Моя любовь. Из книги Истории про любовь

— О — эти вечные упреки!

О — эта хитрая вражда!

Тоскуя — оба одиноки,

Враждуя — близки навсегда!

И жизнь, вроде бы — на исходе... И я на прошедшее уже смотрю с тоской старца, барахтающегося в трюме тонущей подводной лодки, на которой мне довелось когда-то послужить.

Меня штормило, шатало и заносило, как старенький «жигуль»... из стороны в сторону — на обледенелой дороге. Я пытался возобновить старые связи, но многие повыходили замуж. Я желал завести новые знакомства, но подруги предпочитали лишь гостевой брак, что меня не совсем устраивало.

Так и находился в поиске, дабы не оставаться одному.

В хаотичных метаниях я тщетно пытался забыть о прошлом, но все усилия заканчивались плачевно. Заунывно. Кратковременные же связи со стервозными, пардон, бабами и прочие неудачи лишь загоняли в ещё большую депрессию и угол.

Одиночество и неопределённость безумно давили… подавляли меня, тем паче, когда повсеместно на улицах я видел влюблённые пары и компании веселящихся друзей.

В таком чудном положении, когда дети уже выросли и я им, вроде как, уже не нужен, это было особенно тягостно и мучительно. Вся эта ждущая неопределённость впереди просто ужасала меня.

И вот захожу в паутину интернета и, мать честная, на своей странице вижу преинтересное для моей личности сообщение.

— Привет, а не знакомы ль мы!

— Бог мой! Кто это, - думаю, - чёрт побери, вспомянул, вдруг — об одинокой сиротской моей душе. А сам искоса… искоса оком, глазом на карточку. А на фото красоты неземной гарная дивчина, которую я почему-то сразу представил на подиуме в бикини, ибо я видел фото пляжа и на нём точёную Мастером фигуру… Красивое и загоревшее тело с милым таким, невинным личиком. И в это, красотой наделённое Создание, невозможно было сразу не втрескаться.

— Ба... Богиня! Нет, в эту чертовски соблазнительную деву нельзя было тут же не влюбиться. Эти хитрющие глазоньки, с милейшей ухмылкой, просто излучали таинственный свет! Взглянул я... И тут же, в их глубине, утонул!

С головой.

Познакомились. Отож... Так, Ира стала моей подружкой — по интернету. Никакой, надо сказать, в этой сети тебе ответственности и никаких обязательств. Дружи себе... и дружи, пока не отойдёшь — к праотцам. В Мир иной. Но находясь от меня за тысячи миль, эта королевна не давала мне ни ночью ни днём покоя, ибо была неизведанной, непознанной для меня загадкой и тайной. Очень уж... сразили меня: чарующая сила и обаяние новой подружки, что совершенно её не зная, я каждый раз, видя Иришку, возбуждался, словно безусый юнец.

Эта красотка была обворожительна и просто неотразима, что глаз нельзя было от неё оторвать.

— Нет-нет, ей-Богу, не лгу... Вот вам крест!

Я безмерно был счастлив, что Иришке по нраву пришлись мои рассказы, напечатанные в сети, которые, как она указала, прочла залпом. Я был рад, что своим юмором не только погасил её глубочайшую депрессию, о которой оная синьора сказывала, а избавил полностью её и от того наваждения, в котором она длительное время, как и я, пребывала.

Ира сразу стала мне настолько близкой и родной, будто в песочнице мы с нею когда-то играли, словно я всегда её знал и только временно расстался с ней на южном побережье Чёрного моря, откуда недавно прибыл.

Мне так и казалось, что с этой красоткой я прожил всю свою сознательную жизнь. Это новое, возникшее вдруг чувство влюблённости, полностью захлестнуло меня, и я, действительно, был в ступоре, ибо увлёкшись ею, я и не скрывал этого чувства от других.

Чудеса... но всего лишь за три месяца сеть интернета так сблизила и связала нас, что мы часами вместе проводили время у монитора. Закрывались глаза, но мы продолжали с нею молчаливый наш разговор — ни о чём... и сразу обо всём.

Судьба так нас связывала, что: душа горела, душа желала, душа жаждала видеть след написанных на экране ею строк...

В конклюдентном общении… мы не видим, да и не можем видеть недостатков человека, не способны разгадать его прошлое и настоящее. В таких случаях медицина бессильна. Чаще всего… кажется, что эта личность, с маникюром и педикюром, на самом деле гораздо идеальнее, нежели является в миру, и тому всегда есть исключения.

Мы же, ничего не зная друг о друге, фантазируя и витая между Небом и Землёй, безвозвратно погружались с головой в омут любви.

А тут ещё, услышав нежный... бархатный... льющийся, словно журчащий ручеёк… её голос по телефону, я просто совершил прыжок в ту пропасть и ту бездну. Я был очарован и околдован моей Госпожой; она меня сразу заворожила и я парил в Небесах, находясь наверху блаженства.

Вдруг... узнаю, что эту милейшую дивчину мучают: как усталость от ежедневных забот и мирской суеты, так ещё и нытьё уже надоевшего ей мужа-ревнивца, который доставал всех своими болячками. Недугами. И от всего этого её спасала лишь работа.

В период её томления и усталости, мук и страданий, я старался разбудить в ней женское начало и природные желания, и мне, надо сказать, это удалось. Ведь мы стали помышлять о встрече, которая становилась уже возможной и вполне реальной.

Я переживал и страдал вместе с Иришкой.

И тут, вдруг, замечаю, что в отсутствие её в сети... я сам стал грустить, скучать, переживать и за неё волноваться. Несколько сдерживаемый условностями быта, я не мог уже жить без этой очаровательной для меня молодки.

Потому, словно ужаленный роем пчёл, вскакивал по ночам, бросался к ноутбуку, вновь и вновь... заходя на её страницы, чтобы снова и снова... видеть такой манящий, милый и светлый мне образ, чувствовать её настроение; быть согретым теплом её души, слышать стук её сердца. Потому, уже ежедневно мечтал о встрече и жаждал скорее видеть, уже любимую мной, красавицу-молодицу.

Мои дремавшие длительное время: чувства, мечты и ничем неограниченные фантазии, приводили к бессоннице. Я уже видел Иришку в своём ложе. Я уже спал с ней. Я чувствовал её везде и всюду. Жизнь наполнилась для меня новым и доселе неведомым мне смыслом. Я грезил ею всюду: во сне... и наяву.

Решился было... уже лететь к ней, узнав расписание вылета самолётов и движения поездов, но неожиданно для себя узнаю, что Ира собирается сама приехать ко мне и готова сделать это в самое ближайшее время.

— А маменьки! Да может ли такое быть... Эти слова были громом среди ясного неба и полной для меня неожиданностью, но я до конца не мог верить в правдоподобность сказанного, ибо нас разделяли не только тысячи миль, но ещё и — её замужество.

Нет, я не испытывал никакой ревности к её супругу.

Это была реальность, с которой просто приходилось смириться. Я же, со своим эго, уже реально хотел это Творение Божье... и не мог без неё жить. Иришке было за сорок, хотя я и предположить о том не мог, не укажи она своего возраста в анкете, где с фото на меня смотрела молодайка тридцатилетнего возраста.

Не более...

Я уже испытывал тот голод, что только подумав о ней, кровь мгновенно... ошалело отливала вниз. Я уже не мог без Иришки существовать и меня поражала её решительность, желание видеть меня и стремление лететь ко мне. Видя эту решимость, я понял, что она сама способна решить все свои семейные вопросы и проблемы, а это меня уже несколько успокаивало. Однако, у неё ещё и взрослый ребёнок, которому тоже требовались внимание и забота.

Мог ли я о том подумать, мог ли я, вообще, думать, что так быстро, вдруг, разрешится вопрос о нашей встрече, а главное, в моём городке. Я бродил по дому, по улице, да где бы ни был, мысленно считал мгновения до её приезда. Иногда, мучили некоторые сомнения, но я верил в ту сказку, что может для меня стать былью.

Но что я, вдруг, слышу по телефону...

— Бог мой! - крикнул я Небу. - Свершилось...

Она взяла отпуск и билет до моего города и, несмотря на отговоры подруг и супруга, готова была голубкой лететь ко мне.

При кажущемся авантюризме этого путешествия, она решила ехать: в неизвестность, на чужбину, да ещё и к совершенно незнакомой для неё персоне.

Ага... в портках.

И стали мы с нею жить ожиданием этой встречи, считая уже не дни, а часы и минуты. Как же, чёрт бери, они были томительны и волнительны для меня.

Забросив все дела, я только и занимался подготовкой к приезду этой очаровательной незнакомки, боясь упустить каждую мелочь, которая могла бы испортить впечатление о моём отношении к этой милой, близкой, и казалось бы… уже родной, но ещё такой далёкой, окольцованной, но вольной птице.

Всё последнее время я находился в сети только ради того, чтобы знать: не передумала ли она и не будет ли помехой нашей встречи супруг с её сыном, ибо я не мог уже дождаться той, которая являлась моей сладкой и далёкой иллюзией.

Я всегда находился в ожидании, когда Ира напишет мне сообщение. А сердце билось всё чаще и учащённее от каждого письма, от приветствий, от пожеланий, от воркующего, словно у голубки, её приятного и нежного голоса.

Когда же она уходила на работу, на рынок или ехала на дачу, появлялось некое чувство тревоги, обеспокоенности и страха, что она может передумать и не приехать. Без общения с ней... я уже испытывал чувство некой пустоты и бессмысленности этой жизни, но её смелость и твердость в прекрасных для нас намерениях меня несколько успокаивали.

Время же тянулось всё медленнее и медленнее...

Я уже страстно любил эту иноземку и не переставал повторять это каждый раз при встрече... и нашем общении в сети. Я настолько привык к Иришке, и настолько она стала мне близка, что не мог уже и допустить, что мы не встретимся. А спасали меня лишь многочисленные фото, где я мог на неё смотреть часами, словно на диво, подобное инопланетянке. Я глядел и не мог налюбоваться этой гарной дивчиной, всё читая и перечитывая строки её сообщений.

Мы никого и ничего не замечали: ни на сайте, ни в жизни. Мы были с ней одни во всей Вселенной. Мы были поглощены друг другом и никакой меж нами игры или фальши не было и не могло быть. Я любил.

Она спасала меня.

Я спасал её...

Находясь в зрелом уже возрасте, я влюблён был, аки пацан, не допуская и в мыслях какого-либо обмана по отношению к этой раскрасавице. Сложилось полное взаимопонимание в наших отношениях. Не мог иначе думать, кажется, и этот далёкий мой Ангел, ибо я видел, что подружке по интернету были приятны мои искренние душевные излияния; она радовалась тому, что вновь любима... Да и о каком её безразличии ко мне можно было говорить, нежели Ира собралась навестить меня, чёрт-те где, не помышляя о каких-либо непредвиденных трудностях ни в пути, ни по приезду в этот степной наш край — Заволжье.

Мы помогали друг другу выбираться из этой ямы — депрессии. Мы никому не доверяли в сети, ни к кому и не привязывались. Нас тянуло лишь друг к другу. Одно время я разуверился в том, что Иришка приедет, но всё же надеялся и сомневался; сомневался и надеялся.

Усталые глаза вновь смотрят в монитор. Я читаю строки сообщений и мысленно рисую её образ, расписываю до секунд нашу встречу, слышу голос в телефоне и чувствую мягкость жаждущих поцелуев алых сочных губ, шепчущие тайные слова нас, влюблённых друг в друга — заговорщиков.

Я уже начинал теряться: во времени и в пространстве, ибо всё для меня было так непривычно... и даже дико. Чей не юнец — играть в любовь. А вдруг, да всё не так пойдёт, не по сценарию, а вдруг, не ту я себе нарисовал, которая едет на свидание ко мне.

А вдруг, да в чём-то ошибся.

Но с каждым днём мы становились всё ближе и ближе назло тому расстоянию, разделяющему нас. Видимо… и я в полной мере не познал истинной любви, а может, когда-то и кого-то просто недолюбил. Я уже мысленно гладил её чёрные, как смоль, волосы, целовал милые губки, плечи, манящие груди, всю, такую милую... всю, такую желанную, и неотразимую фрау. В шляпке.

А интересна всё же жизнь...

Судьба может свести людей где угодно, как угодно и с кем угодно. Но вот, и я уже перестал сомневаться, что нашим жаждущим встречи телам, что-то или кто-то может помешать и слиться... воедино.

А желание с каждым днём всё нарастало и нарастало, и я уже чувствовал тепло её нежного стана, прижимающегося ко мне всё ближе... и ближе. Нет, мы конечно будем вместе. Нет, они непременно сольются в экстазе, ибо я того хочу, ибо мы того желаем. И никто нам в том не сможет помешать, ибо мы долго этого момента ждали.

А ведь женщин и в городе хватает, но Ира едет ко мне, издалека, оставив сына и супруга, который, по моему убеждению, верно, надоел ей... и даже если он замечательный человек, но это уже была, видимо, несколько поднадоевшая личность. Было бы по-иному, то на такой дерзкий и решительный шаг мало бы кто и согласился.

Что такое могло случиться с этой фрау, что такое с ней могло произойти, чтобы так, вдруг, резко сорваться с насиженного места и так неучтиво обойдясь с супругом, бежать из дома, бежать от семьи, бежать от самой себя, чёрт-те... куда — на край Света.

Хотя, со слов Иры, у них и квартира, что крепость, где они, конечно, не существуют, а прекрасно живут... и живут: в достатке, и комфорте, проводя всё своё свободное время лишь на даче и чувствуя себя именно там комфортнее всего. Но ведь предо мной на фото красавица, которая могла не мчаться безоглядно ко мне, а при желании, позволить себе всё, что могло скрасить её жизнь и в своём городе, заведя, к примеру, знакомство и там. Скажем: на работе.

На стороне.

Тем паче... занимая высокое положение в обществе. А почему, собственно и нет.

Ведь жизнь отсчитывает годы и каждая женщина становится всё старше и старше, никак, при том, не молодея. Да, к чёртовой матери, эти: мораль и условности, с которыми мы рождены. К чёрту и ту нравственность, которую мы впитали с молоком матери.

Ведь жизнь одна, и она так коротка.

Так... почему бы, чёрт возьми, прекрасно не отдохнуть от этого, да пусть и — не супостата... да хоть и — не тирана-супруга, да пусть, скажем — и не деспота, живущего по своим правилам и законам.

А если ещё выдастся и бешеный день, на бешеной неделе, да в бешеном году, который не даёт времени на личную свободу. Общение. А можно ли реально найти интересного и симпатичного твоей жгучей южной натуре: друга для физической и душевной близости, удовлетворения той рвущейся наружу — дикой женской страсти и животной похоти.

А почему бы и нет... имея положение в обществе. И чем выше это положение, чем проще сбыться: и ночным грёзам, и беззастенчивым мечтам, и сексуальным фантазиям.

Женщин то много, и все они, конечно, разные.

Настолько разные, что и не описать, и все, как мне думается, в поиске. А почему бы и не найти ту — свою новую страсть. Кто-то же плюёт на правила приличия и законы общежития, находя свою судьбу, и становясь безумно, при этом, счастливой. К чему тогда эти, никому ненужные скромность и сдержанность. К чему, чёрт бери, эта пристойность или излишняя конфузливость, коль душа кричит и пульсирующая под бешенным давлением кровь готова рвать вены от возбуждения — в клочья.

В лоскуты.

И никто... тем мадемуазель или мадам в том мешать или перечить не может, так как и фройляйн, и фрау нуждаются, иногда, в личной свободе, как они того сами желают. А кому из них, скажите, нужна эта женская неудовлетворённость и эта постность.

Чей не служки в церкви... со свечами, ибо у каждой из них своя судьба... и характер.

И как бы вы, братцы, не хотели, как бы вы, молодцы, не препятствовали девчушке или женщине в том — не поможет.

Изменит.

Не предотвратить вам того, что должно быть, что должно случиться, ибо то, что задумала та нежная личность: в бигуди и на высоком каблуке, то непременно свершится. Вам её не остановить на полпути; не запретить ей любить; не ограничить ей кем-то увлечься.

Это врождённое... и сугубо индивидуальное — женское начало.

Это её девичье чувство, эта её женская плоть, зависящая от всего окружающего и влияющего на них — от взгляда и запаха, от сладостной речи и симпатии мужчины, и ещё многого... многого другого, о чём и догадаться то нам, друзья, трудно.

А супротив необходимости в физической своей близости дамочка не пойдёт, и то, что захочется ей реализовать задуманное в этот период жизни, требует выхода. Естественно, что для любой женщины возникает желание найти вожделенный объект своей страсти в удобное для неё время. А где найти, если ты практически заперта в этой, пусть даже и — золотой клетке...

А кто поймёт тебя, к примеру, именно сейчас, когда тебе всё и вся опротивело.

А никто...

Супругу же, гляди, бурно проведшему свою молодость — в пьянке и разврате, а теперь, вишь ли, ставшему чуть ли не идеалом супружеской верности в глазах родственников, ни до чего, да и глубоко на всё наплевать. А в подслеповатых окулярах соседей... её супружник, естественно: и добытчик, и хлопотун, и даже Кентавр, по полной программе: и осчастлививший жену, и обустроивший их семейное гнездо.

Но супруге ли не знать его постоянной, после всех пошлых поступков, боязни, дабы его птичка-красотка — не порхнула от него, к чёртовой матери, да не улетела в другое родовое гнёздышко.

Туда, где и думать то ни о чём не надобно... и ни в чём не нуждаться.

Здесь уж… не можно, а нужно молчать, что пусть даже ревность распирает и давит тяжким бременем на тебя. Туточки уж надобно хитрым лисом быть, дабы супруга не вздумала ворошить и напоминать: былые его забавы, измены и пьяные гадости — в прошлом.

Где и увидишь что-то похожее на девичий или женский блуд, да закроешь глаза на то, будто разом на оба глаза ослеп, так как самим Господом он целован в темечко... и награждён таким Небесным Созданием — неземной красоты, неотразимой во всех отношениях. Словно... и не с этой она вовсе планеты, совершенно не имеющей никаких телесных и душевных изъянов.

Удивительно, что происходит с мужчиной, когда он становится женщине больше другом, родственником и отцом, нежели мужем. Кому-то может и нравиться такое житие, но не всем и, тем более — не солнечной Иришке!

В моё влюблённое сознание сразу проник светлый её образ, да так там и остался.

Навсегда.

Я жил лишь желанием встречи с этой красавицей, этим чудным Существом, чтоб тёплым вечером в осеннем парке, взявшись за руки, бродить и бродить... именно, с нею, говорить и говорить... о том, что нас обоих увлекает и интересует. А ведь у нас с нею много общего...

Я признался ей, что полюбил и не стеснялся своих чувств; ведь так оно на самом деле и было. Я любил. Да и как скрыть можно это чувство от балованной дамочки за сорок. Много лишь возникало вопросов...

И за те две, следующие недели нежности и благодати, я понял, что значит быть счастливым и это, верно, были лучшие дни всей моей жизни...

А вот и пустынный перрон вокзала в ночи. Вот и подошедший с запада поезд. Вот и вагон, и выходит она — Красота. Я взволнован, меня начинает знобить, колотить... трясти.

Мы медленно сближаемся... шаг, два, десять.

Стеснительное прикосновение наших рук, губ, щёк. Невнятное приветствие, и мы уже едем ко мне. От Иры исходит какой-то необычайный магнетизм. Она окружена биополем, которое просто тянуло, притягивало к ней.

И, наконец, мы в квартире... Наедине. Чувствуется взаимная неловкость, стеснение, какая-то непонятная стыдливость.

Я прошу разрешения — поцеловать её.

Иришка позволяет.

Она — притягательна; я робко обнимаю берёзовый её стан, хрупкую фигуру и следует первый наш... и такой долгожданный поцелуй.

— О, Боже! Как сочны и прелестны её губки. А какой мистический томный... тонкий... аромат. О, Господи! Какая сладость, хрупкость, нежность.

Уже и стол накрыт... и ломится от всевозможных яств, в том числе, от привезённых издалека иноземных даров, коими Ира меня с радостью угощает, и звучат тосты: «За встречу! За любовь! За детей! »...

Мы начали с привезённого ею, знаменитого коньяка. Вот он, любовный басурманский напиток, а рядом с ним: разнообразных сортов вина, заготовленные мной к её приезду. Вот оно, первое и единственное наше знакомство, этот прекрасный миг: слабости и нежности, страсти и любви. Нет, не во сне и, не в сети паутины интернета. Наяву. Вот она: далёкая и долгожданная моя красава-подружка.

Но мне ли до угощений... когда рядом это чудное Небесное Созданье.

Я очарован красотой этой милой барышни и всё не могу на неё наглядеться Сразу замечаю, что не нужны ей лишние заигрывания; не присущи женские ухищрения и кокетство, чрезмерное увлечение косметикой или следование моде. Её чувственность я ощущал на подсознательном уровне. Она была для меня такой ненаглядной и желанной... чем кто и когда-либо.

И вот она — наша первая ночь-блудница.

При падающем от фонаря с улицы свете, мы готовы были погасить наш пыл любви, неутолённый огромным расстоянием. И когда Иришка лишь касалась меня, то я не находил себе места. Когда же я прикасался к трепетной её груди, то чувствовал пульс бьющегося сердца, я ощущал, как пульсировала кровь в моих венах, готовых с треском лопнуть от перенапряжения.

И это, нежное Создание, творило любовь. Она тянулась ко мне, как стебелёк растения тянется к Солнцу. При наших фривольных позах можно было чувствовать, что мы стремились — к обладанию друг друга.

Мы слишком долго ждали этого момента.

Её манящие грудки под белоснежным свитером лёгкостью своею касались меня, и я, обнимая, ласкал её... ласкал. Она даже смеялась эротическим смехом, доставлявший нам обоим удовольствие. Я чувствовал смех её тела, ласкаемого целым миром.

То, что происходило в зелёных глазах Иры, было лихорадочным, обжигающим, что смотря в них, я получал тот самый эротический ответ, которого я от неё и ждал все эти долгие месяцы знакомства и общения в интернете.

Огонь глаз её мгновенно зажигал меня с ног до головы. Бурлила кровь и казалось, что я должен был: рвать и метать... рвать и метать, но я всё не верил этой сказке.

Никогда не думал, что женщина может быть так совершенна... Ещё до того, как я видел её лицо или глаза, я уже начинал идти за ней, будто она оставляла после себя: природный, звериный и такой манящий запах женской плоти, влекущий и зовущий к себе. Она вызывала столь сильное половое влечение и желание, что могла в любой момент привести мою жаждущую того плоть к удовлетворению... оргазму.

Наконец, прижимаясь телами и целуя друг друга, мы входим в зал.

Первое же противление моим ласкам было вызвано некой робостью, застенчивостью и ненужной нам, притворной стыдливостью.

Конфузливостью.

Но вот... красотка, уже вооружённая загадочной улыбкой, пряча глаза, поспешно сбрасывает с себя красивое нижнее бельё. Видя эту ослепительную нагую красоту, я рву на себе рубашку, к чёрту... и одежду и, мы бросаемся в ложе, обоюдно лаская трепещущие в истоме и расслабленности голые наши тела. Совершенно раскованные, мы сливаемся телами в единое целое, удовлетворённые такой долгожданной нашей встречей, испытывая и безумное желание... и пламенную страсть.

И только она нами руководит.

Да, уж... Это была соблазнительная, сексапильная, сексуальная и очень страстная натура, пред которой я благоговел, и был не в силах противостоять её неотразимому обаянию и трогательной женственности. Но приходилось с этим желанным мне Созданием быть нежным, терпеливым и особенно чутким, как и должно быть с жаждущими друг друга... любовниками — во время интимной близости.

Всё, что нас сближало, приносило... ранее неизведанное: негу, наслаждение, упоение и сладострастье. Всё совершенно естественно и так нам было необходимо: забыться и забыть всё на Свете, а только предаваться греховной близости и любви, всецело наслаждаясь ими.

Однако... Каких бы порывов страсти ни было меж нами во время сексуальных ласк, я от Иришки не слышал признания в любви, но не замечал я и каких-то ханжеских взглядов с её стороны, считая всё это тогда вполне уместным.

Мы предавались страсти... любви и всё не могли никак насытиться.

У моей ненаглядной не нужно было искать каких-либо эрогенных зон, ибо она вся... во всей своей целостности и свойственным только ей благоуханием, представляла одну эрогенную зону, непроизвольно привлекая и заманивая к себе своей: томностью и теплотой, нежностью и бархатностью. Я не видел перед собой опытной женщины за сорок, я видел пред собою страстную, изголодавшуюся по большой любви: милую, красивую и очаровательную девчонку.

Да... Её достаточно было лишь увидеть обнажённой и всё... пропал.

Ты уже в мире грёз и любви.

Когда же это неудовлетворённое божественное Писание непроизвольно и случайно касалась меня, я видел, как она трепетала, какое это ей доставляло: удовольствие и драйв, восторг и блаженство.

Как же я целовал эти прекрасные нераскрывшиеся бутоны наливных её сосков. Я видел, что целуя и покусывая их, доставляю своей возлюбленной ни с чем несравнимое наслаждение. Мои пальцы так и бегали по её упругому телу, пробуждая и вызывая и ответную реакцию... и взаимное желание.

Я непрерывно целовал её сочные губки, тонкую шейку, проникая языком в ушки; целовал привлекательные и такие манящие грудки. А сползая вниз, целовал упругий живот, милые и нежные вокруг него складочки, целуя тело всё ниже... ниже.

Я целовал её всю... всю.

Минуты скованности уже давно миновали. Мы были раскрепощены, а наши тела расслаблены, ибо половое влечение совсем затмило наш разум.

Она отвечала мне тем же, заводя меня. Заводилась и сама... до безумства. В порыве страсти она непроизвольно царапала моё тело, впиваясь всем своим маникюром в изнеженную мою спину. Когда же я проникал в её святая святых, то вздыхая, она прерывисто постанывала... стонала, а потом, затаив дыхание, до крови кусала мочки ушей... мои руки, плечи.

Грудь.

Я не ожидал такого вожделения, ненасытности и... женского наслажденья. Своими ласками и стимуляцией моих органов, Иришка доводила кровь мою — до кипения... Нашему дикому желанию не было ограничений, не было границ. Она, сползая с меня, уже целовала живот и её горячие губки я ощущал всё ниже... ниже.

— О! Страстная моя девочка! Этому безумству нет предела! - шептал я в ночи. — О, Господи! Какое же это было наслаждение! Блаженство! Счастье!

Я видел... я чувствовал... это змеиное нежное жало, этот, скользящий по моему телу, кончик играющего озорного её язычка. Остроту зубов. И эти сладкие поцелуи... поцелуи... ниже... ниже...

И вот, уже... моя ненаглядная медленно ложится на меня и я мерно, неторопливо и плавно вхожу в неё. Она всю инициативу берёт на себя, делая что-то невообразимое... что нам обоим доставляет несказанное удовольствие. Склоняясь, она покусывает, кусает мою грудь, соски... и каждый укус, и всякий её жест — эти телодвижения дикой искусной змеи, которая извиваясь, вибрировала: и подле меня, и подо мной и... на мне.

Нам до неприличия было хорошо.

Вместе...

Она возбуждала ещё более меня, кода я вновь целовал её грудки, прикусывая соски. И это уже была не малоопытная девочка, а дикая пантера: с гибкими, плавными, необычайными жестами... и ненасытными движениями. Она наклонялась, целовала, откидывала голову и меняя позу, уводила тело влево... вправо, назад... вперёд. И вновь...

И опять...

Она совершала такие смелые, энергичные и динамичные телодвижения неимоверной амплитуды и частоты, что я вновь самовозгорался от пламени, жара, огня и, доселе неведомой мне животной её страсти.

Мы не могли насладиться нашей близостью, обоюдным диким желанием и жадностью, с которой съедают первую на грядке клубничку. В Иришке было такое бешеное, первобытное, дьявольское изящество, что мы оба замирали на некоторое время, испытывая внутреннее тепло, чувствуя увеличившиеся внутренние... уже влажные органы.

Вновь и вновь мы продолжали сливаться... в зверском экстазе.

И когда я брал в руку её грудь, целовал и прикусывал нежный сосок, она прогибалась своим шальным телом назад; напрягалась, покачивая бёдрами, сжимала мои органы, вибрируя словно гибкая горная лань... И мы с негромкими вскриками вместе заканчивали... такой приятный и такой вожделенный акт.

Кровь бешено пульсировала по венам. Я видел усладу и упоение на милом личике уже моей и, уже родной девочки.

И склонившись надо мною, касаясь целованными грудками моей груди, только и шептала.

— Милый мой, ми-лый! - слышалось в ночи.

Что может быть прекрасней того, что я видел, что я слышал, что я ощущал, что мы с ней, вообще, испытывали.

Она лежала на мне и так не хотелось её отпускать. Я не хотел, чтобы Ира уходила и желал, чтобы ещё длительное время наши тела так и находились в сплетении. Этого же хотела и моя любимая.

Затем, положив головку на подушку, она нежилась, удовлетворённая нашей долгой близостью, а я смотрел на её сексуальное тело и не мог на то диво природы насмотреться. В это время мне хотелось вновь и вновь ласкать её, как ребёнка, и шептать нежные, ласковые, тёплые для моей гостьи слова.

Меня охватывала какая-то безграничная нежность к Иришке: такой спокойной, умиротворённой и удовлетворённой девчушке. Думал ли я раньше, что способен на такое к ней нежное и родственное чувство.

Затем... обнажённым, я садился рядом, обнимая несколько уставшее её тело; а прижимаясь друг к другу, мы лежали, а я всё повторял обращённые Ире слова любви. Только тогда мы приходили в себя.

В чувство.

Она погружалась в сон... Мы, словно птицы, парили где-то высоко... высоко. В Небесах. Она, словно Полярная звезда — сверкала предо мною. Звучала музыка. Лена Ваенга пела нам песню... а в душе нам альт играл с клавиром.

Покой.

Сладкая мука...

Раскованность и, сладкая нега... Пьяное сердце...

Счастье...

— Милый мой! Ми-лый! - шептала и шептала она.

Оргазм разряжал взведённые за день, за вечер, за год... наши эмоции, и только умиротворённое чувство успокоения и спокойствия поглощали наши измученные долгим ожиданием встречи тела.

И вот мы уже живём друг другом.

Опять я в ложе приносил вино и фрукты, и мы смаковали ароматный молдавский божественный напиток, который только нежил наш организм, наши сердца, наши души.

При всей внешней небесной красоте, Иришке был свойственен: шарм, изюминка и некая загадочность.

Она была очень остроумна. Тонкий аналитический склад ума. Эта жгучая иностранка, прекрасно понимая мои мужские слабости, умело играла на них. И если она начинала смеяться и заговаривать со мной бархатным голоском, то у меня сердце замирало и уже тесные плавки, будто ураганом срывало с тела. И мы вновь и вновь... бросались в адские объятия друг друга.

Мы не могли насладиться... Мы, действительно, в этой жизни... с ней недолюбили.

Вот я уже разминаю мышцы её тела, подарившего мне эти сладостные минуты, игриво делаю медовый массаж, и каждое прикосновение к такому нежному, желанному телу, приводит к трепету и возбуждению всех моих чувственных органов.

— Господи! Наградил же эту милую дивчину: красотой и умом, фантазией и рассудительностью...

Так текли минуты, часы, дни, вино лилось рекой, мы блаженствовали на этой квартирке, которая стала нам уютным и комфортным жильём. Мало мы радовали глаз местного жителя своим выходом в свет. Нам было необходимо уединение, нам нравилось заниматься любовью в любое время суток, нам было вместе просто очень хорошо. Наши тела наслаждались и насыщались, и мы с удовольствием дарили друг другу наслаждение, получая полное удовлетворение своей неудержимой страсти.

И это было самое прекрасное для нас время.

Но всему приходит конец...

Ира должна была возвращаться к семье, да и разве могло быть иначе. Как никогда в жизни, мне было тяжело с ней расставаться, но я не хотел бы судьбы иной.

Так... венцом переживаний была эта единственная таинственная наша с ней встреча, которая расставила всё на свои места, ибо я был счастлив это непродолжительное время, пусть даже и не повторится она более. Уколом в сердце мне казался тот момент расставания с Иришкой, когда ком клокотал в гортани, но Иришка была моим счастьем и наградой в конце жизненного пути.

И вот звучат финальные аккорды, прощальный вечер, прощальные поцелуи, прощальные слова. Молодость уходила с той же скоростью, с какой приходила старость, а поэтому разницы не существовало. Когда ты молод, ты ещё не стар, когда ты стар, ты уже не молод.

И эти объекты никогда не пересекаются...

Во время пребывания Иришки на курорте, мне завидовали друзья, желая с нею познакомиться, и тогда я понял, что не может эта Красота принадлежать одному мужчине.

Нет-нет... нельзя было завидовать и её супругу. Терпения ему надо только желать и выдержки, ибо этот персонаж обречён — вечно видеть, как пялятся... как пожирают похотливые и наглые мужские окуляры его жену-красотку, раздевая донага его женщину везде и всегда, где бы она ни появлялась.

А кто выдюжит... ежечасно выглядывать в окно, ожидая её приезда, её возвращения...

И, надо сказать, средь таких женщин мало найдём мы порядочных. Да как же им таковыми быть, нежели с детства этим куколкам внушают, что она… идеал, что она — вершина совершенства и счастье и награда, что только поманят кого-то пальчиком, так тот и будет у её ног. Ладно, все тут так рассуждаем, став взрослыми, всё то мы знаем…

Но нет, не такова была моя любимая птичка...

Не такова.

Знаем и то, что противоположностью одиночеству является не совместная жизнь, а душевная близость любящих, так и мы были с ней телесно и душевно близки.

И вот моя Иришка уехала...

Какой я рисовал и выдумал эту девочку, такой она и оказалась — и немного белой, и немного пушистой, и мягкой. То прекрасное Создание, которое я полюбил и никогда, конечно, её не смогу забыть.

Нет, слишком я радужную картину нарисовал, нужно ли хоть чем-то дополнить этот сценарий.

Главного я, конечно, не сказал, что при всём уважении и привязанности ко мне — это милое Создание меня так и не полюбила, но я никакой холодности по отношению ко мне и моим искренним чувствам не заметил или не хотел то замечать.

И я был ей очень благодарен, ибо Ира одарила меня тем, чего я был лишён последнее время. Она дала мне импульс — к жизни. Она сделала меня самым счастливым человеком на земле.

Я счастлив, а потому готов любить вновь и вновь... снова и снова... Я её любил и боготворил, пожелав Иришке всего самого светлого в её жизни, ибо мне никогда не забыть тех дней, которые мы провели вместе, не забыть тех счастливых минут, когда я просто парил вместе с ней в Небесах, как птица.

Не забыть мне и полного удовлетворения, которое я получил от неё — от ей нежных ласк, от горячих поцелуев и безграничной сексуальности, которая просто хлестала через край.

Нет, мне ли о чём-то жалеть.

Эта безграничная радость блаженства в конце жизненного пути с красоты неземной дивчиной — сохранится в моём сердце навсегда.

Ладно... Всё! Конец романа. У других он, верно, длится куда дольше: и на двадцати, и на ста, и на десятках тысяч страниц. Ага... мелким почерком. А у нас с Иришкой был он так короток. Такой короткий, хотя вспомнить и возбудиться... есть отчего.

А сюжет для фильма, видите ль, мне и самому пришёлся по нраву.