Возвращение блудного... дракона

Побег из курятника. Именно так охарактеризовал бы спасательную операцию Самаэль. Спасал он себя. Спасал от толпы кудахчущих лекарей, которые решили им заняться. Два дня дракон терпел все эти измывательства, старательно следуя инструкциям и доводя сородичей до истерики требованиями дать ему мяса. В любом виде, пока он их самих не схарчил.

Но, в конечном итоге, терпение лопнуло и Са, предварительно подбив на это дело непутевого Милохе, драпанул из госпиталя. И вот теперь уверенно шуровал домой, спровадив подельника куда подальше.

Настроение и самочувствие у мальчишки было замечательным, поэтому от полета он получал массу удовольствия.

Кирхен, насвистывая что-то под нос, жарил яичницу. Он был рад, что наконец-то остался один, и никакие посторонние блондины не докучают идеями само-соития. Конечно, к яичнице прилагались два огромных стейка на кости... или скорее яичница прилагалась к стейкам? В общем, это было не так уж и важно. Просто отсутствие бредовых идей и запах хорошего жареного мяса поднимали настроение оберштурмбанфюрера почти до эпического.

Самаэль долго вспоминал, какой ключ из объемной связки именно от этой двери. По всему выходило, что все шесть. А потому пришлось пробовать все. По закону подлости подошел именно шестой. Прикрыв за собой дверь и положив сумку в угол, Са принюхался. В доме пахло мясом. Вкусно так, соблазнительно. А еще пахло Кирхеном. И уж непонятно что было вкуснее. Быстро расшнуровав ботинки и скинув куртку, мальчишка ломанулся в сторону кухни.

- Привет, пап! - Самаэль рисковал заработать себе косоглазие - одним глазом пытаясь выхватить откуда пахнет едой, а вторым объять необъятное - фигуру отца.

Когда Шульдих услышал, как проворачивается ключ, настроение рисковало испортиться. Ему хватило за сутки этих дурацких экспериментов с Николь. Казалось, ещё немного, и оба они двинутся мозгами. Было бы обидно, если бы после столь короткого перерыва пытка продолжилась. Но запах чуть пригорающего мяса завладел вниманием нагло и полностью, а потому до момента приветствия мысли немца были целиком и полностью заняты едой. Вот только услышав голос, который не входил в каталог "придурки из моего штаба", Кирхен обернулся, и чуть не выронил шумовку, которой старался оскрести яичницу от сковороды.

- Привет, сына, - Кирхен постарался не слишком бурно выражать эмоции. Голос не подвёл, а вот лицо, упорно принявшее выражение счастливого недоумка, выдавало с головой. - Ты чего это... ну, вспомнил, что ещё и сюда приходить можно? То есть… Давно не виделись. Это кто тебя так? - Шульдих вполне однозначно уставился на ссадины. С каким-то странным весельем и беззлобным ехидством. - На лестнице споткнулся?

- Зайцы, - вспомнив недавний инцидент, рассмеялся Са. - Свирепствуют на лестницах - ходить страшно! - это уже повисая на шее Шульдиха. - Решил летать и тут незадача - в Тени врезался, - чуточку осипшим голосом, потому что рад видеть отца до фиолетовых чертиков. - Пришлось отбиваться. Но мы победили, - улыбнулся. - А не ходил... Так сказали не лезть, вот я и не лез. А что дезинформация? - прищурился гневно.

- Ну, наверное, дезинформация, - подал плечами Кирхен и похлопал мальчишку по спине. - Ладно, ладно, я понял, что ты рад меня видеть... Задушишь же... - усаживает Самаэля, как маленького, на стул и возвращается к готовке. Точнее к спасению ни в чём не повинной яичницы. Скоро понимает, что опоздал, плюёт на это дело и суёт сковородку под воду. - Так, придётся нам обойтись просто мясом. Просто мясом с овощами. Ты не против?

- Против, - едва ли не с истеричными нотками в голосе. Довели Самаэля этой растительной пищей до белого каления. - Против овощей. Ни за какие коврижки не буду есть овощи, - глубоко вдохнул. - Я у них там трое суток усиленно их поглощал...

- С мясом - будешь, - серьёзно так сообщил Кирхен с некоторым сочувствием. - Никто тебя не спрашивает. Это я так, для приличия вопрос задал, - улыбнулся, разложил по тарелкам мясо. Рядом с каждым уложил по четыре дольки небольших и сладких помидоров, по горке маринованной кукурузы и горошка, в соусницу выдавил какой-то томатный соус типа сацибели и всё это переправил на стол. - Кушай, не обляпайся, - добродушно улыбнулся мальчишке.

- И тебе не хворать, - вздохнул Самаэль.

С одной стороны - мясо. С другой - еще и овощи. А с третьей - не кусай руку еду приносящую, особенно если она немногим меньше твоей головы.

- Спасибо, папа, - улыбнулся Са. И решительно начал уплетать и мясо, и овощи. - Как ты вообще? Не замучили тебя? А то у нас такие страшные слухи ходят - будто тебя в сексуальное рабство сдали, - тараторит в перерывах между пережевыванием еды.

- Рабство-то сексуальное, но секса так и не получилось, - фыркает Шульдих и отправляет в рот ещё кусок мяса. Жрать, к сожалению, приходится чинно. Ну не подавать же дурной пример ребёнку? - В общем, не правильное какое-то рабство. Так что замучили меня скорее глупыми попытками, нежели чем другим. А ты как? Смотрю, драться научился, так теперь только и делаешь, что ищешь, под чей кулак буйную голову подставить? Кстати, хорошая стрижка.

- Не-а, - покачал головой мальчик. - Только по делу. Просто в этот раз решил попробовать то за что шишки зарабатывать, - склонил голову к плечу и улыбнулся. - Замучался с хвостом до пят ходить - обстриг к чертям. Рад, что тебе пришлась по вкусу прическа.

Задумчиво побарабанил пальцами по столу. А как он, собственно? Как всегда - тренировки, еда, сон.

- Хорошо, в принципе. Только по тебе соскучился очень...

- Угу, - кивнул Шульдих, то ли делая какие-то выводы, то ли чтобы хоть как-то занять паузу, пока он пережёвывает кусок мяса. - Значит, решил-таки дальше с драконами того... карьеру строить? - чуть прищурился, но без доли осуждения. - Прижился?

- Нет, не решил, - мотнул головой, от чего шея больно и гнусно хрустнула. - И уж тем более не прижился. В общем, с драконами мне больше делать нечего, - пожал плечами и пробормотал себе под нос: - Скудоумные ящерицы.

- Не обобщай, - Кирхен выпрямил спину, расправил плечи, набрал побольше воздуха, видимо, готовясь зачитать сыну лекцию... но передумал. - Ладно, хрен с ними, с ящерицами. Сам их никогда особо не любил. Ну, Реноа, разве что. Тебя так вообще драконом не считаю, ты уж прости. Как по мне - человек как человек. По крайней мере тараканы в твоей голове - очень даже человеческие.

- Я не о всех и сразу, - улыбнулся. - Но есть же... Ну, разные есть.

Покончив со своей порцией взялся мыть тарелку.

- Спасибо. Это было невероятно вкусно. Ты - бог, - восхищенно выдохнул. - Не обижаюсь, пап. Совершенно.

- Ну... - Шульдих даже смутился. Давно никто не хвалил его готовку. Да он, в общем-то и не готовил ни для кого. - Рад что тебе понравилось. Очень рад. Что ещё расскажешь? Я же тебя туеву прорву времени не видел...

- Ну... - положил тарелку на сушку, туда же отправил приборы. - Помнишь того зеленого, которого ты хотел съесть? Так он так и не поумнел, - вернулся на свое место. - Я его на экзамене встретил и... Такая забавная история - он со своими дружками отравить "предателей" решил. Перед экзаменом. А я, как на зло, антидотами был напичкан. И разложил его так, что меня оттаскивали. Точно бы убил, - тихо фыркнул. - А еще, лучше поздно, чем никогда, запускал на днях змея, которого вы с Реноа мне сделали, - совсем по-детски счастливо улыбнулся. - Он такой классный!

- Угу. Он может и классный, а папа у тебя - идиот. Додумался, блин, ребёнку игрушку сделать... он и весил-то раза в два побольше тебя... - весело фыркнул. - А зелёного я таки съем... наверное. Не нравится он мне. Серьёзно не нравится.

- Да, я первый раз сам себя чуть не пришиб им, - рассмеялся. - Не ешь его, пап, он явно некачественный и невкусный, - нахмурился Са. - Давай я тебе вкусных найду?

- О вкусах, сына, не спорят! - со знанием дела заявил Шульдих и улыбнулся. - Так ты теперь у меня поживёшь? Ммм... это я тебя раз третий, наверное, спрашиваю. Так ни разу ты у меня и не пожил.

- Досадная оплошность, - вздохнул. - Вот теперь точно поживу, - уверенно. - У меня времени свободного, пока не найду куда себя приткнуть, - масса. Да и... С тобой уютно, - смущенно. - А еще у меня мечта детства - с тобой жить. И ты очень вкусно готовишь, ко всему прочему.

- Ну вот, значит теперь будешь жить со своим божественным папкой, который вкусно готовит, - весело улыбнулся Шульдих. - Помнится, ты себе кровать отдельную заказывал... или передумал?

Самаэль экстренно вспомнил что такое краснеть. Да так покраснел, что едва ли дымиться не начал.

- П... передумал, - поднял взгляд на отца и пересиливая смущение лукаво улыбнулся. - Ты не против если я с тобой спать буду?

- И что о нас люди скажут! - с явно театральным трагизмом поцокал языком Кирхен и покачал головой. - Ну ладно, извращенец мелкий. Будем спать вместе. Только чур я под стенкой.

- Если не будешь брыкаться - я согласен, - хитро улыбнулся. - И я не извращенец! - возмущенно. - По всему выходит, что ты извращенец, а я жертва извращенца, - показал язык.

- Никогда не видел, чтобы жертва была такой настойчивой... - задумчиво улыбнулся, глядя в потолок и закурил.

- А что еще остается, если у извращенцев адгезивность понижена? - развел руками Самаэль.

- Ты меня ещё импотентом назови, - фыркнул. - Я, между прочим, пытаюсь ещё и папой немножко побыть... ну, вдруг пригодится навык?

- Фигушки, - хмыкнул. - Ты мужчина ого-го! - мечтательно. - И отец хороший. Правда. Даже если временами тебя нет, а ты очень нужен... - подошел к Шульдиху и крепко обнял. - Папа, ты у меня со всех сторон замечательный.

- Да ладно тебе... не очень я хороший родитель... Да и любовник тоже не особый, - смущённо. Гладит мальчишку вдоль позвоночника. - Просто вы со своей склонностью идеализировать возводите нас в ранг едва ли не божеств. Потому мы от вас и бегаем. Потому, что сначала возводите, а потом мы что-то делаем не так, и сразу оказывается, что мы - простые смертные, при чём не лучшие их представители.

- Ты меня хотя бы не провтыкал на сорок лет в какой-то глуши. И не слинял с какой-то вертихвосткой, так что ни ответа, ни привета... - покачал головой. Гладит мужчину по волосам. - А на счет любовника... Мне не с чем сравнивать, пап. Но мне очень понравилось, - снова смутился. - Ну, не боги. И что с того? Мы тоже не сахар. Это нам нужно бегать от вас, а не наоборот...

- Ну, такой вопрос... - поджал губы, стараясь прекратить развитие не самых приятных мыслей в своей черепной коробке. - Да и не в этом дело. Просто не перехваливай меня. А то ведь поверю, что я весь прям такой хороший...

- Но ты правда хороший! - широко улыбнулся. - О-фи-ги-тель-ный! - набравшись смелости чмокнул отца в губы. - Толку мне тебя перехваливать? Зазнаешься и решишь найти себе сына получше. Нетушки, такой вариант не по мне.

- Сыновей, знаешь ли, не ищут, - почти обижено фыркнул. - Да и... не такой уж я и офигительный. У Рихарда спроси. Мне когда что-то не нравится - так лучше сразу убиться. А если со мной пререкаться - то лучше просто готовиться к тому, что это финиш. Либо жизни, либо общения. Я же это... военный. А значит и мыслю своеобразно. То есть тупо по прямой. Почти по уставу.

- У Рихарда? - хихикнул. - У него я научусь дифирамбы тебе слагать, - потерся щекой об щеку Шульдиха. - Я это... Постараюсь не быть совсем идиотом... - и видно, что мальчишке действительно не хочется делать глупости. - А про "по прямой" я запомню, - подмигнул. - И обязательно буду использовать против тебя, - задумался и чуть тише добавил. - Ну, хотя бы в фантазиях...

- В каких таких фантазиях? - хитро прищурился и усадил мальчишку себе на колени. - Давай, рассказывай, чем ты там уже забиваешь свою голову, мм?

- Каких-каких... Таких, - покраснел. - Пап, у тебя обо мне плохое мнение сложится... Если уже не сложилось... - уткнулся лицом в шею мужчины.

Шульдиху оставалось только умиляться. Да чего же милый этот дракончик! И, кажется, мужчина вовсе не замечает, что мальчик подрос, изменился. Для него это - всё тот же ребёнок. И смущается этот ребёнок крайне мило.

- Ну и с чего ты взял, что у меня сложится плохое мнение, малыш? Ты же такой замечательный. Разве о тебе можно плохо думать?

- Ну, а какое мнение может быть о сыне, который хочет своего папу? - тихонько вздохнул. Нет, все же касательно Шульдиха мальчишка остался дитем малым. Которому и хочется, и стыдно до невозможного, и кое-где страшно. - И который все фантазирует о том как... - запнулся и закусил губу. - Ну, ты сам понял...

- А ты не забываешь, что папа у этого сыны - грёбаный псих, беспринципный ублюдок и законченный пьяница, который, в общем-то время от времени и сам подумывает, как бы совратить своего милого сына, мм? - Шульдих усмехнулся. Вот именно так, как усмехаются Кирхены, когда речь заходит о сексе, который (в случае Кирзенов же) всегда граничит с опасностью.

- Пааап!.. - едва ли не со стоном. - Ну, что ты творишь со мной? - прижался губами к шее мужчины. - Вот заведусь сейчас и что - снова в душ?

- Ну зачем сразу в душ? - хрипло выдыхает и приобнимает мальчишку за талию. - Можно и здесь...

Самаэль только прижимается к Шульдиху. Ёрзает немного, устраиваясь удобнее.

- Ты серьезно? - тихо спрашивает Са и прихватывает зубами кожу на горле мужчины. - Или дразнишься?..

- А ты сядь повыше... - с трудом сглатывает и улыбается, - ... и сам узнаешь.

Самаэль, не будь дурак, пересел повыше. Замер напряженно. А затем выгнув спину дугой как-то совсем, для себя так точно, неожиданно начал ёрзать.

- Ммм... - смущаться Са так и не перестал, ёрзать и вжиматься, к слову, тоже. - Пр-риятно...

- Угу... Пр-риятно... - судорожно выдыхает Шульдих, непроизвольно подаваясь бёдрами вверх. - И ср-разу ясно, что я ни р-разу не дразнюсь, верно?

- Не уверен... - облизывает пересохшие губы. - Тебе ничего не стоит передумать, пап, - цепляется пальцами за плечи мужчины. - У тебя и выдержки... и... - сдавленно выдыхает и зажмуривается от удовольствия, когда крепче вжимается ягодицами в пах Шульдиха, - его самого... благоразумия больше, чем у меня...

- Больше. Но не всегда оно обнаруживается, когда надо бы.

Шульдих совершенно искренне постарался воззвать к этим самым выдержке и благоразумию. Но что-то пока не получалось. То ли он действительно настолько соскучился по Са, то ли длительое отсутствие секса и сутки издевательств Николь сказались, то ли и то, и другое. Но держать себя в руках получалось с трудом.

- А сейчас нужно? - с нажимом проводит ладонями по груди Кирхена.

Сложно хоть как-то сдерживать себя, когда рядом объект обожания, восхищения и бессменный герой всех эротических фантазий. А если приплюсовать то, что Самаэль очень соскучился... Остановился бы дракон только после просьбы отца.

- Не уверен. То есть мозги говорят, что нужно, а всё остальное... - виновато поджал губы и напряжённо сглотнул слишком вязкую слюну. - А всё остальное - сам видишь... - пальцы Кирхена бесцельно и нервно, явно неосознанно мнут ткань гольфа Са.

- Пап, я сам не остановлюсь... - почти жалобно шепчет Самаэль, целует в уголок губ. - Не могу и не хочу... - продолжает, вернее не прекращает гладить спину, бока, плечи отца.

- Ну и хрен с ним. Ну и не останавливайся, - выдыхает Шульдих и закрывает глаза, призывая себя принять таки это решение не только на словах, запинать поглубже всякие сомнения. Ну что тут такого? Мальчишка его хочет. Он тоже хочет. Ну и что что этот мальчишка - его сын. Ну и что? Да как это ну и что? А вот так...

Мальчишке стыдно. За все сразу - и за испорченность, и за неумелость, и за то, что ведет себя не как подобает сыну. Стыдно и в то же время упоительно счастливо от того, что отец не прогнал его.

Са смущается и краснеет целуя Шульдиха. А глаза-то как блестят! Обнимает за шею, льнет всем телом к мужчине, снова начиная тереться об его пах. И будто бы просит "подскажи - как тебе будет приятно?".

Если сказать "Шульдих растерян" - то не скажешь и части правды. Шульдих не просто растерян. Он чувствует себя девственником, к которому вообще первый раз прикоснулись, да ещё и попросили прикоснуться в ответ. А как это - касаться-то? "Кажется, нас догоняет маразм." - "Да нет, кажется, до нас добирается совесть..."

Неуверенные и лёгкие прикосновение мальчишки рождают приятную дрожь. Сладкую. Даже слишком сладкую. Неправильную. Что-то подобное Шульдих чувствовал после определённого вида колёс, когда как будто погружаешься в тёплую ванную, и тебе окутывает сладкое лениво-развратное, липкое возбуждение. Он, как захмелевший, несколько смазанно и в то же время напористо целует губы мальчишки, по-хозяйски раздвигает их языком, поникая в рот, исследуя его язык и нёбо.

Целует в ответ менее напористо, но все же очень страстно. Посасывает, царапает зубками язык мужчины. Но как-то неуверенно, распробывая ощущения и исподволь следя за реакциями отца. Запускает ладошку под майку Шульдиха, практически ледяными пальцами проходится вдоль позвоночника, прихватывает за загривок и прижимает к себе.

Странная смесь возбуждения, робости и стыда кружит голову. Са даже глаза прикрывает, когда картинка начинает "плыть".

Фон Кирхен понемногу выходит из ступора, поддаваясь своему состаянию. Каждое действие его - всё более и более хозяйское, уверенное, чуть нагловатое. Проскальзывает ладонями под гольф мальчишки, проводит от бёдер вверх, задирая ненужную вещь, а вскоре - вовсе снимая, принимаясь беспардонно касаться, поглаживать, царапать везде, куда дотянется, пробегаться кончиками пальцев вдоль рёбер, вызывая дрожь, легонько сжимать соски...

Мальчик безудержно отзывчив. Кое-где прикосновения мужчины отзываются острой или ноющей болью, но в контексте происходящего боль воспринимается куда более слаще, контрастируя с приятными ощущениями. Подается навстречу, подставляется, ластится и с губ Самаэля срывается тихий стон.

Смелее гладит мужчину, легонько царапает бока. Прихватывает зубами нижнюю губу Шульдиха, посасывает, щекочет кончиком языка.

Сидеть становится крайне неудобно - джинсы пережимают всё на свете, потому Шульдих не глядя смахивает со стола всё, что там находилось и усаживает мальчишку на стол, устраиваясь у него между коленей. Продолжает беспрерывно целовать и гладить, всё больше уделяя внимание низу живота и проклятым застёжкам на его джинсах. Фон Кирхен немного торопится. Ему кажется. что если молния не поддастся прямо сейчас, то благоразумие нагонит, и придётся остановиться. А останавливаться не хотелось.

Задирает майку Шульдиха и едва ли не вгрызается в его грудь. Целует, облизывает, покусывает. Мальчишка преодолевает скованность, которая неизбежна рядом с такими вот большими, сильными, соблазнительными... хищниками. Спускается поцелуями ниже, языком исследуя рельеф мышц. Гибкости Самаэлю не занимать, потому в своих ласках он доходит до паха, трется щекой и сжимает через ткань возбужденную плоть мужчины.

Отстраняется, перекладывает руки отца себе на бедра, быстро справляясь с застежкой на джинсах.

- Твою маму, Самаэль... - тихо сквозь зубы рычит Шульдих. - Я не знаю, кто была эта женщина, но я бы на неё посмотрел...

Кажется, ещё немного, и герр оберштурмбанфюрер сорвётся. Отбросит к чёрту вся свою несвойственную аккуратность, и... Вот только что-то ещё заставляло придерживать самого себя, медлить. А что, если мальчишка вдруг передумает?

- Зачем? - гладит бедра мужчины, вскользь задевая пах.

Са не то чтобы развязанно-похабен, вовсе нет. На его щеках все еще полыхает румянец смущения. Но мальчик вьюном обвивается вокруг отца, все настойчивее лаская и ластясь.

Робко, но без колебаний накрывает ладонью пах фон Кирхена.

- Папа... - приглушенно, потому что голос не слушается. - Позволишь мне?.. - заглядывает в глаза Шульдиху. - Я постараюсь... чтобы тебе понравилось... Очень постараюсь.

Шульдих понимает, что если попробует из себя хоть слово выдавить - то голос подведёт. Потому - просто кивает, завороженно наблюдая за действиями мальчишки. Хорош, блин, девственник. Рядом с ним сам Шульдих себя нецелованным чувствует. И в то е время - не может и не хочет отказать.

Расстегивает джинсы мужчины, приспускает, касается губами низа живота. Не то чтобы Са медлит, просто каждое движение будто в густом киселе. Проводит кончиками пальцев по члену мужчины, от корня к головке и обратно. Холодную кожу пальцев обжигает жар плоти фон Кирхена, кажется, что кожа покроется волдырями или просто сойдет, как змеиная шкурка, обнажая нервные окончания. Са сорвано, однозначно восхищенно выдыхает стон и соскальзывает со стола. Опускается на колени перед отцом, касается губами головки, быстро обводит языком. Затем медленнее, вдумчивей, с нажимом. И неотрывно смотрит в глаза Шульдиха, следя за его реакцией.

А вот Шульдих просто не может смотреть в глаза. Невероятно, нестерпимо возбуждающее зрелище - Самаэль на коленях, так усердно старающийся сделать папочке приятно. Потому - Шульдих закусывает губу, запрокидывает голову и хрипло выдыхает. Бережно опускает ладонь на затылок мальчишки, чуть подталкивая навстречу себе.

Са послушно, но отнюдь не безвольно, подается-поддается. Обхватывает губами ствол, пропускает в рот, понемногу, свыкаясь с размером, совсем не маленьким. Но каждое движение навстречу все равно встречается легким сопротивлением. Эдаким приятным давлением по площадям. И чем глубже впускает член, тем увереннее становится. Впрочем не теряя какой-то детской непосредственности и недюжинного запала.

Самаэлю нравится ласкать отца, прикасаться к нему, чувствовать, что мужчина его хочет. Все-таки это невероятно возбуждает.

- О-ох ч-чёрт... - Шу старается не слишком давать себе волю, не вжиматься в тесную и горячую глотку мальчика, чтобы не сделать больно. Не хотелось повредить или причинить слишком уж настойчивый дискомфорт, лишь бы не прервались эти немного неумелые, но оттого ещё более заводящие ласки. Свободной рукой Шу намертво впивается в столешницу, и та, кажется, даже начинает тихо потрескивать, грозясь надломиться.

Зато Самаэль входит во вкус, распаляясь и увлекаясь. После короткого замешательства находит оптимальный угол при котором дискомфорт минимален, а удовольствие и глубина проникновения максимальны. Помогает себе ласкать мужчину рукой, выравния ритм движений.

Прикрывает глаза, с блаженным выражением лица активно пускает в ход язык, зубы. Сдавленно стонет, свободной рукой царапая бедро мужчины. Эмоции и ощущения зашкаливают, заполняют пьянящим коктейлем тело мальчишки от макушки до пят, заставляя дрожать всем телом от возбуждения и удовольствия.

Шульдих ещё немного подаётся навстречу мальчишке, а потом резко отстраняется, вырываясь из его рта, делает несколько судорожных вдохов-выдохов и вздёргивает Самаэля вверх, не открывая глаз нащупывая губами его губы. Скатывает по бёдрам мальчишки джинсы вместе с бельём.

Он понимает, что это не правильно, что так не должно быть, но не может остановиться. Знает: если остановится, но начать с начала будет намного сложнее. Потому - разворачивает мальчишку, опускает его грудью на стол, вжимается расскалённой головкой между его ягодиц, дразняще скользит вверх-вниз, тихо рыча, одновременно стараясь удовить ничего невидящим взглядом то, что в этих условиях прокатит в качестве смазки. Останавливается на оливковом масле, щедро выливает себе в ладонь, проливая пару капель на поясницу мальчишки, и проходится ладонью по своему члену, щедро смазывая.

- Х-хочешь? Ишмаэль, т-ты... хочешь?

- Х-хочу, папа... Очень хочу... - шепчет-стонет Самаэль.

Капельки масла щекочут кожу спины, добавляя в палитру ощущений новых красок. Поверхность стола, кажется раскаленной сковородой, так что мальчишка ёрзает, пытаясь вернуть контакт с отцом. Оборачивается и восхищенно застывает, протяжно выстанывая:

- Я хочу быть твоим... папа...

Кажется, каждое слово Самаэля глубже заталкивает дрожащее на краю сознания самообладание фон Кирхена. Шумно втянув воздух ноздрями и выдохнув с рыком, Шульдих подаётся вперёд, направляя себя рукой, упираясь в невероятно тугой вход и продолжая двигаться дальше, раздвигая неподатливую пока ещё плоть. Склоняется над мальчишкой, обжигая дыханием загривок.

- Потерпи, малыш... будет больно... только поначалу...

- Я... верю тебе... - и все же не удержавшись всхлипывает от накатившей боли. Не шевелится, стараясь даже не дышать. Вслушивается в дыхание, голос отца. Ощущает жар его тела, его мощь... - Па-ап... - цепляется за столешницу, кусает губы, крупно дрожит. На глаза помимо воли мальчишки набегают слезы. - Н-ну... же... пожалуйста-ах!

- Да твою ж мать... - тихо рычит Шульдих, позволяя проскочить секундной вспышке ярости, направленной не то на себя, не то на стечение обстоятельств, не то на ещё бог знает что, и резко толкается вперёд, проникая в мальчишку рывком, до упора. Замирает на пару мгновений, прежде чем начать двигаться. Уверенно, размашисто, мощными толчками. Одна рука лежит на плече Самаэля, вжимая мальчика в стол, не позволяя выпрямиться, другая проскальзывает под мальчишку, сжимает его плоть.

Любого кто заявил бы что это насилие Самаэль убил бы на месте. Да было больно, но боль уступала, сдавала позиции, черт возьми, ни с чем не сравнимому наслаждению. Мальчик стонет во весь голос, задыхается от восторга. Его отец, человек которого Самаэль боготворит и безумно любит, сейчас доводил дракончика до сумасшедшего, рвущего планку счастья тем что делает, тем как делает.

- С тобой... хор-рошо... неверо... ятно...

И мальчишка не кривит душой выстанывая эти слова. Ему действительно невероятно хорошо растекаться восхищенной лужицей под своим отцом и любовником.

А Шульдих, кажется, входит во вкус. Вот только слова совсем не идут с языка. Глотка рождает почти животный рык, почти нечеловеческий вой-стон. Ему хорошо невероятно. Ему хорошо вдвойне. Во-первых, мальчишка невероятно тугой, горячий, податливый. Во-вторых, ему откровенно нравится эта неправильность всего происходящего. Нравится, что всё это ненормально, в чём-то даже жестоко. Нравится настолько, что он и не думает останавливаться. Даже если Са будет просить прекратить. Сейчас будто плотину прорвало, выпуская голодного и хищного пса к добыче.

Прижимается губами к руке Шульдиха у себя на плече, проводит языком по костяшкам, собирая вкус кожи. Разводит бедра шире, впуская мужчину глубже, обхватывая пышущими жаром мышцами его член.

Сейчас уже совсем не больно. И стоны Самаэля искренне-довольные, требовательные. Кажется, еще немного и мальчишка тронется умом. Не найдя в этом ничего страшного, с удвоенным рвением подмахивает бедрами.

- Еще... Папа... Мне так нравится... - Са неразборчиво, сбивчиво шепчет, перемежая чуть ли не каждую букву стоном.

- Ещ-щё? - почти шипит фон Кирхен, сжимает обеими руками плечи мальчишки, с каждым рывком внутри притягивая его на себя. Яростнее, сильнее. Сейчас он не видит ничего зазорного в происходящем. Нет ничего предосудительного в общем удовольствии, а значит - нет никакого смысла останавливаться. И он не останавливается, набирая темп и не скромничая с амплитудой, вколачиваясь в мальчишку со звучными шлепками от столкновения бедренных косточек с упругими ягодицами Самаэля.

Са стонет, пока хватает дыхания, а после хрипит, жадно хватая воздух ртом. Каждый рывок мужчины рождает фейерверки ощущений, которые искорками осыпают все тело Самаэля. Мальчишка ласкает сам себя в том же бешеном темпе, что берет его отец. Край стола неприятно впивается в руку, но на это дракону плевать. Он бессвязно роняет обрывки фраз, которые едва ли имеют значение для фон Кирхена, но немаловажны для Са.

Волна опаляющего, вязкого наслаждения поднимается откуда-то из низа живота и взрывается на уровне солнечного сплетения, выталкивая из лёгких рык. Вместе с этим рыком - такое же горячее и вязкое семя едва ли не болезненными толчками выплёскивается, перетекая в Са. Но Кирхен не останавливается. Не слышит, как рык превращается едва ли не в крик, покуда хватает дыхания. Не замечает, что темп и амплитуда становятся вообще нечеловечески беспощадными.

Мальчишка принимает в себя семя отца, подобно иссохшейся земле, что оживает с дождем, благодарно, жадно, ненасытно. Он, кажется, теряет сознание от нахлынувшего, девятью валами скопом, оргазма. На какое-то время мальчик перестает дышать. Все тело пульсирует, звенит удовольствием. Каждая мышца до того напряжена, что Самаэль не может пошевелиться. Собственное семя стекает по пальцам, подсыхая стягивает кожу.

Теперь движения отца вызывают в изнемогающем теле особое, почти извращенное, наслаждение на грани с болезненными спазмами и беспамятством.

Шульдиха довольно быстро догоняет ещё один оргазм, и ещё один. И только потом, потеряв на время возможность дышать и двигаться он медленно выходит из мальчишки, отпускает его плечт, облокачивается ладонями на стол, стараясь отдышаться. С кончика носа срываются тяжёлые капли пота, падая между лопаток мальчишки обжигая и щекоча.

Капли пота градом катятся по спине Са, ручьями катятся с висков, так же как капельки семени Шульдиха и собственной крови по бедрам. Самаэль сейчас совсем не понимает где он и кто он, только знает, что рядом папа, а значит все хорошо. Мальчишка вздрагивает от оргазмов, которые смешиваются в одно, от напряжения, которое не отпускает. И улыбается - безмятежно, счастливо, восхищенно.

Шульдих, немного оклемавшись, поправляет на себе джинсы, выуживает из кармана смятую пачку сигарет и молча закуривает. Признаться, он сейчас несколько охреневает от осознания происшедшего. Нельзя сказать, что сожалеет. Нельзя сказать, что он недоволен. Но тем не менее ощущение неправильности и дикости мощно шибануло по затылку, вставляя мозги на место.

Са пытается отлепить себя от стола в который его вмял Шульдих. Попытка не увенчалась успехом и дракон просто закрывает глаза. Сейчас и хорошо, и невыносимо больно. И хочется прижаться к отцу, но чертов стол не отпускает.

Шульдих нервно в пару затяжек докуривает, подхватывает мальчишку на руки и без лишних разговоров несёт в ванную.

- Прости, Са. Кажется, я переусердствовал...

Прижимается щекой к груди мужчины и находит в себе силы возмущенно фыркнуть:

- Не обижайся, но ты - дурак...

- Это ты дурак, - спокойно отвечает Шульдих.

В ванной снова закуривает и принимается за привычное дело. Было время, во время войны подрабатывал он в морге... укладывает мальчишку в ванной, снимает дух со штатива и принимается тщательно обмывать мальчишку, смывая пот, грязь и сперму. Мягкой мочалкой натирает Самаэля мылом - и снова смывает.

Са отфыркивается от воды и пены. После душа легчает, хотя дрожь никуда не девается. По правде говоря ощущения Самаэлю нравятся. Но болезненную их часть придется устранить, чтобы папа не волновался.

- Пап, можешь принести сумку из прихожей? Я себя в порядок приведу... хотя бы чуть-чуть.

- Хорошо, - Шульдих уходит в коридор за сумкой, скоро возвращается, ставит рядом с ванной. - Мне выйти? Или нужна будет помощь?

Фон Кирхен настолько умиротворён, спокоен и терпелив, что, кажется, это и не фон Кирхен вовсе. Или фон Кирхен но мёртвый. Слишком ровные интонации, слишком технично выверенные жесты. Кажется, что мужчина сдерживает себя, контролируя каждый шаг, взгляд слово. Будто чувствует себя несколько неловко. И в то же время это не отрешённый холод.

- Нужна, наверное, - растеряно и смущенно.

Достает из сумки аптечку, отлепляет от крышки листок с инструкцией. Открывает аптечку и начинает сверяться.

- А валидол зачем? - удивленно. Читает дальше. - Угу, валидол тебе, пап... - фыркнул. - Шутник, блин... Папа, ты этот почерк лучше знаешь, - здесь "3" или нянька смайлик пририсовал?

Протягивает листок отцу, а сам зубами открывает тюбик с мазью. Принюхивается и морщится.

- Опять буду, как аптека...

- Это смайлик, сына, - выдыхает Шульдих и качает головой. - Тебе этот листик нужен?

- Уже нет, - качает головой и со вздохом начинает замазывать синяки, ссадины и с особой тщательностью ребра. - Спину поможешь замазать? И сразу вот этой, из всего списка, который Реноа, в отличии от своих коллег, сократил бы втрое, - самая эффективная вещь, - указал на бутылочку в аптечке и вату.

- Окей, - но для начала Шульдих всё-таки порвал бумажку на меленькие кусочки и смыл в трубопровод. А потом - принялся за лечение сынаши. - Может ещё чем где помазать? - как бы между прочим, но явно намекая. Всё-таки несоответствие девайса и разъёма под девайс несколько смущало оберштурмбанфюрера. Особенно до и после процесса подключения.

Самаэль густо покраснел и отвел взгляд.

- Может я того... сам?.. - мальчишке было крайне неловко. - И так хлопот со мной... не оберешься...

И ведь приятна забота Шульдиха, очень приятна. Но и стыдно было до чертиков за то, что с ним носиться нужно, как с маленьким.

А ведь он и был маленьким. Во всех смыслах. Но лишний раз напоминать мальчишке об этом не хотелось. Вдруг заденет гордость или ещё чего?

- Ну, думаю, с этим ты и сам справишься. Я выйду, если хочешь.

- Спасибо, папа... - улыбнулся Самаэль. - Просто мне неловко тебя об этом просить.

- Понимаю, - спокойно же кивает Шульдих и тихо выходит из ванной. Вздыхает облегчённо, падает в кресло и тянется за коньяком. Лучше руки будут заняты бутылкой, чем... нет, такие уже ни в какие ворота не лезло. Хреново это как-то и не красиво. Там, за дверью, мальчик себя латает после папашиных надругательств, а папаша самозабвенно дрочит в кресле в продолжение банкета?! нет, лучше выпить и успокоиться.

"Пап, ты - самый лучший отец в мире" - Са осторожно дернул за связь, сваливая на ни в чем не повинного фон Кирхена тонны нежности и тепла. Все-таки, как ни крути, Самаэль оставался ребенком во многом.

Быстро проводит лечебные процедуры, переодевается в домашнюю одежду и... Боится выйти. Потому что непонятно дракончику как и что нужно делать.

"Охуительный я папа... Выебал сынашу, порвал всё, что только можно, и с удовольствием бы сделал это ещё раз. Примерный отец, блин..." - фыркнул про себя Шульдих, но бутылку всё-таки оставил. Негоже на мелкого перегаром дышать, ещё не так поймет всё...

Понимая, что вечно в ванной сидеть не может - забирает сумку и приоткрыв дверь выскользнул в комнату.

Поставил сумку в углу, рядом с кроватью. Сел на край кровати и с нескрываемым любопытством посмотрел на отца.

Что характерно двигался Са вовсе не в раскорячку, как в прошлый раз. И улыбка была искренне умиротворенной с лукавцей.

- Пап... А тебе понравилось? - вопрос дурацкий, но ответ на него услышать очень хотелось.

- Понравилось, - выдохнул Шульдих и закрыл глаза. - Ты даже не представляешь насколько. Мне самому страшно подумать насколько...

- Страшно? - непонимающе помотал головой. До Са не доходило - почему если понравилось, то страшно представить насколько?

- Страшно, Ишмаэль, - немного устало улыбнулся и закурил. - Потому, что если я войду во вкус, увлекусь... Ччччёрт, мне, знаешь, как-то не слишком нравится сознавать, что любой секс со мной заканчивается болью и травмами. Хотя с другой стороны мне это нравится, - Шульдих не слишком хорошо умел объясняться в таких вопросах, но искренне старался. - Понимаешь, я не хочу поехать крышей, как это было с Элохом или Рихардом. Не хочу принуждать тебя к сексу всякий раз, как у меня на тебя встанет. Я же, в конечном итоге, отец... А это... ну не по-отцовски, понимаешь? То есть не справедливо. Ты заслуживаешь больше, чем постоянный жёсткий травматичный секс. А это вполне может стать моей навязчивой идеей.

- Не понимаю, если честно... - покачал головой Самаэль. - Мне нравится... Со мной все в порядке... А больно - с непривычки. У меня же это только второй раз в жизни. Да и размер у тебя не маленький... - растерянно. - Но если тебе дискомфортно - я постараюсь понять. И буду примерным сыном, - на отца не смотрит, но улыбка все так же умиротворенная. - Чтобы ты не расстраивался.

- Да не знаю я... понимаешь? Боюсь перегнуть палку. Боюсь, что буду слишком резким, грубым... - шумно выдохнул. - Не хочу, чтобы ты чувствовал себя моей шлюхой, от которой только и надо что упругий зад до горячий ротик.

- Папа! - с нотками обиды в голосе. - Я ни за что так не подумаю, потому что знаю, что это не так. Ты же мыслишь прямо, а о тех, кто просто шлюхи так не заботятся.

Встал с кровати и прошелся по комнате.

- А мы куда-то торопимся, пап? Поживем вместе и там уже будет видно, - подошел к Шульдиху и взяв его за руку, ласково улыбнулся. - Ну, да, я буду тебя хотеть... Очень сильно. Но я твой сын и мое поведение не должно огорчать тебя.

- Твоё поведение меня не огорчает, Ишмаэль. Честно. - улыбается и смотрит в глаза. Прямо и честно. - И мне нравится... ну... в общем мне нравится то, что между нами происходит.

Самаэль улыбнулся и потерся щекой об ладонь мужчины.

- Мне тоже, - коснулся губами запястья Шульдиха. - Очень.

- На сей оптимистичной ноте предлагаю завершить этот серьёзный разговор, - улыбается немного устало. - Раз обоим нравится, значит - всё хорошо. Так?

- Так, - кивнул Са. - Устал? - присел на подлокотник.

- Есть немного, - тихо вздохнул. - Просто много всякого было... Сейчас немного отдохну, и буду как новенький.

- А как ты привык отдыхать? - любопытство в Самаэле так и не погибло, а наоборот разрослось вширь и в высь. - Ну... Интересно ведь, как ты свой досуг проводишь.

- Да никак. Либо напиваюсь в прокуренном пабе и, может быть, даже чешу кулаки о чьи-то зубы, либо глазею на красиво двигающихся полуголых девиц, либо просто сижу и ни о чём не думаю, либо катаюсь по городу, либо... - пожал плечами. - Смотря на что сил хватает.

- Тогда... Мне не мешать тебе, да? - склонил голову к плечу. - Найду чем заняться, пока ты отдыхать будешь, - тепло улыбнулся.

- Ну ты и идиот... - вздохнул и покачал головой. - Ну с чего ты взял, что будешь мне мешать? Если ты будешь уходить всякий раз, когда я отдыхаю или тебе покажется, что ты мне мешаешь, то встречаться мы будем с тобой исключительно в постели. Наверное, это не лучший вариант.

- Не знаю, - честно ответил Самаэль. - Подумалось так. Влез в твою жизнь, еще и отдыхать могу мешать... Как-то не честно по отношению к тебе.

Са искренне пытался объяснить, пусть даже получалось плохо.

- Всё в порядке. Так или иначе - ты мой сын, Ишмаэль. А значит - ты априори имеешь право на моё время, - тепло улыбнулся и потрепал по волосам. 0 Так что не забивай голову глупостями.

- Хорошо, папа, - улыбнулся в ответ. - И спасибо тебе, - лукаво подмигнул.

- А спасибо - за что? - удивлённо моргнул. - Я же ещё ничего не сделал...

- А как по мне сделал. И сделал шикарно, - улыбка стала шире. - Вряд ли мне показалось.

- Это что же такое сделал и сделал шикарно? - лукаво прищурившись.

- В порядке возникновения за сегодняшний вечер: накормил, предложил остаться, - загибает пальцы. - Исполнил мечту последних месяцев. Да так исполнил, что мысли путаться начинают, - все-таки не удержался и покраснел. - Заботишься вот. А за всю жизнь - долго перечислять.

- Не буду с тобой спорить. Но любовник из меня посредственный и грубоватый. Так что тебе всё равно придётся подсказывать, как тебе нравится, - пришла очередь Шульдиха краснеть. Но он справился, и в цвете не изменился.

Зато Са, кажется, краснел за обоих.

- А вдруг тебе не понравится?

- А вдруг понравится? - чуть прищурился и склонил голову к плечу.

- Я точно идиот, - теребит край футболки. - И хочется, и колется...

- Ну, выкладывай, чего хочется-то? - заинтересованно смотрит на сына, уперевшись ладонями в колени. - Выкладывай. Будем думать, что можно сделать.

Самаэль прикрыл глаза, глубоко вдохнул, медленно выдохнул, успокаиваясь и собираясь с мыслями. Мысли разбегались.

- Ммм... - закусил губу. - Мне нравится твой темперамент... Но я пока не выдерживаю твоих марш-бросков... Под конец я скорее в отключке. И ведь приятно, но... Как-то диковато. Черт его знает, пап.

Поднялся и снова начал наматывать круги по комнате.

- Интересно было бы попробовать чуточку мягче...

- Я постараюсь, - честно ответил мужчина и закурил. Ему было несколько стыдно за своё поведение и за то, что уже второй раз знатно повредил сына. - Тогда давай так... Для начала обойдёмся без моего непосредственного участия. Потому что... ну... даже если я буду очень стараться быть мягче - всё равно порву тебе всё, что можно и нельзя. Так что... некоторое время мы тебя... ну... подготовим, что ли... Просто если я своим стенобитным орудием попробую сделать всё то же самое, но нежнее и медленнее, это... ну как вогнать под ноготь иголку, а потом мееееедленно её оттуда доставать. Приятного мало.

- Наверное, - задумчиво кивнул. - Пусть я и в восторге от твоего стенобитного орудия в принципе и в действии, но не хочется, чтобы ты мучился совестью из-за моей испорченности.

- Да при чём тут твоя испорченность... просто, наверное, я не совсем понимаю, что именно ты имеешь в виду под "мягче"... - виновато пожал плечами.

- Я не знаю как его объяснить, - со вздохом. - Проще было бы показать... - неожиданно разворачивается на пятках и подходит к отцу, смотрит ему в глаза и с абсолютно серьезным выражением лица выдает: - Подготовка меня это здорово, но не честно по отношению к тебе, папа. По крайней мере пока я не научился ласкать тебя так как тебе нравится. Я не согласен на вариант, когда хорошо, только мне, - задумался и с самой искренней детской непосредственностью осведомился. - А как тебе нравится?

- Как мне нравится - что именно? - Шульдих вообще бессовестно улыбался. Ему откровенно нравилось разговаривать с Самаэлем на эту вот пикантную тему. Хотя бы потому, что в попытке быть взрослым и сдержанным сын становился ещё больше похожим на ребёнка. Хотя и нотки издёвки в улыбке этой не было. И Шульдих действительно собирался всё рассказать, показать и объяснить, лишь бы Са задал вопрос более конкретно.

Удивительное дело - заниматься сексом с отцом Самаэль не смущался, а говорить о сексе смущался. Нет, однозначно, румянец смущения ему очень шел - делал таким милым и невинным. Только вот слова никак не хотели произносится и от этого Са смущался еще больше. Дракону грозило остаться без губы - до того рьяно он ее жевал. И все поглядывал на отца, мол, ну, неужели ты не понимаешь?

- Ишмаэль, я тебя не покусаю, если ты спросишь, так что попробуй собраться и задать вопрос, - нежно улыбнулся Шульдих. - Как мне нравится что именно? Можешь задать вопрос образно, и если у меня мозгов хватит, я п

- Как тебе нравится... - была, не была, видимо решил Са и, усевшись на колени к отцу, удобно устроив голову на его груди, выдохнул, - ... когда тебя ласкают ртом?

- Мне нравится, когда это делают в принципе, - пожал плечами Шульдих. - Ну... то есть... как бы... у меня ещё никого такого не было, кто бы решился, пардон, отсосать, а мне не понравилось. Это априори приятно. И не только физически. Знаешь, если в этом какой-то фактор ощущения... власти что ли. Глубокой и интимной. Когда твой любовник перед тобой на коленях... краснеет, старается, едва не захлёбывается слюной, но намерен во что бы то ни стало заставить тебя кончить... Тут, мне кажется, вообще сплоховать не реально. Главное - не кусаться.

- Полагаю спрашивать зачем кусать - бесполезно? - тихо фыркнул Са и пересел чуть выше, используя плечо отца вместо подушки. - Знаешь, пап, сплоховать может и не получится, но ведь хочется, чтобы тебе было очень хорошо.

- Я тебе открою страшную тайну, сынок... - перейдя на шёпот, - Когда тебе сосут - тебе ооооочень хорррошо.

- Пап, согласен, - так же шепотом, - когда ты мне сосёшь мне ооочень хорррошо. Но у тебя опыт есть, а у меня нет.

- Тьфу ты дубина! - беззлобно фыркнул Шульдих и хлопнул себя по колену. - В общем мне нравится, как ты это делаешь. Не заморачивайся. Вот и всё, что я хотел сказать.

- Не обзывайся, - насупился. - Я же не от безделья спрашиваю.

Самаэль и вправду чувствовал себя дубиной, идиотом и еще много кем. Хотелось же как лучше... а получалось, что Са бестолковый ребенок.

- Да я понимаю. Просто говорю, что мне нравится. Сам видел, как крышу рвёт... - вздохнул. - Сам иногда пугаюсь. Когда аж так... то тут сложно помягче быть. Но я постараюсь.

- А в этот раз ты сдерживался, да? - потерся щекой об плечо мужчины и покрепче обнял его.

- Ну, совсем чуть-чуть. Иначе это точно было бы форменным изнасилованием, - вздохнул огорчённо. - Вот оно как получается, когда в фантазиях я едва ли не супергерой и благородный принц, а на деле - грубый солдафон, привыкший применять силу.

- А в чьих фантазиях ты благородный принц? Хотя фиг с ним... - отмахнулся. - Если честно в этот раз мне понравилось больше, - тихо так, чуть ли не шепотом. - В первый раз я и вправду испугался. Ну, до того как ты меня в душ спровадил.

- Ну, обычно я такой, как в первый раз. Только не всегда пьяный... - совсем уж виновато.

- Но теперь-то я знаю, что бояться тебя не нужно, пап, - погладил по щеке, нежно улыбнулся. - Больно оно будет или нет не так уж важно. Потому что все равно чертовски приятно.

Едва ли Са был мазохистом. Ему просто пришлась по душе манера поведения Шульдиха в постели.

- Но мне же не хочется, чтобы тебе было больно, - пожал плечами. - Если бы тебе это нравилось - это одно. Но ты же не мазохист. Вот я и думаю, как бы так извернуться, чтобы не так больно. Наверное, пока буду просто усаживать тебя сверху - сам будешь контролировать и не позволять мне сделать слишком неприятно.

- У меня в аптечке целый тюбик мазюкалки с анестетиком, - улыбнулся Са. - Как видишь я не вою от боли и не валяюсь в корчах. Буду сам себя готовить. Хотя понятия не имею когда именно...

- Стоп. Давай разберёмся - нравится или не нравится тебе то, что между нами происходит, когда дело доходит до секса. Просто ты сказал "мягче"... И не объяснил, в чём это должно по-твоему выражаться, - Шульдих, как и любой солдат предпочитал разобраться в вопросе сразу и полностью.

- Я же сказал нравится. И про "мягче" это скорее в раздел эксперименты. Просто я действительно заканчиваюсь где-то между твоим вторым и третьим оргазмом, - как-то виновато поводит плечами. - Понятное дело, что хотя бы минуту на то чтобы отдышаться просить глупо. Я закалюсь. И со мной не будет проблем.

- Да ладно тебе... - отмахнулся Шульдих. - Значит, смазку будем брать с анестетиком, а ещё я буду давать тебе отдышаться. Просто... ну... я натура увлекающаяся, могу заниматься этим долго и с удовольствием... А ты не привык ещё. Так что будем тогда, когда ты захочешь и столько, сколько захочешь. Договорились?

- А это будет нормально по отношению к тебе? - улыбается. - Я тоже натура увлекающаяся. Замучаю тебя еще...

- Не замучаешь. Я крепкий, - весело фыркнул Кирхен и улыбнулся. - Только смазку купить надо. Мне-то она ни к чему была...

- До завтра я и так замечательно просуществую, - лукаво подмигнул. - У моих лекарств длительный срок действия.

- Это намёк? - усмехнулся и приподнял бровь.

- Намек, - кивнул мальчишка.

- Воооот как... - хищно улыбается и легонько прихватывает зубами за хрящик уха.

- Ага, - довольно улыбнулся Са. - Именно так, папа, - еле заметно вздрогнул. - Ты не против?

- Видишь, уже выхожу на площадь с транспарантами: "Спасите немецких тузиков от кровожадных драконов", - рассмеялся и покрепче прижал мальчонку к себе.

- Меня совесть загрызет из-за таких измывательств над тобой, - тихо смеется. - Но потом.

Поцеловал мужчину за ухом, оцарапав кожу сухими, искусанными губами.

- Ну вот и хорошо, что потом...- судорожно выдыхает. И вот опять - вроде поговорили уже. Вроде решили всё, в Шульдих всё равно теряется, как девственник.

Ощутив некоторое замешательство отца Са продолжает целовать его шею. Вплетает пальцы в его волосы, сжимает у корней. И тихонько стонет вдыхая полной грудью запах Шульдиха.

Шульдих и сам готов застонать, но вместо стона получается удовлетворённый рык. Он понимает, что так нельзя, так неправильно. Н лучший способ борьбы с нерешительностью - это просто расслабиться и получить удовольствие. А потому сейчас он просто замирает в своём бездействии, наслаждаясь ласками сына.

Самаэль отложил совесть и смущение в дальний закуток своего сознания. Проводит ладонями по плечам мужчины, груди. Оставляет цепочку поцелуев-укусов на шее отца. Всем телом ластится к фон Кирхену.

Пока несмело... хотя несмелость эта не ощущается, а кажется просто аккуратностью - гладит мальчишку вдоль спины, легонько царапая. Прикрывает глаза, чувствует, как сбивается дыхание. Ещё немного и тот, кто может не стесняться заниматься сексом со своим сыном, вырвется наружу...

С нежностью улыбается глядя на отца, склонившись целует его, собирая вкус губ. Очерчивает контур его губ кончиком языка. Робко углубляет поцелуй, теснее вжимаясь в Шульдиха всем телом.

Отвечает на поцелуй - так же осторожно. Помнит, что с мальчиком понежнее надо. Но долго ли он ещё будет это помнить? Такой вопрос. Главное, что пока - всё хорошо. Подхватывает Са на руки, и уверенно транспортирует на кровать. Укладывает его поудобнее, сам ложится рядом и снова целует. Аккуратно, нежно, но уже чувствуется, как побуждается эта напористая жгучая страсть.

Мальчишка и сам чувствует то же самое. Обнимает Шульдиха, сквозь ткань майки прихватывает зубами его сосок. Мальчик беспрерывно целует, гладит отца, тихо стонет.

Забирается ладонями под футболку, гладит шершавыми ладонями грудь мальчишки, легонько сжимает его соски. Дышит хрипло, почти рычит. Глаза застилает пока ещё почти прозрачная пелена почти животной страсти. Ну Шульдих изо всех сил старается не сорваться.

И вот этот почти рык действует на Самаэля, как валерьянка на кота. Мальчик снова ловит губы мужчины своими, жарко целуя. Ладошки Са забираются под одежду Шульдиха, гладят, сжимают, впитывают мощь восхитительного тела.

"Понятно. Хорошо, что у мелкого есть мазь с анестетиком" - пожалуй, это была последняя задавая мысль оберштурмбанфюрера фон Кирхена. Дальше - уже совершенно не обдуманно едва ли не срывает одежду с мальчишки. Ссадиной больше, ссадиной меньше... у него их вон сколько! Руки скользят по молодому крепкому телу с нажимом, будто изучают и пытаются вжать в кровать одновременно. Губы исследуют шею и плечи мальчишки.

Даже если где-то и должно было быть больно Самаэль не почувствовал. А вот все остальное в полной мере - и жар, и силу, и волну неконтролируемого возбуждения.

Комкает пальцами ткань майки мужчины, выгибается навстречу губам.

За что Шульдиха никогда не любили однополчане в молодости - не умел он шибко думать о партнёре, когда гормоны по мозгам лупят. Часто отчитывали "мол, приласкать бы мог, потискать, а ты!.." Но что поделать? Зверь он и в человеческом облике зверь и есть. А у псов ухаживания сводятся к покусываниям всяким-разным и настырному вниманию. Кажется, и то и другое уже было.

Фон Кирхен рванул ремень, расстёгивая по-быстрому. Где-то та же судьба постигла джинсы, и пуговичка полетела в сторону и с тихим бряцаньем покатилась по полу. Так - уже свободнее. Одной рукой прижимая мальчишку к кровати в районе солнечного сплетения и продолжая целовать, свободной рукой чуть раздвигает его колени.

Дыхание, и без того сбившееся, перехватывает под тяжестью отцовской руки. Руки Са скользят по плечам Шульдиха, с нажимом проходятся по загривку. Стягивает с мужчины майку, не без труда, конечно. Царапает спину фон Кирхена, немного теряя ориентацию в пространстве. От низа живота по всему телу расходятся искорки желания, скручивая мышцы в узел от пьянящего удовольствия. Мальчишка извивается, насколько может, тянет отца на себя. Нравится ему этот зверюга - ну что уж тут поделать?

Скидку на размеры Самаэля Шульдих не делает. Тянут? Значит надо приземляться. Вот он и приземляется, только немного разгружая мальчишку, оперевшись на локоть. Неосознанно трётся пахом о пах мальчишки и целует-терзает его губы. И как всегда - не поймёшь по Шульдиху: рычит он от страсти или от ярости? это он настолько хочет или настолько ненавидит?

Самаэль не лучше, черта с два поймешь: это он испуган или нет? Хочет чтобы Шу остановился или наоборот не сдерживался? Наверное у фон Кирхенов это семейное.

Мальчишка весьма целеустремленно трется пахом об пах мужчины, сжимает коленками его бедра, все резче вскидывая свои. Губы Са, однако, не такие стойкие, как сам дракон, а потому нижняя губа в нескольких местах трескается, примешивая в поцелуй легкий солоноватый привкус.

- Наверное, тебе сейчас будет очень больно, - спокойно так и, кажется, с долей иронии. Или это просто голос подводит? Чуть привстаёт, приподнимает бёдра мальчишки, протиснув под него ладонь (да, на такой ладони Са, наверное, мог бы спокойно сидеть). Упирается головкой между ягодиц. Сейчас, по идее, Са щё не до конца остыл, а значит проникновение будет проще и менее травматично. Хотя... Нет, чёрт. Больно будет всё равно. Мягким толчком Шу входит в Самаэля до упора и замирает, хрипло выдыхая.

То, что столь... хмм... травматичное проникновение порвало мальчишку факт неоспоримый. Хотя скорее заставило уже имеющиеся трещины стать глубже и шире. Только вот Са скорее ощущал то, что внутри ткани трещат по швам, тугим коконом сжимая член оберштурмбанфюрера и сам член ощущал, кажется, до мельчайших анатомических подробностей. И ощущал это все незамутненным болью сознанием. Та мазь, которой он латал себя, действительно мощно глушила боль. Правда вот о последствиях Самаэль мало думал подаваясь навстречу отцу, выстанывая его имя, до крови расцарапывая его плечи.

Было хорошо, и хорошо весьма. Мальчик только сейчас осознал в полной мере насколько это здорово и приятно принимать любовника в себя. У дракончика случился переворот в мировосприятии. Что весьма ярко отразилось на его лице, все-таки живая мимика была у мальца.

Шульдих, признаться, многое потерял, потому что в такие моменты зрение несколько подводило. Зато всплыла мысл, что хорошо бы мальчишку не убить собственным стенобитным орудием. А потому - рывок в сторону, перекатываясь на спину, позволяя мальчишке расположиться верхом. Правда, не учёл оберштурмбанфюрер, что при таком раскладе в первый момент проникновение будет максимальным. Но Са, вроде, от боли не кричал, потому просчёт можно было оставить незамеченным.

Зато в момент смены диспозиции Са возмущенно и немного растроено зашипел, чтобы в следующий момент, со всей драконьей дури насадившись на любовника, взвыть от восторга. Упирается ладонями в грудь отца приноравливаясь к тому как двигаться приятнее.

И с ходу выбирает довольно-таки жесткий вариант, с приличной амплитудой и скоростью. Да и двигаться начал весьма уверенно, так что и не скажешь, что мальчишка только с девственностью распрощался. Зато вполне можно было бы предположить, что в мальце спит мазохист в ожидании своего часа.

От переизбытка чувств Шульдиху невероятно хотелось выругаться. Но не получилось. Видимо, мозг без участия хозяина решил хоть в этом проявить заботу о мальчишке и не выливать на него отборную солдатскую восхищённую ругань. Ладони сами собой легли на бёдра Самаэля, помогая двигаться, чуть ускоряя и увеличивая амплитуду. Взгляд совершенно звериных неожиданно жёлтых глаз ни на секунду не задерживается в одной точке - скользит по телу любовника плотоядно. Будто бы Шульдих жалеет, что не может проникнуть ещё глубже, взвыть ещё больше.

Всякий раз когда взгляд желтых глаз встречается со взглядом голубых, сейчас уже темно-синих, как ночное небо, мальчишка вздрагивает всем телом. Словами не передать сколько удовольствия приносит этот, почти физически ощутимый, взгляд фон Кирхена. И, будто читая незатейливо прямые мысли отца, резче опускается на член мужчины, пропуская в себя так глубоко, что может показаться, что скоро Шульдих проткнет его насквозь.

Са стонет так громко и сладко, с какими-то звериными нотками, что оставшиеся в живых соседи, должно быть скончались от разрыва сердца.

Сначала закончились цензурные мысли. Теперь вот - и нецензурные иссякали. Оставались только голые эмоции, чувства и ощущения. Давно фон Кирхену не было ТАК хорошо. Давно он не чувствовал ничего подобного. Наслаждения, власти, эстетического удовольствия. Давно огромный зверь-самец столь сладострастно не владел кем бы то ни было. И всё-таки позиция снизу Шульдиха не слишком устраивала. Прижимая к себе мальчишку, снова переворачивается, оказываясь сверху и тут, чувствуя себя окончательно на своём месте, выжимает из себя максимум скорости, мощности и амплитуды, едва не захлёбываясь рыком.

Самаэлю снизу тоже куда более комфортно. Во-первых, не мешают дрожащие от перенапряжения руки и спина. А, во-вторых, чувствовать на себе вес и мощь огромного зверя было до одурения приятно во всех смыслах.

Крепко обнимает Шульдиха, вжимаясь в него всем телом. Раскрывается перед мужчиной, чтобы принять в себя как можно больше. Самаэлю так хорошо сейчас, что единственная осознанная мысль в его голове - лишь бы папа не остановился.

Мальчишку скручивает от дикого, горячего, сладкого напряжения внизу живота. Он силится выдавить из себя хоть звук, но толком ничего не выходит. Только предоргазменное напряжение сдавливает грудь, мешая дышать и, достигнув критической точки, выплескивается напалмом по всему телу и горячим, юношеским семенем на грудь и живот оберштурмбанфюрера. Са практически орет от удовольствия и с какой-то остервенелостью продолжает двигаться под Шульдихом.

Шульдих же на удивление держится. Как будто перед ним стоит какая-то совершенно иная цель. Он не спешит позволять себе кончать, будто копя наслаждение для чего-то более важного. И усомниться в том, что герру оберштурмбанфюреру действительно хорошо, было невозможно. Слишком пламенный взгляд, слишком красноречивы стоны-крики, слишком фанатично и безжалостно двигается он, буквально вколачивая мальчика в кровать, рискуя повторить давнишний инцидент.

Са целует-кусает плечи Шульдиха, гладит-царапает его спину, сжимает его ягодицы, словно выпрашивая еще немного этого сумасшедшего наслаждения.

В те редкие моменты, когда картинка не плывет перед глазами Са буквально пожирает взглядом отца. И скажи ему кто, что этот мужчина не прекрасен - Самаэль угрохал бы этого чурбана на месте. Дракончик сейчас окончательно и бесповоротно влюбился в отца. На беду последнего, наверное...

Стараясь хоть как-то заглушить совершенно нечеловеческий крик, Шульдих впивается зубами в плечо мальчишки, едва балансируя на той грани, когда ещё немного и тонкая кожа хрустнет под острыми клыками фон Кирхена. Кажется, некий двигатель внутри сломался, и механизм-Шульдих отчаянно набирал скорость не в силах остановиться. Рано или поздно всё должно взорваться к чёртовой матери, разлететься осколками. Но для этого нужно достигнуть невероятной точки кипения, которая, кажется вот-вот проявится, но нет, сколь бы самоотверженно и безумно ни двигался Шульдих, всегда оставался ещё какой-то мизерный резерв.

- Па... - стонет-хрипит Самаэль на ухо оберштурмбанфюреру. - Папочка...

Смесь исконно детского изумления и бесбашенной радости в голосе Са, хорошо приправлена страстью и жадностью. Мальчишка не менее самоотверженно двигается вместе с мужчиной. Только от зашкаливающего удовольствия перед глазами сгущается темнота, пульсируя желтыми глазами-звездами.

- Я... - Са выгибается дугой, замирая на несколько секунд. По всему телу пробегает крупная дрожь и мальчик обмякает под любовником. Выражение лица у него затраханно-счастливое, с тенью досады на то, что снова закончился раньше.

По крайней мере теперь Шульдих был уверен, что Са доволен и что ему пока хватит. А потому - ещё несколько рывков, и можно позволить себе изогнуться дугой, вжимаясь бёдрами в бёдра мальчишки и, не в силах даже выдохнуть, захлебнуться собственным нереально мощным оргазмом. Несколько секунд Шульдих даже пошевелиться не мог. А потом - аккуратно подался назад, покидая тело любовника и увалился рядом на кровать, тяжело дыша.

Са едва слышно застонал и недовольно поджал губы, когда почувствовал, что приятная тяжесть исчезла. Правда на этом подавать признаки жизни дракон перестал. Разве что дышал часто и поверхностно. А так - загляденье просто! На щеках румянец, губы припухшие и алые, все тело в синяках да ссадинах, кое-где в потеках собственного семени, в позе звезды раскинулся...

Кирхен придирчиво осмотрел себя. Отметил, что крови многовато на нём, а значит - надо мальца штопать. Ну, не прямо сейчас, конечно. Пусть сначала отдохнёт, отдышится...

- Мазь твоя... - осторожно поинтересовался он, - в сумке, да? Я тебя немного того... помажу, чтобы ты через полчасика ходить смог. Хорошо?

Са дрожащей рукой ткнул в сторону ванной, где собственно оставил аптечку. Мысли ворочались с трудом, про язык вообще говорить сложно было. Потому объяснить какой из шести тюбиков нужный, а они просто были подписаны, мальчик не мог. А листок с описанием Шульдих сам изничтожил.

В принципе больно ему не было. Только слабость и острые вспышки удовольствия накатывали раз за разом.

Шу подтянул джинсы, застегнул ремень. "И зачем, спрашивается? Только застегну - снова расстёгивать приходится ведь..." В ванной обнаружил те самые тюбики и решил выяснить какой из них нужный методом узнавания. Будет, как идиот, показывать из Са. Если кивнёт - значит тот, что нужен. "Мне кажется, или я действительно идиот?"

Дракончик понемногу приходил в себя. Для начала оценил размах ощущенческой катастрофы. Если анестетик прекратит действовать сейчас - Са придется очень туго. С другой стороны отец спрашивал про мазь... Мальчик обнял колени и прикрыл глаза, блаженно улыбаясь.

- Так, а теперь тупо ткни пальцем... хотя нет, лучше не тупо, а осознанно... чем в общем тебя мазать, Са? - Шульдих для удобства разложил все шесть тюбиков перед мальчишкой.

Са приоткрыл глаза, прищурился. А затем по очереди ткнул в три из них.

- Смешай, - улыбнулся. - Кровь наверное идет. Перестанет.

- Ферштэйн, - кивнул мужчина и со всей серьёзностью на медицинском стёклышке в равных пропорциях смешал три мази. - На живот перевернись, родной. Понимаю - не романтично. А что поделаешь?

Самаэль послушно выполнил указания. Только хихикнул тихонько.