9. Томас - нежное чудовище

В предыдущих частях Томас, сорокалетний бизнесмен, потерявший свою семью, решил жениться на женщине с ребенком. Отношения в новой семье складывались очень непросто.

Теми более, что Томас оказался редкостной сволочью, эротоманом и садистом, искусно маскирующимся под порядочного человека. Рассказ основан на реальных событиях

На это раз он совсем распоясался, пользуясь тем, что жены рядом нет.

Трудное решение Алисы

– Влипла я, как та муха в варенье! Мамочка лежит в больнице, и у нее рак! А у меня из-за проблем скоро будет нервный срыв! – рассуждала Алиса перед зеркалом.

Большое зеркало отражало хорошенькую рыжеволосую девушку.

– По эстонским законам я, хоть такая красивая, но несовершеннолетняя! А мне уже семнадцать! Не дай бог, умрет моя мама, и Томас, мой отчим, тут же выгонит меня из дома в приют! Зачем я ему такая нужна?

Алиса посмотрела на себя в зеркале и вздохнула.

– Официально он меня не удочерял, и все это добро, даже  моя комната – все достанется другой женщине! О, ужас! Ты сращиваешь, почему я не  заявила на строгого отчима в полицию? Сколько раз собралась! Но тогда у полицейских было бы очень много вопросов к  маме. А у мамочки здоровья нет. Кроме того, Томас при его деньгах и связях запросто откупится от полиции, а мне тогда точно дорога в приют! Не хочу!

А в это время Томас сидел в гостиной и смотрел футбол, но телевизор только мешал.

«Что делать? – Думал он. – К сожалению, скоро мне предстоит снова овдоветь! Врачи говорят – моя Сандра безнадежна! А тут еще Алиса! Тот еще босоногий чертик в юбке! В душ ко мне залезла! Понятно, девушку я не брошу, но жизнь наша очень скоро изменится…»

Обычно, после   субботней порки он особенно долго и нежно ласкал жену, вспоминая в мельчайших деталях все, что было несколько часов назад.

Лавку, ремень и розги падчерица ненавидела и боялась панически.

Сандра была простой женщиной и просто таяла в объятиях мужа, стараясь не думать о том, какие мысли бродят ласкового супруга в голове.

Разумеется, взрослые на семейном совете, принимая решение о наказании не назначали его просто так, а, например, за вранье, за шалость с вредными последствиями. За двойки и тройки   лавка всегда выставлялась на середину гостиной.

Но несколько раз он уже делал это без согласия жены, а Алиса не рассказывала об этом маме.

Вот только уже два месяца, как серьезного повода наказать падчерицу не находилось. Но поведение Алисы изменилось: мама все больше и больше времени проводила в больнице, а девушка, просыпающимся женским чутьем догадывалась, что отчим к ней не равнодушен и решила вести свою игру.

Для начала она старалась подразнить его с помощью коротких юбок, обтягивающих футболок без лифчиков и шортиков, которые больше напоминающих плавки. Сандра спокойно относилась к выходкам дочери и не догадывалась, какие мысли гуляют в голове Алисы.

Вторым актом был  совместный душ, о котором Алиса благоразумно маме не рассказала, но посчитала это первой своей победой.

(Об этом приключении здесь: )

Первые два дня маминого отсутствия прошли незаметно. Поздним субботним вечером Томас пришел с работы, они поужинали, сели пить чай.

– Папа, я  английский с бергамотом заварила! – Девушка, как всегда, была в любимом домашнем прикиде: босиком и в коротких джинсовых шортиках и футболке.

Глядя на ее тело, он все чаще ловил себя на нехороших мыслях, которые после совместного душа лезли в голову все навязчивее.

– Достань конфеты из шкафа! –  он посмотрел на изящные ноги, картинную талию и холмики грудей.

«Или я в глазах его вижу откровенный мужской интерес или я ничего не понимаю! – Решила Алиса, разворачивая конфетную обертку. – Значит, у меня есть шанс заполучить или его или хорошую порку! »

Возможно, и то и другое вместе! А на голые ноги пусть смотрит! Не раз и не два видел меня совершенно голой, и помылить я ему себя позволила, и он мне кое-что позволил! Козел! Чтобы чаще видеть меня в костюме Евы разработал специальный семейный ритуал субботней домашней порки. Лавочку прикупил! Козел он, но богатый! Но ведь и я ему кое-что позволила, а повторить душ он меня не зовет, вообще, делает вид, что ничего этого не было! Непонятно! »

На провокацию Томас не поддался.

"Ну вот, сижу рядом, пью чай, и делаю вид, что футбол   очень интересует, – он меня не хочет! Я то точно знаю, что мое тело его заводит! А мне надо, очень надо войти в его спальню… Или после смерти мамы он меня запросто выгонит! И в спальню мне ну очень не хочется! Но надо!"

– Не сиди долго и спокойной ночи! –  чмокнув падчерицу на прощание в щеку, он ушел.

В своей комнате он включил настольную лампу, но чтение не лезло в голову, а лезли воспоминания совсем недавнего времени, включая  совместный душ и воспитательный процесс: порка Алисы на лавке.

По субботам  Алиса на семейном совете "давала отсчет" за неделю.

За серьезные  проступки девушку ждала  порка или, по ее выбору, домашний арест. Впрочем, этим выбором она воспользовалась только один раз на каникулах.

Они с Сандрой считали, что огромное воспитательное значение, может быть, даже большее, чем сама порка, имеют переживания девушки, душевные муки, связанные ожиданием порки, обнажением и осознание того, что это произойдет неизбежно.

А вот теперь не она, а он испытывал душевные муки, зная, что в соседней комнате спит повзрослевшая падчерица. И формально ни ударить, ни даже взглянуть на ее тело он не имеет никакого права.

– Что же ты не читаешь? – услышал он голос девушки. – Сегодня, кажется, суббота. Я ни в чем не провинилась?

Она стояла перед ним босиком, в одной ночной рубашке.

– Можно, я посижу тут с тобой? – спросила она. – Мне страшно!

– Ты что, с ума сошла? – ну-ка марш в свою комнату, пока действительно розги не получила!

Томас повернулся к ней спиной и снова попытался уснуть.

Девушка вышла. Но мужчина заснуть никак не мог.

"Раньше не зря практиковались порки по субботам, когда за  провинности детей секли только после того, как утихнет буря родительского гнева и можно здраво оценить степень вины и вынести справедливое решение. – Томас считал  суровые воспитательные методы исторически оправданными. – И уж коли вина есть и наказание назначено, в субботний вечер, будьте любезны пожаловать на скамью, под розги! Вот Сандра вернется из больницы – всыплем по первое число за сегодняшнюю выходку!"

Алиса лежала и молилась в своей комнате.

«Он меня к себе не пустил, но должен, должен ко мне прийти! Я этого хочу, и так будет! Второго шанса у меня уже не будет. Послезавтра уже выписывают из больницы маму, и тогда они вдвоем меня  точно высекут! И не посмотрят, что я почти взрослая, а что потом? Потом снова будет порка и очень жестокая! »

Ее опасения были не беспочвенными: мама была строгой, и неукоснительно соблюдала принцип: если наказание назначено, оно ни при каких обстоятельствах не отменяется.

Томасу не спалось: мысли о больной супруге, о непослушной падчерице, что вот так заглянула в его комнату,    вертелись  в голове.

Попробовал думать о бизнесе, о родовом хуторе, вспоминая, что еще не сделано, о проблемах хутора, попытался представить, как завтра встретит его в офисе в очередной раз беременная Вилме, потом начал считать. Досчитал до двух тысяч и устал.

"Эх, Вилме сейчас замужем, второго рожать собралась! А как я ее в свое время драл! И не только драл! Вспомнить приятно! Но мужу отдал девственницей... Почти! И изменять ему она не собирается! Да и сложно это с животом и ребенком! Нет! А что мне делать с Алисой? Надо посмотреть, что делает девушка!" – он  поднялся и пошел в комнату падчерицы.

Дверь была приоткрыта. Алиса лежала на спине, напряженно вытянув тело. Красивые тонкие руки были вытянуты вдоль тела поверх одеяла, книга лежала на груди. Широко раскрытые глаза,   смотрели в потолок. По-девичьи угловатые плечи с едва выступающими дужками ключиц, слегка вздрагивали. Губы что-то беззвучно шептали.

– Алиса, ты не спишь?

– Нет, ты меня не разбудил! – она  потянулась и вылезла из-под одеяла. – Мне тоже не спится!

"Сам пришел! Это мой шанс!" – Девушка почти решилась.

– Я замерзла! Ты можешь прилечь вместе со мной! – разрешила она, вздрагивая от предвкушения того, что обязательно произойдет. – Но только без глупостей!

Она отодвинулась к стенке.

«Значит, мои чары все-таки подействовали! Может, скамейки удастся в этот раз избежать! Или джек-пот или... Или выпорет! Садист и извращенец несчастный! »

Томас сек Алису только полностью обнаженной  привязанной к скамье ремешками из мягкой кожи за щиколотки сведенных ног и кисти вытянутых вперед рук. Иногда он подкладывал под низ живота диванный валик, чтобы приподнять попу для удобства "класть" розгу на поле порки – ягодицы.

Теперь они лежали вдвоем под шерстяным одеялом. Между ними было расстояние не больше нескольких сантиметров.

«Неужели мне делать первый шаг самой? – Думала Алиса. – И как он терпит меня рядом со мной? Неужели я его не возбуждаю! Я же столько раз видела ложась и вставая со скамейки: он меня хочет! И  душе тоже... Он ведь намылил меня с головы до ног! А тут вот я!"

– Можно я об тебя погреюсь? – спросила девушка, плотно прижимаясь к нему.

Томас искренне считал, что являясь очень эффектным и действенным массажем, и прекрасным кроворазгоняющим средством, что должно, по его мнению, сказаться на формировании фигуры у Алисы. Теперь он смог оценить результат трехлетнего воспитания во всей красе: ягодицы и бедра лежали с ним бок о бок.

– Грейся – ответил Томас, чувствуя, как дрожит его голос.

«Думаешь, я поверю, что ты меня хочешь? Да, ты чертовски хороша собой, на тебя поведется любой твой сверстник, кому ты окажешь внимание. Но я – твой приемный отец. И не могу себе позволить быть соблазненным. В конце концов, твоя мама – моя жена – этого так не оставит. Ты же знаешь, что она обещала сделать в случае чего!

Так что прекращай соблазнять приемного отца и выбери себе хорошего парня. И все же... До чего же она вкусная! »

И все же, когда под боком лежит красивая и вкусная девушка, все труднее и труднее было  владеть собой.

«Если что – оторву и в полицию не пойду! – Вспомнил Томас слова жены перед свадьбой. – Ты меня знаешь! »

Томас чувствовал тепло нежного тела Алисы, его запах. Полежав спокойно минут пять, Томас притворился спящим и повернулся на бок, его бедро коснулось бедра девушки, она вздрогнула и немного отстранилась.

Томас положил руку ей на грудь. Твердая девичья грудь едва подавалась под тяжестью руки.

"Началось!" – Алиса задрожала, как от вида розги и испуганно замерла, не зная, что делать.

Томас  ласково осторожно сжимал  податливую мякоть  груди, еле сдерживаясь от похоти.

"Сейчас я сделаю самый идиотский поступок в моей короткой жизни!   – Алиса стала тяжело и часто дышать,   грудь вздымалась под его рукой, как волна океана. –Страшно, противно, но надо!"  Наконец, она решилась и, осторожно сняв его руку с груди, положила ее рядом. Но Томас уже не мог остановиться, не мог не приласкать падчерицу.

– Алиса, милая моя, – вырвалось у Томаса.

"Поспевает, мучитель".

Пользу от наказаний он видел в воспитании чувственности у Алисы, как у будущей женщины. Поэтому никогда не возбранял выплескивать падчерице эмоции во время порки. Надо кричать визжать – пожалуйста. А теперь: ни криков ни визгов.

Помимо своей воли, движимый одним инстинктом плоти, приподнялся на одной руке,    приник к ее губам в долгом, трепетно-страстном поцелуе.

От неожиданности она даже не сопротивлялась. А когда Томас нечеловеческим усилием оторвал свои губы от ее рта, она испуганно зашептала:

– Ты же ничего плохого мне не сделаешь... Ты хороший... Да?

– Да, да, милая, – злясь на себя, ответил Томас, – только еще раз поцелую и приласкаю. Тебе приятно?

– Приятно!

Томас снова схватил ее губы и целовал их   долго, безудержно, неистово,    пытаясь охладить испепеляющее желание плоти.

Томас никогда не наказывал девушку "под горячую руку", а давал время своим родительским эмоциям остыть, а Алисе осмыслить проступок и почувствовать неизбежность наказания. А теперь он прижимался всем телом к горячему бархату ее нежной наготы, чувствуя, как сильнее бьется ее сердце. И вдруг удивительное спокойствие оборвало все его желания. Томас лег на спину и, вкушая сладость покоя, закрыл глаза.

– Что с тобой? – спросила Алиса, склонившись над ним. – Тебе плохо?

Девушка    по пояс вылезла из-под одеяла и сняла с себя ночную рубашку.

Томас открыл глаза и...

«Бог мой!   – подумал Томас – такая красотка в моих объятиях! »

Лунный свет падал в окно и освещал фигурку падчерицы. Ее ночная рубашка лежала на полу.

Над ним как два спелых персика, трепетали девичьи груди. Маленькие пуговки сосков, нежных и чистых, как две конфетки, торчали острыми кончиками вперед. Те самые маленькие груди, что она стыдливо прикрывала, ложась животом на скамью для порки, стали полными, упругими, будто налились соком сильной, здоровой молодости. Ни слова не говоря, Томас  впился губами в темнеющий сосок. Она вскрикнула и забилась, как пойманный птенец.

– Не надо, пожалуйста, – на ее глаза навернулись слезы.

– Тебе неприятно? – Томас отпустил ее.

Она ничего не ответила и, уткнувшись в одеяло, неподвижно лежала, сотрясаемая нервной дрожью. Томас склонился к ней.

– Но ведь я ничего плохого тебе не сделал! –Я хотел, чтобы тебе было хорошо. Тебе же приятно, когда я целовал твою грудь. Разве нет? Она посмотрела на мужчину своими изумрудными глазами и кивнула головой.

– Ну, так дай, я еще раз поцелую. Дай. Мои поцелуи доставят тебе столько удовольствия! Ляг на живот и не бойся.

Алиса повиновалась.

– Не нужно бояться! Мои прикосновения не причинят тебе вреда.

Томас сбросил на пол одеяло. Она, как перед поркой, прикрыла попку руками, и посмотрела на мужчину со страхом и мольбой. Ей показалось, что ласка должна обязательно смениться наказанием. Количество "жгучих поцелуев", обычно, в зависимости от провинности, он назначал от двенадцати  до сорока. Сек он всегда осторожно, стараясь не рассечь кожу, и в то же время очень сурово.

Он стал нежно ласкать бедра и ягодицы, которые до этого получали от него только боль и мучения. Естественно, и во время порки в нем просыпалось чувство жалости к взвизгивающей, рыдающей, извивающейся и виляющей задом под прутом девушке, тем более, что он ее любил, как свою родную дочь. Но здесь чувство жалости должно уступать место необходимости данного действия, осознанию того, что это, безусловно, имеет большое положительное значение и пойдет только на пользу формирующейся личности.

– Не бойся, глупышка, и лежи спокойно! – сказал он, поглаживая обнаженную спину и ягодицы. – Ты стала совсем взрослой красавицей!

Она послушалась.   Томас стал целовать ее в сумасшедшем исступлении, не видя, к чему прикасаются его губы. Все ее нежное благоухающее тело представлялось ему олицетворением самого прекрасного на земле.

Томас перевернул Алису на спину и принялся целовать руки и плечи, шею и грудь, бедра и ноги. Он касался лицом мягкого живота, самозабвенно вылизывая впадину пупка.

«Мне надо раздвинуть ноги, вытерпеть и изобразить удовольствие! В душе стерпела? И сейчас получится! Не хочу, но придется изобразить удовольствие! » – Девушка казалась безучастной:   закрыла глаза, а потом  безвольно отдалась во власть жгучих мужских ласк.

Томас долго лизал языком нераспустившийся бутон любви, ощущая кончиком языка каждый бугорок, каждую складочку.

Она затихла и погрузилась в трепетное вкушение сладости, которая жарким потоком разлилась по телу от его губ.

Вдруг,   порыве похоти, Томас  приник губами к полным, мягким   губам, спрятанным между  нежных ножек.

Алиса дернулась всем телом, пытаясь оторваться от мужчины, уперлась руками в его голову. Но сладострастная истома лишила девушку остатков сил, она бессильно распласталась перед ним с тихим слезным стоном.

Совершенно обезумев от похоти, Томас лег на падчерицу, разведя в стороны девственные губы волшебного цветка, а потом воткнул изо всей силы напряженный до мелкой дрожи меч. Она вскрикнула от боли и, обхватив мужчину руками, содрогнулась в рыданиях.

– Ой! Мама! Что ты со мной сделал? Мне больно!

"Мне досталась девственница!" – На простыне растекалось темно-красное пятно. Потрясенный всем случившимся, Томас растерянно смотрел на нее, не зная, как утешить. А она, бледная и обессиленная, шептала:

– Что ты наделал? Мне плохо!

"Вот и все! Девушка в моей постели! Как начинаются все "взрослые" радости? Можно сказать, как обычно! Как выстрел в горах, а потом – лавина!

Процесс контролировался до тех пор пока девушка не сняла с себя ночной рубашки, а потом... – Усталый мужчина прижал к себе падчерицу. – Все зависит от темперамента. От ее темперамента... и чем дальше – тем больше! Сколько лет она сама передо мной раздевалась для наказания и, наконец, решилась! Ввела меня в грех на старости лет, но грех такой сладкий!"

Томас, отвел Алису в душ, собственноручно подмыл и стал привычно   утешать,   от политики "кнута", перешел к политике "пряника".

Он начал успокаивать измученную девушку, чтобы она быстрее отошла от перенесенных волнений и чтобы поняла, что ничего страшного не случилось, и он желает ей только добра.

– Не плачь, ничего страшного не случилось. – Томас аккуратно вытирал падчерицу большим махровым полотенцем. –  Просто ты теперь женщина, настоящая женщина! Признайся, именно этого тебе и хотелось, и хотелось давно. – Не волнуйся, малышка! Что бы ни случилось – я тебя не брошу!

Томас помог надеть ей  банный халат.

"Этот придурок считает, что лучше меня знает, что я хочу, а что – нет!"

– Не бросишь? Я устала и спать хочу, – Алиса запахнула полы халата. – А у меня неудобно! Пойдем к тебе на двуспальную, только чур, я с краю!

"Теперь Алиса моя любовница. – Томас лежал на спине, а Алиса на боку и прижималась к нему всем телом. – А с Сандрой предстоит очень серьезный разговор!" Где-то далеко в глубинах сознания Томаса мучила совесть. "А она обещала мне оторвать... без полиции!"

Утром им обоим настало возмездие: примите наши соболезнования, – сказал чей-то незнакомый голос в телефонной трубке. Приносите в больницу вещи и документы...

Продолжение здесь:

Теги: эротический рассказ