Дьявольское предложение

В парке на лавочке сидел мужчина около сорока не бритый в помятом пиджаке синего цвета, майке под ним и чёрных джинсах, он жевал не зажженную сигарету и листал большую толстую газету, время от времени встряхивая её и недовольно поглядывая по сторонам.

Тут же в этом парке проходили школьные соревнования, десятки детей в спортивной форме толпились у толстой прочерченной линии, готовились, разминались. Возле них было двое крепких мужчин, преподавателей с папками и свистками во рту, они всё время кричали, свистели и записывали прибегающих, закончивших круг.

К мужчине из толпы подбежала девочка лет двенадцати, она присела и весело о чём- то щебетала с ним. Он лишь махал головой, и стряхивал пепел. На ней были чёрные обтягивающие брюки из спандекса, короткая спортивная куртка и кроссовки. Наболтавшись, она перевязывала шнурки и обратно бежала к своим одноклассникам.

Совершенно незаметно к мужчине кто-то подсел. Он раздражительно полу обернулся. Это был солидный мужчина, в чёрном костюме из дорого шёлка, чёрной расстегнутой рубашке и блестящих остроносых туфлях, выглядывающих из  узких брюк. Он раскуривал сигарету.

- Какая погода, а?   - отозвался он.

- Да, уж, весна, наступила.

- Не в настроении?

- Куда там.

- Меня Анатолий звать, - подсевший протянул руку.

- Гриша.

Они поздоровались.

- Нет, надо радоваться жизни, всё таки, она у нас одна, - улыбнулся Анатолий.

- Ну да.

Тут снова подбежала девочка в спортивной куртке.

- Пап, мы после соревнований в школу пойдём. Можешь не ждать, - крикнула девочка, тяжело, дыша.

- Ладно – ладно иди.

Гриша с неудовольствием, заметил, что блеск её лосин привлёк, подсевшего прохожего.

- Ага, побежала. Нам ещё три круга осталось! – крикнула, убегая девочка.

- Ваша дочь?   - спросил Анатолий,   с мягкой полу улыбкой наблюдая за удаляющейся девочкой.

- Да, - буркнул Гриша, и с силой встряхнул газетой.

- А вы ещё хмуритесь, вон дети, какие подрастают. Это наше богатство.

- Да уж богатство, а кто их будет одевать, кормить. В нашей стране  нельзя быть счастливым,   с такой экономикой, с такими зарплатами.

- Вы неправильно рассуждаете, - закинул ногу на ногу гражданин. – Поэтому ничего и не получаете.

- Об этом и по телевизору нам всё время говорят.

- Не в нём дело, - Анатолий рассматривал свои ухоженные ногти, - вы не видите, что у вас перед глазами, поэтому и не можете что-то предпринять. А ведь это так просто.

- Если бы, - сказал Гриша, сложил газету и демонстративно бросил газету на лавку. Это был проспект по поиску работы.

- Вот у меня всё в порядке.

- Я вижу, рад за вас.

- Да, не в том дело. Вон видите, - он показал рукой на большой чёрный джип, припаркованный прямо на газоне. – Мой, да и не только он. А начинал с нуля, и без всякого образования.

- Некоторым везёт, - вздохнул Гриша.

- Ну а ваша дочь, это разве не везение.

- А вас нет детей?

- Не в этом дело.

- А в чём?

- А вы не догадываетесь?

- Нет.

- Ну, вот  поэтому, такие газеты и читаете. А нет, чтобы заботиться, прежде всего, ну вот о дочери, вашей.   Вон уже, какая красавица.   Думаете это не видно, у неё многое впереди, у этой, - и он тише добавил: - сладкой суки.

Гриша сделал вид, что не заметил услышанного. Но он был в таком печально положении, в таком бедствии, буквально разорён, весь в долгах и кредитах, что даже буквальное грязное предложение, прозвучавшее от самодовольного, богатого незнакомца, прошло у него мимо ушей.

- Да – да, вы не ослышались, я о вашей дочери и говорю. Дети наше богатство.

Мужчина махнул только головой.

- И мы его не ценим это богатство, - продолжал Анатолий, снова занявшийся ногтями. – И сидим у разбитого корыта. Когда вот, извиняюсь за выражение, такой сладкий пердак, под руками. Да, что вы так смотрите, вы даже не представляете,   сколько он может стоить. Я понимаю, это ребёнок, он ещё и не знает о волшебном мире, в котором анал, служит не только для дефекации. Но всё познаётся с годами, с опытом. А вы, тем не менее, ничего не теряете. Да, что я говорю, одним своим ртом, эта дитя за месяц может заработать столько, сколько вот вы, за полгода. Поверьте мне.

- Это моя дочь, - выдавил сухо Гриша. – Что вы говорите? Чтобы её, - он произнёс шёпотом: - трахали в рот.

- И не только.

- Но это ваш рот? – спросил Анатолий, взглянув в упор.

- Нет.

- А деньги буду чьи? Ваши?

- Да.

- Ну, вот видите как всё просто.

Анатолий быстро облизал губы и достал снова тонкую сигарету.

- А вот это мой джип,   а не ваша газета.

- Вы что? Тоже этим занимаетесь?

- Нет. Ну, может, раньше. Теперь нет. Это индивидуально, строго между нами вам и говорю, - он выдохнул дым.

- А если она не захочет? Эта же моя дочь, - спросил, уже, похоже, отчаявшийся Гриша и растормошил копну волос на голове.

- Как это не захочет? – улыбнулся Анатолий. – Она же ваша дочь,   а чтобы допустим кашу съесть, вы же её не слушаете, хочет она или не хочет.

- Это же не каша.

- Какая разница, если здесь такие деньги. Вы просто не представляете, как это бизнес молод. Есть спрос – сумасшедшее богатые стариканы, они всё попробовали в этой жизни, что можно и что нельзя, и уже вроде не осталось не одной прихоти. Ну, вот ваша дочь, это же не проститутка какая- то. Главное же здесь, то самое, что родители сами предлагают своих детей. Вы меня понимаете, этот факт, даже важнее, чем то, что она, какие услуги, окажет клиенту.

Гриша помахал головой как в бреду и горько усмехнулся:

- И что эти старики будут с ней делать?

- Какая вам разница, будет договор, что товар не будет испорчен и всё. А всё остальное вас не должно интересовать. Кроме, разумеется, суммы, которую вы получите на банковский счёт или наличными, как захотите. Человек такая же вещь, как и любая другая.

- Это так страшно, она ведь ребёнок.

- А вы не задумывались – почему это так дорого стоит?

Они ещё посидели, молча, потом Анатолий протянул ему карту из серебренного картона, с вытесненным наклонным шрифтом, одно имя, латиницей, и номер телефона, оканчивающийся трёмя шестёрками. Гриша усмехнулся, кивнул головой и  пожал руку, опустился на лавку и  заблудился в своих тяжёлых мыслях.

Пришёл домой он только поздно вечером,   уже солидно набравшись. В руках у него была не початая бутылка  дорогого коньяка.

Его встретила дочка, она уже готовилась к сну, и была в одной короткой майке и белых трусиках.

- Пап, ты почему так долго?

- Иди иди, спать уже, - он угрюмо и задумчиво смотрел на неё.

Она махнула головкой с короткой стрижкой тёмных волос, и скрылась за своей дверью.

На кухне была жена.

- Ты чего это? А? Ты чего пьяный?   - обомлела она.

Гриша ничего, не говоря, подошёл к шкафу, достал два бокала, и сел за стол.

- Ты не слышишь меня? Ты чего пьёшь? Тебе же завтра на собеседование,   - она попыталась выхватить бутылку, но это не получилось. – Тебя же не возьмут на работу, на что мы жить будем? Ты соображаешь или нет? Я уже устала всё тащить на себе. Ты хоть знаешь, что в этом месяце я ничего не получу, - жена слезливо всхлипнула.

- Сядь и заткнись! – сказал он так твёрдо, что она поняла, что всё не просто так.

В течение часа, он мягко, издалека, поведал ей в расширенном варианте о  том, что услышал сегодня днём от Анатолия. Время от времени он наливал себе в бокал, чтобы речь была как можно увереннее и смелей. Но, тем не менее, ему не удалось убрать из речи слово «****ь», в самом прямом его значении.

Жена слушала, молча, опустив голову, словно приговор, даже не поднимая глаз и когда монолог, наконец, остановился, Гриша ожидал самого неожиданного. Что она перевернёт стол и станет бить его руками по лицу, проклинать самыми грязными ругательствами, начнёт звонить в милицию, соседям или маме, будет кричать на весь дом, а может даже и накинется на него с ножом.

Но она сказала только одно:

- Налей.

Дрожащей рукой, он наполнил стакан на половину, который тут же, залпом, был её опустошён.

- Где… где это визитка?

Это было так неожиданно, что Гриша даже забыл, куда её положил. Он порылся в куртке, потом в джинсах.

- Где она? – нетерпеливо вскрикнула жена.

- Вот, вот  - он протянул ей, чуть смятый кусок картона.

Она взяла его, долго смотрела, потом медленным движением обвела языком по своим губам и взглянула на него. В этом взгляде, в этих глазах было столько похотливого жадного зла, что Гриша вздрогнул и почему то перекрестился, но не по настоящему, а про себя.

Потом они снова выпили, и чтобы скрестить, негласно, молча, чёрный договор, приблизились к друг другу и поцеловались ртами, полными винных паров.

Их финансовое будущее было решено.

Будущее дочери тоже.