Рождественская сказка (Эротические сказки)

Рождественская сказка

(эротическая сказка в стиле фентези)

Часть  первая. Раух – оборотень

Зима в этом году выдалась удивительно снежная. Снег, выпавший в конце ноября, уже не растаял, а декабрь вообще засыпал город полуметровыми сугробами. Под Новый Год с неба сыпались редкие, вычурно резные снежинки, и я ловил их на перчатку и рассматривал, как когда-то в детстве. Этот год я встречал в одиночестве. Мать и отец решили, что восемнадцать – вполне достаточный возраст для начала самостоятельной жизни, и укатили на праздники в Испанию. Вся огромная шестикомнатная квартира осталась в мое полное распоряжение. Днем наша «домомучительница» Тамара Павловна наготовила мне кучу яств, сунула в холодильник несколько бутылок шампанского и ушла, поздравив с наступающим. Я мог бы пригласить друзей, но у меня их не было. Среди сокурсников я – сын нового русского – пользовался успехом, но это была не дружба. Поэтому я остался один.

На часах было уже без четверти одиннадцать, и я решил погулять во дворе, пока там еще пусто и тихо. После того, как пробьют куранты, он наполнится шумным народом, пока еще не слишком пьяным, но уже веселым. Загромыхают петарды и салюты, затрещат бенгальские огни и взрывы пробок шампанского… Не хочу! Я лучше сейчас…

Где-то в заснеженных кустах на газоне застонал человек. Я сунул руку в карман, нащупывая газовый пистолет. Отец подарил – для самообороны. Черт меня туда дернул! Ведь надо было сказать охране! Но я осторожно подкрался к самым густым кустам, развел ветки, осыпая снежные шапки … и отпрянул: на окровавленном снегу лежала крупная собака, напоминающая волка. Она уже почти не шевелилась, и снег успел припорошить роскошную серую шубу, внизу живота слипшуюся кровавыми сосульками. Пес вздохнул, и я услышал тот же «человеческий» стон. Его глаза были закрыты, но тут ветка в моей руке треснула, и он попытался вскочить. Но тело не повиновалось ему, и мотнулась только крупная голова. Глаза зверя смотрели теперь на меня с той обреченностью, которая отличает умирающего от больного.

Я с детства боюсь собак, с тех пор, как меня покусал одичавший пес у бабушки в деревне. Но что-то толкнуло меня подойти поближе. Я присел перед ним на корточки, стянул перчатку и несмело протянул руку, позволяя псу обнюхать мою ладонь. Он рванулся, страшенные зубы сверкнули в отблеске фонаря и сомкнулись на моем запястье…Честно, я чуть не описался от страха! Но  зубы коснулись кожи, не прокусив ее, только слегка прижав. Шершавый язык лизнул ладонь, и пасть разжалась. Голова зверя глухо упала в снег, и он снова застонал. Я просунул руки под его тушу, все еще не веря, что остался при обоих, и приподнял его. Ох, ну и тяжесть! Пес заскулил от боли, но не трепыхнулся, обвис, как огромная шуба, набитая снегом. Я кое-как поднялся на ноги, поволок его к подъезду. У железной двери долго матерился, придерживая собаку коленом, пачкая светлое кашемировое пальто ее кровью, пока искал в кармане ключи. Черт, и где охрана, когда она нужна!

Лифт вознес нас на десятый этаж, я с трудом уже удерживал тяжеленную тушу, когда открыл дверь квартиры, но все же постарался аккуратно положить его на коврик у порога. Разделся, прошел в ванную, слегка замыл кровавые пятна на пальто, набрал в таз воды и снял полотенце, и вернулся к раненому псу. При свете яркой люстры тот еще больше походил на волка. Или на волкодава? Я все равно не разбирался в породах собак, поэтому гадать не стал. Протер мокрым полотенцем кровь со шкуры, рассмотрел рану и присвистнул: сам я ничем ему помочь не мог. Я взял телефонный справочник и принялся искать скорую ветеринарную помощь, не особо надеясь на успех. Даже если она круглосуточная, какой идиот станет дежурить в новогоднюю ночь? Это же не человеческая скорая!

Я нашел три номера, первые два отозвались длинными гудками без ответа, но на третьем уже после второго гудка трубку подняли и сонный девичий голос поинтересовался, какой…звонит в такое время.

– Я надеюсь, это не Санта-Клаус, чей олень сломал ногу в наших сугробах? – язвительно осведомилась девушка в ответ на мое невразумительное мычание.

– Нет, не Санта. У меня тут раненая собака, и я не знаю, чем ей помочь, она умирает! – в собственном голосе я с удивлением услышал плаксивую нотку.

– Черт с вами, говорите адрес.

Я назвал, объяснил, как проехать, и незнакомка бросила трубку, а я позвонил охране на въезде, предупредил, что жду ветеринара.

Она приехала без двадцати полночь. На старом мотоцикле с коляской, глушителя у которого не было, похоже, никогда. Сперва я подумал, что уже начали взрывать петарды, выглянул в окно и увидел это «чудо» в свете фонаря. Она деловито показала удостоверение охраннику, тот открыл дверь. Через пару минут она уже раздевалась, рассматривая пациента.

– А ты знаешь, что это не собака? – вряд ли она была старше, чем на пять лет, но со мной не церемонилась, сразу перейдя на «ты».

– А кто?

– Волк. Обыкновенный серый волчок. Ну, малыш, не бойся, я ничего плохого тебе не сделаю… –дальнейшее сюсюканье я не стал слушать, отправился в столовую, накрывать на стол.

Не то, чтобы я сразу ей поверил…Скорее не поверил, пропустив мимо ушей – ну откуда в центре столицы взяться волку? А когда вернулся, зверь уже был надежно стреножен прочными ремнями и «наряжен» в металлический намордник. Девушка деловито набирала в шприц раствор. Я придержал ее за руку.

– Я надеюсь, это не Т-61?

Она удивленно на меня воззрилась, опуская руку.

–Оно самое. А что?

– Я вообще-то вызывал помощь, а не эвтаназию. Добить его я и сам мог. Или все безнадежно?

Ветеринарша покачала головой:

– Да нет, при надлежащем уходе он вполне поправится за пару недель. Но это ж волк!! Не понимаю, как его занесло в центр города, да и откуда вообще, в здешнем зоопарке таких здоровых нет. Но это не кутенок, его не приручишь. Это взрослый зверь, опасный, как…ну, как дикий зверь вообще. Его надо усыпить!

– Нет, не надо. Лучше помогите. В долгу не останусь. Все, что пожелаете: оборудование, дотации, медикаменты. Отец поможет.

– Да ты, видимо, большого дяди сын. – Девушка насмешливо сощурила глаза, но шприц убрала в футляр. Взамен достала кучу всякого медицинского добра и занялась раной. Волчара взвизгнул, умоляюще глядя почему-то на меня, словно все понимал. Я присел около его головы, погладил жесткую шерсть, потеребил прижатые уши, ласково уговаривая его потерпеть.

Я удивлялся сам себе – с чего бы мне вдруг так заботиться об этом звере? Но между нами словно протянулась какая-то незримая нить, я чувствовал его боль и неуверенность, как свои. И глаза волка, зелено-желтые, странно разумные, ни на миг не отрывались от моих глаз, что зверью, вообще-то, не свойственно.

Когда ветеринарша закончила, обработав и перевязав рану, куранты как раз начали отбивать полночь, и я пригласил ее к столу.

– Здорово! Хоть раз в жизни относительно нормально Новый Год встречу. А ты молодец! Другой бы выгнал сразу, сунул денег – и пошла! – захмелев после трех бокалов «Брюта», девушка стала еще более язвительной, но и открытой тоже. Еще бы, не эта «Советская» бормотуха! Мы славно поболтали, вкусив всех прелестей кухни Тамары Павловны, опустошили две бутылки французского шампанского, и Лариса, как звали ветеринаршу, заснула на полуслове, чуть не угодив, что называется, «мордой в салат». Я успел подхватить обмякшую тушку девушки за плечи, поднял и перенес на кровать в гостевой спальне, осторожно снял теплый свитер и джинсы, не заморачиваясь на прелестях, упакованных в дешевенькое нижнее белье, укрыл пледом. Если б захотел – к моим услугам целый гарем подружек в универе, не чета ей, только позвони – примчатся мгновенно!

Я направился в прихожую, посмотреть на свою нежданную находку. Волк не спал, тихонько поскуливал, временами облизывая пасть.

– Да ты ж пить, наверно, хочешь! – догадался я, взял на кухне чугунную кастрюльку, особо лелеемую нашей «домомучительницей», набулькал в нее воды из фляги, чистой, привозной, и подсунул под нос зверю. Намордник я с него снял сразу после лечения, вместе с путами, хотя ветеринарша и смотрела на это неодобрительно, побаивалась волка. Зверь попытался подняться на разъезжающиеся лапы, пришлось помочь ему, и принялся лакать воду. Очень скоро вместительный чугунок опустел, а я подумал, что буду делать, когда волчара запросится на улицу. Пока что я приволок ему остатки запеченного гуся и палку колбасы, добытую из холодильника. Благодарно лизнув меня в нос (вместе со всем лицом), волк умял и это подношение. Очухавшись от его благодарности, я вытер лицо дрожащими руками, кое-как поднялся и ушел на балкон, смотреть на толпу, гуляющую во дворе. Вот ведь какая штука, в доме живут одни новорусские богачи, такие чванливые и надменные в обычной жизни, а как бесятся сейчас! Как дети, ей-богу! Выстроили две крепости и закидывают друг дружку снежками, в углу двора чьи-то пиротехники готовят собственный салют, вокруг красавицы-елки, не меньше, чем на какой-нибудь площади, скачут гурьбой дети и взрослые, наперебой стреляют пробки от шампанского, смех, визги, выкрики! Не люблю я эту суету, хотя обожаю Новый Год. Можно уже раскрыть подарки, поглядеть, на что в этом году разорились родители, и до чего «додумалась» Тамара Павловна. Помнится, в прошлом году она подарила мне сувенирное издание «Кама-Сутры», с цветными подробными иллюстрациями, так папа с мамой в первый же день отобрали и опробовали. Смех и грех!

В этом году неугомонная домоправительница откопала где-то старинный кинжал. Да-а-а, с ее-то зарплатой она может позволить себе делать такие подарки. Из всей семьи у нее остался только старый бульдог, тратить особо не на что. А подарок мне понравился. Сразу было видно, что это – не подделка и не новодел. Слегка потускневшее лезвие из настоящего булата, с диковинным узором, рожденным самим металлом, простая и удобная рукоять, отделанная тонкой вязью гравировки – не то узор, не то письмена, крестовина в виде хищно загнутых когтей, украшенная посредине кроваво красным камнем, слегка мерцающим в темноте. Такой же камень, покрупнее, вставлен в навершие рукояти. Если я что-то понимаю, то в старину оружие украшали настоящими драгоценностями, так что очень может быть, что это рубин, а скорее, пироп. Ножны, на удивление простые, но тоже украшены ненавязчивым узором, тускло поблескивающим золотом, и двумя камешками поменьше. Дивное оружие, хищное, как клык моего волка.

Стоп–стоп! С каких это пор я стал называть этого зверя своим? Я задумался, и проанализировав свои мысли, понял – почти с самого начала. Неважно, что мой разум еще побаивается его, в глубине души я уже присвоил себе право владеть волком. Что-то скажут на это родители?!

Я раскрыл подарки родителей, не ожидая от них большой фантазии, и не ошибся. От мамы, все еще надеющейся сделать из меня щеголя, я получил очередной костюм, какой-нибудь «Гуччи» или «Версаче»…Ох, ненавижу! По мне, так лучше бы пару джинсов подарила или сноуборд. Впрочем, вложенная в подарок платиновая «Виза», скорее всего, содержит сумму, равную годовому доходу какого-нибудь трудяги. Что хочешь, мол, то и подари себе. Отец подарком не заморачивался, сунув в изысканную коробку, набитую конфетти, такую же карту. Скорее всего, даже на более внушительную сумму. Что ж, грех пренебрегать родительской щедростью. Пин-коды к картам приложены, завтра, то есть уже сегодня, схожу проверю обе, да и отстегну от щедрот ветеринарше. А потом, после праздников, поговорю с отцом на предмет дотаций клинике. Все же единственная, не пренебрегающая братьями нашими меньшими даже в праздники.

С такими мыслями я и уснул. А проснулся от того, что меня потормошила Лариса, уже одетая и собранная. Смущенно поерзала, извиняясь, что так быстро отрубилась.

– Да ладно, случается. Пошли, провожу.

В прихожей ждал волк. Он уже смог сесть, и сосредоточенно вылизывал шов, сорвав повязку. Впрочем, рана уже не кровоточила. Я достал ремень из шкафа, приспособил его вместо ошейника, и зверь даже не заворчал! Я впервые подумал, что он может быть прирученным.

Крепко держа прихрамывающего волка, я попросил Ларису подождать меня, и направился к ближайшему банкомату. На улицах было почти пусто, в такую рань, да еще и после Нового года, все еще спят, всего-то восемь на часах. Родители расщедрились на внушительную сумму, я снял часть денег и вернулся во двор. Ветеринарша о чем-то весело трепалась с охраной, прислушавшись, я ухмыльнулся. Парни подкалывали ее, в красках расписывая ее средство передвижения, но и девушка в долгу не осталась. Причем все беззлобно, с шутками-прибаутками, а уж я-то знаю, какая бывает наша охрана наутро после праздников. Расстались мы вполне довольные собой и друг другом, за время нашей прогулки волк успел сделать все свои дела, не отходя, впрочем, от меня далеко. Вел себя он больше как собака, чем как дикий зверь. Мы вернулись в квартиру, я снова обработал его рану и перебинтовал ее, чтобы волк не слизывал мазь. Он поворчал, но срывать повязку тут же не стал. Я расстелил ему чистое одеяло, свернув испачканную кровью дорожку, и отправился досыпать.

Ближе к полудню меня разбудило осторожное прикосновение мокрого носа к щеке, но шевелиться было лень, тем более открывать глаза. Спустя пару минут я услышал странное «цок-цок-цок-шшш-бум», и цоканье волчьих когтей по ламинату сменилось шлепаньем, словно ходил босой человек. Любопытство пересилило лень, и я потихоньку приоткрыл глаза. Впрочем, тут же распахнул их пошире, желая убедиться, что мне это не снится: по моей комнате ходил совершенно обнаженный парень, примерно моего возраста, пошире в плечах, поджарый, мускулистый, смуглый, с длинной гривой волос цвета волчьей шерсти, плавно переходящей в короткую гривку на хребте. Чуть ниже ребер болталась повязка сбившихся набок бинтов, из под которой выглядывал край шва, и он немного прихрамывал. Широкоскулое лицо, странный разрез глаз, затененных густыми черными ресницами, весь облик неуловимо напоминал моего волка. Я хмыкнул про себя – не верю в оборотней. Все это сказки, а то, что я сейчас вижу – сон. Вот щас я закрою глаза, потом открою – и проснусь. Я так и сделал, а закрыв глаза, снова провалился в сон.

Конечно, когда я проснулся, волк лежал рядом с моей кроватью, невесть как притащив из прихожей свое одеяло, и насмешливо смотрел на меня своими желто-зелеными глазищами. Я потрепал его за уши, встал. Заправляя постель, проговорил, будто сам себе:

– Ну, мне ж это все приснилось, и тот парень тоже? Оборотней же не бывает, да, Волчок?

–Уа-а-ау, - зевнул зверь, словно соглашаясь.

Я оделся, собираясь в магазин. Волк стоял в коридоре, но со мной, вроде, не просился.

– Ты подожди меня, я скоро. Я тебе еды куплю, и ошейник с поводком нормальный. – пообещал я, выходя. Зверь наклонил голову набок, неотрывно глядя на меня разумным взглядом, слегка насмешливым и испытующим, пока я не закрыл дверь.

В зоомагазине мне с трудом подобрали подходящий ошейник. Я-то помнил, как на лохматой шее с трудом сошелся мой ремень, а молоденькая продавщица отказывалась верить в существование таких собак. Ну не мог же я сказать ей, что это не собака, а волк! Набрав пару упаковок элитного корма, я прикупил хороший шмат говядины в мясном отделе супермаркета. Черт его знает, может он не будет есть собачий сухой корм. Закинув денег на телефон, я прямо с улицы позвонил родителям, поздравил их с праздником, прозрачно намекнул, что приобрел себе четвероногого друга. Они, вроде, не были против, хотя по телефону не разберешь. Потрепавшись еще пару минут, выяснил, что домой они вернутся не раньше чем через неделю, после Рождества. Что ж, еще неделя свободы мне не помешает. Познакомлюсь поближе со своим «приобретением».

Вопреки ожиданию, волк съел и корм, и витаминную добавку, и лекарства, оставленные Ларисой. Он оказался непривередлив, так что в конце я побаловал его кусочком сырой говядины из рук. К моему собственному удивлению, страх перед его зубами исчез. Ритуальное вылизывание я перенес без дрожи в коленках.

Вечером позвонила Тамара Павловна, осведомилась, нужна ли мне ее помощь по дому, но к тому времени я и сам уже помыл посуду и отнес в химчистку испачканную дорожку и пальто, а еды хватило бы еще на пару дней. Так что я сказал, что она может отдыхать со спокойной совестью и завтра, и поблагодарил, совершенно искренне, за чудесный подарок.

Холодное оружие я собирал лет с двенадцати, отец и мама привозили мне его из всех своих путешествий и командировок, их знакомые и партнеры по бизнесу дарили (по большей части, китайские подделки, конечно!) на все праздники. Все стены моей комнаты были им увешаны, стеллажи – уставлены. Именно этот кинжал мне понравился неожиданно сильно, он составлял удивительно гармоничную пару с  саблей, купленной отцом одной из первых в мою коллекцию. Дамасская сталь, расцвеченная прихотливыми извивами узора, гарда, кривыми когтями защищающая руку, алые отблески камней в крестовине и навершии, тонкая вязь золотого узора на рукояти…  Ножен у нее не было, но я не сомневался уже, что оба клинка вышли из рук одного мастера, и, возможно, действительно составляли пару.

Пока я сидел и любовался своей коллекцией, волк лежал у меня в ногах, как огромная мохнатая грелка. Несколько раз он заинтересованно обнюхивал особо ценные экспонаты. Все это были настоящие раритеты, и он, возможно, чуял запах крови, пролитой ими когда-то. Когда же я взял в руки эту пару, волк встопорщил шерсть на загривке и глухо заворчал, не сводя глаз с алых камней. Потом он внимательно обнюхал клинки, и успокоился, а меня глодало любопытство: что же почуял мой зверь?

Встал вопрос: как назвать волка? Простое «Волчок» ему не подходило, все равно что назвать огромный БелАЗ – машинкой. Я перебрал десятка два звучных и напыщенных имен, но ни  на одном так и не остановился.

– Ладно, утро вечера мудренее, да, зверюга? Давай-ка спать. – На часах уже было без пяти два ночи, но я вполне себе выспался днем, и почувствовал усталость только сейчас. Я разделся, и голышом прошлепал в душ. Когда дома никого нет, я позволяю себе такие вольности. Краем глаза я заметил, как заинтересованно уставился на меня волк, в полумраке спальни его глаза отсвечивали бирюзовыми огнями. Выйдя из душа, я плюхнулся на кровать, закопался под одеяло и похлопал рядом по постели:

– Иди ко мне, волчара, я разрешаю.

С сомнением покосившись на узкую полоску, оставленную ему, волк осторожно забрался на кровать и улегся всем немалым весом у меня в ногах. От его туши сразу стало горячо, нахлынула сонливость, и я отрубился. Сквозь сон мне снова почудился быстрый перестук когтей и «бум», потом матрац прогнулся под весом тела, и горячая рука обняла меня. Во сне меня это даже не удивило. Сухие, словно обветренные губы коснулись моей щеки, хрипловатый приятный голос прошептал:

– Ты достоин владеть мной. Мое имя – Раух. Я всегда буду рядом, защищать и оберегать. – и шершавый волчий язык облизнул мое лицо, уделив особое внимание губам. Сон размылся, сменяясь какой-то маловразумительной бредятиной с элементами эротики, так что проснулся я наутро в испачканных семенем простынях. Да-а, долгое воздержание чревато сперматоксикозом, как говаривал мой школьный приятель Димка, заядлый любитель девчачьих прелестей. Но мне не хотелось приводить в родительский дом очередную подружку на пару ночей. После них мне казалось, что вся квартира покрывается налетом пошлости.

Я потянулся, сбрасывая одеяло, и на край постели немедленно легла любопытная морда. Я протянул руку, потрепал зверюгу за уши.

– Знаешь, волчара, мне приснился странный сон сегодня. И в нем один парень с твоими глазами сказал, что его зовут Раух. Как тебе такое имя?

Волк склонил голову набок, словно вслушиваясь в мои слова. Яркие, умные глаза внимательно смотрели на меня. Услышав имя, волк потянулся и лизнул меня в лицо.

– Что ж, видимо, имя принято. Вот что, Раух, сейчас я умоюсь, и мы с тобой пойдем гулять. Согласен?

Волк был не против. Когда я вышел из комнаты, одевшись, он уже ждал меня у двери с поводком в зубах. Яркий, синий день выжег слезы на моих глазах, легкий морозец заставил разрумяниться щеки. Мы погуляли на собачьей площадке, потом повалялись в снегу, дурачась. Охранники с изумлением смотрели на Рауха, явно опознавая в нем не собаку, но задавать вопросы не стали. Вот и преимущество быть сыном нового русского: имеешь право делать все, что заблагорассудится, и никто тебе не указ. Впрочем, мама приучила меня не злоупотреблять этим.

Я все больше изумлялся поведению волка. Не может дикий лесной зверь так спокойно вести себя в городе, так безоглядно довериться человеку. Вернувшись домой, мы позавтракали, и я, по привычке, высказал Рауху все эти доводы. Ответом мне был знакомый уже насмешливый взгляд. Что же кроется за ним? Слишком разумен ты, мой волк, но я не могу поверить в существование оборотней, в свои сны, в сказки. На дворе двадцать первый век, век компьютеров, машин и искусственного разума! Я привык бродить по Интернету, играть в компьютерные игры, с легкостью представляя тот мир, в котором живу в этих играх, но не могу представить такой мир, где живет тот парень с твоими, Раух, глазами, существующим реально. В ответ волк смотрел слегка непонимающе, словно категории компьютерных игр и Интернета были ему незнакомы. Я уже привык читать в его глазах все чувства, которые испытывает волк.

– Что, не знаешь, что такое компьютер? – я показал на стол, где стояла моя персоналка, – Вот, видишь этот ящик? Эт он и есть. Покажет мне все, что я хочу узнать о мире. Ну, как то самое пресловутое яблочко на блюдечке… – самому стало смешно от сравнения. Надо же, еще помню бабушкины сказки!

Волк фыркнул, обнюхал системник и помотал косматой башкой.

– Эй, волчара, тебя бы вычесать не мешало, и блох повывести. А то мама приедет, и вставит мне по первое число. За шерсть на коврах и прочие радости.

Раух оскорбленно отвернулся, передернулся. А ведь верно, я ни разу не видел, чтобы он чесался или выкусывал блох из роскошной шубы, слегка подпорченной выстриженным клоком на животе. Шрам уже затягивался, даже странно, что так быстро, но я все равно мазал его заживляющим гелем и бинтовал. Но что бы там себе волк не думал, а вычесать его я решил все равно. Зажав коленями его башку, я занялся пушистой шубой. Конечно, вздумай зверь рвануться, я летел бы через всю комнату, но он терпеливо пережидал мою очередную прихоть. Клоки мягкого пуха, вычесанного из роскошного воротника, можно было прясть. Когда я закончил, жесткая черно-серая шерсть залоснилась, заблестела, улегшись прядка к прядке. А Раух ехидно оскалился и встряхнулся, сразу став в полтора раза крупнее от вставшей на дыбы шерсти. Вот черт! Весь часовой труд насмарку!

Вечер подкрался на мягких лапах, а я с удивлением заметил, что жду ночи и необычных снов, которые начал видеть с появлением волка. Пригасив в себе нетерпение, я еще посидел за компом. И  все это время Раух неподвижным изваянием пролежал у меня под ногами, и я грел их в слегка колючей шерсти. Лег я только в час ночи. Сон сморил меня мгновенно, теплая тяжесть волчьего тела в ногах действовала лучше снотворного. И, конечно, он пришел в мой сон. Осторожно прилег рядом, прижался смуглым горячим телом к моей спине и зашептал на ухо странную сказку, потихоньку поглаживая ладонью грудь:

« В моем мире нет больших городов, а есть дремучие леса и вольные степи. Там живут мои соплеменники и люди. Кто-то из них нам друг, кто-то – враг, но самые непримиримые враги – степные кочевники. Они носятся на своих полудиких лошадях по просторам степей, не щадя на своем пути никого. В последние две зимы их разбойные шайки стекаются в орду, направляемую умелой и жестокой рукой. Степняки жгут лес, истребляют наши стаи и одиночек. Мы тоже стали объединяться, но в лесу иные законы. Охотничьи угодья не прокормят слишком большую стаю. В человеческом обличье мы уходим все дальше в лес, строим засеки, деревушки. Но огонь не смотрит – дерево перед ним или дом. Нам грозит истребление.

В твой мир я попал случайно. Наш шаман искал сильных, молодых воинов в иных мирах, способных встать на острие нашего клыка, научить нас драться со степняками их оружием. Я был ранен в момент перехода, и что-то пошло не так в заклинании шамана, поэтому меня выбросило в этот мир. Я бы умер без помощи, но ты спас меня, хотя и боялся. Мне  придется уйти в мой мир, когда придет время, но я обязательно вернусь к тебе, как обещал – оберегать и защищать. »

Теплое дыхание щекотало мне шею, тонкая, но жилистая в запястье рука гладила и перебирала пряди волос. Эта ласка была такой ненавязчивой и нежной, что все мое тело исподволь наполнялось сладостной истомой предвкушения. Яркий эротический сон пришел ко мне под утро, закружил и взорвал вихрем чувств…Я снова проснулся в мокрых простынях. И, конечно, рядом никого не было. Кроме Рауха. Он встретил меня улыбчивым взглядом и роскошным зевком во всю пасть. Ослепительно-белые клинки зубов сверкнули в свете солнечного утра, черно-розовый язык завернулся смешным колечком.   Я свесил голову с кровати, глядя в глаза волка:

– Ну скажи мне честно, это было во сне или наяву? Ты же знаешь о чем я!

Раух склонил голову набок, притворяясь непонятливым. Во взгляде промелькнула необидная насмешка, мол, «ага, как же, все тебе скажи да покажи».

Щелкнули замки входной двери. Волк сорвался с места серой молнией. О, дьявол, я совсем забыл, что сегодня придет Тамара Павловна! И не предупредил ее!

– Борис, вы до…А-ах!

Прыгая на одной ноге и торопливо пытаясь попасть в штанину другой, я выскочил в коридор. У стенки, держась за сердце, бледная, но не теряющая достоинства, стояла наша домоправительница, а напротив нее, напружинив лапы, беззвучным рыком оскалив жуткие клыки, стоял волк.

– Раух, нет! Это свой! – волк мгновенно перетек в сидячее положение, захлопнув пасть. Женщина отмерла.

– Тамарочка Павловна, простите меня, я совсем забыл вас предупредить! Вы не бойтесь, Раух вас не тронет. – я помог ей снять дубленку и придержал за локоть, пока она разувалась. Когда у нее перестали дрожать губы, я получил заслуженную нотацию. Потом, уже готовя завтрак, она спросила меня:

– Борис, вам известно, что это не совсем собака? – я только кивнул, – Скорее, это помесь волка с волкодавом. Хотя одному Богу известно, как такое может быть.

Услышав ее реплику, Раух негодующе фыркнул и демонстративно оскорбленно ушел с кухни. Пожилая дама удивленно посмотрела ему вслед.

– Он что, все понял? Я, конечно, знаю, что собаки – умные животные, но чтобы так!..

– Тамара Павловна, это не собака и не помесь. Это чистокровный волк, и он действительно очень умен и многое понимает.

– Боже, мальчик мой, но что…как волк оказался у вас?

– Я и сам удивляюсь. Но вы же видите, что он признал меня хозяином. Давайте мама с папой не узнают, что это за зверь и откуда он взялся? Все равно они не разбираются в собаках.

– Что ж, Борис, врать я не стану, но и говорить специально тоже. И если они заметят, то объясняться вы будете сами.

В этот день умница Раух наладил вполне дружеские отношения с экономкой. К вечеру она уже не чаяла души в громадном звере, балуя его кусочками мяса, пока готовила еду, трепала за уши и гладила. Волк блаженно щурил глаза на меня, словно говоря: «Я загладил свою вину, правда? », и я только улыбался. Впрочем, я с удивлением отметил тень ревности, шевелившуюся всякий раз, когда ее морщинистая рука касалась «моего» зверя. За обедом я посадил волка рядом со своим стулом, стараясь постоянно прикасаться к нему хотя бы ногой. Даже сквозь джинсы я чувствовал жар его тела, и не хотел терять этого ощущения. Оно удивительно напоминало то, что мне снилось.

Тамара Павловна ушла в семь вечера. Мы с Раухом проводили ее до машины, и пошли в парк. Все встречные собаки с визгом разбегались от нас, облаивая с приличного расстояния. Они-то нюхом чуяли врага, причем врага намного сильнее себя. В весовой категории моему зверю равен был бы, разве что, лабрадор или сенбернар. Но в нашем доме таких гигантов не держали. В десять, когда мы уже входили в свой двор, из соседнего подъезда со свирепым хриплым рыком вылетел питбуль Дэс. Я боялся его до дрожи в коленках. Укротить эту машину для убийств мог только его хозяин, но иногда Дэс срывался с поводка и выскакивал первым, кидаясь на все, что движется. Потому и гуляли они всегда поздно ночью, когда двор был пуст. Разлетевшись, он наткнулся на Рауха. Они не сцепились, волк просто захлопнул пасть, как капкан, и питбуль заверещал, почуяв на горле бритвенные клыки. Но волк не спешил убивать, слегка потряхивая добычу, смотрел на меня, а к нам уже спешил дядя Миша, хозяин Дэса. Я медленно приходил в себя. Когда я увидел эту зверюгу, я забыл о том, что меня есть кому защитить, и  впал в ступор. Но Раух не забыл, и теперь ждал моего приговора. Дядя Миша тоже не спешил возмущаться, стоя рядом и заинтересованно глядя на моего защитника.

– Привет, Борис. Ты где себе такого роскошного зверя добыл?

– Здрасьте, дядь Миш. Это не я его добыл, это он меня добыл. – на вопрос «где? » я принципиально не стал отвечать ни экономке, ни ему. – Раух, отпусти его.

Волк брезгливо сплюнул питбуля под ноги, и тот юлой метнулся к хозяину, подвывая от страха.

– Эх, ну вот, испортил пса. Дэс же теперь всех собак крупнее себя бояться станет! – досадливо сморщился сосед.

– Не, дядь Миш. Собак – не будет, а вот Рауха – будет. Зато я теперь от него шарахаться не буду. Раух, домой!

Эта ночь принесла мне продолжение сказки. Мой оборотень – Раух из снов примостился рядом, обнимая меня, жарко дышал в лицо, рассказывая мелодичным, чуть мурлычущим голосом:

«Те клинки с красными камнями называются Клык и Коготь. Когда-то давным-давно, когда племена оборотней были многочисленны, а войны с кочевниками только начинались, из вашего мира в наш пришел великий воин. Он был поэтом, а им гораздо легче путешествовать между мирами. Он сплотил племена волков, барсов и медведей в одно сильное войско, и мы разбили орду степняков, на много зим завоевав себе мир. Клинки принадлежали ему. Этого воина мы называли Черный Волк, и приняли его в род волков. Но спустя несколько зим он снова ушел в свой родной мир.   Нынче  все возвращается, Судьба повернула колесо, и нам снова нужен кто-то, кто поведет за собой наши племена.

Волей Судьбы Клык и Коготь оказались в твоих руках. Может, это тебе предстоит повести нас к победе? »

Его губы были уже не такими сухими, как в первую ночь, он пах скошенной травой и терпким пряным запахом чистого зверя. Крепкие, перевитые канатами мышц, руки надежно обнимали меня, прижимая к твердой мускулистой груди. Только сознание того, что это сон, позволяло мне наслаждаться этими ласками, ведь во сне можно все. И то, что мой партнер – парень, только добавляло остроты. Но волшебное сновидение размылось, превратившись в серый утренний свет, и я проснулся в одиночестве. Волк поприветствовал меня, ткнувшись носом в щеку и облизав широким языком, жестким, как наждак.

– Слушай, Раух, если будешь так меня вылизывать, то бриться мне уже будет не нужно! – волчара распахнул пасть в клыкастой улыбке и потрусил к двери, красноречиво оглядываясь на меня. Пришлось вставать, умываться, одеваться и идти на утреннюю прогулку – пробежку. День выдался серый, неуютный. Все небо затянули тучи, из которых снова сыпался редкий мелкий снежок. Пока мы гуляли, я кое–что разъяснял волку:

– А через три дня приезжают родители, Раух. И как я стану объяснять им твое появление, я еще не придумал. Я только надеюсь, что они не догадаются, что ты вовсе не собака. Поэтому не обижайся, если мама станет тебя тискать и звать «милым песиком», о`кей? – ответа, я, конечно, не дождался.

Мы вернулись домой, позавтракали. Заняться было нечем. То есть, конечно, мне надо было бы готовиться к экзаменам, но я и так все помнил, к тому же по философии у меня автомат, а вышка – мой любимый предмет. Бродить по квартире целый день, уже с нетерпением ожидая ночи? Увольте, я свихнусь от скуки! Я позвонил Марине, своей одногруппнице, которая считала себя моей девушкой, и договорился о встрече. Разумеется, не у меня дома. На карточках достаточно денег, чтобы снять номер в «Ритц Москоу» и устроить шикарный ужин. Как эти девчонки любят показуху и мишуру!

– Раух, ты посидишь дома без меня? Пойми, мне надо развеяться, иначе я не переживу очередную ночь. – я поймал себя на том, что оправдываюсь перед волком. Но и он повел себя странно: лег на брюхо и ткнулся мне в колени головой, тихо взвизгивая, словно просил не уходить. – Да ладно, дружок, я же всего на одну ночь. Я никуда не денусь, и со мной ничего не случится. Все, все, я пошел.

Уходя, я поймал тоскливый взгляд желто-зеленых глаз, в темном коридоре светившихся бирюзой.

– Уо-оа-у! Ау-у! – выдал мне на прощанье Раух, укладываясь у порога. Я понял, что с места он не сдвинется, пока я не вернусь. Уходить тут же расхотелось, но отменять встречу и потом объясняться с Мариной хотелось еще меньше.

Вопреки терзавшему меня желанию, стройное тело девушки, затянутое в переливчатое золотистое платье вовсе не возбуждало меня. Мне было с ней скучно, я едва поддерживал беседу, с ужасом думая о том моменте, когда мы останемся одни в роскошном номере. Опозориться мне совсем не хотелось. Когда же момент настал, я вдруг представил на ее месте парня из снов, и сам испугался возбуждения, накатившего пряной волной. Я закрыл глаза – так легче было вспоминать его прикосновения, и не открывал их, пока Марина не забилась подо мной в оргазме. Я отпустил ее, и девушка потянулась «помочь» мне губами, но я отстранил ее, хотя возбуждение становилось уже болезненным. Боже, что я делаю? Я же хотел разрядки! Но я не мог – с нею. Мне нужно было что-то другое, не эти выверенные до автоматизма движения ласкового горячего рта. Или кто-то другой? Уж не становлюсь ли я геем? Какой ужас! Я заставил себя отдаться в ее руки, и хватило пары минут, чтобы «уплыть». Но этот оргазм показался мне бледным подобием того яркого взрыва, который приходил ко мне во снах. Мы расстались: она вполне довольная проведенным временем, а я со странным ощущением потери и вины. Я посадил Марину в такси, поймал себе другое и попросил таксиста ехать как можно быстрее.

Домой я ввалился в десять вечера, и навстречу мне поднялся волк, так и лежавший на коврике у двери. Я упал перед ним на колени, зарылся лицом в густую шерсть, пахнущую не псиной, а нагретой солнцем травой. Волк вздохнул и опустил тяжелую башку мне на плечо.

– Я так больше не могу, Раух! Мне… я…Раух, что со мной творится? Что ты со мной делаешь, волчара?

Волк осторожно высвободился из моих рук, отошел в конец коридора и разбежавшись, вдруг подпрыгнул и кувыркнулся в шаге от меня. На пол приземлился уже парень – Раух. Не спеша поднялся с колена, в ослепительной наготе. Это было последнее, что я видел. Свет померк у меня в глазах, и я потерял сознание.

Я пришел с себя от осторожных ласковых прикосновений прохладных пальцев к вискам. Так делала мама, когда у меня болела голова. Я разлепил пересохшие губы и тихо позвал:

– Мам?

В ответ знакомый по снам голос с виноватыми интонациями произнес:

– Мой господин…прости меня.

Я резко отстранился и открыл глаза. Оказывается, я лежал на своей постели, головой на коленях оборотня. Быстро приведя себя в сидячее состояние, я отодвинулся от него на другой конец кровати, и только тогда решился рассмотреть. Да, что и говорить, парень был хорош. Ни грамма лишнего жирка, тугие мускулы не того типа, который так любят западные боевики, а скорее – танцора или фигуриста. Мне до него было ой как далеко. Волчьи глаза смотрели с выражением побитой собаки.

– Ра.. Раух?

Парень соскользнул на пол одним текучим движением, подпрыгнул и кувыркнулся в воздухе. Мой волк положил морду на край постели и несмело вильнул хвостом.

– Нет, вернись. Нам надо поговорить. И накинь чего-нибудь, там, в шкафу, ты видел – где.

Я отвернулся, даже зажмурился, пока не почувствовал, что он садится на кровать. Когда открыл глаза, не сдержал улыбки. Парень выбрал мои старые джинсы, но он был выше меня, и из штанин торчали тонкие щиколотки. Совладать с пуговицей и молнией он не смог, и я видел дорожку пепельных курчавых волос, сбегающую от самого пупка к паху. На смуглом торсе глаз притягивали темно-коричневые горошинки сосков. Я сглотнул, поскорее отводя взгляд. Это уже не сон, хотя и не верится в такую действительность. Я горячо заговорил, пытаясь убедить в первую очередь себя:

– Слушай, я нормальный парень, меня всегда привлекали девушки. А с того момента, как появился ты, я не понимаю, что со мной творится. Мы знакомы только пять дней, и то… Я не верил в эти сказки про оборотней. Я верил в реальность, которая меня окружает, но твое появление разбило мой мир вдребезги. Сегодня я едва не опозорился перед своей девушкой, но стоило представить на ее месте тебя и – опа, фонтан чувств! Это что, магия какая-то? Ну так и в магию я не верю!!

Переждав мой взрыв, оборотень заговорил, тщательно подбирая слова:

– Это вовсе не магия. Просто, ты понравился мне с первого взгляда, и то, что ты чувствуешь – это отражение моих чувств. В моем мире это нормально, я не знал, что для твоего мира иметь возлюбленного – табу.

– Да не табу, просто такие отношения не приветствуются большей частью общества, и на геев косо смотрят. Значит, это не мое чувство? – видимо, в моем голосе было слишком много надежды, и парень резко погрустнел:

– Я не знаю, мой господин. Впредь я постараюсь закрываться тщательнее, хотя в зверином обличье делать это труднее.

– Почему ты так назвал меня? Какой я, к дьяволу, тебе господин!

– Ты спас мне жизнь, дважды, если я правильно понял. Этот долг мне вовек не отдать. Моя жизнь теперь принадлежит тебе. Значит ты – мой господин. Я обещал защищать тебя.

– Да-да, –  со смешком, отдающим истерикой, согласился я, – защити меня от меня самого. –  Я исподлобья покосился на него, заметил, как он облизнул губы, и мое тело мгновенно отреагировало, я чуть не упал – такой мощной волной прокатилось по телу возбуждение. Горячо и сладко заныло в паху, я представил его язык, слегка шершавый, на своих губах…Лукавил оборотень, это не его чувства я ловил. Я врал самому себе – это я хотел его. Резко выбросив руку вперед, я поймал его запястье и рывком подтянул парня поближе, почти уложив к себе на колени. Пожар, разгоревшийся во мне, требовал его потушить, и я припал к единственному доступному мне источнику – к его влажному, горячему рту.

Я целовал его так, как не целовал ни одну из моих подружек – грубо, причиняя боль, прикусывая нежные губы, проникая глубоко, почти насилуя. Моя рука крепко сжимала пряди жестких, слегка вьющихся волос в кулак, не позволяя ему отстраниться, вторая уже нашарила расстегнутую ширинку джинсов и ласкала стремительно твердеющий член оборотня. Его руки сжали покрывало, тонкое тело упруго выгнулось, он застонал мне в губы. Не отпуская волос, не позволяя двинуть головой, я оторвался от его рта, поцеловал гибкую шею, прикусив тонкую смуглую кожу, оставляя свою метку. Под моими губами задрожало его горло, рождая рык, но я крепче сжал зубы, и он закончился тонким взвизгом. Я держал его так, как сам он держал недавно Дэса, и оборотень признал меня сильнейшим. Вряд ли он понимал, что его бедра уже двигаются, вталкиваясь в мою ладонь. Я опустился еще ниже, захватил зубами нежную горошинку соска, потрогал ее языком, и полу стон – полу всхлип был мне наградой. Я ласкал его так, как ласкают женщину, но он отвечал, подставляясь под губы и руки, значит, я все делал верно.

Я отпустил его гриву, рывком содрал с него джинсы, и оседлал его бедра. Путаясь дрожащими от вожделения пальцами в застежках, расстегнул ремень и молнию своих брюк, приспустил их, освобождая болезненно напряженный член, дотронулся им до подрагивающего члена Рауха…Меня словно молнией пронизало, а оборотень выгнулся навстречу, вскрикнув. Я привстал, раздвинул его колени и уселся между них, с жадностью рассматривая свою «добычу». Мой волк был бесподобен: тело, вылепленное божественным скульптором, сильное, гибкое, идеально сложенное, ручеек пепельных кудряшек от пупка вливался в рощицу густых колечек на лобке, обрамлявшую не слишком толстый, длинный член с рельефными венками, крайняя плоть не закрывала головку, алую от прилившей крови. Капелька смазки застыла на конце, сверкая хрусталем. Я положил руки на его бедра, наклонился и слизнул ее. Оборотень взвыл, тонкие пальцы вцепились в постель, чуть не разрывая покрывало. Воодушевленный его реакцией, я облизал губы и накрыл ими головку, ощупывая ее языком, позволил его члену проскользнуть дальше мне в рот. Его голова заметалась по постели, стоны слились в один хриплый вой. Я вспомнил, как ласкает меня Марина, и попытался повторить ее движения, обхватив пальцами ствол члена. Раух судорожно забился под моими руками, я понял – еще мгновение, и он кончит, и отстранился. Оборотень разочарованно заскулил, потянулся вслед за руками, но я и не думал оставлять его в покое. Рывком вскинул его ноги себе на плечи, заставив выгнуть спину, опираясь только на лопатки, я раздвинул упругие ягодицы и прошелся языком между ними. С девчонками я уже проделывал такие штучки, кое-какой опыт у меня был. Я знал – чтобы избежать сильной боли, надо хорошо подготовить партнера. Мой язык и пальцы трудились над его попкой, вырывая у оборотня сдавленные стоны, но и мое терпение было не безграничным. Я скинул его ноги и заставил его перевернуться на живот. Подтянул за бедра, подымая на четвереньки, ткнулся членом между ягодиц и слегка надавил, заставляя узкую, горячую дырочку растягиваться, принимая меня. Раух заскулил, попытался отпрянуть, но я крепко держал его за талию.

– Расслабься, будет не так больно – хрипло посоветовал я ему, и он послушался. Сведенные судорогой мышцы постепенно обмякли, и я смог войти, едва не кончив тут же. Замерев на мгновение, дал привыкнуть себе и ему к новым ощущениям, потом опустил руку и обхватил ладонью его член, начиная двигаться и двигая ею в такт. Волк застонал, потом закричал в голос, а потом он уже не мог даже кричать, только хрипел сорванным горлом, когда я вбивался в него до самого конца, жестко лаская его член. Я заставил его кончить на секунду раньше меня, и кончил сам, ощутив судорожные сжатия ануса вокруг моего члена.

Мы лежали на сбитых комом мокрых простынях, не в силах не то, что подняться, даже разомкнуть объятия. Мои губы бездумно касались его спины, сцеловывая капельки пота. В голове рефреном звучало: «Мой! Мой! ». Его дыхание постепенно выравнивалось, успокаивалось, как и мое. Наконец, я смог высвободить руку, прижатую его телом и приподнялся, укладывая его на спину. И тут только заметил слезы, стекающие по щекам оборотня из-под сомкнутых ресниц.

– Раух, я сделал тебе больно? Прости меня, прости! – я ласково вытер мокрые дорожки, но он только помотал головой. Потом почти беззвучно прошептал:

– Мне не больно. Я счастлив…

Конечно, он не снился мне в эту ночь потому, что спал рядом со мной, крепко прижатый к моей груди. Моя живая сказка. Кому сказать – не поверят. Волк – оборотень, пришелец из другого мира…Да если я хотя бы заикнусь об этом, прямая дорога мне в психушку!

Шестого января, с утра я предложил Рауху прогуляться, что бы не вызывать вопросов у охраны, куда, мол, дел собаку, и оборотень послушно перекинулся в волка. Вернувшись домой, мы позавтракали уже в человеческом облике, и я начал расспрашивать его о том мире, откуда он родом, его природе, обычаях, народах, запоминая, словно и впрямь собрался туда. Раух рассказывал, иногда даже рисовал, обнаружив недюжинный талант.

После обеда  мне нужно было идти на тренировку по фехтованию и айкидо. Я предложил Рауху пойти со мной, но уже в человеческом виде, и он согласился. Единственной проблемой было найти, во что его одеть. Мои шмотки ему не подходили по росту, отцовские – по размеру. Тогда я поступил проще. По Интернету заказал нужное, со срочной доставкой, и через час мой волк был упакован, как денди. В современной одежде он смотрелся просто сногсшибательно, хотя и несколько экзотично – со своей непокорной гривой странного цвета и необычным разрезом глаз.

- Да, друг мой, все девчонки в округе уложатся штабелями у твоих ног! – сказал я, рассмотрев его, а оборотень только смущенно отвел глаза.

Ему было непривычно идти по улице в другой, не волчьей ипостаси, а еще страшнее оказалось для него залезть в такси. Я видел это по затравленному выражению его глаз, но мне Раух ни в чем не признавался. Однако, вылезая из машины, не сдержал облегченный вздох.

Я поговорил с тренером, и он разрешил парню присутствовать на моих занятиях. Раух зачарованно наблюдал наш бой. Еще тогда, когда я начал собирать свою коллекцию клинков, отец сказал, что не гоже мне не уметь с ними обращаться, и записал в секцию фехтования. За шесть лет я освоил одноручный и двуручный бой, и теперь ходил туда, чтобы не терять форму. При желании, я мог бы дать фору любому «реконструктору», потому что умел сражаться не только тупым тренировочным оружием, но и боевым, с острой заточкой.

Закончив тренировку, я попросил мастера показать моему другу несколько начальных упражнений, и был изумлен тем, как быстро оборотень схватывал основы. На занятии айкидо я тихонько поинтересовался у него, что будет, если он случайно кувыркнется? Раух рассмеялся, и успокоил меня, что оборота не будет, если он не захочет. И я уже не был удивлен, глядя на то, как легко копирует оборотень движения мастера, не совершая ошибок, свойственных новичкам. Потом мы от души поваляли друг-друга по татами.

- Хочешь, прогуляемся по городу? – предложил я, когда мы вышли из спортклуба на улицу.

- Мой господин, я пойду туда, куда ты захочешь, и сделаю то, что ты пожелаешь. – церемонно ответил парень, а мне захотелось отвесить ему подзатыльник.

- Ну, что за блин! Не называй меня так! И ты же не раб – исполнять все мои прихоти! Я предложил, но если ты устал или не хочешь, мы вернемся домой.

- Я не устал. Мы можем прогуляться.

По пути мы зашли в несколько магазинов, и выбрали одежду и обувь для него. Пока он возился в примерочной кабинке, я попросил девушку – консультанта помочь ему, а сам улизнул в ювелирный бутик. Мне захотелось сделать ему подарок. Я пробежался взглядом по сверкающим витринам и наткнулся на эти серьги. Простые серебряные колечки, с подвесками – капельками из ограненных морионов. Серо-коричневый камень притягивал игрой радуг в глубине, а я вспомнил, что его второе название – раухтопаз. Символично. Конечно, я их купил.

Когда я вернулся, Раух неловко топтался перед девушкой, пунцовый от смущения. Оказывается, она уже успела пригласить понравившегося парня на свидание! Я сделал страшные глаза, и девушка понятливо отстала. Я быстренько заплатил, и уволок растерянного оборотня подальше от красотки.

Мы шли по улице, залитой неоновым светом, в шумной, вечно спешащей куда-то толпе. Кружились  редкие снежинки, отблескивая разноцветными огоньками. Когда перед нами вспыхнула реклама пирсинг-салона, я подумал, что это судьба, и затащил Рауха внутрь. Он беспрекословно позволил проколоть себе ухо, и я сам вставил в него серьгу. Когда же мастер проколол и мне ухо, и его украсила такая же серьга, глаза оборотня потрясенно расширились, но он ничего не сказал, только уже на улице потянулся и тщательно облизнул место прокола. Ох, кто бы знал, как меня возбудило прикосновение его губ и язычка! Я плюнул на все и поймал такси, желая только одного – поскорее оказаться дома и сорвать с моего волка все эти фирменные одежки. Восемнадцать лет правильного воспитания летели псу, нет, волку под хвост! Я хотел его и не хотел сдерживаться.

Я набросился на него сразу с порога, едва успев закрыть дверь. Прижал к стене, даром что был ниже на полголовы, вклинился между бедер, заставив широко раздвинуть ноги, и целовал, пока не онемели губы, дрожащими от желания пальцами расстегивая пальто, забираясь под пуловер и расправляясь с пуговицами рубашки. В ответ он пытался раздеть меня, но с непривычки не справлялся с застежками. Я потащил его к спальне, на ходу избавляясь от одежды, его и своей, и на кровати мы очутились уже без ничего. Я не позволял ему проявить инициативу, перехватывая руки, а он, хотя и был сильнее, подчинялся. Я был хозяином, что бы я там ни говорил, в постели я был его господином. И снова он кричал, извиваясь подо мной, стискивая пальцами простыни, запрокидывая голову под нажимом моих рук, вцепившихся в его гриву. Я не мог быть с ним нежным, я брал его почти насильно, и слезы вскипали на густых черных ресницах моего оборотня. А потом я целовал его соленые щеки и губы и просил прощения, укачивая обессиленного парня в объятиях. Он был моим, только моим, он принадлежал мне!

Седьмого вечером прилетели родители. Мама с порога забросала меня вопросами – как отдыхал, что ел, как отпраздновал, куда ходил. Удивилась проколотому уху, повозмущалась. Я только посмеивался, не пытаясь отвечать. Просто маме надо выплеснуть эмоции, и позже мы обо всем спокойно поговорим. Волк сидел в моей комнате, не высовываясь, пока я не скажу. Когда мама угомонилась, родители переоделись и вышли в столовую, пить чай и делиться впечатлениями, я вывел Рауха и представил его им. Конечно, в волчьей ипостаси. Возражать родители не стали. Папа только спросил, почему я взял взрослого пса, а не щенка, но я ответил, что он – лучший, и другого  мне не надо. Мама, которая от собак была без ума и очень огорчалась, что не может завести песика из-за моего страха, была просто счастлива, что я избавился от своей фобии. Волчара ее просто очаровал и весь вечер она не отходила от него, лаская и восхищаясь. Такая реакция на моего зверя вполне успокоила меня. Теперь я знал, что пока я на лекциях, за ним присмотрят, накормят и не обидят.

Долго отдыхать мои родители просто не в состоянии. Уже на следующий день они оба разъехались по офисам, оставив меня в компании Тамары Павловны и Рауха. Я засел за книги, наскоро повторяя материал к экзамену. Предупрежденная экономка не входила ко мне, только стучала в запертую дверь, сообщая, что обед и ужин готов. Я попросил Рауха не оборачиваться.

- Иначе я не смогу заниматься. Потерпи до вечера, ладно? – волк согласно кивнул и улегся у кровати. Так весь день и пролежал на месте, выходя только со мной в столовую.

Когда я, наконец, захлопнул конспекты и потянулся, сгоняя усталость, был уже вечер. Тамара Павловна уже уехала, родители еще не вернулись. Мы остались наедине, но я не торопился, сидя за столом. Оборотень сам подошел ко мне, обнял, положив голову на плечо.

- Ты закончил?

- Раух, ты не против, если мы ляжем спать прямо сейчас? У меня завтра экзамен, надо выспаться.

- Я согласен, мой господин. Ты позволишь мне быть рядом? – вместо ответа я сгреб его в объятия, вопреки собственным словам не торопясь засыпать. Было немного странно, но уже привычно доминировать над тем, кто заведомо сильнее. В этот раз я не спешил, ласкал волка медленно, позволяя ощутить всю гамму чувств по нарастающей, от слабого возбуждения до предоргазменных судорог, не позволяя единственного – сорваться и кончить. Удивительно сильные, пальцы волка впивались в мои плечи, оставляя синяки и царапины, тонкое, подобно хлысту, тело изгибалось немыслимой аркой. Когда я вошел в него, проникая сразу до самого конца, он сорвался на крик. Оседлав мои бедра, оборотень задвигался, резко насаживаясь на мой член, запрокинув голову. Губами я ловил его острые соски, руками крепко сжимал мускулистые бедра, направляя движения, становившиеся все более рваными, беспорядочными, пока Раух не кончил, сотрясаясь крупной дрожью, в изнеможении поникнув головой на мое плечо. Но я был еще не удовлетворен, и чувствуя это, парень соскользнул с моего жезла, взамен обхватывая его губами. Его неумелые ласки все же довели меня до грани, и он не дал пролиться ни единой капле моего семени. Потом, в душе, я смыл с наших тел усталость и пот, и мы уснули на чистых простынях, обнявшись. Кажется, я все сильнее привязывался к своему волку, уже не мысля ночи без его горячих объятий.

Экзаменационная  неделя пролетела на удивление быстро, принеся мне ожидаемые и, надо сказать, заслуженные отличные оценки. А потом наступили каникулы. Почти месяц отдыха. И тогда я предложил волку попытаться дозваться его шаманов. Мы уехали в наш загородный дом, посреди почти первозданного леса. Заваленный снегом до нижних веток, застывший в искристом великолепии, лес был полон зимней тишины. Ее нарушали только мы, вырываясь из жаркого домашнего нутра и кувыркаясь в метровых сугробах, часто не вполне одетыми, но легкий морозец только бодрил. Иногда ночами Раух уходил в лес один – в волчьем облике, и я, стоя на крыльце, слышал его Песню. С собой я не стал набирать кучу барахла – в доме было все, взял только Клык и Коготь. Почти все свободное время я практиковался в двуручном бое, привыкая к этим клинкам.

Они оба обладали собственным сложным характером, и подчинить древнее оружие оказалось гораздо сложнее, чем сказочного оборотня. Не счесть, сколько раз я резал пальцы и был близок к тому, чтобы отрубить себе что-нибудь посущественнее, но все же я сделал это – клинки признали меня хозяином. Теперь казалось, они сами подправляли неудачные удары или финты, вели мои руки. Коготь закручивал вокруг меня сияющие щиты, Клык разил сквозь них точными выпадами. Мой бой с тенью походил на танец под свистящую песнь стали. Это случилось очень вовремя. На двенадцатую ночь на вершине холма рядом с домом разгорелось зеленоватое свечение, в виде овального окна. Я видел, как растаял в сиянии силуэт волка, и успел схватить только оружие, рванув вслед за ним. Врата уже меркли, когда я кинулся в их схлопывающийся портал головой вперед, и прокатился кубарем, умудрившись не зарезаться своими же клинками, по росной траве. В мире Рауха стояла благоухающая летняя ночь.

Часть  вторая. Золотой Барс

Волчара, успевший уже обернуться, схватился за голову, увидев меня. Стоящий рядом кряжистый седобородый старик в просторной хламиде заинтересованно уставился на мои клинки. Я подобрался, уселся на траву и нагло заявил Рауху:

- И куда ты надумал смыться без меня, любовь моя?

От услышанного парень воспылал румянцем, как маков цвет, а старик уставился уже на него.

- Сын мой, кто это? – прозвучало это так патетично, что я не выдержал и расхохотался. Сидеть в теплой куртке, свитере, джинсах и сапогах становилось все жарче, и я принялся раздеваться, внимательно прислушиваясь к сбивчивым оправданиям Рауха. Как из них выяснилось, старик оказался тем самым шаманом, главой племени Волка. Во время ритуала открытия Врат, когда Раух должен был отправиться в другой мир, святилище племени атаковал отряд кочевников. Воины – волки отбили нападение, но Раух был ранен и вывалился сквозь недостроенные Врата совсем не в тот мир, куда должен был. Прошло довольно много времени прежде чем шаман отыскал следы его ауры, а когда волк начал петь свою Песнь, смог протянуть канал и открыть Врата, чтобы вернуть Рауха.

Как я успел заметить, вокруг каменного кольца, похожего на уменьшенный Стоунхендж, скрытно расположилось не меньше сорока крупных волков. В этом мире у меня странным образом обострились все чувства, в темноте ночи новолуния я прекрасно видел и даже различал цвета. Еще я смог различать и чувствовать запахи не хуже волка, по характерным ноткам выделив запах каждого воина – волка, шамана и Рауха. Я слышал их дыхание, а кроме того я различил мерный перестук многих копыт, звучавший глухо, словно их обвязали тряпками. Еще не понимая, что делаю, я вскочил и заорал:

- Тревога! Кочевники! – секунду спустя на месте волков взметнулись высокие фигуры воинов, подхватывая загодя припасенную одежду и оружие.

Степняки поняли, что скрываться нет больше смысла и воздух всколыхнул рев не менее сотни глоток. Засвистели стрелы, но в темноте оборотни видели явно лучше людей, и им не составляло труда уворачиваться или прятаться от них за каменными глыбами святилища. Оружие у волков было странным, в первую минуту я подумал, что это копья, а потом понял, что это простые шесты с металлической оковкой посредине. Хотя владели им оборотни прекрасно, против кривых сабель и стрел этого было явно недостаточно. Но тут в дело вступил шаман, с его ладоней срывались короткие зеленоватые молнии, поражая врага. Впрочем, вскоре старик выдохся, бессильно опустившись на камень за спинами волков. Оборотни грамотно организовали оборону, отступив в святилище, и обороняли теперь проходы между каменных блоков, сменяясь поочередно. Степняки были вынуждены спешиться и нападать по одиночке, чтобы не мешать друг другу. Я протиснулся между рослых волков, и в какой-то момент оказался в проходе, один на один с громилой в кожаной броне и с огромным ятаганом, превосходящим Коготь раза в два. Сзади горестно взвыл Раух, но у него не было оружия, и к бойнице его не пустили. Коготь завертелся передо мной в сверкающий щит, и принял на себя удар степняка, у меня хрустнули кости, но я уже выбросил левую руку с Клыком, целя в грудь врага. Длинный кинжал вдруг вильнул по своей воле и впился ему в горло, руку до локтя забрызгало горячей кровью, а Коготь уже развернулся и полоснул наотмашь набегающего сбоку очередного кочевника. Тот не успел среагировать, и сабля взрезала нагрудник и грудь человека, как гнилое тряпье. Я не успевал отмечать смерти, принесенные моим оружием, я словно отстраненно наблюдал, как мое тело без помощи рассудка парирует и наносит удары, убивая одного за другим. Только когда какой-то ушлый степняк достал меня самым кончиком ятагана поперек щеки, волки оттеснили меня от прохода, чтобы шаман мог помочь мне унять кровь. Я стоял посреди святилища, весь покрытый чужой кровью, и дышал, как загнанный зверь. Спустя секунду мои колени подкосились и я рухнул на руки Рауху, теряя сознание.

Я приходил в себя, словно выныривал из кошмара. Чужие голоса перекликались надо мной, странный язык звучал как родной, но не был русским уж точно. Знакомым в хаосе ощущений было только прикосновение чутких пальцев к вискам и пульсирующая боль в щеке.

- Мой господин! Борис! Очнись! – голос Рауха звал все настойчивее, и я открыл глаза. Знакомая картинка – голый оборотень и я, головой у него на коленях. Где-то я уже это видел. – Слава Волчице, ты очнулся. Зачем ты полез в эту схватку?!

- А парнишка – молодец, положил шестерых. Больше чем Кон, да, Седой?

- Да если б степняки не убрались, я б и больше убил. А сосунок отрубился. Это что, его первый бой? Где ты взял этого несмышленыша, Раух?

- Я не…несмыш.. леныш – едва шевеля языком, откликнулся я, - И не сосунок! – это вышло уже более твердо, волки вокруг засмеялись, но не обидно, кто-то подсел рядом, протянул мне чашу с терпко пахнущим вином. Только выпив ее до половины, я понял, что оно было смешано с кровью. Но, как это ни странно, отвращения не испытал. В этом странном мире я адаптировался гораздо быстрее, чем можно было ожидать, не испытав ни шока, ни эйфории, и уже, как оказалось, успел стать убийцей шестерых человек. Впрочем, у меня было веское оправдание: если бы я этого не сделал, убили бы меня.

- Раух, зеркало есть? А, да, откуда тут…Глянь, что там с моим лицом? Сильно задело? – попросил я волка. На глазах парня вскипали слезы, он осторожно погладил раненую щеку дрожащими пальцами, - Эй, волчара, не раскисай, я ж живой. Подумаешь, меньше девчонкам нравиться буду! Ты же не бросишь меня из-за этого?

Волк все же расплакался, уткнувшись мне в плечо. Сквозь глухие рыдания я различал: «Не защитил…из-за меня…»

- Ну все, все, не реви. Ты не мог меня защитить, у тебя не было оружия и одежды, никто бы тебе не позволил встать в строй. Нечего тут стыдиться. И я же не умер? Стоит ли из-за царапины так убиваться? Хотя мама с папой не поймут, эт точно. Ну, совру что-нибудь. Кстати, я тут надолго?

Неслышно подошел шаман. Даже я со своим обновленным слухом не заметил его, пока он не присел рядом на траву. Осторожно протирая мне лицо травяным настоем, старик заговорил:

- Судя по всему, юноша, вы явились из того же мира, что и некогда доблестный Черный волк. У вас его оружие, и сражались вы не хуже, чем сей легендарный герой. Могу лишь предположить, что вас привела сама Судьба нам на помощь. Племена оборотней разобщены междоусобными сварами, и кочевники истребляют нас целыми родами. Редко когда удается выстоять, как сегодня, обычно они нападают большими стаями…э-э-э…отрядами. У степняков есть стрелы и мечи, а мы испокон веков не признавали иного оружия, чем клыки и когти, охотясь в зверином обличье.

- То есть вы хотите, чтобы я, восемнадцатилетний юнец, ничего не знающий о военном деле, объединил ваши племена и выступил во главе этого войска против местного аналога Чингисхана?   М-да, задачку вы мне задали, дай бог голову не сломать. А как же другие претенденты на роль всеобщего спасителя?

Старик отвел глаза, тяжело вздохнул:

- Никто из посланных в иные миры не вернулся.

- Так может, еще не нашли героев? Прошло-то всего меньше месяца!

- Это там, в твоем мире. Здесь Раух отсутствовал больше года. И я не чую больше их душ. Все погибли.

Час от часу не легче. Как я понял, старик не собирается отпускать меня, пока я не выполню задачу или не докажу свою некомпетентность. Но что я реально могу? Судя по тем легендам, которые я слышал от Рауха, Черный Волк был отлично подготовленным воином, скорее всего арабом - номадом, с хорошими задатками лидера и полководца, раз сумел сплотить племена в грозную силу, даже при отсутствии оружия. Я же родился и вырос в мирной (относительно) стране, в век совсем других реалий, не знаком с тактикой и стратегией в масштабах глобальных. Драться один на один я могу, но чем это поможет в войне оборотней и людей? Что ж, придется думать. Но не сегодня, черт возьми, не сейчас.

Волки провели нас в скрытое в чаще густого лиственного леса поселение. Всего с полсотни домов, около двухсот жителей. Девушки и женщины – волчицы отличались редкостной красотой, по канонам древней Эллады. Тонкостанные, крутобедрые, с широко расставленными коническими грудями, высоко несущие головки на точеных изящных шейках, отягощенные копнами густых волос, цвета волчьей шерсти: от серо-песочного до черно-палевого. Среди этого племени я казался себе ребенком, будучи ниже даже женщин. Я не мог, не кривя душой, обещать им победу, а они все смотрели на меня с надеждой. Впрочем, не все. Самая старая волчица в роду, что-то вроде жрицы духа-покровителя, Тарья, смотрела с жалостью и материнской заботой. Как выяснилось, Раух приходился ей правнуком, и женщина была благодарна мне за спасение непутевого детеныша. Я узнал, что ему, на самом деле пятнадцать, и к поискам героев его бы не допустили, но он пришел сам, не спрашивая позволения.

Тарья  успокоила меня, пообещав, что шаман откроет мне Врата в тот же день, из которого забрал. Осталась сущая малость: выполнить свою миссию.

Выговорить мое имя волкам было сложно, поэтому его сразу переиначили в Барса. А за цвет волос, непривычный для них, светло-пшеничный, назвали Золотым. Несколько дней я привыкал к этому миру, непривычной пище, странному привкусу в воде и вине. Круглые домики оборотней, выстроенные из саманного кирпича и крытые корой незнакомых деревьев, в которых селились семьями по трое-четверо, были открыты для меня. Я изучал уклад и быт общины, поучаствовал в странном ритуале чествования Старой Волчицы, того самого духа-покровителя, прародительницы оборотней, ловил рыбу вместе с мальчишками-волчатами и учил их лазать по деревьям. Потом понял, что дольше тянуть не могу, и пошел к шаману.

- Мне надо вернуться в мой мир. Я не воин, не маг. Я не смогу помочь вам без знаний и материалов.

К моему удивлению, старик согласился, но предупредил, что у меня будет не больше суток, чтобы все найти и купить. В этом мире пройдет около двух недель. На закате шестого дня он открыл мне Врата.

В моем мире был самый глухой предрассветный час. Я собрался и выехал в город, домой. Мама с папой удивились, когда рано утром я появился дома, но я сказал, что всего на пару часов, и засел за компьютер. Очень быстро я отыскал все, что мне было необходимо, собрал распечатки в папку, выгреб всю наличность и пластиковые карты, и пошел в банк. Скоро у меня на руках оказалась весьма приличная сумма, и я отправился в магазин «Оружейный Двор». Там я скупил партию длинных охотничьих ножей, попросил упаковать и отправить в мой загородный дом. Потом я пробежался по ювелирным магазинчикам, скупая обручальные кольца на все оставшиеся деньги. Получилось не так уж и много, но должно было хватить. К четырем часам дня я уже вернулся в лес, собрал и приготовил к переходу все, что успел достать. Спустя час передо мной разгорелось зеленоватое окно Врат.

Я отсутствовал всего пятнадцать дней местного времени, но когда вернулся, мой волк казался повзрослевшим на целый год. Встретив меня у Врат, он, не стесняясь, крепко обнял и поцеловал меня. Той ночью он сказал, что никогда не оставит меня. Кто же мог знать, как повернет колесо наша Судьба? Но тогда мы были безумно счастливы, мы упивались своей любовью, пока было возможно, и уснули лишь под утро, не разрывая сплетения тел.

Сотня ножей, даже высококачественной стали, ничего не решает в этой войне. Некоторые человеческие племена торговали с оборотнями, чаще всего это был натуральный обмен, но все чаще люди требовали за свои товары золото. Я скачал из Интернета всю информацию, какую нашел, о добыче этого драгоценного металла. Разосланные в разные племена оборотней, гонцы – волки искали месторождения и реки, где его можно было намыть. Также они искали компоненты для производства пороха. Это был мой козырь. Если удастся получить порох, я выиграю эту войну с минимальными потерями для оборотней. Конечно, я не собирался создавать в этом мире огнестрельное оружие, но пороховые заряды, заложенные и подорванные в нужном месте в нужное время, способны творить чудеса. Также я сам объехал с десяток деревушек, в каждой посещая кузнеца, и везде заказывал сабли, подобные Когтю, наконечники для стрел и копий. Расплачивался пока кольцами, стоимость изящных золотых безделушек оказалась на диво высокой. Наверное, за счет того, что местные аналоги ювелирных украшений были грубыми и не слишком красивыми, а мои выгодно отличались от них.

К концу этой декады (туземцы измеряли время в десятеричной системе) я уже стал обладателем около двухсот клинков, все взрослое население волчьей деревушки начало тренировки. Как я заметил еще по Рауху, оборотни очень легко схватывали основы, почти не совершая ошибок, свойственных новичкам. Я очень волновался, смогу ли я стать хорошим учителем, достойным таких прекрасных учеников. Каждый вечер после тренировок я собирал старейших волков и заставлял их вспоминать подробности легенд о Черном Волке и его военной кампании против степняков. Постепенно у меня вырисовалась четкая картина, но к нынешней обстановке она не подходила. Кто бы не вел орду сейчас, опыт прошлых ошибок он учел. Умело выстраивая свои атаки, степняки не давали племенам оборотней соединить свои силы. Тогда, около трехсот лет назад, Черному Волку удалось собрать под своей рукой почти пятьдесят тысяч воинов-оборотней. Нынче же все население лесного края составляло около пятидесяти тысяч, из них почти две трети -  женщины и дети. А судя по тому, что говорит разведка, орда насчитывает почти тридцать тысяч воинов!

Степняки жгли лес, а вместе с ним гибли и лесные обитатели. Для того, чтобы прекратить эти огненные налеты, нужно было выставить мощный заслон из воинов, объединив кланы Волков, Медведей, Барсов и Кабанов.

К моей удаче, очень скоро все компоненты пороха были найдены и в этом мире. Обосновавшись в маленьком домике на окраине деревушки, я начал потихоньку экспериментировать с ними. Кто его знает, как поведет себя здешняя химия? Вдруг рванет так, что мало не покажется? Опасения мои частично оправдались. Сгорал мой самодельный порох с мощным выбросом тепла и света – идеальное средство для атак, с сильным поражающим действием. Я готовил заряды, начиняя порохом глиняные горшки, понемногу накапливая запас.

Через месяц появились первые известия о разведанном месторождении самородного золота, и первая старательская бригада оборотней, вооружившись спешно приобретенными лопатами и кирками, ушла в горы. Клан Барсов, на территории которого она находилась, примкнул к Волкам почти сразу, узнав о моем появлении. Теперь они активно включились в подготовку военной кампании.

Разведчики из клана Степных Лис, самого малочисленного, но единственного из степных кланов, который сумел выжить на территории врага, приносили вести о том, что в степи, на расстоянии декады пешего хода от границ леса стоит лагерь основных войск орды. И я наконец-то узнал, под чьей они рукой. К моему удивлению, это оказалась женщина. Впрочем, нет ничего страшнее умной и волевой дамы, облеченной властью. Женское коварство и расчет вошли в легенды. Как я понял, эта ханша была потомком того владыки, который триста лет назад объединил степняков в орду, но потерпел поражение от Черного Волка. Видимо, взыграла родовая гордость.

Разведчики принесли еще одну неутешительную новость. Как выяснилось, кроме Лис, в степи выжил еще и клан Шакалов. Выжил за счет предательства, переметнувшись на сторону степняков. Как я понял, они станут авангардом орды, на острие ее атаки. Ведь во все времена наемникам отводилась эта роль – в ком сомневаешься, поставь перед собой, чтобы в случае предательства не ударили тебе в спину. Шакалов не жаль, чем больше их погибнет, тем меньше будет потерь среди людей. Появление этой стаи вносило коррективы в мой план.

К моему большому удивлению, мне не пришлось долго уговаривать старейшин других племен оборотней. Узнав во мне преемника Черного Волка, они беспрекословно соглашались помогать в подготовке войск. Я прекрасно понимал, что не должен становиться во главе ополчения. Рано или поздно, мне придется уйти в свой мир, а боеспособность оборотней должна сохраниться. Потому я внимательно присматривался к вожакам стай, выделяя среди них хороших стратегов и тактиков, особенно усердно учил их владению непривычным оружием. Если с копьями и даже саблями проблем почти не возникало, то овладеть стрельбой из лука оборотням было невероятно сложно. Я и сам не был супер стрелком, в секцию спортивной стрельбы я проходил всего год, и забросил ее ради айкидо. Информацию о том, как сделать лук, что называется, на природе, я почерпнул из того же Интернета, поэтому наши «произведения» не шли ни в какое сравнение с роговыми луками степняков. Скоро я забросил это направление, как неперспективное. Сила оборотней была не в массе, а в хитрости и ловкости.

К исходу лета ополчение насчитывало уже десять тысяч воинов. В него , кроме волков, влились барсы, медведи, тигры, рыси, лисы и даже кабаны. Насколько я понял, оборотнями в этом мире были только крупные хищники, единственным исключением стал род Кабана. Эти здоровяки, все как один походили на своего прародителя: мощные, стремительные, легко распаляющиеся и тяжело унимающие гнев. Между племенами оборотней они выделялись огромной силой и размерами, враждуя почти со всеми, особенно с волками. Немалых трудов мне стоило примирить старейшин этих двух племен.

Осень принесла мне первую горечь этого мира. Мой любимый Раух приглянулся молодой волчице Маар. По обычаю племени она пришла ко мне просить его любви. Сперва я не понял, чего хочет от меня эта девушка. Когда же до меня дошло, начал приглядываться к ней повнимательнее. Вне сомнений, Маар была прекрасна и достойна Рауха: серо-палевые локоны, подплетенные в косу на концах, яркие, золотисто-карие глаза, обрамленные длинными пушистыми ресницами, стройное, сильное и гибкое тело, такое женственное, с небольшой грудью и широкими бедрами. У них должны были получиться красивые дети. Я рвался на части, раздираемый противоречивыми чувствами. Был страх потерять Рауха навсегда, если я отпущу его, и страх лишить его возможности иметь счастливую семью. Я попросил Маар дать мне три дня на размышления, и она согласилась.

В первый же вечер я решился завести этот разговор с оборотнем. Мне было нелегко, но позволить себе решать за возлюбленного я не мог. Услышав, чего хотела девушка, Раух помрачнел. Оказывается, Тарья уже говорила с ним на эту тему.

- Мне никто не нужен, кроме тебя. Но…это мой долг перед племенем…

- Маар симпатичная. И ты не можешь сейчас говорить, что никого не полюбишь, кроме меня. Вы еще не настолько хорошо знакомы, чтобы делать какие-либо выводы. Познакомься с ней, погуляйте, поговорите. Я обещаю тебе не ревновать. Я все понимаю, любовь моя.

Я не мог понять, отчего в глазах оборотня мелькнуло разочарование. Но он внял моим словам. Теперь я часто видел их с Маар вместе, и хоть я и обещал не ревновать, сердце мое сжималось от странной боли.

Я старался загрузить себя работой. Каждую свободную минуту я тренировался с клинками и гонял новобранцев в лагере. Каждый вечер до глубокой ночи засиживался над планами и тактическими построениями вместе с двумя молодыми оборотнями, Коном и Бером, которых выбрал за их ум и нестандартное мышление. Кон-волк был прекрасным стратегом, Бер-тигр,   наоборот, лучше разбирался в тактике. Вместе они были мозгом моей армии, моей сменой в этом мире.

Двадцать пять юношей под моим началом учились изготавливать, закладывать и взрывать пороховые заряды. Это был мой гениальный план: в степи, на расстоянии шести, четырех и двух перестрелов от границы леса закладывались цепи зарядов. Взрыв первой приводил в готовность вторую, второй – третью. Скорость горения запалов была чуть меньше скорости движения конного степняка. Взрывая цепи одну за другой мы могли уменьшить количество врагов примерно на десятую часть. Если учесть, что кочевникам порох неизвестен, был шанс обратить их в паническое бегство, а бить бегущего, испуганного врага легче. Да, это не благородно, да, это не в стиле романтических героев, выходящих на битву со злом с мечом и щитом в одиночку. Но что поделать, я не герой.

К концу осени я почти убедил себя, что смогу расстаться с Раухом, если он выберет Маар. Мы почти не виделись. Я все время проводил в разъездах, готовя лагеря для новобранцев, тренируя и обучая командиров, закупая оружие на первое добытое золото. Иногда мне казалось, что волк избегает меня, не показываясь на глаза, даже когда я возвращался в Ясный Бор, как называлась его деревня. Одинокие мои ночи были холодны и полны печали. Я с трудом засыпал в самый глухой час ночи, а просыпался перед рассветом, еще более уставший, чем когда ложился. Тарья видела, что со мной происходит, но ее участливая забота только повергала меня в еще большее уныние.

С первым снегом Раух вернулся ко мне. Казалось, ему эта осень далась еще труднее, чем мне. Он вытянулся еще больше, осунулся, под глазами залегли тени.

- Я не смог сделать счастливой Маар. Я не могу без тебя. – Такими были его первые слова, когда он с силой сжал меня в объятиях, едва переступив порог. Стыдно сказать, но я был счастлив услышать это.

К моему удивлению, Маар не стала злиться или плакать. Вместо этого она начала помогать нам по дому, готовить еду, стирать. Кажется, волчица решила доказать Рауху, что способна принять его вместе со мной и быть хорошей хозяйкой. Нам, в нашей холостяцкой берлоге, женская рука была не помехой, а благословением. Маар не навязывала свою заботу, но теперь в хижине было тепло, чисто и уютно пахло едой.

Стычки с кочевниками прекратились, орда отошла на юг, и оборотни получили великолепную возможность укрепить границы. Под моим контролем на окраинах степи закладывались мощные заряды взрывчатки, и подрывались. Выброшенная взрывами земля плотно укладывалась за траншеей, образуя заградительный вал. Стенки рва укреплялись глиной, обжигались до каменного состояния. Весь конец осени и до середины зимы приграничные поселения трудились над этой задачей. Параллельно с ней мои подрывники готовили стратегический запас зарядов для весенней кампании. В каждом поселке был погреб, до краев заполненный бочками с порохом, ибо мы не знали, на каком именно отрезке границы степняки станут прорываться в лес. А то, что будущий год принесет крупномасштабное наступление, сомнений не было. Это и держало племена оборотней вместе. Всю зиму объединенная армия под командованием моим, Кона и Бера проводила маневры и тренировки. Оборотни из разных племен учились взаимодействию, доверию, взаимовыручке. Самые юные – еще и терпению. К весне я уже мог сказать, что моя пятнадцатитысячная армия готова к боевым действиям.

Весна была сухой, и к середине ее второго месяца разведка донесла о продвижении орды на север, к границе лесной страны. Все небоеспособное население было эвакуировано вглубь леса, в пограничных поселениях остались только лекари, шаманы и бойцы. К концу весны начались налеты ордынцев, которые мои заградительные отряды быстро пресекали. После ряда мелких стычек, окончившихся неудачей для степняков, налеты прекратились. Воцарилось странное предгрозовое затишье.

Этого шакала – шпиона  поймал отряд разведчиков – лис, когда он прокрался за заградительную полосу и уже подобрался к Ясному Бору, где была основная ставка армии оборотней. На допросе он только презрительно усмехался в ответ на мои вопросы. Единственным, что он сказал, было восхваление Акатис, повелительницы орды. Так мы узнали ее имя. А ночью пленник сбежал, убив охранника. Я был страшно раздосадован. Ханша не должна была знать, что у оборотней есть преемник Черного Волка, и племена больше не разобщены. Однако, то, что случилось впоследствии, было для меня хуже ножа в сердце.

Судя по всему, этот налет готовился тщательно и детально. Шакалы подобрались к самой границе так скрытно, что дозорные не учуяли их, пока отряд ренегатов не напал на нас. Сотня против тридцати – но они не стремились убивать. Они умело отрезали нас с Раухом от остальных, заставив прижаться спиной к спине и сражаться в бешеном темпе. Кто-то достал меня коротким копьем в бок, наконечник скользнул по ребрам, глубоко взрезая мышцы, но жизненно важных органов не задел. Я упал на колени, и тут засвистели арканы. В мгновение ока мой волк оказался спеленат ими, как муха – паутиной. Отчаянным рывком ко мне пробились волки и барсы, но шакалы быстро отступили, унося пленника. Я рванулся за ними, но меня удержали. Я выл от боли и бессилия, но изменить ничего не мог.

Спустя три дня в ставку привели парламентера. Это был тот же шпион, которого мы тогда упустили. Он передал мне условия ханши Акатис: я должен был явиться в ее лагерь один, если хотел увидеть Рауха живым. Я не смог, да и не захотел удерживать волков от расправы над шакалом. Его убили, выбросив труп в степи.

Однако, я не мог проигнорировать то, что он сказал. Шаман волков и Тарья не пытались меня отговорить, но требовали, чтобы я взял хотя бы десятку бойцов. Я отказался.

- Я пойду один. Не стоит подвергать опасности воинов, когда на счету каждый меч. Я сам верну Рауха.

- Но ты же ранен! – Маар, которая была целительницей, осталась в ставке, когда ушли все женщины, дети и старики. Теперь она хлопотала вокруг меня, как наседка.

- Пустяк, царапина, - это была неправда, рана была глубокой и двигаться мешала, но отказываться я не мог. – Акатис ждет именно меня, шакалы сказали ей, что для меня Раух дороже жизни. Пусть  ханша увидит, что я умею держать слово. Раух вернется, со мной или без меня, но вернется. А Кон и Бер вполне справятся со своими задачами и без меня.

Перемотав потуже повязку, я оделся и взял клинки. Маар провожала меня до границы леса. До ставки Акатис верхом я добрался на закате, отпустил коня и беспрепятственно прошел мимо вражеских патрулей. Видимо, повелительница орды позаботилась предупредить своих дозорных. Я чувствовал, что бинты пропитались кровью, и шакалы чуяли ее, провожая меня жадными взглядами.

Среди серых и коричневых юрт алая палатка ханши выделялась как кровавый цветок. За палаткой стояла большая железная клетка, в ней на цепи сидел мой любимый волк. Раух почуял меня, взвыл и начал бросаться на прутья. Судя по всему, что-то не позволяло ему обернуться в человека. Расшитый шелком полог откинулся, стоило мне появиться на площади перед шатром. Пожалуй, я даже назвал бы Акатис красивой: плотная, мускулистая, чуть ниже меня, с копной тонких красно – рыжих, как у всех степняков, косичек, с удлиненными карими глазами, укутанная в пестрые шелковые халаты, руки унизаны костяными и серебряными браслетами, множество украшений позванивает на шее, в ушах, на поясе. Но разве могла она сравниться с хищной красотой и грацией моего волка?

Ханша шагнула мне навстречу, насмешливо сузив глаза, проговорила нараспев:

-Герой явился спасти свою подстилку?! Какое благородство!

- Не стоит усилий, Акатис, я все равно не разозлюсь. Чего ты хочешь?

- Чего же я хочу от Золотого Барса? Да что мне хотеть еще, заполучив тебя, я обезглавила войско оборотней! – скользящим, крадущимся шагом женщина обошла вокруг меня, внимательно разглядывая. Я ощутил себя голым под этим взглядом. Вокруг нас собиралась толпа степняков и шакалов. Они тихо переговаривались, бросая на меня враждебные взгляды, но оружия не обнажали. Круг сомкнулся.

- Нет, Акатис, не обезглавила. Слишком поздно. Я подготовил достойную смену.

Ханша передернула плечами, раздраженно хмурясь.

- Это уже неважно. Все равно вам не выстоять против орды. – я не стал ее разубеждать. – Поговорим о тебе. Сумеешь побить двадцать моих лучших воинов, и я отпущу волчонка, но ты останешься здесь.

- Согласен. – Боже, что я несу! Двадцать поединков без отдыха – да они размажут меня тонким слоем по степи! –  Пусть твои боги слышат наш уговор. – я обнажил и поднял к небу Коготь, и последний луч солнца скользнул по нему, отразившись алой вспышкой. Степняки загудели, застучали ятаганами о щиты. Уговор был подтвержден.

- Проводите Золотого Барса в мою палатку. Сегодня ты мой гость, можешь ничего не опасаться. – развернувшись, Акатис скрылась за пологом. Ко мне подошли два рослых шакала, оскалили клыки в неприятной усмешке:

- Пойдем,…гость.

- Позже. Сначала я хочу увидеть волка.

Они загоготали, один ткнул копьем в направлении клетки:

- Вон твоя подстилка, живая и даже нетронутая, ха-ха-ха!

Я проигнорировал его реплику, не позволив ярости затуманить разум. Мне предстояло убедить любимого оставить меня в лагере врага, в плену, и уйти. Я предвидел, что это будет, пожалуй, потруднее, чем побить даже сотню степняков. Опустившись перед клеткой на колени, позволил волку облизать мне лицо и руки, обнял, просунув руки сквозь прутья, и тихонько заговорил. Волк протестующее мотал головой, поскуливал, рычал, но все же вынужден был смириться с моим решением.

- Позже. Ты освободишь меня позже, когда Кон и Бер поведут войска в атаку. Я верю в вас. И буду ждать тебя.

Шакалы отконвоировали меня к палатке повелительницы, не сдерживая язвительных и злых насмешек, но я упорно молчал. По всему лагерю степняков горели костры, воины пили, ели, пели свои заунывные песни. В шатре, на белоснежной кошме, на груде подушек возлежала Акатис. Из всего вороха одежд на ней осталось только два тонких халата, подпоясанных тонким пояском, набранным из золотых и янтарных пластин, и налитое соками зрелости тело почти просвечивало сквозь них. Мимо воли мое тело отреагировало на ее призыв, но я справился с собой, невозмутимо уселся у достархана, постаравшись скрыть гримасу рванувшей бок боли, и девочка-рабыня тут же налила мне чашу кумыса. Хозяйка шатра приняла из ее рук такую же, качнула в салюте мне, и осушила наполовину. Я свою только пригубил. На завтра мне нужна была свежая голова и тело. Поданная мне миска с бараниной опустела за полчаса, я ополоснул жирные руки в тазу, поднесенном девочкой, Акатис отослала ее прочь и встала. Я остался сидеть, настороженно следя за ней. Женщина нервно прошлась по шатру, остановилась напротив меня и заговорила:

- Я выставлю завтра против тебя лучших воинов, моих телохранителей. Один такой стоит пятерых. Я собрала их со всех племен степи. Тебе не победить. Но если ты согласишься стать моим…моим мужем, я выберу двадцать слабаков, которых ты раскидаешь, как котят, отпущу твоего волка невредимым, осыплю тебя подарками! Согласись, подари мне сына, и потом я отпущу и тебя!

Я замер, оторопело переваривая услышанное, потом устало усмехнулся:

- Неужто в степи перевелись настоящие батыры, что ее повелительнице не от кого забеременеть?

- Я предлагаю тебе жизнь, глупец! – взвизгнула она, но вдруг успокоилась, даже заулыбалась – томно, прикрыв густыми ресницами алчный взор, - Неужели я совсем тебе не нравлюсь, Барс? Разве мое тело не прекрасно? – ее одеяние начало сползать с крутого смуглого плеча, обнажая ключицы и впадинку меж грудей. Как завороженный, я уставился на нее, чувствуя, что вожделение поднимается во мне сладкой дурманной волной. Акатис извивалась в чувственном танце, шелк струился, обрисовывая соблазнительные изгибы жаркого тела… Стоп! Что со мной? Я сглотнул, потер виски влажными ладонями, прогоняя наваждение, через силу унял возбуждение.

- Ты не колдунья, часом, Акатис? Не выйдет. Такими дешевыми трюками завлекай своих шакалов. Я не стану твоим мужем. Нам нечего обсуждать.

Женщина отпрыгнула, шипя рассерженной коброй, торопливо оправила одежду, хлопнула в ладоши. В шатер ворвались те же два шакала, что конвоировали меня, и она приказала:

- Отведите Барса в шатер для гостей. Завтра будет поединок, ему нужно отдохнуть.

В маленьком, явно рассчитанном на одного человека, шатре я упал на грязноватую кошму, едва сдерживая стон боли. Рана горела, словно в огне. С трудом поднявшись, я срезал Клыком окровавленные бинты, вынул из поясного кармана мазь, данную мне Тарьей и чистые тряпицы,   и перевязал себя. Уснул я быстро, несмотря на боль, а когда проснулся, стояло позднее весеннее утро. Возможно, мое последнее утро в этой жизни.

Вчерашняя девочка- рабыня принесла мне воды умыться и накрыла низкий столик-достархан. Я не стал наедаться: на сытый желудок тяжело сражаться. Выпил молока и сжевал свежую пресную лепешку. Проверил повязку, затянул ее потуже, повесил на пояс клинки, и вышел из палатки. Мое появление встретили криками и звоном оружия. На площади посреди лагеря уже огородили жердями на рогатинах поле, перенесли туда же и клетку с Раухом. На невысоком помосте стояло наспех сколоченное кресло, крытое шкурами – волчьими, рысьими, медвежьими – такая себе демонстрация силы. Стоило мне войти в круг, как Акатис появилась из палатки, неспешно прошествовала сквозь проход, мгновенно освобожденный степняками, и уселась  на него. Я склонился в легком поклоне, приветствуя ее, дождался ответного кивка и заговорил:

- Да будет небо светло над тобой, Акатис. Освободи волка от оков и чар, и объяви поединок.

Ханша махнула рукой, и с волка сняли ошейник, оставив в клетке. Потом шаманка, старая сморщенная степнячка, укутанная в меха, попрыгала вокруг клетки, завывая, и волна золотистого свечения прокатилась по волчьей шерсти. Кувыркнувшись на месте, он обернулся, степняки засвистели, заулюлюкали. Кто-то бросил в клетку ком его одежды, и Раух быстро оделся. Припал к прутьям клетки, глядя на меня тревожно, чуял мою рану, но не сказал ни слова. Я посмотрел в его хризолитовые глаза, запоминая, потом заставил себя отвернуться. В круг уже входил мой первый противник.

Он был очень силен, мощный, как бык, но в нем не было ловкости и изворотливости. Я легко победил его, располосовав ему бедро до кости и правую руку. Рана моя болела немилосердно, растревоженная резкими движениями, но пока терпимо.

Еще трое таких же здоровяков я уложил почти без проблем и без единой царапины. Степняки орали и гремели оружием, приветствуя победителя. Но я чувствовал, что начал уставать. Последующие схватки слились для меня в одну, выматывающую, напряженную. Пятнадцать моих противников унесли с залитого кровью круга, но и я был уже на пределе. К ране в боку добавилась глубокая царапина поперек груди, колотые раны в левом предплечье и правом бедре. Я вытер пот с лица, поправил полотняный хайратник, насквозь пропитанный потом, обвел взглядом толпу и наткнулся на злой, кинжально острый взгляд Акатис. Нет ничего страшнее отвергнутой женщины.

- Пусть выйдут близнецы. Посмотрим, что ты сможешь противопоставить им, Барс!

Они просочились в круг, как струйки ртути. Гибкие, быстрые, сильные. Разошлись в разные стороны, напали одновременно, заставляя меня уйти в глухую оборону. Коготь все чаще выручал меня, перехватывая ятаганы и закручивая серебряные щиты, когда усталые руки подводили. Но все же я пропустил еще два удара, в правую руку и самым кончиком клинка поперек лба. Кровь мгновенно залила один глаз, сузив обзор. Обрадованные моей усталостью, близнецы пошли в атаку, наплевав на оборону, и тут же поплатились. Клык в моей левой руке зажил своей жизнью, выворачивая мне руку, крутнулся невероятным финтом, вспарывая глотки обоим. Задыхаясь, я упал на одно колено рядом с бьющимися в агонии телами, торопливо стер кровь с лица, оторвал клок от рубахи, и перевязал рану. Моя кровь смешивалась с чужой, покрывала меня уже с ног до головы. Сил почти не осталось. «Еще трое…Только трое» - уговаривал я свое тело, прося его потерпеть еще чуть-чуть. Если я сдамся или проиграю, Рауха убьют, и его шкура будет покрывать кошму в палатке Акатис. Нет! Этого не будет!

Обозленная потерей стольких воинов, ханша приказала последней тройке драться вместе, и никто не возразил, что это не честно. Они вышли в круг, свежие, полные сил, а меня уже шатало, как пьяного. Я потерял слишком много крови. Этот бой мог стать последним в моей жизни. Позволив им приблизиться, я собрал остаток сил и выплеснул их в отчаянной, самоубийственной атаке, закрутив себя сверкающим вихрем с острыми гранями клинков. Все было кончено в считанные секунды. Двое валялись, как сломанные куклы, третий замер напротив меня, с Клыком в солнечном сплетении. Его ятаган наполовину погрузился в мою грудь, почти достав сердце. Я провернул кинжал, и он рухнул с утробным стоном, выпустив рукоять. Я остался стоять, опираясь на Коготь. Изо рта с каждым выдохом выплескивалась кровь. Алый туман заволакивал глаза. Последним усилием я выпрямился,   нашел глазами Акатис, прохрипел:

- Вы.. пусти…волка…

Клетку открыли, и Раух бросился ко мне. Подхватил, не позволив упасть. Опираясь на его плечо, я утвердился на ногах, оттолкнул оборотня:

- Беги, Раух…Пока…я…стою…тебя не тронут…беги…

Оглядываясь, он пошел к проходу, увидел, как меня качнуло, кувыркнулся и помчался сквозь толпу уже в волчьей ипостаси. «Беги, любовь моя. И прощай. »

Я клонился все ниже, пока не упал на колени. Никто не спешил меня добить, но и помочь – тоже. Глаза застилала пелена, в ушах словно шумел прибой. Непослушными пальцами я обхватил лезвие ятагана и потянул из себя. Мир взорвался болью и потух.

Я плыл в кровавой тьме, взрезаемой нитями молний, я был клубком боли, в который они сворачивались. Жар и холод сменяли друг друга, высасывая из меня силы, кошмарные видения разрывали мой разум. Я кричал, но не слышал себя. Постепенно, все, кроме боли, прекратилось. Но и она затаилась, прорываясь всплесками при дыхании. Наконец, я нашел в себе силы открыть глаза. Сначала мне показалось, что я ослеп, но постепенно я стал различать окружающие меня предметы. Я лежал в темной палатке, в той же, что и в первую ночь в лагере степняков. В маленьком очаге едва теплились угли, подернувшиеся пеплом. Возле него, на краю кошмы, свернувшись калачиком, спала девочка-рабыня. Разлепив пересохшие губы, я попытался позвать ее, и едва не закричал от боли в груди. Впрочем, кричать я вряд ли смог бы. Но она услышала, поднялась, потирая сонное личико, потом просияла, заметив, что я пришел в себя, кинулась ко мне.

Я выжил чудом. Шаманки вернули меня с того света, и почти две недели я не приходил в сознание. Меня поили травами и мясным отваром с ложечки, перевязывали и промывали не желающие заживать, кровоточащие раны. Но все же я выжил. Для чего?

Я не мог шевелиться. При малейшем движении раны открывались снова. Я балансировал на грани жизни и смерти, удерживало меня только воспоминание о Раухе и родителях, мысль о том, что я обязан вернуться в свой мир. Акатис приходила иногда, смотрела на меня, не говоря ни слова, и уходила. На третий день моего пробуждения, на рассвете лагерь забурлил в преддверии наступления. Маленькая рабыня пересказывала мне все, что происходило снаружи. Снимались и сворачивались палатки, седлались лошади, точилось оружие. На следующее утро орда двинулась к границе леса. Я молил всех богов этого мира, чтобы Кон и Бер ничего не напутали, мои подрывники вовремя подожгли запалы и успели убраться с места взрывов, рыси не поссорились с барсами, а кабаны с волками, горячая молодежь не рванула напролом раньше времени…

В полдень глухой рокот и колебания земли возвестили мне, что атака началась. А вечером в палатку ввалился спиной вперед шакал – охранник, с метательным ножом в горле, и вслед за ним – Раух, весь покрытый копотью и кровью, но живой и невредимый. В его руках сверкали мои клинки, глаза горели безумным огнем. Можно было понять – Акатис убита, иначе Клык и Коготь не попали бы к оборотню. Поведя бешеным взором по палатке, Раух со сдавленным рыком метнулся ко мне. Перепуганная девчонка раскинула руки крестом, прикрыла меня собой. Оборотень замахнулся Клыком, но узнал мои золотые, не красно-рыжие, как у степняков, волосы и отшвырнул ее в сторону, припадая на колени.

- Я пришел, Барс! Я вернулся за тобой! – его руки осторожно касались моего израненного тела. Я улыбнулся, пересиливая боль, поднял руку и коснулся его лица.

- Ты вырос, волчонок… - проговорил одними губами. Раух прижался к моей перевязанной груди лицом и заплакал.

Объединенное войско оборотней разгромило орду. Из тридцати тысяч степняков в живых осталось около пяти тысяч. Ненависть к ним была так сильна, что пленных брать не желали. Раненых добивали, даже если можно было спасти. Наши потери составили почти семь тысяч человек, но мы победили. На сколько веков мы завоевали мир для себя? Я не знаю, но надеюсь, навсегда.

Раух принес меня в ставку на руках. Еще три месяца я залечивал свои раны, под чутким присмотром Тарьи и Маар, в конце концов от них остались лишь шрамы, да тянущая боль перед дождем. На моем лице теперь выделялись два светлых рубца: над левой бровью и поперек правой щеки от переносицы до уха. Магия и травы сделали их почти незаметными. Но мама все равно все увидит. Придумать объяснение я так и не смог, понадеялся на то, что скажу что-нибудь экспромтом. Когда я смог уже стоять на ногах и раненое легкое не отзывалось болью на каждый вздох, мы с Раухом почти каждую ночь занимались любовью. Это было, как прощание – напоследок насытиться нежностью, страстью. Мы оба знали, что когда я уйду, он должен будет остаться. Для поредевшего племени каждый мужчина был на счету. И Маар не отпустит возлюбленного, пусть даже не отвечающего ей взаимностью. Юная волчица хотела детей именно от Рауха, и уже несколько раз он уходил с нею в лес в волчьем облике, а возвращаясь, виновато прятал глаза, не глядя на меня. Я больше не ревновал его. В судьбе оборотня я был пусть ярким, но временным эпизодом, так я думал. Мое время уходило.

Я повзрослел на целый год, но в моем мире не прошло и дня. Я перестал быть тем Борисом, которого знают мои родители, немного наивным, слегка избалованным ребенком. Я теперь понял тех парней, которые пришли из горячих точек со сдвигом в мозгах и ранами на теле. Я и сам теперь вряд ли  смогу нормально воспринимать свой мир, после того как видел кровь и смерть так близко и сам стоял на краю.

В глухую полночь новолуния, в тот же день, в который я пришел вслед за Раухом в его мир, шаман распахнул передо мной Врата. Оборотня не было, он в очередной раз ушел в лес с Маар. Я подумал, что это и к лучшему: долгие проводы – лишние слезы. Уже шагая в зеленоватое свечение портала, я услышал его крик, на краю зрения мелькнула быстрая тень, горячие руки обхватили мои плечи, и мы кубарем покатились по метровым сугробам родного Подмосковья. Я вскочил, сбрасывая куртку, накинул ее на обнаженного оборотня и поволок его в дом. Только в тепле, возле камина, я позволил себе отвесить ему пару оплеух, потрясти за плечи – счастливо смеющегося сквозь слезы.

- А как же Маар? Как же твое племя?

- У меня есть ты, и этого достаточно. А у Маар будет ребенок, и она отпустила меня. Или я тебе в тягость? Прикажи, мой господин, и я уйду…– на Рауха было жалко смотреть, так мгновенно увяла его радость. Я обнял его, прижимая к себе крепко-крепко, мое сердце, начавшее замерзать от осознания потери, снова наполнялось его теплом. Мой! Только мой! Я больше никогда не откажусь от него по своей воле, не откажусь, даже если от этого будет зависеть моя жизнь, не откажусь, чтобы никогда больше эти дивные золотисто-изумрудные глаза не наполнялись слезами.

Мы вернулись домой в конце каникул, которые стали для нас медовым месяцем. Вечером, когда родители приехали домой, мама, конечно сразу заметила и шрамы, и отросшие (за год!) волосы, и изменившуюся походку.   Месячным отсутствием такие перемены не объяснялись. Но на все встревоженные расспросы я просто очень серьезно попросил их ни о чем меня не спрашивать. Неожиданно для меня, отец обнял маму и только сказал:

- Лиза, оставь его в покое. Разве не видишь – наш сын действительно стал взрослым. – И за его поддержку я был страшно ему благодарен.

В этот же день я «познакомил» родителей с Раухом, но уже в его человеческом облике. Объяснил, что этот парень попал в аварию на шоссе недалеко от нашего загородного дома, и я вытащил его из горящей машины за секунды до взрыва. Он эмигрант, и документы сгорели. Отец помог сделать ему все документы, поступить в школу. За лето я научил оборотня письму, прошел с ним математику до девятого класса и понемногу все школьные предметы. Талантливый парень схватывал на лету. Осенью он пошел в девятый класс, его пробелы в знаниях мы объяснили амнезией вследствие травмы в ДТП. Эта версия объясняла и мои шрамы, никто ведь не знал, что это следы не царапин, а глубоких, опасных ран. На вопрос о том, куда делся мой «пес», я соврал, что он погиб в той аварии. Единственное, за что меня упрекнула мама, это что я ничего не сообщил ей о случившемся, хотя и отзванивался раз в два дня.

Раух поселился у нас, и позднее родители усыновили его.   Теперь никому не было дела до того, что мы живем в одной комнате, а чуть позже нам и вовсе купили двухкомнатную квартирку недалеко от его школы и моего университета.

С тех событий прошло шесть лет. Я уже окончил учебу и теперь работаю на одном из отцовских предприятий, а Раух, хотя сейчас его все зовут Рауль, учится на художественном отделении института культуры. Мы вместе, но наши отношения не афишируем, о них знают только мои родители – все же от материнского взгляда ничего не укроешь. И я знаю, что в любой момент, когда мне или ему опостылеет этот мир, мой волк вознесет свою Песнь, и для нас откроются Врата в его мир. А еще я уверен, что если снова уйду туда, то уже не захочу возвращаться. Для мамы с папой я просто уеду за границу, а там и вовсе затеряюсь, ведь Земля – такая большая планета.   А мне мир оборотней станет родным, и мое имя будет – не Борис Мишин из Москвы, а  Золотой Барс из рода Волка.