с горем. Будучи человеком высоких принципов и морали, он желал до конца выяснить место пребывания дочери в течение почти целого года, исключая бабские бредни о нечистой силе.

- Ну что … – начал он, но оборвал свою речь, закашлявшись в ладонь. Затем, поймав умоляющий взгляд жены, строго произнес. – Рассказывай!

Но Настя ничуть не испугалась жесткого вида отца. Она была так рада видеть и его, и матушку, что готова была обнимать и целовать их без устали. Поэтому рассказ ее был наполнен лишь бодрыми жизнерадостными эмоциями, дающими повод предугадать счастливый конец.

- Тут такое, батюшка, - залепетала она. – Ты не гневайся, родимый. Собирали мы грибы с девчонками. Да, видимо, нечистый меня попутал – заплутала я, гоняясь за подосиновиками да подберезовиками. Целые сутки я бежала, сама не зная куда. А выбралась к логову лешего!

- Ах! – Не выдержала Анна Ярославовна, слушая рассказ дочери во второй раз, и пугаясь за Настю как в первый.

- Да он добрый оказался, матушка. – Попыталась успокоить побледневшую женщину девушка, решив не вдаваться в подробности их первой встречи с лесовым. – Я ему женой стала. Вместе зиму коротали. Ой, сколько всего было и не передать!

- Я вижу, что было, - прервал ее отец, кинув пасмурный взгляд на живот дочери.

Настя покраснела до ушей и замолчала.

- Ну, и где же он сейчас, твой муж? – прервал неловкое молчание Емельян Силыч, с трудом сдерживая гнев.

- Он отвел меня к вам и ушел. – Отозвалась Настя, осознавая какую-то нелепость произошедшего.

- Ага. – Мрачно промолвил купец, вопросительно поглядывая на ничего не понимающую жену.

Затем он встал и нервно заходил по комнате.

- Значит, баба твоему лешему была нужна, а ребенок – не очень. – Заключил он.

- Не говори так, батюшка. Я думаю, он обо мне обеспокоился – трудно рожать в лесу.

А что же у твоего лешего знакомой кикиморы-повитухи не нашлось! – уже почти кричал Емельян Силыч. – Говори, где он живет, дед твой лесовой, похабник?! Забрался, понимаешь в лес, бесчинствует, девок портит. Не на того нарвался!

Настя с трудом сдерживала набежавшие слезы.

- Иди, иди, доченька, отдохни. Намучилась в лесу. Родимая. – Пожалела девушку мать, маша на  мужа руками.

Анна Ярославовна, отведя Настю в опочивальню, вернулась к мужу.

- Что ты, старый! Дите ведь носит сердешная. Не трави ты ее. И так, видно, не сладко ей в лесу то пришлось. Опосля все узнаем.

- Не известно еще где она жила и с кем!

- Уж не думаешь ли ты, что девка наша лукавит?

- Может и нет. Тогда я этого лешего найду и своими руками придушу, скотину.

Не прошло и недели с тех пор, как дочь вернулась в родные хоромины отца, а уж настал ей срок родин. Позвали бабку-повитуху, собрались няньки-мамки. Во всей деревне только и разговоров о том, что же родит женщина от лесового. И Насте невмоготу. Страшно ей увидеть того, кто может появиться на свет от лесного черта. Один лишь Емельян Силыч не поверил в глупые сказки. Успокоившись и смирившись с участью единственной дочери, он подошел к ней, погладил по голове.

- Не бойся, дочка, родишь человека, ибо от мужика ничего другого на свет появиться не может.

И точно, к ночи родила Настя на свет мальчика, большого и крепкого.

- Лесной малыш. – Улыбнулся Емельян Силыч, с трудом сдерживая тревогу за дочь.

4

Теплый летний день озарился не только солнечными лучами, но и особенно громкими возгласами ребятишек. Вся деревня уже знала о том, что из города к ним едет молодой князь искать себе жену. Уж в нескольких поселеньях вдоль Излучин побывал знатный гость, да видно не нашел невесту по вкусу. Несколько дней готовились девушки к встрече жениха: выбирали наряды, украшали себя дорогими монистами и серьгами. Вся деревня всполошилась, как перед большим праздником. «Уж в нашей деревне князь точно найдет себе суженую», – говорили меж собой старики.

Рано утром молодой статный мужчина, окруженный смелыми сильными воинами,   гарцевал на белом коне по деревенским улицам. Зорко глядели его глаза. Ласково улыбался он выбегавшим из домов девчатам. Скоро собралось вокруг него столько красавиц, что не было возможности проехать дружине дальше, пришлось остановиться. Одна другой краше молодицы. Некоторые смотрели в княжьи очи, другие скромно опускали взгляд. Выбирай князь - любая готова стать твоей женой!

Улыбкой встречал Михаил Святославович простых людей, приказал раздать девушкам дорогие подарки. Достойным преемником отцу стал молодой князь. Мудрый и сильный правитель появился у русских земель.

- Все ли незамужние собрались здесь? – спросил князь.

- Все! Все! – закричали из толпы, стоящей поодаль мужики да бабы.

- А не у вас ли живет купец, Емельян Силыч? – снова поинтересовался Михаил Святославович.

- У нас! – крикнул из толпы один мужичок. – Да на кой он тебе сдался?

- Говорят товар у него хорош. – Лишь ответил князь и приказал показать дом купца.

Въехав в ворота небольшого добротного терема, Михаил остановился, увидев на пороге купца с женой. Ответив на их поклон, он подъехал ближе, глядя, на почтенно улыбающуюся семейную пару. Наконец, он решился спросить.

- Говорят, и у тебя есть молодая дочь, Емельян Силыч?

Купец помялся, попереступал с ноги на ногу. Развел широко руками в ответ.

- Ну что ж, и правда, есть, князюшко. Только не твоего поля она ягодка. Не серчай.

Забилось сердце богатырское под одеждами княжескими.

- Не знаешь ты, отец, с какого поля я ягоды собираю. Может как раз с того, на котором твоя дочь растет. – Улыбаясь ответил Михаил, застыв в трепетном ожидании. – Кажи!

На крыльцо няньки вывели прятавшуюся в сенях Настеньку с малышом. У Михаила перехватило дыхание от радости, что видит он жену свою с младенцем на руках. Застонало, заскрежетало в груди, обернулось голубем, вылетело вздохом.

Все лето Настя старалась не показываться никому, поэтому, стоя под всеобщим обозрением, она потупила взгляд, чувствуя как осматривают ее, перешептываясь, люди. И зачем князь позвал ее? Видно и до него донесся слух о купеческой дочке, вернувшейся от лешего на сносях. Девушка даже не смела поднять на владыку стыдливых глаз.

- Что же ты, милая, не глядишь на меня? – заглушил нарастающий гомон толпы зычный голос Михаила. – Али не признала?

Настя робко взглянула на князя и, поклонившись ему как могла, потупила взгляд.

- Князь ты наш, Михаил Святославович. – Промолвила она и занялась, убаюканным на руках матери, малышом.

Михаил стремительно соскочил с коня и подошел к крыльцу, продолжая глядеть на девушку.

Емельян Силыч и Анна Ярославовна недоуменно смотрели на правителя, не понимая, чего он хочет от их непутевой дочери. Но мужчина настойчиво допытывался до Насти.

- И ближе не признала?

Девушка внимательно посмотрела на князя. Высокий, широк в плечах, темные кудри, аккуратно подстриженная борода. Никогда прежде не видела она столь знатного человека.   А такого дорогого кафтана не  было  ни у кого из заезжих купцов. Оглядев красивый наряд, девушка снова опустила глаза.

- Не знаю я, никогда князей не видала.

Емельян Силыч, с тоской взирая на неразумную дочь, готов был хоть сейчас отправить ее восвояси, да только боязнь перечить князю останавливала его.

Михаил в нетерпении обернулся к толпе и обратился к людям, громко, чтобы слышно было повсюду.

- Вот жена моя, люди добрые. Спасибо. Нашел.

Настя удивленно вскинула ресницы, поискала ту, о которой говорил князь, но он упрямо смотрел ей в глаза.

- Правду говорят, - засмеялся он. – Волос долог, а ум короток. Видно и память коротка. Три месяца не прошло, а жена мужа забыла!

Князь в деланном возмущении и недоумении сложил руки на груди и лукаво посмотрел на Настю.

Первым догадался Емельян Слыч. Слух о том, что княжичем Михаил Святославович пропадал в глухих лесах, дошла и до него. Понял он к какому такому лешему попала его дочь, от счастья чуть дар речи не потерял.

- Заходи, отец ты наш, в терем, будь гостем дорогим. Не опомнилась еще Настасья. – Он строго и в то же время радостно покосился на дочь. – Гляди, парня тебе родила.

В это время няньки забрали у Настеньки расплакавшегося малыша.

Михаил встал рядом с девушкой  с верху вниз взирая в ее светлые очи. Кажется весь мир исчез, оставив их наедине. По губам, глазам, дыханью Настя наконец узнала мужа, и радости ее не было предела, ведь все ее сердце истосковалось от разлуки с ненаглядным.

А в тишине замерших голосов были слышны лишь нежные шептания двух любящих людей.