Слаще ликёра

Текст содержит гомоэротические сцены. Читая дальше, Вы подтверждаете, что Вам уже исполнилось 18 лет.

Моей огромной любви

Хватит нам двоим с головою...

Земфира, «Хочешь»

Солнце, будто нарочно издеваясь, ярко светило в окно, пытаясь согреть своими лучами лежащего на кровати молодого человека.

Жора лежал так уже вторые сутки. На спине, в джинсах и толстовке, вытянув руки вдоль тела и закрыв глаза.

Двигаться не было ни сил, ни желания. Даже из-за того, что яркие лучи били прямо в лицо, он не хотел поворачиваться.

В дверь постучали, а затем открыли. Это была мать.

-Нет, Володя, ты только посмотри на него! - она упиралась руками в бока и визгливым голосом кричала в сторону кухни. - Лежит, понимаешь ли! Трагедия у него!

Слова доносились до него как из тумана, они уже не обижали, не задевали. Их говорил для него какой-то совсем чужой, не родной человек. Слез уже не было.

-Ну, ничего! Жрать захочешь – сам придешь! - пригрозила мать и захлопнула дверь. И произнесено это было таким голосом, знаете, шипящем, как будто стоят за спиной, крадутся с ножом и приговаривают: «Сейчас-сейчас.… Сейчас ты у меня получишь…»

Он знал, что не захочет. Во всяком случае, пока он был в этом уверен.

Он знал, что мать превратит обычный рядовой обед в фарс, комедию в лицах, будет издеваться, комментировать каждое действие и давить, давить тяжелым взглядом.

Поэтому перспектива умереть от голода здесь, в своей комнате, оставшись наедине со своими мыслями, была куда более радостной.

А еще совсем недавно все было совсем по-другому.

Казалось, что не было человека счастливее, чем Жора. Он сам так считал и легко бы ответил на этот вопрос: «Я! Конечно, я, кто же еще?! »

Была пора осенних каникул. На деревьях почти не осталось листвы. Она вся тяжелым разноцветным ковром покрывала мокрый асфальт, прилипала к кроссовкам.

Осенью можно восторгаться лишь тогда, когда ты по-настоящему счастлив. Только тогда ты видишь все это многообразие оттенков, только тогда холодный пронизывающий ветер кажется тебе свежим воздухом с немного сладковатым запахом уходящего лета.

Когда люди несчастны, они замечают только бесконечный дождь, лужи, грязь, хмурость, серость. И, кажется, до счастья еще так далеко.

Жоре же для счастья нужны были только одни глаза. Как говорил Дёма, грязно-болотные.

Как видел Жора – цвета гречишного мёда.

Он влюбился в эти глаза с первого взгляда, как только Дёма переступил порог их класса.

Щурясь, надменно оглядывая своих будущих одноклассников, ухмыляясь, он вошел в класс и сел на свободное место. Свободное место было не единственным – Жора сидел один, но Дёма выбрал место рядом с Мишаней Красновым.

Внезапно уколовшая обида и ревность заставили тогда Жору уткнуться носом в тетрадь и стараться не обращать внимания на новенького.

Дёма быстро заработал в школе авторитет. Он был по жизни массовиком-затейником и шутником, поэтому почти сразу становился душой любой компании.

Жора часто думал о том, что ему, помимо «списать» больше нечего предложить Дёме.

Он был отличником, ходил в музыкальную школу, на курсы французского языка и занимался теннисом. Свободного времени, чтобы влиться в компанию, которую создал вокруг себя Дёма,   не было.

Они же после школы постоянно «зависали» на стадионах и детских площадках, пили пиво.

Шанс представился довольно скоро -  в школе собрали команду КВН. Дёма сразу вызвался участвовать, писать шутки, быть капитаном команды, ставить номера и все, что только можно было на себя взять. Из-за огромной нагрузки, времени на учебу совсем не оставалось, так как доверить какое-либо дело другому Дёма просто не мог.

Он и так не особо блистал своими знаниями, а теперь вообще скатился на бесконечные двойки. Это заметили и родители, и учителя.

И однажды классный руководитель оставила Дёму и Жору после уроков и попросила Жору подтянуть незадачливого одноклассника хотя бы на прежний уровень.

Счастью Жоры не было предела, однако в силу пацанского максимализма он лишь опустил голову и буркнул в ответ: «Делать мне, что ли больше нечего? »

На что учительница справедливо заметила, что на предстоящих каникулах за неимением у него друзей делать будет как раз таки нечего.

Дёма катал во рту жвачку, сунув руки в зеленые брюки с карманами, закатывал глаза и был явно не в восторге от перспективы – провести каникулы в компании «ботана».

Но и родители, и учителя были непреклонны.

И вот, в начале каникул Дёма оказался на пороге Жориной квартиры. Родители были на работе, младший брат был отправлен на каникулы за границу.

Жора так волновался, что не мог попасть ключом в замочную скважину, чувствуя плечом исходящий от Дёминого тела жар.

-Да что ты там ковыряешься? - жахнуло над ухом и заставило заволноваться еще сильнее.

-Сейчас, - пролепетал в ответ Жора и наконец справился с замком. Дверь открылась и он пропустил Дёму в свою квартиру.

Обстановка восхитила Дёму, внутренне заставив проснуться зависть – на полу паркет, высокие потолки, резные арки, длиннющий коридор, 4 комнаты, 2 балкона и огромная кухня.

Они прошли в комнату Жоры, где сели на полу с бутербродами и кофе, и обложились книжками.

Прошло больше часа, Жора читал ему в слух про ядерную энергетику, а Дёма валялся на полу с задранной футболкой, закинув руки за голову и перекатывал языком на губах большую зеленую виноградину, оторванную от большой грозди, лежащей здесь же на тарелке.

-Мммм….-протянул он, лопая ее губами. Брызги разлетелись, попадая на его щеки лоб, волосы.- Скукота…-он сел, пережевывая мякоть.

Жора оторвался от чтения и посмотрел на него. Темные, какого-то красно-шоколадного оттенка, взъерошенные волосы, серая футболка с мокрыми пятнышками от брызг, загорелое лицо и руки, все в мелких шрамах. Он сглотнул подошедший к горлу ком.

-У меня есть идея получше, - Дёма заговорщицки прищурил глаз, вскакивая на ноги, и ушел в большую комнату. Вернулся он оттуда с бутылкой ликера.

-Это…это родителей, - неловко пролепетал Жора, глядя на него.

-Да ну и что? Там столько всего, они даже не заметят! - и он был прав. Разномастного алкоголя в квартире было пруд пруди, хоть упейся. Но отец давно завязал, мать коллекционировала. Внимание на состав коллекции никто не обращал.

-Ну…-Жора помялся. - Ну ладно, - впервые улыбнулся Дёме своей искренней улыбкой.

Дёма внимательно посмотрел на него, чуть удивленно, будто увидев что-то необычное, что заставило его задуматься.

Жора принял это на свой счет и быстро отвел взгляд, вставая на ноги.

-Я тогда рюмки принесу…-и так и не подняв головы жора ушел на кухню. Откуда вернулся с двумя квадратными стаканами. – Рюмок не нашел, - пожал он плечами.

-Сойдет! – Дёма уже лежал на прежнем месте, сворачивая бутылке голову. - Иди сюда! – он хлопнул по ковру рядом с собой и отложил пробку в сторону.

Жора опустился на пол рядом с ним и поставил между ними два стакана. Дёма, по-хозяйски, деловито налил в них по половине и отставил бутылку в сторону.

Они взял каждый по стакану.

-Вообще-то я не пью… - зачем-то сказал Жора и тут же пожалел об этом.

-Ну, всё бывает в первый раз, - Дёма хохотнул и сделал глоток.

Жора последовал его примеру. Ликер приятно сахарился на губах, вязкой жидкостью проникая в рот, обволакивая язык и скатываясь по горлу.

Внутри тут же разлилось тепло, кончики пальцев защипало, мышцы расслабились, заставляя прикладывать усилия для движения.

-Вкуснятина, - облизнулся Дёма и улыбнулся Жоре.

Жора тоже улыбнулся в ответ, чувствуя себя раскованней.

-Может да ну эту физику? Давай сыграем в карты? Я много фокусов знаю, - вдруг предложил Дёма и в надежде заглянул в его глаза.

-Давай, - неожиданно для себя согласился Жора и взял с полки новую колоду карт.

Дёма быстро перетасовал их и раздал.

Играли сначала на интерес. В перерывах Дёма показывал Жоре фокусы, заставляя угадывать секрет.

Ликер в бутылке уменьшался – они уже пили по второму стакану.

Как раз пришло время играть на желание. Жора изо всех сил старался собрать мысли и выиграть, во что бы то ни стало.   Он уже знал, какое загадает желание.

Удача улыбнулась Жоре, но, как ему показалось, Дёма поддался специально.

-Ну?..- наигранно обреченно спросил Дёма, откидываясь на локти.

Жора долго смотрел ему в глаза, а потом выпалил:

-Я хочу, чтобы ты меня поцеловал.

Будь что будет, думал он. Больше ждать не было сил. Хотелось прижаться губами к этим сладким алым подушечкам, потрогать их языком. Голова кружилась, он сам себе не верил.

Дёма внимательно смотрел на него, выждал паузу. Потом резко сел, потянулся к нему, прижимая его спиной к стене, и коснулся своими губами его губ.

В этот момент внутри всё задрожало, хотелось все вернуть обратно, отменить свое желание. Тело прошило, будто электрическим разрядом, и он, маленьким светящимся шариком, бился теперь в черепную коробку, пытаясь вырваться на волю.

Жора уперся ладонями в плечи Дёмы, пытаясь его оттолкнуть, но у него ничего не вышло, да и сдался он довольно быстро…

Это был его первый поцелуй. Он даже и не представлял, что он будет таким, с мальчиком, да еще и с тем самым, о котором так долго мечтал.

Губы Дёмы были сладкими, более опытными. Его горячий язык нагло протиснулся между зубами Жоры и нашел его, такой же горячий и шершавый.

Дыхание обоих участилось, обжигая щеки, молодое сердечко колотилось так, будто готово было пробить собой грудную клетку и выпорхнуть в приоткрытую форточку.

Они целовались, изучая движения друг друга, оттачивая их, делая более ловкими, до самого вечера, забыв про истинную причину встречи.

Дёма ушел домой только тогда, когда с работы вернулись Жорины родители.

На прощание, на лестничной клетке, они долго смотрели друг другу в глаза, не говоря ни слова.

Улики скрыть удалось, родители ничего не заподозрили.

Весь вечер Жора, лежа в постели, вспоминал прикосновение Дёминых сладких губ и ожесточенно теребил признак своей мужественности. В 15 лет гормоны зашкаливали, пульсируя в мозгу, гудя в ушах, груди.

Он вспоминал не только сегодняшний поцелуй, он вспоминал так же моменты из их общей школьной жизни – капельки пота на его висках в спорт зале, пружинящие прыжки с мячом к корзине,   оголенную поясницу – его кофта неизменно задиралась, когда Дёма вставал на цыпочки, чтобы дотянуться до, стоящего на шкафу, цветка.

Он не ожидал бесцеремонного Дёминого звонка в домофон на следующий день.

С этого дня они проводили вместе каждую минуту свободного времени.

То, что происходило между ними, никогда не обговаривалось в слух. Им было достаточно негласных, невербальных признаний другу другу в своей симпатии и неожиданно возникшей привязанности.

Дёма признался ему только в том, что давно обратил на него внимание и всегда знал, что он не просто «ботаник», как считало большинство.

И Жора не был «ботаником». Он смог полностью раскрыться перед этим развязным, вечно смеющимся мальчишкой, показать свое остроумие, рассказать о своих истинных увлечениях.

Они с утра до вечера по выходным шлялись по улицам, только вдвоем, Дёма не звал своих друзей – ему так же было достаточно общества своего нового друга.

Между ними оказалось много общего. Они оба фанатично любили кино, могли спорить до срыва голоса, а потом вместе смеяться этой глупости.

Так же они оба превосходно плавали и делали это при любом удобном случае. И оба довольно не плохо катались на коньках. Разве что Дёме хватало роликов, а Жора был предан льду и лезвиям, вместо каучуковых колес. Это стало поводом для первого, так называемого, «свидания». Они вместе пошли на каток.

Там можно было не стесняться хватать друг друга за руки и иногда прижимать к себе – все-таки лёд и неуклюжесть делали своё дело.

А потом вместе, с отбитыми руками, ногами и попами, они шли по темной улице домой к Жоре – родители давно были знакомы с Дёмой и были рады тому, что у их сына наконец появился лучший друг. И были абсолютно не против того, чтобы Дёма оставался у них ночевать.

Каникулы подходили к концу и Жора, со страхом, ждал начала школы.

Но на его удивление ничего не изменилось. Точнее, изменилось, кардинально изменилось. Дёма пересел за его парту, мотивируя это тем, что так удобнее будет списывать. Нет, он не скрывал от своих друзей, что подружился с Жорой. Но он не мог удержаться от очередного подкола в его адрес. Ему безумно нравилось смотреть, как Жора краснеет, ревнует, злится, обижается. Но он по натуре своей был отходчивый и мягкий,   издеваться и шутить над ним можно было легко и беспрепятственно.

Потому что потом, на перемене, в школьном туалете за закрытой дверью, вся обида улетучивалась, Жора таял, размокал, смотрел масляно и влюблено.

С этого момента он начал вести личный дневник, куда записывал все свои переживания, чувства, эмоции. Ему нужен был поверенный в его тайнах, хотелось поделиться с кем-то своей бесконечной радостью.

Он думал о нём днём и ночью,   особенно ночью - стоило ему закрыть глаза, как перед ним рисовался образ Дёмы. Жилистое упругое тело, острые костяшки бедер, плоский живот с дорожкой темных волос, идущей от линии джинсов к пупку – все это заставляло его тело напрягаться, глаза зажмуриваться, а руку неустанно блуждать по вставшему члену, чтобы унять это сумасшедшее возбуждение.

Однажды родители Жоры уехали в командировку на три дня по делам, оставив Жору одного. Тимура – его брата – они отправили к бабушке по маминой линии.

Отношения в семье у Жоры вообще складывались довольно странно. Его младший брат Тимур считался юным дарованием, гением, ребенком "индиго". Так матери сказала какая-то гадалка. И мать свято верила это, холила и лелеяла своего второго отпрыска. Строго воспрещалось на него кричать, заставлять что-либо делать и принуждать.

А юное дарование делало что хотело – прогуливало школу, курило, потягивало пиво в свои тринадцать лет и даже покуривало травку с пацанвой в подъездах.

Это все оставалось незамеченным одетой в розовые очки матерью. Она подсовывала Тиме листочки-карандашики, книжки и все, что могло как-то развить ее ребенка и указать ей – простой смертной – в чем все-таки талант ее маленького гения и не упустила ли она чего.

Но Тиме было абсолютно пофигу на всю эту муру, он хотел только играть на компьютере и таскаться по улицам с друзьями.

За что он ненавидел своего старшего брата – сложно было сказать.

К Жоре в семье было другое отношение. В него абсолютно не верили и толкали на всевозможные курсы только потому, что ему само с неба, как Тиме, не упадет, ему придется зубрить и корпеть над книжками, чтобы хоть чего-то в жизни добиться и не позорить семью. Ему же наоборот все давалось легко. Хоть он и ненавидел музыку, ходил туда только потому, что у него не было выбора. Старая учительница относилась к ученикам как к бездарям и всероссийскому позору, била по рукам линейкой, постоянно орала, когда ученик брал не ту ноту. Для Жоры музыка была пыткой, несмотря на  то, что у него был абсолютный слух и он легко запоминал партии.

С физическим развитием так же не было проблем, поэтому теннис так же был для него довольно легким времяпрепровождением. И даже языки – и те давались ему легко. Он пил залпом новые знания, умел их применять, схватывал на лету.

Но его успехи всегда оставались незамеченными. До тенниса он ходил на рисование, рисовал довольно не плохо, получил даже какие-то грамоты на конкурсах. Родители никак не отметили этот факт, и интерес Жоры к рисованию быстро угас. Видя это, мать верещала, что тратит на него бешеные деньги, а он, неблагодарная свинья, еще нос воротит. Но отец встал на сторону сына в этот раз – не хочет, пусть не ходит.

С отцом у Жоры отношения всегда складывались лучше, чем с матерью. Он к нему тянулся, любил его, уважал, слушался, стараясь выполнять все его указания. Хоть отец частенько его бил. Когда он попадал под горячую руку, или же Тима его подставлял, сваливая на него свою вину, или еще за какие провинности.

А когда отец уходил в запой – начинался настоящий ад. Мать собирала манатки, паковала своего ненаглядного сыночка Тимура и сваливала к бабушке, оставляя Жору один на один с пьяным отцом.

Мотивировала она это своей ревностью к родительскому авторитету, мол, любишь его – вот и сиди с ним.

Но, даже не смотря на все это, Жора старался сохранить в семье хорошие отношения, старался не обижаться, во всяком случае, он никогда не показывал этого.

Тиме в семье доставалось все – подарки на праздники те, что он пожелает, поездки заграницу. Жора же на всю жизнь запомнил урок с велосипедом и больше никогда ни о чем не просил.

Однажды ближе ко дню рождения Жора аккуратно пытался за столом или просто, проходя по квартире, намекать, что он хочет велосипед, какой, сколько он примерно стоит – выбирал самый дешевый, чтобы уж наверняка.

Отец многозначительно изрек: «Я подумаю», и Жора остаток времени до дня рождения ходил как отполированный полтинник.

Но на день рождения его ждало разочарование – подарком ему была книга о жителях морских глубин. Он едва удержался, чтобы не расплакаться. Поджал губы и выдавил из себя улыбку и стандартное: «Спасибо большое, да, очень нравится, да, то, что хотел, да».

Но больше всего его обидело то, что спустя пару месяцев на день рождения Тиме был подарен новый мобильный телефон.

Тогда он решил сам во что бы то ни стало заработать себе на велосипед. Он разносил газеты, клеил объявления, помогал с переездами и в итоге к концу весны он купил сам себе новый красный велосипед. Счастью ребенка не было предела. Но в семье это, опять же, осталось незамеченным.

Жора не стал тогда придавать этому большое значение, чтобы не портить впечатление от собственного маленького праздника.

Так вот однажды, родители Жоры уехали в командировку и оставили его одного.

Он не преминул этим воспользоваться и  пригласил домой Дёму.

Дёму – человечка, без которого больше не видел своей жизни, который стал «лучом света в тёмном царстве», как когда-то писал Добролюбов.

Он чувствовал отдачу, чувствовал взаимность. Никогда в жизни с ним такого не было. Это было по-настоящему ново – его любили, любили в ответ и просто, "за" и "вопреки", его тоже любили. И он знал это, точно знал. Хоть и ни разу не слышал.

Заграбастав холодного с улицы Дёму в свою тёплую постель, он начал отогревать его своим горячим телом, жар которого проходил через клетчатую тонкую пижаму.

Позволял Дёме запустить ледяные руки ему под кофту, греть их о его горячую спину и грудь, боролся с нарастающей дрожью, гладил его по грязным сальным волосам и улыбался.

А Дёма шмыгал красным носом, улыбался в ответ и вжимал его в постель.

В этот момент они оба поняли – пора. Тот день настал. И бороться со своими желаниями больше нет сил.

Они хотели друг друга больше, чем все, что могли хотеть мальчишки в их возрасте.

«Нас с тобою ведь интересует - меня твоё, тебя моё тело» - строчка из песни, играющая в голове у обоих.

Руки Жоры, уже совершенно не стесняясь, стянули с Дёмы колючий свитер и сбросили его на пол.

Дёма смотрел ему в глаза потемневшим, мутным от желания взглядом, а руки сами по себе шарили в поисках края его кофты.

Жора не мог больше ждать, он стянул с себя её сам, отбрасывая в сторону, на середину комнаты и принялся за пряжку Дёминых джинсов.

Она долго не поддавалась дрожащим от перевозбуждения пальцам, но вскоре ему всё же удалось с ней справиться. Дальше тугая пуговица сдалась быстрее.

Все движения были, будто, в спешке, сопровождались сбивчивым дыханием, руки дергали не аккуратно, губы бесцельно тыкались в обнажающиеся кусочки кожи.

Как только вся одежда, кроме белья, была вытеснена из-под одеяла, они оба замерли, вдруг осознав серьезность момента, свою собственную зажатость и неопытность.

Жора помолчал немного и решительно встал.

-Я сейчас, - он вышел из комнаты и вскоре вернулся с баночкой маминого крема.

Жора залез обратно в кровать.

-Это чтобы…ну…всё получилось, - стального цвета глаза смотрели серьезно и уверенно, что даже Дёме стало спокойней.

Он забрал баночку у Жоры, мельком разглядывая название и понимая, что совершенно не знает, что делать и с чего начинать.

Только догадывается. В общих чертах.

Но и здесь Жора пришел к нему на помощь. Он в очередной раз поцеловал его в губы, посмотрел в глаза и повернулся к нему спиной, ложась на бок.

Дыхание было шумным и тяжелым, из-за него было не слышно, как ухают об грудную клетку их сердца.

-Так будет проще, на первый раз…я читал.

Дёма облизал вмиг пересохшие губы и встал на колени. Одеяло скользнуло с него вниз.

Он спустил свои трусы до колен, освобождая стоящий колом немаленький член, влажный от смазки.

Жора мельком обернулся на него, увидев его обнаженным, в его глазах потемнело, во рту пересохло. Он проглотил подошедший к горлу ком и спустил свои трусы, оголяя круглые упругие ягодицы.

Дёма катнул во рту накопившуюся слюну, протянул руку и погладил его по обнаженной попе.

Жора вздрогнул от неожиданности, как от электрического разряда и весь напрягся, хотя точно знал – нужно расслабиться.

Дёма отвернул крышку у баночки. В ноздри ударил приятный цветочный запах. Взял небольшое количество крема,   нанес его себе по всей длине члена.

Взял еще небольшое количество, точно не зная, сколько нужно, поставил баночку на подоконник и прилег рядом с Жорой.

Рука скользнула под одеяло,   снова погладив упругий холмик с бархатной гладкой кожей.

Осторожно раздвинув его ягодицы и задержав дыхание, Дёма коснулся пальцами его маленькой и узкой дырочки. Жора снова вздрогнул и закрыл глаза, дыша ртом. Он ждал этого, он хотел, он готовился к этому весь день в ванной. Он знал наверняка, что сегодня это наконец произойдет.

Дёма облизал губы и придвинулся ближе, надавливая пальцами на его сжатое колечко мышц и вымазывая его в креме.

Придвинувшись еще ближе, он протолкнул свой член между его ягодиц и Жора почувствовал, как головка члена упирается в его дырочку.

-Только ты…это… -сбивчиво заговорил он. - Осторожно, ладно?

-Ладно, -  шепотом ответил ему Дёма и толкнулся бедрами вперед, не ослабляя давления, нажимая членом на его анус, стараясь проникнуть в него хоть немного.

Жора часто задышал, почувствовав приближающуюся, но пока терпимую боль.

-Не больно? - поинтересовался у него Дёма, продолжая движение и прижимая его бедра к себе.

-Немного, - честно ответил Жора, и вдруг, неожиданно для самого себя, нагнулся сильнее и подался бедрами назад, навстречу ему.

Головка члена проскользнула в него, Дёма ахнул, а Жора, обволакивая ее своей тугой горячей плотью, стиснул зубы и зажмурил глаза, стараясь сдержать стон, который все равно вырвался наружу сдавленным пищанием.

Он резко и коротко выдохнул и глубоко вдохнул, упираясь головой в стену.

Дёма положил руки на его бедра и качнул своими, вставляя ему наполовину.

Жора боролся с болью размеренным дыханием, сжимая пальцами простынь, сжимая зубы, чуть ли не кроша их в пыль.

В следующий толчок член вошел в него полностью, заставив Дёму простонать от наслаждения, которое доставляла ему плотно сжавшая его достоинство плоть Жоры.

Не имея возможности церемониться дальше, он сразу начал часто двигаться, вырабатывая определенный ритм под дыхание.

Жора чувствовал, как он толкается внутри него, чувствовал как волнами откатывает боль, призывая новые ощущения, которые он никогда раньше не испытывал..

Это чувство полной зависимости, стыда, унижения, доверия, безвольности и обожания одновременно кружили голову и туманили мысли.

Он нагнулся еще сильнее, отставляя свою попку, упираясь руками в стену и полностью растворяясь в ощущениях. Какая-то задеваемая Дёмой точка внутри него не давала ему вернуться в сознание реальности, заставляя мысли путаться, бежать из сумасшедшей головы.

Из его губ вырвался первый стон наслаждения, который он как ни старался не смог удержать. Дёма почувствовал свободу и тоже перестал стесняться, постанывая и хрипя, двигаясь быстрее, жестче, раскачивая, растягивая его дырочку.

Стоны стали частыми, безудержными, Жора жмурился, гладил рукой свой член, мычал, губы чесались от вибрации.

Ощущения внизу живота и внутри себя смешивались в одно целое, готовое взорваться фейерверком оргазма.

В этот день они не отпускали друг друга ни на минуту, продолжая трогать, тискать, менять позы, уже предлагая их вслух. Жора был не против, вставал так, как просил Дёма, забрасывал на него ноги, заставляя держать.

После, вместе принимая душ, они, вопреки своим ожиданиям, совершенно не боялись смотреть друг другу в глаза, даже наоборот, стали вести себя более раскованно, мыли друг друга, пенили шампуни на волосах, дурачились, писали всякое на зеркале, смеялись.

Вытерев себя насухо, они вернулись в горячую постель.

В комнате явственно чувствовался запах секса, он нравился обоим, возбуждал.

Дёма лёг на спину и закинул руки за голову.

-Слушай…а может ты…-начал он и замолчал.

Жора вопросительно на него посмотрел.

Не сумев подобрать слова, Дёма подвигал языком по внутренней стороне щеки.

Жора понял его намек, но краской не занялся, напротив, отреагировал на это совершенно спокойно.

-Я сам хотел предложить,   - улыбнулся ему с прищуром хитрых завораживающих глаз и скрылся под одеялом.

Дёма почувствовал как его рука обхватывает его уже снова стоящий член и стянул одеяло с его головы.

-Я хочу смотреть, - пояснил он свои действия.

Жора усмехнулся, глянув ему в глаза, и снова перевел взгляд на его член. Он был большой, влажный и пах чем-то сладковатым, молочным.

Он коснулся языком его головки, вобрал его в себя, насколько хватило во рту места, одновременно сжимая его ладонью и двигая рукой вслед за движением губ.

Во рту сразу стало много слюны. Он аккуратно проглотил ее, стараясь не задеть зубами нежную кожу.

Губы плотно сомкнулись на его стволе, язык продолжал поглаживать его. Он двинулся вниз к его основанию и, почувствовав его у горла, двинулся назад, определив для себя расстояние.

Облизав его таким образом, он начал посасывать его, двигаясь по нему от основания к концу, втягивая щеки и сглатывая появляющуюся во рту жидкость.

Дёма закрыл глаза, выгибая спину, и застонал, запуская пальцы в его волосы.

-Да…-Дёма начал гладить  Жору по голове, направляя ее. – Да, вот так…соси, мой хороший…-шептал он.

А Жоре нравились эти одобрительные поглаживания, возбуждали произносимые им слова.

Когда Дёма кончил, Жора попытался отстраниться, так как точно подгадал этот момент, но рука Дёмы на затылке не дала ему этого сделать.

В его рот  трижды выстрелила сперма Дёмы, вязкая, густая, чуть сладковатая, она стекала вниз, в его горло.

Он глотал и думал, что один период его отношений начался со сладкого и густого ликёра. Теперь они встали на новую ступень. Она пьянила не меньше алкоголя.

После этого случая они трахались везде. В школе в туалете, дома перед школой, когда заходили друг за другом по утрам, в лифтах и темных подъездах.

Они не могли насытиться друг другом, не могли не прикасаться, не могли не целовать, не могли не смотреть в глаза.

Признание в любви они сделали друг другу совершенно неожиданно, сидя на лавочке в московском саду Эрмитаж.

Была весна, май, учиться никто не хотел, все уже были в предвкушении летних каникул.

Держа руки в карманах бежевых широких брюк с карманами, Дема щурился от солнца, сидел, развалившись на деревянной лавке, прислонившись к спинке.

Солнечным в тот день было все – его рыжая клетчатая рубашка, золотые блики на его волосах, взгляд. Жора сидел на лавочке рядом с ним, пожав под себя одну ногу, и упоенно рассказывал о чем-то, иногда невнятно произнося слова из-за зажатой за щекой конфеты, белая палочка которой торчала изо рта.

-Я тебя люблю, - произнёс Дёма ровным будничным голосом. Будто не признавался в своих чувствах, а просил зажигалку.

Эта фраза заставила Жору замолчать. Он хлопал глазами, глядя не его невозмутимое выражение лица.

-И я тебя, - ответил он, наконец, немного растерянным голосом.

Так началась их эпоха откровенной любви. Важной, нужной, трепетной.

Дёма не раз защищал его от нападок сверстников, часто говорил, что любому перегрызет горло, если кто вздумает обидеть его любимого человечка.

Жоре было приятно, он верил ему, смотрел открыто, говорил всегда искренне.

Родители не понимали такой перемены в сыне. Он отчего-то вдруг стал таким светящимся, радостным, улыбчивым. Перестал говорить что либо поперек вообще, не вступал ни в какие конфликты.

Единственное, о чем он попросил – это остаться на лето в Москве. Родители удивились, но препятствовать не стали.

Они остались на всё лето в городе одни. Друзья разъехались по дачам, лагерям, санаториям. Но им было абсолютно плевать. Они ходили на местное водохранилище, купались, загорали, катались на велосипедах, ходили в кино. Даже однажды ездили вместе с Дёмиными родителями на дачу, где поймали ёжика, побили все колени о гравий, наелись до отвала шашлыка и загорели, будто на курорте.

Ссоры, конечно, были. До истерик, до драки, до молчания друг на друга в течении нескольких часов. Но это вовсе не омрачало их хрупкого, тщательного спрятанного счастья.

Они были вместе два года. Беда грохнула неожиданно, как обухом по голове.

Осень. Холодная, нудная – такой она стала после случившегося.

А тогда, в тот день, за окном светило солнце, теплый ветерок гонял по асфальту опавшие листья. Хотелось поскорее сбежать из этого душного класса. Слова учителя совершенно не укладывались в голове.

Вместо того, чтобы слушать его, Жора рисовал в своем дневнике. Синей шариковой ручкой рисовал высотный дом напротив школы, маленькие домишки, окружающие его, школьный двор. Все схематично, жирно выделяя края, штрихуя.

Увлечённый этим занятием, он не заметил подошедшего учителя. Он постоял над Жорой какое-то время и вдруг неожиданно выдернул тетрадь.

Жора резко вскинул голову, пытаясь выхватить тетрадь из его рук.

-Отдайте! – беспомощный взмах руками.

-Сейчас посмотрим, чем ты занимаешься вместо уроков, - в голосе учителя прозвенела сталь оскорбленного до глубины души человека.

Он открыл тетрадь на произвольной странице. Сердце Жоры ухнуло и провалилось.

-Когда я его вижу, внутри меня всё начинает дрожать. Я не могу себя контролировать. Его запах кружит мне голову… - начал читать учитель вслух. Уши Жоры загорелись, лицо залилось краской. В это время, учитель перевернул несколько страниц. – Сегодня у нас был секс…

На этих словах Жора вскочил со стула и выбежал из класса.

По горячим щекам ручьем бежали слезы. Оставив в школе сумку, он выбежал из здания.

Дёма какое-то время сидел на месте, ошарашенный подобной выходкой учителя.

Потом уверенно встал, брови его сдвинулись на переносице. Не слушая, что говорит преподаватель, он забрал вещи Жоры, свои и вышел из класса.

Пробежал по коридору, спустился вниз. Не найдя его, он забрал их куртки и вышел из здания школы.

Жору он нашел на детской площадке перед парком. Он сидел на лавке, уткнув лицо в сложенные на коленях руки.

Дёма положил вещи на лавку рядом с ним.

-Родной мой… - он погладил Жору по голове. – Не плачь. Всё будет хорошо. Не обращай внимания на них. – Мы что-нибудь обязательно придумаем.

И тогда Жора поверил этому спокойному голосу, этим нежным прикосновениях к своим волосам.

Придя домой, он понял – всё пропало.

Родители сидели на кухне. Отец, одев очки, читал его дневник. Мать курила у окна. Тима вертелся на стуле и похабно скалился.

Жора уронил сумку на пол.

-Ты…педик? – отец поднял на него глаза. – Мой сын – педик? – голос был спокойны, что непредвещало ничего хорошего.

-Нет, Володя, ты посмотри на него! – не выдержала и заверещала мать. – Я его растила, одевала, кормила, а он! Что ты смотришь, скотина не благодарная?! Ублюдок! Самый настоящий выродок! Я с самого начала знала, что ты с гнильцой! Но что такое можно от тебя ожидать!... Это же уму не постижимо!- мать переходила на ультразвук, махала руками, плевалась, глаза были полны ярости и какой-то жгучей ненависти.

Жора молча стоял, руки безвольно повисли вдоль тела. В глазах уже не стояли слезы. Взгляд стал пустым и безучастным.

Отец поднялся. По спине Жоры пробежал холодок, но он не двинулся с места.

Владимир Натанович в несколько шагов преодолел разделяющее их расстояние, остановившись вплотную перед ним.

-Пап, я… - шепотом начал Жора, но тут же получил сильный обжигающий удар по лицу, который заставил его отшагнуть в бок и удариться о, стоящий в коридоре, шкаф-купе.

-Заткнись, - жестко приказал отец.

И тут Жору как плетью стегануло.

-Ублюдок, - повторил он слова матери.

Это слово, сказанное отцом, начисто лишило Жору чувства самосохранения, выбило из колеи. Все вокруг стало, будто, вмиг ненастоящим.

Он уже не обращал никакого внимания на сыплющиеся на него удары.

Помнил, что упал на колени. Помнил яркую ослепляющую боль в животе и спине. Помнил запах ковровой дорожки и солоноватый привкус крови. Издалека откуда-то были слышны визги матери, злорадные смешки брата, жестокие слова отца.

Самих слов он не помнил, помнил только, чтобы было очень больно. Больнее, чем от его сильных ног, бьющих по незащищенным местам.

Когда его заперли в комнате, он первым делом бросился к компьютеру – написать Дёме, всё ему рассказать. Но тот не включался. Отсутствовали все провода.

Жора обессилено упал на кровать. По щекам снова потекли слёзы.

Мобильный телефон так же остался за дверью его комнаты.

Но надежда на лучшее не пропадала. Он прилёг на кровать. Тело болело, но ему было плевать. Он надеялся, что это и будет служить наказанием. И боялся себе представить, что будет, если им с Дёмой запретят видеться.

На следующий день в комнату вошёл отец и сообщил ему, что они с матерью решили отправить его в Ростовскую область, в специализированный интернат. Не обычный, для отказников. А интернат для детишек из богатых семей, с должным образованием, в котором осуществляется усиленная подготовка к поступлению, с большой территорией, практически ресторанной едой, со своим бассейном, теннисным кортом. В общем, где созданы все условия для неплохой жизни и учёбы.

-Это не обсуждается, - добавил жестко Владимир Натанович, увидев, что Жора хочет что-то возразить. – Я уже направил туда твои документы. После завтра выезжаем, - за отцом закрылась дверь.

Эта новость оглушила Жору, заставила безвольно лечь.

Он не знал ничего о Дёме, Дёма не знал ничего о нём. Пытался ли он позвонить? Что сказали ему родители?

И самое главное – как дальше жить?

Он знал, что если отец сказал, то он обязательно сделает то, что обещал.

Ему ничто не помешает.

Перед подростком встал по-взрослому тяжелый и серьезный выбор – жить без него или умереть?

Умирать было страшно. Тем более, он не знал, о чём сейчас думает его любимый, знает ли он о планах родителей.

Он точно знал, что это станет для него ударом. Но так же точно знал, что не сможет жить там. Один, без него.

В голове всплыли все воспоминания из детства. Появилось четкое осознание того, что он никогда никому нужен не был. В него никогда никто не верил. Его никогда никто не любил. Всю жизнь его душили, ломали, принижали.

И только появился тот человек, которого он ждал всю свою жизнь, как его тут же хотят забрать, отнять у него, опять сделать ему больно, специально заставив страдать.

Но сердце его было не железным, оно не могло выдерживать такие пытки одну за одной, подряд.

Спустя полчаса после того, как за матерью закрылась дверь, он медленно встал.

Ноги были ватными, руки не слушались.

Он вышел из комнаты, медленно, словно в бреду, держась за стенку, прошел в ванну.

Он даже не почувствовал на себе пристального отцовского взгляда. Закрыв за собой дверь, он повернул замок. Прислонился к ней спиной и запрокинул голову.

Постояв так пару минут, он шагнул к шкафчику над раковиной. Посмотрел на себя в зеркало. Темные спутанные волосы, слегка вьющиеся. Под серыми глазами темные круги. Губы потрескались. В уголке рта запеклась кровь.

Он открыл дверцу, убирая свое отражение.

Там стояли пузырьки с различными мамиными лекарствами. Она была любительница таблеток – от бессонницы, успокоительных, антидепрессантов и прочего.

Он знал, что от гомеопатии еще никто не умирал, поэтому сразу убрал эти пузырьки в сторону. Нашел действительно сильные препараты, достал их, и, не закрыв шкафчик, сел на пол, прислонившись к бортику в ванной.

-Ты же простишь меня?.. - шепотом спросил он вслух. Протянул руку, крутанул кран. Вода зашумела, не давая возможность извне слышать происходящее в ванной.

-Ты должен понять меня, родной…- шептал он, читая надписи на пузырьках. – Я не смогу так больше жить. Не смогу, ты знаешь… Я люблю тебя, - он высыпал на ладонь горсть таблеток из разных пузырьков, проглотил подошедший к горлу ком, тряхнул головой, убирая челку с лица.

-Хорошо, что все произошло сейчас, когда…вся жизнь впереди. У тебя есть шанс вырваться. Ты обязательно поступишь в ВУЗ, на актёрский, как ты и хотел…А у меня нет шанса. И никогда не было. Ты простишь меня. Ты справишься…-он вытер ладонью бегущие по щекам слёзы. Посмотрел на таблетки и быстро, чтобы не оставить себе выбора, все закинул себе в рот. Поднялся, схватившись за раковину и запил водой из-под крана. Постоял немного и закрыл шкафчик. Снова посмотрел на себя в зеркало. Усмехнулся своему отражению, мысленно прощаясь сам с собой. Выключил воду, вытер лицо и руки и вышел из ванной. Так же медленно вернулся в свою комнату и лёг обратно.

Открыв глаза, он посмотрел в потолок.

-Простите меня…мама…папа…- беззвучно шевелил он губами. – Я и вас тоже любил.

Потолок начал медленное движение по кругу. Жора закрыл глаза, чувствуя, что голова кружится, его начинает клонить в сон. Из уголков глаз стекли последние слезинки.

Он снова беззвучно прошептал одними губами:

-Любви у меня много.…  Хватило бы на всех…