Посещение

Лера остановила машину, но выходить из нее не торопилась. Ей было приятно посидеть минуту-другую, дослушать дурацкую песню по радио про больную с похмелья голову.

Окна ее квартиры выходили на другую сторону дома, но она знала, что дома никого нет. Сумка с продуктами стояла на сидении рядом и дразнила запахом все еще горячей курой-гриль.

Лера любила приходить домой, когда никого в нем не было. Не надо было нестись и что-то сразу делать или отвечать или задавать вопросы.

Тонкий запах корицы встретил ее прямо у порога и принес желанное подтверждение того, что она у себя дома.

Лера сняла обувь и прямо в пальто прошла на кухню, чтобы поставить продукты на подоконник.

В раковине стояли две тарелки и две чашки, как немытые свидетели будничного завтрака.

Она сняла пальто и принялась выкладывать покупки на стол. Можно было не торопиться, потому что дочка должна появиться не раньше, чем через час.

Лера подумала, что жизнь в маленьком городе кроме достоинств в форме относительных постоянства и спокойствия имела и свои недостатки: человек как бы заужал пространство вокруг себя и появление в нем чего-то инородного нарушало привычный порядок вещей.

Сегодняшний день начался как обычно. Она привыкла наблюдать за учителями перед первым уроком. Как они поправляют помаду, прически и ливчики, перекидываются набегу друг с другом односложными и только им понятными фразами и спешат в свои классы. Лера старается быть занятой в такие минуты, чтобы у преподавателей не создавалось впечатление, что ее работа – сплошная большая перемена.

Когда торопливые шаги в коридоре затихли, она заварила свой любимый бергамотовый чай  и дочитала вырезку из журнала о вреде ношения безподкладочной резиновой обуви. Оказывается, резиновые сапоги лучше всего носить с бурками или на толстый шерстяной носок и непременно просушивать во избежание появления грибка. Такая заметка должна быть передовой статьей в местной прессе в межсезонье, когда без резиновых сапог можно просто сгинуть в одночасье.

В минуту, когда эта ценная мысль посетила ее, дверь открылась и в канцелярию вошла худосочная директриса в сопровождении невысокого мужчины со скучающе-приветливым лицом. Такие лица бывают у людей, которые принимают участие в дискуссиях на телевидении, но им никогда не доводится высказывать свое мнение на обсуждаемый предмет. Скорее всего, что они вежливее или умнее других и не хотят портить расстаноку сил в дискуссии, ведь результат ее все равно предрешен.

Директриса подвела мужчину к столу Оксаны, которая ушла рожать на прошлой неделе, и предложила ему располагаться. Потом она с деланной улыбкой обратилась к Лере: « Лерочка Константинна, выручайте- к нам, как говорится, приехал ревизор, а у меня семинары с 10 утра до конца недели... ».   После этих слов директриса доверительно взяла ее под локоток и отвела к окну. Тон  голоса, однако, изменился из просительного в командный: « у вас отчетность сдана на прошлой неделе, так что уделите внимание инспектору. Если он захочет посидеть на уроках, то отведите его к Малаховой или Быстрицкой. Покажите ему нашу сеть. Короче, будьте хорошей хозяйкой в доме. Не кормите его у нас. Придумайте причину, чтобы пойти куда-нибудь поесть в городе и оставайтесь с ним, пока он вас не отпустит. Не волнуйтесь за работу – я передам в бухгалтерию, что вы выполняете мое поручение».

Директриса не ждала ее согласия или вопросов, а просто повернулась и пошла к инспектору, на ходу говоря ему, что Валерия Константиновна будет полностью к его услугам и, пожелав ему продуктивной работы, распрощалась и ушла.

Лере и раньше приходилось выполнять подобные поручения. Только обычно инспекторами  были немолодые женщины с усталыми одутловатыми лицами и сильным запахом популярных духов советской эпохи. Женщины инспектора спешили завершить свою инспекцию и отчет в один день. Однако просили заверить их командировочные за два или даже за три дня вперед. И уезжали.

Мужчина инспектор тем временем никуда не спешил. Он достал из своего маленького, почти что женского портфельчика маленький лаптоп и спросил Леру про наличие интернета. Лера помогла ему подключиться в сеть и стояла нерешительно рядом в ожидании других пожеланий. Но других пожеланий пока не было. В конце концов инспектор понял, что от него чего-то ждут и спросил, нельзя ли попить чаю такого же, как и у  нее. Лера не ожидала подобного вопроса и продолжала стоять какое-то время, а потом вдруг заспешила быстрее, чем принято среди честных людей и даже задела какой-то стул, который находился в троектории разворота ее рук. Стул хотя и не опрокинулся, но руке ее стало больно. Инспектор ничего, к счастю не заметил или умело сделал вид. Он был углублен в чтение почты на странице с оранжевыми иконками. Лера вскипятила в микроволновке воды в кружке и опустила в нее пакетик с чаем. Между тем инспектор теперь что-то печатал, сильными ударами по клавишам. Лера подумала, что он, должно быть, из тех людей, что проводят на инете долгие часы, воруют их у семьи, прячась часами в туалете по причине запора, и на службе, когда никто не дышет в затылок.

Она поднесла ему чай и пару имбирьных печений финской выпечки. Инспектор поблагодорил ее и спросил скоро ли будет звонок с урока, потому что ему хотелось бы попасть на урок физики в восьмой класс.

Ни Малахова, ни Быстрицкая физики не преподавали. Физику преподавал Шуев, речь которого напрягала и привычное ухо. Его перевели в их школу по указанию сверху.

До конца первого урока еще было ровно 20 минут, но Лера почему решила об этом умолчать. Она села за свой стол и сделала вид, что уже вовсю работает. Между тем инспектор закончил барабанить по клавишам и заскучал. Он подошел к окну и оттуда заговорил как бы не для кого: « Мне нужно было бы поехать в другое место, где уже лежит снег... вы не знаете у вас здесь не обещали снег? »

- У нас здесь ничего не обещают. Снег и так скоро выпадет. Насмотримся еще.

- Вы, должно быть, не любите снега. Понимаю, что от снега больше хлопот и холода, но если вы живете в снежной полосе по доброй воле, то значит, что вы к нему или безралично привыкли или вы его любите. Так когда будет звонок с урока?

- Минут через 15. Может быть еще чаю хотите, или вот могу вам предложить журнал Максим на русском языке за прошлый месяц. В нем и наши девушки теперь есть и моды для мотоциклистов.

Лера сказала про журнал без всякой задней мысли- чем ей еще можно было развлечь человека в школьной канцелярии. Инспектор ничего не ответил, но вроде улыбнулся на ее предложение. Это не была откровенная улыбка, а скорее намек на нее. Что-то мелькнуло в ней подсознательно знакомое, но Лера не смогла понять, что именно.

- Нет, чаю больше не хочу. Вы лучше мне расскажите, чем ваш город знаменит в после рабочие часы. Мне вовсе не хочется идти в гостиницу и заваливаться спать до завтрашнего утра. У вас, например, есть театр? Наверняка есть. Неважно, что без своего состава, но к вам ведь привозят спектакли и концерты?

- Конечно привозят. Да и не только отечественные, но и западные. На прошлой неделе джазовое трио выступало. Три вечера аншлаг был. Здорово играют. Правда драка случилась в антракте. Но, говорят, что такое часто случается, когда людей доводят до такого уровня эмоций.

Инспектор улынбулся новости про джазовое трио, и Лера поняла, что было знакомо в его улыбке. Раньше она никогда не могла даже и подумать, что люди могут быть похожи зубами. Точнее сказать, с зубами абсолютными похожесть едва ли приметна: ну выглядят себе зубы как кукурузные зернышки да и выглядят. А вот если в зубах есть сходный недостаток, то тут похожесть сразу в глаза бросается. У инспектора был такой же зубной дефект, как и у нее. Прямо как зеркальное отражение. Но это не мешало ему улыбаться смешному.

От общности недостатка зубов Лера вдруг почувствовала прилив заботы к инспектору и почему-то спросила: « Вы курите? »

- Курю иногда. В неподходящее время чаше всего: перед спортом и после секса. А вы почему спросили?

- Не знаю. Просто подумала, что вы сейчас на уроке будете 45 минут терпеть без никотина, так пока время есть, можно быстро сходить на крышу и покурить.

-А вы сами-то курите?

- Конечно, нет, но я умею. Так мы идем на крышу?

- Вы всем инспеторам предлагаете ходить на крышу курить или я избранный?

В ответ Лера рассмеялась: «К нам только женщины инспекторицы приезжают. Они все больше к будербродам с сыром и холодным курицам тяготеют»

Выглядело так, что инспектор не слышал ее остроумного ответа - Лерины зубы привлекли его внимание. Она поняла, что он заметил их похожесть в таком странном месте. Ей даже стало приятно, что инспектор знает ее маленький секрет. Но теперь этот секрет был не ее, а их. Инспектор ей нравился, Лера сама не понимала, как она не заметила такого очевидного с момента, как он вступил в канцелярию: синие глаза за дымчатыми очками и прямые ноги в уже, чем принято у них городе брюках, готовые пуститься в пляс.

- Так мы идем на крышу, или как?

- Конечно идем. Сейчас только мундир накину?

- Какой еще мундир? Вы что на крыше парады принимаете?

- Какие парады – я ответственная за противопожарную безопасность школы.

После этого Лера подошла к стенному шкафу, в котором висели безразмерный брезентовый бушлат и сверкаюшая золотом каска, по очертаниям похожая на шапочку с крылышками мифологического разносчика новостей - Меркурия.

Она повела инспектора по гулкому коридору в сторону лестницы ведушей на крышу.

-Старшеклассники  ходят на крышу смолить?

- Нет, не ходят. Там всегда закрыто, а ключи есть только у меня, у завхоза и на вахте. Старшеклассники уходят курить за пустырь, на котором иногда играют в футбол. Скажите, а как мне вас звать-величать? Не удобно все время выкать, мне кажется. Звучит довольно безлично и не слишком уважительно.

- как и Моцарта – Вольфганг Амадеевич. А вас Валерия Константиновна, если не ослышался.

В это время Лера уже открывала навесной амбарный замок, висевшей на кандальной цепи. По плоской крыше они поспешили  в сухую нишу за гигантским вентилятором, и Лера достала из бушлата пачку Winston и зажигалку Ronson. Они закурили и заговорщецки посмотрели друг на друга.

- Кто у вас физику преподает в восьмом классе?

- Шуев Николай Иваныч. Вам обязательно нужно на урок физики? Сходили бы лучше в класс к Малаховой. Она у нас лучший препод. У нее в классах и троечников нет, и каждый второй –пушкинист.

- Меня тошнит от пушкинизма, этого шовинистического недуга русского народа. Нельзя из человека творить кумира, потому что со временем его искусственно раздутый образ сдуется, и никто не будет отдавать ему должное, которое он заслужил. Шуева слушать я и сам не хочу. А что если нам промотать уроки, а взамен  вы мне покажете лучше что-нибудь вне стен школы.

- Что же мне вам показывать? Проходную щебеночного завода в день получки или

братскую могилу жертв строительства Беломор канала?

- Говорят, что у вас есть какой-то водопад и озеро величиной с море. Отвезите меня на природу, а потом мы устроим себе вокзал на двоих. Ваш вокзал очень к этому располагает. Там съедобно в ресторане?

- Да я и не знаю. Никогда там не ела. А как же ваши инспекции и отчеты по ним?

-Это добро никуда не убежит. Мы с вами их сможем написать в творческой обстановке моего гостинечного номера. Вам ведь дирекор сказал оказывать мне услуги. Я люблю качественно оказанные услуги и людей, от которых они исходят. Вы любите странствовать?

- Вы имеете в виду путешествовать?   Если сказать откровенно, то не знаю. Мне кажется, что для путешествий нужен размах, а у меня получаются скорее локальные поездки, которые можно было бы назвать путешествиями из-за отдоленности. Например, в ближайший закрытый бассейн для плавания нужно пилить 150 километров. Это больше трех с половиной часов. За такое время на самолете можно улететь черт знает куда.

От Лериных слов инспектор слегка оживился: «Милая Лерочка, можно мне вас так называть? Поверьте, что черт не всегда знает куда. Иначе говоря, сам черт не разберет. Когда я спросил, любители вы странствовать, то имел в виду первородное значение злово странствовать- переезжать из одной страны в другую. »

- Я никогда не странствовала еще, хотя Финляндия совсем под боком. Кто-же не любит странствовать-смешной вопрос.

- В таком случае  я устрою вам небольшое странствие, если не возражаете. Без всяких для вас хлопат с визами и возней с валютами. Но короткое: туда – и обратно.

-Это вы мне про свой номер в гостинице Онежская намекаете? Слыхала я от других про некоторые номера там: как попадешь в такой с правильным человеком, то и простанство и время исчезают прямо как в знаменитой Булгаковской квартире.

- Именно это я вам и хотел предложить. Но только после посещения пещер и катания на катере по Китайскому озеру.

После этих слов инспектор зашелся в полу-смехе-полу-кашле. Лера не знала как ей продолжать разговор.

- Не волнуйтесь, Лерочка, мы найдем удалого таксиста или частника на хорошей машине и повсюду успеем.

Где-то еле слышно прозвенел звонок. Лера посмотрела на свои часы и удивилась – они прокурили на крыше целый урок. Что-то было не так: она четко помнила, что закуривала одну сигарету, и та еще дымится где-то на середине. Лера посмотрела инспектора. Он себе спокойно покуривал тоже и говорил про статую медведя в их городе, которая была выполнена в аллегорической форме арестованного, с поднятыми лапами вверх. У этой статуи была история, которую точно никто не знал, но, говорят, что поднятые вверх лапы имели к арестованным большое отношение.

Инспектор затушил свою сигарету и предложил ей начать их культурную программу прямо сейчас же.

- Куда же мы пойдем в такую рань, еще толком и не расцвело? У нас все раскочегаривается около полудня.

- Мы можем поехать в такое место, где люди в белых халатах ждут с нетерпением нашего появления, чтобы показать свое мастерство и заботу тем, кому она так неоходима. Вы любите терапевтигеские массажи горячими камнями?

- Мне камнями никогда еще не далали. Боюсь, что у нас про такие массажи никто и не знает, но холодными камнями закидать запросто могут.

- Думаю, что вы не дооцениваете места, где живете. Чем, скажем, плохо место под названием «Малая Медвежка»?

- Да что вы Волфганг Амадеич, это же нумера для толстосумов. По-моему их и не сдают широкой публике совсем.

Лера говорила, но сама толком не понимала, откуда она знает все это, ведь никаких знакомых в гостиничном бизнесе у нее было.

Неожидано для этого времени года ей вдруг стало тепло, и от неба запахло редким грибным дождем. Они с инспектором сидели лицом друг к другу на перевернутых и непонятно откуда взявшихся ящиках, принадлежащих фабрике «Карельские узоры». Вольфганг Амадеич держал обе ее руки в своих, как если бы был готов к игре в «чет-нечет». У Леры мелькнула мысль об инспектрице с запахом духов «Московские звезды», потому что от Вольфганга Амадеича пахло так чудно, что у нее приятно заныло внизу живота.

Она отстраненно наблюдала, как инспекторское колено медленно, но верно внедрялось между ее уже раздвинутых ног. Было странно, что пуговицы на платье растегнуты, и само оно так затейливо ниспадает ажурными занавесками снаружи ее ног. Не ее ног. Ее ноги с утра были втиснуты в х/б калготки школьного образца, а эти, раздвинутые, были в чулочках с кружевными резинками под названием «Развратная невеста» . Точно такая пара лежала у нее нераскрытой уже с полгода. С чего бы ей такое одевать во вторник на работу. И трусы. Они были явно не ее. Она таких не любила, потому что обычно они врезались. Но эти не врезались никуда.

Инспектор расстегнул пуговицы на ее бушлате и нежно провел  рукой от пупка до резинки трусов. Лера глубоко дышала и думала, что крыша – неправильное место нахождения  в такое время дня, а сама уже выкручивала пружинистые уши Вольфганга Амадеича, такие знакомые и родные. В следующую минуту она престала волноваться – ее внимание было занято отточеными, как танец шамана, телодвижениями Амадеича: одной рукой он скатывал к коленям ее трусики, другой - нежно мял уже освобожденную от ливчика грудь и хвалил  фасон ее вязаного платья, которое, по его словам, выглядело отлично не ней одетым и очень располагало к тому, чтобы снимать его  при первой попавшейся возможности.

Лера не могла и не хотела ничего говорить. Она просто не была уверена, что это было бы уместным.   Фраза  директрисы об оказании всесторонней помощи инспектору спасительно колыхалась в ее сознании.

Амадеич тем временем легко приподнял ее, сидячую, с ящика и быстро поставил на верх его  свой, точно такой же и завершил пирамиду Лерой в блестящей каске набекрень.

Она отчетливо видела себя со стороны большой полураздетой куклой и голову Амедеича между ее неестественно белых для крыши ног. Инспектор  безотрывно был с ней, пока ее не сорвало каким-то внутренним взрывом с ящиков и не бросило в его  объятия. Должно быть от взрывной волны инспектор не смог устоять и теперь лежал на спине. Лера сидела верхом на нем и трогала его ершистые брови. Из нагрудного кармана его рубашку торчали ее скатанные рулончиком трусы.

Она механически переложила их в карман бушлата.

Пока Лера закрывала изнутри дверь на крышу Амадеич деловито поправлял ее одежду и волосы.

-Вы с инспекциями ездите часто?

-Иногда приходится. С особыми поручениями.

Они шли пустым коридором по направлению к канцелярии. Лера думала, что этот инспектор - полувымышленный тип ее воображения.

Безусловно, к ней, одинокой и хорошенькой женщине около модельной стати все время клеились мужчины в любое время дня и ночи, на службе и в часы досуга, не соблюдая профессиональных барьеров. Она была очень заметна и в толпе и в одиночку. Но это вовсе не значило, что она платила им тем же. Напротив, у нее на вооружении было несколько fuck off lines, которые усмеряли самых неистовых.

К сожалению, образ ее предпочтительного героя, высокого, спортивного с чувством юмора ходил  другими улицами.

Сама она не искала встреч ни в барах- кафе, ни на редких танцах. Как-то все это ей казалось пошловатым, и внутренний голос говорил ей, что все найдется само, если оно предрасположено сверху.

К тому же она работала в школе, где динамичность состава была почти что не меняющейся. Иногда переводили к ним провинившихся или распределенных после учебы. Если это бывали парни, то многие из них считали, что Лера – часть их распределительного условия договора, как комната в общежитии и нерабочие дни в религиозные праздники.

С молодыми учителями всегда бывало больше хлопот, потому что им нужна была женщина многогранных достоинств, включая материнские.

Многие из распределенных грустили по первородному дому и семье. Лера была добра душой, и иногда это принималось ошибочно за что-то иное, и начиналась комедия ошибок.

При каждой около школьной интрижке сотрудники делились на два лагеря: болельщиков и завистников. Болельщики хотели ей добра, чтобы она нашла себе постоянного партнера в жизни и стала такой же как и они. Тогда бы и ее можно было приглашать к себе в дом без боязни, что муж будет обрашать на нее неординарное внимание.

Ее приглашали и так. Чужие мужья ее мало волновали. Не больше, чем приятельницы приятельниц. Для нее они были бесполы до состояния обсуждения рецептов приготовления пищи или вязания крючком.

В прошлом году с одним молодым    учителем истории у нее случился роман: учитель читал ей стихи, сложенные в доисторическую пору, когда русский язык звучал совершенно иначе и таким в наши дни был понятен только лингвистам и историкам.

Лера  постеснялась спросить любовника учителя, о чем эти стихи, чтобы не прослыть невежей. Из всего прослушанного она запомнила только часто повторяющееся слово  «ярь»,   и поинтересовалась о его значении у прогрессивной литераторши Бегуновой, которая ответила ей уличным жестом двух рук, означающим секс.

Учитель истории очень ценил ее компанию. Видно было, что он старается изо всех сил, но ярь между ними пошла на убыль, и они расстались к началу третьей четверти....

В канцелярии никого не было. Лера уселась за свой стол и сразу выдвинула нижний ящик. Под нераспакованным набором спиц, вкленных в плоскую картонку, лежали  предметы женской гигиены, таблетки от различных болей, которые могут застать врасплох на рабочем месте, в перемежку с  мужскими противозачаточными средствами в ярких коробочках. Она быстро переложила из ящика необходимое к себе в сумочку и вышла из канцелярии.

Инспектор тем временем подошел к школьной доске, которая использовалась в канцелярии как доска овъявлений. В левом верхнем углу висел пожелтевший от времени листок «Права и обязанности». Дальше весели обьявы о ренте комнат и раздачи замечательных котят. Всю правую часть доски занимало панно-коллаж, составленое из конвертов-кошельков с фамилиями учитилей. Видно было, что учителя не так часто проверяли свою настенную почту, потому что конверты были раздутыми или по крайней мере имели в себе что-то. Кроме одного. На пустом конверте инспектор прочитал имя, Грушницкая А. Д. Он достал свой плоский мобильный телефон и быстро заскользил пальцем в поисках, пока не остановился на том, что искал.

Когда Лера вернулась в канцелярию, инспектор разговаривал по телефону с кем-то очень начальственным тоном и обещал не обидеть с чаевыми.

При ее появлении он жестами порекоммендовал ей снять бушлат и каску, о которых она совсем  позабыла.

Лера поймала себя на мысли, что наверное выглядела очень неслабо пару минут назад в туалете с каской на голове.

Вольфганг Амадеич уже снял ее куртку с вешалки и стоял заправским гардеробщиком в терпеливом ожидании. Лерины руки без заминки попали в оба рукава, Амадеичевы руки обняли ее сзади за плечи и грудь. Инспектор не боялся, что в любую из минут дверь канцелярии может открыться, и у входящих возникнет вопрос по теме. Он разгреб своим дыханием тропинку к ее уху и сказал, что очень рад их такому знакомству и что прямо сейчас они едут в те самые номера Малая Медвежка, что там уже накрывают столы скатертями, а лежанки – простынями.

Лера подумала, что конца рабочего дня еще целых четыре часа рабочего времени.

Лерина машина стояла в стороне от других. Инспектор обошел ее полукругом и заметил вслух, что задняя правое колесо плачет по новой резине. В салоне на заднем сидении полулежала группа плюшевых мишек и одна кукла в задранном платье и незакрывающимися от времени глазами.

До Медвежки они добрались в считаные минуты. Пока Лера собирала из-под ног плоские обертки от  сладостей, инспектор высматривал места, куда можно было бы отступить если пища в Медвежке окажется не съедобной.

Лера набрала целую горсть на выброс и зачем-то сказала инспектору, что обычно уборкой машин в семье занимаются мужчины, потому что женщинам и кроме машин достаточно уборок. Вольфганг Амадеивич понимающе молчал и слушал. Лера  обратила внимание на его лицо. Она совсем недавно видела подобное выражение неподдельного интереса на фотографии чемпиона породы в журнале «Охотничьи просторы».

- Лерочка, не ищете себе оправданий. Мне и самому не на все хватает времени. Сказать по правде, я даже не помню, где оставил свою машину. Меня послали в ваш город с большой поспешностью и вовсе не за тем, за чем вы думаете. Об этом бы я и хотел поговорить с вами.

- Как вас называют близкие люди? Вольфганг звучит слишком торжественно для трапезы  пельменями  со сметаной под водку комнатной температутры.

- Зовите меня Вулфи. Откуда вы знаете про пельмени – ведь мы еще и не смотрели меню?

- В этом городе пельмени дают на первое, второе и третье. Вам разве еще не бросилось в глаза, что и люди здесь похожи не одетые пельмени. Как говорили древние:   мы есть то, что мы едим. Наши пельмени сработаны из оленьего мяса, которого несчитано на соседском мясокомбинате.

- Не знаю как вы, но я скорее бы поел блинов или бличкиков с творого или мясом, а закусил бы это дело крейпс с шоколадно-ликерным соусом. Разве в блинной Уют вам такое не дают?

- Блины днем меня настраивают на поминочный лад, но если вам так уж хочется, то мы можем пойти.

Они зашли в медвежское место как раз в тот момент, когда оттуда выкатывалась на улицу компания из двух девушек и мужчины с настороженным лицом.

Вольфганг Амадеич между делом провел пальцем по фикусному листу и, не обнаружив на нем пыли, решительно подошел к девушке-портье за ключами.  

В номере пахло свежым сеном. На одной из стен висела репродукция знаменитых Стогов величиной вдвое вольше оригинала и отшпаклеванная то фотографической ненужности. Лера не была большой поклонницей импрессионистов, поэтому подошла к окну, чтобы взгянуть на улицу Чкалова с высоты второго этажа. Инспектор стоял перед высоким камодом и пробегал глазами по меню завтраков и ужинов, расписаниям экскурсий во все концы страны и отлетов самолетов из Петрозаводска. Кроме того там были реклама обувного ателье, прачечной-химчистки и кожно-венерического диспанцера. Все это вместе было заламинировано намертво желтовато-прозрачным пластиком. В номере было несколько полноразмерных дверей, не включая выхода в лобби. Лера открывала их осторожно как бы в ожидании подвоха. Но все выглядело нормальным за одной из них был совмещенный с душем туалет, за другой- стенной шкаф с экстра подушками и одеялами на случай повышенного холода, за третьей- маленькая сауна с диванчиком в предбаннике. На диванчике лежали свернутыми 2 махровых халата с вышитыми медведями-символами и плотная стопка наглаженных простыней.

Инспектор снял свою холщовую куртку художника-передвижника и защелкал термостатом для сауны.

- Вам наверное холодно у нас с непривычки в краю холодных озер, раз с порога в сауну бежите. Как вы узнали обо мне там на крыше? Неужели уж я такая транспарентная?

- Вы то? Очень даже транспарентная: во-первых вы одеты иначе. У вас руки ухожены по-другому и энергетика тела приглашающая. К тому же, это моя специальность, определенным родом, читать людей.   Мы с вами похожи: оба хотим осенней любви. Я думаю, что есть, пить и спать мы будем позже, если удастся, а сейчас пойдемте-ка париться.

После сказанного Вольфганг Амадеич уселся на кровать и принялся расшнуровывать ботинки. Лера ожидала чего-то иного и смотрела на Амадеича почти что с упреком. Он поймал ее взгляд и притянул  на кровать рядом с собой.

Она послушно села и полузакрыла глаза в ожидании. На этот раз инспектор никуда не торопился. Он снял верхнюю часть ее платья и приятно дышал горячим ей в спину. На минуту Лере показалось, что дыхание не может быть таким горячим, но она отбросила эту несуразную мысль: человек в возбужденном состоянии выделяет больше тепла, чем в обычном. К тому же он, наверняка, южанин.

Амадеич целовал Лерины лопатки. Она чувствовала его губы одновременно в нескольких местах и уже не удивлялась этому. Руки Амадеича вполне автономно нежно бороздили по животу и ласкали одновременно обе ее груди.

Лера подумала про мужское индийское божество Шиву, и как он был бы полезен земным женщинам.

Тем временем термостат при сауне щелнул, отметив заданную температуру. Амадеич чмокнул Леру в висок и сказал: «Делу время, а потехе – час. Пойдем-ка в предусмотренное тепло. »

Он помог ей освободиться от остатков одежды, и сам неожиданно был абсолютно раздетым. Лера подумала: «Когда же он успел, ведь он со мной был все время» и синхронно с этой мыслью посмотрела на ботинки Амадеича. Те стояли едва расшнурованными около кровати...

Инспектор, в накрученной вокруг чресел простыне, согнулся перед маленьким холодильником и выуживал из него какие-то бутылочки ни то с соком, ни то с пивом.

- Вам, Лерочка, прикрытие не полагается. Вам необходима полная экспозиция вашей прелести. Вы никогда не думали о профессии модели в приличном агенстве?

Только не говорите мне, что позиция в школе ничем не хуже. Нам, инспекторам, наверное надо почаще приезжать в такие конклавные места, как этот городок.

К своему удивлению Лера не стеснялась Амадеича. Он хоть был незнакомым ей мужчиной, но уже не настолько. К тому же ей было здорово с ним. Ни о чем не надо было думать и говорить. Как странно, что ее все устраивало. Никогда раньше такого не происходило. Занятие любовными проказами в рабочее время отодвинуло серость дня на задний план.

Инспектор звонил по телефону и говорил с кем-то инструктивным тоном. Из его монолога было понятно, что на той стороне провода его внимательно слушают. Возможно даже записывают.

Лера стояла радом с ним и рассматривала мудреную татуировку на его плече: спящий часовой в латах и   с копьем, упертым в землю. У часового было счастливое лицо. Должно быть он видел хороший сон.

- Вы любите работы Дорэ? Если хотите, я могу договориться на что-нибудь небольшое.

Инспектор столкнул телефон с прикроватной тумбочки и присел на нее, одновременно присаживая Леру себе на колени. Их животы слились в единую бежево-розовую пастилу. Амадеич смотрел на Леру немигающими глазами. Без очков они оказались вовсе не голубыми, а зеленоватыми, совсем как были у нее самой. Пальцами свободной от объятия руки он проводил по изящному хребту Лериного носа и говорил, что с таким носом она могла бы быть почетной гостьей эксклюзивного места.

Сидеть верхом на инспекторе было удобно и никуда не хотелось спешить.

- Что случилось с учителем физики Грушнитской? Почему ей никто не пишет писем и не шлет напоминаний об уплате членских взносов?

- Откуда ты знаешь про Анну Дмитреевну? Прости, но я не могу быть на «вы» с человеком, с которым так близко теперь знакома. Кто-то телегу на нее настрочил в управление?

- На счет этого ничего сказать не могу, но к нам в отдел попала ее рукописная теория о зеркалах-дырах, и шефу она очень глянулась. Так что с ней случилось?

Но ответить на вопрос Лера не смогла. Амадеич что-то сделал внутри нее, и все сразу поменялось. Она услышала миллион свистков, пробивающихся к ее горлу нарастающей волной. Амадеич говорил ей в самое ухо какие-то рифмы про рыбок, плавающих в заброшенном  фонтане. Рифмы про рыбок хорошо сочетались со звоном изнутри.   Амадеич встал на ноги в ту секунду, когда восторг перполнил ее и извергнулся низким ре первой октавы. Она изогнулась всем телом как похищаемая  собиянка из скульптурной группы на флорентийской площади.

Амадеич уложил Леру на кровать, и сам пристроился рядом. Он смотрел на ее порозовевшие щеки и ждал, что она скажет. За полуоткрытыми занавесками на  окне качающиеся сосны вернули Леру в Малую Медвежку

- Что это со мной было? Почему мы лежим?

-  Не волнуйся, Лерочкин. Ты –среди своих. Со счастливым приземлением.

В старинных описаниях такой метод слияния называли « цунами». Он давал возможность женшине достигнуть вершины наслаждения быстро, как подъем в набегающей гигантской волне. Однако немногие мужчины практикуют его в последнее время.

-Что же их останавливает в последнее время?

- Думаю, что , главным образом,   игнорирование достижений прошлого и матушка-лень.

- А как же тебе не лень?

Но Амадеич не ответил на этот вопрос. Он лежал на боку, оперев голову на руку, согнутую в локте и спросил: « Так что же случилось с Грушнитской? »

-Анна Дмитриевна не работает больше в школе. Она тяжело болела всю прошлую весну. С ней случилось ужасное прямо на уроке. Она тогда всполошила всю школу. Как вспомню, так мороз по коже бежит, как если бы это случилось вчера.

- Относительно мороза по коже, почему нам прямо сейчас не перейти в благодатное тепло сауны?

« Он, несомненно, южанин: откуда у человека может быть такой загар в ноябре?

И это цунами... » - подумала Лера, провожая взлядом Амадеича.- « и говорит он мудренно – метод слияния.   Не слишком он похож на инспектора средних школ. »

Сауна представляла из себя маленькую канурку с потемневшей от сотен потов деревянной обшивкой, двумя лавками и финской электропечкой в углу. На полу стояла деревянная бадейка для размочки веников.

Амадеич застелил лавки простынями и помог Лере устроиться на одну из них. Сам он пока не садился, а брызгал воду расписной деревянной ложкой на раскаленные камни.

Лера лежала с закрытыми глазами и думала про маскару: поплывет она от такого жара или нет.

- Так что же случилось на том уроке с Грушнитской?

- Они проходили  вводную тему в оптику, и Грушнитская показывала ребятам фокусы с зеркалами и увеличительными стеклами. И  вдуг она исчезла из помещения. Одна впечатлительная девочка прибежала в истерических слезах в канцелярию с этой вестью. Все, у кого не было уроков, пошли посмотреть, что же там произошло. Когда мы вошли в класс, там стояла гробовая тишина. Грушнитская сидела на полу, как с подвернутой ногой. Мы вызвали скорую помощь, и ее увезли. А на следующий день из больницы позвонили директору школы и сказали, что ее переводят в психиотрическую клинику из-за временной невменяемости.

Амадеич сидел около Леры и промокал уголком простыни побежавшую по ее лицу маскару. Со сторны было непонятно побежала она от пота или от слез.

- Через две недели нам разрешили ее посещать. Меня решили послать первой, потому, что она жила через улицу от нас, и я кормила ее кошку. Анна Дмитриевна меня узнала, но про школу не интересовалась. Она попросила принести ей в следующий раз блокнот и карандашей. Придя домой после посещения ее в больнице, я обнаружила пропажу пудренницы с зеркалом из моей сумки. Никому об этом я не сказала.

Амадеич внимательно слушал Лерин рассказ и понимающе покачивал головой время от времени , а когда она замолчала весело сказал: « С Грушнитской все будет хорошо – мы позаботимся. Переворачивайся на живот – я тебя попарю. »

Через час Лера лежала на гигантском пелинальном столе, Амедич остожно любодействовал с частями ее тела: он разминал и умащивал каждый квадратный сантиметр ее тела каким-то кремом, пахнущим корицей.

Она, должно быть, спала, потому что когда проснулась и открыла глаза, то услышала речь Амадеича как бы с середины

-... таким образом мы и решили приехать в ваш городок, но ты знаешь, Сладость, что несмотря на всю эту передовую технологию, информация все равно запаздывает, если не сказать больше – теряется. Но с другой стороны, никогда и ничего не потярено, если знать, где оно может проявиться. Как я говорил раньше, Грушнитская удостоина ш-Нобелевской премии нашим агенством в этом году за открытия в области зеркал. Открытие было сделано, когда она уже не работала в школе, а находилась на так называемом излечении. Открытие было достигнуто исключительно благодаря исчезнувшей из твоей сумочки пудренницы «компакт» с зеркалом и описано на принесенными тобою же бумаге и карандашами. Таким образом ты являешься в значительной мере соавтором научного достижения и в праве получить премию. Я вижу тревогу в твоих глазах: у тебя катастрофически нет времени, потому что после работы нужно зайти в магазин за продуктами и нестись домой – кормить Янку. Не волнуйся, процедура вручения не отнимет нисколько времени, тем более, что ты будешь странствовать забытыми подземными путями в предварительном времяисчислении. Наше агенство находится в живописном месте у подножия погасшего вулкана.

Но сначала мы должны тебя одеть и сфотографировать для декабрьской обложки журнала Форбс.

- Зачем мне на обложку? Ведь ее все увидят.

- Ты сама только что ответила на свой вопрос: тебе и надо на обложку, чтобы все увидели. Именно поэтому все и стремятся на обложку, но только не все это осознают.

После этих слов  Амадеич извлек из-под пеленального стола краски и кисти, прищурил свой глаз и спросил: «как ты относишься к пантомиме? »

- Нукак не отношусь. А что, для получения премии нужно пантомимировать?

- Для премии нужно только присутствовать. Я подумал, что ты не слишком многословна, но чувствуешь не меньше записных балтуний, что пантомима как нельзя лучше отразит твою сущность для обложки.

- Зачем ты красишь меня всю в белое, я же только помылась?

- Я не крашу тебя, а одеваю.

В несколько могучих мазков Амадеич загрунтовал все Лерино тело белой краской.

Она теперь стояла полусогнутой, как пловчиха на тумбе готовая к прыжку в воду и двигала глазами, как часы-ходики. Инспектор окинул ее критическим взглядом и проверил на сухость ежика под животом. Затем он взял черную краску и нарисовал тельняшку, переходящую в полосатые калготки и шерты на подтяжках. Соски превратились в два набухших бутона невиданных цветов. В руках Амадеича откуда-то появилась угрожающих размеров камера. Заиграла музыка как для съемок моделей, и в Лерину голову задул теплый ветер для устойства натуральной прически. Ее волосы прихотливо уложились диковинной прической похожей на северную юрту.

Подземное странствование произошло слишком быстро. Они сидели с Амедеичем, вявшись за руки, в какой-то трясущейся тесноте пару минут, и вдруг неожиданно стало тепло и радостно. Нужно было щуриться, потому солнце было ярким, и морская вода отражала его ей прямо в глаза тысячами зайчиков.

Из громкоговорителя на телеграфном столбу певица Долина исполняла песню « В неапольском порту с пробоиной в борту».

- Так значит я в Неаполе?

Амадеич покачал утвердительно головой и указал рукой на только что прибывщий в порт паром. На его палубе толпились люди готовые к высадке. Среди прочих Лера отметила интересную парочку: мужчину со смеющимся лицом и рядом с ним высокую девушку с лицом недовольным. Они медленно двигались в очереди и манипулировали каким-то небывалых размером пеналом. В движении девушкиных губ Лера распознала международные площадные ругательства и подумала себе ... как ни к месту при такой погоде.

-Ты их знаешь? Это же профессор Шандор и Дидка Кандитко возвращаются из гастроля живыми и здоровыми, но, видно, опять что-те не поделили. Наверняка, это не деньги. Если ты хочешь, я могу тебя им представить?

Лера проснулась в Малой Медвежке. В комнате никого не было. На пелинальном столе лежала старомодная шляная коробка перетянутая муаровой лентой с надписью «ш-Нобелевская премия». Лера вошла в туалет и увидела свое отражение. Нельзя было и подумать, что она голая, так ловко был нанесен на ее тело костюм мантомимиста.

Какое-то  иное чувство посетило ее. Как будто что-то значительное в ней переменилось. В поисках этого нового она открыла рот и сразу увидела, что теперь не будет ограничений улыбкам и смеху в ее жизни: ее зубки были ровными как кукурузные зернышки.

Машина завелась с полуоборота. На пассажирском сидении стояла сумка с продуктами из магазина. Вкусно пахло курой-гриль.