Мои женщины. Сентябрь 1960. Первая учительница. Из сборника Учительница заставила лизать

МОИ ЖЕНЩИНЫ. Сентябрь 1960. Первая учительница.

Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.

(Иллюстрации: сайт "Все девушки "Плейбой" с 1953 по 2010 годы").

1 сентября 1960 года я впервые в своей жизни пошёл в школу.

Этот холодный и солнечный день запомнился мне тем, что прошёл сумбурно, красочно и шумно.

Все вокруг почему-то очень шумели, суетились, веселились, кричали, толкались.

Гремела музыка, взрослые незнакомые люди о чём-то громко говорили, всё время обращались к нам, первоклассникам.

Какой-то длинный и худой парень схватил мою напарницу Иру и попытался одним махом поднять её к себе на плечо.

Ирина цепко держала меня за руку, а я также цепко держал её, так как нам было воспитательницей детского сада сказано, чтобы мы никуда друг от друга не отходили и держались вместе.

Мы с Ирой боролись с этим долговязым парнем, пока мне кто-то в ухо не приказал отпустить руку Ирины, так как ей выпала честь звонить большим колокольчиком «первый школьный звонок».

Ирина сидела на плече у долговязого парня «ни жива, ни мертва» и еле-еле удерживала одной рукой тяжёлый школьный колокол.

Он тихо звякал в её руке и все вокруг гоготали так, что у меня тоже зазвенело в ушах от стыда и испуга.

Наконец «долговязый» сообразил взять руку Ирины, и они вместе стали трезвонить на всю пришкольную площадь.

Все зашумели, оркестр заиграл бравурный марш и директор школы, высокая худая женщина в очках, пригласила всех в школу.

Ученики разных возрастов, их родители и какие-то другие люди из близлежащих домов обступили тротуары и газоны вокруг дорожки ведущей в школу.

На широком каменном крыльце перед дверью школы возвышались два постамента, на которых стояли два огромных каменных шара.

На шарах и вокруг них сидели и стояли мальчишки, и я ещё подумал, что эти шары могут под их тяжестью покатиться и придавить их и нас.

Шум вокруг стал непереносимым.

Мы в нашей детсадовской группе все были очень испуганы этими событиями. Многие из нас искали глазами своих родителей в окружающей толпе, некоторые уже готовы были заплакать.

Я тоже чувствовал себя одиноко в этом невообразимом шуме и этой толчее.

Однако я уже научился себя сдерживать и пока справлялся с комом в горле и щипанием в глазах.

В этот момент чья-то лёгкая и удивительно тёплая женская рука легла мне на лысую голову и мой ершистый чубчик.

Я подумал, что это моя Фея красоты и страсти, вскинул резко голову и увидел красивое улыбающееся и, главное, удивительно спокойное женское лицо.

Это была наша первая учительница.

Она легко, едва прикасаясь, держала свою руку у меня на голове и говорила нам всем какие-то ласковые тихие, но удивительно успокаивающие слова.

Мы немедленно, как цыплята, потянулись все к ней и, повинуясь её мягким командам, спотыкаясь и озираясь по сторонам, пошли внутрь школы.

В последний раз я увидел заплаканное лицо моей мамы и чуточку печальное – отца, успел заметить ободряющую улыбку брата и за нами, как бы отсекая весь этот шумный мир, закрылась большая высокая дверь класса…

Класс встретил нас холодной тишиной и плотными резкими незнакомыми запахами.

Пахло краской, побелкой, мелом, тряпками, цветами, клеем, пылью, бумагой и ещё чем-то незнакомым и неуютным.

Мы столпились перед партами и не решались без команды занимать места.

Учительница мягко и ласково почти каждого подвела к партам и усаживала на жесткие скамейки.

Когда дошла и до меня очередь, я сам подошёл к указанной мне парте, откинул крышку, сунул портфель в нишу под крышкой парты и сел на холодную скамейку.

Парты нам не понравились.

Никому.

Было очень неуютно и холодно.

Особенно ёрзали девчонки в своих коротких школьных платьицах.

Наша удивительно красивая учительница стала с нами знакомиться и сказала нам, что она научит нас «читать и писать, считать и говорить на хорошем правильном литературном русском языке».

Её никто не перебивал, но слушали не слушая.

Все принюхивались, приглядывались друг к другу и прислушивались только к своим ощущениям.

Кроме нашей группы из детского сада, в классе были и другие ребята, видимо из другого детского садика.

Предстояло с ними разобраться и познакомиться, поэтому все немного вели себя сдержанно и скованно.

Учительница показала нам, как правильно сидеть за партой, как складывать руки перед собой, как поднимать руку, если хочешь задать вопрос, как вставать при входе в класс учителя, директора или гостей, как хором с ними здороваться, как выходить к доске, как доставать учебники, не хлопая крышкой парты.

При этом она говорила мягким неспешным низким «грудным» тёплым голосом и мы постепенно освоились.

Сидеть за партой так, как нам показала учительница, оказалось тяжело.

Держать ровно спину было очень больно. Прямая спинка парты врезалась в спину, а жесткое сиденье быстро вызывало жжение в попе.

Очень хотелось встать и поправить сбившиеся трусики, но я боялся без разрешения даже пошевелиться.

Всё пришло в движение, когда Ира, моя подружка по детскому садику, вдруг встала, взяла свой портфель, поправила огромный бант на косичке и молча пошла к двери класса.

Учительница едва сумела её поймать уже перед самой дверью.

На вопрос учительницы, куда это она собралась, Ирина ответила, что «она устала и хочет домой».

Все вокруг вдруг тоже зашумели, заплакали и завопили, что они тоже хотят домой, к маме.

Я не вопил.

Я просто стал собираться домой.

В школе мне тоже ужасно не понравилось.

Учительница растерялась.

Она растерянно смотрела на орущее, бушующее и плачущее скопище детей и готова была само вот-вот разрыдаться.

Она металась от одного к другому, успокаивала, гладила по головкам, усаживала обратно на свои места, отбирала портфели и сумки, вытирала носы и слезы, удерживала наиболее рьяных, а потом, вдруг, как-то обмякла, села на своё место за своим учительским столом, потом позвала нас всех к себе и мы всем скопом ринулись к ней, стремясь прорваться к её теплым ласковым рукам и приятно пахнущему телу.

Каждому хотелось хотя бы только дотронуться до неё, почувствовать её, передать ей свою тревогу, страх и беспокойство.

Я тоже подошел молча к её столу, но пробраться к ней я не смог. Поэтому только смотрел на неё вблизи и вдыхал её запах.

Учительница очень приятно пахла.

От неё исходил запах каких-то немыслимо чудных духов.

Это был не запах цветов или одеколона, так не пахли духи моей мамы, так не пахла губная помада, которой иногда пользовалась моя мама, так не пахли другие женщины, с которыми мне приходилось встречаться.

Так не пахли даже наши воспитательницы в детском саду.

Учительница пахла так, как могла пахнуть только моя Фея красоты и страсти…

Девчонки ластились к ней и старались подставить под её гибкие красивые руки с маленькими пальчиками свои головки, спины, плечи, руки.

Теперь уже никто не плакал. Все наперебой отвечали на вопросы учительницы.

Она спрашивала нас обо всём: о детском садике, о том, что мы там изучали, во что играли, что учили, какие стихи и песни разучивали, что мы умеем и не умеем, кто наши родители, есть ли у нас братья и сестры, хотим или не хотим мы учиться.

Все старались ей угодить и перебивая друг друга, взахлёб рассказывали о пережитом и своих умениях.

- А ты чего молчишь? - спросила она, обращаясь ко мне. – Ты умеешь что ни будь делать? Как тебя зовут?

Я промолчал, а мои друзья по группе заорали, что «Сашка всё знает и всё умеет делать, что он уже всё выучил и что ему не место в нашем классе».

Те, кто был не из нашей детсадовской группы, с отчуждением стали смотреть на меня, коситься и потихоньку отодвигаться.

Я тоже насторожился, напрягся и приготовился дать отпор, как учил меня мой брат.

Однако учительница вдруг разорвала окружающий её тесный круг из девчонок и приглашающее протянула ко мне руку.

Я нехотя придвинулся к ней и вдруг, она сильным движением привлекла меня к себе, прижала к боку, и я плечом остро почувствовал упругость её груди.

В этот миг всё вокруг перестало существовать…

Я ничего не слышал, не видел и не чувствовал кроме того, что моё плечо упирается во что-то упругое, трепетное, волнующееся, дышащее.

Я ещё острее почувствовал запах учительницы, к которому примешивался запах её волос, помады на губах и запах её пота из-под мышек.

Всё это было настолько чудесным, волнующим и насыщенным, что я немного ошалел и затих, боясь спугнуть её неловким движением.

Однако моё счастье длилось недолго…

В то же мгновение девчонки и другие ребята ревниво двинулись на меня всей массой, и я вмиг оказался вне круга, окружающего нашу учительницу.

Мне стало одновременно очень хорошо, спокойно и грустно.

Я ещё раз втянул носом густой запах вокруг учительницы и пошел на своё место.

Я сел за парту, потому что у меня подкашивались ноги, и несмотря на прохладную атмосферу в классе, мне стало жарко.

Мне хотелось уединиться и по привычке молча разобраться во всем, что бурлило внутри меня самого.

Учительница увидела, что я сел на своё место и приказала всем занять свои места.

Вскоре все чинно сидели за партами и с нетерпением и трепетом искали случая поднять руку вверх и ответить на вопрос нашей красивой и доброй учительницы.

Мы сразу влюбились в неё. Все. Без остатка.

Наша вдруг вспыхнувшая любовь могла бы длиться вечно, но её прервал резкий школьный звонок.

Все вздрогнули, застыли, и через минуту началась наша первая школьная перемена.

О, школьная перемена, - это что-то особенное…

Это взрыв, ураган, тайфун, война, игра, драка и каскад приключений одновременно.

За дверями класса на нас обрушился шквал шума, беготни, толчков, дерганий за косички, пендалей под зад, «саичек», пиханий, тормошений и пугающих угроз.

Мы были настолько этим огорошены и ошарашены, что молча сносили все эти неприятные ощущения.

Терпел и я, пока твердая рука брата не схватила очередного моего «обидчика», не развернула его к себе и не врезала ему звонкий подзатыльник.

Как я в этот момент любил и жаждал брата!

Я прижался к его жесткой ремесленной серой форме, к его знаменитому военному ремню с блестящей пряжкой со звездой, обнял его за талию и замер, отпихиваясь от его рук.

Я не хотел отцепляться от брата, а тот уже раздражённо шипел мне в ухо, что «здесь не место для щенячьих нежностей».

Правда он отбрыкивался от меня не так сильно, так что я ещё несколько минут мог держаться за него, пока не успокоилось сердце и не унялась дрожь страха в коленках.

Старшие ребята, друзья брата, понимающе смотрели на все это, а оптом, когда я оправился, повели меня и других ребят в школьный туалет, знакомиться.

Здесь писали, курили и разговаривали множество ребят.

Те, что постарше украдкой курили папиросы и выпускали струйки дыма либо в открытую форточку, либо к себе в рукава курток.

Те, что помоложе, стояли рядом и жадно вдыхали остатки табачного дыма.

Те, что ещё моложе, робко пытались пройти к писсуарам.

Старшие ребята после положенных ритуальных шуток и подначек пропускали жаждущих пописать и те, сделав своё дело, либо быстро бежали прочь, либо втискивались в кучки приближённых к общепризнанным лидерам.

А лидером в школе был знаменитый «Мамлюк» - гроза нашего «низовского» района города.

«Мамлюк» единственный среди ребят курил, не прячась и не пуская дым в форточку.

Он сидел на подоконнике, независимо качал ногой и изредка смачно сплёвывал длинной тонкой слюной через подпиленную щель в передних зубах.

Так уметь плевать мог только один «Мамлюк».

Мой брат вразвалочку подошел к «Мамлюку», рукой подозвал меня и, когда я робко подошёл, представил меня «Мамлюку».

Я впервые вблизи видел этого высокого сильного жилистого парня.

До сих пор, когда он появлялся на наших улицах, все дети прятались, а мамаши и бабушки гнали детвору по домам.

Все боялись его, называли за глаза хулиганом и «Жиганом».

«Мамлюк» молча и с любопытством смотрел на меня и лениво качал ногами, обутыми в тяжелые взрослые ботинки.

Я опустил глаза и мне, вдруг, неудержимо захотелось писать. Однако я уже мог сдерживаться, поэтому особенно не испугался, но насторожился.

Это отвлекло моё внимание, и я прослушал вопрос, заданный «Мамлюком» низким и хриплым голосом.

Под толчком брата я очнулся и взглянул на грозного «Мамлюка».

Тот опять цыкнул слюной над моей головой и снова спросил: «Это ты построил на вашем тополе гнездо? ».

- Я, - ответил я, и почему-то добавил, - Я там летаю. По ночам.

Все присутствующие ребята дружно загоготали, в том числе и мой брат. Он смущённо смотрел на своих друзей и «Мамлюка» и громко смеялся со всеми.

Надо мной…

- Ша! - хрипло и вполголоса сказал «Мамлюк». Все мгновенно замолчали.

Он ещё несколько секунд молча, внимательно и странно смотрел на меня, а потом разрешающе сказал: «Ну, лети! ».

Я выскочил из школьного туалета. Мне совсем расхотелось писать…

Я вдруг почувствовал себя свободным и раскованным.

Я ничего не боялся…

Сам «Мамлюк» не смеялся надо мной и заставил всех замолкнуть!

Он сказал мне «лети»!

Он защитил меня и, видимо, что-то понял…

Наверно то, что я хотел ему сказать, неожиданно для самого себя, признавшись в том, что летаю во сне.

Я выдохнул, потом глубоко вздохнул и полетел, помчался по коридору в свой класс, к нашей вкусно пахнущей учительнице.

Странно, но теперь я не чувствовал стеснения и неловкости среди толп учащихся, которые под звуками резкого школьного звонка спешили в свои классы.

Старшие передо мной расступались, давая дорогу, а таких же, как я сам, я легко обходил или отталкивал со своего пути.

На последних трелях звонка я стремительно влетел в класс и, пробегая мимо учительницы, ещё успел вдохнуть в себя её чудесный, но уже чуть-чуть повядший запах.

Так началась моя жизнь в школе.

Впереди было 10 лет учебы, приключений, страданий и испытаний.

Впереди было всё.

В том числе и неожиданная встреча с нашей красавицей учительницей и «Мамлюком» в осеннем лесу…

Вначале в школе для нас первоклашек было в день всего по 4 урока.

Правда ещё я оставался в школе после уроков, потому что начиналась так называемая «внеклассная работа».

Последними уроками всегда были: труд, пение, рисование или физическая культура.

Уроки всегда длились ровно 45 минут.

Учиться нам в первых трёх классах предстояло до 1 июня.

Учебный год делился на четыре четверти. Первая четверть – с 1го  сентября по 5-ое ноября (всего 56 учебных дней). Вторая – с 9-го ноября по 29-е декабря включительно (42 учебных дня). Третья – с 11-го января по 25-е марта включительно (49 учебных дней).

После каждой четверти давались свидетельства об успеваемости.

На уроках каждый раз давались домашние задания, которые мы должны были сделать сразу же после прихода из школы. Если пропускали, то наверстать было очень трудно.

Такой режим учёбы резко изменил всю нашу и мою жизнь.

Я учился с самого начала хорошо.

Быстро усваивал все, о чём рассказывала нам наша учительница.

Ещё на уроке или на переменах делал домашние задания.

Дома перевыполнял задания и учил впрок.

Мне было даже немного скучно на уроках, и я с удовольствием помогал учительнице в её работе с остальными ребятами и девчонками, которые на так быстро усваивали школьную премудрость по программе первого класса.

Хотя учёба давалась мне легко, я с нетерпением ждал выходных дней. Мне так не хватало наших уличных игр и приключений!

Наконец, 15 сентября наступило «бабье лето» и по-летнему тёплые денечки стали разукрашивать лес в разноцветные лиственные одежды.

После прогулки всем классом по лесным городским окрестностям в поисках листьев для гербария, я страстно влюбился в лес.

Раньше мы с родителями или с ребятами часто ходили в лес по грибы и ягоды. Мне всегда нравилось быть в лесу, но теперь, когда с нами была наша учительница, всё стало по-иному.

Она так рассказывала о лесе, читала такие стихи, так показывала нам растения, листочки и кривые ветки, что мы были очарованы.

В её руках простые листья превращались в букеты прекрасных цветов, а ветки в живых существ: зверей и сказочных чудищ.

Она научила нас задирать голову вверх, смотреть на кроны деревьев, кружиться на месте и забывать, где мы находимся, где и в какой стороне наша школа.

Она научила нас слушать лес.

В лесу оказалось множество разных звуков: шум ветра в кронах деревьев, скрип древесных стволов, щебетание птиц и шорох пробирающегося в траве ежа.

Она научила нас ориентироваться в лесу и находить дорогу домой.

Она стала нашим самым близким товарищем и другом.

Её полюбил весь наш первый класс.

Но её любили не только мы…

Однажды тёплый и солнечный выходной день я с уличными друзьями пошел в лес, на ту поляну, на которой мы всем классом собирали растения в школьный гербарий.

Я хотел показать моим друзьям те же чудеса, которым нас научила наша любимая учительница.

По дороге в лес, уже на опушке мы вдруг увидели людей, это были мужчина и женщина. Они тоже шли в лес по тропинке, о чем-то говорили и шли то приближаясь,   друг к другу, то отталкиваясь, будто пьяные.

Нам не хотелось с ними встречаться, и я повел ребят другой дорогой в обход.

Мы забрели довольно далеко в чащу леса и было уже немного страшно, хотя лес был удивительно мирным и красивым.

Мы брели по осеннему лесу, ворошили ногами листья и траву, искали кривые ветки, листья и осенние цветы.

Изредка попадались грибы и мы горячо спорили какие из них съедобные, а какие ядовитые.

Правда мы побросали или оставили расти на месте все грибы. Нам они были ни к чему. Мы просто гуляли по лесу, собирали красивые листья, дышали чистым воздухом, но при этом чутко прислушивались к лесным звукам.

Я знал, что нам осталось совсем немного до той лесной полянке с богатейшим набором разноцветных листьев, трав и цветов.

Я решил пошутить над ребятами и незаметно юркнул под куст орешника, упал, прополз несколько метров и спрятался за давно упавшим стволом старой берёзы.

Мои друзья не сразу почуяли, что я пропал.

Я смотрел, как они удаляются всё дальше и дальше, слушал их голоса и всё ждал, что вот-вот они меня схватятся, закричат, испугаются, начнут искать, звать, «аукать». Но никто меня не искал, не звал и не «аукал».

Я лежал навзничь, смотрел на качающиеся вершины деревьев и всё ждал чего-то. Через минуту ожидания я испугался.

Я остался один.

Совсем один…

Один в лесу. Нет ничего страшнее и горше…

Лес сразу же мгновенно стал враждебным, шумным, пахучим, колючим и ершистым.

Он цеплялся за мои ноги скрюченными упавшими ветками, путал мне ноги сухой травой, лез в глаза ветками, швырял в меня пригоршни падающих листьев.

Вершины деревьев вдруг начали грозно раскачиваться и шуметь.

На небе появились рваные облака, которые стали быстро менять освещение в лесу.

В нём появились совершенно тёмные, густо заросшие участки, из которых стали доноситься какие-то странные звуки.

В траве что-то зашевелилось.

Я всё чаще и чаще переходил с быстрого шага на бег. Я не на шутку испугался…

Сначала я шел по направлению за моими друзьями.

Потом, когда не увидел их в месте их вероятного нахождения, я решил пробираться поближе к опушке леса и той нашей поляне, на которой мы были всем классом.

Оттуда я уж наверняка найду дорогу домой.

От страха я не мог думать долго и кинулся бежать что есть духу из этого проклятого леса.

Как я жалел, что повёл ребят на нашу поляну!

На бегу я подумал, что это лес меня наказал за то, что я открыл секрет нашей поляны чужим людям.

Я бежал безостановочно до тех пор, пока не увидел в разрыве между деревьями знакомый пригорок, поросший чащей молодых березок, за которыми скрывалась наша поляна.

Сердце забилось чаще, скованность страха прошла и я устало, еле шевеля ногами, стал взбираться на пригорок.

Когда я тихонько, согнувшись, как разведчик в тылу врага, пробирался между молодыми березками, я вдруг отчётливо впереди услышал женский смех.

Я остановился как вкопанный. Так мог смеяться только один человек – наша любимая учительница!

Сначала я подумал, что она пришла сюда с новым классом, с другими учениками.

Но сегодня был выходной день. Школа не работала.

Потом я подумал, что она здесь потому, что это её любимое место, и что она вновь пришла сюда полюбоваться красотой осеннего леса.

Но её смех был не таким как всегда. Он отличался. Это был одновременно счастливый смех и какой-то странный стон.

Мне показалось, что она не столько смеётся, сколько поёт без слов.

Странный смех прервался. Всё стихло.

В этой тишине было столько напряжения, что я взмок от волнения.

Мне очень хотелось посмотреть, что там происходит.

Я тихонько, крадучись пошёл вперед и теперь во мне проснулась какая-то звериная ловкость.

Впереди между листвой берёзок уже появился просвет.

Я уже передвигался на руках и коленях. Ещё немного и я мягко упал на сухую траву в некстати шуршащие листья.

Передо мной открылась наша полянка.

На краю полянки под низко нависшими густыми ветками большой берёзы в полный рост стояла наша учительница. Она была не одна…

У её ног на расстеленной куртке лежал на боку спиной ко мне мужчина.

Наша любимая учительница была не одета, вернее, не совсем одета…

Она стояла почему-то босиком на опавшей берёзовой листве широко расставив свои стройные ножки и заправляла в спортивные красные трико края распахнутой на груди белой рубашки.

Она только что подтянула пояс трико и эта мягкая шерстяная ткань плотно обтягивала её ножки, немного выпуклый живот и попку.

Учительница стояла гордо, достойно, слегка выгнув спину, выставив вперед свои острые небольшие грудки и слегка втянув в себя живот.

Она была счастлива, довольна и вся светилась, как солнечный лучик в листве между деревьями.

Учительница остро выставила назад свои локти и что-то поправляла в поясе своего спортивного трико, может быть, она завязывала там какой-то узел, не знаю.

Её фигура и поза были истинно спортивными, стремительными, гибкими.

Она слегка пружинила на носках, шевелила плечами и головой и от этого её грудки всё время вырывались на свободу из складок распахнутой белой рубашки.

То ли от лесной прохлады, то ли от чего-то другого, но алые вершинки её грудок были ещё одними грудками, острыми и выпуклыми.

Лицо нашей учительницы было возбуждённым, как тогда на лесном уроке.

Она как-то странно улыбалась, и эта улыбка была одновременно и для лежащего на траве мужчины, и для окружающего сказочно красивого леса, и для неё самой.

Но не для меня. Я был чужим на этой поляне. Чужим и ненужным.

Ещё не осознавая, не ощущая никаких чувств, кроме неожиданного испуга и вдруг нахлынувшей неловкости за то, что я подсматриваю, я сделал движение, чтобы уползти в чащу и тут учительница взглянула в мою сторону.

Да, она смотрела в мою сторону и её брови стали вдруг из счастливых полуарок в пронзительные дуги, сдвинутые к переносице.

Она ещё улыбалась, но смотрела на меня уже совершенно другими глазами.

При этом она застыла, и в моей памяти навсегда отпечатался её прекрасный облик лесной феи красоты и страсти, которую застали за её интимным переодеванием.

Учительница тихо сказала что-то своему спутнику, и он повернулся ко мне лицом.

В этот миг я не только испугался, я помертвел. Это был «Мамлюк»…

Я закрыл глаза, медленно опустил голову на ладони, вжался в покрытую лесной травой и сухими листьями землю и замер так, что даже стук моего сердца и шум крови в жилах за ушами показались мне чересчур громкими.

Где-то уголком сознания я чувствовал, что стоит мне пошевелиться, как меня тут же обнаружат и раздавят как букашку.

Я лежал и ждал неминуемого конца.

Я прощался с жизнью и думал, что это справедливо. За то, что я увидел на этой поляне, меня нужно было казнить…

Однако ничего не происходило.

Через несколько минут я отважился открыть глаза и взглянуть на полянку. На ней никого не было.

«Мамлюк» и учительница исчезли…

Я снова был один.

Ещё несколько минут я лежал, постепенно остывая от испуга, потом медленно поднялся, огляделся и вдруг увидел моих ребят, которые выходили на нашу классную полянку из чащи молодых берёзок, но с другого конца леса.

Мы встретились в центре полянке недалеко от той берёзы, под которой я видел нашу учительницу и «Мамлюка».

Ребята стали рассказывать мне, как они видели моё прятанье за упавшей старой берёзой, но сделали вид, что не заметили.

Как в свою очередь, они спрятались в кустах и за деревьями, а потом смотрели, как я сначала брёл по лесу, а потом вдруг бросился бежать, да так, что они не смогли меня догнать.

Как они бежали вслед за мной, чтобы посмотреть, как я буду их искать, звать и «аукать».

Как потеряли меня.

Как держали совет, искали меня и решили идти в город к взрослым за помощью.

Как вышли сквозь чащу на эту красивую полянку и увидели меня.

Я сказал ребятам, что хотел пошутить на ними.

Что видел, как они бегали и искали меня.

Как пошел к ним навстречу, когда они решились возвращаться домой.

Мы ещё немного побили друг друга, покатались в листве и траве, потом они стали восхищаться нашей классной полянкой и стали собирать листья и траву для школьного гербария.

Я тоже им помогал, но мои ноги всё время несли меня под ту берёзу, под которой были «Мамлюк» и наша учительница.

Я ничего не сказал о них моим друзьям. Это была не моя тайна.

Я только случайно подсмотрел то, чего не имел права видеть.

Позже, уже дома, я вспоминал увиденное в лесу.

Я вновь прочувствовал мои ощущения в лесу, в чаще березняка, на поляне и решил для себя, что этот случай - подарок моей феи красоты и страсти.

Это она привела меня на встречу с ней в облике нашей учительницы и дала возможность увидеть то, что наполнило меня каким-то новым чувством и ощущением своего я.

Когда я пришел на занятия в школу, то нам вдруг объявили, что теперь у нас в классе будет новая учительница...

Нам представили новую учительницу.

Это была красивая стройная улыбчивая молодая женщина в очках с красивой фамилией.

Она оказалось очень умной, доброй и заботливой.

Вскоре мы снова влюбились в неё, породнились с ней и по-своему стали уважать и опекать.

Больше всего мы боялись доставить ей неприятных переживаний по поводу наших школьных успехов.

Все мы старались учиться только на одни пятёрки.

Однако нашу самую первую учительницу мы так больше никогда и не видели.

Кстати «Мамлюк» тоже исчез из нашей школы.

Я почувствовал громадное облегчение…