Спасение бравого десантника. Главы 6-7

Глава 6.

Первое время, проведённое нами в спальне, я едва помню. Была клокочущая в груди страсть и дикое желание обладать, слиться в упоительном танце любви. Всепоглощающее и мощное желание полностью овладело мозгом, и мы предавались удовлетворению желания, совершенно отключив соображалку и слушая веления одного тела. То у меня, то у него наступали разрядки. Мы ненадолго утихали, переходя к лёгким ласкам, но вскоре вновь впивались друг в друга, продолжая неистовствовать и испытывая совершенно неописуемое по накалу удовольствие!

Часа через два, когда схлынула первая мощная волна возбуждения, мы вздремнули, а затем отправились в ванную, где продолжили взаимные ласки, совмещая их с помывкой и находя все новые и новые способы доставить удовольствие друг другу. Возникшая было на миг отчуждённость, исчезла, стоило мне взглянуть в его расслабленное лицо. Оно светилось добротой и нежностью. Мне казалось, что парня невозможно разлюбить или остыть к нему. В нем в тот момент сосредоточилось для меня все, чего хотелось, к чему я стремился, чего жаждал все последние годы! В нем же я чувствовал тоску по близости, желание поделиться с кем-то своими заботой и нежностью, стремление просто быть самим собой...

Длительные постельные упражнения вызвали голод с жаждой, и мы отправились утолять их на кухню.

Теперь уж остатки минувшего пиршества, слегка пополненные из холодильника, потреблялись неспешно и основательно. На столе мы навели порядок. Чайник уже кипел вовсю. Я запарил свежий чай и занялся подготовкой сладкого стола. В центр его водворился кремовый тортик. Дополнением к нему стали: ваза с разнообразными печенюшками и конфетами, банка сгущёнки, мед, ведёрко мороженного, лимоны и бутылка лёгкой Кадарки. В воздухе распространялись вкуснющие ароматы чая с бергамотом, шоколада, корицы и ванили. Уже после первого бокала настроение стало более игривым и мы вновь принялись ласкать друг друга самыми разнообразными способами. Беседа, сопровождавшая чаепитие, также постепенно сошла на секс. Я рассказывал солдатику истории о своём опыте на этом поприще, он делился своими. В меру потребления сладкого вина мы общались все веселее и громче. Истории пересыпались анекдотами и шутками.

Совершенно случайно при этом я спросил Витю о том, с чего у него все началось. Парень как-то сразу потух, посмурнел, взгляд его словно провалился внутрь... Застыв как изваяние, он молчал минут пять. Затем, прочистив горло, неспешно приступил к рассказу о своем детстве.

Рассказ этот велся тихим голосом с целой палитрой интонаций, жестов, взглядов, короткими, но очень яркими и выразительными фразами, в которых многое просматривалось между слов. Я не смогу восстановить и повторить его даже приблизительно. Поэтому просто попробую пересказать. Но это будет уже не просто рассказ Вити. Длился он не один вечер. Мы часто к нему возвращались и через неделю и через месяц. Я много расспрашивал его и о нем самом, и о жизни в селе, и о родителях и знакомых. Порой он сам начинал что-то вспоминать. Осенью, после его демобилизации мы даже ездили как-то к нему в село на храмовый праздник. Собственно итогом всего этого длительного «сбора информации» и стал помещенный ниже рассказ-повесть.

И вообще, уважаемый читатель, о любимом моем Десантнике я мог бы написать целый роман. Не буду этого делать. Во-первых - хорошо памятуя о строгости искусства, постараюсь изо всех сил быть более лаконичным. Во-вторых – потому, что не всем, думаю, это интересно. И последняя причина – из желания поскорее вернуться к описанию нашей с ним истории.

История Вити.

Счастливое свое детство Витя провел в глухой деревеньке, среди полей и лесов, на озерах и речушках, как и десятки тысяч других таких же белобрысых крепышей, населявших необъятные просторы нашей тогдашней Родины – СССР, который развалился как раз в тот год, когда Витя пошел в первый класс. Так что в школе он уже учился в независимой Украине. В веселых играх, пацанячьих разборках и подглядываниях за происходящими тусовками на дискотеках в клубе-развалюхе. Отца паренек видел мало, так как тот к тому времени нашел прибыльную работу водилы-дальнобойщика и дома появлялся довольно редко и ненадолго. Зато вполне прилично зарабатывал, привозил из поездок кучу всяких вкусных и красивых разностей, что позволяло матери не особо утруждать себя на поле. Хозяйство наше сельское в ту пору совсем уже захирело. Мать, работавшая в бухгалтерии, получала мизерную плату и без отцовских заработков едва сводила бы концы с концами. А так, более или менее усердно учась в школе, и помогая сызмальства матери по хозяйству, Витек все же имел достаточно времени для веселого времяпрепровождения со своими сверстниками. Деревенька их была небольшой всего-то 70 хат, но люди вели почти натуральное хозяйство и жили тогда еще не голодно.

Рос парень на натуральных харчах, в бесконечных играх на свежем воздухе здоровым, закаленным, и практически никогда не болел. Умел выполнять любую работу по хозяйству и в поле и никогда от нее особо не отлынивал, понимая, что кроме как ему, выполнять ее просто некому.

Родственников – многочисленной родни, как у других, у них в деревне не имелось. Родные и отца и матери жили в других отдаленных районах. В деревню молодая пара еще до рождения первенца перебралась только потому, что тут был не старый и довольно просторный дом тетушки, семья которой погибла в поезде, возвращаясь от старшего сына, давно и надежно обосновавшегося в Уфе. Получалось что в деревне, ставшей родиной Вите, родители его были пришлыми что, впрочем, никак не отражалось на отношении односельчан к нему.

Плаванье в озерах, игры в футбол и волейбол, езда на лошадях и умение исправно владеть косой, топором, рубанком послужили достаточной физической закваской. Благодаря ей, да хорошим генам, унаследованным от предков, парень явно выделялся среди сверстников своей силой и ловкостью.

Отец его имел, чуть ли не единственный на всю деревню Москвич. Возиться с ним, перебирать, чистить ходовую часть, ремонтировать, познавая тайны мотора и карбюратора и даже ездить, Витя был обучен с малых лет и потому являлся для ребят непререкаемым авторитетом по технике. Крайне редко, с особого позволения отца он уже в 12-13 лет  осторожно катался на машине сам и во время этих поездок, не превышавших пределов села – о, вершина мальчишеского счастья! – милостиво брал в салон покатать нескольких своих сверстников.

В играх и развлечениях он всегда выступал заводилой. Имел добрый, покладистый характер, был справедлив - это служило залогом того, что в друзьях у него никогда недостатка не было.

Вступив в пору отрочества он, как и все подростки, украдкой баловался куревом и самогоном, прячась от матери на сеновале, в лесу, или на озерах; учился смачно, «по-черному» материться, с особым удовольствием и трепетом душевным смакуя лаконичные и выразительные до жути матерные слова; пробовал неуклюже ухаживать за девчонками. Как и все ровесники, осторожно присматривался к мужавшим телам ребят, когда они, убежав на дальние озера, купались и бесились в воде «на голяса» - то есть полностью обнаженными. Так же как и все в невинных забавах хватал друзей за причинные места и подкалывал их из-за не к месту возбудившегося «дружка», что, впрочем, не единожды происходило и с ним. Или же, бывало, в ночном, когда парни тесно сдвигались у догорающего костра, он слушал других и рассказывал сам, понизив голос, всякие страшные и скабрезные истории, дико при этом, возбуждаясь, порой даже вздрачивая тут же в кругу и млея от остроты неги, заставлявшей тело трепетать в коротком, как электрический удар, экстазе. Или же, прячась с соседскими парнями на сеновале от жары, «гонял шкурку», украдкой поглядывая на занимающихся тем же соседей.

Порой выходными вечерами, дав себя уболтать нескольким друзьям, он в который раз решался и отважно двигал к клубу на дискотеку. Но, чем ближе маячили впереди его огни, тем сильнее робел, чуя, как улетучивается невесть куда, такая железная поначалу решимость. В итоге в те редкие случаи, когда она не изменяла, подростки робко протискивались в зал, и, прячась в тени у самых стен, затаив дух, наблюдали за разухабистыми девицами и бойкими, решительными парубками, которые чувствовали себя, благодаря возрасту в этой среде, как рыба в воде, и вовсю приударяли за представительницами слабого полу, явно красуясь перед пацанвой и сверстниками.

Девиц на выданье, да и в общем количестве, в их селе жило явно маловато. Посему, им и так было на кого обращать свое благосклонные взоры - завидных и крепких парней хватало Поэтому мелочь пузатая, какой для них являлись тогда Витя с его дружками, не удосуживались ни малейшего внимания с их стороны.

Конечно же, ребята не упускали ни единой возможности пошпионить за полуодетыми, или же, тем паче, вообще раздетыми девками, за воркующими в садах влюбленными парочками, их любовной возней и затем, опять же в группе или поодиночке «ловили кайф» вспоминая увиденное.

Вот так, в общем и целом, ничем особо не отличаясь от тысяч ровесников, и прожил паренек первые 13 лет своей жизни. Не произойди тем памятным ему летом событий, которые разбудили и развили в нем любовь к своему полу, вырос бы Витя, как и все, не особо размышляя о видах и способах любви, с чистой совестью и ясным по-мужицки незатейливым мировоззрением.

Глава 7.

А началась вся эта история довольно обыденно. В конце января парню исполнилось 14, а ранней весной, на 87 году жизни, померла от старости бабка Надя, жившая по соседству. Сын переживший ее, и сам уже мужчина в летах, хотя и давно перебрался в Тернополь, не оставлял ни мать, ни хозяйство без внимания.

Собралась многочисленная родня. С похорон все вернулись в дом на поминки. По-соседски пришла на них и семья Вити. После традиционных тостов «За упокой» и «Земля ей пухом», гости принялись за угощения. Понемногу разговоры переключились на происходящее в стране, на гривну и на жестокую инфляцию, мешавшую нормально жить и работать в городах, на местные новости, короче - все как всегда…

Для Вити города были где-то очень далеко, Киев - вообще за пределами его восприятия. Посему разговоры взрослых мало его интересовали. Решив посидеть еще немного для приличия, он спокойно угощался разными вкусностями, рассеянно рассматривая приезжих. Взгляд его медленно скользил по гостям, почти не задерживаясь на ком-либо особо. В самом дальнем от него конце стола, в тени, он едва разглядел крупного мужика с бородкой, одетого в черную водолазку, выгодно подчеркивавшую накачанный торс. Из перешептывания за столом он узнал, что это какой-то двоюродный внук бабы Нади. Мужик угрюмо ковырялся в своей тарелке, временами поводя широким круглым плечом и обводя присутствующих взглядом больших черных глаз. Невольно задержав немного на нем свое внимание, Витя решил, что уже достаточно отдал дань усопшей и потихоньку выскользнул из дому.

На стадионе уже во всю резвились его друзья, и он не долго думая, влился в их компанию.

* * *

Весна в том году выдалась на славу. Еще в конце марта она основательно решила все свои проблемы с зимой и та после этого мирно убралась восвояси до самого конца года.

Незаметно сошел снег. Земля, напитанная его влагой, вскоре зазеленела первой несмелой порослью, украшая ее целыми пригоршнями ранних цветиков. Погоды стояли теплые и мягкие, без обычных для весны капризов с мокрым снегом, унылым дождем и истеричным разгулом студеных ветров, пронизывающих до самых костей. И даже небольшие ночные заморозки середины апреля не смогли ее испортить.

С каждым погожим днем все больше народа высыпало из домов. Главной причиной этого было, конечно же «пОрання» (работа) в саду и огороде, наведение прядка во дворах и сараях. Тем не менее, при внимательном наблюдении, можно было без труда заметить и мимолетную мечтательную улыбку на лицах занятых рабой взрослых; и умиротворенных стариков, расположившихся передохнуть на «осОнни», подставляющих ласковым лучам сморщенные годами лица; и молодежь, оживленно обсуждающую самые важные для них проблемы их же юной жизни и заинтересованно провожавшую взглядом ровесников.

Сады постепенно наполнялись ароматами произрастающего зела и звонким пением влюбленных пернатых. Околицы пестрели шумливой детворой, пускающей по ручьям кораблики из чего попало и по 2-3 раза ежедневно проверявшей, когда же, наконец, «скрЭснэ» лед на большом пруду. И над всем этим полноправно властвовал Ярило, щедро одаривавший землю своим животворным теплом.

Оживленнее становилось по вечерам, когда дневные обязанности исчерпывались, и народ после сытного ужина стремился к общению. Тут и там погожими розовыми вечерами, исполненными весенним благоуханием, можно было заметить пары приклеенных к заборам хозяюшек, с наслаждением часами перемалывавших косточки всем и вся; группы мужиков, задумчиво и солидно обсуждавших за дружеским перекуром насущные проблемы; молодух, нежно баюкавших свое дитё в саду или влюбленные парочки, забывшие обо всем на свете за своим воркованием и неожиданно оказавшиеся на всеобщем обозрении. Еще веселее становилось по воскресеньям, когда народ, отстояв утреню в церкви, принимался ходить в гости, праздновать мелкие семейные события и развлекаться, кто во что горазд.

***

Той весной Витек чувствовал непонятный душевный дискомфорт. С одной стороны ему не совсем еще чужды были наивные забавы малышни, и он с некоторыми ровесниками то и дело в них ввязывался, с другой смущался открывающимися ему реалиями взрослой жизни, в которую пришла пора вступать и которая страшила его своими непонятными и таинственными законами. В душе его рождалась потребность определиться, найти свое место в жизни, а четкого его ощущения не было и в помине... В минуты задумчивости он с некоторым недоумением понимал, что взрослеет. Росло и наливалось силой его тело, грубел голос, покрылось паутинным отроческим пушком лицо. Как-то незаметно он вырос почти из всех своих детских одежек. В минуты, когда голова не была занята ничем другим, Витя делал смутные попытки постичь этот мир, понять его законы и возможности. Читать он не любил, да и нечего было ему читать, прояви он даже особый интерес к этому занятию, ни дома, ни в школьной библиотеке по причине почти полного отсутствия в них качественной литературы. Телик в то время также был мало познавательным и нудным для пытливого ума.

В разговорах со сверстниками или пацанами чуть постарше, происходившими во времена отдыха от игр или при сборе березового сока, поднимать мучившие вопросы он робел. Друзья же, если и касались подобных тем, то все как-то вскользь да мимоходом. Старшие, что поумнее, ехали в города на учебу. В селе бывали только по праздникам, да на летних каникулах и вели себя с подчеркнутым превосходством, как уже вкусившие жизни в большом свете. Почти все они собирались по окончании учебы устраиваться в городах. Среди них Витя тоже не нашел себе ни одного закадычного друга.

С мудрой матушкой, которая в свои 35 была еще очень красивой женщиной, у них никогда не было того особого внутреннего взаимопонимания, которое порой связывает мать и дитя. Боясь слишком проявлять свою любовь к сыну, она предпочитала воспитывать его в строгости, без баловства. Отец же бывал только изредка, и даже будучи дома, тут же хватался за накопившуюся в его отсутствие тяжелую работу, а вечерами пропадал в компании своих ровесников.

Как это ни парадоксально, в наш информационный век Витя немало страдал именно от недостатка той информации, которая помогла бы ему хоть как-то разобраться в окружающем мире, в себе, в бередящих душу неосознанных устремлениях и желаниях, хотя внешне это практически почти никак не отражалось на его поведении.

***

Тем временем жизнь в селе текла соответственно своим мудрым, веками выверенным законам. После смерти бабки-соседки оказалось, что в доме ее будет жить тот чернявый дальний родственник, которого Витя заприметил еще на поминках.

Поначалу они практически почти не общались.

Витек не мог подобно другим пацанам проводить все свободное время в компании друзей. Домашней работы всегда полно. Надо помогать матери, которая иногда допоздна вынужденно задерживалась в бухгалтерии. Кроме того, Мария Васильевна со своим дипломом торгово-экономического института считалась человеком образованным и не могла допустить, чтобы сын ее слыл в селе олухом. Посему она прилежно проверяла выполнение его домашних заданий и, будучи главой родительского комитета, пунктуально посещала все школьные собрания. В общем – держала руку на пульсе, строго пресекая все попытки сына отлынивать от своих обязанностей.

Отличником Витя не был. Точные предметы давались ему более-менее легко. К гуманитарным он относился почти также поверхностно, как и все его сверстники. Так что на общем фоне «хорошо» он имел всего несколько твердых «отлично»: по физике, краеведению, труду и физ-ре. «Удавы» появлялись в его дневнике довольно редко, да и те в основном по языку. По той же причине и поведение свое он изо всех сил старался удерживать в пределах школьной дисциплины, давая волю пацанячьей шкодливости только за ее пределами.

У всех нас в отрочестве и юности есть свои увлечения. Было оно и у Вити и выражалось в одном слове – техника. С самых малых лет в то время, когда другие детишки только то и делали, что ломали игрушки в естественном для этого возраста желании узнать, как они так хитро устроены, малыш Витя наоборот старался все починить или усовершенствовать. Конечно же, это не всегда удавалось, некоторые игрушки ломались и ремонту уже не подлежали. Но такое случалось довольно редко и расстраивало маленького мастера до глубины души. Со временем его любимым занятием стали самые разнообразные конструкторы, «Лего» и подобные. Но самой главной страстью стали макеты различных моделей техники – машин, самолетов, кораблей, даже картонные копии различных зданий. И еще - коллекция маленьких копий различных моделей автомобилей, которой он немало гордился, и трогать руками позволял далеко не каждому. Эти модели он досконально изучал, иногда очень аккуратно разбирал и потом собирал обратно. Отец, зная его пристрастие, старался из каждой поездки привести хотя бы несколько конструкторов или моделей и тогда Витя становился самым счастливым, признательным и послушным ребенком в мире. Длинными вечерами холодной поры года, когда на улице было слякотно и неуютно, и сидеть с ребятами где-то на чердаке у теплой печной трубы, втихую покуривая и травя анекдоты, надоедало, он часами мог просиживать за своими модельками и конструкторами что-то бесконечно собирая, переделывая или совершенствуя к вящей радости матушки.

Как уже упоминалось выше, не по своей воле вынужден был парень довольно часто вертеться дома по хозяйству, которое хоть, и не являлось особо большим (корова, коза, хрюшка, с 2 десятка кур с гусями+ собака и 2 кошки), но требовало постоянного ухода.

Окна его комнаты выходили на соседний двор.

Так вот и получилось, что с новым соседом он виделся намного чаще других. Нередко Витя мог наблюдать его, когда делал уроки. Плюсом тут было еще и то, что сквозь белоснежную кисею тюли он оставался незаметным со двора.

Поначалу на виду оба уделяли демонстративно мало внимания друг другу. Соседа звали чудным и редким в их краях именем Геннадий. Насколько мог судить Витя, он нигде не работал, хотя и был при деньгах. К этому выводу паренек пришел, наблюдая пару раз, как выгружает тот многочисленные пакеты из своего «Вольво» после поездки в магазины.

Не новая, но в отличном состоянии эта темно-вишневая тачка понравилась пареньку сразу.

По его наблюдениям, сосед жил бобылем и мало общался с деревенскими. У него, как и у Витиной семьи, близких родственников тут не было.

За огородом у дома он ухаживал кое-как, явно не имея к этому ни особого желания, ни навыков. Сколько мог видеть парень, мужик в основном занимался ремонтом дома и захудалой баньки.

Собака у бабы Нади тоже была совсем дряхлой и пережила хозяйку всего на три недели. Кот и раньше пропадавший целыми днями, после ее смерти запропастился и вовсе. Домашнего скота она из-за немощи не держала уже много лет.

Наблюдая соседа из своей комнаты прежде, Витя быстро отметил про себя то что, невзирая на свое городское происхождение, тот отличался недюжинной силой, сноровкой и врожденной смекалкой. Любая работа, за которую брался Геннадий, так и горела в его больших руках. От многих крестьян, которых знал Витя, он к тому же выгодно отличался чистоплотностью, любовью к порядку и дисциплине.

Сам того не замечая, парень все больше и больше уделял ему внимания, влекомый тем, чего раньше не мог наблюдать в своей короткой и почти безвыездной жизни. Сосед был носителем городской культуры и, создавая комфортную для себя среду обитания, вносил в нее неведомую парню городскую эстетику. Уже через пару недель его проживания в деревне двор, сад и огород были приведены в порядок и сияли чистотой. Кирпичный дом подштукатурен и побелен. Прохудившаяся шиферная крыша временно, но отремонтирована. О том, что порядок наведен и в доме, и в подсобных постройках, Витя мог судить, наблюдая все растущую гору хлама посреди соседского двора, выносимую из них целых 3 дня, и затем перевезенную в прицепе на общую мусорную кучу за селом. И все это мужик делал сам, не прибегая к помощи ни соседей, ни своих знакомых.

Витя ни разу не видел у него гостей. Ни разу не слышал его голоса. Наблюдая издалека, он изредка мог видеть соседа обнаженным до пояса и отметил, что тот обладает рельефной, накачанной фигурой с высокой грудью, укрытой густыми зарослями и мощными бицепсами. Спеша поутру в школу, он порой видел Геннадия, бегущего в трико по стадиону или качающегося гантелями во дворе и с удовольствием рассматривал его тело, мечтая в будущем накачать себе такое же.

***

По происшествии 40 дней со дня смерти бабы Нади, новый сосед впервые обратился к Вите за помощью.

В одну из пятниц конца апреля, с самого утра из города, с пожитками и мебелью Геннадия прибыли две большие фуры. 3 мужика, приехавших в них, сначала помогли хозяину разгрузить содержимое во двор. Затем после перекура, освободили дом от рухляди и ящиков с бабкиными вещами, от которых отказались родственники. Все это они тут же загрузили в одну из машин. После обеда и еще одного длительного перекура, помогли занести в дом самые большие и тяжелые вещи и только тогда уехали. Длилась вся эта работа почти до 3 часов пополудни и Витя мог наблюдать ее после школы лишь фрагментами, сначала делая уроки на понедельник, потом помогая матери по хозяйству.

Примерно через час после отбытия фур мать попросила Витю сбегать в магазин за продуктами. Когда он вернулся, раскрасневшаяся и слегка возбужденная мать сообщила, что заходил дядя Гена, и просил Витю, если он свободен, пособить ему с расстановкой мебели.

- «Я и сама готова была ему помочь, да он от моих слов сконфузился весь и сказал, что не женская это работа. Что сначала, мол, требуется расстановку грамотно сделать, да вещи все разложить. А вот потом, когда надо будет чистоту да марафет наводить, ну там полы, окна… он может и попросит у нее помощи... Пойдешь? » - спросила напоследок.

Витя от ее слов аж вспотел весь. Ведь так давно хотелось ему рассмотреть соседа получше, познакомиться с ним, узнать, что за человек, чем дышит?!! Засыпать тысячами вопросов, которых ни ровесникам, ни родителям, да никому! на селе он задать бы не смог. Так хотелось ему услышать наконец его голос, заглянуть в темные глаза, ощутить его силу. И, самое главное – рассмотреть, пощупать, посидеть в салоне того чуда техники, какой казалась ему тогда машина Геннадия. В самых розовых мечтах его было упросить дядьку разрешить ему залезть под ее капот и кузов, ознакомиться с ее управлением и может быть…. если совсем уж свершится чудо, тогда… сосед позволит ему ею порулить!!! Хотя бы чуточку, хотя бы вдоль их улицы!!! При этих мыслях он даже жмуриться начинал от счастья, и юное сердечко начинало стучать часто-часто... Да ради этого всего он вообще готов был на любую работу в доме «дядьки» все дни напролет! А тут… растерялся... и никак не мог решиться. Никак не мог поверить, что вот он - такой долгожданный случай - и сам плывет в руки! Да еще и не просто повод познакомиться, а сразу же попасть в святая-святых этого загадочного человека!

Витя нутром чувствовал, что нельзя вот так сразу соглашаться, выказывать свой восторг и готовность идти. Было в этом что-то граничащее с… запретным, сугубо личным. Потому как-то сразу сжавшись пружинкой, он лишь после повторного вопроса матери, понурив голову и тщательно пряча горящий взгляд, медленно и тихо пробурчал:

- «Да чего-о-о уж тааама. Подсоблю… коль сам просит».

Из дому он вышел нарочито хладнокровно, едва сдерживая себя, и рванул со всех ног, только тогда, когда миновал калитку, не видя улыбающейся матери, выглядывавшей из окна.

Она прекрасно понимала состояние сынишки, уже хотя бы потому, что и самое ее, и всю соседскую ребятню вместе со взрослыми, остро интересовала личность этого нового, симпатичного и молодого горожанина, невесть почему и зачем оказавшегося в жизни их глухой деревеньки. Она и сама не раз украдкой прикипала взглядом к его ладной фигуре и любовалась тем, как он работает, поглядывая из окна. В интересе этом не было ничего предосудительного. Мужа своего она любила по настоящему глубоко и никогда даже не помышляла об измене. Просто с момента появления Геннадия в селе, он стал настоящей сенсацией и самой острой темой пересудов в женском коллективе бухгалтерии.

Поначалу соседи относились к нему более-менее спокойно, надеясь, что со временем он неминуемо перезнакомится с односельчанами, начнёт ходить в гости по праздникам, найдет друзей и таким образом обстоятельства его прежней жизни станут достоянием общественности. Молодухи (из тех немногих, что постарше, да разведённые) стреляли в него глазками, питая тайную надежду устроить свою незадавшуюся личную жизнь. Мужики надеялись найти в его лице интересного собутыльника и собеседника. Ребятня мечтала о том, чтобы поучиться у него наращиванию мышц и, как предел мечтаний, – покататься на роскошной, как для их села машине с тонированными стёклами и кондиционером в салоне. Да и молодёжь была не прочь завести с Геннадием знакомство по тем же причинам, что и мужики с ребятнёй, но ещё и на предмет помериться силой, поиграть в волейбол или футбол, вместе порыбачить или сходить на охоту.

Да не тут-то было. Новый односельчанин оказался человеком хотя и не угрюмым, но крайне малообщительным. За месяц пребывания в деревне он перекинулся с соседями едва парой-тройкой фраз и не проявлял особого желания знакомиться с кем бы то ни было. Жил уединённо и двор свой покидал редко, да и то зачастую на машине. Нелюдимым он не был. Всегда вежливо здоровался со старшими и еженедельно вместе со всеми посещал церковь. Иногда его видели бегающим или прогуливающимся по окрестностям. По наблюдениям сельчан, Геннадий вел здоровый способ жизни, был вполне самодостаточен, не пил и не курил. Лентяем он тоже не был - постоянно находил полезную работу у себя дома и вокруг него. И, тем не менее, во всех отношениях этот положительный, симпатичный и здоровый 30-ти летний молодец все попытки самых настойчивых завязать знакомство поближе мягко, улыбчиво, но решительно отклонял.

***

Расстояние до соседского дома Витя проскочил в один миг, не чуя земли под ногами. Пролететь-то пролетел, а вот на крыльце столбом застыл и топтался на месте минут пять показавшихся ему вечностью, охваченный робостью и всё никак не отваживался войти. Разрешилась эта ситуация самым неожиданным образом. Когда рука его уже потянулась к двери, та неожиданно распахнулась, и из дому резко вышел хозяин дома с задумчиво опущенной головой. Отступить Витек не успел, лишь выставил перед собой ладони, которые в тот же миг уткнулись в горячую, влажную и волосатую грудь. За ними и весь он на миг будто приклеился к соседу, вдохнув полной грудью плотный запах мужского пота и ощутив твердость его торса. И от запаха, и от ощущения мощи этого тела голова его мгновенно закружилась, но уже в следующую секунду руки Геннадия, приподняв его над землей, резко отстранили от себя, а глаза грозно уставились на Витю. Еще через миг он узнал соседского пацана и заулыбался, обнажая ряд больших белоснежных зубов.

- «А, это ты! О-о, здравствуй, шкет. Пришел-таки... Ну что, для начала давай знакомиться. Меня зовут Геннадий Владимирович. Для тебя дядя Гена. Но можно и просто – Гена - не такой уж я и старый, чтоб меня дядькой величать» - весело произнес он и протянул пареньку свою большущую ладонь.

А Вите было совсем плохо... Все тело его охватила непонятная слабость. Голова кружилась от целой бури тактильно-обонятельно-зрительных ощущений. Ноги тряслись, а лицо от шеи стремительно заливал густой румянец... Он стоял с открытым ртом и вытаращенными глазами, подняв голову, вперившись в нависающую над ним лохматую гору мышц и чувствовал себя рядом с ней таким маленьким-маленьким!!!

- «Э-эй, малой, ты чё?! Сильно больно об меня стукнулся? Или может я страшный такой? Не боись. Не обижу. Не заметил я тебя, прости уж. Но ты тоже хорош – стал прямо перед дверью!.. Так как звать-то тебя? » - заговорил снова дядька, склоняясь к Вите и слегка трепля его русые вихры.

Кое-как справившись с собой парень, наконец, несмело протянул руку, едва обхватив ею ладонь соседа и пожал, еще больше млея от ощущения силы и жара, исходивших от нее.

- «Виктор я... э-э-э... Вот... пришел подсобить вам, как... просили» – едва выдавил он из себя охрипшим голосом.

- «Ну что ж, будем знакомы Витек. Раз пришел, давай – приступай. Да ты это, не думай, что ятя на халяву припрягу. Рассчитаемся. Я вот как раз за очередной коробкой вышел. Но раз уж ты пришел, давай мы вначале телик затащим, а то одному не сподручно – большой слишком. Поставим сразу на место. Настраивать потом уже буду, как со всем остальным управимся» – сказал дядька, совершенно не замечая состояния паренька, и двинул во двор.

Витя поплелся за ним, поглядывая на перекатывавшуюся мышцами широкую смуглую спину, слегка уже прихваченную весенним солнышком. Растительности на ней почти не было, только от поясницы к штанам вдоль позвоночника, стремительно расширяющимся клином, чернела негустая поросль.

Следуя за соседом, он все никак не мог придти в себя от изумления - какой же разительной оказалась разница впечатлений от вида дядьки издалека и вблизи. С расстояния было заметно, что он здоровяк, но не более того. Вблизи же, совсем рядом видеть эти громадные ручищи, бицепсы, литые грудные мышцы, кубики пресса, прячущиеся в густой шерсти, мощные ноги, необъятную спину, ощущать кожей твердость и жар этого тела, чувствовать его крепкий мускусный запах – это было столь необычно, будило в душе и трепет, и восторг, и страх, и… возбуждение, в котором Витек еще долго-долго не решался признаться даже самому себе.

Коробку с телевизором решили нести боком. Она и вправду оказалась очень большой и, хотя весила немного, одному ее тащить было бы неудобно.

После телевизора, где вместе, где поодиночке продолжили затаскивать в дом различные коробки да ящики. Было их немало, и уже через час Витек стал весь мокрый от пота. Жара стояла не апрельская. Поколебавшись еще с добрых пол часа, он все же решился и снял рубаху. Глянул на соседа и снова сконфузился: таким мелким, бледным и худосочным казался он себе рядом с ним.

Разговаривали мало, в основном по делу. А Витя и дальше продолжал делать открытия и удивляться. Голос у дяди Гены оказался на удивление юным и звонким. Услышав его за спиной, можно было подумать, что говорит совсем молодой парень лет 18-20, а не матерый здоровяк. Хозяин дома хотя и мало говорил, но все как-то по-доброму, мягко, душевно. Без командных ноток или надменности. Много улыбался и подначивал, изредка остроумно шутил. С ним паренек чувствовал себя спокойно и уютно, будто знал уже не первый год. Хотя, отмечал Витя, уже тогда да и позже он хорошо понимал, что эта доброта обманчива и не столь уж безобидна. Доброта зверя, хищника, который вдруг решил допустить к себе пацаненка и соответственно немного расслабился при нём.

Работа продолжалась. После того, как были перенесены все коробки с ящиками и напоследок два тяжеленных скрученных в рулон ковра, Витя с хозяином переместились в дом, где принялись их распаковывать и раскладывать содержимое по местам. Мебель, кроме кухонной, вся была уже расставлена. Дядя Гена принялся раскладывать и развешивать в шифоньер одежду и постельное белье. Вите же он поручил заняться книжным шкафом.

Коробок с книгами оказалось много, и паренек про себя удивился их количеству. «Сколько макулатуры! И на фига она ему? » - думал он, распаковывая коробки и расставляя книги согласно указаниям «дядьки». Среди книг было много исторических романов, классики, фантастики, книг по экономике и автоделу. Некоторые из авторов были Вите более-менее известны по школьной программе (Дюма, Диккенс, Бальзак, Мопассан, Марк Твен, Драйзер и пр.). Большинство же он просто не знал. Было также много и глянцевых журналов по спорту, каталогов с одеждой и всякой фигней, типа посуды, мебели и пр. Книжный шкаф был большущий, со множеством застекленных широких полок, на которые книги устанавливались в два ряда и Витьке пришлось изрядно попотеть, прыгая на стул всякий раз, когда требовалось расставлять их на верхних полках. Занятый своей работой, он лишь изредка посматривал на хозяина дома.

Оба уже изрядно притомились, когда раздался деликатный стук в дверь. Пришла мать Вити и немного тушуясь пригласила мужиков отужинать. Геннадий, немного поколебавшись для виду, согласился. Оба вышли к колодцу и, поливая друг друга из ведра, смыли пот и пыль, покряхтывая от ледяной колодезной воды.

Ужин начался тоже все больше в молчании. За столом царила легкая натянутость. Ни Мария Васильевна, ни Геннадий толком-то и не знали как себя вести. Кроме того, сосед чувствовал неловкость и явно сожалел о том, что не заскочил домой за майкой и теперь сидел с голым торсом, видя, что явно смущает этим гостеприимную хозяйку. Зыркал на него и Витек, хотя в мыслях он сейчас витал далеко от дома, стола и еды. Руки и рот исправно помогали насытить голодный желудок, а голова была забита мечтами и планами. Он уже знал, что попросит у дядьки, когда тот вспомнит о расчете за помощь. Сбывалась маленькая, но горячая мечта – наконец он сможет вволю исследовать тачку соседа и внутри и внешне, и может даже, дядька позволит ему ну хотя бы чуточку поездить на ней по улице!!! В предвкушении этого он был крайне рассеян и совсем не следил за первыми, робкими попытками старших завести разговор и наладить дружеские отношения. Не замечал, как возбуждена мать, ее учащенного дыхания и порозовевших щек. Не видел того, как старается быть сдержанным и серьёзным дядя Гена, и то и дело разговор неловко зависает на недосказанном вопросе или невысказанной мысли. Не замечал, как лед отчуждения понемногу тает и старшие все более дружелюбно и открыто обмениваются взглядами, а разговор, вертясь на бытовых темах, самых нейтральных и уместных в данных обстоятельствах, становится все более непринужденным и добродушным. Оторвался он от своих дум только тогда, когда мать, не сдержав себя, прыснула в кулак от особо удачной остроты Геннадия, и оба они тут же весело и громко рассмеялись. Подхватив их смех, заржал заодно своим еще не совсем окрепшим баритоном и Витек.

Ужин закончился в саду непродолжительным отдыхом под зацветающими вишнями. Мать с дядькой, еще не совсем привыкнув друг к другу, старались не особо откровенничать и продолжали неспешно переговариваться о том, о сем. Слушать их болтовню было неинтересно. Витя только отметил, что мать изо всех сил старается сдержать себя от нескромных вопросов к соседу об его личной жизни. Сосед это наверное тоже замечал, но не спешил раскрывать перед малознакомым человеком душу. Получалось, что Марии Васильевне рассказать в понедельник коллегам по работе о загадочном соседе, по сути, будет почти нечего. Она была твердо уверена, что и помощь Витьки и посещение Геннадием их дома уже вовсю обсуждается любопытными кумушками. Ну да что ж тут поделаешь? Придется запастись терпением. Зато теперь она знала наверняка - Геннадий - еще тот кадр.

Когда пища немного усвоилась, а мужчины отдохнули, сосед опять же довольно робко и негромко спросил:

- «Ну что, Витек – поможешь сегодня еще немного, или будем завязывать с этим делом? Там всего-то ничего и осталось… Наведем более-менее порядок, а остальное оставим уже на потом. Лады? »

- «Да чего уж там… дядь Ген. Помогу, естес-но. Скоко там той работы? Да и не устал я совсем. Так малек разве. Но ведь и таскать тяжелого-то больше нечего. Правда? Давайте – добьем уж на седня, чтоб вам в чистоте хоть какой отдыхать ночью» - специально понижая голос и подчеркнуто рассудительно ответил парнишка. И лукаво заглядывая в глаза матери, добавил – «Мамка, ты ж не против, правда? Я уж ненадолго отлучусь».

Мать, сразу вспыхнула вся возмущением, мягко, но строго отчитала сына, за то, что он такое мог подумать и успокоила соседа, что все нормально и пусть Витя, мол, помогает, коль не уставший, сколько надо. На том и разошлись. Геннадий на прощание искренне поблагодарил за сытный ужин, и они вновь отправились в его преобразившийся за день дом.

Конечно же, Витьке, как и все пацанам деревни, в этот вечерний час хотелось бросить домашние заботы и рвануть на волю – погонять мяч, или просто подурачиться на траве. Посидеть с ребятами где-нибудь в укромном местечке с парой-тройкой сигарет, пускаемых по кругу, которые потом по дороге домой надо заедать ивовым листом или веточкой, чтобы отбить запах, но тут он решил пожертвовать свободой. «Набегаюсь еще» - думал он, шагая за соседом и вновь невольно любуясь его мощной фигурой.

Работы и в самом деле по-крупному оставалось не так уж и много, так - все больше мелочевка. То поставить туда, то сюда, собрать опустевшую тару и сложить ее на почти пустом чердаке. Расставить в серванте посуду и пр. Вообще-то работы в доме еще хватало. Предстояло найти многим вещам их удачное место и, главное – впихнуть в деревенскую кухню новенькую, стандартную бело-красную кухонную стенку, рассчитанную под габариты городских квартир. Тут уже надо повозиться с пилой и дрелью, с подвесками для антресолей и еще много всякого-разного. И ковры развесить, где уж там решит хозяин. И в подполе навести порядок. Дай бог за пару дней управиться. Одному это дело было не под силу, и Витек сразу радостно смекнул, что помощь его соседу пригодится еще не один день. Самая заветная мечта виделась парнишке все более реальной, и это не могло не придать ему энтузиазма в тот вечер. Оба, конечно же, прекрасно понимали, что за кухню нынче никто уже браться не будет, да и за остальное тоже вряд ли. Посему работа двигалась споро, общались в основном по делу, и уже через 2 часа в доме был наведен временный, относительный, но порядок. Под конец паренек сам метнулся за веником и быстро навел чистоту в светлице.

- «Ну ты как, - не больно умаялся, с утреца еще помочь сможешь?.. или у тя на завтра свои планы? – скрывая неуверенность в голосе, глухо спросит дядя Гена и выдержав паузу, добавил, будто выдавил – Смотри - если занят, я пойму без базара, сам тут порасгребаю че смогу… так как»?

Витек тоже тянул, потупив взгляд, он тихо млел и молчал, набивая себе цену.

- «Ну так это… – по хозяйству, конечно, и дома работы хватает… да и с ребятами собирались… на футбол… ну … погонять… Ну да чего уж там… и вам пособить бы… это… не помешает. Тоже… Я, короче… с мамкой перетру все… Думаю, отпустит, коль такая оказия… Лады… Поутру подскочу».

Геннадий явно сразу оживившись, заулыбался широко и в тон Вите промолвил:

- «Ну, что-о-о же, раз перетрешь, буду ждать… Попробуем с кухней разобраться… Да и баньку вечерком затопить можно… И сегодня не помешало бы,.. но сам вишь – не до того было. А завтра… после обеда начну топить, как раз к вечеру и дозреет. Мы и мамку твою позовем – первой пусть попарится.… Да и суббота ведь – сам бог велел..… Ну… я тогда уж завтра с тобой и рассчитаюсь..… Не против? »

При упоминании баньки Витек мгновенно представил себе голого дядьку, и аж заалел весь от смущения… и отказался бы, стыдоба ведь, стеснялся ж дико, но и это… интересно было просто до жути! Он-то, почитай взрослого нагим и не видел ни разу толком, а тут сосед-богатырь, да еще рядом совсем!!! Но ведь и он сам не малец уже желторотый, вроде. И отказаться ж неудобняк… Эт точно он подметил, дядька – попариться и сегодня не мешало бы… Зациклился на этом Витек и рдел весь, аки маков цвет, аж задыхаться начал. Хорошо, хоть дядя Гена не особо-то и присматривался к пацану, задумавшись о завтрашних хлопотах. А то бы и вообще со стыда сквозь землю провалился.

О расчете он, конечно же тоже услыхал, но думать об этом пока никак не получалось.

- «Про баньку, эт вы верно вспомнили, дядь Ген… Дело полезное. Думаю и мамка не прочь попариться. Мы-то, когда бати нет не часто свою кочегарим… Тяжело мне одному это дело… Скажу ей нынче, чтоб имела ввиду». - проговорил он глухо, едва справившись с одышкой.

- « Ну что? Пойду-ка я помаленьку домой, наверное? Доброй ночи… до завтра».

С этими словами паренек шагнул к хозяину дома и пожав протянутую громадную лапу, направился к двери. Геннадий провел его до крыльца, на прощание похлопал слегка по плечу и сказал напоследок:

- «Ты на шкета не обижайся, ладно, – эт я так, по-приколу…. Спасибо, ты и впрямь помог мне сегодня конкретно. Не хуже взрослого любого. Устал, поди?.. Что ж, давай. До завтра…. Спозаранку буду ждать. Ты ток позавтракай сытно. Работенка предстоит не хилая. И тебе спокойной ночи».

Домой парень возвращался вразвалочку и не спеша. Было не так уж и поздно, около 10 вечера и при других обстоятельствах он обязательно рванул бы куда-нить с пацанами. Но сейчас, переполненный под самую завязку новыми впечатлениями, чувствуя как исподволь растекается по членам накопившаяся за день усталость, он об этом и не помышлял… Хотелось одного - просто придти домой и завалиться в постель. Столько за этот необычный день в голове вертелось всякого! Он устал, но был исполнен странной тихой радостью, происходившей из того, что отныне жизнь его приобрела новый смысл, открыла новые горизонты, стала намного интереснее и желаннее прежней. Теперь у него, наконец, кажется появился-таки старший друг, который поможет Вите разобраться в этой загадочной взрослой жизни и разрешить многие мучившие его вопросы.

Придя домой, он рассказал матери о проделанной работе, сообщил о завтрашней и не забыл упомянуть о приглашении соседа отведать ей баньку перед ними. Мать конечно тут же радостно согласилась и отпустить его, на сколько там надо, и воспользоваться приглашением. Видя его усталость, она не решилась мучить сына расспросами.

Наскоро перекусив хлеба с молоком, Витек немного посмотрел телевизор. Там как всегда было что-то приторно-нудное. Усталость давала о себе знать. Чувствуя, что веки начинают слипаться, он отправился к себе, разделся и с невероятным удовольствием растянулся на хрустящих простынях. Уснул парень в один миг со счастливой улыбкой, весь объятый самыми радужными видениями.