Любовь на леднике или Истории про любовь

(Глава из романа «Оскал лавины» - третьей книги приключенческой тетралогии «Попутчик»)

Как бы ни «раскулачивали» прежние хозяева былой туристский комплекс, как бы не «откусывали» себе от него лакомые куски будущие «приватизаторы», всё же, до настоящей поры выдержал эти атаки объект притязаний. До сих пор остаётся он живехоньким.

Не умирает, как бы этого не хотели недоброжелатели экономического могущества Шудаева. Как и прежде, все еще высятся и последние реальные напоминания о былом величии и ненавязчивом сервисе туристского и горнолыжного рая в виде линии мачт, уходящих высоко под облака.

Зато его московских компаньонов, не может не радовать тот факт, что здесь в горах, над кирпичной «свечой», восстанавливаемого из небытия, отеля, благополучно сохранились длинноногие мачты подъемников.

Обычно, подобные ажурные металлические конструкции в других местах тянут на себе линии электропередач. Здесь же рождают в душах местных жителей надежду в то, что рано или поздно, вновь понесут наверх новые поколения обитателей и клиентов, действительно бессмертного «Виадука».

Но не всем известно истинное положение дел на данном направлении реконструкции, как «бригаде Банникова». В ней же ребят не может не удивлять, полная сохранность, провисших под тяжестью кресел, стальных нитей.

Ведь эта, казалось бы, самой судьбой просто уготованная на растерзание, канатная дорога. Не могла она не представлять особой ценности мародерами. Однако благополучно уцелела. Более того — вполне годится к эксплуатации и сейчас, когда далеко позади у столь сложного инженерного сооружения остались несколько лет кажущегося простоя.

И лишь после того, как наладчики конкретно приступили к осмотру, они смогли убедиться в том, что на самом деле никакого чуда в том нет. Густая смазка стальных тросов и шестерен лебедок, сохранила их в первозданной готовности к работе. Тогда почему уцелели электромоторы, дающие жизнь подъемному хозяйству? – оставалось гадать приехавшим из мегаполиса, где уже давно не осталось на былых местах ничего бесхозно-металлического, годного для сдачи на переплавку.

Несколько недоумевал даже, привыкший к любым фокусам, многоопытный Олег Банников.

— Уж их просто обязаны были, по своей алчности, свинтить любители ценной дармовщины, – заявил он своим друзьям, когда приступили к работе. – И вот ведь как сохранились!

И вообще, после ревизии добра, доставшегося под охрану его команде, Олег обратил внимание на столь же чудесную, сколь и не объяснимую здравым смыслом, живучесть «канатки». В любой момент она могла принять пассажиров по всей трассе. Как и следовало из заключения, уже успевших побывать здесь со своим обследованием специалистов. Они дали «добро» на использование всей «нитки» подъемника. Начиная с нижних, так называемых, «парнокопытных» – двухместных кресел, и кончая, так называемой, «однокресельной» – самой верхней и потому последней веткой. Таким образом, она, была способна чуть ли не к самому подножию ледника исправно доставлять грузы и людей.

Конечно, если бы знал Банников о деятельности преступных караванщиков, которых водил на перевал Таймураз, он бы не стал терзаться вопросом на счёт того, кто и для кого сохранял здесь дорогу?

Пока же, решая проблему заброски всего необходимого для будущего палаточного городка, случайно пошел по пути неизвестных ему контрабандистов. Придумал, так же, как и недавно они, использовать, даром доставшуюся ему, научно-техническую мощь подъемников в целях облегчения физического труда при переноске грузов.

Не откладывая дело в долгий ящик, тут же приступили к испытанию. И, первым делом добросовестный бригадир распорядился подать энергию с дизель-генератора на исправные движки канатного подъёмника. После чего, Олег сам же, не доверяя никому, первым и «проехался по воздуху».

Удовольствие доставили и мягкий ход линии канатной дороги, и вид с нее на остроконечные сосновые вершины, проплывающие внизу. Пока хвойные иголки, постепенно, с набором высоты, не сменились перед взором пассажира «канатки» сплошной зеленью кудрявых кустарников. Зато серые ленты булыжных «мостовых» – морен вообще привели его в неописуемый восторг от того, что не нужно все эти препятствия преодолевать пешком с рюкзаками и тем более с лыжами в руках.

— Ну, ты, видать, «истинный татарин», — после возвращения обратно к друзьям, прогулявшегося по канатке бригадира, во всеуслышание заявил Елеев. – Самый первостепенный!

До того, вместе с Калугой, внимательно и охотно следивший за работой тяговых механизмов подъемника, он при этом, прямо-таки завистливо изнывал от упущенной возможности тоже прокатиться вверх по ущелью. И теперь кипел негодованием к каждому, кто рад использовать служебное положение в личных целях:

– Сам покейфовал, Олег и доволен, – шипел как раскаленный утюг Виктор. – Как был татарином, им и останешься.

– С чего это ты взял? – довольный всем с высоты увиденным и оттого согласный на любые  шутки, спросил Банников. – Вроде бы я по паспорту – чистокровный кацап – русский.

Ссылка на официальный документ, однако, не остановила поток красноречия его оппонента.

— Так это только татары ни в жизнь ничему не поверят глазам, пока лично руками не потрогают, – закончил свою Мысль Елеев и отправился от подъёмника в их инструкторское жилище.

На другое утро, отправившись в горы, Виктор уже не ругался, и «татарином» никого из «кацапов» не называл. Настолько удобным, по общему мнению, был, найденный Олегом, путь с доставкой грузов. И все же, как ни хорошо было «плыть по воздуху», далее следовало пересаживаться с кресел полностью механизированной канатной дороги на свои-двои, да идти по, заросшей за годы безлюдья, тропе к месту будущего «полевого», как говорят геологи и старые ходоки, палаточного лагеря.

Карта-схема, предоставленная инструкторам для ориентировки Шудаевым, была категорически отвергнута, при первом с ней ознакомлением, бывшей проводницей по здешним местам – Натальей Гамаевой. Она, едва взглянув на кальку с картой, крайне нелицеприятно и убедительно раскритиковала топографический талант начальства. Разнесла его, что называется, в пух и прах:

– Видно, к старости наш директор совсем умом сдал! – не боясь резких выражений, заметила она. – Прежний стационарный бивак находится совсем в другой стороне.

Она обвела взглядом слушателей, словно прося их стать свидетелями готовящейся ошибки.

– Да и гораздо удобней именно там.

Свои доводы она доказала незамедлительно. Проведя по карте ногтем, Гамаева отчётливо прочертила на кальке, ею давно и не раз, хоженую нитку оптимального маршрута. Присовокупив к этому последний свой довод:

– К тому же и в плане подготовки туристов-новичков тут работать гораздо удобнее и безопаснее.

Однако на сей раз, опыт и логика спасовали перед дисциплиной. Банников, внимательно выслушал горянку. Но резюмировал после всего ею сказанного, исключительно «по-солдафонски». Как, в прочем и полагалось, наверное, ожидать от, вновь испеченного, начальника проекта:

— Пусть будет по-твоему, – начал он так «мягко стелить», после чего бывает очень твёрдо спать. – Судя по всему, это — реальное проявление чиновничьего незнания и вообще идиотизма!

Олег сделал остановку в перечислении отрицательных сторон руководства и взялся доказывать совершенно противоположное своим же собственным, только что произнесённым словам.

– Однако уважаемый Нурали Исаевич не случайно велит нам строго идти, предписанным им путем, – проникновенно продолжил Банников. – Ему-то, наверное, лучше всех нас с вами, известно, что такое «безопасность»?

После ссылки на авторитет их непосредственного директора, в местах, где каждый неверный шаг мог таить непредсказуемые последствия, никто больше не оспаривал план предстоящей работы. И в дорогу отправились совсем не туда, где когда-то хаживали тысячи ног прежних туристов, спешивших испытать на себе трудности и красоты, сопутствующие обзору достопримечательностей.

…Лишь к вечеру пятерка путников вышла на нарядный альпийский луг. В эту летнюю пору, он густо порос зеленью трав. Среди них ярко горели алыми и желтыми огнями пятна диковинных цветов. Так и манили к себе, завораживали своей красотой.

Пока шли наверх, а потом ещё и отыскивали лучшее место для стоянки, Геннадий Куксин всё время норовил отличиться с самой изысканной стороны.

В чём он и прежде не упускал ни одного подходящего повода для проявления галантности. От избытка чувств молодой человек всю дорогу проповедовал своим спутникам правила светского этикета при обхождении с дамами, А для наглядности даже преподнес, было, Наталье, лично собранный на ходу, букет темно-малиновых соцветий на длинном жестком стебле.

– Спасибо за красивый подарок! – принимая букет, признательно расцвела в ответной улыбке женщина. – Только сами-то, Геннадий, знаете, что это за растения?

Тот не понял, пока таившегося за улыбкой, истинного смысла вопроса и продолжал держать свой подарок прямо перед «дамой своего сердца».

Зато тут же нашелся добровольный переводчик его мыслей и чувств.

– Цветы горные и самые свежие! – дурашливо надув губы ответил за друга непризнанный поэт и любитель переписывать классиков, Елеев. — Сорваны прямо с грядки, да и красивые притом.

Наташа от души рассмеялась:

– Горец красный.

Далее уже она стала экскурсоводом для новоявленных «ботаников».

– А вот и наш здешний мытник, – наклонившись, она сорвала столь же темно-красное, но иное – наподобие колоска, соцветие.

Кавалеры, посрамленные ботаническим невежеством лучшего своего представителя, оставили дальнейшие попытки ухаживания. Тогда как Наташа собрала, в дополнение к Куксинскому, еще целый букет цветов. И с видом истинного знатока вслух давала характеристику каждому.

Не забыла добровольная лекторша и клевер, что хорошо был знаком Сергею давно, без этой импровизированной лекции. Ведь, по личному таежному сибирскому прошлому пасечника, эти цветы он ставил выше прочих.

Но он промолчал. Как и другие послушно внимал словам знатока. Тем более что зрелище было достойным такого внимания. Еще так много чего сияло вокруг красным-желтым-синим огнём, что на их роскошной поляне, уготовленной вскоре стать местом жительства отдыхающих на природе горожан, впору было целый научный гербарий собирать. Или устраивать мини-заповедник цветов.

Если бы, конечно, не ждали иные заботы...

Переночевать собирались в палатках. Под брезентовые днища, которых, для уюта будущих обитателей охапками натаскали мягких упругих ветвей. Наломали их в зарослях самого распространенного в округе кустарника — рододендрона.

По другому распоряжению Банникова, костер, за полным пока отсутствием дров, заменил достаточно удобный бензиновый походный примус. И сейчас он деловито гудел под котелком с чаем, оправдывая хлопотливое название «Шмель».

Вскоре ужин «подоспел» окончательно. Вдобавок к густому ароматному цейлонскому напитку, как настоял истинный чревоугодник Елеев, разогрели еще содержимое пары больших армейских банок говяжьей тушёнки. И в полное пиршество ужин превратил изрядный круг домашнего пряного сыра, неожиданно для всех, вынутый из рюкзака хозяйкой здешних мест.

– Наверное, сама сыр делала! – набив полный рот, и от того невнятно, но с большим чувством похвалил её Куксин.

– Угадал, хотя и не совсем, – звонко засмеялась над его, зверски-показным аппетитом, Наташа. – Вместе с дедушкой для вас постарались!

Поясняя свои слова, она привстала над импровизированным столом с яствами и показала рукой, с зажатой в ней косынкой, на одно из нескольких ущелий, веером спускавшихся отсюда вниз.

— Там, неподалеку совсем, отсюда, его сакля, – пояснила женщина. – Один он там живет, лишь я иногда ему помогаю.

В это время Солнце, заходящее за снежную вершину горы, последним лучом коснулось золотых волос молодой женщины, рассыпавшихся по ее плечам. И от того стройная фигура Натальи Ковалевой показалась всем в компании инструкторов еще более привлекательной чем прежде.

– Да, не дурак, Калуга! – не в силах побороть зависть, даже отвернулся от столь роскошного зрелища Куксин.

И авторитет упомянутого друга ещё больше возрос в глазах остальной троицы москвичей, пока Сергей отвлёкся от них на общение с фельдшерицей.

– Во всяком случае, умнее нас с вами, если такая замечательная знакомая нашлась у него даже в здешней глухомани, — с ноткой столь же нескрываемой зависти проворчал Елеев.

Только он не собирался «без боя» уступать в этом противоборстве за внимание спутницы. Вынул из непромокаемого мешка и взял в руки свою неизменную спутницу в здешних местах — гитару и прошёлся пальцами по ладам, настраивая их на этой горной высоте.

Простенький, что называется, видавший виды, инструмент стал неразлучным для него с того дня, когда Виктор случайно отыскал это, довольно старенькую шестиструнку в одном из заброшенных складских помещений. Там валялся культпросветинвентарь, совершенно не понадобившимся как недавним хозяевам комплекса, так и новым господам из дирекции.

Зато Елееву новое развлечение помогало скоротать часы и на самом туристском комплексе, и теперь именно на гитару, он возлагал свои надежды.

Уже громче, стараясь придать и голосу, и лицу как можно более разбитно-залихватский вид, заявил:

— Наташа, сейчас пою сольно только для Вас и вашего дедушки...

Хотел, было, Виктор и дальше продолжать в том же комплементарно-ухажорском духе, только Банников не позволил ему сеять раздор и брожение в прежде прочных до монолита шеренгах своей команды.

— Лучше про то спой, горный соловей, кто посуду мыть будет, – строго и с чувством досады от пустого времяпровождения, заявил Олег. – Между прочим, как раз подошла твоя очередь.

Однако и посуду перемыли всем коллективом и долго ещё разговаривали «про жизнь», наслаждаясь хорошей погодой, лунным пейзажем гор и чувством полного единения с природой.

Но на утро праздник кончился. Начались, педантично предписанные Шудаевым будни. Тем более что, поставив первые палатки лагеря, по оценке Олега, они сделали еще только половину дела. Оставалось к тому же промаркировать путь – отсюда и до базы пометить ярким суриком стрелки на крупных камнях и стволах деревьев. Чем должны были заняться основные силы команды.

Сергею выпало совсем другое занятие, персонально порученное ему старшим над группой.

— Обиходить лагерь, – велел Банников.

Первым делом для этого, как стало понятно, необходимо было натаскать достаточно топлива из ближайшего леса. И вообще – следить за порядком!

Под этими обязанностями самого новоявленного завхоза подразумевалось и то, чтобы не заскучала спутница, добровольно составившая друзьям компанию. Благо, что погода, все дни, что они вышли с Туркомплекса, и теперь, на другой день, была, прямо-таки, словно на заказ.

Утреннее Солнце, едва выглянув из-за вершин, уже пекло настолько, что даже в столь ранний час и малейшего следа росы не оставалось на могучих гранитных валунах-курумах. Прямо по ним, инструкторы, маркировавшие новую тропу, мазали приметным ярким суриком квадраты. А чуть пониже их выводили крупными цифрами еще и номер маршрута.

Ушли из лагеря вчетвером. Но если трое одновременно – делая исключительно профессиональное свое дело, требующее не одного дня, то Сергей, пустился вдогонку позже. Да и то, лишь на время составил друзьям эту их «малярскую» компанию. Потому, что лишь на короткое время оставил свою спутницу в одиночестве на биваке.

Пока Наталья «колдовала» над приготовлением ужина на двоих, он отправился к ближайшему лесу за дровами. Вначале Сергей шел по следам возвращавшихся к подъемнику, товарищей. Двигаясь при этом легкой упругой походкой вполне счастливого человека. Потом ему пришлось делать небольшие остановки, чтобы поправить, где нужно огрехи приятелей. Соскребать ножом с камней слишком густые потеки краски.

Но при этом Калуга, проявляя торжество справедливости, не забывал похвалить работу основного «мазилы» – Генки Куксина. Тот, несмотря на этот своё «живописный» дебют, столь ловко, размечал дорогу будущим романтикам – покорителям здешних мест, что по заключению Сергея, заблудиться теперь было бы просто невозможно.

Когда на смену замшелым гранитным курумам и полям стланика пришли сосны, спускавшимся вниз, маркировщикам пришлось забыть о камнях. Для дальнейшей маркировки тропы им пригодились уже жестяные полоски, загодя нарезанные Калугой, из набранных на свалке, консервных банок. Такие «марки» не нужно было даже красить. Оставалось просто прибить к дереву. Сами, достаточно приметно, после этого они смотрелись на стволах деревьев. Чему, судя по всему, дополнительно радовался Геннадий, которому отпадала надобность и дальше проявлять талант владения кисточкой.

Только и дальше – вдоль тропы созерцать результаты благого дела рук друзей, Сергею было уже не по пути. Наступила пора заняться заготовкой дров и себе велел он перестать отлынивать от общего дела.

Отыскав хороший сухостой – сосну, разбитую вдоль ствола прямым грозовым попаданием, Калуга превратился в дровосека. Поплевав для порядка на ладони, Сергей взялся за лучковую пилу», вполне годившуюся сейчас на роль царицы лесоповала.

Не подвели зубья, стального полотна, остро отточенные, и умело разведенные, как учил его в свое время старый таежник Степан Маркелович. Да еще в меру натянутая на особо гнутую прихватистую для руки раму, полотно пилы будто, само врезались в податливую древесину. А зубья её так и вырывали безо всякого нажима из смолистого ствола довольно густые ручьи золотистых опилок.

Нарезав, таким образом, сколько было нужно чурбаков, заготовитель швырка вновь разобрал, как было прежде складную пилу, чтобы та поместилась на обычном месте в рюкзаке. Взамен достал оттуда уже небольшой топорик и взялся орудовать уже этим исключительно дровосечным инструментом.

Смолистые ровные чурки не доставили ему много хлопот. Он довольно быстро нарубил изрядную кучу поленьев. Как раз таких, что можно было всего за пару «ходок» перетащить к биваку прямо в рюкзаке. Что и сделал, отправившись обратно на стоянку уже с полной загрузкой.

Там не очень большая часть поленьев сразу пошла в пламя кострища. Другая – из самых пропитанных смолой лучин, так и осталась лежать в вязанке, крепко перехваченной изрядным куском капронового репшнура. Её Сергей приготовил для завтрашнего выхода к перевалу, не очень надеясь на возможность примуса, создавать на леднике в погожую пору полноценный походный уют.

... Свернувшаяся «калачиком» в своем пуховом спальном мешке, Наташа даже не почувствовала утром, едва рассвело, как ее спутник осторожно, чтобы не разбудить, выбрался из палатки.

Разведя огонь, он успел приготовить к ее пробуждению и крепкий кофе, и рисовую кашу на завтрак. Сваренная, хотя и на сухом молоке, зато с изрядным куском топленого сливочного масла, она была уплетена обоими с завидным аппетитом.

Пригодились и последние, оставшиеся от вчерашнего пиршества, совсем еще не зачерствевшие пирожки с начинкой из пряного творога. Загодя напеченные фельдшерицей перед выходом на маршрут, они и теперь, по отзыву Калуги, они были столь же вкусны, как со сковородки.

После завтрака путники пошли ввысь по ущелью.

Наталья, как подтвердилось в деле, действительно хорошо знала дорогу. В роли проводника уверенно отправилась первой туда, куда указывала схема на странице, прихваченного из медпункта, журнала, где было послание, как помнил Калуга, почти год назад исчезнувшего Таймураза Гамаева.

Сергей едва успевал за ней, сгибая под тяжестью своего рюкзака. Но не корил себя за излишнюю запасливость, которая, как известно, хозяйский карман не тянет. Всё же считал, что обошелся без лишнего веса, загрузив, кроме своих личных вещей, еще и спальник с палаткой.

А еще то, без чего было просто не обойтись – запас бензина для примуса, на случай снегопада. И уже сверху, под клапан стандартного - «яровского заплечника» еще из турбазовских запасов, Калуга приторочил вязанку смолистых дров.

Шли долго. Пока, через несколько часов, не кончился «запал» и у проводницы. Заметно сбавив шаг, Наташа все чаще останавливалась. Искала настороженным взглядом в мрачной скалистой гряде основного хребта, одной ей давно и хорошо известные ориентиры на местности.

— Устала если, Наташа, то присядь, немного отдохни! — сказал, с трудом догнавший её, Сергей.

Гамаева промолчала. Но Калуга и без того понял причину остановки – дальше, видимо, начались места, где и Наталье не так часто доводилось бывать с ее богатым опытом здешних путешествий.

Не ожидая дальнейших расспросов спутника, она сама поведала тому о причине остановки. Твердо сказала, разглядывая из-под ладони, спящие на полуденном солнце, снежные шапки, тянущегося вдаль, гребня:

— Здесь нужно искать!

Где-то среди них, впрочем, понял Сергей еще до ею произнесённых слов, могла быть та самая седловина, что стала последним пристанищем её пропавшего мужа. Только на сегодня, по общему мнению, поиск уже подошел к концу. Вот-вот, жаркое пока, Солнце грозило закатиться за вершины гор, уступив место вечерней прохладе! И потому первым делом следовало позаботиться о выборе месте для ночлега.

Дойдя до взлета на массивное тело ледника, Наташа нашла среди камней площадку ровнее. Сбросила с плеч свой рюкзак.

— Дальше к перевалу пойдем налегке, – заявила она своему спутнику. – А тут обоснуемся на ночлег.

Наскоро перекусив, они вдвоём пристегнули на походные ботинки стальные «кошки» и уже в них ступили на ледниковое поле.

Разорванный поперек широкими трещинами, в гулком сумраке которых даже не угадывалось дна, в эту пору ледник, как понимали оба, все же не представлял особой опасности. Разве что, грозил путешественникам промокшими ногами. Если те, разумеется, неосторожно ступят в один из бесчисленных ручьев, в которые превратились за сегодняшний жаркий, солнечный день, еще с прошлого пасмурного вечера, выпавшие снежные сугробы.

В иное время года, не растаяв на солнце, это одеяние ледника грозило серьезной бедой всякому путнику уже тем, что укрывало предательски хрупкими мостиками зияющие пустоты трещин. О чем всегда предупреждают новичков сведущие люди. Теперь же все было открыто, что называется, без «снежной» маскировки. Честно представлено природой обзору путников.

Еще одну вещь поняли Наталья и Сергей, бесцельно проплутав у подножья перевала. То, что путь наверх к самому перевалу заказан. Даже сейчас. Главным образом из-за, нависавшего с седловины, мрачно синеющего, по виду старого, а оттого очень рыхлого и тяжелого снега.

Он, словно, только и ждал подходящего момента, чтобы в любое мгновение рухнуть с высоты. Смести все на своем пути. Ковшом тысячетонного гигантского бульдозера сравнять, превратить в прах любое препятствие.

Следы прежних сходов снега, заметные опытному глазу, точно подсказали Наташе, что того, кто мог оказаться в смертельном оскале лавины, нужно искать гораздо ниже перевала.

Исходя из этого, она сделала грустное предположение, затеяв по этому поводу разговор с Калугой:

– Возможно, лежит Таймураз на дне любой из этих трещин.

– Только жаль, что спуститься туда пока не возможно – ответил вполне конкретным планом на будущие поиски Сергей. – Придётся нести снаряжение с собой, а то не хватит никакой из наших базовых веревок.

... Был все же и положительный результат поисков. Особое внимание обратили путники на отвесную гранитную стену, выпиравшую из-под снега, на самой середине пути к перевалу. Туда можно было легко забраться без всякого риска для жизни и установить памятный знак.

Эскиз созрел в голове Калуги сразу, едва Наталья поделилась с ним желанием, оставить память о муже на месте его гибели. Прямо у вечернего костра, после поминальной чарки, Сергей набросал рисунок карандашом прямо на чистой от записей странице, все того же медпунктовского журнала с исповедью погибшего сапера.

Осталось только изготовить знак в металле, что было, по словам парня, вполне возможно и в здешней мастерской. Тем более что там имелось под рукой даже нужное сырье для этого. Ведь, медные полосы можно было вырезать из стреляных снарядных гильз.

Наталья согласилась. Но при условии, что установят знак вместе. И лишь после того, как посоветуются с родным дедом Таймураза – дада Васо. Старейшиной их древнего горского рода.

– Прямо отсюда к нему и пойдем! – загорелся скорейшим воплощением своей идеи Сергей. – Ты же сама говорила, что сакля старика не так уж и далеко от нашего большого палаточного лагеря.

... Выход с их теперешнего и достаточно кратковременного мини-лагеря наметили на завтрашнее утро. Ну, а пока стали готовиться к предстоящей высокогорной ночёвке у ледника, где как знали оба, частые перемены погоды могли в любое мгновение одарить их самыми неприятными сюрпризами.

В такой ситуации первым делом следовало приготовить еду – ужин и одновременно завтрак, чтобы с рассветом уже не тратить время на полноценную варку, а просто подогреть на слабом огне оставленное с вечера.

Кашеварить, вновь, как и до этого на базовом биваке, выпало на долю Калуги. Только на этот раз самоотверженно вызвавшегося на сей бытовой подвиг не по строгому распоряжению бригадира инструкторов, а исключительно, чтобы позволить прийти в себя спутнице. Пережившей вместе с ним не только тяжёлую дорогу, но и непростые личные моральные испытания на месте гибели мужа.

Впрочем, вслух об истинных причинах своего «здорового энтузиазма» представитель инструкторской команды туркомплекса распространяться не стал. Калуга просто взялся за дело. Для начала с, закопченными в прежних готовках, котелками он сходил вниз под марену на ледник за водой. Там зачерпнул до краев алюминиевые посудины в ручье, бежавшем прямо по края подтаявшей гигантского глетчера.

Вернувшись наверх, не расплескав по пути ни капли, аккуратный «водонос» в том же духе ловкости и осмотрительности и дальше продолжил свои уже непосредственно «костровые» обязанности.

Показав себя настоящим печником, но без глины и мастерка, он в считанные минуты вполне профессионально соорудил из плоских камней нечто похожее на камин. После чего уложил в него «колодцем» первые полешки, чтобы без особых помех развести затем огонь с помощью мелких наструганных щепочек и своей знаменитой «трофейной» зажигалки.

«Ронсон» не подвёл хозяина, мигом заставив отборную смолистую древесину полыхнуть ответным, куда более жарким, пламенем.

Только, как бы ни был увлечён Калуга делами в этот вечер – достаточно тёплый относительно предыдущих суток, он успевал ещё и внимательно контролировать всё вокруг себя.

Правда, один разок, увлечённый растопкой костерка, Сергей не стал уточнять детали, когда отчётливо услышал, сказанное за его спиной Гамаевой:

— Прогуляюсь пока по окрестностям.

Не оборачиваясь, парень машинально кивнул ей головой, как раз принявшись пристраивать поверх огня котелки под чай и суп-кашу.

Будучи всерьёз увлечённым, он и не мог тогда разглядеть красноречивые аксессуары «банных» намерений – кружку и полотенце в руках спутницы. Когда же поднял голову от очага, она уже была далеко – легко и уверенно сбежав по камням туда же, где он только что черпал студёную талую воду.

... В высокогорье, что не поставь на огонь, всё закипает довольно быстро, в точном соответствии с законами физики. И это обстоятельство, в какой-то мере, помогло кашевару быстрее обычного справиться с поставленной задачей.

Отставив в сторону практически готовые блюда, Калуга был готов пригласить Наталью на ужин. Но её нигде не было видно! Прогулка Гамаевой, явно, затянулась и это обстоятельство уже всерьёз начала волновать опытного восходителя: Уж он-то знал, сколько бед могло поджидать за любым шагом, если соскользнёт ботинок или «живой» камень поедет в сторону при неловком движении и опрокинет недотёпистого путника.

Потому, на его взгляд, стоило пойти встретить Гамаеву. Или, на худой конец, просто поторопить «экскурсантку» с возвращением на их бивак еще до полного наступления темноты. В том случае, если она задержалась где-нибудь в стороне перевала, ставшего ей теперь далеко не чужим после того, как узнала, где предположительно, мог погибнуть под лавиной муж-инвалид.

Приняв решение о поиске женщины, он не стал откладывать его в долгий ящик. Сбежав с морены, Калуга прошёл ещё немного в сторону ледника и вдруг вынужден был не только остановиться, как вкопанный, но и просто плюхнуться ничком на камни, как это когда-то бывало в разведке.

Только теперь не опасность быть замеченным врагами требовала предельной осторожности, а кое-что куда более важное.

С душманами я бы справился в один присест, а тут такое дело, что не оправдаться ни чем, подумал он, собираясь, так же незамеченным как появился, тут же вернуться обратно к их стоянке. Только что-то помешало ему сразу отвести глаза и немедленно броситься назад, пока его не увидела Наталья Гамаева, как оказалось, мывшаяся в тот момент у ледникового ручья.

Солнце уже зашло за вершины гор.

И как полагалось в такой поздний час, заметно стемнело. Чего, видно, как раз дожидалась женщина, собиравшаяся взяться за своё омовение лишь тогда, когда будет не очень заметной у ручья за этим своим интимным занятием.

Только и сумерки не помешали Калуги стать невольным свидетелем купания закалённой, как настоящая горская женщина, стройной медичке с Алтая. И он не устоял, чтобы не засмотреться на неожиданное для него зрелище, удивительное по своей искренней чистоте намерений.

Переступая узкими ступнями по плоским камням, загодя уложенным для этого на самом краю ледника, Наталья в тот момент как раз наклонилась к ручью. Грациозно зачерпнула из него кружкой вода и на глазах совершенно оторопевшего Калуги экономно полила на себя её ледяное содержимое.

Ледяная вода моментально дала о себе знать. Чуть ли не по-девичьи взвизгнув от холода, она счастливо рассмеялась сама над собой и провела другой рукой с зажатым в ней куском мыла по ставшему мокрым телу. Как, с некоторым сожалением подумал, без ума влюблённый с той минуты, в «горную нимфу» Калуга – совершенно озябшему, и недалёкому от простуды!

Только саму Наталью, было видно, нисколько не беспокоили мельчайшие «мурашки», теперь повсеместно покрывшие кожу любительницы такого рода закаливания. Она продолжала себе намыливаться, временами, как ни в чём, ни бывало, окатывая образовавшуюся пену той же самой ледяной водой, казавшейся ей теплее всякого «столичного душа»!

И эта стойкость тоже послужила причиной задержки Калуги на его «наблюдательном посту». Хотя, конечно, взгляд молодого мужчины, давно не имевшего такой возможности, просто притягивала и завораживала сама естественная красота женского тела.

Несмотря на то, что несколько лет Наталья провела в счастливом браке, всё же эта, «не рожавшая ни разу» горянка, по мнению Сергея, нисколько не потеряла своей прежней статности! Знакомая Калуги ещё по их мимолётной встрече в Афганистане, оставалась всё той же фигуристой «санитаркой, звать Тамаркой», какой вышла к нему с весточкой от друга из дверей Центрального военного госпиталя Кабула.

Но тогда просторный, не первой свежести, с пятнами чужой крови, белый халат скрывал подробности. Оставив на виду только ноги в миниатюрных кроссовках, столь же загоревшую до черноты изящную шею, да пряди светлых волос, упрямо выбивавшиеся из-под кокетливой шапочки с красным крестом сотрудницы медперсонала.

Теперь же совершенно ничто не скрывало Наталью от глаз неожиданного свидетеля её природной красоты. И он мог по-достоинству оценить увиденное и под рассеянным светом, берущей своё, Луны и отблесков, еще не исчезнувшего окончательно напоминания о, зашедшем за горные вершины, Солнце.

Сам Калуга был в более выгодном для него положении. На тёмном фоне морены любой, затаившийся как он, человек просто терялся в нагромождении камней. Тогда как белый массив, начавшего подмораживаться, ледника выдавал всё на своём циклопическом теле до мельчайших подробностей.

Ведь теперь, отражая рассеянный лунный свет, глетчер словно аккумулировал его именно на той, которая вышла к одному из многочисленных ручейков заняться делом, совершенно не желательным для посторонних глаз.

Тогда как посмотреть было на что. Бёдра женщины натренированные постоянной ходьбой по горным тропкам, выглядели не только мускулистыми и идеально гладкими, но и без малейшего намёка на обычные женские проблемы с подкожными отложениями. Но особенно поразили Сергея в женщине её аккуратные, гармонировавшие со всем остальным, чуть приподнятые груди.

Внимательно рассмотренные им со всех сторон, пока Наталья неторопливо и обстоятельно двигалась в ходе своего моциона, милые создания получили бы точную оценку по «высшему баллу», если бы сейчас кто поручил Калуге назвать претендентку на звание «Миссис гор».

Пусть те и были не очень большие в размерах, по сравнению с теми, что прежде не раз доводилось не только видеть, но и держать в руках во время мимолётных увлечений, забытыми ныне, прелестницами.

Зато у Натальи они казались и намного изящнее, и гораздо более привлекательными, чем у прочих других женщин. В эти мгновения обнажённые груди Наташи буквально сияли своей девственной, никогда не видевшей солнечного света, белизной. Особенно выделяясь на фоне остального ровного загара, много работавшей под открытым небом, горянки.

Никогда прежде Калуга особо не испытывал зависти к таланту друга Елеева, способного срифмовать всё на свете. Но только не сейчас.

Если бы Сергею удалось создать стихи, то он непременно сочинил бы что-нибудь об этих своих впечатлениях. Пока же ему в голову пришли только самые банальные, но от того не менее точные, сравнения.

При свете, уже буквально сиявшей на безоблачном небе, Луны, запретная для него часть тела Гамаевой напоминала ему аккуратные серебряные чаши! И только, доказывая своё настоящее естество, задорно топорщились на них смешные соски, сейчас чуть более розоватые от холода, чем бывает на самом деле.

Как раз от того и потребовали оба сейчас особого к себе внимания совершенно беспечной от прохлады купальщицы. После растирания кожи грудей сильными, привыкшими к физическому труду ладонями, Наталья снова подняла из-под ног свою кружку.

Как и прежде, балансируя на камнях голыми ступнями, женщина зачерпнула ручейной воды и принялась лить её из посудины тонкой струйкой, экономно разделяя свободной рукой по коже, чтобы хватило и на живот, и на всё остальное, тоже требовавшее сейчас не меньшей заботы.

Но этого Сергей уже не видел. Не столько чувство стыда, сколько страх перед перспективой возможного разоблачения за столь неблаговидным занятием, заставил его «делать ноги» быстрее с его места в партере этого необычного «зрительного зала»

Стремглав поднявшись на ноги, но так профессионально, что не издал при этом, ни единого звука, он быстро, в несколько широких крадущихся шагов скрылся там, откуда пришёл, чтобы исправить оплошность и, успеть к возвращению женщины, занять своё место у прогоравшего к тому времени костра.

На месте он придумал себе надёжнейшее алиби на тот случай, если вдруг ненароком выдаст себя взглядом или голосом. Для того чтобы избежать ненужных подозрений, Калуга вновь занялся костром.

Вначале подбросил на угли несколько, драгоценных в этой местности, сосновых поленьев. Едва дрова, облизанные пламенем лучиной, ярко разгорелись, Сергей вспомнил об ужине. Он поставил на раскалённые камни очага своё варево. И вокруг ароматно запахло – мясом, пшеном из одного котелка и заваркой – из другого.

Он успел, «замести следы своего невольного греха» как раз к возвращению купальщицы.

Она была очень довольна тем, что смогла наконец-то, впервые, за последние несколько дней, прекрасно помыться, не опасаясь, что окажется объектом чужих глаз. И это было видно, когда Гамаева легким шагом вышла из наступившей ночи. Ориентируясь, как того и желал Калуга, по небольшому светлому пятачку костра.

– Уже приготовил всё, Серёжа, вот молодец! – искренне похвалила она домовитого сторожа их уютного мирка в этом мрачном месте. – Как вкусно пахнет, осталось только попробовать.

Сергей, стараясь скрыть покрасневшие, от невольной вины за подглядывание, щёки, старательно подул в костер. От усердия он сначала только разбрызгал искры из очага, но потом и пламя вздулось для ещё большей освещённости лагеря:

Пока парень пересиливал в душе желание извиниться за то, что было по его, (благо не замеченной), спутница успела на короткое время нырнуть в палатку, чтобы забросить туда, не нужную больше мыльницу. Заодно с этим она развесила на ближайшей к ней верёвочной растяжке своё мокрое полотенце.

Только сделала это напрасно. Об этом, забывая о своих собственных душевных терзаниях, с тревогой за Наталью, подумал Калуга. Он уже успел рассмотреть, в черноте над головой блеснувшие молнией, грозовые облака. А, следовательно, нужно было всё прятать в палатку от непогоды.

Буквально в считанные минуты, затянув собой всё небо, грозовые тучи были готовы вот-вот разразиться нешуточным ливнем или даже настоящим снегопадом, в зависимости от настроения «кухни погоды». О чем стоило немедленно известить и спутницу. Что и сделал Калуга, подойдя к их палаточному «домику».

– Садись скорее, Наташа, ужинать, пока еще можно это сделать при свете костра, а не в палатке, – одновременно пригласил он её и к столу, и предупредил о вот-вот готовом хлынуть дожде.

И Калуга не ошибся в этих предположениях о предстоящей непогоде. Едва они доели, положенный двоим на ужин – котелок каши как, постепенно усиливаясь, действительно, начал моросить дождь. Так что чай им обоим пришлось всё же допивать под тентом «Памирки». Которая тому времени, словно трудяга-барабан, принимала на себя звонкие капли небесной сырости.

Только теперь, когда чай был допит до самого дна кружек, и ничто не мешало долгожданному отдыху, следовало готовиться ко сну.

Прежде планировали путники и на этом биваке переночевать, как бывало заведено во многих походах – в одном спальном мешке. Ведь такая метода не раз оправдывала себя и повсеместно практиковалась среди восходителей. Особенно когда требовалось экономить на лишнем весе. Только если раньше Сергей воспринимал подобное «общежитие» без всякой шальной мысли, теперь ему было очень трудно побороть, искушение, подвергнулся которому на леднике.

Найдя повод для того, чтобы оставить Натальё на время одну, Калуга выбрался наружу, якобы, чтобы проверить, как надёжно прикрыты куском полиэтилена дрова, заблаговременно оставленные на утро. Вернулся, ещё и, успев покурить под навесом общего полога, накрывавшего их походное жилище. Потратив как раз столько времени, чтобы его хватило на свои заботы Наталье.

Сигналом о том, стало прекращение шорохов в палатке и наступившая там полная тишина. Забравшись внутрь, парень сначала застегнул на деревянные колышки-пуговицы входной проём и только тогда снял с себя мокрую верхнюю одежду – штормовку и брюки, оставшись в сухом теперь уже исключительно «ночном» одеянии.

И вот тут, совершенно неожиданно для себя, Сергей вдруг ощутил посторонний запах, свободно витавший в палатке. Не только не выветривавшийся и с годами «дух» прорезиненного перкаля, недавно использования для умывания мыла. Но и ещё чего-то! Гораздо более душистого, чем початая печатка «Земляничного». В пластмассовой мыльнице та была рачительно поставлена прямо «в головах» на стороне соседки по их походному дому.

Что это был за странно приятный и прямо-таки волнующий запах он догадался, когда уже полез внутрь спальника, где заняла своё место Наталья.

Как обычно — в неизменных футболке и трико он старался держаться чуть отстранённо в своём «углу» мешка. Потому с первого мгновения и не мог знать о переменах произошедшей с обликом Натальи. Но рука, неловко протянутая Сергеем вдоль тела, внезапно натолкнулась не на привычный грубошерстный свитер всегда строгой и целомудренной медички, а на её, не прикрытую ничем, шелковистую кожу.

А ещё там – где в спину парня теперь вызывающе упирались, запакованные в материю тугие груди женщины, ему под неловкий локоть попался гладкий-прегладкий атлас бюстгальтера.

Калуги, совершенно отстранённо, страстно обуреваемый влечением к этой женщине, сообразил, что аромат исходит именно от белья. Ведь оно первые было вынуто сегодня Натальей из особой упаковки своего рюкзака, с интимными принадлежностями, снабжённые, как оказалось, ароматизированной отдушкой, какие, имелись абсолютно у всех, даже в горном походе, запасливых представительниц прекрасного пола.

Вот он-то, этот запах галантерейного отдела, выходит, как раз и привлек чуткое обоняние Калуги сразу после того, как Гамаева легла спать «по-домашнему», а не как для походного целомудренного ночлега с посторонним мужчиной.

И, всё же, как ни заманчив аромат бытовой химии, ему было не пересилить в притягательности естественного запаха чистого тела и копны густых волос, оказавшихся прямо перед губами, повернувшегося к Наталье Сергея.

Всё, поняв и без слов, он принялся целовать сначала щёки, глаза женщины, а потом впился в её губы, обветренные, как и у него самого за дни довольно долгого пребывания в горах.

Дождь всё еще молотил по палатке, тем самым подтверждая более-менее, несмотря на осадки, тёплую погоду. Ведь иначе – на такой высоте, как чаще всего и случалось, вокруг уже могла мести снежная позёмка. Следовало непременно воспользоваться такой благоприятной ситуацией, и Калуга своего не упустил. Он в одно энергичное движение выбрался из спального мешка, помог это же сделать женщине и скинул с себя собственную одежду.

Наталья во время этого тоже не сидела безучастно. Щелкнув сначала застёжкой, не нужного более бюстгальтера, а потом и тугой резинкой плавок, только после этого она заманчиво легла поверх спального мешка. Покорно предоставив всю себя без остатка мужчине, которого выбрала совсем не в обычные пошлые любовники, да и то  впервые в жизни:

– Сережа, милый, не подумай про это чего плохого, просто у меня к тебе большая просьба, – донесся из темноты её шепот, полный решительности и нежелания отказываться от своего. – У нас с Таймуразом не было детей и не будет теперь уже никогда.

Калуга молчал. Потому, что был просто поражён в самое сердце, столь выстраданной откровенностью любимой женщины.

Между тем Наталья продолжала изливать душу:

– Родичи мужа корили меня за это, полагая, что я с помощью таблеток не позволяю развиваться наступлению беременности.

Слушатель даже покачал головой, отгоняя подобную несправедливость, но этот, невидимый жест уже не играл никакой роли.

– Так помоги мне, пожалуйста, стать матерью, опровергнуть все прошлые наветы, пусть и назло будущим пересудам.

Возможно, в иной ситуации гордый Калуга повёл бы себя иначе, но в этот вечер он уже был как заведённый от всего, украдкой увиденного у ручья! Потому, не вступая в сам разговор, зачарованно потянулся к любимой Наташеньке, без промедления сделав всё, о чем только могла мечтать «соломенная вдова» погибшего инвалида.

... Ночью им долго ещё было не до сна.

Калуга, до краёв души переполненный любовной страстью, вновь и вновь обнимал Наталью, тогда как та ему в этом и не отказывала. Ведь, будучи специалистом в медицине, женщина прекрасно понимала, что в этом интимном процессе особенно требуется некий резерв для успешной реализации её плана.

Но усталость всё, же подкралась и к Сергею. Он заснул так глубоко, что едва не проспал рассветного мгновения, когда следовало готовиться к выходу в обратный путь. Лишь посеревшая утром ткань «Памирки» над головой, послужила опытному путешественнику лучше всякого будильника.

Парень тихонько выскользнул из спальника, еще раз поцеловав, знакомые до последнего бугорка на ореоле, соски спящей и всё так же полностью обнажённой женщины и выбрался за перкалевый полог разогревать им обоим завтрак.

Треск огня разбудил и Наталью.

Потому, когда Калуга с приветливой улыбкой заглянул обратно в палатку, то застал её одевающую свой прежний дорожный наряд – рубаху ковбойку поверх футболки на голом теле. Под круглыми очертаниями которой, не видно было примет прежнего лифчика, так замечательно прошлой ночью подсказавшего будущему любовнику о намерениях несравненной горянки.

Наталья заставила погаснуть весёлому настроению Сергея.

При его появлении быстро и откровенно стеснительно натянула на себя свитер. Сделав это так, будто и не было между ними ничего такого, о чем можно было вспоминать, не краснея друг перед другом. Да еще так глянула в глаза спутника, что Калуга потерял дар речи. И вместо того, чтобы пожелать, как того ему хотелось, доброго утра, Сергей просто выскочил словно ошпаренный обратно из палатки, под утреннюю сырость окружающего их ледника.

И во время завтрака, и когда собирали свою, изрядно промокшую, под ночным дождём, «Памирку», да и потом – на тропе они вдвоём не проронили ни слова. Так молча и шли. Пока вдали, не показались приметы главной цели их обратного пути.