Да растает лед в твоих глазах. Глава Порно на глазах у мужа

Название: Да растает лед в глазах твоих

Взрослая сказка

СЛЭШ!!!!!!!

Эдуард стер с лица земли царство Александера, только за то что тот отверг его. И вот пленник лежит у ног Эдуарда. Только кто кого в конечном итоге победил?

ПобедаПоражение

Война, длившаяся больше пяти лет, закончилась. Король Эрик Благочестивый сдал позиции, запустив войска свого противника из соседнего королевства Принца Эдуарда на свои земли, нет, больше - в святое святых королевства Аравии, столицу Энаву. Город пал. Король мертв. Да здравствует новый король- поработитель Эдуард. А что? И монеты новые чеканить не придется: на старых так изящно выгравирована буква «Э».

- Я предлагаю тебе выбор, - Принц стоял над лежащим калачиком у его ног наследным Принцем Александром, веревки плотно опутывали его обнаженное тело, а цепи - руки, и Эдуарду до безумия хотелось поставить ногу на такое желанное тело.

Мой. Только мой. Пять лет... Господи, спасибо тебе. Пять лет. Пять лет и вот он мой. МОЙ!

Сердце бешено гоняло кровь по вздувшимся от предвкушения венам.

«Мой, только мой», - Эдуарда трясло от желания выпроводить всех из зала и сделать своим этого нахала с взглядом ангела и сердцем дьявола своим.

Только мой!

- Эй, ну что, Александр, ты готов к своей участи?

Лежащий принц поднял свои глаза цвета неба в ясную погоду и плюнул под ноги улыбающемуся победителю:

- Ты можешь взять мое тело, но моя душа, прости, она не твоя.

И снова закрыл глаза. Больно, обидно. Он, наследный принц Аравии, лежит как дворовая собака у ног извращенца, который только ради одной ночи с ним стер с лица земли его государство, пленил его народ.

Все началось пять лет назад. Обычная прогулка закончилась столкновением у запретных земель. Красивый, гордый Александр и наивный, влюбленный в него Эдуард сошлись на тонком мосту:

- Александр, Александр, - шептал тогда Эдуард. - Идем со мной, не пожалеешь.

От его взгляда стыдливое солнце пряталось за первую попавшуюся тучку. Он словно ласкал Александра, скользя по изящной фигуре влюбленным взглядом

-. Все для тебя, луну, солнце, мое государство, мое сердце, хотя оно и так твое, так же как и жизнь, не молчи, скажи. Я не могу без тебя. Я...

- Замолчи, - глаза Александра были холодны как снег на вершине гор. - Ты смешон. Ты, принц такого могущественного Одеона, и в моих ногах? Как собака. Хотя ты и есть собака! Помани и пойдешь. И ты говоришь МНЕ о любви?

И Александр засмеялся, хороня под вмиг охолодевшим солнцем все мечты Эдуарда и свое будущее вместе с ними.

- В последний раз предлагаю, - прошептал Эдуард, и в его глазах мелькнули боль и отчаянье брошенного на произвол судьбы домашнего кота, так привыкшего к ласке хозяина и миске сметаны по утру.

- Ты предлагаешь?

Гордый, гордый Александр плюнул на наследного принца Одеона и громко засмеялся. Затем, пришпорив коня, галопом помчался в направлении Энаву.

Эдуард вытер лицо белоснежным батистовым платком, его губы искривились в усмешке:

- Ты еще пожалеешь! - закричал он.

Через мгновение ветер донес все такой же бездушный смех и слова:

- Я никогда не буду твоим!

После пятилетней войны, в которой погибло почти все взрослое население Аравии, король Одеона подписал капитуляцию и назначил наместником этих земель своего сына, а сам спокойно отправился под своды своего многочисленного гарема.

- Пусть сынок резвиться, - отрезал он, когда советники в один голос твердили, мол, не крепок еще духом принц, не сможет он поднять из руин Аравии, что, мол, тянет его туда вовсе не желание построить королевство мечты, а скрывающееся где-то в бескрайних просторах принц Александр.

- Цыц! - гаркнул Эдмонд.- Мой сын добился своего, пусть и ушло у него на это пять лет. А то, что ему только двадцать один - не переживайте. Он знает свое дело.

- Но, Король, он за один только взгляд вернет этому поганцу королевство, он ноги ему целовать будет. Король, вот найдет он Александра, и мир бросит к его ногам.

- Стража, - ровным тоном позвал охрану Эдмонд. - В темницу, - кивнул он в сторону советника распустившего язык.

На его немой вопрос «за что? », Государь ответил исчерпывающе:

- Ты своим языком, собака, вылижешь все помойки моего государства и не только помойки. Ты говоришь про моего сына, выигравшего эту войну. Он умный мальчик, и, чтобы у него не было на сердце, его дух крепок, а ум изворотлив. Как бы он не любил Александра, тот растоптал его любовь своими словами, так что не бойся, советник, мой сын сможет сломить сопротивление. Как ты там его назвал «поганец»? Вот-вот, поганца.

- Не думаю, - покачал головой уже бывший советник, терять ему было уже нечего, а желание открыть глаза государю на его «невинное дитя» оставалось велико. - Просрет все Эдуард.

- На виселицу его, сейчас же! - не сдержался Эдмонд.

- А яблочко от яблони не далеко падает. Сын то в папочку.

Эти слова утонули в крови. Удар кулака стражника, и кровь из разбитых в мясо губ мужчины залила дорогие персидские ковры. Через несколько минут, в полном молчании, советника вытащили на королевский двор, где стояла виселица. Веревка раскачивалась от порывов холодного северного ветра, король встал с трона и подошел к окну. Его губы, сжатые в две тонкие полоски, выражали решимость и отбивали всякое желание вступиться за опального советника.

Из незаметной двери в каменной стене вышел палач.

Король кивнул:

- Начинайте.

Стражники проволокли уже не сопротивляющегося мужчину через двор, по деревянным ступенькам основания виселицы и толкнули в последние его объятья - объятья палача. Тот подставил стул, связал запястья бывшего советника и помог подняться.

- Говорить будешь? - просипел палач.

- А можно позвать священника, мою жену, и детей? - усмехнулся мужчина, и кровь тонкой струйкой потекла по подбородку.

Палач посмотрел в царские окна.

Эдмонд покачал головой. Эта собака не заслуживает последнего причастия.

Палач без лишних движений выбил лавку из-под ног мужчины.

- Ты еще пожалеешь, и вспомнишь меня, Король! Обещаю!

И это было последнее, что сказал советник в своей бренной жизни.

Король отошел от окна, его подданные застыли в недоумении.

- Кто-нибудь еще хочет мне сказать, что-то про Эдуарда?

Ответом ему послужила тишина.

- Ну и хорошо, а теперь попрошу: не беспокойте меня до утра.

И быстрыми шагами скрылся в соседней комнате.

И только после того, как за Эдмондом закрылась дверь, тронный зал взорвался словами и эмоциями, но в них вовсе не присутствовала жалость к только что казненному советнику.

Александра находят чрез день после подписания договора, он даже не удосужился спрятаться. Принц слишком гордый, чтобы убегать. Да и куда ему податься? Все дома королевства закрыты для него.

Поданные, те, кто выжил, швыряли в него камни и покрывали всеми известными проклятьями:

- И что тебе стоило лечь под него? Ничего ваша бы задница не слишком пострадала от этого, а наши мужья, дети остались бы живы! Так нет же, это божественная задница! Впрочем, на месте вашего отца давно бы к стенке и ремнем, не пороли вас в детстве отсюда и проблемы.

Александр лишь презрительно смотрел на жалкий сброд, некогда бывший его народом.

Глупцы, что они понимают? Он последний из рода, сын славного отца, внук непобедимого деда, ляжет под какого-то там прыщавого юнца? И пусть этот «юнец» по годам его ровесник, но что он может, кроме того, что связать его, убить? Ха, так это и к лучшему! Гордо откинув челку, Принц побрел дальше мимо сожженных полей и крестов на обочинах дорог. Но его сердце молчало. Он давно усвоил: «Победителей не судят». Но он не считал себя побежденным.

Когда стражники Эдуарда нашли его сидящим под чудом уцелевшей яблоней, он встретил их с усмешкой.

- И где ваш малолетний извращенец? - выдохнул Александр сквозь зубы.

И только приказ нового короля - не трогать «эту тварь», удержал стражников от избиения надменного принца. Они, как и приказано, раздели его до гола, связали, а руки заковали в цепи.

Но даже сейчас, пленный и ногой, в свете заходящего солнца, он казался стражникам недостижимой мечтой.

Пухлые губы, которых хочется коснуться и, нет, не кулаком, а нежно, благоговейно. Стройный, высокий, с идеальным лицом, он стоял перед своими стражниками, но был далек от них.

В одной его осанке чувствовалась порода и мощь предков.

Он смотрел на эту кутерьму сквозь призму своих голубых глаз, и только ради одного взгляда не холодного, отстраненного, как сейчас, а заинтересованного и теплого, любой стражник отпустил бы его на все четыре стороны, сражаясь со своими же.

Эдуард смотрел на лежащего на холодном полу Принца и понимал, что пробил его час. В ушах до сих пор звучал смех Александра и его: «Я никогда не буду твоим».

- Ты никогда не будешь моим? - Король склонился над своим пленником.

- Никогда, - смеется Александр, и Эдуарду кажется, что это он лежит у ног надменного Принца, а тот стоит и держит в руках его сердце.

Господи, прошло пять лет, а он все такой же прекрасный и далекий, и такой же желанный.

«Я никогда не буду твоим», - пронеслось, словно ураганом, по голубым венам, ударяя в голову - никогда, никогда...

- Все вон из зала! - закричал Эдуард. - Все вон!

Стражники, свита, молча поклонились и понимающе опустили глаза.

- Дорвался, - шепоток, подобно легкому ветерку, пронесся по залу. Один взмах длинных ресниц Эдуарда, и вот он один на один со своей болезнью.

Король пнул пленника.

- Кто из нас собака? - спросил Эдуард.

- Вы, конечно, - полные губы изогнулись в усмешке, сделав акцент на «вы». И это стало последней каплей.

Эдуард одним рывком поднял Александра и кинул на стоящую кушетку, не рассчитав, пленник сильно ударился спиной. Ужасный звук, но связанный парень лишь поморщился, и тень неудовольствия легла на безупречнейшее из всех созданных Богом лицо. Но только на мгновенье, а затем - полнейшее безразличие. И безмятежность. Как рябь на глади озера в безветренную погоду. То ли есть, то ли нет.

Эдуард достал из ножен кинжал и одним касанием срезал веревки, ни один мускул не дрогнул на лице пленника.

Король перевернул Александра, укладывая лицом в подушки, заставляя вытянуть связанные руки над головой. На спине виден красный кровоподтек - след от удара.

«Боже ему же больно, - пронеслось в голове Эдуарда. - Что я натворил? »

- Собака, ну что застыл? Что, никогда не сношался с мужиками? - голос из подушек холоден как кусок льда.

Вся жалость тут же замерзла, превращаясь в невесомые снежинки, которые растаяли под обжигающим взглядом Эдуарда, устремленным на красивую спину своего соперника.

Пальцы на долю секунды нежно касаются наливающегося синяка, но усилием воли, достойной Короля, он берет себя в руки.

- Не терпится попробовать настоящего мужчину? - хрипло спрашивает он пленника, рыком развязывая тесемки штанов.

- В этой комнате только один настоящий мужчина, и, боюсь, это не ты. Знаешь что, КОРОЛЬ, хочешь выебать? Тогда еби, а не болтай. А то, не дай Бог, мне покажется, что ты меня любишь? - прошипел Александр.

И как по заказу, Король ворвался в распластанное только для него тело, не заботясь ни о чем.

«Больно, прекрасно, мой, - с каждым толчком вбиваясь в безвольное тело. - Боже, какой он узкий».

И, через несколько сладко-горьких мгновений, все мысли смылись под сокрушительным оргазмом.

«Вот как это бывает когда под тобой любимый, - подумал Король. - Только с ним... только для него. Любимый».

Эдуард увидел разводы крови на «любимых» ягодицах и щеки его вспыхнули.

Он аккуратно перевернул безвольной куклой лежащего пленника и охнул. Лицо Александра оказалось белее снега, из прокушенных губ алой змейкой текла кровь, смешиваясь со слюной, глаза закрыты, но и без этого на щеках видны дорожки слез.

Путаясь в штанах, все еще болтающихся в щиколотках, король рухнул на колени перед кушеткой, вытирая соленые брызги с безжизненного лица.

- Что я натворил?! - целовал он искусанные губы, вытирая языком кровь. - Любимый!

- Собака, - не открывая глаз, просипел Александр, снова теряя сознание.

Эдуард поднялся с колен, натянул штаны и только потом позвал стажу.

- В подвал его, - холодно произнес Король, указывая на пленника. - Приковать цепями в дальнем подземелье.

И вышел вон из зала даже не оборачиваясь.

Унижение/покорение

Завывание холодного ветра за каменными стенами, приносило если не успокоение, то ощущение уединенности и покоя.

-Пока дует северный ветер, я живу,- подумал Александер, сворачиваясь калачиком на промерзшем полу.

-И где сейчас твои предки?- шептал демон, сидящий на израненном правом плече.

Пленник скривился в усмешке. Некогда пухлые, сочные, они представляли сейчас одну сплошную кровавую корку, впрочем, как и сам Александер.

Что они дали тебе перед лицом насилия. И сколько еще ты протянешь вот здесь, подыхая от голода и холода?

-Заткнись,- голодные голубые глаза наполнились слезами, которые он прятал в самых дальних уголках своей души, вернее то что от нее осталось.

-Я не подчинился варвару, мой народ да, но они шакалы, готовые броситься на объедки с царского стола. Я же свободный, как ветер.

-Ага, -закивал головой «демон»,- я вижу, прикованный цепями, и отпускаемый только до кровати своего хозяина... если отпускаемый.

Александер повел плечами. Цепи действительно снимали в редкие встречи с Эдуардом. Сейчас редкие. Раза три в неделю, а раньше, раньше...

Демон расхохотался. Раз в неделю это редко?

-О, да.- прохрипел Александер, чувствуя холод каждой клеточкой израненное тела, обнаженного, искалеченного, выброшенного до следующего удовольствия хозяина.

Ты же сам знаешь, по-первости, он приходил каждый день, несколько раз за день, то плакал, то молил, потом проклинал, и в конце насиловал. Затем переворачивал, ища холодные капли на белоснежных щеках.

-Ну да, ну да ты у нас стойкий мальчик, ты плакала только в первый раз, и то бессознательно, а теперь ты скрипишь зубами, кроша их в порошок, но терпишь. И твои предки, смотрящие сквозь толщину стен замка, не слышали ни одного стона из твоих уст.

Демон рассмеялся.

Гордый, гордый. Александер застонал. Все что у него осталось в жизни - это гордость... и желание умереть.

-Как холодно, - не звук, не стон, просто желание согреться, не в объятьях Эдуарда, в теплой кровати, один на один со своими желаниями и мыслями.

-Ну так скажи «да», - одно твое да и весь мир на блюдечке.

-И я на поводке,- возразил Александер.

Демон спрыгнул с его плеча, сдирая кровавую корку, кровь медленно закапала на грязный пол. Демон хохотал, он стоял, напротив скрючившегося пленника, и хохотал, хохотал, хохотал.

-А сейчас ты не на цепи? О гордость, ты мой любимый грех.

Александер попытался подтянуть руки и заткнуть уши, не слышать мерзкий внутренний голос.

-Да, да, да....

И когда стража отстегнула знакомые до последний царапины цепи, и пинками повели королевские покои, в голове слышался смех, похожий за крип давно несмазанного колеса, и упав на колени перед своим так называемым хозяином, который грубо схватил его за подбородок вынуждая поднять глаза. Эти мгновения, острее пореза свежее заточенного ножа, это борьба, холодный синий смешивался в зеленым, как казалось Александеру, болотным и если присмотреться то можно в бездонно зелени можно увидеть гадских, мерзких жаб- похоть, грязь, насилие.

Вот и сегодня- взгляд-клинок, и нестерпимое желание сказать то, над чем Эдуард дрочит холодными ночами. Губы хотят прошептать предательское «Да», как Эдуард плюет слова:

-Ну что продолжим?

И снимает штаны.

Александер давится словами, невидяще глядя перед собой, и «да» превращается в жесткое:

-Эдуард, знаешь, если я раньше думал, что ты собака, потом шакал, вчера я представлял тебя гиеной, падаль. Но нет, ты не гиена. Ты никто. Тебя нет. Ты ...

Эдуард смотрел на стоящего на коленях обнаженного пленника. «Падаль, падаль, падаль» И его кулак украсил и без того фиолетовую скулу Александера.

Но ни тут то было, он не замолчал:

-Тебя нет, я тебя ПРИДУМАЛ! Ты мой кошмар.

Второй удар, и пленник не удержался и проехал носом по полу, Эдуард хмыкнул:

-Вот так, правильная поза!

Демон заплясал перед лицом Александера, шепча на ухо:

-Нет, вот скажи, ты этого хочешь? Дай ему понять, что тебе больно. Он.. он сжалится. Один стон, одно да.

Александер только крепче сжал губы, от боли прокусывая нижнюю, и промолчал...

И в комнате слышны тихие стоны короля, да предательский смех демона.

-Да, да... ДА!

Любовь/ непокорность

Эдуард рвался к своему пленнику как тигр на свободу, он готов сидеть в подземелье неделями. Месяцами, готов только по одному капризному взгляду перевести этого упрямца в покои, подарить тепло, умиротворение и свою любовь, которую он раз за разом выплевывает как прогнившее яблоко.

Прошло полгода, а сломить упрямца так и не удалось. Прикованный к стене, избитый, он все равно оставался для Эдуарда звездой с небосклона, в светлую ночь казалось вот она, звезда, протяни руку и опалишь нежную кожу ладоней ее обжигающим теплом. Но сколько бы Эдуард не тянулся, ломал, разбивал свою игрушку, Александер смотрел на него как полное ничтожество. Как тогда в запретных землях.

В этот момент в душе короля просыпалось нечто страшное и необузданное. Неконтролируемое. Именно оно, заставляло брать беззащитное тело, избивать. Унижать, только чтобы увидеть как лед, сковавший желанные голубые глаза на мгновение давал трещину и наступала первая мартовская капель- слезы. Но только на мгновение, затем Александер снова смотрел на своего мучителя сквозь пелену презрения, словно его и тело и душа жили разной жизнью, словно он король, сидящий за праздничным столом и кидающий объедки собакам, скулящим в поисках еды.

Но как теперь быть?- Эдуард не знал.- Что делать с этим упрямцем?

Легкий ветерок коснулся разгоряченной кожи короля.

-Ты все сделал, чтобы уничтожить его?- послышался хриплый шепот.

Эдуард обернулся. Пусто, лишь сквозняк гуляет по пусто комнате.

-Показалось,- выдохнул король.

-Не показалось, я здесь,- ветер снова заиграл тяжелыми портьерами, завывая за белоснежным от летящего снега окном.

Эдуард дернулся, бокал с горячим вином выпал из его рук.

-Прав, я как всегда прав, - шелестели портьеры, и во мраке комнаты.- И за это такое наказание- виселица.

В свете дрожащей свечи показалось прозрачный силуэт, он плыл, растекался в холодном воздухе.

-Нет, не сломить тебе Александера. Ты слаб, слаб, слаб....

Эдуард закричал, не замечая что, наступает на осколки бокала, в одно мгновение бордовое смешалось с алым, красивыми разводами растеклось по полу.

Стража ворвалась в покои. Ветер все так же задувал в окна, одинокий король метался по залу.

-Приведите ко мне Александера, быстро!

Стражники улыбнулись. Еще бы, им не в первой.

Через пятнадцать минут за дверьми застучали цепи, и в зал вошел пленник.

Кашель, сильный заставил Эдуарда обернуться.

Александер выглядел больным.

-Еще бы,- прошелестели портьеры.- В темнице, да еще в такое время. Не хочешь дать ему одежду?

Король тряхнул головы, зеленые газа, казалось, прожгли дырку в занавесках, однако там пусто. Эдуард точно знал, там никого нет. Опять кашель. И снова шелест:

-Подари ему покой.

-Ты хочешь покоя?- не оборачиваясь, спросил Эдуард зашедшегося в кашле Александера.

-Тебе все равно чего я хочу,- просипел тот.

-Нет я спрашиваю, ты хочешь покоя? -Голос его звучал холодно и ровно. Эдуард обернулся, зеленый цвет опять смешался со стальным холодным.

-Я хочу умереть,- прошептал Александер, опуская глаза.- П... п... пожалуйста.

-Нет,- снова крик, и охрана влетела в покои.

Эдуард взглядом приказал им выйти.

-Нет, если ты умрешь, умру и я,- прошептал он, притянув пленника к себе, он чуть заметно коснулся его губ.- Нет, прости.

Александер внимательно рассматривал причудливые узоры, созданные кровью и вином на полу.

-Ничего, ничего,- поймав его взгляд, сказал Эдуард.- Теперь все будет по-другому.

Он взял ключ, цепи с грохотом упали на пол. Эдуард снял свою рубашку, закутывая в нее Александера.

-По-другому, это как?- решился на вопрос Александер, он провел по белоснежной сорочке рукой, заново привыкая к одежде на своем теле. Он и забыл как это приятно, когда легкий хлопок целует кожу.

-С любовью. Теперь все будет с любовью. Пойдем, я сам провожу тебя в твои покои, мой принц.

Пленник никак не отреагировал на слова Эдуарда, он покорно шел за ним, чувствуя как , его рука оставляет ожоги даже через белый хлопок рубашки. Рука хозяина.

Лед и пламя.

Гордость Александер и болезнь Эдуарда сплелись в клубок противоречий и обид, который уже никогда и никто не распутает. Они вместе, они далеки друг от друга.

И так любовь....

Ее никогда не бывает много, она как теплое ласковое море, нежится у твоих ног, согревая душу и тревожа тело. Любовь всегда желанный гость в сердце, ее торопишь как невесту к алтарю, ее желаешь как первую ночь в объятьях любимого человека, она волнует каждый нерв, возбуждает, отдается, дает, и в этот момент ты понимаешь, что живешь. Ты дышишь каждой клеточкой, каждой порой, ты обнимаешь весь мир, сживая в руках одно маленькое сердце.

Полгода Эдуард лелеял, дарил, оберегал. Он смотрел, как затягиваются раны на теле Александера, как к нему возвращается жизнь. Только глаза, они холодны. Все тот же лед.

Ночью, когда беременная луна превращалась в тощую собаку, король словно вор пробирался в покои Александера и смотрел, затаив дыхание как тот спит, любуясь длинными ресницами лежащими на все таких же впалых щеках. И так хотелось убрать белый локон, упавший на лоб, хотелось до одури, до стона, до зуда, и король каждый раз бежал из опасного плена, боясь грязи, поднимающейся в душе. Он вбегал в свою спальню, мокрый как мышь, а на его руках не заживали содранные в кровь пальцы. На стене день ото дня ширилась трещина.

Эдуард снова попал в тупик. Он не мог прикоснуться, но и сделать больно тоже не мог.

Замкнутый круг. Однажды в безлунную ночь, когда июльская , душная ночь почти уступила место зеленому утру, Эдуард пробрался в заветные покои, на одну секунду, только одним взгляд.

Александер сидел на подоконнике, у открытого окна.

-Пришел,- даже не оборачиваясь, произнес пленник.

Эдуард замер в нерешительности.

-Чего встал, давай проходи, ты же частый гость в моих покоях, и не только днем.

Король опустил плечи.

-Эх ты кроль,- Александер любовался восходящим солнцем, нежно окрашивающим бордовые сумерки, принося в этот мир яркую краску радуги.

-Я люблю тебя,- ответил Эдуард.

-А я тебя нет!

-Что тебе надо?- вспылил король.- Что? Что ты хочешь?

-Свободы,- грустно улыбнулся Александер.- Я хочу дышать полной грудью. Ты как паук, оплел меня паутиной своей липкой любви. Что я говорю, разве это любовь?

-А что ты гордое ничтожество знаешь о любви?- закричал Эдуард.- Ты любишь только свое эго. Ты когда-нибудь прикасался к любимым губам, когда-нибудь отдавал свое тело...

-Отдавал,- вскинул голову Александер.

Эдуарда откину в конец комнаты, как от удара. «Отдавал». Черт, ведь он сам бесчисленное количество раз насиловал его.

-Ты лед, ты... холодный..

-Чувства, а что это такое? Почему я должен хотеть тебя? Ты с первой нашей встречи на том балу смотрел на меня и облизывался. Меня передергивало от твоего масленого взгляда. Там в запретных землях, когда ты сказал о любви, я чуть не умер от смеха. Разве это, - Александер показал на свои покои, которые от темницы отличались лишь кроватью и отсутствием цепей.- Разве это любовь? Паучье логово, а ты , сколько не плети свои сети... Прости, я тебе не по зубам.

И отвернулся.

Солнце уже проснулось. Во дворе замка засуетились дворовые. Александер уперся лбом в холодные, всегда холодные прутья решетки на окне. Он грустно улыбался, повернувшись спиной к своему мучителю.

Свобода.

Такая близкая. Протяни руку сквозь решетку и почувствуешь тепло летнего дня, теплый дождь, и легкий ветерок, и такая далекая, даже самый жалкий раб у подножия трона имеет больше прав, чем муха в белом коконе паука. Душно, мерзко, грязно. Александеру казалось, он никогда не отмоется не только от грязи, но липкого, въедливого взгляда Эдуарда.

Ненавижу, ненавижу,- билась голубая венке на шее.

И лютая зависть к тому же последнему рабу, он мог бы покончить жизнь самоубийством, а Александер вынужден сидеть и смотреть, как солнце сменяет луну, за зимой приходит весна, и как Эдуард смотрит на него безлунными ночами, от чего хочется кричать и биться в истерике.

-Люблю, мой, люблю. МОЙ!- ласкал взглядом Эдуард, бело-розовые шрамы на спине пленника, оставленные им же самим в моменты безумия.

Король вздохнул и снова закрыл дверь, запирая его на замок.

Холод, коридор, мрак, и пустота, Эдуард, словно столетний старик, шаркал ногами, сбивая пыль под своими ногами.

-Ты не смог сломать его?- шелестел голос.

На этот раз король даже не обернулся. Он лишь горько улыбнулся, как и его пленник.

-И что будешь делать?- голос дрожал и терялся в пустынных залах просыпающегося дворца.

-Смерь, смерть,- «пели» портьеры, холодные камни, и даже воздух, который Эдуард пил жадными глотками, как умирающий от жажды путник.- Смерть, смерть.

-Оседлать двух коней и быстро!- приказал он, спускаясь во двор. Король тряхнул головой , прогоняя наваждение и все равно, в темноте пустых залов, которые виднелись через открытую настежь дверь, слышалось: смерть...

Эдуард ожидая, когда исполнят его приказ, встал спиной к решетчатым окнам пленника и все равно, чувствовал тяжелый взгляд голубых глаз. Александер продолжал сидеть на подоконнике, ловя тепло летнего дня.

Король кинул, пробегающему мимо дворовому, с вязанкой дров, ключ:

-Приведи мне его.

И кивнул в сторону пленника.

Дворовый стремглав бросился по лестнице, и уже через пару минут привел Александера, который щурился, и дышал полной грудью. Свобода!

Пусть иллюзия, имитация, подделка. Но он впервые за год вышел во двор СОБСТВЕННОГО замка.

Бывшие его поданные боялись поднять глаза на старого хозяина, они и так шептались за каждым углом, мол, убил его новый король, да и по делом тому, а когда Александера поселили в покоях на верху, зашептали о колдовстве. Колдун наш старый хозяин, вон как король сохнет по нему, а тому хоть бы хны, все сидит на подоконнике и сморит куда-то. Тьфу на него. Подох бы скорей.

-Садись, поедем, прокатимся,- крикнул застывшему истуканом пленнику Эдуард.- Давай, ты же хотел свободы.

-А не боишься что сбегу?- прошипел Александер.

-Нет,- покачал головой король,- Не боюсь. Поехали. Прошу не отставай и держись рядом.

Дорога петляла и терялась, вреди бескрайних золотых полей, засаженных пшеницей, кукурузой.

Пухлые карапузы, играли в пыли, а крестьяне, отрываясь от сохи, клянись Эдуарду, перекрещивали его в след, в то же время, косясь с ненавистью на его спутника.

-Посмотри,- крикнул Александеру Эдуард.- Я восстановил твои земли, они плодоносят, люди довольны жизнью, им не придется зимой перебиваться мерзлым зерном. Это государство, оно цвет. Я все сделал. Я...

-Не хватайся, ХОЗЯИН,- перебил его пленник.- Ты все восстановил, однако позволь напомнить тебе, кто все это разрушил. Кто? А?

Пришпорив коня, Александер вырвался вред, не желая слушать короля. Он устал, и готов на что угодно, только бы вот так скакать

Вскоре показались запретные земли.

Александер, по примеру Эдуарда остановился.

Тишина, вязкая, липкая, казалось, дотронешься рукой и утонешь в этом мерзком мареве, повисла между двумя мужчинами.

О, да, теперь год спустя друг на друга смотрели не мальчики, не юноши, а именно мужчины.

Один не сумевший сломать, другой не сломавшийся.

Два соперника.

-Я ... люблю... тебя,- прошептал Эдуард.

Александер захохотал.

Какая мерзость, какой фарс, опять все повторяется опять,- подумал он. Смех раскатистым эхом разнесся в полуденном зное.

-Сейчас что-то будет! - пронеслось у того в голове. И это тоже необычно. Александер за полгода спокойствия, отвык от бешенства , зарождающегося в бездонных глазах смотрящих на него.

Эдуард вытянул руку, хватая воздух, но темнота растворилась, придавая зрачкам золотое сияние.

-Спокойно, спокойно,- билось в его голове.

-Александер, - сглотнул король, - ты сможешь меня простить?

-Простить,- эхом разнеслось по мосту.- Простить?

И словно белый снег не ложился на истерзанную землю, а весенние входы не радовали глаз, и душное лето маревом не пленяло - не было этого года, вернее этих шести лет.

-Простить? Тебя?- хохотал Александер, не сдерживая слез.- Простить? За что? Что ты ....

Ярость слов и жалость к себе вызвали бурю эмоций, которая платиной прорвалась сквозь холод души и теперь смехом напополам со слезами.

Легкий порыв ветра донес ненавистный шепот:

-Ты проиграл, ты проиграл... Проиграл.

Эдуард мягко обнял рыдающего мужчину, нежно глядя белокурые волосы, ему так много хотелось казать, но в голове -пустота, и ком- в горле. И понимание - это конец. Он проиграл.

Король вытер слезы Александера рукавом своей белоснежной рубашки:

-Прости меня. ПРОСТИ!

И стараясь не смотреть в холодную синь ледяных озер, он легко вскочил на лошадь:

-Ты свободен. Иди- твое королевство ждет тебя. И ... Прости.

Пришпорив коня, Эдуард поскакал в сторону Одеона Ему до безумия хотелось обернуться и в последние раз коснуться взглядом любви, но он понимал. Что не имеет на это право. Он сам своим собственным эгоизмом растоптал все робкие надежды на возможность, нет, даже не быть вместе, а иногда вот так, по-соседски встречаться, хвалиться оружием и украдкой любить этого красивого, гордого короля. Нет, он ни на что не имеет право.

Александер же верил. Вот она свобода.

А вдруг, вдруг он вернется? Передумает?

Но стук копыт замер вдали. Свобода. Он один.

Один! Один?

-Эдуард, Эдуа....- прошептал Александер.

Что ему делать? Он так долго воевал, еще дольше жил в зависимости от прихоти другого существа и теперь, он не знал, что же ему делать с этой ненужной свободой.

-Эд...

Король скакал во весь опор. И когда легкий бриз донес до него тихое «Эдуард», он лишь пожал плечами, показалось. Ему показалось.

Понимание/осознание

Луна, холодная, безликая тринадцать раз худела и толстела, тринадцать раз показывала миру свое истинное лица, желтое, круглое, злое.

За это время те , кто ненавидел своего нового старого короля сменили свой скептицизм если не на любовь, то уважение и понимание.

Король Эдуард правил мудро. Справедливо. Судя тех, кто виновен, беззащитных охраняя, давая надежду и деньги на будущее. Все встало на свои мечта, стерта с лица земли память о шести годах безумия и войны.

Но как стереть воспоминания в душе, которая покрылась кровавой коркой. Как заставить тело желать красивую девушку, согревающую ночами холодную постель.

Александер не понимал себя. Часто в бессонной тишине, ему слышалось тихое скрежетание, и стенания, но горящая свеча показывала только пустую комнату и чуть колышущиеся от ветра портьеры, да все тот же шепот:

-И что дальше.... Что дальше...

Девушка, поняв, что король к ней холоден, покинула его покои, что совсем не расстроило Александера. Его душа горела огнем смятения .

В первые месяцы свободы ему вообще не снились сны, иногда только приходили отец с матерью, но они, молча стояли, и с укором взирали на свое гордое, но нерадивое дитя.

И все. А так, темнота и мрак.

А сейчас Александеру, мечущемуся в потных простынях, каждую ночь снился Эдуард.

И если бы в тех снах царило такое же насилие, но нет, король медленно разжигал огонь страсти в гордом пленнике и дарил такое наслаждение, что утреннее солнце стыдливо пряталось на тучи, боясь заглядывать в душные покои.

Александер ненавидел ночи. Он старался не спать. Но когда усталость брала свое, то сквозь слипшееся ресницы к нему вновь и вновь приходил мучитель со своим сладким пленом , и тело безжалостно предавало его.

И в один раз не выдержал. Гордо скинув голову, он быстрым шагом прошел мимо спящей охраны и, разогнав ночью прохладу, приказал седлать лошадей.

Быстро, очень быстро почти за сутки он доехал до столицы Одеона, где его принял король Эдмонд.

-Где твой сын, о могущественный король,- поклонился седовласому правителю Александер.

-Сын?- усмехнулся Эдмонд.- У меня нет сыновей.

-Но...

-У меня нет сыновей!

И чеканя шаг, король вышел вон.

Гулким эхом разнесся смех под сводами тронного зала.

-Ты думал, найдешь свое освобождение здесь?

И опят хохот.

Точно такой же преследовал его и в собственном замке.

Эдмонд резко ворвался в зал.

-Советник угомонись!- крикнул король в пустоту.

-Ха, ха, ха, Эдмонд, а что ты казнишь меня второй раз?- разродилась ответом пустота.

-Боже, советник.....- схватившись за голову, Эдмонд опустился на пол.- Ты прав. Мой сын слабак. И теперь его погибель здесь, но мой сын... Мой Эдуард, моя боль....

-Он умер?- выдохнул Александер.

Невидимый советник расхохотался еще сильнее.

-нет. Король его прогнал. Прогнал своего сына. Эдуард вернул тебе, о великий Александер, свободу и королевство, а потерял дом и семью. Какой позор. Великий отрок Одеона под каблуком у тебя. Ха-ха!

-Он жив?- только и смог спросить Александер.

Только бы он был мертв, Господи прошу, только бы он мертв, тогда все не имеет смысла и в то же время становиться на свои места. Я свободен. Нет. Господи, прости. Эдуард, прошу, только дыши. Я ... я найду тебя. Живи. Дыши.

И как бы далеко не уехал от проклятого замка Одеона ветер разбрызгивал по всей округи осколки безумного смеха и стенания правителя.

Да сохрани Господь их души!

Александер спрашивал каждого, кто попадался на его пути, не встречал ли тот опального сына правителя.

Подданные как один пожимали плечами, мол, история темная, не видели, не слышали, не знаем. Одно ведомо, крику стоял на все королевство, Эдмонд в зашей выгнал нерадивого сыночка.

Загадка, да!

Александер не знал, где искать Эдуарда, и жив ли он. И сам того не ведая, направил он своего скакуна в сторону запретных земель. Сердце пропускало удары, там все начиналось, там же и закончится.

-Закончится, закончится.....

Зловещий смех.

Всадники черными зловещими фигурами влетели в запретные земли, и приструнили коней только у моста. В эту же минуту небо разверзлось , дождь стеной окутал все вокруг, не видно дальше вытянутой руки.

В маленьком домике, что притулился около моста, приветственно открылась дверь, и Александер, шикнув страже ждать его у входа, вошел в небольшую резную дверь.

Темнота, с тишиной разбавленная лишь быстрым барабанным перезвоном дождевых капель за окном. И там, в дождевой пелене на окне сидел Эдуард.

-Ты,- выдохнул Александер.- ТТыыы...

Однако он даже не обернулся, любуясь водной феерией.

-Эдуард, Эдуард,- закричал Александер. Стража влетела в домик по первому зову, услышав в голосе правителя страх.

-Тсс,- выставил он мокрых стражников.- Вон!

Эдуард повернулся, услышав голос, но, скользнув безумным взглядом по темной фигуре гостя, отвернулся к окну.

-Тебя нет, - дыхнул он на стекло, и секунду спустя на запотевшем окне появилась фигура обнаженного мужчины. Эдуард рисовал, стирал, снова согревал стекло своим дыханием.

Александер не знал, что делать. Он нашел пропажу. Но это ли он искал? Безумца? Гордеца? Хозяина?

Александер силой повернул Эдуарда на себя,.

-Я здесь! Это я! Посмотри на меня!

Безумец лишь рассмеялся, и этот смех как две капли похож на хохот советника в замке Одеона.

-Нет, прошу, вернись!- затряс Александер безвольно повисшего на его руках мужчину с пустыми глазами.- Нет, ты должен мне! Вернись!

И тишина. Полная. Безумная. Казалось, весь мир умирал вместе с душой Александера. Хотя, если бы старуха со спутанными патлами и косой сейчас бы зашла в этот домик на раю земли и взяла бы короля за руку, он бы пошел за ней, не раздумывая только чтобы найти в темноте миров душу человека, держащего его сердце в трясущихся руках и вернуть пустым глазам свет.

Александер бы пошел на все. Треснул лед, и голубая изморозь покрылась паутинкой трещин и одинокая слеза покатилась по щеке.

-Ты... Ты плачешь,- Эдуард дрожащей рукой стер ее с щеки мужчины стоящего перед ним.- Не плачь. Я... здесь. С тобой.

-Навсегда,- всхлипнул Александер.

-Твой,- улыбнулся сквозь слезы Эдуард.

Александер слепо провел по его глазам руками, прогоняя непрошенные слезы.

-Пойдем со мной. Ты должен мне...

-Да, все что ты хочешь,- отозвался Эдуард.

-Я хочу любви. Покажи мне, как Это. По любви.

-Ты веришь мере?- выдохнул сын Эдмонда.

Александер кивнул. В глазах Эдуарда больше не было пустоты, только любовь, только страсть, только Надежда. И как бы страшно не было королю, он вложил свою душу в руки Эдуарда.

Тот кивнул седой головой...

-Ты поседел?- удивился Александер, целуя лунные виски мужчины.

-Тебя долго не было. Хотя... я не ждал тебя, я ждал смерть.

Эпилог/Пролог

Сменяются весны, расцветают незабудки, а луна прядет серебряные нити, вплетая в них разные судьбы. Но одна нить так и сплелась в серебристый клубок.

Двое королей, двое упрямых гордеца, один в маленьком домике на крою земли, другой- в величественном замке, среди останков своих предков, смогли победить задумку гордой красавицы.

Каждую ночь они встречаются на середине млечного пути, и взявшись за руки заставляли ее, вечную, статную, нежную кричать от зависти и смотреть, смотреть смотреть, как любовь рождается в каждом вздохе, касании, в каждой минуте прожитой этими двумя. И пусть утро неуловимо, через несколько бесконечных часов они снова заставят ее корчиться в муках. Она одна. Вечно одна, будь тощая, как выброшенная на помойку кошка, или полная, как дева готовящаяся дать новую жизнь, она одна.

А эти. Они двое. Несмотря ни на что. Двое и навсегда.

конец.