ТИНА

Это была рядовая командировка в Питер. Надо было доработать одно из моих устройств, внедрённых на солидном местном предприятии. С собой я взял одного инженера для отладки и пару молоденьких монтажниц, чтобы они могли работать в две смены. Вернее, совсем молоденькой была одна из них, а вторая – молодая мама, в первые же дни попросила меня об одолжении: если она за несколько дней сделает свою часть работы, выкладываясь на двести процентов, отпустить её домой досрочно, чтобы она могла спокойно побыть несколько дней со своим ребёнком. Чадолюбие всегда вызывает в нас умиление и мягкотелость. Я согласился. Через несколько дней она уехала, и нас осталось трое. Мы жили в неплохой гостинице, в центре, и, поскольку приехали не из глухой провинции, и в Питере бывали часто, по вечерам, бывало, просто отдыхали в номере, с запасом хороших напитков. После отъезда одной монтажницы, оставшуюся девочку Олю, с её согласия, перевели в другой двухместный номер, в котором уже жила интересная дама. Рассказываю об этом достаточно нудно и подробно, чтобы лишний раз подтвердить: в этом мире случайностей нет!

В один из вечеров, который мы собирались скоротать в моём, самом просторном номере, наша милая девочка пришла не одна. За ней, сильно смущаясь, вошла высокая красивая брюнетка лет тридцати, с яркой кавказской внешностью. «Грузинка! » – я не сомневался ни секунды. В руках она держала пакетик, из которого кокетливо торчала головка бутылки коньяка. «Это моя соседка по номеру Тина» – затараторила монтажница – «она живёт здесь уже второй месяц, и ей очень одиноко. Можно она посидит с нами? » Я с важным видом посмотрел на пакетик и сказал: «Если в нём «Греми» - то можно. Греми – единственный сорт из не очень любимых мною грузинских коньяков, который менее или более нравится. У Тины округлились глаза, и она медленно достала из пакета бутылку Греми. Угадал, 1 – 0, отметил я про себя, а вслух сказал по-грузински:

– Гамарджёба. Рогор а хар (здравствуйте, как дела)?

– Каргия (хорошо)! –  машинально ответила Тина, но при этом испуганно сделала шаг назад. Лишь позже я понял причину её испуга. Она не знала, что я полностью исчерпал свои, мягко говоря, неглубокие знания грузинского языка, и решила, что я имею какое-то отношение к её родине.

– В детстве я четыре года жил в Грузии – поспешил я успокоить Тину – вот некоторые фразы и застряли в голове. Садитесь, в ногах правды нет. «Но правды нет и выше» – добавил я про себя, оглядывая её стройную фигуру.

– И где же Вы жили? – мягко поинтересовалась Тина. Голос у неё был низкий, тембр приятный, с еле уловимым грузинским акцентом, а манера говорить – неторопливая, с достоинством.

– Два года в Кутаиси, и два года в Телави. Но меня увезли оттуда в десять лет.

– Интересные и красивые места.

Тина мне понравилась. Весьма. Я быстренько мысленно воздал хвалу господу: «Спасибо, Господи, что не забываешь раба твоего, и посылаешь ему такие шикарные подарки! » и прямо физически почувствовал, как большой павлиний хвост начал распускаться за моей спиной. Я был весел, остроумен и понимал, что мои симпатии взаимны.

– Простите, что я так беззастенчиво напросилась в вашу компанию, но очень тяжело одной, и когда ваша Оля предложила пойти с ней, я не устояла.

Вечеринка пошла своим чередом, и вскоре, за коньяком и фруктами, я уже знал печальную историю, почему Тина месяцами живёт в холодном Санкт Петербурге, вместо солнечной Грузии. Тяжело больна её девятилетняя дочь Тамара. Шансов спасти её дома, практически нет, а здесь есть надежда. Дочь месяцами должна находиться в условиях стационара и Тина всё это время живёт в Питере, все дни проводя с дочкой, и только вечером возвращается в гостиницу. Здесь ей тоже не весело. Чаще всего вечера она проводит одна, лишь изредка выбираясь в кино или просто на прогулку. Друзей и знакомых в Питере у неё нет. Я на секунду представил тоску этой молодой женщины и содрогнулся. Стало понятно, почему ей так захотелось в нашу весёлую компанию. Нежность к этой незнакомой женщине захлестнула меня, и я пригласил её на медленный танец. Двигалась Тина великолепно. Я вообще, когда впервые вижу женщину, сразу смотрю на её осанку, и как она двигается. Мне это говорит о многом. Тина была королевой. Зашла речь о её муже. Бизнесмен из Тбилиси, способен оплачивать лечение дочери и вынужден мириться  с проживанием жены вдали от дома. Ревнивый джигит, запрещает Тине всё, кроме дыхания и возможности сидеть рядом с постелью больной дочери. Это было ясно и без её слов.

Мы непринуждённо говорили на всевозможные темы. Я рассказал, как мальчишкой успел полюбить Грузию, её горные реки и необычайной красоты горы, где бывал и где находятся любимые места. Оказалось, что у нас много общих любимых мест на её родине, любимых книг, любимых мелодий. Постепенно вечеринка подходила к логическому концу. По пылким взглядам, которыми монтажница Оля обменивались с инженером, я понял, что они не долго будут скучать, если я пойду провожать Тину в её номер, и, вернувшись, явно не застану сладкую парочку в своём. Как только Тина сказала, что ей, пожалуй, пора, я тут же вызвался в провожатые. Она не возражала.

Следом за Тиной я вошёл в номер, мягко повернул её к себе, посмотрел в огромные карие глаза, и со всей возможной нежностью погладил волосы. Секунду она переводила взгляд с одного моего глаза на другой, потом, чуть приподняв голову, подставила губы для поцелуя. Через минуту мы сели на кровать. Надо ли говорить, что в этот момент я ни на йоту не сомневался, что Тина уже моя, и что ночь эта прекрасная женщина проведёт в моих объятьях? Тина не просто отвечала на мои поцелуи. Её била дрожь, она глубоко дышала, и я боялся, что бедняга просто потеряет сознание. Я потрогал губами её нежное ушко, поцеловал изящную шейку, и потёрся носом о ложбинку великолепного бюста. Однако, как только я положил руку на необыкновенно соблазнительную коленку, она вдруг явно через силу произнесла:

– Умоляю, не надо.

Желание дамы – закон! Я убрал руку, в очередной раз погладил её волосы, и, насколько позволяло волнение, участливо спросил:

– Что-то не так?

Чувствовалось, что желание уже бурлило в ней, а темперамент рвался наружу, и, тем не менее, она медленно, с трудом, повторила:

– Умоляю, не трогай меня сегодня.

Я вздохнул с облегчением: «сегодня», значит не всё потеряно. Возможно, в этом месте повествования стоило бы заметить, что «все мужики сволочи», и что «всем им только одного и нужно»,   но это было бы явно несправедливо. Желание, явно, взаимное. Другое дело – возможности.

– Ты не можешь сегодня? Вопросы здоровья?

– Нет, не хочу лгать. В этом плане – всё в порядке. Просто, у меня никогда не было другого мужчины, кроме мужа. Если это произойдёт сегодня, мы больше никогда не увидимся. Я больше не смогу проводить с вами время. Стыд убил бы меня. Пойми, мне здесь так плохо. Месяцами ни родных, ни друзей, и только ужасные мысли о болезни дочери. Всё время одна. Временами мне кажется, что я тоже умираю…

Тина смотрела мне прямо в душу. Её фантастические глаза были полны слёз. Их было столько, что я никак не мог понять, почему они не вытекают, но в этот момент она опустила голову и горькие виноградины хлынули вниз.

– Ты даже не представляешь, что значил для меня сегодняшний вечер – продолжила Тина – сказать, что это отдушина – ничего не сказать. Первый раз за долгие недели мне было тепло, почти как дома. Я до ужаса боюсь потерять тебя. Не лишай меня возможности ещё пару дней пробыть с вами. Ты первый мужчина в моей жизни, с которым я вдруг захотела узнать, а что такое вообще «другой мужчина». Я действительно хочу этого, но не сегодня. Прошу тебя! Когда вы уезжаете?

– В пятницу, во второй половине дня.

– Если ты не передумаешь, в четверг вечером приходи ко мне. Я буду очень ждать.

Её рука нежно погладила мои волосы. Я поцеловал эту руку, пожелал спокойной ночи и вышел из номера. Всё это было настолько необычно, что я даже решил поверить, что она не только никогда не изменяла мужу, но и до мужа не знала никаких мужчин. Идя по коридору, я размышлял про то, какие сюрпризы нам временами преподносит жизнь.

– Вот и не верь после этого в чудеса – сказал вполголоса сам себе и с улыбкой зашагал в свой пустой (в чём я не сомневался) номер.

Всё оставшееся время я старался уделять Тине максимум внимания. Вечерами водил её по своим любимым местам города (благо, я прекрасно знаю Питер), катал на лодке по Фонтанке и каналам, мы ужинали в каких-то маленьких кафе, ходили по антикварным магазинам, пили кофе. Но этот день всё равно пришёл. Приполз? Примчался? Я ждал его, не скрою. Более того, всё это время мне пришлось усилием воли выбрасывать из головы различные этические заморочки, которые возникали с назойливостью ночных комаров. Сомненья прочь! Она хочет этого. Ей это нужно.

В четверг вечером мы собрались на прощальную встречу. Вечеринка получилась какой-то грустной, разговоры не клеились, и вскоре инженер и Оля под разными предлогами исчезли из моего номера. Тина улыбалась, но было видно, что ей не весело. Я погладил её волосы.

– Ты не передумал? – она опять смотрела мне прямо в глаза.

– Нет, и не передумаю, даже под дулом пистолета.

Я сам не знал: толи пошутил, толи так бы оно и было. Скорее последнее.

– Пойдём ко мне в номер – вдруг сказала она – Оли там не будет, я знаю точно.

Я удивился.

– Разве здесь плохо?

– Здесь очень хорошо, но я хочу, чтобы потом уходил ты, а не я. Мне это надо.

В номере Тина сильно приглушила свет, и мельком вопросительно взглянув на меня, почти сразу начала раздеваться.

– Подожди, мужчина не торопится – попытался пошутить я, и нежно прижал её к себе. Она стояла полуголая и временами вздрагивала, как от холода.

– Давай помогу!

Я стал раздевать её, осыпая поцелуями каждую оголившуюся клеточку, и, уложив на кровать, быстро разделся сам, не переставая целовать действительно прекрасное тело. Я старался быть очень нежным, и это давалось без труда. Меня забавляло, как она вздрагивает при каждом прикосновении, но когда я зарылся лицом между её бёдер, она вдруг выгнулась дугой и замерла как в каталептическом ступоре. А там нежно пахло женщиной, именно такой женщиной, запах которой мне очень нравился. Её феромоны сводили с ума. Это была МОЯ женщина. Я не хотел вынимать лицо и только глубоко втягивал в себя воздух, а она не могла пошелохнуться и замерла, сильно запрокинув голову. И только  когда я коснулся губами того места, где скрывалась её самая нежная кнопочка, она рухнула спиной на кровать и её несколько раз сотрясла крупная дрожь. Тина притянула меня к себе, и я понял, что она больше не хочет ждать. Я сделал так, как она хотела, но сразу, после нескольких движений, у неё наступила развязка. Решив про себя, что несколько переборщил с прелюдией, я дал ей возможность передохнуть, чтобы у неё не возникло неприятных ощущений (знаю, у некоторых женщин так бывает, если продолжить сразу после её оргазма). Когда я, со всей возможной осторожностью, двинулся дальше, сразу понял, что милая Тиночка старается сделать всё, чтобы мне было хорошо. Осмелев, я рванул во всю мощь. Минуты не прошло, как я увидел огромные удивлённые глаза Тины.

–  Что-то не так? –  Испуганным голосом спросила она.

– Всё в порядке, милая, всё хорошо. – Я замер.

– Скажи мне правду, что со мной не так? Тебе плохо, неприятно?

– Боже, с чего ты взяла? Всё замечательно!

– Неправда! Тогда почему ты – она поперхнулась словами – почему ты не кончаешь? –  выдавила она наконец и повернулась к стенке.

–  Милая, я просто не привык так быстро, правда!

Она опять стала смотреть мне в глаза: не обманываю ли.

– Но, раз уж мы об этом заговорили – продолжил я – Мне можно…

– Да, за меня не волнуйся, сегодня всё можно. Только, пожалуйста… я долго не смогу…

Грустные слова «Тебе пора» Тина сказала задолго до рассвета. Всё было прекрасно, она купалась в моих ласках, но с какого-то момента вдруг стала печальной и задумчивой. Когда я оделся, взяла мою руку и, поцеловав её прошептала: «Спасибо».

–  Утром пойду в больницу, а когда вернусь, вас уже просто не будет. Я буду всю жизнь помнить этот прекрасный сон.

– Я тоже не забуду этот сон. Прощай!

Поцеловав её, я пошёл к выходу, но уже почти стоя в дверях не удержался:

- Мне очень жаль, что ты отложила наше свидание на последний день. А ты не жалеешь?

- Не знаю, пока не успела. Ты ещё рядом, постель пахнет тобой, и меня переполняет - тут она на секунду замолчала явно подбирая слово - фантастическое послевкусие. Завтра, когда тебя здесь не будет, я буду жалеть, знаю, страшно.

Я прикрыл за собой дверь и, шагая по длинному гостиничному коридору, размышлял о необычайной гибкости женской психики. Было грустно. Я знал, что больше никогда её не увижу, и никогда не забуду. А как она поступит со своим сном дальше – решать ей.

Минск.   2009 г.