Петушок

- Оба-на, Рябцев! А ну, стой.

Парень, к которому обращались эти слова, едва заметно вздрогнул, но шага не замедлил.

- Стой, кому говорю!

Когда-нибудь это все равно случилось бы. Все-таки даже миллионный город - одна большая деревня. И даже если Коля знал, что рано или поздно встретит кого-нибудь из бывших одноклассников, то очень надеялся подальше отложить этот момент сомнительной радости. И до сего дня ему это вполне удавалось: два года он нигде не учился и безвылазно сидел дома, благо армия ему не грозила из-за психдиспансера. И вот теперь поступил в универ - и на тебе, в первый же месяц встретил напоминание о прошлом. Именно из-за этого прошлого у него и состоялось знакомство с дурдомом, а потом даже пришлось походить на душеспасительные тренинги. Впрочем, они, пожалуй, прошли не зря, раз он всего-навсего вздрогнул и сделал вид, что не расслышал тяжелых догоняющих шагов. Только мучительно захотелось вжать голову в плечи и шугануться в ближайший угол, но неимоверным усилием воли Коля заставил себя до последнего сохранить осанку. Зажмурился он только в последний момент, когда кто-то подхватил его за пояс и закрутил по коридору, чудом не задевая проходящих мимо студентов.

- Никита, ты оглох, что ли? А?

Коля представил себе большой каменный кокон, абсолютно черный изнутри и зеркальный снаружи. Ему там хорошо, спокойно, и никто не пробьется внутрь, а его страх больше никогда не покажется наружу. И Сергей Максимов, который был частью едва позабытого ужаса, никогда не вернет этот страх к жизни.

Почувствовав твердый пол под ногами, он открыл глаза. Всё прошло, и никогда, никогда не вернется, - сказал он себе.

- Вы ошиблись, - Коля улыбнулся кончиками губ, но сделал небольшой шаг назад.

Потолок все еще кружился и никак не вставал на место

- Э.. да? - Удивился Максимов. - Странно. Извини.

Никита пожал плечами, и отвернулся, собираясь идти дальше. Но Максимов преградил ему дорогу протянутой ладонью.

- Правда, перепутал как-то... Сергей. Максимов.

- Ни.. Николай Колесников, - выговорил Коля, вложив в руку Максимова свои ледяные пальцы, и тут же выдернув их.

Но тот снова преградил ему дорогу, оглядывая с ног до головы.

- Так ты точно не Рябцев?

- Паспорт могу показать, - он снова вымученно усмехнулся.

- Жаль! Значит, обознался. Надо же...

- Угу.

- Ну, бывай, - Максимов еще раз оглядел его с головы до ног, развернулся, догнал ожидавшую его высоченную блондинку, и исчез в толпе.

Никита еле удержался, чтобы не прислониться к стенке и сползти по ней на пол. Колени вдруг стали подкашиваться. Год тренингов насмарку от одной встречи? Ну, нет! Он пересилил себя, несколько раз глубоко вздохнул и поплелся в аудиторию.

А все-таки Максимов поверил! Значит, он, и правда, больше никакой не придурочный Никита-Рябчик, нет такого, он другой человек. И воспоминая эти тоже из чужой жизни, да и вообще, приснилось все...

Но перед глазами слишком ясно вставали картинки: Ленка-Феррари у него на коленях, чертова дача, мать-истеричка, и две недели ада, в который превратились выпускные экзамены стараниями теперь уже бывших одноклассников.

А ведь он был абсолютно незаметным. Из всех категорий "школьных уродцев" или лошков, у него была самая безобидная. Он учился вместе со всеми с первого класса и его воспринимали как "своего", в отличие, например, Лерочки-идиотки, которая перевелась в девятом и так и не вклеилась.

Никита иногда винил во всем мать. За свои жуткие обноски из секонда: слишком короткие штаны и растянутые футболки, хотя все это время она отказывалась от "подачек" щедрых отцовских алиментов, за ее вечную раздражительность сыном-недотепой, за то, что запрещала общаться с отцом, скрывая его телефон и адрес. Да Никита и фамилию-то отцовскую узнал случайно, когда раскопал на антресолях измятое свидетельство о просроченном браке. Может быть, без этих комплексов, он даже был бы "нормальным". За что еще его могли не любить? Злым Никита никогда не был и агрессии специально не вызывал. Разве что смех иной раз, когда слишком уж глубоко уйдет в себя, спрятав глаза за очками в огромной неуклюжей оправе, и не заметит вопрос учительницы. Ну, бывало и такое. Пока кто-нибудь не ткнет в спину карандашом - не опомнится. Да и получал он в основном от свиты Максимова, который привалил в их класс только в одиннадцатом. Так, что, можно сказать, недолго мучился. И, если бы не последний эпизод перед экзаменами, вообще нечего было бы вспоминать...

Но Максимов и Ко все-таки стали его персональным кошмаром. Хотя сам Серый на него внимания никогда не обращал, разве что от скуки догонит на переменке и потаскает на руках от избытка чувств. Впрочем, у него и так всегда хватало, чем заняться. Во-первых, все девчонки пускали на него слюни, даже Лерочка. Если уж на остальных, стоило им только пройти мимо ее парты и ненароком хлопнуть учебником по хребтине, чтобы не сутулилась, выливался поток ругательств, то при виде Максимова она теряла дар речи и портила все веселье, а ругалась она знатно. Хотя особой красотой Серый не отличался, типичная пацанская рожа, а перед учебой в их школе вообще обрил голову, но баб не поймешь. Во-вторых, у него всегда были деньги на "пойти-посидеть", и никто никогда не отказывался. В-третьих, он уже успел поучиться во всех городских образовательных учреждениях, и эта зачуханная школа на окраине была, кажется, последней, откуда его еще не успели выпереть. Максимов-старший заранее позаботился о том, чтобы сынок закончил последний класс без эксцессов, и при нем школа буквально расцвела: обзавелась компьютерным классом, свеже-покрашенными партами и испорченными нервами учителей. На вызовы к доске Сережа обычно отвечал: "Вы что, не видите, я разговариваю?!" и трещал по первому в школе айфону, на несданные контрольные бросал училке: "Что, сама не могла написать?" и обещал пойти к директору. Хотя обычно был одинаково учтив со всем женским полом, за что представительницы этого пола всё ему прощали.

В общем, школа с нетерпением ждала, когда учебный год подойдет к концу. А 11"А" с нетерпением ждал последнего звонка и обещанной тусовки на максимовской даче. Ну, кроме разве что Рябчика, или озлобленной Лерочки, хотя кто ее знает. Но оказалось, что по планам зачинщика, веселиться должны были все без исключения. И чтобы уговорить Рябчика, Ленка-Феррари, первая "снегурочка" класса, которую Максимов чуть не заваливал на уроках, даже залезла к Никите на колени. А он не сразу понял, что происходит: она сняла уродливые очки и притерлась на его коленках задом, потом как-то лихо вывернулась, мазнув по его подбородку вспухшей под тонкой майкой пуговкой соска. Без очков все расплывалось, и Никита чуть было не пропустил этот исторический момент - разглядеть в глубоком вырезе первую грудь в своей жизни, не считая материнской. Юбочка задралась, обнажая гладкую сочную ляжку. Никита судорожно сглотнул, когда представил, как будет расплачиваться перед Максимовым за поведение Феррари.

- Нам без тебя будет скучно, Рябчик, - томно пропела Ленка. - Мы же с тобой с первого класса вместе, не бросай меня...

- Э... а... - Промямлил Никита, под дружные аплодисменты класса.

На даче внимание к его персоне не приутихло. Кузя (Вова Кузьмин, первый дружок из максимовской свиты) и Гоша (Леха Григорьев, друг номер два) заставили Рябчика пить на брудершафт со всеми девчонками, как бы они не сопротивлялись. И, конечно, все следили за тем, чтобы Никита не остался незацелованным. С непривычки перед глазами плыло, Рябчик млел от счастья и чувствовал себя героем дня. И даже пожалел, что все когда-нибудь закончится, и все они разлетятся после школы кто - куда, и так круто и легко, как сейчас, больше не повторится, и давайте выпьем за то, что вы мои лучшие друзья, я вас так люблю, и все в таком духе. На этом осознанная часть воспоминаний Никиты Рябцева прерывалась значительным пробелом, потом проявлялась пунктиром смутных воспоминаний отходняка и, наконец, переходила в жирную черную полосу, которая перечеркнула всю его "прошлую жизнь".

Более-менее в себя он пришел уже дома, хотя попал туда не сразу. Кажется, Максимов боялся, что мать Рябчика не переживет увиденного, и заставил его отлежаться у себя денек. А, может, просто хотел удостовериться, что Рябчик не побежит к ментам, если что-то вспомнит, и поэтому через день сам любезно проводил домой и даже пообщался с мамой Никиты, которая, как и все прочие, не устояла перед его обаянием. Так что Никита, который, к счастью для себя, ничего не помнил, даже избежал обычной ее истерики и целую неделю спокойно готовился к экзаменам.

Перед математикой его довольно доброжелательно встретили одноклассники, а потом, когда все стали разбредаться отмечать первый сданный экзамен, он даже пошел с Кузей и Гошей в сортир за компанию. Курить Никита, конечно, не курил, тем более в школе, но надо было поддерживать новый статус. Впрочем, ребята тоже дымить не стали. Гоша, странно ухмыляясь, предложил ему посмотреть прикол с дачной гулянки по мобильнику.

- У тебя и блютуза нет? Ну ладно, смотри на моем, только вот руками не трогай, заляпаешь еще.

Никита, пожав плечами, склонился над экраном телефона, где, среди мельтешения пьяных одноклассников он увидел себя. Никита на видео был очень счастлив и раскрепощен, как никогда в жизни. Он залез на стол и под всеобщее веселье делал там странные телодвижения, отдаленно напоминающие ламбаду. Потом картинка уплыла в бок, затряслась, а когда вернулась на место, отбрыкивающегося Рябчика уже кто-то стаскивал со стола за ноги.

- Ну вот, Серый вмешался. Смотри-смотри - по лестнице тебя тащит!

- Ступеньки крутые, я там чуть не навернулся!

Никита, который этого не помнил, сделал вид, что ржет в кулак. Выглядело смешно, еще бы. Он к тому моменту уже отрубился и висел на плече Максимова ватной куклой.

- Так, - Гоша включил новый ролик. - а это уже под утро.

На экране, ритмично постанывая, двигались мутные пятна.

- Что это?

- Разврат, Рябцев, это - натуральный разврат! - Объяснил Кузя, приобняв его с другого бока, да вдруг так тесно, что он повалился на Гошу.

- На даче? - Тупо переспросил Никита.

Гоша не только не отстранился, а напротив, горячо выдохнул ему в ухо:

- А ты, правда, ничего не помнишь? Совсем-совсем?

- Ну, - не желал признаваться Никита, - такого точно не помню.

- А ты присмотрись. Видишь? Это - жопа.

Никита, нахмурившись, присмотрелся.

- И что?

- Так твоя же, - уточнил Кузя.

И, чтобы уж наверняка сомнений не осталось:

- И ее чпокают.

Никита замер, не решаясь рассмеяться над глупой шуткой. Ледяной волной накрыло страшное предчувствие. Но он нашел в себе силы криво улыбнуться:

- Ну, вы даете! Смешно.

Ребята заржали.

- Ага, оборешься! Только, Рябчик, это не мы, а ты даешь. Сам посмотри.

- А ведь никто и не знал, что ты у нас такой... - Кузя поднял телефон повыше, чтобы лучше видеть кульминацию, - такой - ух!.. Слушай, Лех, как подвывает.

- Не говори. Меня прям в жар опять бросило.

Никиту замутило, он было отшатнулся, но прильнувшие с боков парни не дали двинуться с места.

- Эх, тебе бы в пореве сниматься.

- У-о-оу! - передразнил Гоша особенно протяжный стон. - Ох, не-нааа-до!..

Никита узнал свой голос и чуть не свалился на пол. Кузя подтолкнул его к толчку.

- Аж ноги не держат, да? Ну, посиди, - и Никита послушно опустился на унитаз. Сердце вдруг заколотилось, как ненормальное. Он пытался вспомнить что-нибудь, хоть какую зацепку, и доказать, что это лишь кошмарный розыгрыш, но в мутной пелене мелькали презрительные ухмылки Максимова и его Ленки, которые везли Никиту с дачи, их непонятные реплики, и вот оно, он вспомнил! Когда его поливали холодной водой в ванной, была эта странная отрезвляющая боль, словно потерли наждаком за яйцами. Через пару дней он и думать забыл про зуд, разве что кстати пришелся вечный упрек "геморрой себе заработаешь - не жалуйся!", которым награждала его мать за вечное сиденье с книжками.

- Эй, Рябчик, ты чего? Ныть тут не вздумай!

Сквозь шум в ушах Никита почувствовал шлепки по щекам. Какая-то часть его все еще дергалась в судорожной агонии, цепляясь за доводы рассудка: "такого не бывает!" и "только не со мной!", но он уже чувствовал, что произошло самое страшное, и он теперь конченый человек.

- Уйдите! - Вдруг крикнул Никита, вырываясь. - Оставьте меня!

Ребята на мгновение отпустили его, но тут же грубо толкнули обратно.

- Сидеть! - приказал Кузьмин. - Что, не понял? Хочешь, чтоб это вообще все увидели?

Выгребная яма, в которую он падал, казалась бездонной.

- Что? - Севшим голосом переспросил Никита. - З-зачем?

- Как зачем? Ты же, получается, нас всех обманывал!

- Ага, столько лет в одном классе с пидарасом проучились, как жить-то теперь?

- Я и спать не смогу - такое пережил.

- И не говори!

Они снова заржали. Больше всего Никита хотел сейчас откинуться назад и попросить, чтобы его смыли в унитаз. Вместе со всем дерьмом, что на него сейчас вылилось.

- За что? - Пробормотал он. - Что вам от меня надо?

Гоша последний раз взглянул на мобильник и убрал его в карман.

- Что-то я нервничаю, - пожаловался он Кузе. - И Рябчик сам не свой.

- Надо расслабиться, - согласился тот. - Давай, ты первый.

Гоша облизнулся, потом наклонился и медленно снял с Никиты уродливые очки.

- Отдай! - Никита вдруг встрепенулся, но Кузя успел сунуть очки в свой карман. - Ну, пожалуйста!

- Отсосешь, получишь, - Гоша уже возился с ширинкой. - А будешь стараться, мы и про дачу никому не скажем.

Никита с ужасом пытался разглядеть мутное пятно перед своим лицом. От шока его слегка затрясло.

- Ух, глазищи какие огромные, - удивился Гоша. - Нафиг тебе вообще эти стекла? Кузя, выкинь.

Никита снова дернулся, но его грубо потянули за волосы на затылке.

- Да, шучу я. Давай же. Тронешь зубами - останешься без уха, понял? Ну! Бери!

Не дождавшись реакции, Гоша сунул член ему под нос. Резко пахнуло немытой кожей и мочой.

- Или хочешь, чтобы ролик стал главной программой выпускного? Рот пошире... Вот та-ак.

Зажмурившись, Никита обхватил член губами, но Григорьев так двинул рукой на затылке, что протолкнул его до самой глотки. Никита едва успел вывернуться и только чудом не стошнил прямо ему в штаны. Завтрак сползал по синему кафелю под потоком отборного мата - видимо, джинсы все-таки задело. Кузя ржал в окно. В этот момент дверь в сортир отворилась, впуская Максимова.

- Ох, ё-моё! - Он мрачно окинул взглядом компанию. - Другого места не нашли?

- А мы чего? - Удивился Гоша, в последний момент прикрыв ширинку.

- Перенервничал Рябчик, - тут же оправдался Кузьмин, перестав ржать. - С кем не бывает?

Через день ни на какой экзамен Никита идти не собирался. Сутки от пролежал в постели, но мать закатила серьезную истерику по поводу его никчемности, своего плохого здоровья, нищеты и прочих горестей, и так основательно промыла мозг, что пришлось идти на русский, только чтобы окончательно не рехнуться. Уже перед школой удушливой волной накатил стыд, Никита опомнился и собирался развернуться, но было уже поздно, его как раз догнали несколько одноклассников во главе с Григорьевым.

- Петушок, петушок, белобрысый гребешок!

- Ты, что, Гош, это же курочка.

- Ой, а точно. Здравствуй, Ряба!

Никита ломанулся в школу, но компания перед кабинетом тоже встретила его словами "Привет, пидорок! Что ж ты не здороваешься? А ну, кукарекни!" и он понял, что теперь-то уж точно всё кончено.

- Коль, ты чего такой бледный?

Он что-то невнятно пробормотал и уткнулся лбом в парту. Препод опаздывал, народ скучал, кто как умел.

- А хочешь, прогуляем? Я потом тебе лекцию перепишу.

Он помотал головой. Но Светик просто так не отставала. Она успевала признаться ему в любви раз пятьдесят на дню, и ее как раз устраивали чистые платонические чувства. К тому же она называла его своей "родственной душой" и занимала кучу свободного времени, которое он мог бы потратить на неприятные воспоминания.

Первое время Колька, конечно, шугался по привычке каких бы то ни было проявлений симпатии, но потом привык: школа и универ оказались совсем разными вещами. Другая жизнь, даже лучше, чем та, о которой он всегда мечтал. Да и стильно одетый и модно стриженый Коля Колесников, которого в универ доставляла красивая отцовская тачка, в отличие от ушлепка Никиты-Рябчика, на удивление всем нравился. Он даже представить не мог, что такое бывает - можно просто идти по коридору не боясь дурацких шуток (ну, до сегодняшнего дня - можно было), или спокойно погрустить на лекции, не получив за это тычком в бок. Не искушенный женским вниманием, он сначала даже не различал флирт от наездов, и думал, что с ним что-то не так, пока Светик не взяла инициативу в свои руки и не отшила остальных поклонниц.

- Знаешь, я и правда пойду, - вдруг решил Коля. - Мне надо... одному побыть. Простишь меня, ладно?

Светик потрепала его по макушке.

- Если потом всё расскажешь - прощу! Как домой доберешься - позвони. А то вдруг, что случится.

- Ничего со мной случится, - вяло отмахнулся Коля и пошел к выходу.

Снова набежала волна, и ему вдруг захотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда, дома или в другом городе, а еще лучше - на другой планете. Глубоко замурованный Рябчик рвался наружу, испуганно оглядываясь на полупустые коридоры.

Только внизу Коле удалось замедлить шаг, он остановился перед большим зеркалом у гардероба. Улыбнулся своему отражению и немного успокоился. Как можно узнать в нем этого опущенного придурка из прошлого? Другой взгляд, манера, походка, равномерный южный загар, даже волосы светло-пепельные вместо грязно-мышиного, к тому же он год индивидуально занимался с тренером в отцовской качалке, и вместо зачуханного подростка превратился в довольно развитого юношу.

Коля подмигнул сам себе, отфутболивая обратно в могилу несчастного Никиту Рябцева. Он решил подождать до конца пары в ближайшем интернет-кафе и пойти со Светиком в парк аттракционов, куда она пыталась затащить его весь месяц.

Но как только вышел за дверь, чуть не отступил обратно: прямо перед выходом на парковке за клумбами его ждал Максимов. Он стоял, облокотившись на капот своей бэхи и курил, задумчиво глядя на Колю.

Дыхание перехватило, будто ему со всей дури всадили в солнечное сплетение, только без боли. Споткнувшись, Коля сделал вид, что никого не заметил, и пошел по диагональной дорожке. Он кожей чувствовал тяжелый взгляд, но, как в страшных сказках - обернуться ни за что нельзя. И побежать нельзя. Вымеряя каждый шаг, он доковылял до переулка за универом и свернул за угол. Ну не станет же Максимов догонять незнакомого парня? Коля нервно засмеялся над собой. Максимов, наверняка, и не его ждал! Чуть расслабившись, он остановился на переходе, переводя дух. Вытер лоб ладонью, снова посмеиваясь. Потом вступил на зебру, и, когда загорелся зеленый, едва успел отпрыгнуть от затормозившей перед ним бэхи.

- Что стоишь, залезай! - Крикнул ему Максимов сквозь оглушительный трек из динамиков.

Коля не хотел верить своим глазам. Это случилось так неожиданно, что он даже не успел снова испугаться. Машинально он попытался обойти тачку, но она резво дернулась, преграждая дорогу. Максимов уменьшил громкость и снова приказал, глядя на него из салона:

- А ну садись в машину.

Рябчик судорожно цеплялся за жизнь, уговаривая бежать, бежать куда глаза глядят, только не возвращаться в прошлое!

- Давай, Николай, - усмехнулся Максимов, - ну, кончай ломаться. Разговор есть.

Коля, наконец, посмотрел ему в глаза, потом решительно выдохнул и залез в бэху. Максимов нажал на газ, взрывая солнечный октябрь ревом двигателя, и Колю вжало в сиденье.

~ ~ ~ ~ ~

А прошлый раз у Максимова была Ауди. Ничем не примечательная, но затонированная в хлам, с саббуфером на пол-багажника и обшитым синей замшей салоном. Никита сидел на переднем сиденье с ведром в обнимку, изо всех сил стараясь не расплескать содержимое своего отравленного желудка. Сзади материлась оскорбленная Ленка, но все было как в тумане, и слова доходили, как сквозь вату. В какой-то момент ее угрозы пойти пешком, лишь бы не ехать с вонючим уебком стали действовать Серому на нервы. Вел он довольно резко, и Никита постоянно задерживал дыхание, а цвет его лица уже приобрел нежный фисташковый оттенок.

По ушам вдруг резанула трель антирадара, Серый тут же затормозил, в нос ударило жженой резиной. В желудке было уже пусто, и Никита, склонившись, пускал в ведро слюни.

- Ты достал меня, Рябчик, меня тоже вывернет сейчас! - Прошипела Ленка с заднего сиденья. - Все, тормози. Либо я, либо он!

Никита в ответ закашлялся, отплевываясь. Максимов заехал на обочину перед гаишником.

Тот представился инспектором Сидоровым и сунул под нос дисплей радара со сто тридцатью километрами в час.

Максимов поднял на него свои невинные голубые глаза и удивленно послал на ***:

- Иди других лохов ищи, инспектор Сидоров.

- А ремень? - Не растерялся тот.

- И как ты ремень разглядел через тонировку? - Снова удивился Максимов.

- А, так у нас тут и лобовик затонирован, - Сидоров заметно обрадовался, Максимов тоже заржал.

- Черт, мелочи нет, - пожаловался он, и полез в бардачок.

Никита вдруг отшатнулся от его руки. Серый быстро посмотрел ему в глаза, но промолчал. В бардачке нашлась пятисотка.

- Счастливого пути, - отсалютовал довольный гаишник.

- Сука, - усмехнулся Максимов, отъезжая. - Хорошо хоть права не спросил, отец никак не пробьет.

Рябцев начал неудержимо икать. Ленка опять заныла.

Проехав еще метров сто, он снова припарковался у какой-то пригородной остановки.

- Так все, вы меня оба достали. А ты проваливай. - Хмуро процедил, он непонятно к кому обращаясь, и вышел из машины.

Никита звякнул ведром, пытаясь наощупь отстегнуть ремень. Ленка прожигала взглядом его затылок.

Попытки с третьей Рябчику удалось вылезти из салона. Трясущимися руками он прижимал ведерко, не зная, что делать дальше.

Серый купил сигареты, обернулся, посмотрел на него зло и удивленно:

- А ты куда собрался? Ползком что ли? - потом открыл перед Ленкой дверь и повторил: - Хотела пешком - вали.

Ленка выскочила, махнув длинным смоляным хвостом, собранным высоко на затылке и, виляя бедрами в микрошортиках, вышла к дороге. Максимов неторопливо прикурил, подставив лицо майскому солнцу.

Когда он выкинул окурок, красная и злая Ленка уже сидела в машине.

Он молча отъехал.

- Совсем охренели! - Не выдержала она, оправдываясь. - Я что, на шлюху похожа?

Серый красноречиво промолчал, Ленка разозлилась еще больше:

- А ты чего лыбишься, Рябчик?

Никита, который даже не решался поднять от ведра лицо, больше не вникал в смысл слов. Его накрыло похмельной апатией, и только один раз он искоса посмотрел на Максимова, когда тот устало приказал Ленке заткнуться.

Коля никак не мог отделаться от пронизывающего дежа вю. Ему опять было все равно, куда и зачем они едут, страх улетучился, а он отстраненно наблюдал за Максимовым. Такая притягательная для девок смесь смазливости и жесткости стала еще ярче: подбородок был уже по-мужски квадратным, но полные губы еще придавали лицу наглое пацанское выражение с циничным налетом от четко наметившихся носогубных складок.

- У тебя что, линзы? - Вдруг спросил Максимов в ответ на его изучающий взгляд.

- Нет.

- А как ты тогда без очков?

Коля сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Он позволил себе мысленно усмехнуться и поблагодарил прогресс за лазерную коррекцию зрения.

- Почему я должен быть в очках?

- А, ну конечно, - хмыкнул Максимов.

Они выехали на окружную, Коля отвернулся к окну. Пожелтевшие и обугленные леса вдоль дороги мрачно напоминали о слишком жарком лете.

- Не слишком далеко едем для простого разговора? - Равнодушно заметил он.

- Да уже почти приехали, - ответил Максимов извиняющимся тоном. - Я голодный ужасно, шашлык хочу.

- Зачем тогда меня ждал? В другой раз можно было... поговорить.

- Да нет, Колюх, в другой раз нельзя.

Максимов обернулся, и объяснил, глядя на него вполне серьезно:

- "В другой раз" - никогда не получается. Люди, они же такие... Сразу не сделаешь, а потом - Бац! И нет человека, исчез.

- Куда же я исчезну? - Удивился Коля.

- Да я откуда знаю, куда. Ты, вот, с пары чего свалил?

- У меня окно, - нерешительно соврал Коля. - Ну и... погулять захотелось.

- Ага, - скептически согласился Максимов. - Вот и погуляешь. Я потом обратно отвезу. Или домой, как скажешь.

- Отлично, - обреченно выдохнул Коля.

- Вообще извини, что так вышло, - добавил Максимов. - Просто поговорить очень надо.

Он притормозил, снял солнечные очки и потянулся бросить их в бардачок, Коля снова напрягся.

- Ты чего дергаешься-то?

Коля сжал губы, презирая себя. Это не он, это психованный Рябчик постоянно вздрагивает, ожидая удара или пинка. Он нервно пожал плечами, но вдруг словно окаменел, когда Максимов взъерошил ему челку.

- Так ты похож на одного паренька со школы, - медленно проговорил он. - Там некрасивая история случилась, и...

- Чем же я похож? - Перебил Коля глухим голосом.

Он не мог понять, зачем Максимов играет с ним, если все равно сразу узнал. Не уверен еще, что ли? Да Рябчик давно уже смотрит на него Колиными глазами и каждую секунду выдает себя все больше и больше.

- А, - чему-то улыбнулся Сергей, - да такой же "не от мира сего".

Он неопределенно взмахнул широкой кистью у виска.

- Идешь, ничего вокруг не видишь, все время в облаках... Ну и внешне есть, немного.

Они вышли из машины. Прохладный ветер влажно пах соснами, Коля поежился.

В кафе Максимов заказал пива.

- Что, совсем ничего не пьешь? - Спросил он Колю. - А я вот тоже. Года два вообще ни капли, а сейчас как-то кстати. Лучше, конечно, водку, но домой нас везти некому, - он усмехнулся, но потом как-то замявшись, добавил: - Я вот чего хотел...

Он покрутил в руках стеклянную кружку.

- В общем, был в школе этот Рябцев - типичный одуван. Ну такой, знаешь, безобидный ботаник в очочках.

- Дурачок, одним словом, - кивнул Коля.

Ему было и смешно и страшно: витал, значит, в облаках, а надо было на землю опустить. Вот и опустили напоследок...

- В каждой школе полно, насмотрелся я на них, - продолжал Сергей. - Но обычно как, встретишь такую вот девочку, с виду тоже - цветочек, а чуть глубже копнешь - в дерьме утонешь. Так что мне эти одуваны до одного места. Ну и потом так получилось, что надо было вступиться, а я наоборот, еще дальше пнул.

Он вздохнул и лаконично закончил:

- Теперь жалею.

Коля судорожно придумывал ответ. И что говорят в таких случаях? Не парься, ну с кем не бывает? Подумаешь, трахнул кто-то ботаника, время лечит, ты-то что переживаешь?

- А я чем могу помочь? - Наконец спросил он. - Найди себе этого несчастного Рябцева и попроси у него прощения

Он знал, что несет чушь, но Рябчика внутри уже заметно потряхивало.

- Нет Рябцева, - Максимов махнул рукой. - Все, не найдешь. Его мать вообще говорит, что он умер.

- Что?! Как?

Он прикусил язык, чтобы не сказать лишнего. Он знал, что мать расстроилась из-за того, что он уехал к отцу, но иначе ни Никита, ни Коля бы просто не выжили. Пожалуй, так даже лучше.

- Врет, конечно, - успокоил Максимов. - Я его потом еще раз видел. Но это не важно. Мне будет достаточно и тебя на его месте. Ты же на психа учишься? Вот тебе и практика.

Коля представил себе эту "практику" и побледнел от ужаса, а в горле встал ком, мешая дышать. Он столько времени городил внутри себя эту стену, он стал другим человеком, на замурованную опухоль наросли слои здорового мяса и крепкий панцирь, и теперь его просят разорваться и вытащить это на поверхность! И для чего? Чтобы Максимову спалось спокойно?

- Нет, - выдавил он, мотая головой. - Нет, мне это не интересно. Не хочу знать, как вы... гнобили своего одноклассника. Оставь его в покое! Раз даже мать говорит, что он умер... Или сходи в церковь исповедуйся, если очень надо.

- Мне надо, чтобы слушал ты.

Коля вскочил, собираясь вылезти из-за стола, но Максимов моментально изменился в лице.

- Сидеть!

На этот раз приказной тон не подействовал.

- Иди в жопу, Максимов! Бабами своими командуй!

Он рывком отодвинул тяжелый стол, мешавший встать и пошел к выходу, не оглядываясь. Почуявший свободу Рябчик требовал пуститься бегом, но Коля и так знал, что поступает глупо: Максимов не отстанет.

Он догнал Колю на стоянке, но тот вовремя обернулся, отталкивая его от себя.

- Не смей больше подхватывать меня на руки, понял? Я и всадить могу!

Максимов рассмеялся ему в лицо.

- Ну попробуй, только учти, я с детства кикбоксингом занимаюсь.

- А мне похрен! Я тебе не Рябцев твой!

Он сам не верил, в то, что говорил.

- Ладно, ладно, конечно, что не Рябцев, - миролюбиво заметил Серый, отступая на шаг. - Пойдем обратно, а? Мы же шашлыка так и не дождались, обидно.

Какое-то время ели молча. Но Колю не отпускало. Максимова он больше не боялся, страшно было за себя. Он уже готов был сдаться, хрен с ним, с Рябчиком, пусть воскресает. Может, ему потом тоже легче станет?

- Давай, я просто начну, - предложил Серый. - А если тебе будет слишком, то скажешь заткнуться и всё.

- Валяй, - быстро ответил Коля, пока сам не передумал.

Пригласить Рябцева хотела Ленка-Феррари. Она за что-то его дико ненавидела, кажется за то, что он посмел подойти к ней на новогоднем празднике. Подумать только, это чмо решило, что смеет с ней разговаривать, и даже считать ее привлекательной. Будто она ему ровня! Ленка смертельно оскорбилась, но тогда виду не подала, просто зло расхохоталась и послала куда следует. Еще ее ужасно бесило снисходительное равнодушие Максимова, но тут уж ничего не поделаешь, он был выше всех их вместе взятых: для него что Рябчик, что бегающие собачонками одноклассники были одно и то же. Поэтому, когда счастливый "герой дня" танцевал на столе под улюлюканье любимых друзей, и никому в голову не взбрело прекратить безобразие, Максимову даже стало его жаль. Друзей нашел, дурачок, обрадовался! Сергей давно знал цену этой дружбы - бабло и сила. А чуть дашь слабину, "друзья" еще и подтолкнут. В общем, оттащил героя в одну из спален на втором этаже и забыл.

Кто-то потом занял соседние, остальные бухали до утра.

Настроение у Феррари испортилось, она вдруг вспомнила про "критические дни" и прогнала его с кровати. А на даче воздух свежий, деревья, к утру по речке стелется тихий туман, а природа так и зовет, требует своего. Но нет - так нет. Чтобы не мучаться, Серега пошел искать другую кровать, и зашел в соседнюю спальню, в которой драли Рябчика. От увиденного он остолбенел и потерял дар речи, поэтому его и заметили не сразу. Никита лежал на животе с высоко выпяченной задницей, под которую для удобства подоткнули пару подушек. В комнате из-за задернутых штор царил утренний полумрак, светился только квадратик мобильника, один из бывших "друзей", уже определенно успевший расслабиться, снимал видео на добрую память, другой вжимал голову Рябчика в матрас, заглушая его стоны, а третий суетливо вколачивался, широко раздирая пальцами полупопицы. Максимов смотрел секунд десять, ничего не соображая. Первой мыслью было, конечно, ушатать уродов за осквернение дома, за то, что это вообще не по-человечески, трахать упитое вусмерть тело своего одноклассника, но вдруг Рябцев повернул голову, и так протяжно выдохнул, что внутри все перевернулось. Только тогда стало заметно, как мягко шлепают по его ягодицам чужие бедра, вставляя член на всю длину, как у него поджимаются пальцы на ногах, а разведенные колени чуть подрагивают и распрямляются в такт движениям. И стонал он... Грудью стонал, в голос, хоть и хрипло, но от этого Серый чуть не взорвался. Одуванчик, сука! Это ж надо быть таким пидарасом, что даже у нормальных парней *** дергается! Серый прикрыл дверь. Хрен с ними, пусть развлекаются, если баб себе найти не могут. И зло еще взяло, за очередное разочарование. Да этот Рябцев хуже последнего Гоши-гопника. Там сразу видно - что за человек, и ничего не ждешь, а тут... Вот тебе и Рябчик-петушок.

Как все разъезжались, Серегу не волновало. Сказал - родители скоро будут, автобус им подогнал и до свиданья. С бардаком Лена помогла. На то она и баба. Серега пошел проверить второй этаж и, пока Феррари собирала бутылки и полы отмывала, нашел там Никиту. Как он лежал тогда к верху задом, так и остался. Даже трусы не натянули. Лучи проснувшегося солнца уже по-хозяйски пролазили между занавесок и шарили по кровати. Между ног у Рябчика мутно поблескивало, сам он сопел в матрас, пуская слюни на простынь. Серый подошел его будить, медленно, словно не решаясь. На заднице расцветали синяки, драли, видимо, долго и с удовольствием. Футболка сбилась до подмышек, а трусы с джинсами болтались на одной ноге. Смешно так, еще и белье у него было белое-белое, обтягивающее, видно, что новое и нарядное. Мать, что ли расщедрилась? А он и вырядился, обновил. Серый сморгнул, от стояка уже невыносимо болело, мыслей в голове не осталось, только звенела кровь в ушах. Он приспустил джинсы, достал презерватив и аккуратно расправил его на члене, потом забрался к Рябчику между ног. Провел головкой вниз до яиц, Никита дернулся. Застревая в редких волосках, закапала чужая конча. Серый приподнял его под животом, надавил и плавно вставил, потом лег Никите на спину и прижался, прислушиваясь. Тот задышал рвано, пошевелился под ним, сжимая задницу. Серый чуть не задохнулся. Резинка только все портила, противно тянулась и глушила ощущения. Желание пересилило брезгливость, Максимов стащил презерватив и резко до упора вдолбился во влажный мягкий зад. Рябцев пытался сползти с подушек, но Серый надавил ему кулаком на поясницу, заставляя выгнуться. Никита снова застонал, сладко и протяжно, а был такой податливый, что с каждым разом мир вокруг Максимова рушился и улетал в воронку черной дыры, и много ему не понадобилось. Даже не вспотел почти. Рябчик захрипел, уже сильнее дергая ногами. Серый отстранился, перевернул его на спину, и вдруг с ужасом заметил, что глаза у Никиты открыты и он смотрит прямо на него. Но через мгновение понял - показалось. Взгляд был бессмысленный, да и без очков глаза вообще как чужие и совсем беззащитные. Он торопливо натянул на него модные труселя и большие растянутые джинсы, нашел под кроватью кеды и даже завязал шнурки. На ногах Никита не стоял, покачивался, то и дело норовясь прилечь. На подушках остались влажные пятна. Максимов, чувствуя странную смесь давящего стыда, острой жалости и отвращения, повел его вниз.

Ленка материлась, на заднем сиденье она ехать не хотела, уж сильно там ее укачивало. А когда Рябцева начало тошнить и на переднем, вообще завопила, как ненормальная. Хорошо, что Серый нашел ему ведерко и подстелил в машину старую куртку, чтобы не испачкал дорогие сиденья промокающей сквозь штаны спермой. Где он живет, Никита внятно объяснить не мог. Выглядел он все хуже. И вообще приводить его домой в таком состоянии было неприлично, да и все сильнее разрасталась вина. Максимов избегал смотреть на Никиту, тот, кажется, ничего не соображал. Совсем ничего. А Серый-то знал, что делает.

Он довез Лену и решил окончательно, что Рябцева, прежде чем оправлять домой, надо привести в нормальное состояние. У него, говорили, мать - мегера жуткая, она ж его и живьем съесть может. В общем, пришлось снова чуть ли не тащить на себе. Вещи Рябцева Серый сразу бросил в машинку, а самого его усадил в ванную. Тот смотрел уже более осмысленно, но после каждого резкого движения его выворачивало слюнями. Помыться он самостоятельно еще не мог. Серый окатил его холодной водой, бесполезно. Только губы посинели. Тогда кое-как поставил на ноги, развернув задом, заставив держаться за полочку, и, не глядя, прополоскал ему между ног. Рябцев вскрикнул и поскользнулся. Разозлившись от бессилия, Серый намылил мочалку и, как маленького, стал тереть его со всех сторон. В какой-то момент он остановился, оказалось, Рябцев тихонько смеется. Щекотно ему что ли стало. Максимов посмотрел на него, в пене с ног до головы, поймал, когда тот снова чуть не упал, тоже измазался в пахучем мыле, заржал, но вдруг резко отстранился. У Никиты стоял, а сам он смотрел своими-несвоими странными большими глазами, щеки горячо разрумянились, ничего не соображая, он льнул к Максимову. Серый наспех смыл пену и накинул на Рябцева халат. Потом кое-как довел до дивана и оставил до вечера.

Чужие обиды куда легче простить. А себя - нет. Поэтому незаслуженно обиженного проще послать куда подальше, чем признаться в своей неправоте. Мучаться угрызениями совести Максимову было некогда, а значит Рябчик во всем виноват был сам. За неделю перед экзаменами Максимов в это поверил окончательно, и вообще перестал воспринимать Рябцева, как человека. Да и пидор он конченый, сразу ясно. Вон даже в сортире кому-то отсасывал, не стеснялся. Как это Серый раньше не замечал?

Потом петушок как-то внезапно исчез, даже на экзамены больше не пришел. Ну и ладно. Значит, все правда. Было бы иначе - мог бы свои права до последнего отстаивать, а не сбегать, поджав хвост.

У Максимова жизнь тоже была интересной. Отец вдруг решил поучить его уму-разуму и сделать настоящим мужчиной. Он забрал документы из уже проплаченного ВУЗа и отнес в военкомат. Серега такую самодеятельность в отношении своей судьбы не оценил, к тому же другие призывники его не впечатлили и желание общаться еще года полтора не вызвали. Он устроил офицерам настоящее шоу, с требованием немедленно выдать ему автомат, отправить в горячую точку стрелять животных и послал кого-то очень важного на ***. За что его самого отправили не в армию, а в дурдом Дубровник на три недели, проверить психику. Максимов и там неплохо устроился - быстренько организовал местечковую дедовщину и заставил всех ходить на цыпочках: пепел он встряхивал на услужливо подставляемое блюдце, жрал чужие гостинцы и больно бил лохов. На выходных сбегал домой. В общем, отдохнул на "курорте" на всю катушку, три недели пролетели одним махом. И компания там была самая подходящая - все знакомые по школам рожи. Кроме призывников были и просто дурачки, конечно, но их было почти незаметно, некоторые даже из палат не вылезали. А как-то уже перед выпиской Максимов случайно зашел не туда, куда надо и увидел там еще одного знакомого, и с тех пор ему не по себе.

Никиту Рябцева в Дубровнике даже никто не трогал. Сидел себе молча, смотрел в одну точку на стене, вроде ничего особенного, но очень уж тягостные чувства вызывал. Прямо как на похоронах. Подойти к нему Максимов не решился, первый раз за всю жизнь, наверно, чего-то испугался, но забитый Рябчик с тех пор глубоко засел в голове и не давал покоя. Вот жил бы себе и дальше, летал в облаках, а теперь сидит, что набитое соломой чучело со стеклянными глазами. Легче прибить, чтоб не мучался.

А Серый развернулся и опять ушел.

Коля помнил то время, как одно сплошное пятно, мучений особенных не было, и мыслей не было, просто легко было, спокойно, и ничего не хотелось. Жил как-то по инерции, как сорванный с грядки овощ в холодильнике. Он и был овощем. Потом мать сдалась и вызвала бывшего мужа, который увез Никиту к себе. Мачеха новоиспеченному пасынку годилась скорее в сестры. У них он как-то незаметно отогрелся и ожил, только Никитой Рябцевым быть больше не хотел, пусть бы тот и правда, умер!.

Что-то сильно давило на грудь. Коля вдруг сморгнул и только тогда понял, что по щекам текут горячие слезы. Максимов тяжело смотрел на него исподлобья, смотрел прямо в его нутро, и видел все, что там происходит.

Коля понял, что ненавидит его всей душой. Захотелось тут же схватить стул и раскроить ему череп, и бить ногами труп, пока под подошвами не захлюпает.

Максимов отвел глаза и встал.

- Пойдем на улицу.

Коля вышел следом, Максимов свернул к лесу, потом обернулся:

- Неужели правда думал, что тебя никто бы не узнает? Думаешь, люди со временем так сильно меняются, а?

Меняются, меняются, уговаривал себя Коля. Я-то - изменился?

- Или думаешь, можно всю жизнь прятаться за каким-то Колесниковым, а, Рябчик?

Максимов смотрел на Никиту, и ухмылка все шире расползалась по его лицу.

- А если я скажу, что измениться невозможно? Да соврал я. И признаться тебе хотел совсем в другом - мне тебя трахать понравилось, Никита. Очень понравилось. Сплю и вижу, как найду тебя и снова вставлю. Ты ведь дашь мне, а?

Никита, ничего не соображая, бросился на него. Максимов легко отражал удары, играючи. Он перехватил обе руки Рябцева и вывернул за спину, вынуждая согнуться. Похлопал по заднице.

- Дашь, куда денешься, - и выдохнул, склонившись к его щеке, - я же вижу, как ты хочешь.

Живот скрутило от горячего ужаса. Не чувствуя боли, Никита выдернул руки, попробовал ударить снова, потом замахнулся и попал кулаком Максимову между ног. Серый взвыл и повалился на колени, ухмылка превратилась в оскал. Он поймал Рябцева за запястья и сжал со всей силы пальцы, притягивая к себе за руки, заставил присесть на землю, но Никита со всей дури стукнул его лбом по носу. Хлынула кровь, Максимов отпустил его и стал отплевываться. Никита опять ударил, потом врезал уже сильнее, и стал бить в полную силу, вымещая всю накопленную боль. Остановился он, когда услышал жуткий каркающий звук, оказалось, Максимов смеется, зажимая нос и глядя на него с земли. Тяжело дыша, Никита склонился над ним и вдруг испугался, когда понял, что совсем забылся в своей злобе.

- Вот теперь тебя хвалю я, вот теперь тебя люблю я, - довольно скалился Серый. - Молодец, Колюх, дай пять.

Коля подал ему руку, помогая встать. Не смотря на усталость и стресс, он чувствовал, будто готов взлететь выше неба.

Вторая часть

Солнце не по-осеннему ярко светило в окно, высвечивая каждую пылинку и все разводы на стеклах, а настроение у Коли было самым беззаботным и радостным. Разве что слегка саднило губу и тянуло под бровью, если часто моргать, но тут уж Светик ничего не могла поделать, спасибо, хоть тональником намазала, чтоб народ не пугать. Впрочем, до реакции гипотетического народа ему тоже дела не было, а своего отражения он при желании мог не замечать.

А вот Максимов, подперев ладонью щеку, хмуро разглядывал его боевые фингалы своим тяжелым взглядом и вызывал неуловимое желание поежиться. Хотя смутное тревогу у Коли могла вызвать и довольная рожа Максимова, но он легко с ней справлялся. Просто каждый раз при встрече Коля, тая мечтательную улыбку, смотрел Серому в глаза и вспоминал, как глухо ударялся нос ботинка под распахнутой курткой, как здорово было впечатывать локтем в залитую кровью челюсть и отбивать костяшки на кулаках о вяло сопротивляющиеся руки.

Да и вообще, если опустить прошлое, Максимов действовал на него довольно ободряюще. Взять хотя бы Колино поведение - последние пару недель он сам себя перестал узнавать. И дело не в некоторых неформальных переменах в одежде, и даже не в разбитых губах и гематомах под глазом, а в отношении к жизни в целом.

Коля даже не подозревал о скрытых в нем глубинах наглости и самоуверенности. И если это можно назвать "вторым счастьем", то он действительно стал наслаждаться жизнью. Чуть ли не специально искал приключений на свою задницу в виде потасовок с гопниками после клуба или разборок с соседями в Светиковой общаге. Жизнь прямо-таки заиграла новыми красками, и только за одно это он готов был простить Сергею Максимову вечную манеру вырастать перед ним, как из под земли.

Конечно, тут вины Серого тоже не было, это все патологическая Колина невнимательность к внешнему миру. Как он ни старался разглядывать и замечать каждого прохожего, чтобы вовремя среагировать и успеть поздороваться с преподом или увернуться от Максимова, внимание все равно ускользало и переключалось на переливы света под потолком в переходе над раскрашенными под витраж цветными окнами, оттенки листьев в лужах, путающиеся в рыжих Светиковых кудряшках лучи прозрачного солнца... И так до тех пор, пока все это не закружится перед глазами под аккомпанемент предательского смеха Светика.

Она тоже не избежала печальной участи Максимовских фанаток, не смотря на предупреждающие Колины оговорки о кобелизме бывшего одноклассника, склонности к агрессии, и, даже намек на возможную причастность нового кумира к сексуальным меньшинствам. Хотя какой там намек, Коля ей так и сказал: "Светик, посмотри внимательно, это же пидор!" На что глаза у Светика загорелись еще ярче, она восторженно окинула Колю взглядом, полным какого-то подозрительного озарения, и пришлось спешно брать свои слова обратно, чтобы подруга окончательно не потеряла голову. Впрочем, на почти родственных отношениях с Колей это никак не сказалось.

А попытки пресечь школьную манеру Серого кружить его по коридорам при встрече так и не удавались. Пару раз Коля честно замахивался и брыкался, но Максимов уворачивался и давал сдачу, а после того, как Коля решил пихнуть его коленом в пах, даже чуть не придушил у стенки и настоятельно посоветовал больше так не делать, потому что подобную подлость он может стерпеть только один раз, и Коля этим разом уже воспользовался. Хорошо хоть, удавалось все перевести в шутку. Светик вон, тоже, при встрече радостно взвизгивала и прыгала на него с разбегу без всякой задней мысли. Просто у Коли, может, и правда, вид особенный - просто так мимо пройти трудно.

- Уверен? - Максимов прервал его радужные мысли о пылинках и пронзенных хрупким солнцем опадающих листях.

- Ага, - не задумываясь, заверил Коля.

- А если не получится?

- Как это - не получится?

Он посмотрел на Серого, оценил настороженность во взгляде и отмахнулся:

- Не твои проблемы. Я так решил, значит, справлюсь. С тобой же справился?

- Разве? - Скептически заметил Серый, но потом рассмеялся. - Ладно, ладно. Мне уже интересно на это посмотреть. Завтра как раз хотел заехать к ребятам, давно звали.

- Спасибо, - Коля искренне улыбнулся.

- Потом поблагодаришь, - ответил Максимов и с сомнением добавил: - если поможет.

Еще бы не поможет! Надрать задницы школьным обидчикам, чтобы навсегда избавиться от страха случайно встретить кого-нибудь на улице, как можно сомневаться, в конце концов это именно Максимовский способ решения любых проблем.

Правда, на другой день пыл слегка поутих. Вот так всегда бывает, стоит все окончательно решить и подписаться на какую-нибудь сверх-идиотскую авантюру, как судьба тут же подкидывает сноп препятствий и заставляет одуматься.

Погода испортилась, зарядил беспросветный муторный дождик, отчего и так самый унылый пейзаж неблагополучного промышленного района выглядел полной дырой. В салон пробралась знакомая с детства вонь разлившейся по раздолбанным дворовым дорожкам канализации, Коля жадно и с содроганием впитывал в себя подряхлевшие виды детства. Теперь, со стороны, начало его жизни казалось особенно жалким. Тут и потрошить нечего, только пачкаться, зря ведь приперся... Но машина уже тормозила у знакомого дворика, медленно объезжая глубокие лужи, и он мысленно приказал себе собраться.

- Так, ты тут посиди, - сказал Серый, хлопая себя по карманам в поисках сигарет, - я покурю, и пойдем.

Коля не решился возражать, хотя с каждой минутой в животе скручивалась и твердела холодная пружина беспокойства. Он знал, что между ним и этой тоскливой убогостью нет ничего общего, но пытался себя убедить, что приехал не зря. И злость с обидами давно пора было вылить, да только особой злости он никак не мог почувствовать. Все давно перегорело.

Он уже хотел было махнуть рукой и позвать Серого прочь, но оглянувшись, заметил, что того нет рядом. Коля натянул на голову капюшон и вылез наружу, посмотрел на пустынный двор с ржавыми остатками качелей и двинулся в сторону обветшалого подъезда. Максимова и там не было. Он постоял, не решаясь, перед темной лестницей, чувствуя себя инопланетянином в мире погибших цивилизаций. И музыка из какой-то квартиры тоже слишком остро соответствовала его ощущениям, он ближе подошел к двери, с каким-то мазохистским трепетом вслушиваясь в чуждые слова:

... еду я на Родину, пусть кричат - уродина, а она нам нравится, спящая красавица.

К сволочи доверчива, Ну а к нам тра-ля-ля ля-ля-ля,

Ля-ля-ля, ля-ля-ля,

Эй, начальник!

- Ух-ты, это тоже к нам?

Резко пахнуло чем-то кислым и душным, похожим на застоявшийся перегар, Коля отшатнулся от открывшейся настежь двери.

- Вовик, кто там еще?

- Ты кто? - Радостно спросил Вовик, всматриваясь, потом отступил, пропуская нового гостя в тесный коридор. - Ну проходи, че встал!

Коля услышал где-то среди шума в глубине голос Максимова и решился.

В коридор с обтрепанными почерневшими у выключателей обоями ввалилась обнимающаяся парочка, довольно помятый парень в футболке и шортах тискал маленькую полноватую девицу, присосавшуюся к банке "ягуара", но потом заметил Колю и выронил ее вместе с банкой в открытую дверь туалета.

- Ахренеть! - Выдал он ошалело. - Вот это люди!

- Это к тебе что ли, Лех?

Леха Григорьев во все глаза смотрел на Колю, приоткрыв рот от изумления. Коля сглотнул и судорожно сжал кулаки, но Гоша внезапно расплылся в обезоруживающей улыбке:

- Никита, ну ты король! Это ж Никита, Вован, наш, Рябцев!

Кузя протер глаза, снова уставившись на Колю, лицо его постепенно светлело узнаванием.

- Да ну нафиг, - он помотал головой, - не может быть.

Но Гоша уже добрался до остолбеневшего Коли, обдав терпкой кислой волной, и вытащил его под лампочку перед вешалкой.

- Бля, Рябчик, - Гоша попытался уткнуться ему в плечо, но Коля выставил руки. - Ну я сейчас расплачусь!

Девица толкала дверь изнутри туалета, но в тесном коридоре было не развернуться, и Кузя матом приказал ей угомониться.

Коля не мог вымолвить ни слова, во рту пересохло от волнения, но все происходило совсем не так, как он предполагал. Как с такими драться-то? Только руки марать. Выглядели бывшие одноклассники неважно. На желтоватых лицах слишком явно проступали следы нездорового образа жизни, оно и раньше бросалась в глаза, но в школе Коля этого просто не замечал. Как и много чего другого.

- А я думал, Серый шутит, - сказал Кузьмин озадаченно. - Ты че, правда, с Серым приехал?

- Д-да, - выговорил Коля, когда пауза затянулась. - Приехал.

Он почувствовал, как к побледневшим щекам возвращается тепло, а ладони вдруг вспотели. Хотел вернуться в прошлое? В сортир после экзамена, чтобы все переиграть? Ну вот, теперь все по-новому, только все равно не так, как надо.

- И какие дела-то у тебя, Рябцев? - Гоша по-свойски положил руку ему на плечо. - Че раньше-то не заходил? Забыл нас совсем!

- Блин, Никита, - наконец, расчувствовался Кузя, - я как вспомню, что мы творили, аж страшно.

Коля замер, боясь шелохнуться, ему тоже было страшно.

- Ничего, - пересилив себя, смог сказать он.

- Ну мы, правда, ебланы были полные, - вступился Гоша. - Но мы исправились. Это Костик потом опять напортачил, ща вон сидит за совращение, а мы - ни-ни!

- Вообще ни-ни! - Поддакнул Кузьмин.

- Да. Хорошо, что ты пришел, я иной раз все думал - как там Никита, куда подевался? Зря мы с тобой так...

Коля едва не стал снова щурится, будто по-прежнему плохо видел без очков. Зря?!

- Ты же все равно ничего не помнил, - оправдывался Кузя. - Может, и не стал бы потом таким.

- Вот именно, - Гоша заглядывал ему в глаза, а к горлу подкатил ком.

Руки потяжелели, Колю захватывал ужас и слабость страшного предчувствия. Он слишком ярко все вспомнил, и фальшивую мягкость глухого, с хрипотцой голоса Григорьева тоже.

- Детьми совсем были, чего уж, - тот покаянно пожал плечами. - Знали бы сразу, что так выйдет... Было бы все по-другому. Могли бы просто трахать тебя по-тихому и слова никому не говорить.

- Идиоты были, - согласился Кузя и хмыкнул, с трудом сдерживая смех.

- Ну, Серый учудил, презент, говорит, привез!..

Коля едва не упал, а сердце ухнуло куда-то в пол. В ушах звенел гогот ржущих парней, точь-в-точь как тогда, когда весь класс обступил его перед экзаменом, и стало вдруг жутко и колени не слушались.

А ведь все не из-за ненависти к нему лично, просто потому что детство на исходе, а впереди радость, и неизведанная злость, и безграничная жестокость, которая будоражит кровь, просто потому, что им всё можно, и всё - одуряющая власть над загнанным мальчишкой.

Он, как и тогда, не чувствовал сил сопротивляться, потому что топтали по живому, неожиданно и сильно, без меры, оставляя только леденящий душу холод и страх. И так втоптали, что еле выкарабкался.

Голова пошла кругом от боли, вернувшейся с новой силой. Словно резанули по тонкой коже болезненно затянувшегося шрама, и Коля перестал что-либо соображать, сползая по стенке, как когда-то, закрывая голову руками на полу у их ног, ничего не чувствуя, кроме обступившего его жгучего холода.

Очнулся он, когда все затихло. Щеки горели от резких ударов и он машинально попытался увернуться, потом вдруг вскочил.

Увидел перед собой знакомую рожу Максимова и отшатнулся в ужасе, но тот схватил его за плечи, слегка потряхивая.

- Давай уже, Колюх, не раскисай. А то приехал морды бить, и утек в свою потустороннюю реальность!

- Что?

- О, живой! - Максимов радостно потряс его еще разок. - Ты меня не пугай так больше!

- Убери руки, - Коля попятился и выскочил из темного подъезда, едва не навернувшись в луже под порогом. - Сука, вообще не подходи ко мне!

Максимов вышел следом. Коля едва не задохнулся от злобы, глядя в его усмехающееся лицо. Ну где, где была эта решимость и ненависть? И это желание буквально разорвать на части одним только взглядом!

- Ну что, оклемался? - Кивнул ему Максимов. - Чего распетушился-то?

От одной только фразы его будто окатило колодезной водой. Коля опустил руки, мелкий дождик противно сползал за шиворот. Перед глазами плыла расползающаяся в грязи жухлая листва.

- Ну, иди сюда, - Серый протянул ему руку, потом сам пошел на встречу, и, обняв за плечи стал подталкивать машине.

Коля снова застыл на месте, грудь сдавило неконтролируемым невыносимым спазмом, лицо окатило жаром. Максимов тоже остановился и прижал его к себе, укрывая распахнутой курткой.

- Всё уже, всё.

Так Коля не рыдал даже в детстве. Слезы бессилия все лились и никак не могли остановиться. Он думал, что стал умнее и уверенней, раз научился махать руками и забывать про страх боли, но на самом деле стал в тысячу раз беспомощнее прежнего Рябчика. А одним только словом какой-то упитый гопник может лишить его сил и желания жить, и за что?! Может, он и правда, петушок, и всегда им останется? Может, давно пора было перестать идти против своей природы, а быть тем, кем его сделали, кем его заклеймили на всю жизнь?..

Он поднял на Максимова широко распахнутые от внезапного озарения глаза. Клин клином? Шоковая терапия?

Серый удивленно посмотрел в ответ.

- Макси... Сережа, - вдруг обратился к нему Коля и сам засмущался от того, как это прозвучало.

Максимов, впрочем, ничего особенного не заметил, видимо, ждал от него уже чего угодно. Только не того, что вдруг пришло Коле в голову. На такое заманчивое предложение он скорее всего выдаст разве что "совсем ебнулся?", но попытаться стоило.

- Что? - Не выдержал Серый.

Язык не слушался.

- Ты мне поможешь еще раз? - Промямлил он, и добавил утвердительно:

- Последний.

- Как?

Что-то в глазах Коли сказало ему все без слов. Лицо у Максимова вытянулось. Он чуть было не расхохотался, но, поняв, что дело серьезное, в шоке уставился в ответ, надеясь услышать, что тот шутит. Когда самые худшие опасения подтвердились, он с отвращением выдал:

- Ну ты и пидор все-таки.

Коля побледнел и опустил глаза, вздрагивая от слов, как от ударов.

- Это ж надо до такого додуматься! Да как ты посмел, вообще, а?

Максимов толкнул его, едва не повалив на землю. Коля весь съежился, тихо пробормотав:

- Ты же сам говорил, что хочешь... - Потом вскинул на него отчаянные глаза. - Хотел ведь, а? Нахрен ты тогда за мной таскаешься? Как девку, что ли, окучиваешь? Ну так я и без этого готов!

- Чтобы я тебя трахнул? - Тупо переспросил Максимов, еще сильнее вытаращив на него глаза.

- Да! - Выпалил Коля. - А ты что решил, я прошу тебя зад свой драгоценный мне подставить?

Максимов потрясенно промолчал. Коля бы заржал, если б все эмоциональные силы не иссякли еще во время истерики.

- Совсем ебнулся? - Участливо спросил, наконец, Серый.

- Да. Не без твоей помощи. Или к дружкам твоим пойду! Ну, решайся?

Максимов открыл было рот, но только покачал головой и пошел к тачке.

- Так что? - Бросил Коля ему в спину.

- Поехали уже, хватит, - сказал Серый, не оборачиваясь.

Коля помедлил секунду и догнал его у машины.

- Куда?

- Ну кудыкины горы, воровать помидоры.

- Я не шучу!

- Вижу, - согласился Максимов, залезая в салон.

Коля не дал ему закрыть дверь, рванув ее на себя. Но когда Серый снова вылез, и, шагнул к нему, сжимая кулаки, Коля не удержался, отступив прочь.

- Я что, не ясно сказал - хватит? - Процедил Серый, наступая. - Ты тут в луже захотел потрахаться? Или садись в машину, или давай, отвечай за слова и иди к своим уродам, если они, конечно, в себя успели прийти.

Потом просто схватил Колю за шкирку и бесцеремонно запихал на заднее сиденье, чтобы, видимо, избежать соблазна уебать по дороге.

- Как девку окучиваю, бля, охренеть! - Разошелся он. - Первый раз к кому-то по-нормальному, и опять - не так!

Коля перестал слушать, разве что вздрагивал, когда Максимов оборачивался, так отчаянно жестикулируя, будто замахивался.

- Значит, будет тебе, как с девкой, только потом не жалуйся, - выдал Максимов и врубил музыку на полную громкость.

Коля решил, что все могло быть и хуже.

~ ~ ~ ~ ~

Дверь, конечно, галантный до невозможности с млеющими от такого обращения девицами Серега перед Колей не открыл. И на том спасибо. Коля и так оробел во время недолгой поездки. Потому что вел Максимов так, словно опаздывал на собственные похороны. Пристегнуться сразу Коля не додумался, а потом было поздно, его мотало по сиденью и приходилось буквально цепляться за поручень над окном и подлокотник, а когда Серый давил на газ, то опрокидывало на спинку. Не зря все-таки психам права не дают, подумал он, хотя для Максимова его учет в психдиспансере помехой, видимо, не стал.

Коля несколько раз даже зажмуривался, с замиранием сердца ожидая конца бешеной поездки, но Максимов лихо выруливал, просчитывая катастрофический миллиметраж. После таких нервных потрясений Колю почему-то накрывало неудержимым восторгом, хоть и приправленным изрядной долей ужаса, и в какой-то момент он отвлекся от мысли, куда они едут. Но, увидев смутно знакомый дом, пришел в себя, набрался решимости и вышел. Пришлось подождать, пока Серый докурит. И тоже вдруг мучительно захотелось затянуться, вдохнуть какую-нибудь гадость, но просить у Максимова сигарету Коля не стал, от греха подальше. Он вообще не знал, что можно, что нельзя, и как себя вести, очень уж глупо как-то выходило.

А, ну и пусть! Будь, что будет. За слова пусть все ответят, и Максимов этот в первую очередь. Петушок? Так пусть хотя бы вспомнит сам, во всех подробностях, что они с ним делали, пусть будет, за что обвинять.

Он выжидающе посмотрел Серому в глаза, но тот в ответ глядел так же задумчиво и угрюмо, но потом ни с того ни с сего хмыкнул и, чему-то про себя улыбаясь, выкинул бычок.

В квартире у него было по-прежнему пусто и просторно. Слишком много места даже для сына богатенького папы, который в своей квартире разве что ночует, а жилой вид поддерживает исключительно стараниями домработницы.

Максимов, не долго думая, поставил перед Колей какую-то закусочную мелочь и сок. Надо же, запомнил, что Коля теперь без алкоголя. Да и вообще оказался гостеприимным хозяином, типа делай, что хочешь, все в твоем распоряжении, даже кино можешь выбрать на свое усмотрение. Там же как полагается: сначала кино, цветуечки, чай с конфетками, беседы, прогулки, ну и койка. Хоть что-то из этого списка, даже в произвольном порядке, Серый твердо намеревался осуществить. И Коля понял, что быстро претворить в жизнь свою сомнительную затею с шоковой терапией не получится. Это уже не шок, а какое-то соблазнение выходит, при чем еще вопрос, кто кого соблазнял. Романтического настроя в такой обстановке у Коли не было и быть не могло, но назад он не отступал. Поздно уже дергаться, и ни к чему романтика. Он даже подумал для чистоты эксперимента все-таки выпить, но хотелось оставить ум ясным, чтобы потом нечем было перед собой оправдываться. А смелости и своей хватит. И вообще...

Коля вдруг отложил стопку приготовленных к просмотру боевиков, из которых пытался выбрать наименее кровавый, и стал раздеваться, сам себе удивляясь. Хотел было пойти к Серому на кухню, где шумно хлопала в микроволновке воздушная кукуруза, но развратно улегся на диван. Потом опять вскочил, взял пульт и снова прилег. Когда возня на кухне затихла, понял, что забыл вставить диск, подбежал к плейеру, шлепая по полу босыми ногами, включил что-то вроде "Замочи их!", передумал, достал следующий диск, "Адреналин", но он выскочил из пальцев и укатился за полку, и Коля уже нервно стал запихивать в проигрыватель кино под названием "Доберман".

За спиной вдруг раздался оглушительный хохот, прерываемый матом.

Покраснев до корней волос, Коля замер, как стоял, согнувшись перед полкой с видеотехникой в одних трусах.

Планы встретить Максимова, вальяжно развалившись на диване, погибли в зародыше.

- Все, я не могу! - Всхлипывал Серый, держа в каждой руке по банке пива. - Откуда ж ты такой придурошный взялся...

- Жарко стало, - зло выговорил Коля в ответ.

- Пидарас-совратитель! - Продолжал заливаться Максимов. - Да трахну я тебя, что так переживаешь! Куда спешишь-то?

Максимов хлопнул его по заднице. Сгорая со стыда, Коля в качестве самозащиты толкнул его, и Серый без сил от ржача упал на диван. Затих, потом поймал сердитый Колин взгляд и снова заржал. Не зная, что еще сделать, чтобы он заткнулся, Коля навалился сверху, закрывая наглую рожу кожаными диванными подушками. Руки у Серого были заняты банками с пивом, он продолжал хохотать. Коля пнул его пару раз в бок коленкой, но особого результата это не принесло. Тот разве что выронил банки, безуспешно пытаясь вывернуться из-под подушки, и почувствовав эту временную слабость, Коля не стал терять времени, а, зажмурившись, просунул руку ему в джинсы. Места за ремнем было мало, но от прикосновения ледяной руки Серый втянул живот, и Колина ладонь оказалась у него в паху. Когда он сжал пальцы, Максимову удалось, наконец, сбросить подушки, но Коля усидел на диване, упираясь коленями ему в грудь.

- Руку убрал, пидор! - От смеха и следа не осталось.

- Кто, я - пидор? - Коля сам себя перепугался, но все же усмехнулся. - А стоит-то у тебя.

- Слышь, Колюх, - Максимов заметно побледнел, но жар при этом от него исходил, как от печки. - Ты, это...

- Никита.

- Что? - Серый непонимающе уставился.

- Два года, говоришь, ждал? - Коля просунул ладонь дальше, устраиваясь удобнее.

- Я специально это говорил, - Максимов напрягся, схватил его за локоть, пытаясь отцепить от себя, но Коля крепче, до боли, стиснул пальцы.

- Ага, и поддался специально, вот как сейчас.

- Сейчас ты меня рассмешил, Коль-бля, больно! Никита, это не честно!

С каким-то злым удовлетворением, Коля протиснулся еще ниже, сунул руку под яйца, но Максимов решил рискнуть, схватил его за шею, повалив сбоку на диван, и с силой вывернул Колины пальцы на другой руке. От невыносимой боли у него едва слезы не брызнули, он вытащил ладонь из Серегиных трусов и хитрым приемом вцепился ему в ноздри. Серый оторвал от себя его руки, оттолкнул и локтем зажал шею у спинки. Приблизил лицо, всматриваясь в свое отражение в мгновенно расширившихся зрачках. Коля уже судорожно открывал рот, пытаясь не задохнуться.

- Не лезь, понял? - Серый чуть ослабил хватку. Подождал, пока Коля пару раз хлебнет воздуха. Потом снова заглянул ему в глаза, пытаясь убедить:

- Ты же не хочешь этого?

Коля в ответ прохрипел что-то вроде "да".

- Что - да? - Серый схватил его за мягкий член сквозь трусы, потом добрался пальцами до задницы, залез под ткань и резко двинул внутрь, царапая ногтями кожу. - Хочешь? Вот так? Сейчас?

Коля дернулся под ним, замер от ужаса и боли. Он понял, что одно слово, всего одно, и Максимов больше не станет останавливаться, все произойдет прямо сейчас, и страх оказался сильнее.

Максимов, сжав губы, оттолкнулся от дивана и встал.

- Штаны что ль одень, не позорься. Сейчас приду.

Он вышел из комнаты, вернулся не сразу, но с подносом. Коля к тому моменту успел полностью одеться и теперь сосредоточенно делал вид, что вникает в фильм, сидя на самом краешке. Серый повалился на диван, протянул пакет с попкорном и стакан с соком.

- Ладно тебе, иди сюда, - он похлопал рядом с собой.

Коля, не глядя на него, придвинулся, потом забрался на диван с ногами. Какое-то гадкое чувство не давало успокоиться. И то, что он собирался сделать, и отказ Максимова, и этот страх - все вызывало отвращение и стыд.

- Почему? - С мазохистским упорством продолжил он.

Серый пожал плечами, не оборачиваясь:

- Настроения нет.

- Дело во мне, да? Невменяемый очкарик больше нравился?

Едва не подавившись пивом, Серый бросил на Колю умоляющий взгляд.

- Все нормально, не парься, - он вздохнул. - Пей, давай, свой сок, отвлекись вон...

Коля послушно опустошил стакан, потом присполз на диване, устраиваясь поудобнее, зажал коленями пакет с кукурузой и стал смотреть кино. Довольно долго тупо пялился на экран, потом заметил, что смысл стал доходить словно сквозь вату, и вообще лучше бы просто поспать. Опустил на пол попкорн, потер глаза, борясь с сонливостью. На внезапно дошедшей до сознания фразе: "Мама, я пукаю не из-за проблем с желудком, а потому что мне постоянно раздирают задницу!" вдруг очнулся, часто моргая.

- Ты это, снотворное мне что ли дал? - Он, возмущенно зевая, тыкнул Максимова в бок.

- Нет, - невозмутимо ответил тот, хрустя попкорном.

- А что?

- Не знаю, - честно признался Серый. - Мама давно какое-то модное китайское успокоительное подсунула, дорогое, говорит, мне даже жалко было выбрасывать. Ну хоть пригодилось. Правда, зря ты весь стакан выдул...

Коля из последних сил снова пихнулся, во все стороны посыпалась кукуруза. Максимов выругался, стряхнул попкорн на пол, и собирался было ответить, но Коля вдруг так широко и смачно зевнул, окончательно опуская голову на диван, что Серый передумал.

Он разложил диван вместе с перекатившимся по нему Колей, заодно достал одеяло, и с напутствием "утро вечера мудренее" выключил телевизор.

Очнувшись в полной темноте, Коля долго не мог сообразить, где находится, и сколько он проспал. Достал телефон, и как раз успел вырубить начавший было звонить будильник. Пропущенные вызовы были только от Светика, к счастью, позвонить отцу он вчера додумался. Но Светик тоже устроит сладкую жизнь, за то, что не пожелал спокойной ночи.

Потирая глаза, он пробрался к окну, оказалось, что за плотными шторами во всю светит солнце. Потом тихо, как вор, подошел к двери и прислушался. Ничего не заметив, вышел в сумрачный коридор, прокрался к входной двери. Она почему-то оказалась приоткрытой. Коля, подумав немного, решительно толкнул ее и вышел, почти налетев на входящего Максимова.

- О, - только и сказал тот.

Коля почему-то смутился, будто его застукали на месте преступления.

- Ты где был? - Придумал он сходу.

- Не люблю дома курить, потом все время запах чувствуется, - объяснил Серый. - А ты что, уходишь? Хоть бы умылся сначала. Или искупайся, сразу проснешься. Там щетки в ящике, бритву можешь взять.

Он ненавязчиво подтолкнул Колю обратно.

- Давай, а то мне тоже пора. Подвезу по пути.

- Ладно, - буркнул Коля и пошел в ванную.

Хмуро посмотрел на свое отражение и весь помятый вид - как после ночи в поезде, открыл ящик и слегка прифигел - в самом уголке лежали всякие палочки, зубная нитка и детское мыло, зато все остальное пространство было забито новыми зубными щетками, еще в упаковке. Вот что значит, человек готов к внезапным гостям на ночь. Тот факт, что Коля оказался в числе многочисленных девиц легкого поведения, которые тут умывались до него, слегка отрезвил. Но потом даже успокоил: все-таки не в числе, много ли из этих девиц просто кино перед сном смотрели?

Минут через пятнадцать, чувствуя себя значительно посвежевшим, он готов был встретить даже утро понедельника. Но, сев в машину, понял, что тревога осталась, и вообще, ничего не изменилось. И никогда не изменится... Почти подъезжая к универу, Максимов вдруг вырулил вправо, потом еще резче свернул обратно. Коля ошарашено посмотрел перед собой.

- Кончай залипать, - смеясь, сказал Максимов, еще несколько раз для прикола крутанув рулем туда-обратно, отчего машину бросало в разные стороны.

- Ты что творишь? Хватит! - Почти испуганно выдал Коля.

- Чего притих? Опять гадости там себе воображаешь?

- Я? Зачем?

- А что тогда? Еще какую-нибудь терапию сейчас придумаешь для самолечения, у тебя же на лице все написано, психолог хренов.

- Ничего нового, - угрюмо заявил Коля. - Но тебя больше просить не стану, я уже понял, что ты за свои слова не отвечаешь.

Максимов резко затормозил, Колю бросило вперед.

- Ну-ка, повтори, - выговорил Серый опасно низким голосом

Коля почти рассмеялся ему в лицо:

- Только матом могу сказать, извини. Балабол на букву Пэ или словоплет на букву Ха.

- А-а, - догадался Серый. - На слабо меня решил взять? Это ты зря.

- Мне уже похрен.

- Да? Ну ладно, поехали обратно.

- Нет. Никуда мы не поедем. Здесь давай.

- Здесь, - Серый оглядел улицу.

Припарковался он не слишком удачно, люди ходили совсем перед капотом, а чуть поодаль прохожие шли по тротуару за полосой жухлого газона и тополей.

- Да! Здесь - или нигде. - С отчаянным весельем сказал Коля.

Он уже знал наверняка, что Максимов струсит и опять что-нибудь придумает.

Серый глянул на часы.

- Нет, сейчас не могу. К полудню приеду. Если не передумаешь.

- Смотри, сам не передумай, - усмехнулся Коля, выходя.

- Давай-давай.

Коля едва ступил на асфальт, когда Максимов резво тронулся с места, даже дверь не успел закрыть. Машина вильнула вбок, и она сама захлопнулась.

Коля был абсолютно уверен, что Максимов больше не приедет, и вообще навсегда исчезнет из его жизни вместе со всем прошлым. Вот и доказывать ничего не пришлось, и так все ясно. Он еще утром понял - когда тот просто свалил, даже спорить не стал.

Поэтому, когда в вестибюле перед выходом он неожиданно оказался на полметра выше пола, то даже забыл о предстоящей знаменательной встрече.

Максимов, как обычно, незаметно подкрался, но вместо обычного головокружительного приветствия просто приподнял Колю, удерживая под задом.

- С ума сошел?! - Только и смог выдать Коля на такое обращение. - Отпусти!

Максимов подбросил его, перехватил руки для удобства, но вместо того, чтобы сразу опустить, медленно расслаблял хватку. А Коля так же медленно скользил вниз вдоль его тела, основательно обтирая собой. Когда их лица оказались на одной высоте, щеки у него уже горели.

- Долго ждал, Колюх, - оправдался Максимов, глаза его странно сверкали. - Ты как-то, смотрю, не особенно спешил?

- Я думал, ты не приедешь, - процедил он, - ты не должен был приезжать.

- Как это? Ну вот, а я готовился, - сказал Серый с укором.

Потом внезапно разжал руки, и Коля от неожиданности еле устоя на ногах. Не успел он опомниться, как ему под нос сунули огромный букет, нет, просто громадный букетище нежных белых роз. Он нервно оглянулся и попятился. Букет двинулся следом.

- Не нравится? - Спросил Максимов угрожающим тоном.

- ****ец, - только и смог озвучить Коля. - Ограбил цветочную лавку?

- Это значит хорошо, или плохо?

- Это значит пи... - Коля запнулся, увидев на лестнице своих сокурсников, - ... отлично, только давай выйдем поскорее!

Он выхватил из протянутых рук цветы и быстро пошел прочь.

Такой поворот слегка выбил из колеи, Коля даже растерялся, снова чувствуя, что все идет совсем не так, как должно было. Машина опять стояла прямо перед выходом, и мучительно захотелось развернуться и пойти в другую сторону. Коля не смотрел вперед, а следил за своей тенью, скользящей рывками по косым плиткам тротуара. Солнце нещадно било в глаза. Кажется, таким ярким оно не было даже летом, уже не прикрытое зеленью листьев, не задернутое смогом и знойным маревом.

Коля дернул ручку, открыл дверцу и, не глядя, сел в машину, с трудом втиснув с собой огромный веник.

- Или ты передумал? - Максимов приоткрыл его дверь через полминуты. - Нет? Ну давай, уберу пока в багажник. Неудобно же будет.

Потом залез на свое сиденье, покрутил в пальцах телефон, отложил его. Повернул ключ зажигания. Это вывело Колю из сомнамбулического состояния.

- Нет, заглуши! Я же сказал - хочу здесь!

Максимов все равно тронулся с места, но вместо того, чтобы выехать с парковки, только переставил машину под липу.

- Под таким солнцем и тонировка не спасет. Хочешь выставить зад в лобовике на всеобщее обозрение?

Коля отвернулся.

- Там вроде твой зад полагается, мне-то что.

- Тем более, - Серый пожал плечами и заглушил мотор.

На скамеечке чуть поодаль миловалась парочка. Мимо бэхи то и дело проходили люди, какая-то девушка, на мгновение остановилась и, глядя на свое отражение в стеклах, поправила шарф.

Максимов повернулся к Коле, посмотрел своим хмурым взглядом исподлобья.

- Что сидим, кого ждем? - Вместо вызова в голосе Коли явственно слышалось волнение.

Серый рассмеялся:

- А я тебя еще и раздевать должен?

Коля сжал губы. Потом с самой будничной миной снял куртку, расстегнул ремень и стал стаскивать джинсы. Спустив до колен, вспомнил про ботинки, но шнурки с такого положения развязывать было неловко: наклониться ниже мешал бардачок, а задрать ногу не давали спущенные штанины. Колю бросило в жар, он представил, как смешно это должно выглядеть со стороны. В конце концов он решил стащить ботинки пятками и откинулся в кресле, тут же наткнувшись на заинтересованный взгляд. Ну хотя бы не ржал, и на том спасибо. Серый вдруг подвинулся к нему и просунул руку между колен. Коля затаил дыхание, но Максимов до него даже не дотронулся, только что-то потянул под сиденьем, и кресло откатилось назад. Еще через секунду откинулась спинка, а Коля, оказавшись в горизонтальном положении, замер, не решаясь поднять голову. Вот точь-в-точь как у стоматолога, лежишь и ждешь: "откройте рот пошире" или "а теперь раздвиньте ноги".

Когда через несколько долгих секунд ничего не произошло, он приподнял голову. Серый тем временем успел разуться и снять свитер. Коле, наконец, удалось справиться со своей обувью, потом он аккуратно сложил джинсы на передней панели. Посмотрел на трусы, не решаясь, медленно стянул и их, неловко прикрывая член рукой, и запихал в карман на двери. Снова прилег, но так, чтобы видеть Максимова.

Тот быстро справился с остальной одеждой, равнодушным взглядом скользнул по Коле и достал пачку презервативов.

- Ты прошлый раз... - Начал Коля, но вдруг испугался своего охрипшего голоса. Он кашлянул и продолжил, - прошлый раз тоже с резинкой было?

- Нет.

- Тогда не надо.

Максимов даже не стал спорить, просто бросил пачку обратно. Потом оглянулся на универ, прохожих, врубил незаметную музыку погромче и перелез к Коле, встав коленями на его сиденье. Медленно прошелся взглядом от подбородка вниз и так пристально стал рассматривать лицо, что у заледеневшего Коли между лопаток побежали мурашки. Он хотел было отвернуться, но заставил себя смотреть в ответ, и чертова песня вдруг заиграла слишком интимно: "Ten - kiss me on the lips... Nine - run your fingers through my hair... Eight..." Коля все-таки окончательно покраснел и отвел глаза. Максимов опустил руку ему на живот, просунул ладонь под водолазку. Коля дернулся, но остался лежать на месте, с ужасом чувствуя, как его раздевают. Он не собирался снимать водолазку, она вроде и не мешала, да и в салоне было довольно свежо, но Серый настойчиво тянул ее вверх вместе с майкой, и Коля, поняв, что момент воспротивиться окончательному обнажению упущен, поднял руки, помогая ее стащить. Он стал извиваться, но Серый вдруг остановился на полпути и удержал Колины локти так, что голова осталась под тесными слоями трикотажа.

- Один вопрос, - в голосе слишком явно слышалось издевка, - ты у нас сегодня Никита или Коля?

Коля резко дернул руками, пытаясь освободиться, но Серый крепче навалился сверху, будто продолжая его рассматривать сквозь ткань.

- Я, конечно, к Коле уже привык, - продолжил Максимов, - но друзей обычно не трахают. С другой стороны, с Никитой опять такое делать тоже неправильно, но ты же все равно уже ебнулся, да?

Потом Серый наклонился и болезненно поцеловал его во впадинку над ключицей. Коля очнулся, вздрогнул и выгнулся под ним, то ли приглушенно выругавшись, то ли что-то умоляюще прошептав, одновременно пытаясь оттолкнуть ногами, но ничего не добился, кроме того, что Максимов протиснулся к нему между бедер, а их члены стали тереться друг о друга. Возбужденный член Максимова тыкался ему в лобок, а нежную кожу на его собственном члене пощипывало.

Коля действительно испугался, когда понял, что еще немного, и это не будет казаться ему слишком отвратительным и неприятным, а вся его "шоковая терапия" превратится неизвестно во что и полетит коту под хвост. Точнее, давно уже полетела.

- Стой! - Выдохнул он почти отчаянно. - Я так не хочу.

Полные обветренные губы Серого замерли над его соском.

- Отпусти, дышать тяжело, - с каждым словом к голосу возвращалась уверенность.

Максимов отстранился, Коля тут же избавился от водолазки, и дрожа всем телом, уставился на него.

- Что значит - "друзей не трахают"?

В глазах Серого на мгновение мелькнула чуть ли не ненависть. Но, видимо, просто показалось, потому что он тут же опустил взгляд.

- Это значит, когда просто общаются, Коля. Когда человек просто нравится. Вот бывает такое - и всё. Я к тебе не просто прикоснуться боялся, мне казалось, что это очень важно. Весь этот твой бред, когда мы встречались - про варианты реальностей, эру водолея, пятое измерение, что ты там еще рассказывал, все по-настоящему и важно...

Коля сглотнул. Он ненавидел себя в этот момент, но остановиться не мог, потому что не мог простить и поверить ни в чистую дружбу, ни в такие отношения, ни в то, что действительно станет нормальным. Пидарас, в худшем значении этого слова, вот кто он, и не надо обнадеживаться!

- Значит, буду Никитой.

Максимов побледнел.

- И не нужны мне эти твои нежности, - добавил Коля дрогнувшим голосом, хотя старался, чтобы звучало как можно снисходительней.

Улыбка Серого ему совсем не понравилась. У него вообще было довольно выразительное лицо, но сейчас оно больше смахивало на маску. И если бы они были в другом месте и в другой ситуации, Коля бы решил, что Серый собирается кому-то сильно вдарить.

- Любишь пожестче, Никита? - Глухо процедил он.

- Нет, - так же зло бросил Коля в ответ. - Не люблю. Просто хочу, чтобы как тогда. Или ты там тоже целоваться ко мне лез?

- Как скажешь, - Максимов пересел на водительское место. - Сюда встань.

Коля выдохнул и послушно раскорячился между сиденьями. Серый помедлил немного, переключил что-то на магнитоле, взорвав резким ритмом весь интим к чертовой бабушке и, еще больше раздвинув ему ноги, привстал сзади. Надавил между лопаток, принуждая опуститься ниже, даже не на локти, а лбом упасть в наваленные на задних сиденьях куртки. Потом, не церемонясь, направил член, утыкаясь в зад головкой.

- Расслабься, - громко сказал он, склонившись над Колей.

Слова слились с жестким голосом из динамиков, Коля вздрогнул.

Наклонись - приказываю я тебе, Отверни от меня свое лицо,

Твое лицо мне безразлично,

Наклонись!

Серый, не дождавшись особого результата, смачно сплюнул на пальцы и просунул их вниз. Коля охнул в куртку, вцепившись в ткань зубами.

- Ну, давай, - уже мягче, но с примесью нетерпения, попросил Максимов. - Не зажимайся ты так.

Зажмурившись, Коля попытался еще немного раздвинуть ноги, хотя дальше было просто некуда. Максимов погладил его по спине, то ли успокаивая, то ли просто изучал бока и линию позвоночника, обвел пальцем две ямочки над крестцом. Задел ладонью ниже, по яйцам, собрал их в пригоршне, слегка играя пальцами, потом добрался до Колиного члена и крепко его сжал. Коля стал дышать тяжело и рвано, то и дело накатывал страх. Он сопротивлялся изо всех сил, но жар судорожно подбирался к паху, а член твердел с каждым движением руки Серого. Он задрожал, пытаясь справиться с собой, а тело предательски плавилось.

Двуногий, наклонившись, Выставил себя в хорошем свете,

Показываю я ему, что можно делать, И начинаю плакать.

- Не бойся, Никита. Прошлый раз, - Серый двинул рукой, жестко, больно, так что в глазах заплясали искры, - прошлый раз, когда я тебя трахал, тебе очень даже нравилось.

Член чуть не лопнул от напряжения, яйца скрутило ужасом, но Коля сам подался назад, а Максимов навалился сверху, вставляя резко и грубо. И, не давая опомниться, подхватил под животом, снова двигая на себя.

"Не нравилось!" - Кричал Коля про себя, - "Такое не может нравится!" И он пытался вспомнить, протиснуться сквозь лавину ощущений, найти то, что воскресит в памяти, замкнет в кольцо прошлое и настоящее, чтобы он, наконец, смог что-то понять. Но сознание ускользало под напором новой волны, будто кипятком окатывало живот изнутри, и раскаленная рука, сжимающая член, направляла его в такт этим волнам: вверх, вдохнуть сквозь прокуренную кожу куртки, почти взлететь прочь, но потом обратно, со стоном вместо выдоха, упасть на самый низ, насаживаясь на пылающий член. И в всем этом он явственно почувствовал, что волны настоящие, машина качается и дергается, и наверняка очень заметно со стороны, не говоря уж об оглушительной музыке.

Двуногий молится вслух, От страха, так как дела идут у меня хуже,

Он пробует наклониться еще ниже, Слезы бегут по спине.

Он ухватился за эту мысль о своем позоре, и заметил, что вдобавок ко всему это его собственные стоны, приглушенные курткой, раздаются в ушах сквозь жуткий ритм и слова на чужом языке, которые все равно долбят прямо в мозг. Максимов упал сверху, рукой зажимая ему рот, но было уже слишком поздно, как пыткой электрическим током по телу прошла судорога наслаждения. От неожиданности Коля словно вынырнул из глубины, стал глотать ртом воздух, задыхаясь, и без сил упал обратно, уже отстраненно наблюдая, как содрогался мир вокруг последними резкими толчками.

И он, наконец-то, понял. И это понимание горечью расползлось по позвоночнику, обдавая легким холодком: в одну реку не войдешь дважды.

Теперь он точно знал, почему Сергей Максимов будет его презирать и ненавидеть после того, как перестанет вдавливать в подлокотник между сиденьями. Не за мучавшее чувство вины, про которое можно забыть, не за свою слабость, это все было в прошлом, этого не воскресишь. У Никиты Рябцева больше нет права голоса, а у Коли - тем более. Потому что он сам опустился в свою выгребную яму, пытаясь вызволить из нее Рябчика, но ничего не добился. Все встало на свои места. Хоть придумай себе тысячу новых имен, а ничего не изменишь, обратно не поднимешься.

Серый, все еще лежа на нем, достал откуда-то салфетки, вытащил член, подтирая капли, и переполз на водительское место. Коля последний раз вдохнул терпкий запах кожи, собираясь с силами. Вот еще секунду и он осторожно вскарабкается обратно, не глядя на Максимова, станет одеваться. Случайно поймает свое отражение в боковом зеркале за темным стеклом и посмотрит на площадку перед универом. Там, как обычно в обед, толпится народ. Кое-кто оглядывается на тачку и ржет. Те, что ближе, наверняка заметили их тени, или даже слышали все это непотребство.

Одевшись, Коля решит выходить, но почему-то слишком медленно. Секунды будут тянуться, но уходить безвозвратно. Потом он все-таки выйдет, молча сгорая со стыда, отойдет на несколько метров, не оглядываясь, и только вздрогнет, когда прямо за его спиной взвизгнет резина поспешно отъезжающей машины. Все кончится, и это мучительное ожидание и трепетная надежда на чудо, наконец, оставят его в покое.

Но тяжелые горячие руки перевернули его на спинку сиденья раньше, чем он сам смог пошевелиться. Он пытался сфокусировать взгляд перед собой, с трудом, будто опять ослеп и куда-то сунул очки. И хорошо, потому что Максимов наверняка сейчас смотрит на него с ужасом и отвращением...

Но когда до губ донеслось жаркое дыхание, ему показалось, что он проваливается сквозь землю: Серый поцеловал его, настойчиво и жадно, будто пытаясь то ли выпить без остатка, то ли наоборот вдохнуть в него жизнь. Ощущение было настолько мощным, что Коля не сразу понял, что поддался ему навстречу, и сам льнет к Серому, словно притянутый магнитом и сам отвечает, зарывшись в короткие волосы пальцами, как утопающий цепляется в сухую траву у крутого берега; и они стукаются зубами с непривычки, легко и мягко, словно перекатываются подтаявшие кубики льда в стакане.

- Черт, - Серый перевел дух, - вот с этого начинать надо было.

- А?

Максимов все еще был слишком близко и его лицо перед глазами расплывалось.

- Нормальные люди сначала целуются, а потом уже...

Коля перебил его:

- То нормальные, - он вдруг рассмеялся с нервным облегчением. - Не сравнивай. Когда диплом получу, попробую что-нибудь придумать.

- Вряд ли. - Серый провел большим пальцем по Колиной щеке, размазав влагу, и улыбнулся, - Вот это, Коля, уже не лечится.

Октябрь 2010