Кровавое крещение

(Глава из романа «Часы из прошлого» – первой книги фантастической дилогии «Неоконченное следствие»)

Студенческая привычка – быстро отгонять усталость, выработалась в андреевом характере его давним и любимейшим увлечением – преферансом. Именно тогда, после ночного бдения за карточным столом, он приучил себя восстанавливаться за пару предутренних часов сна, чтобы уже к началу первой лекции сидеть «как огурчик» в аудитории перед строгими очами придирчивых преподавателей.

Вот и теперь, не успели все остальные бодрствующие разобрать постельное белье и заказать проводнице вечерний чай, а неплохо отдохнувшему Андрею Пущину уже не спалось.

Сев на скамью, он, словно здороваясь без слов, обвел доброжелательным взглядом попутчиков. Хотя доброго настроения хватило лишь на одну из них – хрупкую миловидную девушку. Как с удовольствием от представшей его взору, девичтей целомудренной красоты, отметил Андрей. Он моментально оценил ее бархатистую кожу с шоколадным загаром явно не сибирского, а чисто «южного» происхождения. Тем более что особенно пристально вглядываться в облик незнакомки, ему не пришлось, чтобы разглядеть этот очень характерный «привет солнечного лета».

А еще чудный загар не сам бросился в глаза парню, не оставившему без внимания довольно кокетливый вырез ворота пушистой нарядной кофточки. Умело и со вкусом связанная из самого модного в этом сезоне материала – розового махера, она тоже, сама по себе, очень была «к лицу» своей хозяйки. Как драгоценная оправа несравненному природному явлению.

Остальные трое попутчиков, в том числе и один пожаловавший для общения в компании, из соседнего купе, являли ей полную противоположность. И не только принадлежностью к иному полу. Бледные, заросшие щетиной, помятые и пропитые физиономии могли здесь и сейчас в купе пассажирского поезда гармонировать лишь с одним обличием – их собственным.

Старший в компании, мордастый детина средних лет в более новом, чем у остальных, и не таком потрепанном как у них полушерстяном костюме, старался выдавать себя за некого рабочего-интеллигента. Но не акцентировал за кого именно: не то скульптора, не то художника-оформителя, как до конца так и не понял спросонья Пущин, оторванный попутчиками от «служения Морфею».

Зато в остальном главный среди незнакомцев не стеснялся.

Называл себя детина в третьем лице – «маэстро», а двух других прокуренных и отъявленных выпивох вальяжно величал не иначе, как своими «коллегами». Но так безмятежно они чувствовали себя не долго. Пробуждение пятого в их купе пассажира вызвало у «маэстро» откровенно озабоченную реакцию:

– Слушай сюда, братишка, – фамильярно обратился он к проснувшемуся Андрею. – Мы тут едем своим направлением и одной честной компанией.

– Ну, и что?

Нарочитая грубость проснувшегося попутчика, тем не менее, не смутила старшего из новых пассажиров.

– Позволь нам поужинать по-человечески, без лишних глаз и ушей! – все тем же ровным, но готовым повыситься, голосом, продолжил тот.

И совсем доканал его совершенно грубым пояснением, в другой ситуации требовавшим давать по физиономии:

– Желаем, чтобы посторонние граждане нашему аппетиту не мешали и в рот не заглядывали!

Как раз в этот момент начали происходить решительные перемены в прежде неспешной работе проводников. Только что яркий свет ламп вдруг внезапно сменился таинственным полумраком, едва рассеиваемым плоским потолочным светильником.

Недостаток освещения не позволил Пущину прочесть истинное выражение, обращенного к нему, взгляда незнакомца. Да и еще спросонья, случайно услышанные им куски фраз типа «Наилучший образец для ваяния», а так же «Вы будете позировать для Богини красоты», обращенные к девушке, создавали у Андрея превратное впечатление.

Ему показалось, что, внешне столь разительно отличающиеся друг от друга попутчики — все же хорошие между собою знакомые. Потому в ответ на столь явную и ничем не завуалированную грубость, он не стал накалять обстановку:

– Что-же, ужинайте на здоровье, – словно не замечая грубости и проявленного по отношению к нему, явного хамства, миролюбиво ответил Пущин. – Я все равно собирался пойти в тамбур покурить!

Андрей, сам не понимая, почему, сейчас просто прихвастнул, насчет предстоящего занятия. Сроду не баловался табаком. Но, когда, же последовала, обличённая в столь категоричнаой форме, просьба: – Оставить компанию одну! Лишь этот, самый достойный предлог, чтобы выйти из купе, пришел ему в голову.

Приняв решение, он не стал отступать. Но, лишь поднявшись со своей полки и уже выйдя за порог купе, вдруг отчетлтво вспомнил о недавнем щедром и вполне гостеприимном приглашении проводницы: – Приходить без стеснения в любое время попить чайку из заветной пачки со слоном из Цейлона!

Потому, выпровоженный со своего законного места, именно к ней, в служебное помещение в конце вагона, Андрей Пущин и направился.

Только не успел он сделать к выбранной цели и несколько шагов по качающемуся в такт движения поезда, коридору, как услышал за собой сначала скрип роликов, а потом и демонстративный лязг плотно закрывающейся двери.

Это же надо – столь чудное создание в окружении подобных мерзких рожь! – не без некоторого сожаления подумал, обиженный неджентльменским с ним обращением, попутчик. Не зная, что очень скоро вспомнит об этих своих сомнениях, как о вещих или, по крайней мере доказывавших о просыпающемся в его душе недюжиного профессионального чутья.

В вагоне пока наступила относительная тишина. Её нарушали, разве что, только голоса из-за, неплотно задвинутых на роликах, дверей, где еще не устроились ко сну.

У самого титана, раскаленного на раденном Андреем, коксе, он замедлил шаг. Остановился. Обратил внимание на то что было прикреплено к стене в безхитростной некрашеноой деревянной рамке с засиженным мухами стеклом.

– «Расписание движения» поезда, – прочел вслух Андрей. – Как раз именно то, что мне и не хватает!

Он, глянув на запястье левой руки, сверил время на часах с тем, что значилось на застеклённом документе. Но не ради любопытства, а исключительно для принятия окончательного плана действий. Так как не хотел и в такой ситуации комо-то надоедать своим присутствием

Новые познания о времени, отведенном ему на дорогу и местонахождении их аоезда пришлист как нельзя более кстати. Окончательно убедившись, что до ближайшей станции было еще почти час пути, Андрей понял, что предполагаемым визитом не станет мешать в работе своей новой знакомой – приветливой «тёте-проводнице», и уж тем более – не отвлечёт её от выполнения профессиональных обязанностей. Так что можно было и откликнуться на приглашение, чтобы не торчать пугалом посреди коридора, в ожидании, когда поужинают попутчики из собственного купе.

…Разбитная представительница поездной бригады, как ранее и обещала, встретила Андрея вполне радушно. Благо, что к моменту его появления у неё в служебном помещении прошло достаточное время для того, чтобы угомонились и самые притязательные пассажиры. Так что женщина как раз присела к столу, делать необходимые пометки в своём «накопителе билетов», дабы не проспал никто из «подшефных» своё место назначения, указанное в проездном документе.

– Вот и помощник, мой долгожданный, пожаловал, – с располагающей, хотя и несколько хитроватой, многообещающей улыбкой Джоконды на озорном лице, оторвалась она от своего занятия. – Проходи, парень, будь как дома!

– Меня зовут Андрей Андреевич! – что называется, церемонно, чтобы казаться взрослее, под стать незнакомке, представился Пущин, вдруг вспомнив, что действительно, не знает даже, как называть свою собеседницу в этом его вынужденном ночном бдении.

Понят он был, однако, в ином ключе. Хозяйка, наоборот, постаралась скинуть с себя долой десяток-другой, прожитых в замужестве, годков.

– А ко мне обращаться проще, – услышал в ответ от проводницы. – Друзья обходятся без отчества, называют просто Галиной!

Назвавшись молодому человеку, она, без прежней своей покровительственной позы, дружелюбно и располагающе протянув гостю свою ладонь – пухлую, но достаточно крепкую, чтобы понять, как трудно бывает добывать «хлеб железнодорожнику». Затем «Просто Галина» поднялась со своего места на нижней вагонной полке, сладко потянулась в предвкушении заслуженного часа отдыха, и словно продолжая разминаться после неудобного сидения, потянулась наверх, на вторую полку.

Только, как, оказалось, сделала это не просто, «ради физкультурной минутки», а с конкретной и выверенной до конца, целью. Одновременно стем, что куда-то там, в глубине своих вещей на верхней полке, она пристроила потёртую кожаную «разноску» с проездными документами. Освободившись от нее, обратно она появилась перед Андреем с руками, занятыми совсем другой вещью – свежей, совершенно чуждой в вагонном мирке, белоснежной накрахмаленной, чуть ли не до снежного хруста, скатертью.

Вежливо попросив Андрея Андреевича, чтобы тот присел к окну и не мешал в общем приготовлении к обещанному чаепитию, Галина даже чуть подтолкнула его крутым бедром к указанному на правах хозяйки, месту. Затем, всё также, не стесняясь нисколько нового знакомого, занялась наведением «домашнего» уюта.

Начала с того, что моментально прибрала стол, просто укрыв его скатёркой. Хотя для этого ей пришлось довольно низко наклониться над присевшим, куда было ему велено, парнем. При этом ещё более потеснив того своим плотным телом. Чем не могла не смутить молодого человека, когда тот чутко уловил и жар пышущего здоровьем естества, и отголосок прежнего аромата недорогих духов, замеченный им ещё при посадке в вагон.

Теперь была «Красная Москва» несколько приглушёна терпким запахом пота, хорошо поработавшего на приёме пассажиров физически здорового человека. Но оставался запах достаточно дефицитных духов всё ещё манящим и завлекательным, не хуже дорогой иностранной парфюмерии.

А тут ещё Пущин невольно откинулся немного в сторону, чтобы не упереться прямо лицом в высокую грудь Галины, туго обтянутую форменным кителем. Тогда как сама проводница не придала этому достаточно пикантному мгновению совершенно никакого значения. Так проворно она занималась своим «хлебосольным» делом, что «скатерть-самобранка» после каждого нового движения умелых рук, обретала не просто радушный, но и внешне просто приятный вид.

Затем последовало продолжение приёма гостя, того же самого свойства. Вовсе не из общего — явно недогретого пока до полной кондиции, титана, брала проводница кипяток, чтобы угостить гостя. Из собственного круглобокого алюминиевого электрического чайника Галина плеснула острого, так и дышащего паром, кипятку в заварник с засыпанными туда черными как ночь гранулами. Потом в граненом стекле простого стакана, разве что «для плацкартного шику» охваченном медным штампованным кружевом ширпотребовского подстаканника появился драгоценный напиток.

Продолжая, судя по всему, отработанную долгими годами, процедуру, хозяйка купе налила в стакан крутую, терпко-пахнущую цейлонским ароматом, заварку. Сделав это из другого, гораздо меньшего по размеру и уже фарфорового чайничка. Следом кондицию составил кипяток из уже знакомого электрочайника.

Все остальное тоже было подстать настоящей «чайной церемонии». В качестве радушного угощения, неожиданная хлебосолка предложила гостю без всякого стеснения брать кусковой пиленый сахар-рафинад. Подала и пример, делая это прямо из раскрытой перед Пущиным на столе картонной коробки. Потом расщедрилась и более того. На столике оказалась вазочка с россыпью песочного печенья:

– Попробуй выпечку, малыш, очень вкусно! – предложила она.

Затем, видя нерешительность парня, постаралась лучше расположить его к себе задушевным и подробностями собственного быта.

– Лично сама, еще дома на собственной плите, своим сладкоежкам пекла, когда на работу в этот рейс собиралась! – неожиданно услышал Андрей вполне материнское к нему обращение. – Только и дочерям сладостей порядочно осталось, и в дороге мне одной столько сразу не съесть, пока не зачерствели.

Отказываться в такой ситуации было бы верхом невежливости. Захрустев ароматной свежей печенюшкой, гость отблагодарил на словах. И не стал при этом своё мнение особо преувеличивать в последовавшем за угощением отзыве.

Сказал так, как все как раз и было на самом деле:

– Действительно, очень вкусно!

Однако, вместо полагающейся по этикету благодарности за услышанную похвалу своей стряпне, случилось совсем иное. Отложив «на потом» кулинарные обсуждения, вызвавшая восторг Андрея, этими своими, собственноручно изготовленными в дорогу, постряпушками, проводница переменила свой интерес. И вполне основательно. Можно сказать, что на сто восемьдесят градусов – до полной противоположности того, что было.

Она так внезапно оторвалась от собственного стакана с ароматным цейлонским чаем, будто то чем-то тот ей разонравился. Отставила его в сторону. Легко, несмотря по комплекции, поднялась на ноги со своего прежнего места за столиком, где сама же и определила свою позицию напротив Пущина. Но то, было прежде. Ещё до того как Галина определилась со стилем своего поведения и придумала для себя и послушного парня нехитрую игру.

Теперь, стараясь двигаться чуть ли не грациозно, женщина подошла к двери, плотно закрыла её, прокатив с шумом на роликах. Затем громыхнула замком, заодно поставив его на внутреннюю защёлку при словах:

– Ты, тут угощайся пока, милый мой «сыночка», всласть, не обращай на меня никакого внимания!

Далее, не переставая удивляться переменам, услышал Пущин еще один совет того же самого рода:

. – Веди себя как добрый послушный мальчик, пока «мама» немного приведёт себя в порядок!

И словами, и последовавшими поступками, она не дала Андрею и мгновения для ответной реплики. Хотя он мог бы сказать, что уже давно вырос из послушных «плакс». Более того, даже забыл о том счастливом возрасте, когда, как и другие, любимые и послушные во всем карапузы, в тесном семейном предбаннике не стеснялся собственной мамы.

В том числе, когда нужно было перед походом в парилку, безропотно расстегивать, по ее  совершенно невинной бытовой просьбе, довольно непослушные «три пуговки» на маминой спине.

Такая мысль сама пришла в голову. И следуя ей, Пущин не просто промолчал. Сделал это, найдя другой, более занятный выход своим эмоциям. Он, постарался выглядеть тоже более раскованным и не чуждым юморного осознавания ситуации. Для чего просто и с явно нескрываемым любопытством, прямо уставился на хозяйку служебного купе. При этом, лишь машинально отхлебывая из остывающего стакана. Но, несмотря на браваду, как прежде, нескрываемое удовольствие получал от того, что представало взгляду. И чем дальше бежали мгновения, тем захватывающе становилось на душе.

Галина, в свою очередь, целеустремлённо и настойчиво занималась своим делом. При этом экономила их общее время уже тем, что разговаривала с молодым человеком прямо по ходу действия:

– Прости, дорогой, за лишнюю подробность, – донеслось до замеревшего Андрея. – Но так уж сейчас вышло.

Женщина мимолетно обернулась. Глянула ему в глаза простодушно и доверительно. При этом голос оставался совсем обычным, каким был и прежде, до их менее близкого общения. В том числе, совершенно не изменил своего покровительственного тона:

– Успела набегаться по разным купе, устраивая людей и отпуская постельное бельё, оттого мокрая стала как мышь!

Всё это произнесла Галина вполне «семейным» тоном, так, как будто всегда так было, что не новый знакомый, а настоящий подопечный родственник делит с ней узкое пространство служебного помещения:

– Ты не думай, Андрюша, что специально для тебя стараюсь, – продолжала она. – Всё равно собиралась как раз сейчас переодеваться во всё свежее, до прихода поезда на следующую станцию.

Зачем и почему? – Пущин наверняка понял бы и сам, но последовало не менее доходчивое объяснение:

– Всегда стараюсь быть в полной «боевой готовности», в лучшей форме, когда снова объявят посадку для новых пассажиров!

Свет в их купе сейчас был приглушённым. Точно таким, как и во всём вагоне, встретившим в дороге ночь. Но и при рассеянных бликах скромного «ночника» над его головой, сидевшему с горячим чаем в руках, Андрею, было видно всё, что происходило в противоположном краю служебного купе. Да ещё в таких пикантных подробностях, что вдруг захотелось окончательно отставить в сторону тяжёлый медный подстаканник и вытянуть пальцы вперед, чтобы убедиться в реальности происходящего.

И всё же, как не раз бывало с Андреем, отчаянный и дерзкий порыв так и остался только в его фривольных мыслях. Тогда как Галина продолжала охотно и легко рассказывать о себе и детях. Так, словно недавнее упоминание о домашнем печенье было лишь простой предысторией к настоящему долгому разговору.

И теперь она, не торопясь, останавливаясь в рассказе даже на не совсем обязательных, второстепенных подробностях, принялась, не торопясь переодеваться. Как раз в ту самую «сменку», которая понадобилась ей, чтобы быть «при параде» к приёму тех, кто сядет в вагон на ближайшей станции.

Так и узнал Пущин, что угощает его чаем с выпечкой разведёнка, оставленная когда-то и довольно давно мужем с двумя маленькими детьми.

– Только дочки уже почти взрослые стали, сами остаются за хозяек, пока меня носит по маршруту, – продолжала женщина. А сама, тем временем, за своим легкомысленным повествованием не только успела снять со своей пышной фигуры серый форменный китель, но и повесить его на крючок у входной двери.

Теперь, глядясь в большое зеркало, укреплённое перед ней на створке двери, женщина прошлась пухлыми проворными пальцами по мелким пуговкам голубой, тоже с погончиками кофточки, действительно, темневшей под мышками пятнами выступившего пота. При этом к самому Андрею, снова повернулась Галина вроде бы спиной. С некоторой будто бы долей целомудрия. Но сделала это таким образом, что сама, с затаённой и плутовской усмешкой могла наблюдать, как и тот, не зная, что делать со злополучным стаканом, не отрываясь, и затая дыханое, смотрит в зеркало. Стараясь ничего не пропустить, ловит глазами в стекле её волнующее отражение.

Кофточка, с «миллионом» пуговичек, наконец, была расстёгнута нараспашку. Потому более не скрывала перед предательским блеском зеркала, простой, голубоватый, в тон всей остальной форменной одежды и довольно вместительный лифчик. Оказался этот предмет дамского белья, на удивление Андрея, ожидавшего увидеть что-то необыкновенное, совсем простым, без каких-либо украшений. Да, к тому же, и он изрядно намок. Судя по всему, щедро впитав пот хозяйки по своим атласным бокам. Тем самым отразив собой проделанную Галиной работу точно так, как и ее промокшая форменная кофточка, только что снятая и заботливо устроенная на крючке у двери.

Казалось бы, пора было закрывать глаза невольному зрителю, чтобы не увидеть самое «запретное»! Но до этого сразу не дошло.

Пущин, будучи не обойдённым, как и большинство других сверстников в его молодом возрасте, пристальным интересом к противоположному полу, не мог не оценить подарка судьбы. Да, по правде говоря, просто не простил бы себе такой мальчишеской робости, когда началось самое главное.

Об этом он догадался, когда, сделавшейся раскованной не в меру, женщине вдруг понадобилось не только освободиться от кофточки, но и распустить молнию на серой своей, чуть ли, не трещавшей по швам от сдерживаемых округлостей, «железнодорожной» юбке. Сделала она это, по всей вероятности для того, чтобы не мешала дальнейшему её переодеванию.

И теперь Андрей смог реально убедиться в том, что строгая «форма одежды» соблюдалась сотрудницами МПС не всегда, и не во всём. Во всяком случае, на пышных бёдрах статной женщины, как оказалось, туго обтянутых недорогими отечественными бежевыми колготками, красовались ещё и чёрные шелковые плавки, лишь подчёркивающие всю заманчивость фигуры моложавой «Ягодки опять». Так что, не смотря на весь своё «семейный разговор» и снисходительное отношение к гостю, истина открылась в полной своей яви. И стало ему понятно, что несмотря на все выссказанные Галей самокритичные слова, на самом деле уже едва ли годилась обладательница столь ладной комплекции только исключительно «в матери» своему случайному попутчику.

О чем и подумал парень, непроизвольно и с поднимающимся в душе сладострастием предвкушая то самое, что могло последовать за столь откровенным предложанием: «перейти от стеснения к более тесному общению». Он даже сглотнул от предчувствия надвигавшихся событий. С трудом, но одолел тугой шершавый, неведомо откуда, образовавшийся ком. И теперь тот больше не мешал дышать, в его, разом пересохшем, как бывает в самое волнительное мгновение, горле.

Но мыслями он слишком поторопился.

От всего, что было «снизу» освобождаться Галина, пока, не торопилась. Сначала, привычно изогнув за спину довольно полные выше локтей руки, щелкнула пластмассовой застежкой. Справившись с ней, не торопясь, придерживая его впереди ладонями, сняла голубой обширный бюстгальтер. И этой своей неторопливой основательностью продлила накопление адреналина в крови единственного зрителя. Ускоревшегося еще более тем, что ненадолго продемонстрировала, затаившему дыхание, «мальчишке» свою, хотя и заметно обвисшую с возрастом, но всё ещё полную, видимо, ни разу не загоравшую под открытым солнцем, бледную грудь.

А еще, на удивление Андрея, увиденное оказалась не совсем таким, что ему уже доводилось видеть прежде. Массивные женское богатство украшали, неожиданно не пропорциональные общему объёму, совсем даже небольшие, словно игрушечные, по сравнению со всем прочим, «горошины» тёмно-коричневых сосков.

Только рассмотреть толком и всесторонне свои интимные прелести Галина молодому спутнику так просто и откровенно не позволила. Она лишь несколько секунд, поправляла, словно взвешивала в ладонях, давая отдохнуть налитым «сдобным булкам», как определил их форму Пущин. Но осматривала себя в зеркале совершенно беззаботно лишь до той поры, пока не поймала в зеркале, совершенно ошарашенный взгляд молодого партнёра по игре в «детки-матери».

После чего приступила к новому искушению.

Чуть более бахвальским, чем нужно, однако вполне привычным движением, этакая красавица, неведомо как сошедшая с полотна Рубенса, отпустила из обеих ладоней тяжёлый груз. Сделав это одновременно, и так, что груди заколыхались под собственным весом. И тут же, не давая им потерять тонус, следом привела в «боевое положение».

Уверенно, как и всё что делал до этого, она «собрала и бережно упаковала» своё белое как масло «богатство» в другой лифчик. Только теперь уже иного фасона, совершенно не походившего на принадлежность к форменной железнодорожной одежде. Прежде всего, своим накрахмаленным кружевным узором на выступающих впереди деталях. А затем уже, совсем узенькими шёлковыми бретелями. Теми самыми, какие бывают, разве что, на изящном белье светских дам. А не у женщин иного склада и положения. Потому, что совсем не гарантировали профессионального удобства при физической работе, в том числе и рядовой проводницы.

Как оказалось, новый бюстгальтер был загодя, на такой вот, видимо, случай общения с представителем противоположного пола, вынут из сумки с бельём предусмотрительной хозяйкой «отдельного помещения». И помог ей сейчас предстать действительно во всей красе перед её очередным молодым «дорожным» избранником.

Переодевшись и обретя вместе с «охотничьим» нарядом совсем уже шаловливое расположение духа, Галина задорно распустила по плечам копну своих густых русых волос. Изменила прическу, прежде стянутую крупной заколкой. Затем повернулась лицом к Андрею:

– Ну, как я тебе!

Тот, опешив и от неожиданных перемен, и не отойдя душой от зрелища, еще только подсмотренного в зеркале, не знал что ответить. К тому же теперь – на пороге решительных действий, не смог произнести ни одного вразумительного слова.

Да только сам его ответ, как выяснилось тут же, вовсе и не требовался. Не успев разлепить сухие губы, Андрей тут же, оказался в жарких объятиях столь неожиданно для него, доступной красавицы.

На лавке им вдвоем было ни сколько не тесно.

И это не смотря на то, что всегда, еще со школы, а тем более  до университета и после, парнем Пущин считался довольно рослым. Да и Галина не была даже средней комплекции. Но свою былую, уже утраченную с годами стройность, новоявленная любовница постаралась с лихвой восполнить и какой-то южной, прямо-таки, страстью, и откровенными ласками женщины, изрядно истосковавшейся по крепкой мужской руке.

– Ты меня, проказник Андрюша, наверное, очень хорошо рассмотрел! – словно из потустороннего мира, донеслось до Пущина, когда губы их с женщиной ненадолго разлепились из прежнего – такого страстного поцелуя и уже можно было, хотя бы немного перевести дыхание.

Только парню было не до обдумывания оценок только что им увиденного. Его буквально ошеломило, шокировало свалившееся вдруг право обладания статной женщиной, ту интересовало и нечто иное. А именно – его мнение по поводу собственной персоны.

– Как я тебе показалась! – снова выдохнула Галя, оторвавшись от очередного долгого поцелуя.

Задавая вопрос, она лишь слегка отклонила лицо от лица Пущина. В то время как сама всё сильнее и сильнее, всем телом прижималась к Андрею. Отчётливо чувствуя перемены к тому, чего и добивалась, заключавшиеся в поведении парня, произвольно выбранного ею для проведения этой совместной ночи.

Раскованности у проводницы ещё больше добавилось, когда партнёр откликнулся на призыв похотливой спутницы. Прежде бывшие довольно неуверенными, руки кавалера уже обрели свою силу. Уже не робко, как в самом начале их близости, а вполне грубо и со страстью нерастраченного сердца, парень сжимал её груди, приятно шершавые на ощупь, от покрывающего их гипюровых чашек бюстгальтера.

Галина и теперь, впрочем, не стала уступать своему сегодняшнему, явно, неопытному любовнику, решающую инициативу в приближении самого главного.

– Давай же и ты снимай хотя бы рубашку! – жарким, волнующим обоих, шёпотом поторопила она. – В остальном я тебе помогу!

– Сейчас! – успел сказать Андрей, но первой за него, действительно начала это нетерпеливо делать нежданная прежде любовница, для которой подобная процедура, явно, была не в диковинку.

И всё же, дальше продолжить, так славно начатое интимное общение им помешал странный шум, донесшийся из коридора.

Из-за него стало обоим не до ласк, от которых с явным сожалением, первой и нехотя оторвалась проводница. Она поднялась с коленей Андрея, сняла с крючка и проворно натянула юбку. Прошелестела, застёгиваемым замком. Накинула на себя прежнюю, так и не замененную кофточку.

И одной рукой застёгиваясь, другой уже потянулась к замку:

– Пойду, посмотрю, милый, кто там буянит!

Немного задержавшись в стремлении узнать причины переполоха, Галина обернулась от порога и опять с прежней ноткой повелительности в их начавшемся, близком, что называется знакомстве, указала ему на постель:

– Раскинь пока простыни, я сейчас вернусь!

Не дожидаясь, когда он начнет выполнять распоряжение, сама сняла с защёлки, резко распахнула дверь, а потом и столь же плотно, как было, закрыла её за собой. Дальше послышалось, как тяжёлой от досады за несостоявшееся удовольствие, поступью она направилась туда, где явно разгорался скандал. Тот самый, что до сих пор, не смолкал, сопровождаемый истошными криками, приглушенными для других пассажиров вагона лишь стенками отдельного купе.

Зато, обычно достаточно стеснительному в общении с особами противоположного пола, Пущину, в отличие от Галины, показалась очень своевременной эта пауза в их, стремительным пожаром разгоревшихся отношениях. Он тоже, следом за ней вскочил со скамьи, затянул ремень на брюках, с уже расслабленной женскими руками, пряжкой и тоже выскочил из купе в коридор вагона.

Его появление не оказалось лишним, когда, в меру дисциплинированный Пущин присоединиться к своей хлебосольной и любвеобильной проводнице.

Еще раньше, пока он собирался «на выход», та успела превратиться в настоящую агрессивную Фурию, готовую, видимо, на всё, ради наведения порядка и создания тишины и покоя на вверенной ей передвижной территории, а не только на требовательный стук в купе, запертое изнутри.

Дойдя быстрым шагом вслед за ней до двери, за которой кто-то выяснил отношения, Андрей, к ужасу своему, увидел, что это было его же собственное купе, где недавно оставил маэстро и его коллег с девушкой, по виду и разговору в компании, служившей им натурщицей. Только сейчас незнакомка уже не выражала той своей прежней общности с небритыми «деятелями искусств».

– Пустите, гады, пустите! – громко доносилось изнутри закрытого купе. – Поплатитесь за это!

И тут же, после звонкого шлепка пощечины, еще сильнее и звонче, раздался, уже не скрываемый вопль ужаса:

– Помогите кто-нибудь!

К тому моменту Галина сумела добиться своего. Повернув ключ в личинке замка, она рывком откатила в сторону дверь, но тут же была отброшена обратно в коридор самим «маэстро».

– Это кто там будет мешать? – дыша водочным перегаром, проревел тот, пытаясь вернуть дверь на прежнее место. – Вот я сейчас тебе задам!

Но не успел этого сделать, потому, что был настигнут прямо в подбородок метким ударом тяжелого андреевого кулака.

Постоянные занятия на физкультурном отделении его юридического факультета, на этот раз сослужили бы еще более важную службу, будь Пущин и его противники на более подходящей площадке – на боксерском ринге или самбистском ковре. А так их стычка из классического единоборства превратилась в самую обычную бытовую драку, в которой, к сожалению, более весомый, чем специальная подготовка, козырь – нож оказался на стороне «художников».

Полоснув им несколько раз Андрея, «маэстро» проорал двум другим участникам драки, тоже отплевывающимся кровью после знакомства с кулаками Пущина:

– Атас!

– Валим отсюда! – подхватили его приказ остальные.

Не дожидаясь, когда за них возьмутся всерьез и другие пассажиры, буйные «коллеги-живописцы» вырвались в тамбур, откуда попрыгали в ночную темень, успев на ходу сорвать стоп-кран, чтобы покинуть вагон без риска сломать шею.

Резко, словно наткнувшись иа плотную преграду, поезд останопился. Недовольно взвизгнув при этом, завонявшими гарью, колодками тормозов. Тут уже не только отдельное купе Пущина и соведние по вагону оказались вовлеченными в переполох. Весь состав превратился в один разбуженный муравейник и был наполнен недовольными криками разбуженных пассажиров. А также страдальческими стенаниями людей, получивших ушибы от падения с полок.

Бригадир и сотрудник поста линейной милиции не заставили себя ждать. Прибыли они в «проблемный» вагон, главным образом, именно на срыв «Стоп-крана», а не столько на на зов о помощи, сделанный по селекторной связи, проводницей. Причём, сделали это, явно, не в погоне за рекордом скорости.

Потому поспели, по словам многочисленных очевидцев стычки, только к «шапочному разбору». Когда ловить было уже просто некого. Из конкретных и непосредственнх участников событий блюститель закона и старший чин на поезде застали лишь плачущих проводницу с наливавшимся синевой большим кровоподтёком на лице, девушку-натурщицу в разорванной пушистой мохеровой кофточке и сильно окровавленного Андрея.

Тогда как зачинщики бойни, попрыгав с подножки, скорее всего, уже так благополучно для себя исчезли в ночной степи, посреди которой остановился поезд, что преследовать их, было бы пустой тратой времени.

– Теперь их, наверняка, не отыскать, но всё же, впоследствии попробуем! – заметил милицейский сержант, сам при этом сожалением поглядывая на глубокие ножевые, резаные раны, все еще сочащиеся кровью на теле парня.

Но за жизнь пострадавшего, по его твердому убеждению, уже можно было, к счастью, не опасаться. Так как за его перевязку к этому моменту успела взяться, оказавшаяся среди пассажиров поезда, самый нужный сейчас человек – профессиональная медсестра со своей собственной аптечкой.

К тому же, никто ей не мешал полностью израсходовать на пациента практически весь, имевшийся при себе, запас йода и бинтов.

– А тебе еще здорово повезло! — полчаса спустя, сказал милиционер Андрею, когда в бригадирском купе брал с него показании.

И сослался на слова медички:

– Все удары ножом прошли по касательной, иначе мы бы с тобой здесь уже не разговаривали.

Пущину от нестерпимой боли в ранах, было сейчас не до бесполезного спора с милиционером насчет того, кому из них больше повезло. Да и с трудом отходил он от горячности, с которой вступил в схватку с вооруженными преступниками. Потому сначала просто подмахнул, внимательно прочитанные ему его же показания, начирканные со слов потерпевшего, сержантом линейного отделения милиции.

Текст его не устроил. Потому, после этого, превозмогая боль, всё, же сам взялся за авторучку. Довольно скоро, не особенно добовляя «художественности», написал собственноручное заявление на тех хулиганов, что напали на него с холодным оружием, когда пытался помочь проводнице навести порядок в общественном транспорте. И только тогда посчитал себя совершенно свободным от правовых последствий случившегося инцедента.

Кстати и время, потребовавшееся на эти все «писчебумажные» протокольные хлопоты, пролетело совсем как-то незаметно.

... Поезд, после непредвиденной остановки в степи, все же успел частично наверстать упущенное, почти войдя в график движения. И к станции Рубцовка подошел лишь с незначительным опозданием.

Все недолгое время, оставшееся на продолжение поездки после расставания с сержантом милиции, Андрей не считал совсем уже пропавшим даром. Его он провел в интересных разговорах с той самой попутчицей, из-за которой ввязал в драку. Кстати, оказавшейся, к смущению Пущина, вовсе ни какой-то там банальной «натурщицей» для троицы пройдох, а невинной девушкой, впервые увидевшей их только в этом самом купе, куда ей случайно попался билет, как и самому Андрею.

Другую свою знакомую, он сразу увидеть не смог. Впавшая в шоковое состояние после случившегося кровопролития, Галина была заменена другим проводником, и своего купе долго не покидала. Только все это Пущин узнал несколько позже.

Тогда как в самом начале их нового общения не для того первым заговорил с ней, вернувшись к себе, на место, чтобы просто утешить, после случившегося и успокоить от приступов безудержного плача. Это ему прекрасно удалось, особенно когда отыскалась и общая тема для разговора по-душам – дорогой для обоих, Томский университет.

Чтобы девушка не считала себя слишком виноватой в несчастье, постигшем заступника, Андрей старался не показывать боли. Разболтался, сорил смешными историями, словно это не он, а кто-то другой сидит с нею в купе в окровавленной изрезанной одежде. Той в свою очередь поведать довелось немногое.

Татьяна, а так знали девушку, действительно увидела ту мрачную троицу, как и Андрей, лишь здесь в купе. Вначале на их приставания отмечала односложными фразами, — не думая, что от слов те переидут к действиям, и лишь когда ушел из купе Андрей, перепугалась окончательно:

Так ему теперь и заявила:

– Если бы не ты, то уж и не знаю, чем все это могло кончиться.

Потом поведала о себе.

... Этим летом, после первого курса факультета иностранных языков того же Томского университета, она сезон отработала вожатой в Крыму, в одной из дружин пионерлагеря «Артек». Сейчас возвращалась к родителям на целый месяц, чтобы отдохнуть до середины сентября.

– А там вновь вернусь к учебе, – поделилась она планами на будущее. – Просто соскучилась по родным и школьным друзьям.

Но и на этом счастливые совпадения далеко не кончились. В Рубцовске, не по своей вине, так и не попрощавшись с прежде гостеприимной, но теперь закрывшейся от всех, проводницей Галиной, Андрей вслед за Татьяной вышел из вагона на сравнительно небольшую по размерам, привокзальную площадь.

– Тебе, Андрей, куда дальше ехать? – спросила его девушка. – А то можно по городу прямо до дома подвезти.

На вопросительный взгляд недавнего попутчика пояснила:

– За мной машина должна прийти.

– Ошибаешься, Татьяна, я не рубцовчанин, – ответил Андрей. – Еще дальше, в Егорьевку, на работу еду по направлению!

Сказав, он не мог удержаться от улыбки, заметив при этом, столько неподдельной радости от его слов проявилось на Танином лице.

– Вот хорошо-то! – бросив на землю свою дорожную сумку, она даже захлопала от избытка чувств, в ладоши. – Значит нам в одном направлении!

Ожидавшая их машина оказалась черной «Волгой», в которой, рядом с немолодым грузным шофером в салоне сидел величественный и по своему внешнему облику, и по выражению лица, мужчина.

Заметив приближающихся Татьяну и ее провожатого, он вышел из «Волги» и тут же оказался в объятиях дочери.

– Пана, папа, очень хорошо, что ты лично встречаешь! – с первых шагов успела произнести она, прежде чем прочувственно повиснуть на шее. – Я так по тебе соскучилась, просто ужас!

Пущин, при этих словах только улыбнулся, думая, как можно по-разному трактовать гнподделбнный восторг с его непричесанными фразами. Но его новой знакомой было не до чужого мнения. Она звонко чмокнула отца в гладко выбритую щеку и чуть отстранилась от него, желая рассмотреть во всем блеске проявления родительских чувств.

– Вот уж точно сумасбродка! – с затаенной похвалой, хотя тоже двусмыссленной оценил встречавший девушку высокий, чуть полноватый мужчина, несмотря на ночное позднее время, одетый в дорогой отутюженный костюм и белую сорочку с модным, широким галстуком. – Что это ты так расчувствовалась?

Ответа на риторический вопрос не последовало. Да его никто и не ждал. Когда первый порыв радости прошел, Татьяна взялась знакомить отца с Андреем:

– Вот мой спаситель, – заявила девушка во всеуслышанье. И тут же огорошила второй новостью, касавшейся ее нового знакомого. – Ему, папа, тоже, оказывается, нужно к нам в Егорьевку!

Она просительно надула губки:

– Возьмем его с собой?!

– Да, конечно! – только и сказал статный мужчина.

Но его водитель был на этот счет совсем иного, прямо противоположного мнения. К тому же и скрывать его не собирался от нежелательного попутчика.

– Не знаю, как же это у нас получится? — только и успел произвести водитель, видимо, с первого взгляда, оценивший малопривлекательность соседства новых ковровых чехлов «Волги» и окровавленной рубашки потенциального пассажира, сквозь многочисленные прорезы которой виднелись окровавленные бинты, все еще пропитанные свежими алыми пятнами.

Пущин верно понял причину его сомнений.

– Я сейчас, – с кривой усмешкой оценив ситуацию, он сразу же нашел подходящий из нее выход.

Отойдя чуть в сторону от машины, прямо за кустами сирени у сквера с Мемориалом Славы, он сбросил в урну, непоправимо испорченную сначала ножом, а потом и кровью, свою верхнюю одежду. Взамен ее надел мундир, вынутый из своего тюка. Тем более что теперь проводница Галина – несостоявшаяся любовница, инициатор и свидетель его проступка с коксом, не могла видеть, с кем имела дело. Так что можно было, не скрывая своего истинного лица, уже и переодеться в единственную теперь годную для ношения одежду – еще только вчера полученный в хозуправлении краевой прокуратуры форменный мундир.

В нем и вышел к машине, успокоив водителя, но не себя. Синий форменный костюм, изначально нуждался в глаженье, потому, несмотря на красивые золотистые гербовые пуговички и петлички с золотыми звездочками юриста третьего класса, выглядел не столько внушительно, сколько из-за мятости в тюке, просто смешно.

– Ну, да ладно! — успокоил икающую от смеха дочь, властный хозяин персональной  машины, хотя и сам не удерживался от улыбки. – Пора ехать!

Полчаса пути от города до села прошли, по инициативе Татьяны, за горячим обсуждением всего, только что произошедшего в поезде, не исключая и подробного описания подвигов Пущина по вызволению пленницы из лап бандитов.

Когда же заехали в Егорьевку, то первым делом подвезли Андрея к месту его жительства. Как он понял, в единственную на весь районный центр местную гостиницу, оказавшуюся одноэтажным кирпичным зданием с пышным, но ни к чему не обязывающим, названием над входом – «Юбилейная».

Едва подфарники отъезжавшей «Волги» последний раз мелькнули в темноте, парень повернулся от уличного мрака к свету фонаря над входом в «сельский отель», поднялся на  крыльцо и постучал в запертую изнутри дверь, за которой его ждали первые заботы уже не гостя, а настоящего жителя села! Пусть даже столь необычно, как он, готового открыть здесь новую страницу биографии.