Девять бутылок Салюта

Девять бутылок "Салюта"

(История вечной борьбы женского начала с мужским концом)

Для мужчины главное - завоевать женщину. Это цель его жизни, для этого он рожден,   к этому он неосознанно стремится всю жизнь. Даже импотенты, евнухи и скопцы всеми  доступными им способами тоже завоевывают женщин, правда немного для других целей, но и они не могут противиться зову природы и несовершенному устройству человеческого общества, где власть и деньги  подчиняют  себе  всё  остальное.

Есть мужчины - вечные охотники, которые завоевывают всю жизнь новых женщин: блондинок, брюнеток, высоких, маленьких, худых, полных, глазастых, задастых, грудастых... Кому что больше нравится. Раньше в Союзе можно было поменять русскую на хохлушку, латышку на казашку, узбечку на татарку и т. д. Сейчас мы вышли на мировую арену, были бы деньги и желание, женщины  всех  национальностей   и  всех  цветов  кожи  к твоим услугам.

Редко, но бывают мужчины - однолюбы. В идеальном случае, такой мужчина всю жизнь завоевывает одну женщину, находя в ней всё новые и новые качества, как будто вращает на свету алмаз, любуясь его сверкающими гранями. Бывают такие однолюбы, что просто боятся или не умеют охотиться на женщин, с годами они привыкают  к такой жизни, живут с нелюбимой, но надежной  женой и  чужому журавлю  в  небе предпочитают привычную синичку  в  потной  руке.

Исторически, с давних времен, все мужчины по натуре добытчики: им нужна вкусная еда, одежда, оружие, теплая пещера и красивая женщина. Когда еда кончается, а женщина надоедает, мужчина выходит на новую охоту. Женатым охотникам намного труднее жить в обществе, их сковывают условности: надо хитрить, прятаться от жены и знакомых, это трудно и не каждый выдержит. Поэтому они дико завидуют всем, кто свободен от брачных уз. Холостякам и разведенным в этом смысле раздолье - пришел, увидел, победил, ищи новую пассию, победил и эту, следующая уже юбкой шуршит рядом  и  прижимается  ненароком горячим бедром или высокой грудью, только не зевай, лови момент. Не победил, сорвалась рыбка с крючка, ну и чёрт с ней, пусть пока одна поплавает, вон их сколько вокруг свежих, одна аппетитнее другой, ещё  не изученных тобой так, как хотелось бы. А хочется почему-то всегда  одного  и  того  же.

В 1974 году я жил на квартире в Антропово рядом с одним парнем, лет на пять меня старше, который поставил себе цель: пока не переспит с тысячей    женщин, ни за что не женится. Вот это был настоящий охотник. Не знаю, все ли нормально было у него с головой, но с виду он был тот, что надо, как поёт Валерий Сюткин. Высокий, красивый, с приятными манерами и очень культурный.   Я смотрел  на него тогда  открыв рот  и  по-черному завидовал - вот это титан, вон  куда  поднял себе планку, пусть попробует ещё  кто-нибудь такую высоту взять. Если сосед не врал, у него уже тогда счёт за триста перевалил. Он был спортсмен-легкоатлет, часто ездил на сборы и соревнования в разные города, где в основном и выполнял свою программу-максимум. Потому что дома, в поселке Антропово народу  всего было 15000 человек, из них половина мужчин, из оставшихся 7000 половина детей и старух, из последних 3500 женщин - 80% были замужем. Ну, прямо беда, негде было парню дома развернуться,   жил бы ещё  в Костроме - совсем другое дело, все-таки областной центр.   Хорошо бы с ним сейчас, через двадцать лет, встретиться  и  поговорить, вспомнить молодость. Может он уже давно от СПИДа умер, может,   сидит в психушке  и  чертит  на стенах  палочки, подсчитывая, сколько осталось до тысячи, может,   возненавидел всех женщин и живет где-нибудь бирюком в тайге, как  Агафья  Лыкова, а может,   выполнил свой план, женился и живет с красавицей   женой  припеваючи,   парень-то он был неплохой, по крайней мере,     мне  сразу  понравился.

О женщинах так смело рассуждать, как о мужчинах, я не берусь, потому  женщин так же хо¬рошо, как свои пять пальцев, пока  не  знаю. Знаю только, что бывают такие женщины, за которых не жалко и жизнь отдать. Но мне лично такие ещё не встречались. А может,   я просто их не заметил, когда они проходили мимо или постеснялся к ним подойти. Такое тоже бывает - промелькнёт гордо неся голову и прочие  свои прелести  за  один миг, а ты потом весь год мучайся и гадай, что было бы, если подошел бы, да сказал бы... А жизнь-то потихоньку проходит. Скоро уже не о женщинах буду думать, а о мягком  кресле  и   тарелке  рисовой   кашки.

Зато мне часто встречались женщины, ради которых я готов был бросить всё - учёбу, родителей, дом, друзей, жену. Но как-то так случалось, что моё  жертвоприношение  в последний момент откладывалось. Да и сами женщины не очень об этом просили. То ли стеснялись, то ли были во мне не совсем уверены, что я смогу все бросить к их ногам. "В грязь соболя - иди по ним по праву!" - как пел  Высоцкий. Ну и зря.    Иногда я бываю очень рисковым парнем, сам себе потом удивляюсь, как смог столько натворить. Теперь уже точно и не вспомнить, сколько их было, этих роковых женщин на моём пути, из-за которых я рисковал головой, здоровьем и всем остальным, что у меня тогда было. Просто чудо, что я вышел из этих любовных приключений живым и относительно здоровым. Наверняка, у меня есть ангел-хранитель, который все эти годы прикрывал меня большим белым крылом от козней лукавого, не к ночи будь  он   помянут.

Самым удивительным в этих историях было то, что ни одна из них не была похожа на другую, каждый раз возникало что-то новое, необычное и такое ещё  неизведанное, что только от одного предвкушения будущего наслаждения всё больше и больше дух захватывало, а останавливаться на полпути было не в моих правилах. Вот так меня и тащило по жизни бурным потоком событий, крутило в водоворотах, било со всей силы обо что попало. Если после расставания с очередной такой роковой женщиной,   до встречи со следующей у меня  был промежуток  холостяцкой  жизни, то  я   в эти дни пребывал в состоянии невесомости, как та серая космическая пыль, что тащится в шлейфе исчезающей  вдали  яркой  кометы.   Эти  дни   я жил воспоминаниями, грёзами, мне слышался её голос, стук каблучков под окном, я чувствовал запах её духов вокруг себя, мне на глаза постоянно лезли вещи, как-то связанные с её присутствием  в  моем  холостяцком  жилище. И так длилось до тех пор, пока новый  любовный  ураган  не вырывал меня  из этой прострации. Тогда я забывал обо всех остальных  и молился только на свою новую звезду, жил и дышал только ей. Иногда хватало одного моего красноречия   для полной победы, но чаще всего я нёс  моральные  и  материальные потери на пути к достижению заветной цели. Но это осознание приходило потом, с большим опозданием, когда спадал розовый любовный туман и я начинал пристально   всматриваться   в   свою   избранницу.

Женщины - удивительные и совершенно непредсказуемые существа, никогда не знаешь,   что  ей взбредёт в голову в следующий момент. Одна из моих   подруг, молодая, вся в соку девица, три вечера позволяла себя раздевать только по пояс,   и  всё  время  просила разрешения покурить  в  комнате, но я, абсолютно некурящий в те годы, шёл на принцип, не разрешал  и  выжидал момент. И  дождался своего. Приходя ко мне, она сама быстренько раздевалась, прыгала  в  постель,   и всё  время меня поторапливала,   мол,   давай  быстрее, а то курить уже очень хочется. Как   настоящему  джентльмену,   мне  приходилось соблюдать наш  договор: раз она выполняет мои желания, то и я потом прикуривал ей за это сигареты и держал перед  ней пепельницу в  кровати. Нас обоих такая сделка устраивала: я  балдел  и  тащился от  её молодого  упругого тела, делал  с  ним всё, что  хотел, а она получала какое-то своё,   непонятное  для  меня  удовольствие, сидя  голая  на  простынях,   куря  одну  сигарету  за  другой  и гоняя  меня,   время  от  времени на  кухню  варить  кофе.

Вторая чудачка пригласила меня в гости и всю ночь хохотала над моими рассказами, но как только дело доходило до гонорара  рассказчику, она округляла глаза и начинала меня стыдить - как тебе не стыдно, я не такая, неужели ты  меня  не уважаешь? Я её, конечно, очень уважал, но за окном уже рассветало, в соседней комнате спала   её  дочка и скоро должна была проснуться, а я   с ней весь измучился  и  так  устал, что начинал   рассказывать одно и то же  по третьему разу. К тому же,   у неё  был частный дом, дело было зимой, и я  всю ночь старался накочегарить так, чтобы от жары она сама разделась, как в бане. Но, то ли  дом был  со щелями, то ли  печь старая - никак у меня это не получалось. На кровати в углу, где она держала оборону, было даже прохладно, а у печки я плавился от жары и обиды за бездарно прожитую ночь. Уже  собираясь уходить домой,   я разделся у печки по пояс, весь накалился от  жара  и пошел на последний штурм. Эта баловница, выставив мне навстречу руки, уперла их в мою грудь  и  вдруг, чувствую, всё  изменилось: она сама стала гладить меня, прижимать  и  нахваливать. Что же ты,   говорит,   сразу-то, дурачок такой, не разделся, ведь я сама не своя становлюсь от волосатых мужчин - как увижу у кого грудь волосатая, готова всё за это отдать. Когда я шёл обратно домой, хотелось от обиды разбежаться и биться головой о стену или забор. Надо же, всю ночь валял  дурака,   плясал  и  пел  перед  ней, как последний клоун, а надо было просто войти, снять рубашку и положить её руки себе на грудь. Что я во все следующие  наши  встречи  и делал. Это была не шутка - каждый раз срабатывало безотказно: она начинала тяжело дышать, закатывала глаза и позволяла делать с собой всё, что  мне  только  хотелось. А уже потом, если было желание, я рассказывал свои истории, которые  ей   тоже   всегда   очень  нравились и она  просила  всё  новых  и  новых.

Третья  женщина была очень культурная  и домашняя. Я никогда от неё  не слышал даже громкого слова, всегда ласково, с доброй обворожительной улыбкой что-нибудь скажет и стоит, ждёт, что я отвечу. Не знаю как другие мужики, а я на ласку могу ответить только  лаской.   Просто невозможно никак отказать ни в чем такой женщине - это же какое-то неземное создание. И как женщина она была изумительна: небольшого роста, фигурка как с обложки "Плейбоя". Всегда  улыбающиеся огромные зелёные глазищи, сочные губки,   пышная  грудь.   Ягодка  да и только. Одно плохо, жила через Волгу и последний автобус  у меня уходил в начале первого ночи. Только немного разговоримся, она ни разу не возразит, всё соглашается со мной: да, да, да.    Мне уже одеваться надо, уходить, а она стоит в коридоре, смотрит на меня и молчит. Ну,    я пошел? Да. Завтра увидимся? Да. Я тебе позвоню? Да. Ты будешь скучать? Да.    Вот так три вечера  и   “дакали”. А мне и себя жаль, и её обидеть не хочется, подумает, что я  бабник  какой-нибудь, только одно мне и надо  от  неё. А она стоит каждый вечер и улыбается - то ли надо мной смеётся, то ли всё время такая. На четвертый вечер я осмелел, будь что будет, думаю и говорю ей: я останусь сегодня у тебя? Да. Вот и всё. Потом она призналась, что я ей тоже сразу понравился  и  если бы в первый вечер  так спросил, она бы не отказала. Сама хотела предложить, но тоже побоялась  показаться  нескромной. Вот так  три дня и просмотрели друг на друга  вхолостую. Зато так  накалились   и переполнились  желанием любить  друг друга,   что  неделю  потом  не    спали,   всё  не  могли  нацеловаться  и  наговориться  по  ночам.

А ещё была одна  подруга, на  соблазнение которой я потратил девять вечеров своей молодой жизни и девять бутылок "Салюта", не считая бутылки шампанского, выпитой при первой встрече за знакомство. Познакомили меня с ней ребята и говорят: своя в доску, такая как тебе и надо, никаких проблем с ней не будет.   Сразу  в  койку. Совсем  как  в анекдоте: стоят трое парней,   ми¬мо проходит  вся из себя деваха  и они  обмениваются  впечатлениями - ты с ней спал? Нет. А ты? Нет. Ну а ты? И я нет. И  все  трое   в  один  голос:   у-у-у-у   бл... ща!

В первый вечер мы почему-то очень стеснялись друг друга. Наверное, потому, что этой встречи ждали каждый полгода. Нас никак не могли свести вместе  и  это только разжигало обоюдный интерес. Всё  время что-то мешало нам - то отпуск, то командировки, то она занята, то я в кого-нибудь нечаянно влюблюсь. Раза два друзья экспромтом привозили её ко мне на квартиру на машине, но я в это время в другом месте любовался светом другой звезды. Поэтому она говорила в основном с другом, на квартире которого мы и встретились, а мне оставалось только тяжело вздыхать, играя роль безнадежно влюблённого, истомившегося ожиданием её поклонника. Но, сначала  исподтишка, а потом всё  более увлекаясь, я стал разглядывать её прелести и по мере их изучения, обретал обычную свою уверенность в обращении с женщинами. Посмотреть там было на что. Каждый раз,   чокаясь с нами фужером с  шампанским, она тянулась через весь стол и открывала нам такой вид в глубоком вырезе декольте, что мы с дружком судорожно глотали слюну, а он мне ещё  и подмигивал, ну,   как мой подарок тебе?   Когда она вставала из-за стола, чтобы сходить на кухню или на балкон, мы оба не могли оторвать взгляда от её  фигуры, плотно обтянутой легким платьем. Это было ещё то зрелище, особенно - упругий зад, играющий при ходьбе, как два арбуза в авоське. Она прекрасно знала себе цену и, видимо, в первый вечер решила сразить меня наповал. И ей это очень легко удалось, так как,   только глянув на неё в первый раз, я сразу понял, что влип по самые уши. А ещё  она поразила меня своими серыми глазами, в которых я не мог ничего толком прочитать, но от которых никак не мог оторвать  взгляд.   Хотелось смотреть  в них  все  двадцать четыре часа  в  сутки.

Как только мы выпили обе бутылки, моя Люси, так её все называли между собой, вскочила и убежала по делам, а я пошёл домой, готовиться к завтрашнему  вечеру.   Внутри  у меня всё  пело и плясало от сладкого ожидания - така-а-а-а-я   женщина согласилась прийти ко мне в гости, всем своим поведением   пообещав, что отказа ни в чем не будет. Прятаться  и  бояться нам было нечего и не от кого - я разведенный, она даже замужем почему-то не была,   хотя ей тоже уже за тридцать. Однако её раскованное поведение и легкодоступный внешний вид оказались весьма обманчивыми. Прошла целая вечность, и были выпиты ещё восемь бутылок "Салюта", прежде чем мы достигли консенсуса, как сейчас говорят демократы. На  рестораны, шампанское, коньяк и устрицы у меня просто не было денег. Дешевый "Салют", по вкусу ничем не уступающий шампанскому, выручал тогда нас всех, кто честно платил алименты  и  жил  на одну мизерную  советскую  зарплату. Как говорили  у  Аркадия  Райкина  древние греки: ай нум цванциг, фирум зибцих! - что в переводе означает - дешево и сердито!

Во второй вечер я встретил её с автобуса, поводил по тихим вечерним улочкам и привёл к себе. Зажгли свечи и я говорил тост за тостом про её  удивительную красоту и оча¬рование, сразившие меня вчера с первого взгляда наповал. Она смеялась, пила маленькими глоточками, ей всё нравилось и я чувствовал, как она тает на глазах, как шоколад в моих пальцах. Когда вино кончилось, руки у меня освободились, сами потянулись к её роскошному телу и мы стали обниматься и целоваться. Сначала робко, как бы привыкая друг к другу,   а потом разошлись вовсю. Казалось, что всё идет как по маслу, ещё немного и победа будет за нами. Но злодейка-судьба  и тут продолжала строить нам козни. Дело в том, что жила и работала Люси на Большой Волге, а последний автобус уходил туда около часа ночи.   И вот она уже в полночь начинала дергаться у меня в руках: "- Ой, мне пора идти. Ой, я опоздаю на последний автобус. Ой, мне завтра на работу рано вставать..." А я как интеллигент в первом поколении, не мог допустить, чтобы из-за меня у прекрасной  дамы  были  лишние  проблемы. Тем более, успокаивал я себя, завтра она опять приедет и мы всё успеем. Со спокойной душой я проводил её до автобуса. Но уснуть долго не мог, ворочался с боку на бок, щупал руками в темноте вокруг себя по кровати  в наивной надежде найти там Люси, вдруг мне только почудилось, что она уехала, а на самом деле эта хитрюля притаилась у стенки  и ждет, когда я доберусь до неё...   Однако кровать по-прежнему была пустой и холодной. И тут у меня впервые завелся внутри червячок сомнения: а правильно ли я себя веду, как молодой и горячий любовник? Второй день уже знакомы, вина  сколько вместе выпили, а ещё только целоваться  начинаем,   как неопытные   семиклассники  за  школой  после   уроков.

В третий вечер, как и во все последующие, она приехала к началу программы "Время". Пока мы пришли ко мне, сели, выпили бутылку "Салюта" и дело дошло до поцелу¬ев, опять наступил час её  отъезда. Успокаивало немного только то, что на этот раз поцелуи были такие страстные, что казалось еще чуть-чуть  и  мы оба  лопнем от переполнявших нас чувств или выскочим из одежды и такого натворим сгоряча... Но опять не хватило времени - после боя кремлевских курантов она вежливо отодвинулась от меня, виновато улыбнулась и хитро потупив глазки  говорит: "- Извини, но мне уже пора. А то опоздаю на последний автобус".    Я чуть не заплакал от обиды, но делаю хорошую мину при плохой игре и плетусь за ней на остановку. Она меня опять обнадеживает: "- До завтра. Встречай, я снова приеду".   Вот, думаю, завтра радости-то будет, а сейчас хоть беги за автобусом или иди колоть дрова, как Челентано в "Укрощении строптивого".   Утешал себя только тем, что по   неписанным законам моей давней  юности, парень с путной девушкой начинали целоваться только на третий день знакомства, а я уже на третий вечер всю её  обгладил и измял у неё  всё  что  мог. Она  и  сама не сопротивлялась, а даже была рада этому, потому что сразу замирала, когда мои руки гладили все упругие её места, а она  их  ещё  нарочно подставляла   и   выпячивала.

В четвёртый  вечер  я её не встречал - сама пришла ко мне  в 21-00. Раньше никак у неё  не  получалось - то пела в хоре в ДК "Мир", то ходила к портнихе. И так все следующие наши  встречи, сделает свои дела и забежит ко мне на огонек выпить винца  и  пообниматься.    Как бы я не спешил, но 800 граммов "Салюта" за десять минут не выпьешь, да и поговорить для приличия  надо под это дело, не станешь же сразу у двери с неё  платье через голову снимать. Пресловутая наша интеллигентность  в такие минуты только мешает. Надо бы валить её  сразу на кровать, а я ей всё  пальчики  полчаса  выцеловываю, надо уже рвать на ней всё  подряд, а  я,    дрожа от волнения,   только пуговички на спине нащупываю, надо бы уже перейти на "ты" и ходить друг перед другом голыми, а мы все "выкаем" и то и дело краснеем. А с другой стороны без преодоления сопротивления и неинтересно было  бы,   не так сладка  победа, да  и потом вспомнить нечего будет. А тут она уйдет домой, а у меня радость через край хлещет - сегодня  я  как залез  к ней  за пазуху  обеими  руками, так и не вынимал  их  оттуда  весь вечер. И она уже привыкла  к  мысли, что всё до чего я добрался, не только её добро, но с этой минуты и моё тоже и я что хочу с ним,   то и делаю. Каждый вечер я провожал её  в твердой  уверенности, что завтра всё  решится, завтра  я ей  прямо скажу: знаешь что, дорогая моя, пора бы уже и догадаться, чего от тебя парень хочет и перестать крутить задом и другими местами, имей совесть, сколько можно строить из себя недотрогу-принцессу.   Засыпал  я долго  и  трудно,   зато   в предчувствии будущей  победы. Но,   встретив её   на другой день и заглядевшись в серые глаза, ну никак не мог нагрубить  или предложить что-то неприличное. И  опять,   весь растаяв  от  одного её  вида,    начинал целовать   пальчики  рук. Пока я добирался от пальчиков до самого сладкого, вновь били куранты и никакие мои уговоры  не могли её  заставить остаться. Была бы у меня в ту пору машина, конечно, дело ограничилось бы двумя-тремя бутылками "Салюта" и утром я подвез бы её  прямо к подъезду, а может даже и на работу. Но машина у меня появилась гораздо позже, когда я был снова женат и "Салют" здорово подорожал,   не  говоря  уже  о  шампанском  и  коньяке.

В пятый вечер, при свечах, мы что-то долго просидели с вином и допили его только к контрольному сроку. Да и куражу обычного в этот день у нас не было. Наверно, погода действовала - за окном барабанил противный холодный дождь. И только на улице, когда стояли  в тени кустов  сирени и ждали автобус, я внезапно загорелся от  запоздалой мысли, что через несколько минут это дивное создание природы уедет от меня и появится снова через несколько дней. Люси стояла,    плотно прижавшись ко мне спиной и держала зонтик, так как моросил дождь и ей было зябко в легком платьице. А я, вроде бы  как  прижимая её  к себе  для  тепла, левой рукой мял  пышную грудь, а правой водил по стройным ножкам и упругой попке, которая с каждой минутой мне нравилась все больше и больше. Люси тоже, видимо, была большой любительницей позаигрывать, потому что стала прижиматься ко мне и тереться об меня своим  самым выпуклым  и соблазнительным местом, как бы подбадривая меня, давай, у тебя ещё есть несколько минут, может, что и успеешь, ха-ха-ха! По закону подлости, с автобусом ничего не  случилось  и он пришел вовремя. Огромной силой воли я заставил себя снять руки с этого теплого, гладкого, пахнущего летом и земляникой тела и оно, махнув мне на прощание рукой, впорхнуло в автобус и уехало. Так вдруг стало тоскливо од¬ному, что отдал бы сейчас всё, что у меня было, лишь бы вернуть мою ласточку залётную обратно. Ночью мне снилось множество разных женщин, но все с такими круглыми аппетитными попками, все нагло выставляли их напоказ, прижимались ими ко мне и при этом ещё  и  просили: "- Погладь мою! И мою тоже! А  вот  мою потрогай, моя не хуже, смотри, какая прелесть!" Под утро я проснулся  весь  разбитый, как  после  разгрузки  двух вагонов с цементом. Оказывается,   безответная  любовь  может  не только вдохновлять на подвиги, но и приносить физические муки. На работе я весь день клевал носом и пил крепкий кофе,   чтобы  быть  в норме. Даже  не реагировал, как обычно, на стук каблучков за  окном  и  заливистый  женский  смех. Все тело хныкало  и  хотело  спать.

В шестой вечер я сразу пошел в наступление. Как только допили "Салют" (по традиции), вытерли пальцы от шоколада и смахнули крошки от пирожных "безе" с колен, я сразу повалил Люси на кровать и начал раздевать. Любовная игра шла с переменным успехом (я сниму, она наденет, я стяну, она натянет) почти до полуночи. Голова у меня кружилась от неожиданных успехов - я впервые снял с неё  всё, кроме узеньких трусиков. Но и она была не лыком шита, догадалась как можно водить меня за нос и вместо большой и чистой любви  предлагала   просто лежать обнявшись в кровати и беседовать о жизни. Это очень хорошее и полезное для ума занятие, но говорится и думается легко в кровати обычно после того как, а до этого весь возбужденный организм настроен  отнюдь  не  на беседу. Я ей руками, губами и языком пытаюсь объяснить  эту  прописную  истину, а она уцепилась за свои тру¬сишки и поёт одну песню: поговори со мной, расскажи мне что-нибудь смешное. Самое смешное тут то, что мы лежим с ней два часа голые и разговариваем. Но она такой  юмор  не понимает.   Вот так мы  и  проюморили  до её  любимого  автобуса.

В седьмой вечер всё повторилось один к одному. Встречаемся как родные, выпиваем ритуальную бутылочку, гасим свечи, раздеваемся и ... лежим  в обнимку, говорим о жизни. В общих чертах мне такое времяпровождение нравилось,   хотя  явно  чего-то важного  тут  недоставало, потому что после ухода Люси  я  подолгу  не  мог заснуть, ворочался,   вздыхал и хотел чего-нибудь  большого  и  теплого  рядом. И  желательно  во  весь  рост.

Восьмой вечер был почти семейным. С той лишь разницей, что молодая жена по своей инициативе перенесла первую брачную ночь на завтра. Мне бы надо рявкнуть  как  следует  на  неё,   а  я тихо млею от радости, что хоть завтра не придется начинать всё сначала, а сразу приступим к главному. Но всё же делаю робкие попытки  переломить  ситуацию  в свою пользу: "- Давай, - говорю, - лучше  сегодня,   у  нас  есть  ещё   полчаса   времени,    успеем  даже  два раза!"   " - Нет, я так не люблю наспех. Мы же договорились на завтра. Завтра пятница, утром  не на работу в субботу и я останусь у тебя на всю ночь. Это будет целая ночь  нашей с тобой любви. Хорошо?"   " - Хорошо, - соглашаюсь я, - давай завтра устроим настоящую ночь любви, а сегодня просто так быстренько попробуем,   как оно будет, это наше завтра!"  " - Нет, мой хороший, я понимаю, что тебе   уже   невтерпеж, но раз договорились на завтра, давай не будем спешить.   Я не люблю кое-как. Мне хочется, чтобы тебе всё понравилось и на всю  жизнь запомнилось. Потому  что я тебя люблю.    А  ты   меня    любишь?”     " - Конечно, люблю! Да ещё  как! Намного сильнее, чем ты меня! Поэтому, давай сегодня  по  быстренькому,   двадцать минут  у  нас ещё   есть в запасе, успеем!"    " - Нет, мы в этом важном деле спешить не будем. Не тот случай.   Завтра я приеду и у нас вся ночь впереди будет. Ты согласен со мной?" Я горестно вздохнул и упал на неё, сделав вид, что потерял сознание от горя. Хоть, думаю, полежу напоследок  на  голой  женщине,   вдруг передумает завтра и не приедет больше. А до чего сладкое это дело, лежать вот так на завтрашнем подарке для себя и мечтать. Лежу,   балдею, руками и ногами обхватил её, так бы и не слезал никогда. Даже на секунду боюсь руки оторвать от её  тёплых  прелестей. Вот бы, думаю, стать часами на её руке, цепочкой на шее или чем-нибудь из нижнего белья, чтобы всегда чувствовать это мягкое, гладкое тело, которое как магнитом притягивает  меня  к  себе  и  приносит  пока  только  одни  сладкие  муки.

Весь девятый вечер мы без конца улыбались друг другу. Я от радости,   что дождался  своего часа  и не придётся  больше ничего выпрашивать у неё  по  чуть-чуть, а с этого дня для меня не будет у неё ни в чём отказа. Ради этого столько пришлось мне вытерпеть и вынести за эти девять вечеров. Люси дарила мне самые свои обворожительные улыбки в знак того, что я заслужил своим  примерным  поведением её большую и светлую любовь. К тому же она поняла, что вертеть задом больше нет смысла, парень уже на грани срыва, если не дать ему по-хорошему то, что он просит, то последствия могут быть непредсказуемыми. Поэтому мы оба в этот вечер были очень ласковыми, добрыми и  всё  время улыбались. Свечи я гасить не стал, нам было не до них в этот раз. Даже "Салют" мы допивали  в четвертом  часу  утра, перед тем, как я на велосипеде отвёз её  на Большую Волгу домой. Оставаться у меня до утра ей не было никакого смысла:   вместе мы так и не сомкнули бы глаз. При каждом новом прикосно¬вении,   нас било каким-то особым любовным током и мы  снова  начинали  обниматься  и  целоваться. И так всю ночь. А у Люси ещё  и мама очень строгая была, старой,   советской  закалки - утром проснется, а дочь дома не ночевала, будет  очередной  скандал.

Почти всё лето длилась наша большая и светлая любовь. Два-три раза в неделю Люси приезжала ко мне, а я в благодарность за жаркие  ласки отвозил её на велосипеде под утро домой. (Такси в те годы ещё не было в городе.)  "Салют" мы больше не пили, так как вся эта китайская церемония только отнимала драгоценное время, которого нам и так не хватало для более приятных дел. Для нас важнее было лишние полчаса посвятить общению  в  постели, чем сидеть за столом  и  наливаться   шипучим   напитком.

За время нашей любви было много забавных случаев, о которых можно рассказы¬вать часами, но запомнился один из последних. Уже под занавес нашей любви,   везу я как-то Люси домой под утро, и у Заволжской базы нас останавливает милицейская засада - ловили тех, кто по ночам велосипеды ворует. Записали номер велосипеда, мою фамилию, обсмотрели со всех сторон похотливыми  взглядами мою красавицу Люси и, ехидно посмеиваясь, пожелали нам  всего хорошего. По   их  глазам    видел, как они мне завидовали. Им тут стоять до утра на сквозняке, а этот очкарик сейчас такую деваху  в тепло завезёт и будет с ней делать всё,   что  захочет. Они же не знали, что мы уже всё,   что хотели, сделали. Через  две  недели  в это же  время я везу на Большую Волгу новую невесту и опять попадаю в их засаду. Останавливают: "- Стой! Слезайте! Где  взяли  велосипед?" Я их узнал, здороваюсь: " - Привет, ребята! Вы что меня уже забыли? Две недели назад вы записывали и меня и велосипед этот". Они вспомнили, смеются: " - Тебя-то помним, а вот девушку твою что-то никак не уз¬наем. Уж больно сильно изменилась". И стоят, жеребцы молодые, гогочут довольные. А моя новая невеста ещё лучше и красивее, чем Люси. Они это сразу заметили  и опять,   уже с  новой моей пассажирки  глаз не сводят, когда она в мини-юбке на раму велосипеда садиться стала. Из-за их глупых шуток, пришлось мне оправдываться и врать этому ангелочку, что  тогда случайно встретил вечером двоюродную сестру, и она попросила подвезти её домой, так как автобуса не было, а одной идти ночью страшно по  тёмному  шоссе. Поверить-то она поверила, но ещё долго потом надувала губки и при каждом удобном случае вспоминала эту мою двоюродную сестру. Сердцем всё-таки чувствовала  какой-то  подвох  здесь.

А “Салют”,   в отличие  от  Люси,    она  почему-то  не  любила. Мы  пили  только  сухое  или  марочное  вино.