Голубка моя. Глава 9

Глава 9.                

Катя. 2035 год.

Когда это началось? В двадцать пять, в тридцать, сорок, пятьдесят лет?   Почему я раньше не замечала? Но случилось то, что случилось.

С Серёжей мы больше не живём. Существуем под одной крышей, пользуемся одним входом, кухней, ванной, но разделили свои спальни. И всё. Такое впечатление, как будто в доме кто-то умер.

Как это всё осмыслить? Я была так счастлива. Жила так, как хотела. Ничего не замечала вокруг. Была увлечена работой. Дело в том, что по моему сценарию «Голубка моя» вначале сделали фильм, потом отсняли телевизионный сериал, и теперь я уже стала писательницей, сценаристом. И стала знаменитой. А Серёжа, когда я затеяла это дело, смеялся надо мной, думая, что это всё игрушки жалкие, что надо заниматься бизнесом, политикой.

А его журнал наоборот, вдруг резко стал терять свою популярность, читателей, подписчиков почти не стало, рекламодатели рекламу в непопулярное теперь уже издание давать не хотят, и журнал фактически убыточен. Когда-то я ему советовала, объясняла, что нужно делать журнал не вообще для всех, а для конкретной аудитории, что у него может получиться журнал для мужчин.

Но он не только в последнее время, он и раньше не слушал меня. Вначале я стала его раздражать, а потом к этому бесконечному раздражению прибавилась ещё и дикая ревность ко всем, ко всему, к моей работе, к мужчинам, с которыми я невольно по работе общаюсь. И не только к настоящему, и уже самое смешное, что даже к прошлому. Которое, он, кстати, хорошо знал. Стал вдруг ревновать к Андрею, например, с которым я даже не целовалась. Но, поди, докажи ему. Вся моя сексуальность, которую раньше он так обожал, теперь превратилась в распущенность, в разврат. Он сам себе объяснил, и теперь на сто процентов уверен, что до него у меня была куча мужчин, а потом, всю нашу совместную жизнь после свадьбы, я всё время ему изменяла. Когда, где? У нас у обоих всё всегда было на виду, не было никаких тайн. Но он зовёт меня теперь не иначе как проститутка, или совсем уж бранными непечатными словами.

Я понимала, что эти его комплексы тянутся из юности. От той Полины, с которой он встречался до меня, и которая ему изменила, бросила его, уйдя к другому и оставив огромную рану в его душе.

Но разве это оправдывает его отношение ко мне? Почему мне теперь не отмыться до конца дней своих из-за какой-то Полины? Когда это началось, первое время я оправдывала его, даже жалела, списывала всё на эту его неудачу в жизни, на психологическую травму, потом на возрастные изменения, но больше – не хочу. И у меня тоже после всех этих скандалов, как будто глаза открылись, и отношения к нему тоже изменилось. Ведь я женщина. Разве можно меня обижать, оскорблять? Больше не хочу! Хочу, чтобы он был мужиком, чтобы в доме был хозяин, чтобы он больше занимался детьми. Не хочу больше быть сильной, активной в любви. И в доме, и в постели хочу быть женщиной, слабой, нежной, хочу, чтобы меня ласкали, любили. И вот, пожалуйста, вместо сильной, широкой доброй спины, за которую мне так бы хотелось спрятаться, брань, ругань, подозрения.

Так больно!

Вот уж точно говорят: пришла беда, отворяй ворота. И у Петьки тоже дела пошли вразнобой, он вдруг потерял цель в жизни, ничего не хочет, ни к чему не стремится. Глаза грустные, вид унылый. В бизнесе сразу это отразилось. Там же нельзя останавливаться, надо бежать, бежать, всё время только вперёд. Быть в курсе всего нового современного , стараться внедрить эти достижения в работу своей фирмы. Тем более, дело-то у него какое – компьютерная фирма, на острие прогресса. Ну и как там можно быть на острие с такими глазами, с таким унылым видом. В бизнесе надо гореть, иначе ничего не выйдет. Поэтому его фирмочка на ладан дышит, так существует, еле-еле концы с концами сводит. И мой «Модный дом» он тоже перестал контролировать, и его продала, оставила только несколько помещений, сдаю в аренду.

Наши маленькие близнецы, которые родились тогда, после путешествий, вдруг разом расхотели учиться, бросили престижный университет, вернулись из Лондона домой, и заявили, что пойдут служить срочную службу в армию. А сейчас старательно шляются по ночным клубам.

Такое впечатление, что я всё время шла, шла прямой, широкой дорогой, и весь путь далеко вперёд был виден и ясен, и вдруг соскочила на какую-то другую дорогу, параллельную, узкую, кривую, беспросветную, и что там впереди, что за всеми этими деревьями, за этим лесом, за поворотами не видно и непонятно. И от этого ждешь впереди от жизни, от будущего только плохого. Я понимаю, что надо как-то это всё осмыслить, и что-то сломать, повернуть. И как это я со своим оптимизмом, с моими жизненными силами забралась в такую яму?

Приезжала Анжелка из Парижа, я её не просила, сама прилетела,   захотела нас помирить, его образумить, но подлила только масла в огонь. Однажды, чтобы помочь мне, стала рассказывать Серёже, что я его очень люблю. Так он даже слушать её не стал, как закричит на неё:

- Ничего ты не знаешь! Я приезжаю из командировки, а у неё плётки  в нашей постели!

Убежал, расшумелся, когда мы пошли за ним, закрылся в своей комнате, и ни в какую не стал даже объясняться, разговаривать ни со мной, ни с Анжелкой. Хуже того – её уже попытался оскорблять. Через дверь стал Анжелке кричать, ты, мол, такая же, как моя жена, и «скажи мне кто твой друг, и я скажу тебе кто ты».

Мы с Анжелкой долго вспоминали, мучились, недоумевали, какие, такие плётки? Сумасшествие какое-то! Потом она вспомнила, что когда-то в один из её приездов из Франции, она осталась ночевать у меня. А до этого у неё была сломана рука, и уже срослась, но сильно болела, прошло больше восьми месяцев, а боль не проходила, особенно по ночам. И у неё был мягкий плетёный пояс, она замотала руку шерстяным платком, потом сняла пояс с брюк и укрепила платок. В ту ночь мы вообще не спали, пили кофе, бальзам, бродили из кухни в спальную и проболтали до утра. Когда она уходила, размотала платок, пояс, и он упал, завалился куда-то под кресло. Я вообще эту историю забыла, а Анжелка вспомнила, потому что в отеле она стала искать этот злополучный пояс. И она решила объяснить, рассказать всё Серёже, как было на самом деле, что это её пояс, и что она его оставила.

Так он не слушал её, бегал от неё по дому, затыкал уши, кричал на неё и ревел, как раненый зверь:

- Вы всё вместе придумали! После того, как я рассказал! Чтоб вместе меня обмануть! И не надо оправдывать её! Не надо мне ничего рассказывать! Ты всё врёшь! Ты такая же проститутка, как она!

В общем, у него была истерика.

Я поняла, что мне, моими собственными усилиями прошлого вернуть не удастся. Что это может сделать только сам Сергей. Что дело не во мне, не в наших отношениях, что это у него разыгрался комплекс неполноценности. И только он сам может победить этого зверя, съедающего его изнутри. Он сам должен помочь себе. За время всех этих скандалов, за время нашей с ним размолвки, я поняла, убедилась, что ревность появляется от неуверенности.

Да, я всё ещё любила его, но бороться за любовь у меня уже не было никаких сил, и, самое главное, никакого желания. Наверное, я почувствовала, что все мои усилия будут бесполезны. Было такое ощущение, что эта книжка прочитана, последняя страница перевёрнута и книга закрыта навсегда. А что будет дальше, не знает никто.

Всё самое плохое у меня теперь было дома, а за его стенами мне, постепенно, стало интересно жить, я нашла себе занятие по душе, я общаюсь с моими подругами, пишу сценарии, режиссёры с удовольствием берут их,   делают фильмы, сериалы. Все мои фильмы только о любви и счастье, но когда я пишу, со мной и с моими героями начинают происходить реальные чудеса, нас заносит в разные эпохи, в разные миры. Вот сейчас все мы живём уже по восемьдесят лет и не стареем, мы остались такими же, какими были тогда, когда я начала писать.

И отношения у нас, тоже, как будто заморозились, все, кто остался в моих сценариях, все дружат и любят так же, как и раньше и так же интересны друг другу и общаются по-прежнему. И у каждого обязательно есть интерес к жизни и цели и силы, чтобы идти к этим целям.