Снова вместе. Из сборника Рассказы голые все вместе

С чего Милохе понесло через весь город, когда на улице снежный ад? Все очень просто - взяло и понесло. В гости сходить, начальство бывшее повидать. Чего греха таить - попытать удачи в трудоустройстве. Все-таки Рихарду было как-то не весело самому на себя работать. Душа требовала начальства с твердой рукой. Обо всем остальном твердом мужчина предпочитал не думать. Вести машину в такой снегопад, погрузившись в грёзы - чистой воды самоубийство. А умирать Рихарду надоело.

Припарковав машину, ирландец постоял, покурил глядя куда-то вверх и решительно потопал на восьмой этаж, где проживал где оберштурмбанфюрер фон Кирхен. Погипнотизировал взглядом дверь и вжал кнопку звонка.

Шульдих поболтал перед глазами пустой коньячной бутылкой, нехотя отшвырнул куда-то в угол, поднялся с насиженного тёплого места и поплёлся к двери. Не то, чтобы он не был рад гостям, просто гости были не всегда радостные. Последний раз ему чуть не пришлось отстреливать двух свидетелей Иеговы, в поза прошлый - бригаду, рекламирующую пылесосы. Вот нахрена ему второй пылесос? Использовать, как вакуумный увеличитель члена? Или для разнообразной дрочки? Кажется, ни на то, ни на другое оберштурмбанфюрер не жаловался.

Не глядя в глазок немец открыл дверь и... охренел. Проморгался и охренел ещё раз.

- Это я до зелёных чертей напился, или всё-таки связист своё драгоценное... в общем себя начальству явить изволил?

- Так точно, герр оберштурмбанфюрер, - улыбнулся Рихард. - Явился.

Ирландец выглядел как-то не так. Вроде все при нем - повязка на правом глазу, чуть прищуренный левый глаз, улыбка, выглаженная рубашка, сверкающая обувь. А выглядит как-то слишком неправильно. Не по-рихардовски - не нагло и не самодовольно.

- Р-разрешите войти?

- Проходи, - дружелюбно улыбнулся Шульдих и сделал шаг назад, пропуская в квартиру. - С чем пожаловал? С хорошим настроением или с полной боевой готовностью для штурма моих мозгов?

- С хорошим настроением, - не задумываясь, ответил мужчина. Проходит в квартиру, разувается. - В гости решил зайти. Давненько мы не виделись...

- Да уж, давненько... - почесал переносицу, прикидывая - сколько. Прикинуть не получалось. Видимо - действительно давно. - Ну, ты это... проходи. Есть, пить - будешь?

- А что нынче пьем? - скосил глаз на немца. Не без интереса.

Признаться, что делать дальше Рихард не знал. Ну, пришел. И что? Мужчина задумчиво смотрит на Шульдиха, а потом умиротворенно улыбается.

- Нынче у нас в меню коньяк, коньяк и... коньяк, - разводит руками. - В последнее время совершенно руки не доходят пополнить бар. Даже кофе не всегда себе успеваю купить. Немного завертелся, если честно. А ты как? Надеюсь, дурью маяться перестал?

- А я тихо-мирно, - пожимает плечами Рихард. Выбивает из пачки сигарету и подкуривает. - Много времени, мало забот. Наверное, перестал дурью маяться.

- Это, скорее всего очень хорошо. Слышал, бизнесом своим занимаешься, деловым стал. Нет, ну с твоими мозгами - грех не попробовать. А раз получилось, значит действительно чему-то научился, - Шульдих носился по кухне, доставая, споласкивая, вытирая стаканы, доставая из шкафчика коньяк. Потом перевёл взгляд на Рихарда, осмотрел с него до головы. Нет, действительно изменилось что-то. - Ну, ты чего стоишь, как не родной. Садись. В ногах правды нет. А в заднице - иногда можно найти долю истины.

- Занялся, - кивнул. - Не могу без дела сидеть, - крепко затягивается и садится на стул. - Хотя сейчас почти все пришлось свернуть - церковь свирепствует. Так что работы, как таковой, практически нет.

- Не с твоими данными жаловаться на безработицу, - фыркнул Шу, разливая коньяк по стаканам. - Никогда не поверю, что ты не можешь найти работёнку по себе.

- Я тоже так думал первое время, - усмехнулся Рихард. - Самомнение у меня сам знаешь какое, - рассмеялся, - было. А потом зубы пообломал. Как оказалось никому не нужен бывший связист. Нет на нас, связистов, спроса.

- Хреново... - почесал щетинистую щёку, явно погружаясь в размышления. - Ну не связист, так секретарь... Почти одно и то же. Или не то?

- Ага, - весело фыркнул. - Только вот я, досада-то какая, не пышногрудая блондинка модельной внешности, - сбивает пепел в пепельницу и снова затягивается. - Вот такие пироги, Шульдих.

- Хреново тебе, - вздыхает немец и опрокидывает в себя стакан пойла. Чуть кривится, отбирает у Рихарда сигарету, затягивается и возвращает связисту. - Хотя я и сам зашиваюсь. Ну не хватает усидчивости с бумажками возиться. Это я почти намекаю. Почти - потому, что сам не уверен. Память у меня хорошая.

- Никогда не сомневался, - отсалютовал стаканом и одним махом выпил коньяк. Выдохнул, поморщившись, затянулся. - А что за бумажки? - посмотрел на немца. - Если в моей компетенции - могу и так помочь. Все равно бездельничаю.

- Да всякая дрянь по работе. Отчёты по расходам, рапорты, апелляции... - покачал головой. - В общем дрянь всякая. Я с этой хернёй даже ботинки не успеваю начистить. Сам себя за это убить готов.

- Погано тебе, Шульдих, - побарабанил пальцами по столу. Потушил окурок, подкурил новую сигарету. - Если позволишь - я помогу. Бумажная волокита, все-таки, моя стихия.

- Ты ко мне на работу устраиваться, или как? - прищурившись, Шульдих постарался постарался посмотреть на Рихарда иначе, и понял, что таких вот смиренно-жизнерадостных видывал своё время в отделе кадров. - Только по-честному.

- Это был последний пункт в списке причин, - улыбнулся Рихард разводя руками. - Серьезно, я не за этим приехал, - склонил голову к плечу. И ведь правду говорит ирландец, по взгляду видно.

- Нет, ну что не за этим - оно понятно, - усмехнулся и налил ещё по единой. - А вот зачем - не понятно, - лукаво усмехнулся.

- Я недавно обнаружил, что умею смущаться, - и вроде как предупреждающе, но слишком уж весело вышло. - Так вот сейчас начну краснеть и запинаться называя причину.

- Угу. Значит - соскучился, - совсем уж разулыбался и, чтобы не слишком уж непростительно сиять - снова приложился к выпивке. И как всегда всё опошлил. - Или засвербело где, и ты решил попытать удачу?

- Соскучился, - хлопнул коньяк, как воду. Заодно скрывая моську нашкодившего школьника. - Засвербело - шло третьим пунктом, - зажмурился, крепко затянулся несколько раз. Заодно полюбовался на улыбку немца, пока дым не расползся в разные стороны.

- А на втором? Мне уже прям интересно, - тыльной стороной ладони вытер капли коньяка с губ и подбородка.

- На втором? - почесал подбородок. - Второй пустует. Я решил, что соскучился и засвербело стоит чем-то разделить. Но так и не придумал чем, - хмыкнул.

- Вот оно что... - хмыкнул и затянулся. - С чего начнём? Ну, то есть с конца списка или с начала? Я сегодня дед мороз, выполняю почти все желания.

Рихард как-то странно посмотрел на немца. Со смесью недоумения и самоиронии.

- Еще по одной и проблем с макулатурой у тебя не будет. А там как карта ляжет.

- Хорошо. Понял. Наливаю, - немец не медлил - тут же наполнил стаканы. Шульдих, признаться, в глубине души даже радовался такому развитию ситуации. Больно сентиментальный оказался. Пришлось признаться себе, что тоже соскучился по Рихарду в целом и по некоторым частям тела в частности.

Милохе снова отсалютовал стаканом и так же одним махом выпил коньяк. Вздрогнул, зажал сигарету в зубах и поднялся со своего места.

Нет, все-таки изменился связист. Проще, что ли стал?

Залпом выпивает и этот стакан, занюхивает рукавом.

- Так что ты там говорил? Соглашаешься со мной работать?

- Рисковый ты человек, Шульдих, - улыбнулся ирландец. - И я такой же. Соглашаюсь.

- И рубашки мне гладить будешь? - прищурился лукаво и облизал пересохшие губы.

- И обувь чистить, - крепко затянулся, глянул с ноткой укоризны, - раз уж сам не успеваешь.

А вот это как-то не правильно подействовало. Something goes wrong. Шу как-то совсем недобро глазами сверкнул.

- Ты меня ещё упрекни в этом. Сам уволился.

- Нет-нет-нет... Стоп! - Милохе замахал руками. Разлил коньяк по стаканам, сунул один в руку немца. - Мы это уже проходили. И пришли к выводу, что я сам виноват, - посмотрел в стакан. - Давай в этот раз не с разборок работу начнем? - протянул стакан и легонько звякнул им об стакан Шульдиха. И смотрит с надеждой так.

- Посмотрим, как получится, Рихард. Тут, знаешь, от тебя многое зависит, - немец улыбнулся плотоядно и снова опустошив стакан с грохотом опустил его на стол. - А на счёт обуви... Идея хороша. Проштрафишься - вообще вылизать заставлю. Со всех сторон. Так что в твоих же интересах не пороть всякой херни. Я теперь с тобой ссориться не буду. Буду наряды назначать.

- Твоя обувь мне к лицу, - хитрюще подмигнул и выдул свою порцию. Затянулся покрепче. - С повязкой гармонично смотрится, - усмехнулся. - Ну-с, герр начальник, какие будут приказы?

- Вот так со старта? - Шульдих несколько растерянно моргнул. - Не-ет, на работы ты с завтрашнего дня. А пока посидим. выпьем. Ты ж ещё не весь список пожеланий озвучил...

- Так, понял, - Рихард сел на стул. - Буду экстренно додумывать список, - крепко задумался, скрывая, что растерян и смущен.

- Думай, думай. Это лучше комедийного шоу - отслеживать работу мысли на твоей физиономии, - добродушно улыбнулся Шульдих и подкурил себе ещё одну сигарету.

- Смех продлевает жизнь. Долгих лет жизни, Шульдих, - рассмеялся Рихард. - Не знаю. По ходу всплывут. Знаешь, я, оказывается, неприхотлив, когда не выёбываюсь.

- О как! Так это же замечательный повод не выёбываться, старик, - подмигнул Кирхен и встал из-за стола. - Может в комнату переберёмся? Там темнее, уютнее...

- Так я о чем же? - покачал головой Милохе. - Ты хозяин тебе решать, - лукаво улыбнулся. - Но учти - моя неприхотливость не отменяет третьего пункта помноженного на первый.

Ирландец сгреб со стола пачку сигарет, зажигалку и стакан. Поболтал им в воздухе, прислушиваясь, и вышел из кухни. В комнате долго приглядывал себе местечко, сошелся сам с собой, что раз кресло априори занято, а кровать неприкосновенна, то подоконник самое оно.

- Ты ещё в шкаф залезь, я не знаю! - фыркнул Шульдих. - Или решил соблюдать приличную дистанцию, чтобы вдруг первое умноженное на третье в голову не стрельнуло?

- А если стрельнуло уже? - добродушно фыркнул в ответ. - Вот и держу дистанцию, да и себя в руках. И вообще, - несколько возмущенно потряс стаканом в воздухе, - мы поболтать решили.

- Конечно-конечно. Но в руках ты себя как-то неубедительно держишь, - усмехнулся и крепко затянулся. - Тебе показать, что ли? Мне казалось, ты умеешь. Я своими глазами видел.

- Герр оберштурмбанфюрер фон Кирхен изволил зрелищ? - уточняет Рихард. Подкуривает сигарету.

- Герр оберштурмбанфюрер фон Кирхен шутить изволил, - усмехнулся немец и потянулся. На самом деле - то ещё зрелище. Замечательная возможность разглядеть едва ли не каждую мышцу рук, шеи и торса, обтянутого майкой. - Хотя если ты мне предлагаешь - я полюбуюсь. Я же эстет в конечном итоге.

Пристально смотрит на Шульдиха, будто колеблясь с выбором. Однако лишний раз задумываться Рихард не стал. В конце концов, он и сам эстет, а перед ним замечательный субъект для созерцания. Делает одну затяжку, другую, лукаво смотрит из-под ресниц на немца. Расстегивает пиджак и откладывает в сторону. Проводит кончиками пальцев по шее, прихватывает себя за горло, судя по тому, как дернулась сигарета в зубах - весьма ощутимо прихватил. Второй ладонью скользит по груди, задевает соски, шипяще выдыхая дым. Ногтями проводит от ребер до паха, легко проводит пальцами по паху.

Шульдиху представляется занимательное зрелище с приглушенным, пока еще, звуковым и обонятельным сопровождением.

- Твою мать... - выдыхает Шульдих, покрепче сжав подлокотники, удерживая сигарету в зубах. Кадык нервно дёрнулся, немец напряжённо сглотнул и втянул сквозь зубы дым вперемешку с воздухом. - А ты кр-расив, ничего не кажешь...

Рихард с рывком расстегивает ремень на брюках, сами брюки. Ладонь с горла перемещается ниже, обнажая ключицы, оставляя на них точно такие же следы, как на горле - красные отметины ногтей. Второй ладонью мужчина поглаживает свой член, большим пальцем обводит головку, с нажимом проводит по уздечке. Сдавленно стонет, судорожно затягиваясь. Да и то непонятно, что же больше возбуждает Рихарда - собственные ласки или внимание Шульдиха?

Немец глухо, едва слышно рычит, снова затягивается. Тихо шипит бумага и тлеющий табак, пепел падает на носок ботинка. Кирхену жарко. Невыносимо жарко и несколько неуютно в одежде. Кровь заметно ускоряет своё движение по венам, пульсирует вздувшаяся на виске жилка. Но он сидит неподвижно и смотрит пристально, будто прицениваясь, но скорее просто наслаждаясь, разглядев в бывшем непокорном подчинённом... или нынешнем покорном?... добычу, в чьё горло просто обязаны впиться клыки оберштурмбанфюрера, чья плоть должна принять немца в себя. Но не теперь. Позже... позже, чёрт возьми. В горле пересохло, но Шульдих даже не подумал о том, чтобы отвлечься на стакан воды. Он весь превратился в зрение и обоняние. И, чего уж таить, возбуждение.

Рихард без зазрения совести скользит взглядом по телу визави. Все-таки этому ирландскому пижону педантичному чертовски идет некоторая расхлябанность. Небрежно расстегнутая рубашка не скрывающая царапин, кое-где весьма глубоких, приспущенные брюки, взгляд подернутый пленкой желания и самозабвенность с которой мужчина себя ласкает. Милохе с трудом сглатывает, стонет что-то, неосознанно переходя на немецкий. Выгибается всем телом так, что не остается сомнений - там, у себя в фантазии, он стонет и выгибается под кем-то.

- Тв-вою... - Шульдих с трудом отлепил от пересохших губ начинающий обугливаться фильтр и потушил его в пепельнице. Кажется, он даже немного подался вперёд. То ли для того, чтобы лучше видеть, то ли готовясь к рывку. Но нет. Рывка не последовало. Он довольно медленно поднялся из своего кресла и подошёл ближе. Достаточно близко, чтобы довольно жёстко стянуть Милохе с подоконника на пол и наблюдать теперь сверху, жадно втягивая трепещущими ноздрями запах ирландца. Он смотрит, чуть прищурившись, зрачки сужаются и теперь не больше булавочной головки, глаза наливаются плавящимся янтарём. Кирхен медленно расстёгивает свой ремень и облизывает пересохшие губы.

Практически истлевшая сигарета выпадает из рта Рихарда и мужчина ловит ее на лету, сминая в ладони. Ирландец запрокидывает голову, чтобы смотреть Шульдиху в глаза. Кадык мужчины нервно подрагивает, равно как и он сам. Медленно проводит языком по губам, продолжая поглаживать себя и выстанывать что-то на немецком.

А вот разговорчивость немца свелась к минимуму, превратясь в не то рычащее, не то хрипящее дыхание. Довольно медленно Кирхен расстёгивает свои джинсы. Бельё Шульдих так и не приучился носить, а потому ничто больше не могло скрыть НАСКОЛЬКО немцу нравится наблюдать за своим подчинённым. Это самое "насколько" было невероятно красноречиво в своём напряжении, в легкой, но вполне уловимой для глаза пульсацией переплетения вен.

Милохе встрепенулся, словно очнувшись от своих грёз. Хищно втянул носом запах немца, скользнул взглядом вниз и удовлетворенно выдохнул. Радовался, видимо, что не произошла подмена реального вымышленным. Без колебаний проводит языком по всей длине члена немца, наслаждаясь и жаром, и пульсацией, и вкусом.

- Шульдих... - на выдохе протяжно стонет Рихард.

Немец выдыхает с каким-то болезненным облегчением. Видимо, действительно в какой-то момент перетерпел и приятное натяжение внизу живота сменилось едва ли не болезненным напряжением в паху. Ладонь оберштурмбанфюрера аккуратно опускается на затылок лейтенанта, пальцы пока ещё ласково перебирают пряди, но в каждом движении чувствуется какая-то плохо скрываемая угроза. Так ты понимаешь, что пропал, когда слышишь тонкий свист в воздухе за секунду, как тебя разорвёт снарядом.

Рихард улыбается с каким-то нетерпением и возмущением. Ну, что он несмыслёныш какой, не понимает сам? Жадно припадает губами к головке, облизывает. Совершенно естественным (не забыл еще, какого это ласкать оберштурмбанфюрера!) движением пропускает член Шульдиха в рот, максимально глубоко, обводя языком по спирали. Надо отдать должное связисту - не пожалел себя, до того чтобы полностью принять немца в себя не хватило от силы пяти сантиметров. За что и был вознагражден волной пьянящего жара по всему телу. Ощутимо, но неторопливо совершает возвратно-поступательные движения головой, откровенно наслаждаясь процессом.

- Р-рихард... - выдыхает немец. И не поймёшь толком - доволен он, или нет. Нет, то, что ему приятно - это не просто понятно - это ощутимо и вполне неплохо видно. Вот только интонации какие-то подгоняющие, нетерпеливые, почти агрессивные. Пальцы на затылке сжимаются, прихватывая волосы у корней. Но Шульдих всё ещё бездейственно-терпелив, только чуть подаётся бёдрами навстречу всякий раз, когда Рихард принимает его член глубже в горло. И в каждом мягком движении - плохо скрываемое желание рывка.

Лейтенант не дожидается рывка, терпения не хватает. Сам начинает резко, жадно, с приличной амплитудой и скоростью скользить по члену оберштурмбанфюрера. Впору задаться вопросом - а кто кого? Мужчина крепко сжимает бедра немца и довольно жестко дергает на себя, добавляя минету необходимой, с точки зрения Рихарда, ощутимости. Сладострастно жмурится и совсем уж теряя голову от запаха Кирхена принимается сосать, вылизывать, в меру агрессивно царапать зубами возбужденную плоть начальства.

Шульдих глухо рычит, коротко ругается на немецком, рывком за волосы отстраняя Рихарда от себя. Буквально несколько секунд изучает его лицо, довольно усмехается, а затем, удерживая его голову, не позволяя самодеятельничать, начинает двигаться сам, совершенно беспощадно вбиваясь в рот любовника. Пожалуй, с таким жаром и такой амплитудой он ещё ни разу не имел Рихарда ни в одно из доступных отверстий в его организме. Это походило бы на изнасилование, если бы Милохе не сам всё это начал. А так - мощные толчки, перекрывающие кислород и едва ли не разрывающие глотку безжалостным проникновением, травмирующие мягкое нёбо, заставляющие сокращаться все имеющиеся мышцы гортани и пищевода.

Ирландец первые секунд десять просто ошалело моргает. Есть чему удивляться - судя по слухам с личной жизнью у Кирхена все в порядке, значит недотрах исключается. Тогда причина такого поведения кроется в самом Рихарде, чего скептик в нем не признавал за реальность.

Однако если Шульдих полагал, что связист просто посидит с открытым ртом, то он ошибся. Милохе наплевав на все инстинкты самосохранения продолжает ласкать немца губами, языком, зубами. Изнасилование и необоснованная жестокость? Не смешите! Все закономерно и замечательно. По крайней мере, Рихард бессовестно получал удовольствие и ласкал себя в том же темпе, что двигался Шульдих.

В какое-то мгновение Шульдих замирает. Просто не двигается и снова-таки оттаскивает Рихарда за волосы, не позволяя даже кончиком языка дотянуться до своего члена. Жмурится. Дыхание сорвано к чёртовой матери. Каждая мышца напряжена почти до боли. Но нет. Слишком рано. Слишком не хочется, чтобы всё закончилось так быстро. Немец вздёргивает Милохе на ноги, разворачивает и прижимает грудью к оконному стеклу. Чуть склоняется вперёд, обжигая дыханием его загривок.

- Хочешь?

- Хочу, - сорвано хрипит Рихард. - Мать т-твою, Шульдих, хочу!..

Единственное в чем ирландец оставался неизменно переборчивым - секс. Особенно в положении снизу. Так вот Кирхену этот вопрос стоило задавать разве что для того чтобы послушать интонации и дрожь в голосе связиста. Рихард упирается ладонями в подоконник, подается назад, прижимаясь к немцу. Оглядывается через плечо, слегка расфокусированным взглядом скользит по лицу Кирхена.

- Хор-рош, чер-ртяка...

Немец вздрагивает, будто его здорово хлестнули поперёк спины или окатили ледяной водой, жмурится, тихо рычит, прижимаясь головкой к входу. Горячие сухие и немного шершавые ладони почти нежно оглаживают бёдра связиста исподволь заставляя расслабиться, и как только Шульдих добивается результата - сжимает бёдра Рихарда до боли, явно оставляя синяки, и резко дёргает на себя, подаваясь бёдрами навстречу, рывком проникая в своего подчиненного, заставляя едва ли не заорать от разрывающей, жгущей боли. Ни секунды на привыкание. Мощными толчками, раз за разом отбрасывая Рихарда на подоконник, заставляя ударяться бедренными косточками и сильнее вжимая в стекло, он вколачивается с любовника, беспощадно сжимая и царапая его бёдра.

Милохе зажмуривается, прикусывает губу до крови, но молчит. Только дыхание, прерывистое, хриплое, напряженная бездвижность и побелевшие костяшки на руках с головой выдают лейтенанта и то, что об удовольствии сейчас не идет речь. Милохе судорожно пытается удержаться на ногах. Что он неженка какая-то? Что Шульдих впервые вот так его трахает? Пришлось признать, что вот ТАК - впервые.

"Ну и? Чего напрягся?" - "Хрен его знает..." - "А чего ты, собственно, хотел?" - "Шульдиха" - "А кто тебя трахает?" - "Шульдих" - "Вывод?" - "Вижу цель - не вижу препятствий!" - "Молодец"

Пока Рихард препирался сам с собой боль, привычно, отступила на задний план позволяя, если не блаженствовать, то получать удовольствие от ощущения немца в себе.

- Б-больно... твою же... - едва слышно хрипит Рихард.

- Ч-чёрт... - Шульдих выдыхает судорожно и замирает. Пальцы разжимаются, немца немного кренит вперёд и он прижимается грудью к спине Милохе. Закрывает глаза, судорожно вдыхает и медленно выдыхает. Его ладони накрывают руки ирландца, несознательно поглаживают его пальцы. С каждым новым вдохом-выдохом дыхание становится ровнее, из него пропадает рык-придыхание, и фон Кирхен медленно, стараясь как можно мягче двигаться, выходит из связиста. Признаться, Рихарду становится намного легче. По крайней мере ничто теперь не разрывает его ни снаружи, ни изнутри.

- Язык мой - враг мой... - обреченно бормочет Рихард, упираясь лбом в стекло.

Да, несомненно, стало легче. Но на кой ляд - непонятно. Ирландец хрипит, пытаясь выровнять дыхание. Ничего не получается, но попытка не пытка.

- Тв-вою мать, Милохе... - Шульдих хрипло смеётся, обнимая связиста со спины, и трётся щетинистым подбородком о его плечо. - Ты тот ещё... с-садист... Давай, что ли, по-другому попробуем? Отвык ты от меня, нацистская морда, - и безапелляционно, не принимая никаких возражений, подхватив связиста на руки поволок с собой в кресло, на ходу разворачивая лицом к себе. Падает на своё любимое место и усаживает Рихарда себе на бёдра. Целует-кусает шею, ключицы. Он почти нежный. Почти ласковый. Но только почти. - Давай ты попробуешь сам, м? Может, будет не так больно?

- Не был бы моим начальником - я бы тебе съездил по твоей шикарной немецкой физиономии, - Рихард щурится наводя резкость изображения. Гладит плечи Кирхена, царапает загривок. Склоняется к уху немца. - Я снизу был в последний раз с тобой. Только это было так давно, что я и не вспомню когда.

Рихард трется об любовника всем телом. Ласково, в общем-то, но как-то слишком уж рвано. Да, отвык. Но это же не повод жертвовать своим удовольствием!

- Шульдих... - склоняется и целует мужчину. Страстно, жарко, с чувством. - Все в пор-рядке. Ты приказываешь - я подчиняюсь.

- Просто глупо будет... пр-рикончить тебя... ненар-роком... - рычит в губы любовника Кирхен, по-хозяйски сжимая ягодицы Милохе, нарочито касаясь большими пальцами входа, массируя, разминая, растягивая. Вгрызается в горло Рихарда, но чуть помягче, чем если бы он решил это сделать минутой раньше, там, у окна. Поприбавилось некоторой деликатности, что ли. Чуть приподнимает любовника и медленно опускает на свой член. Почему-то в голове мелькает воспоминание о Париже. "Почти как в начале" - усмехается он про себя и начинает довольно напористо, но мягко двигаться внутри связиста, чуть помогая себе с амплитудой, приподнимая и опуская Рихарда на себя.

- Ох, дьявол... - стонет Милохе.

Мягко сжимает плечи немца, сам начинает двигаться, подстраиваясь под любовника. Небо и земля по сравнению с тем, что было до этого. И остаточная боль только подогревает, распаляет еще больше. Милохе подставляется зубам Шульдиха, страстно стонет, зажмуриваясь.

- Ч-чер-рт... Шульдих... - запинается, глотает слова готовые сорваться с языка.

- Р-р-рихар-рд... - Шульдих довольно жмурится, вскидывая бёдра, забываясь. Стонет-рычит, с наслаждением сминая ягодицы связиста. Ещё немного, и каждое новое движение на вход едва ли не подбрасывает любовника, как на каком-то безумном родео. Сложно не войти во вкус, когда на тебе... когда с тобой... когда ты входишь в одного из лучших, неповторимого, единственного в своём роде любовника. - Чёр-рт бы тебя побр-рал, ир-рландец....

Шульдих крепче прижимает его к себе и рывком перемещается на пол, укладывая Рихарда на лопатки, ни на секунду не прекращая двигаться в нём.

- Так т-точно, гер-р-р обер-рштур-р-мбанфюр-рер-р...

Ирландец крепко обнимает любовника всеми конечностями. Намертво вцепляется, к слову. Целует, кусает, вылизывает шею немца, обжигает кожу дыханием и стонами. Подмахивает бедрами, увлекаясь, окончательно теряя связь с реальностью. А как иначе? Тут, знаете ли, лучший из начальников, друзей и любовников... Лямур-тужур и все-такое.

- Шульдих, с тоб-бой... ох, черт... Как же с тобой хор-рошо!..

- С-скучал по тебе, Р-рихард, - рычит немец, уткнувшись лбом в плечо Рихарда и явно намереваясь вместе с ним провалиться к соседям снизу. Рихард чувствует, как под его пальцами вздрагивают, напрягаются, перекатываются бугры мышц,   Чувствует обжигающее дыхание, трение щетины, которая сейчас, кажется, как наждак, снимает со связиста кожу. Капельки пота катятся вдоль позвоночника оберштурмбанфюрера, он задыхается, стонет-рычит сдавлено, но не останавливается. Кажется... да ничерта не кажется, Рихард чувствует, до чего напряжён Шульдих. В любую секунду он будто готов взорваться, но эта секунда почему-то не наступает, и немец остервенело, яростно, сжав зубы до боли в скулах, вколачивается в него, в своего подчинённого, друга, любовника...

- Скучал!.. - задыхаясь, стонет Рихард. - Шульдих...

Милохе судорожно цепляется за любовника, когда его накрывает первая волна предоргазменного удовольствия. Хотя это ложь. Предоргазменное оно с самого начала. Просто сейчас достигло критической массы. Мужчина рычит, стонет, что-то бессвязно бормочет. Совсем позабыл, как сладко с Шульдихом. Совсем позабыл, какого это чувствовать его на себе, в себе, да везде, кажется. И сейчас наверстывал упущенное.

- Шу... льдих... Н-ну же... Д-давай... Люб... тебя...

И пока тело не предало, не скатилось в пропасть оргазма - двигается, гладит, стонет, подводя обоих к логической развязке.

- Р-рих... Ох, чёррррт... - пожалуй, этот импульс был критическим. Шульдих едва ли не полностью выходит из Рихарда, замирает на долю секунды и со всей возможной подачей врывается в любовника, чтобы выгнуть спину дугой, замереть, приподняться на выпрямленных, напряжённых до болезненной дрожи руках, и не то застонать, не то закричать, не то завыть, наполняя Рихарда своим семенем. Это больше похоже на орудийный залп - до того ощутима пульсация внутри. Кажется, это длится вечно. Как там? Шульдих на недотрах не жалуется? Не жалуется, но впечатление такое, что оберштурмбанфюрер едва ли не месяц жил в воздержании без рукоблудия и ночных полюций.

- Д-да-ах!

Рихард выгибается следом, до боли. Ощущение такое... Как будто умер и заново родился. Сногсшибательный, выбивающий дух оргазм срывает и без того нездоровую крышу связиста. Чувствовать в себе "орудийный залп" одуренно. О чем ирландец сообщает Шульдиху, соседям и всему миру в полную мощь своей глотки. Кажется, его еще долго не отпустит эта феерия. А он немца. Замкнутый круг.

Немец вздрагивает последний раз и всем своим весом опускается на Рихарда, уткнувшись в его плечо. Бездумно гладит его плечи, бока, бёдра, сжимает ягодицы. Довольно урчит и постанывает, трётся о него всем телом, готовясь, кажется, пойти на второй заход. Или просто растягивая удовольствие?

- Как же с тобой... хорррррошо.... чёр-рт бы тебя побр-рал.... как мне тебя не хватало...

- Ммм... - довольно и весьма содержательно отвечает Рихард.

Ластится к любовнику, гладит, обнимает. Да, Рихарду до одурения хорошо и герр лейтенант расчувствовавшись, разнежничался. Ну, получит по морде в случае чего. Зато всячески выскажет, что чуть не рехнулся окончательно без любимого немца.

Шульдих рывком поднимается с пола, перемещается в своё кресло, оставляя Рихарда на полу. По немцу видно - он доволен. Безумно доволен. Глаза его удовлетворённо блестят, на губах - всё та же привычная несколько кровожадная усмешка. Он бесстыдно разглядывает своего подчинённого, подкуривает, крепко затягивается.

- А ты красивый, Милохе. Такой же красивый, как двадцать лет назад. И без глаза тебе определённо лучше. Виктимнее, что ли.

- Без глаза? - Рихард приподнимается на локте и касается повязки. Снимает ее, складывает в карман и смотрит на немца. Под повязкой довольно-таки красивый шрам по верхнему веку. Наверное, когда рана была свежей, смотрелось весьма аппетитно. - Надеюсь, ты не против. В последнее время повязка меня раздражает.

Милохе садится, довольно потягивается и тянется к своим сигаретам, которые упали на пол. Подкуривает и усмехается.

- Как 20 лет назад? Вряд ли. Но похорошел однозначно.

- Мне, как начальству, виднее, - улыбается Шульдих в ответ. Видимо, мужчина получал определённое удовольствие от созерцания этого аккуратиста Рихарда в несколько растрёпанном состоянии. Появлялось в нём что-то дерзкое и в то же время беззащитное, невероятно милое и сексуальное.   - Ты действительно такой же красивый и такой же охренительный любовник.

Рихард рассмеялся и взъерошил себе волосы, окончательно приводя их в беспорядок.

- Засмущал меня, - крепко затягивается. - Мне это все что-то напоминает... - устроился между ног Шульдиха, спиной к креслу. Уперся затылком в пах немца. - Париж? - заглянул в глаза Кирхену, снова затягиваясь, основательно проходясь крепкой ирландской головушкой по оберштурмбанфюрерскому достоинству. - Шульдих, а ты все хорошеешь и хорошеешь. Годы тебе к лицу.

- Только добрее становлюсь, мягче... Видимо, действительно старею, - усмехнулся Шульдих и прикрыл глаза. Возбуждение толком никуда не девалось, но, тем не менее, уже не заставляло действовать необдуманно. Потому - довольно нежно гладит Рихарда по волосам и улыбается. - Только в Париже я тебе ещё кисть покалечил. А сейчас обошлись только парой трещин.

- Стареем, - улыбнулся Рихард, продолжая тереться об пах любовника. - А кисть до сих пор помнит твой каблук. Ноет в феврале, - тушит сигарету и поворачивается к Шульдиху лицом.

Для Милохе, в его почти сорок, совершенно не неестественно стелиться под Кирхена. После двадцати лет совместной работы стерлись без следа возрастные нормы. Шульдих - старший, во всем. Рихард - связист на побегушках, вечный подчиненный. Уже и не важно, что ему не двадцать и даже не тридцать. Тут счет идет на дружбу и партнерство.

- И все же бестолково без тебя, Шульдих. Соскучился я по тебе.

- Ну вот. Теперь мы снова одна команда, так что можешь не переживать, - подмигнул связисту и снова затянулся. Теперь всё было совсем хорошо. Всего в этой жизни хватало и всё стояло на своих местах. А кое-что - стояло в принципе.

Вот это «кое-что» стоявшее в принципе и стало объектом особого внимания. Рихард обнимает начальство за талию, склоняется и кончиком языка начинает отслеживать переплетения вен на члене мужчины.

- Замечательный подарок на Рождество...

- Р-рад, что тебе нр-равится... - почти шёпотом выдыхает Шульдих. Сейчас меньше всего хотелось совершать какие-либо телодвижения. Не то, чтобы он устал, но напряжение слишком приятно покидало его тело. А потому максимум, что позволил себе немец - чуть спуститься в кресле, устраиваясь, полулежа и опустить ладонь на макушку связиста, несознательно перебирая пряди его волос.

В прядях кое-где мелькало серебро седины, придавая растрепанному Рихарду некоторой умилительности. Связист увлеченно обхаживает любовника, выгибает спину, чуточку сорвано дышит. Пропускает головку сквозь неплотно сжатые губы, с нажимом ласкает уздечку. Ладонями бездумно скользит по безупречному телу немца.

Шульдих непроизвольно вздрагивает и мягко толкается в рот Рихарда. Сейчас он скорее лениво-нежен, как сытый лев - почти безобиден, но только почти. Правда, пока Рихард даже не пытается сделать ничего такого, что вывело бы немца из себя. Напротив ему невероятно хорошо, безумно приятно.

- Р-рихар-рд.... Хор-роший мой....

Ирландец без суеты и выпендрежа пропускает плоть немца в рот. Он никуда не торопится, вволю наслаждаясь процессом. Мужчина тягуче-горячий в своих ласках. Где-то резковат для контраста. Плотно обхватывает член губами и скользит по всей длине, помогая себе языком.

Немец сладко и хрипло стонет, плавно вскидывая бёдра навстречу рту, жмурится, втягивает воздух со свистом. Внутри снова начинает закипать нечто вполне себе агрессивное и почти обжигающее. Но торопиться некуда и незачем. Самаэль вернется часа через три, не раньше, а значит - можно растянуть удовольствие. Свободной рукой сжимает подлокотник до того, что костяшки белеют, но Кирхен всё ещё не теряет самообладания.

Рихард прекрасно улавливает меняющийся настрой Шульдиха. Как-то научился за двадцать лет. А потому более жарко, немного ускоряясь ласкает немца. Не переступая границу безумия. Пропускает Шульдиха глубоко в глотку, с приличной амплитудой, на выходе практически выпуская изо рта. Ирландец и сам далек от спокойствия. Дыхание сбивается ко всем чертям, от солнечного сплетения до паха гуляет горячая волна возбуждения. Мужчина упирается ладонями в кресло, напряженно выгибая спину.

- Бож-же, Р-рихард... - сжимает волосы на затылке связиста, стонет в полный голос, слегка выгибаясь в пояснице. - Хоч-чу тебя... Без-зумно...

И, тем не менее, всё ещё позволяет Рихарду самому управлять ситуацией? Почему бы и нет? Иногда давать волю, особенно в таких вопросах - крайне полезно. Да и приятно, в конце концов. Милохе за столько лет совместного, едва ли не семейного жительства, достаточно хорошо изучил своё начальство, чтобы знать, как сводить его с ума, как сделать невероятно хорошо. Тем более, что сам этот процесс был в удовольствие обоим.

Рихард сдавленно стонет, поднимает взгляд на Шульдиха. Главное не увлечься созерцанием, потому что возбужденный немец личный фетиш ирландца. Это как смотреть на огонь - пропадаешь для всего мира. Рихард тоже пропал, лет двадцать назад мимоходом засмотревшись на начальника, тогда еще в чине гауптштурмфюрера.

Выпускает член изо рта, облизывается и скользит всем телом вверх, целуя-кусая. По сравнению с Шульдихом ирландец глиста в корсете, но от этого не менее приятно ощущать напряженным членом рельеф груди, торса мужчины. Нависает над любовником, страстно целует. Направляет в себя немца, но опускаться не спешит. Трется, немного пропускает в себя и снова начинает тереться.

- Ш-шу-ульдих...

- Ч-чёртов ир-рландец, - улыбается оберштурмбанфюрер в ответ. Сжимает почти до боли ягодицы связиста, мнёт их в ладонях, довольно, почти восхищённо рычит. Попробовав Рихарда раз - отказаться повторить было невозможно. Слишком хорош оказался, сукин сын. Слишком родной и близкий это человек, слишком удачная жертва. Сам по себе Милохе - хищник, а потому только чуть-чуть не дотягивает до равного. Быть главным рядом с тем, кто почти равен тебе по силе - ещё более приятно.

Ноги подкашиваются, довел себя до белого каления, что называется, и ирландец под тяжестью собственного веса, вкупе с силой всемирного притяжения к Кирхену, опускается на член любовника. До упора, невольно сжимаясь всем телом. С восхищенным стоном и отборной солянкой немецкого и ирландского мата. Мгновение и Рихард уже двигается, цепляясь за подлокотники, чтобы не оставлять на любовнике следов. Помнит, что Шульдих этого не любит.

Вгрызается в шею ирландца на границе с болью, за миг до того, как прорвётся его кожа. Одна рука остаётся на бедре Рихарда, другая - ложится на его член и принимается ласкать в невероятном, бешеном темпе, иногда причиняя боль, но только в той степени, чтобы она ни в коем случае не перекрыла наслаждения.

- М-мать твою... тр-рахал бы тебя и тр-рахал...

- Так я ж-же никуда не... денусь... - стонет-рычит Рихард.

Ирландцу сейчас невероятно хорошо. Он на своем месте. И не только в контексте скачек на оберштурмбанфюрере. Милохе из тех подчиненных, которые как сенбернары - работают эффективно всегда, но лучше всего со своим хозяином-кинологом. Вот в команде Шульдиха Рихард чувствовал себя как дома, потому что по факту это и есть его семья.

Жадно целует шею немца, царапает кожу щетиной, которая все же поселилась на наглой ирландской морде.

- Так кто ж... тебя пус-стит-то? - хрипло смеётся Шульдих, оглаживая спину и ягодицы любовника, с каждым движением вбиваясь в него глубже и сильнее. Сейчас ему невероятно хорошо и... уютно. Просто и светло. И больше всего на свете хочется кончить с Рихардом ещё пару раз, а потом уехать с ним в ресторан, культурно выпить, прогуляться по заснеженной набережной или... или плюнуть на всё и слинять на пару дней в Париж.

- Ты?.. Начальн-ник ведь...

Рихард помогает поддерживать темп, амплитуду. Самозабвенно отдается любовнику и ему вдвойне приятно от того, что немцу нравится. Вообще в жизни Рихарда все просто - если Шульдих доволен, доволен и связист. Мужчина страстно стонет, отзываясь на каждое прикосновение-проникновение. Отдает немцу не меньше, чем получает сам. И счастлив от этого до одурения.

Шульдих подхватывает Рихарда под бёдра, переносит на подоконник и забрасывает его ноги себе на плечи. Так проникновение получается глубже и слаще. Набирает амплитуду, не прекращая ласкать рукой и зацеловывать лицо связиста рыча, матерясь и несвязно выстанывая что-то одновременно похабное и нежное.

- Шульдих... Кирхен... М-мать твою... - Рихард как-то забывает, что неплохо было бы не шуметь. Стонет громко, сладко, довольно. Обнимает немца за шею, притягивая к себе еще ближе. Подмахивает бедрами, целует в ответ. - Ч-чер-рт!.. Я с-сейчас... - уже дрожа всем телом.

- Дав-вай.... н-ну же.... хор-роший мой! - едва не кричит от удовольствия, жмурясь до слёз, остервенело вбиваясь в тело связиста. - Люб... лю, м-мать тв-вою...

Кажется, Шу тоже забывает о том, что лучше бы не шуметь, а потому, чувствуя, как тело уже бьётся в предоргазменных спазмах - кричит-стонет на весь объём своих лёгких, запрокинув голову.

Рихард вжимается в любовника, резче подается на него. Связиста колотит до того все сильно и ярко. И в какой-то момент он замирает, напрягаясь каждой мышцей, чтобы через пару вечностей кончить, да так, что переплюнул орудийный залп Шульдиха. С рыком продолжает двигаться, крупно дрожа всем телом, хрипя что-то бессвязное.

Шульдих рывком выходит из Рихарда, снова притягивает к себе, вжимаясь головкой в его губы, заставляя их раздвинуться под напором, и только потом долго и сладко, со стоном-криком наполняя его рот семенем.

Связист с наслаждением глотает семя любовника, вылизывает головку, восхищенно стонет и зажмуривается. Сорвано дышит упираясь лбом в бедро немца, широко улыбается и едва слышно шепчет:

- Люблю тебя... До чего же с тобой хор-рошо, р-родной...

- И с тобой... хорошо... - вытирает тыльной стороной ладони пот со лба и улыбается. - А давай поедем, где-нибудь хорошо посидим? Выпьем, пройдёмся, может быть ещё раз... повторим...

- С удовольствием, - с хрустом распрямляется, убирает со лба пряди. - Я только в порядок себя приведу, ладно? - улыбается, любуясь немцем.

- Хорошо. Я помню, ты гребаный аккуратист, - нежно улыбнулся и погладил Милохе по щеке. - Господи, какой же ты красивый....

- Берегу твою репутацию, - поцеловал ладонь мужчины. - Подчиненный - визитная карточка начальника. Аккуратная, лаконичная и красивая, - ласково потерся об щеку немца.

- Т-ты... лучший из всех подчинённых, Рихард... - нежно целует в губы, заталкивая подальше мысль о том, что не против повторить ещё раз минут через пять... в машине, например.

- А ты лучший... из начальников... - сбивчиво выдыхает в губы любовнику. - Красивый... - прижимается к Шульдиху всем телом, - ... сердце замирает от восхищения.

-Хор-роший... - выдыхает Кирхен и отступает на шаг, оправляя на себе одежду. - Собирайся. Где бы ты хотел посидеть?

- Где народу не много, - деловито приводит себя в порядок, прилаживает повязку на глаз. - Ты все еще ценишь хороший виски и вкусное мясо, Шульдих?

- Всё ещё. Потому ты сейчас возьмёшь трубку и закажешь нам такси, хороший мой, - подходит к шкафу, копается на полках, ищет подходящую одежду.

- Яволь, - улыбается и набирает номер такси. Пока идет дозвон, одевает пиджак и придирчиво оглядывает себя в отражении. Заказав машину, закуривает и наблюдает за немцем.

Немец довольно быстро переодевается в нечто более ли менее цивильное, правда, скроенное очень похоже на форму офицеров СС. Шульдих затягивает галстук, улыбается своему отражению и закуривает.

- Твоё начальство выглядит презентабельно, или так себе?

- Мое начальство выглядит шикарно, - улыбается Рихард. - В меру агрессивно, в меру по-деловому и сверх всякой меры сексуально, - облизывается и снова затягивается.

- Рад, что тебе нравится. Так что там с такси? - опускается на одно колено, усердно чистит ботинок и без того чистый.

- По идее уже приехало, - выглянул в окно. - Ага, уже на месте, - обувается и задумчиво бормочет. - Главное свою машину не забыть отогнать.

- Завтра отгонишь, - улыбается и выходит из квартиры. - А вообще я иногда убить тебя готов только за то, что постоянно тебя хочу.

- Вспоминая Францию, - лукаво улыбается, следуя за немцем, - ты меня и так убиваешь.

- Я? Тебя? Да ни разу.... - тихо смеётся, выходя из парадного галантно придерживает дверь, открывает перед Рихардом дверцу машины и помогает подобнее устроиться. Сам садится рядом. - Так, сегодня я за всё плачу. В следующий раз - ты.

- Оргазм - маленькая смерть. А оргазм с тобой - большая смерть, - практически назидательно, если бы не так ласково. - Договорились. Но в следующий раз ты выбираешь место.

- Хорошо, - улыбнулся, притянул к себе и обнял за плечи, устраивая голову связиста у себя на груди. - Как же я скучал по тебе, старина...

- Я по тебе тоже, - обнял немца и потерся щекой об его грудь. - Черт, как же с тобой уютно...

-А как уютно с тобой... - поцеловал в макушку и поёрзал на сидении, устраиваясь поудобнее, разводя ноги чуть шире. - И как хорошо, что ты всё-таки решил вернуться и работать со мной... Я бы рехнулся...

- Слушай, а почему ты себе секретаря не взял? - сам поерзал, устраиваясь, положил ладонь на бедро Шульдиха.

- А я ни с кем кроме тебя работать не могу, - пожал плечами. - Потому даже не пробовал брать этих чучел малохольных.

- Хорошо, что я решился вернуться, - улыбнулся Милохе. Едва ощутимо сжимает бедро немца.

Тихо хрипло выдыхает, прикусывает губу и неосознанно чуть подаётся бёдрами вверх.

- Да, хор-рошо... я очень скучал, дружище. Мне чертовски не хватало тебя.

- Теперь я рядом... Буду следить за тем, чтобы кофе был остывшим и сладким, рубашки выглаженными, а отчеты вовремя сделанными, - ирландец ластится, ненавязчиво гладит по внутренней стороне бедра. - Все теперь у нас будет хорошо.

- Да, теперь всё будет хорошо... обяз-зательно будет... - приоткрывает окно и закуривает, гладит Рихарда по плечу и старается не думать о том, что в паху сейчас слишком горячо и напряжено. Ну, ведь не правильно это - не слазить со связиста, не давать ему передышки...