Апокалипсис aka Порно фильм апокалипсис

Эротическая повесть

Часть I

ПОСВЯЩЕНИЕ.

…Я начал еть ещё в младенстве,

Жизнь юностью моя цвела,

А еть уж знал я в совершенстве…

И. С. Барков. Ода Приапу.

Глава первая

Май 195… года был солнечный и по-летнему тёплый. Я пришёл из школы, дома кроме бабушки никого не было, жили мы тогда в коммунальной квартире, к тому же в нашей самой большой комнате проживали сразу две семьи, это – восемь человек. Бабуля в это время дня любила сидеть на балконе. Солнце зашло за дом, и балкон был в тени, только верхушки деревьев и окна  домов, напротив, от солнечных лучей, отливали золотом. А окна нашей комнаты выходили на другую сторону дома, и она была залита солнцем. В комнате я был один, – решил: быстро поесть, приготовить домашнее задание и бежать на улицу, и только разложил учебники, как в комнату стремительно влетела Томка – моя родная сестра, и на ходу справилась:

– Валька, где все?

– Кто, где, – ответил я и принялся за уроки.

Сестра вышла, и не появлялась минут тридцать, а когда вернулась в комнату, была уже, в халатике и с полотенцем, обмотанным вокруг головы, видимо, приняла душ, подумал я. Тома тихо подошла ко мне и посмотрела из-за спины, чем я занимаюсь, от неё исходил аромат, толи душистого мыла, толи каких-то духов. Я откинулся на спинку стула, вдыхая этот головокружительный аромат, вдруг она сказала:

– Валя, помоги вытереть голову. Я встал, подошёл к ней и стал медленно сушить волосы полотенцем, мы стояли напротив друг друга, но лица её не различал, как и всю  фигуру, так как она стояла между мной и солнцем, и я видел только силуэт. Но когда мои глаза привыкли к этому состоянию, я заметил, что халатик расстёгнут и под ним, ни какой одежды – мне было неловко, но я, нахально, рассматривал её красивое тело. Сколько раз мы с ребятами на пляже подсматривали, в дырки раздевалок, за женщинами… Но так близко и без боязни…  стоит, только протянуть руку и можно потрогать, погладить, но я не решался.

Меня трясло и немного качало… Тома старше меня, почти, на семь лет, ей, скоро  девятнадцать – она взрослая  девушка, как говорят: «без пяти минут – невеста! ». Справившись с потрясением, я продолжаю вытирать ей голову, и, широко открытыми глазами, смотреть на её нежное молодое тело, вернее, на ту часть, которую видно через распахнутые полы халата. Особенно завораживал тёмный треугольник курчавых волос, уютно расположившийся внизу живота, между ляжек, он как магнит притягивал взор. Меня, словно, ударило в голову, (я был ещё мальчишка и, конечно, в вопросах большого секса ничего не соображал, но природа – всё держит под контролем и всё расставляет на свои места…), меня качнуло, я, буквально, остолбенел. Тома поняла моё состояние, волна возбуждения охватила и её…

– Пойдём, полежим,   – предложила Тома.

И первая нырнула на диван. Легла на живот, ситцевый в мелкие цветы халатик обтянул ягодицы и её красивая попа, как гора, усеянная цветами, возвышалась над диваном. Она  ждала…, она знала, что я любуюсь…

Я одурманенный – увиденным и ароматом,   исходящим от неё, ничего не соображавший,   лёг с ней рядом. Некоторое время мы лежали, глядя друг на друга, я настороженно, она ласково и покровительственно, затем Тома повернулась на спину и распахнула халатик. Теперь, всё её прекрасное тело предстало моему взору целиком. Разве, перед – этаким, можно устоять, может мне всё это сниться, я привстал, чтобы лучше разглядеть холмик пушистых волос, скрывающих что-то для меня не ведомое, не познанное, но чертовски притягательное. Тома приподнялась на локте, пытаясь снять халат, я помог ей высвободить руки из рукавов, она была податлива, давая себя раздеть,   сообща, справившись с этим делом, я сел,   в её ноги, размышляя о том, что делать дальше? Солнце, в отличие от меня, знало что делать,   – сразу набросилось на неё, лаская и ощупывая своими горячими золотыми лучами. Куда мне, не опытному, – было с ним тягаться. Тома – позолочённая  солнцем, словно, изваяние лежала передо мной. Я продолжал её разглядывать (и, скажу вам, – смотреть есть на что, рассказать ребятам – слюнями захлебнутся от зависти, но я ни когда не расскажу). Робко и не умело поглаживаю и ощупываю (я впервые по-взрослому делал это) вожделенную плоть Томы, кожа, словно, бархат, а тело упругое и крепкое, как теннисный мячик. Магический треугольник, мелко вьющихся волос, между длинными стройными ногами, искрился на солнце золотисто-красным отливом, его лучи проникали туда, куда, так, хотелось забраться мне. Груди меня, как-то, не привлекали, несмотря, на то, что они очень красивые, изящной формы (это по малолетнему – невежеству), а вот соски привлекли моё внимание своей необычностью. Они были высокие, как кофейные зёрна, которые стояли в маленьких коричневых тарелочках. И всё-таки, меня больше манили волосики между её ногами, что интересно они скрывают? Я знал, – что, но никогда не видел. Этот, магический, треугольник притягивал к себе какой-то неодолимой силой, упиваясь его, невероятной, красотой, я заметил, что и он тянется ко мне. Пока я был увлечён этим занятием, Тома молча, лежала и не мешала мне, затем, велела просунуть руку между ног, и погладить…, я медленно  опустил свою руку, и она утонула в нежных,   мягких и густых волосах. Их было так много, я, машинально, загрёб их в кулак и, тут же, как ошпаренный, отпустил, от мысли, что причинил боль, мне стало не по себе, но сестрёнка даже не шелохнулась. Она лежала, склонив голову, с полуоткрытыми глазами. И тогда, чтобы заглушить – боль (я всё-таки думал, что ей было больно), стал, виновато, поглаживать их. Её ляжки, подрагивая, медленно раздвинулись. Волосики, как горный обвал, посыпались вниз, дальше, между ног вместе с лучами солнца, которые, там, что-то высветили, и это что-то полыхнуло алым цветом…  Её лоно, сравнимое с цветком орхидеи, притягивало и манило. Я и не подозревал, что это так красиво и пьяняще,   было  состояние – невесомости и полное отсутствие реальности,   голова отказывалась соображать, в ней  стрекотали – цикады. Тома взяла мою руку, и погрузила между своих ног, на то место… Я ощутил тепло как от прикосновения к жаркой печи. Сквозь звон в голове, я услышал её томный голос, она просила проникнуть глубже и потереть пальцами её «киску», так она назвала свою писю. Я старательно исполнял все её просьбы, и не без удовольствия…  Её алый бутон стал увлажняться и набухать, а «киса» стала, больше, походить на булочку-плюшку, которую только-только вытащили из духовки – горячую и румяную. Прерывисто дыша, Тома, говорит мне:

– Ляг на меня, только сними трусы, они будут мешать, а вместо пальца сунь сюда, – и она раздвинула влажные алые лепестки своей «кисы», –  пенис.

Я не понял и спросил, что это такое, когда она пояснила – испугался, подсознательно, чувствуя, что делаем с ней что-то запретное, но очень приятное… Тома меня успокоила:

–  Ну, не стесняйся. Не робей, моя подруга Ритка, со своим братом этим, – тоже занимается.

Затем помогла мне, стащить трусы и вот только сейчас я ощутил, что мой «петушок» шевелится и растёт, я и не подозревал, что он такой большой. Тома взяла его в руку и стала  тереть сначала медленно, потом всё быстрей и быстрей слегка сдавливая и нежно поглаживая, при этом приговаривала:

– Мой милый любимый «котёнок», сейчас ты вырастишь, станешь большим и сильным и набросишься на мою «киску»!

И действительно, он вырос ещё больше, стал твёрдым и горячим. У меня внутри заклокотало, в голове опять зазвенело, «котёнок» мой напрягся, готовый к прыжку. Тома притянула меня на своё подрагивающее тело, взяла моего «котёнка» и направила в свою «кису». Ему там было влажно и тепло, как в тесной, но уютной норке. Тома обняла мою попу двумя руками и сильно прижала к себе, мой «котёнок» ещё глубже забрался в норку, я лежал на сестре и не знал, что делать дальше. Тома пришла на помощь:

– Ты его всовывай и высовывай, но не совсем, надо чтобы он оставался всегда во мне… У меня не получалось – пенис каждый раз выскакивал, тогда Тома стала его сжимать ляжками при выходе, постепенно я вошёл в ритм, и всё стало получаться… Руки у меня были свободны и я решился потрогать её груди, это оказалось не менее приятным занятием. Когда я коснулся сосков, Тома застонала и задвигала сильно бёдрами, её прогибало, и она, буквально, насаживалась на меня. Мои пальцы  играли сосками, словно, кнопочками баяна, они такие же твёрдые и упругие, мне вдруг захотелось пососать их. Я это делал много раз, когда был грудным… и сосал до пяти лет. Где бы мы не находились, если я хотел грудь – мы с мамой уединялись и я сосал…   Каждое утро я перебирался в постель к родителям и ложился между ними. Одну мамину грудь брал в рот, а с другой – игрался, сосок напрягался и я по нему водил пальчикам, как по струнам, быстро, быстро перебирая ими… Так, что в грудях я знал толк, поэтому сосал – профессионально. Всосался так, что грудь Томы чуть ли не вся вошла в рот. Играя языком с соском и покусывая его, я ощутил кисловатый вкус какой-то жидкости, это был сок – благодарности, которым одарила меня грудь, и я с удовольствием слизывал его,   принимая благодарность. Я ласкал, и тискал её груди, при этом мой «котёнок» был основательно зажат бёдрами, видимо, чтобы я, увлёкшись, новой игрой не вытащил его, но я и не думал  вытаскивать, а наоборот успевал, ещё, поработать  и им. Играясь поочерёдно её сисичками, вдруг обнаружил, – коричневые кружочки вокруг сосков сморщились и стали походить на сушеный чернослив, это меня, несколько, удивило, я замер и стал наблюдать… Тома, тяжело дыша, стонала, я чувствовал жар не только между её ног, – всего тела, а она продолжала  вертеть попой и перебирать ногами. Дрожа всем телом, тихо скулила, действительно, как котёнок. Мы так были поглощены друг другом, что забыли про всех, войди кто-нибудь, в этот момент из домашних, мы бы и не услышали, но всё было тихо. Мы продолжали любовные игры, я чувствовал, что мой член всё больше и больше набухал в её влагалище, он тёрся о  стенки, и это было очень приятно.

– Ты не устал? – спросила она, каким-то странным не естественным голосом, нежно поглаживая меня по груди.    

Я помотал головой, мне не хотелось отвлекаться на разговоры. Я вспотел, но, ни какой усталости не ощущал. Тома задала мне другой ритм, он заключался в чередовании – быстрого вхождения и медленного выхода. Потом она попросила, по вращать им, прижимаясь к стенкам влагалища, не вынимая… И я, как прилежный ученик, с большим усердием выполнял – задания. Вдруг Тома напряглась и, на мгновение, затихнув, сильно впилась в мои ягодицы ногтями и быстро-быстро заработала бёдрами, при этом её попка отрывалась от дивана, а я как всадник на резвом скакуне, подпрыгивал на ней. Издав приглушённый крик, больше похожий на стон – резко обмякла, бессильно раскинув руки и ноги, над верхней губой выступили маленькие капельки пота. Я тоже весь взмокший сидел на ней и размышлял, что дальше? Смотрел на её обнажённое обессиленное  и такое любимое тело, а мой стручок ещё топорщился и желал её.

Моё внимание привлекло лицо Томы. Я осторожно лёг на её плоский живот, с таким расчётом, чтобы мой «котёнок» мог касаться её «киски». И стал вглядываться – вроде её лицо и, в тоже время, не её, оно стало ещё, более, привлекательным и красивее. Только в такие моменты оно лучилось, да-да, лучилось, каким-то божественным светом и походило на икону. Самыми яркими были губы, они то и изменили выражение лица, губы стали пухлее и  чётче  очерченей. Так моя (я её, уже, как-то по иному ощущал) Томочка лежала: с прикрытыми глазами и полуоткрытыми губами, откуда выглядывал язычок, это придавало им и всему лицу необычную красу и одухотворённость. Эти яркие губы мне что-то напоминали, что-то подобное я видел. Они влекли меня, я приник к ним и поцеловал. Тома очнулась и, захватив мои губы, ответила долгим поцелуем, я чуть не задохнулся. Отпрянув, я увидел, что её губы увлажнились, стали пухлее и ещё ярче,   я опять подумал, – где же видел нечто подобное?.. «Вспомнил! – Её великолепная орхидея»,– и отчётливо представил её в окружении пышной растительности. Успокоившись, я, опять, стал целовать её в мягкие влажные губы, посасывая  язычок. Губы Томы увеличились вдвое, и стали похожи на – сочные клубнички,   мне захотелось ими полакомиться. Я их полизал, как бы пробуя на вкус, затем, начиная с уголка губ, миллиметр, за миллиметром целуя, – скользил по ним из уголка в уголок. Брал, поочерёдно, то верхнюю, то нижнюю губу    в свои губы и целовал в засос. Тома проникала своим языком в мой рот, наши языки, встречаясь, устраивали любовные игры, лаская друг друга…

– Где ты так научился целоваться? – с придыханием спросила она меня.

– Нигде, само собой получается…

– Ну, ты гигант! …

И мы опять слились в поцелуе, испытывая сладострастное наслаждение. А у меня в глазах стояли, – те, её другие «губы».   Их, тоже, очень хотелось целовать, они, наверно, такие же сладкие. Тома очень медленно приподняла веки,   её глаза говорили, лучась  таинственным светом: «Меня здесь нет, я на седьмом небе! », – я там был, уже, давно. Она, не охотно оторвавшись от меня, тихо и протяжно произнесла:

– Ва-а-алька, как  хо…ро…шо! А в следующий раз, будет ещё лучше!

Глава вторая

Прошла неделя, после нашей первой близости с Томкой, я с нетерпением ждал обещанного повторения… Но она всё время была чем-то занята, всю эту неделю бегала по магазинам и делала всякие-разные покупки, приходила с ворохом свёртков, на что бабушка говорила:

– Вот приедут родители, они тебе зададут, что ты транжиришь деньги, которые они присылают.

Тома игриво возразила:

– Я работаю, и сама зарабатываю деньги!

– Ах, ты ж, пралик тебя расшиби, – она зарабатывает! Что ты там зарабатываешь… На кино и мороженое, только и хватает…

– Бабуля не ворчи!

Весело покружившись вокруг неё, и, потеребив мою голову, выскочила за дверь. Я  делал уроки, но голова была занята другим…

– Ну, что, милай, – громко произнесла бабуля, заглядывая в комнату, – ты ещё долго будешь заниматься? Обед подавать?

– Подавай, я, уже закончил. А сам думал: «Какие там занятия, когда в голове ни одной мысли в этом направлении». И, быстро, собрав учебники, сел, на диван, в ожидании обеда. Я сидел, на том самом диване… И мечтал о Томе, гладил то место, где она лежала, нюхал его, пытаясь уловить её аромат… Бабуля гремя посудой, накрывала на стол…

Я и Тома – жили с бабушкой, с  тёткой (родной сестрой нашей мамы) и её семьёй, наши родители работали на Севере. Из пяти лет, которые они должны там пробыть, – отработали, всего лишь один год…

Прервав, мои душевные страдания, бабушка позвала за стол.

– А где Тома? Почему не садится? – спросил я.

– Да усвистала. Некогда, сказала, – дела. Да ты ешь, ешь, а то остынет.

Я огорчился ещё больше, ел без всякого аппетита. «Неужели, – думал я,   – делал, что-то не так тогда, или причинил по неопытности – боль… В следующий раз, если он будет, расстараюсь, буду ласковым и нежным, только бы она позвала». Закрыв глаза,   стал вызывать её образ, и сцены наших ласк.   И они, как фотография стали проявляться: нежная податливая  сочная грудь, упругие возбуждённые соски, я их сосу, слегка покусывая… Любимая пушистая «киска», в которую,   уткнувшись носом, вдыхаю дурманящие возбуждающие запахи ранее не известные мне… Её красивая попа, как спелый персик… От этих видений мой член  возбудился и упёршись в тесные штаны так изогнулся, что мне пришлось выпустить его наружу, а то вдруг сломается. Я взял его в руку и стал гладить и ласкать, как это делала Тома. Он был совсем другой на ощупь, чем когда – писаешь, он был горячий, твёрдый и живой, правильно, Тома  назвала – «котёнок». Держать его в руке приятно, особенно ласкать… Бабушка как обычно сидела на балконе, а  я, отдавшись сладострастным воспоминаниям, энергично, поступательными движениями, как  это делала Тома, тёр его. Так я сидел  и занимался этим – минут десять, вдруг в висках застучало, в голове помутилось сознание, меня стали бить конвульсии, но я не бросил свой пенис, а ещё сильнеё стал тереть его, сильно сжимая пальцы. Войди в этот момент бабушка, я бы не в силах был прервать это действо. Я испытал потрясение. Это было также хорошо, как и близость с Томой, но с ней, всё же, приятней. Изнеможённый, – рухнул на диван. Мне хотелось плакать.

Глава третья

Гулял без всякого интереса и азарта. От подъезда далеко не отходил, вдруг Тома появится.

– «Племя», пойдём к баракам в мушкетёров поиграем, – предложили друзья.

– Не хочется, – вяло ответил я.

– Ну, ты даёшь, «Племя», эта же твоя любимая игра!

– Не-хо-чу.

Ребята как-то сникли и немного растерялись, от такого моего поведения, я ведь всегда был заводила и выдумщик на всякие игры.

– Давай, тогда, – в отмерного…

– Давай, – без энтузиазма ответил я, – только здесь у палисадника.

Мне нужно было обязательно видеть свой подъезд. Но игра захватила, мы весело прыгали друг через друга, падали, вставали, снова прыгали, и снова падали… Уставший и грязный пришёл домой.

– Ой! Батюшки! Изгваздался, как порося, – воскликнула бабушка, всплеснув руками, – раздевайся и лезь в ванну, пока никого нет.

– Тома пришла? – спросил я.

– Нет, а на что она тебе?

– Да,   в кино обещала сводить, – соврал я.

– Ну, коль обещала – сводит, ты давай мойся.

Бабушка напустила воды, подала мочалку с мылом и сказала, что бы я лез отмокать, а грязную одежду положил в ведро. Сама, сославшись на усталость, пошла прилечь. Я забрался в тёплую ванную, настроение снова испортилось и опять, почему-то, хотелось плакать.   Вдруг дверь в ванную комнату приоткрылась, в просвете стояла моя Тома, у меня чуть сердце не выпрыгнуло из груди. Она приложила палец к губам, предупреждая мои восклицания, и быстро вошла, закрыв за собой дверь на шпингалет. И, как бы, угадав моё желание, стала раздеваться, положив какой-то свёрток на батарею. Я смотрел на неё во все глаза, Тома специально раздевалась медленно, поворачиваясь в разные стороны, плавно изгибая своё изумительное тело (как это я раньше не замечал?!), давая возможность насладиться всеми её прелестями. Затем развернула свёрток, там было мыло, не такое – банное, какое дала бабушка, а розовое и очень душистое  и стала медленно входить в ванну. Подняв ногу, изящно поставив её на край ванны, она дала мне возможность полюбоваться, её – моей, «кисой». Я был в восторге. Я снова ощутил её аромат, который, теперь, не спутаю ни с чем и не с кем. А Тома тем временем опускалась в воду, нагнувшись так, чтобы её груди коснулись моего лица, и игриво потёрлась ими. Я не растерялся и губами поймал сосок… Мы снова вместе, нам хорошо и мы счастливы. Не теряя времени, стали ласкать друг друга и предаваться любовной игре. Я помнил всё, чему научился, плюс то, что подсказывала природа, а подсказывала она многое, но я не решался этого делать, не зная, какое будет отношение – к моим фантазиям…  Мне хотелось называть сестру как-то нежно ласково, но не знал как,   Томой, –  мне казалось, в данной ситуации, как-то просто.

– Том, давай придумаем себе имена, ну, чтобы когда мы вдвоём…

– Давай, – не дав мне договорить, весело произнесла она, – а – какие?

– Не знаю, к примеру, как – «киса» и «котёнок», здорово с ними получилось!

– Но только не сейчас, на это надо время, а оно нам дано на другое, я, конечно же, согласился с ней. Она легла, широко расставив ноги, положив  их на края ванны. Под водой плавала её «киска» и мне хотелось нырнуть к ней и целовать те, вожделенные,   «губы», прикрывавшие норку, в которую забирался мой «котёнок». Вот, что я так, страстно, хочу. Но боюсь, что это – не понравится Томе, и она, после этого, не будет  целоваться в губы.

– Ложись на меня, – велела Тома. – Не так, – спиной и попой трись о мою «киску». Сама обняла меня левой рукой, а правой – взяла мой член и стала массировать его. От этих движений вода хлюпала и чавкала, ну, точь в точь, как тогда на диване, только там была не вода, а, как сказала Тома: «Это жидкость – нектар, выделяется при сильной любовной страсти…». Ритм наших движений совпал, и возбуждение овладело нами, постепенно распространяясь на всё тело.

– Томочка, дорогая моя,   любимая, почему ты так долго… – Её ладонь накрыла мой рот.

– Молчи, не отвлекайся, потом всё узнаешь. У нас осталось мало время, а мы ещё главное не совершили.

Я догадался, что – главное, но никак представить не мог, каким образом это можно сделать в ванной. Тома взяла мочалку, натёрла её  розовым душистым мылом и стала мылить меня, потом передала мочалку мне и велела помылить её. Расставив шире ноги, сказала:

– Мой мою «киску», а я твоего «котёнка».

Мы стояли друг перед другом и ласкали своих намыленных «зверюшек». Волосики на Томиной «киске» от моих усилий вспенились и увеличились в объёме, мною  овладело наслаждение и страсть. Я тёр «кису» ладонями, пропускал свою руку между ногами до локтя, делая поступательные движения, неистово верча ею, Тома, то тёрлась о неё, то сжимала бёдрами… Мне захотелось проникнуть в Тому рукой, и я стал, медленно, палец за пальцем погружать в её лоно. Вот уже вся ладонь оказалась там, сложив её лодочкой, я стал делать движения, какие совершал мой «котёнок», тогда, на диване. Что творилось с Томой, – она чуть ли не теряла сознание и, даже, на время переставала ласкать меня, но, придя в себя,   неистово дёргала пенис, и я боялся, что  оторвёт его. Вдруг  ощутил, какие-то толчки в ладонь, и, помимо – взбитой пены, ладонь наполнилась тёплой и вязкой жидкостью.

– Это любовный нектар? – вспомнив её объяснение, спросил я.

– Да, – кивнула Тома, не в силах говорить.

– А почему у меня нет его?

– Время не пришло…о,   Ла…ака,   умо…ля…ю  не отвлека…айся. Я конча…аю!

Я почувствовал несколько новых толчков подряд и обильное количество «нектара» вытекло мне в ладонь. Аккуратно вынув руку орошенную «нектаром» из её лона, я смазал им свой пенис.   Хотелось быстрей вставить его в место ладони, но мне не удавалось, я встал на цыпочки и, всё равно, не доставал, мой «котёнок» только касался «кисы». Но вот Тома пришла в себя, села на край ванны, расставила ноги и сама вставила  нанектаренный пенис, он молниеносно вошёл. И я стал успешно сдавать экзамен по пройденному материалу. В ванной – мне было не удобно, но я не хотел огорчать свою любовь, да, – я влюбился в собственную сестру, теперь она была больше, чем сестра. Обессиленные мы опустились на дно ванны. Нежно обняв, я лег на Тому, тёплая вода успокаивающе омывала наши разгорячённые тела.

– Мущинка мой любимый, где ты этому научился?

– Как где, – удивился я, – ты же сама на прошлой неделе…

– Я не про сношение, – прервала меня Тома, – я, про руку…

– Как-то само получилось, просто, мне очень захотелось тебя ласкать – там.

– Это было так здорово!   Чуть сознание не потеряла, я, и сама не знала, что так можно… Ты теперь всегда так делай. Какой ты у меня смышлёный и очень ласковый. «Ла…ка», «Лакочка»! Вот и имя тебе – тайное.

– Почему «Лака»?

– Потому что ласковый, потому что лакомство ты моё, лакомка – «Лакочка»!

– Тогда твоё, – будет «Сладенький», нравится?

– Очень.

– «Сладенький», почему же у меня нет, как у тебя «нектара», выходит, что я не люблю? – Но я очень-очень тебя люблю!

– Не кручинься, немного подрастешь и ОН, обязательно, появится. Девки, ещё, плакать по тебе будут. Да и я буду ждать это событие.

– Не нужны  мне девки! Кроме тебя никого не хочу!

– Мы же с тобой – брат и сестра, нам нельзя быть, как муж и жена. Я правильно тебя поняла?.. Но я обещаю тебе, мы будем с тобою любовниками всю жизнь.

– А когда это произойдёт, – не унимался я.

– Судя по всему, – скоро! Ты скороспелка, вон и усики пробиваются у твоего «котика», – и указала на скудную растительность, пробившуюся над моим пенисом. – Как их станет много и появится…

Я был счастлив: Мы признались в любви. Тома стала моей женщиной, а я её, пока ещё, – мужчинкой… Наши желания совпали и мы слились в страстном поцелуе. Я, всё ещё, лежал на ней и мой «котёнок» возбудившись, стал толкаться ей в живот, вожделея свою – «Сладенькую», я стал пристраиваться, чтобы войти в неё…

– Всё, мой дорогой, – остановила она меня, – быстро принимаем душ, скоро соседи придут, а мы тут с тобой…

– Ну, и что, ты же всегда тёрла мне спину.

– Но не так же, – сидя голой с тобой в ванне. Ты, я вижу, вошёл во вкус… Не горюй у нас – вечер и ночь впереди.

Глава четвёртая

Я первый вышел из ванной. Бабуля ещё дремала. Настроение у меня было превосходное, и его хотелось чем-то усилить. Подойдя к окну, где, в углу на маленьком столе, стоял патефон, я заводной рукояткой взвёл  пружину, установил скорость на семьдесят восемь оборотов, поставил пластинку – «Рио-Рита» и опустил иглу. Бабуля проснулась и не зло,    (она  любила эту песню) отчитала меня:

– Ах, супостат, только прилегла… Ну, что намылся? Тамара…

Она не успела докончить фразу, в дверях показалась Тома,   в ритме танца  подошла ко мне, и мы стали танцевать. Мы, счастливые, кружились вокруг стола и громко смеялись…

– А не пошвыркать ли нам чайку? – сказала бабушка, и, не дожидаясь нашего ответа, пошла, ставить чайник.

Мы с радостью согласились, и все дружно стали накрывать на стол. Тома достала чашки с блюдцами от сервиза (им мы пользовались редко, – в особых случаях), я  сладости из буфета. Бабушка торжественно внесла, парящий, чайник, поставила его на подставку, сняла крышку и на её место водрузила чайник заварной. Пили чай по-деревенски, как любила бабушка, наливая его в блюдце. Мы дружно, с хлюпаньем, швыркали чай, уплетая клубничное варение с баранками.

– Чертяка, прости Господи, пришёл, как трубочист грязный с улицы, – вдруг,   не с того, не с сего обратилась бабуля к Тамаре, жалуясь на меня.

– Да я видела его одежду в ведре, потом постираю.

– Ты его, хоть, помылила, вихры намыла?

– Ещё как помылила! Как никогда раньше, да, – Валька?

Я смущенно покивал головой…  В комнату вошла наша двоюродная сестра.

– Приветик. Чаёк гоняете? Мы сейчас к вам присоединимся, Лёнь, – обратилась она к мужу, – достань там из сумки пирожные и неси, чай будем пить.

– Что, уже, с работы пришли? Что это так рано сегодня? – спросила бабушка.

– Как рано, уже седьмой час! И потом мы на девять часов в кино собрались… «Три мушкетёра» – французский фильм, две серии.

– Вон и ребята тоже хотели пойти, – указала бабуля на нас.

– Вы билеты ещё не брали? – спросила Света.  

– Нет, – растерянно ответили мы одновременно (у нас были другие планы), но мы решили не противиться.

– Ну, вот и хорошо Лёнька попьёт чаю и сходит, возьмёт.

Тома достала из гардероба один из свёртков, которые принесла накануне и стала медленно разворачивать его, весело глядя на меня.

– Ну-ка Валя, примерь, – подав мне брюки, сказала Тома, – хватит ходить в коротких штанах и трениках. Ты же у нас мужчина! – и лукаво подмигнула мне.

Я надел брюки, и она подала пиджак. Это был настоящий  шерстяной костюм, костюм о котором я так мечтал. Душа – ликовала.   Не удержавшись,   в знак благодарности поцеловал Тому в губы,   хотелось – влажным и затяжным, но, здесь, я сдержался.   Подошёл к зеркалу и стал рассматривать свой костюм, он был: в крупную клетку, на три пуговицы и с накладными карманами;   сзади на пиджаке были: кокетка и хлястик; цвет – «Марс коричневый»*. Все оценивающе смотрели на меня, они, как бы прониклись моей радостью и нахваливали костюм и меня. Я был рослым, и выглядел старше своих лет, а в костюме, как мне все сказали – молодой человек. В довершение, Тома извлекла из коробки чёрные блестящие полуботинки, это был верх моих мечтаний.   Недоставало, только, белой рубашки и галстука. Вот бы показаться ребятам во дворе… 

Фильм закончился поздно, когда мы пришли домой все спали. Нам с Томой, как обычно, было постелено на полу, мы и раньше спали вместе, только я от неё ложился подальше к стенке, но теперь всё будет по-другому. Тома послала меня в ванну: умыться, помыть ноги и ещё велела помыть «котёнка».

– Это надо делать всегда, – тихо сказала она.

Пока я умывался, она с сестрой и её мужем на кухне обсуждали фильм. Вскоре я вышел, и направился на своё ложе, а Тома – в ванную. Я лежал, в ожидании сердце бешено колотилось. Мне казалось, что  она там находится, целую вечность. И я, чтобы скоротать время стал выяснять – будет ли нас видно: тётка спала на кровати, нас с ней разделял гардероб, бабушка спала на диване напротив нас, но стол, который отодвинули от стены, когда стелили нам постель, прикрывал и с этой стороны. Тётка спала, похрапывая, временами, очень сильно, бабушка спала тихо и не понятно спит она или нет, успокаивало то, что она была глуховата. Двоюродная сестра с мужем спали в маленькой комнате при кухне. Но вот появилась Тома, она тихо как кошка пересекла комнату и нырнула под одеяло, где я томился в ожидании.

– Не спишь, – прошептала она?

– Нет.

– Ну, иди ко мне.

Она лежала на спине в ночной рубашке. Я сразу положил свою руку ей на колено, и  медленно полез вверх под рубашку по бархатистой поверхности бедра. Мне  хотелось забраться под подол с головой, но я сдерживался. Чем выше и ближе  продвигался к «киске», тем шире Тома раздвигала ноги. Наконец я достиг цели – «киска» была ещё мокрая после душа,   это  ощущение влажных вьющихся волос – мне понравилось, я стал нежно её ласкать. От «киски», по подрагивающему животу, слегка царапая его ногтями, приблизился к упругим «холмам». Перескакивая с одного на другой, игрался возбуждёнными сосками, слегка покусывая, поочерёдно, нежно сосал их. Попытался  сразу оба сосочка взять в рот, сжав груди руками, но

*- Красно-коричневый.

ночнушка мне мешала, и мы её собрали, закатав под самый подбородок. Это не помогло, тогда я быстро-быстро хватал зубами соски, оттягивая и потряхивая их.

– «Лака», «Лакочка», мой, – постанывая, тихо шептала Тома.

Мой «котик» сильно возбудился и рвался из трусов, чтобы наброситься на  «киску». Вдруг я почувствовал Томину руку на своём пенисе, но трусы не давали полноты ощущений от ласк, которые она, буквально, обрушила на мой член, не мне, не ей.

– Сними их.

Только, я начал стягивать трусы, как тётушкин храп прекратился, мы тоже затихли – прислушиваясь. Она что-то во сне пробурчала  и через минуту храпела по-прежнему. Трусы были сброшены, а рука Томы ублажала моего «котика», возбуждение достигло предела, дыхание наше стало частым и глубоким, а сердца стучали так сильно, и нам казалось, что нас слышно всем. Мы опять притихли, прислушались – всё спокойно. Я лёг на Тому, и накрылся одеялом с головой, мне хотелось проникнуть в неё, но она почему-то сдвинула ноги. Я привстал на руках и вопросительно посмотрел ей в глаза, они излучали любовь и нежность, и мой немой вопрос повис в воздухе. Было темно, но я отчётливо видел её лицо. Оно было прекрасно: прямой греческий нос, большие миндалевидные глаза в обрамлении пушистых и длинных ресниц, увенчанные яркими, резко очерченными бровями, мясистые, но аккуратные, красивой формы уши и, конечно же, губы, в окружении ямочек на щеках. Губы, яркие, темнели на фоне белой кожи, слегка, приоткрытые они призывали – целуй меня,   я не заставил себя ждать. Но мне сильно мешала скатка из ночнушки, охватившая, как хомут её изящную шею, вообще, всё постороннее, кроме её тела, меня раздражало. Тома это поняла и, приподнявшись, быстро стащила её с себя.

И тут только я заметил её роскошные волосы, они густыми прядями разметались по подушке, полностью её закрыв. Она походила на фантастическую, сказочную женщину-русалку. Её плавные изгибы красивого тела, потрясали моё воображение. Я был счастлив, что она моя сестра, моя женщина, что я всегда могу любоваться и самое главное – обладать ей. Днём она заплетала свои чудо-волосы в косы, в две большие до самой попы косы, а когда она ходила на работу или просто на улицу, то закручивала их в два кольца напоминающих крендели. А сейчас мы лежали в её роскошных волосах, как на мягкой душистой траве. На меня накатилась такая волна нежности и страсти, и я с вожделением продолжил, прерванное созерцанием – прекрасного, сладкие поцелуи. Ими покрывал: глаза, нос, уши, шею; лизал её щёки подбородок, губы; ловил её язычок, который временами высовывался из своего убежища. Внутренний голос мне говорил, что надо целовать всё её тело, я с ним соглашался, мне всегда этого хотелось. И я целовал, целовал и целовал каждый сантиметр её тела: шею, плечи, руки, ладони,   запястья каждый пальчик; бёдра, груди складочки под ними; пупочек – слазив в ямочку языком. Дойдя до пушистого лобка – пожевал мягкие волосики, только не касался её лона, хотел, но не решался. Да и Тома, когда я приблизился к «киске» сомкнула ноги. Но я, протиснув нос, как возможно глубоко, с наслаждением вдыхал  дурманящий аромат её сочившегося лона, этот, такой знакомый, пьянящий запах, запах – моей любимой женщины, который я узнаю и не спутаю ни с каким – другим.   Я  целовал и лизал: бедра, ноги, пальчики на ногах. Затем, перевернув Тому, продолжил, – от ступней поднялся до ямочки под коленом и в засос поцеловал её. Это же проделал и с другой ногой. Наконец добрался до попки, она – прекрасна, по форме похожа на персик, только очень большой и с такой же бархатистой кожей. Меня разрывало от эмоций, я не мог дышать, мне хотелось раствориться в  желанном теле – Томочки. На попке я задержался: короткими прижиманиями к упругим ягодицам, ухом – ласкал их, целовал, тёрся щекой, лизал ложбинку  между ягодицами. Временами я отстранял голову, чтобы, как художник, полюбоваться своим произведением и, глотнуть воздуха. Тома глубоко дышала и её сотрясала мелкая дрожь, она согнула в локтях руки и, скрестив  ноги, привстала на колени. Попа оказалась перед моим лицом. Представляю, какую бы увидели картину тётка, или бабушка, проснись они в этот момент: Тома с поднятой попой, я на четвереньках с торчащим членом, как молодой щенок…  Внизу ягодиц, где складочкой проходит граница между ими и ляжками, показалась пушистая полоска курчавых волос, я вновь ощутил тот самый запах и, инстинктивно,   действительно, как щенок ткнулся туда носом. Тома, обмякнув, распласталась, она, уже не дрожала, её трясло. У меня кружилась голова, рот пересох, а пенис вытягивался, как удав, в заднем проходе я ощущал спазмы, было впечатление, что мои внутренности тянуться за этим удавом. Мы теряли контроль над происходящим. Вдруг Тома беспорядочно стала шарить руками по постели, найдя халат, резко перевернулась, подкладывая его под попу, и из неё тут же, волнообразно, полился «нектар»…

– Возьми одеяло и иди ко мне… Ложись, – показав на свою грудь.

Я лёг, мой торчащий член упёрся ей в бедро.

– Любимый, мне не верится, что ты – юн. Мне,   порой, кажется, ты искусней и опытней… Ты чудо природы и на все сто процентов соответствуешь нашей фамилии – Племенной.

Я лежал на её груди, обняв рукой и ногой (как в детстве с мамой), мне было покойно и приятно, приятно оттого, что Тома  рукой ласково держала мой член, нежно сдавливая его…

– «Сладенькая»! Ты моя «Сла…аденькая»! – шептал я ей, целуя в ушко и слегка покусывая мочку. – Ты самая красивая, я всю жизнь хочу спать на тебе!

– Ты сумасшедший! В твоей жизни ещё будет множество женщин, которые доставят тебе такое же наслаждение, и которых ты осчастливишь своей нежной любовью.

–  Нет! Только ты, – сказал я, твёрдо, сам того не подозревая, как она будет права в своих предсказаниях. – Только ты, – повторил я, – ты мне обещала!

– А я и не отказываюсь, я буду с тобой пока, ты будешь этого хотеть.

– Даже тогда, когда ты выйдешь замуж! – утвердительно заключил я…

– А ты жениться не собираешься?

– Не знаю, даже если это и произойдёт…  Наш уговор помнишь? Уговор – дороже денег, – и после небольшой паузы. – Нет, клятва сильнее, давай поклянемся, друг другу (слова клятвы сами по себе стали складываться в моей голове), повторяй за мной:

– Наша любовь сильна,

– Наша любовь сильна,

– Что делает нас единым телом и духом.

– Что делает нас единым телом и духом.

– Всегда и везде в любой удобный момент,

– Всегда и везде в любой удобный момент,

– Мы будем принадлежать друг другу,

– Мы будем принадлежать друг другу,

– Даже, когда у нас будут свои семьи.

– Даже, когда у нас будут свои семьи.

– И разлучит нас только смерть!

– И разлучит нас только смерть!

– Принимаю и клянусь!

– Принимаю и клянусь!

Клятву мы скрепили, долгим сладострастным, поцелуем.

Часть II

КАЛЕЙДОСКОП НАСЛАЖДЕНИЙ

Глава первая

Учиться оставалось, каких ни будь, полтора месяца и каникулы. В школу я ходил без особой охоты, да и какая там учёба, если в голове у меня – «Сладенькая» и та – другая учёба, правда, заниматься ей  нам негде стало. Двоюродная сестра Светка ушла с работы и устроилась в наш ЖЭК, работать за квартиру и к тому же у неё должен родиться ребёнок. Теперь она работает лифтёршей и часто бывает дома и, ко всему, рано заканчивает работать.

Я теперь по-другому стал смотреть на женщин, девушек и на своих сверстниц. Я их разглядывал, изучал, сравнивал, оценивал, представлял обнажёнными и делал это с большим удовольствием. Я открыл для себя какой-то новый фантастический, прекрасный, ранее мне не изведанный мир, мир – женского тела  и за всё это спасибо моему «Сладенькому». И беря во внимание эти переживания, мне, естественно, было не до учёбы, все мысли о том, как бы прикоснуться к Томе, и, лаская, целуя, обладать ею. От этих мечтаний мой пенис напрягался, вырастал до гигантских размеров и, буквально, разрывая штаны, стремился на волю. Он изгибался в дугу, и было немного больно, и если его не выпустить, у меня были опасения, что он может сломаться.   Я сидел за партой один, она была последняя в ряду, что располагался у окна, во главе которого находился стол учителя. Нервно расстегнув ширинку, с трудом вытаскиваю свой член и тут же начинаю ласкать его, как это делала Тома. Хорошо, что была – география, и не надо  ничего писать. Географичка стояла у карты, и что-то рассказывала, я ничего не слышал и не понимал. Я видел только шикарную грудь учительницы, которая, как и мой пенис, стремилась выскочить из стягивающего её жилета. Представив её голой, я возбудился ещё больше и стал интенсивней совершать поступательные движения…

Так  прошло две недели. Я каждый день, приходя, домой из школы, уединялся в ванную или туалет и проверял, не прибавилось ли волос у моего «котика», но их, до обиды, было ещё мало, они походили на чубчик китайского мальчика из мультфильма. Мне не терпелось – я желал, чтобы нектар любви вытекал из меня, также как из Томы. В один из учебных дней, я, как обычно, на уроке занимался,    более для меня, приятным занятием. Вдруг отворилась дверь, и в класс вошли завуч и какая-то девочка, все встали, приветствуя их, мне это далось с трудом.

– Здравствуйте ребята, – поздоровалась завуч, – хочу представить вам новую ученицу: Сулимову Зою, прошу вас любить и жаловать.

Так как свободное место было одно – её посадили ко мне, меня это не обрадовало. Пока она шла, я успел рассмотреть её: высокая (по крайней мере, выше наших девчонок), стройная, с прямыми красивыми ногами, не по её возрасту, просматривались груди. Она подошла, на мгновение задержалась, пристально посмотрела своими искристыми глазами на меня, как бы оценивая и, видимо, удовлетворённая, села рядом. Мой член среагировал на неё троекратным подёргиванием, этим он дал мне понять, что она в его вкусе. Я, ни сколько не смущаясь, продолжал её рассматривать. Лицо красивое, восточного типа,    я бы сказал – очень красивое: слегка раскосые, карие глаза, ресницы длинные, как крылья птицы, брови тонкие изогнутые, тонкий прямой нос и не большие по детски пухленькие губы. В отличие от девчонок класса она не имела кос, у неё была стрижка. У нас были симпатичные девчонки, но новенькая, явно лучше их и я, в конце концов, был польщён, что она будет сидеть со мной. Я уже заметил завистливые взгляды ребят. Зоя достала школьные принадлежности, и прилежно разложив их на парте, стала слушать учителя.

– Племенной,    дай новенькой списать расписание на неделю, – сказала мне учительница.

Сулимова с интересом посмотрела на меня, её, явно, заинтриговала моя фамилия.

– Не обычная фамилия, – сказала она, – а зовут тебя как? – лукаво посмотрев, спросила она.

– Валька! Валентин, – поправился я.

– А я – Зоя.

– Слышал, – отреагировал я, – когда представляли… Я буду тебя звать «Зайка», не возражаешь?

– Нет. Мне, даже, нравится.

Так мы познакомились персонально, и мне кажется, – прониклись симпатией  друг к другу…

Минула ещё неделя. Нам с Томой по-прежнему негде заниматься любовью, несколько раз пробовали у неё на работе (она работала в гастрономе в отделе – соков и мороженного), в обеденный перерыв, в подсобке, но это было также стрёмно… Оставалась – ночь, но и тогда мы могли только ласкаться.    Томе я не сказал, что у нас в классе новая ученица и что она мне нравится. Я, думаю, ей это не понравится, как не понравилось бы и мне, если у неё появился бы парень, и она мне о нём стала бы рассказывать.

Про «Зайку» я, уже многое знал, от неё самой: она дочь военнослужащего, офицера – пограничника, её отца направили учиться в Москву в военную Академию. Сам он татарин, мать русская-казачка. Жили они неподалёку от парка им. Дзержинского, и я всегда провожал её из школы (за исключением тех дней, когда бегал в магазин к сестре). Мы, каждый раз, заходили в парк побродить по аллеям… Вот, и в этот раз мы идём по тенистой аллее в сторону пруда. Я представлял, как бы мы выглядели не в школьной форме, – она в каком ни будь красивом платье, я в своём костюме, какое бы тогда впечатление я произвёл бы на неё. Зоя не могла не знать, что нравится мне, и что я на неё смотрю не по-детски. Она, как бы, играясь,   кружась, выскочила вперёд, давая возможность – любоваться ею. Я почувствовал, что мой «котик» подёргиваясь, напрягся и стал расти, даже складки гимнастёрки не могли скрыть это преобразование. От волнения я, даже, вспотел и чтобы «Зайка» не увидела мою неловкость, я проделал в кармане брюк дыру и просунул туда свой член. Опустив руку в карман и устроив «котика» удобней, я подошёл к Зое. Её близость ещё больше возбуждала меня, «котик» стремился выпрыгнуть из кармана и чтобы его успокоить, я опять засунул руку в карман и стал поглаживать его. Это открытие – обрадовало, теперь можно в любое время ласкать себя, не привлекая внимания.

– Расскажи, что ни будь, что ты замолчал? – сказала Зоя, пристально поглядев на меня, прервав мои размышления.

Я молчал, в висках – тикало и меня  тянуло к прекрасному лицу Зои. Она всё понимала…

– Я тебе нравлюсь? Правда, я красивая? – задавала она вопросы, не ожидая ответа. – По нашим обычаям, мне, уже, положено выбирать жениха. Ты бы хотел быть моим женихом? Только он должен быть намного старше…

– Ты же не на Востоке и к тому же полукровка.

– Хочешь меня поцеловать? Вижу – хочешь, хочешь! Ведь хочешь, – «Племя»?!

– Странно. Меня так зовут ребята во дворе и, вот, теперь ты…

Я всё это время не вынимал руку из кармана.

– Что ты там всё время держишь? – надув губки, спросила Зоя.

– Хомячок у меня там, – ответил я, – только что в кустах поймал.

– Дай подержать.

– Лезь в карман и потрогай, только нежно, он и так напуган.

Я вынул свою руку из кармана, и Зоя боязливо стала погружать свою – и только она дотронулась до «хомячка», как резко выдернула её обратно.

– И, правда, там кто-то есть!

– Я же говорю хомячок, погладь его, не бойся.

Зоя опять осторожно погрузила руку в карман и, нащупав, «хомячка», взяла его в руку.

– Ой! Шевелится и такой тёплый!

Она стала его гладить, рука была прохладная и нежная, я  блаженствовал, вдруг она отдёрнула руку, в глазах появился испуг и удивление.

– Кто это? Это не хомячок!

И тут она догадалась.

– Фу! Дурачок! Ну, ты и дурачок, надо же такое придумать.

Я понял, что она не оскорбилась и не сердится, мало того ей это понравилось.

– Дай ещё погладить твоего «хомячка».

Я подставил ей карман. Уже без всякой опаски Зоя проникла вовнутрь, и ухватила  мой член. Она гладила, ласкала, пожимала его, а он   рос и твердел в её нежных пальчиках. Её раскосые, прекрасные глаза подёрнулись поволокой, тёмные зрачки временами убегали за верхние веки. Она в этот момент совсем не была девочкой… Наконец она устала и, остановившись, произнесла:

– Фантастика!! Слушай, «Племя», у тебя сейчас такие же глаза, как и в тот первый раз, когда я села за твою парту, ты и в тот раз ласкал своего «хомячка»?

В ответ я ей заметил, что мы стоим посередине аллеи в странной позе в школьной форме, но выглядим не как школьники. Я предложил пройти чуть-чуть вперёд, там есть густые кусты жасмина и спрятаться в них.

– Пойдём, – согласилась она, – только я буду держаться за «хомячка», чтобы не убежал…

В кустах стояла лавочка, наверное, принесена влюблёнными, нам это было на руку. Мы сели на лавочку, портфели поставили рядом. Пока шли член мой немного сдулся, и это хорошо, в висках перестало стучать, и я стал, немного, соображать. Смело обнял Зою,   нежно поцеловал в губы. Она пахла молоком. Своим языком я пытался раскрыть её губы, наконец, мне это удалось. Моя форменная фуражка слетела с головы и покатилась под скамейку, не обращая на это внимание, я продолжил работу языком. Её пухлые девичьи губы, по всему не целованные, стали мягкими и податливыми, мой язык делал всё, что хотел… Мне лестно было, ощущать себя опытным в этих делах, а опыт, уже, был.

– Ты здорово целуешься, я чуть не потеряла сознание. Я в первый раз…, а ты наверняка нет, но я не ревную, ты же не знал, что я буду у тебя?!

– Да, – неуверенно ответил я.

– Что да?

– Не знал, что будешь…

Меня вновь охватило возбуждение, почувствовав это, Зоя полезла в карман и взяла в руку мой окрепший член, но в кармане было тесно для ласк, тогда я снял ремень с гимнастёрки, расстегнул ширинку и вытащил его. «Зайка» тут же принялась ласкать  его своими нежными пальчиками и делала это умело…

– Я тоже люблю ласкать себя и всегда это делаю при любой возможности, поэтому у меня так хорошо получается.

Я испугался, она читала мои мысли, я только мельком подумал об этом…

– Ну, ты просто маленькая колдунья, читаешь мои мысли. «Зайка», хочешь, я тебя поласкаю?

– Хочу. Давно хочу, ещё до того, как ты поймал своего «хомячка», но не знала, как тебе предложить.

Она широко раздвинула ноги,   задрав фартук и форменное платье, моему взору открылись её стройные ножки. Полоска розовой кожи между трусиками и резинками чулок усилила моё возбуждение. Я гадал, что скрывают трусики и как выглядит её «киска», на какой цветок похожа, такая же она, как – Томина?.. Не долго думая, стал снимать её трусики, общими усилиями преграда была устранена. То, что я увидел, меня не расстроило, это, конечно, не та роскошь, что имеется в этом месте, у моей сестрёнки и совсем не похоже на цветок, но тоже трепетно. Разглядывая её прелести, заметил – пробивающийся пушок чёрных волосиков, они венчали нежную розовую девичью плоть, которая походила на сплющенный пончик, размером, как её маленький пухленький ротик. Мне сразу захотелось целовать эти губы-пончики, они не знали никого, кроме пальчиков своей хозяйки. Я опустился на колени между её ногами и припал к её плоти. Оно ещё девственное, не тронутое и совсем не похожа на Томину «Кису» (я сделал для себя новое открытие: половые органы у девочек и девушек разные). Но со временем и у «Зайке» будет такая же… – я  ни сколько не сомневаюсь, шикарная, умопомрачающая и желанная…

И, обязательно, похожа на какой-нибудь цветок. Всосав полностью в рот этот еще, нераспущенный бутон, я стал сосать его, лизать, протискиваясь языком в его недра, забирался носом в тёплое гнёздышко, вдыхая и запоминая новые ароматы. Всё это мне хотелось проделывать с Томой, но каждый раз меня что-то останавливало, но я надеюсь, что желание осуществиться.   Я захотел посмотреть Зоины  груди и, уже, не спрашивая её согласия, стал расстегивать платье, но мешал фартук, «Зайка» сама быстро скинула его. Широко распахнув ворот платья и обнажив груди, я получил возможность потрогать их. Груди были  небольшие, но, уже угадывались  в них задатки великолепной формы, в недалёком будущем они будут превосходными. Они были крепкие и нежные, я попытался поиграть сосками, они походили на цветочные бутоны, но они не реагировали на ласки и не возбуждались, как… Я поймал себя на мысли, что всё время сравниваю её с Томой, а с кем ещё сравнивать, она моя, пока, первая и единственная, женщина. А сейчас передо мной девочка,   мой язык лизал её набухшую грудь, не от возбуждения, а от моих поцелуев – в засос. Засучив рукав гимнастёрки, чтобы не раздражать её нежную кожу, через пазуху я полез к  «киске» и, лаская её, шепотом в ушко говорил:

– «Зайка», как ты красива, ты, словно, принцесса, сошедшая со страниц Восточных  сказок. Ты – лучшая, из   лучших, ни одна, плоскогрудая, девчонка нашего класса с тобою не сравнится. Твои нежные, пока ещё, не большие груди прекрасны, мне нравится их ласкать, а твоя – «кисуля», она будет принадлежать только мне, моему «котику», тому самому «хомячку», которого ты полюбила…

Зоя всё слышала, но не в силах была говорить, так как находилась в полуобморочном состоянии. У неё было одно желание, чтобы мои ласки не кончались как можно дольше,   ей было хорошо, за это говорили её – тихие попискивания и подвывания.

– Ты хочешь, чтобы мой «хомячок» забрался в твою норку? – шептал я, целуя её лицо.

– Хочу! Но я ни разу этого не делала, что для этого надо?

Я вспоминал, как мы это делали с Томой, и давал ей советы, что и как надо делать.

– Возьми «хомячка» в руки, и введи в себя, – наставлял я её.

Она послушно выполняла все мои указания, взяв мой член в обе руки, пыталась вставить в себя, но он упорно не хотел входить. Во-первых, он был огромен, как ей казалось, и, во-вторых, наши зверюшки были сухими, и при попытке проникновения появлялась боль. «Как же всё хорошо было с Томой, – думал я, – никаких проблем, мой «котик» входил и выходил, не испытывая никакой боли… Стоп, – вспомнил я, – у неё же выделялась обильная смазка, такая липкая жидкость, вот в чём дело». У меня, там что-то выделялось, но этого было так мало и, к тому же, всё оставалось в складках кожи на конце моего пениса.

– «Зайка», потерпи, сейчас всё будет хорошо.

И я приник к её исстрадавшейся «киске», и стал, обильно смачивая слюной, лизать. То же самое просил сделать и с моим членом, она попыталась взять его в рот, но он и туда с трудом  входил, тогда Зоя неумело облизала его со всех сторон своим маленьким розовым язычком.   Я, не теряя драгоценного времени, чтобы слюна не высохла, сам стал вводить его. К нашей радости он медленно просовывался в глубь её пещерки, я входил осторожно, боясь причинить боль, «Зайка»  ритмично двигалась ему навстречу. Она делала это неумело, но было видно, что ей очень хотелось этой близости, она была в восторге от новых ощущений, я тем временем всё глубже и глубже проникал в неё. Вдруг она вскрикнула:

– Не надо глубже, мне больно!

Я хотел вынуть его, но Зоя не дала.

– Не вынимай, пусть ещё побудет во мне – на полшишечки, только глубже не надо – ладно… Ты хороший, «Племя», ласковый и нежный и у тебя очень большой… Не успела она договорить, как послышался какой-то шум и в тот же миг перед нами очутилась огромная собака, это был кобель. Он встал у наших ног, и, разинув пасть, приседая на задние лапы, неистово вертел хвостом, при этом пристально смотрел на наши половые органы. Мне показалось, что  его член стал напрягаться и вытягиваться…

–  Скоро появится  её хозяин,   – сказал я, – надо одеваться.

И, точно, вскоре раздался призыв хозяйки:

– Лорд! Лорд, –  ко мне!

Мы стали лихорадочно приводить себя в порядок, а Лорд стоял и нагло смотрел на нас, не обращая внимания на зов хозяйки, он даже попытался забраться Зое под подол. Я его шуганул, он отскочил и зарычал. Зоя быстро достала учебники и тетради, положив в портфель свои трусики. Я, не успев застегнуть брюки, натянул гимнастёрку до самых колен. И только мы сели делая вид, что занимаемся, как появилась хозяйка Лорда.

– Лорд, ты, почему меня не слушаешься,    видишь, напугал ребят.

У нас, видимо, был такой испуганный вид, что она подумала, это её Лорд нас напугал.

– Ну, пойдём, пойдём не будем им мешать, – и, надев на него ошейник,   удалились дальше в чащу.

Мы ещё какое-то время сидели, изображая занимающихся, затем, окончательно приведя себя в порядок, покинули своё убежище.

Дни летели, приближались летние каникулы, мне, уже, не хотелось, что бы они наступили, это означало, что мы с «Зайкой» не увидимся целых два месяца, её родители отправляли в пионерский лагерь на первую и вторую смену. А пока мы ловили любую минуту, чтобы ласкать друг друга. Я постоянно прорывал карман, чтобы «Зайка» могла играться моим «хомячком», а бабушка с таким же упорством  зашивала его, сокрушаясь, что он у меня постоянно рваный. Каждый раз на большой перемене мы с «Зайкой» незаметно проникали в подсобку при туалете и, запёршись в ней, ласкали сами себя друг перед другом, нам это нравилось. Периодически ласкали и друг друга, только не спрягались (так мы обозвали половой контакт), однажды мы это сделали и долго не могли прийти в себя, что чуть  нас не выдало. Зато в парке, в наших кустах жасмина мы этим только и занимались. Наученная, горьким опытом, «Зайка», теперь, носила с собой детский крем и перед нашим спряжением обильно смазывала мой член, предупреждая меня:

– На полшишечки…

Однажды на одной из перемен в буфете ко мне подошёл приятель Дрюня, он учился в параллельном классе, и, заговорщески, сказал:

– Что это ты с новенькой, – каждый раз, на большой перемене делаешь в подсобке?

– В какой подсобке? С какой новенькой? Ты что-то путаешь, дружбан!

– Ладно, ладно, я вас засёк в дырку, что в двери, вы там дрочили!

– Что, что?! – не понял я.

– Ну, дрочили, – повторил он и произвёл характерное движение рукой. – Возьмите меня в свою компанию.

Я был ошарашен, тем, что нас раскрыли, хоть это и был мой друг, от этого легче не было. Немного подумав, сказал:

– Я не знаю, не всё от меня зависит. Ты, случаем, никому не сболтнул?

– Клянусь, – никому…

На следующий день я Зое сказал о нашем разговоре с Андрюхой и о его просьбе, и ещё я предположил, что если мы его не примем, он всё равно будет подсматривать, и тем – привлечёт внимание, ещё кого нибудь. Порешили, пускай себе… На   малой перемене  я поведал его о нашем решении и предупредил, что дверь откроем ему после того, как он поцарапает её, и один раз стукнет. Я не хотел, чтобы Дрюня, не только что б, прикасался к «Зайке», но и видел её «киску» и как только мы собрались,   выключил свет, сославшись на то, – что если Андрюха нас засёк, так это может сделать еще, кто нибудь. Дырка зияла в двери, как чей-то глаз, я заткнул и её. «Зайка» была довольна моим решением, ко всему, я встал между ними. В темноте было как-то не комфортно, мы с «Зайкой» привыкли смотреть друг на друга во время наших ласк, а тут Андрюха со своим дрочением… Но ему на нас было наплевать, он усердно с сопением, что называется, дрочил, и мы, в конце концов, перестали его замечать. Мы с «Зайкой» делали, что и всегда, когда были без Дрюни: ласкали друг друга, целовали, сосали наших «зверюшек»…  А, уже, в парке предавались – любви, на полшишечки.

Глава вторая

Я как всегда проверил свою растительность, её заметно прибавилось, но было ещё не достаточно, если нектар любви не появлялся. С Томой мы вели ночную жизнь, но опять, же это были только взаимные ласки…

– Ты, что-то похудел, – заметила мне Тома, – надо тебя дополнительно подкармливать, чтобы не было упадка сил. И любовью заниматься будем через ночь, а то и через две, надо отдыхать, а то мы много тратим сил, больше, чем во время сношения.

Мне ничего не оставалось, как согласиться. Я же не мог сказать ей, что у меня появилась – «Зайка»…

Как-то играя с пацанами в «Казаки-разбойники» я забрался на крышу нашего дома. Крыша была плоская с небольшим уклоном для стока воды, но главное не это, я обнаружил там помещение. Раньше, когда наш дом был самым высоким, там дежурил пожарный, но потом надобность в этом отпала, а помещение осталось в сохранности, только его закрыли на висячий замок. Я пытался его открыть, но, увы…  Тогда я открутил петли, вынул замок, а в замен повесил свой –  у меня к нему было три ключа, один мне, один Томе, а третий в запас.   Помещение было довольно-таки большое, около шести квадратных метра. Там был стол, тумбочка, небольшой шкаф, широкий топчан, обтянутый кожзаменителем, два стула и даже умывальник с горячей и холодной водой, радиоточка и электричество, только лампы не было. Я несказанно был рад своей находке, и мне не терпелось об этом сообщить Томе. До вечера ждать не хотел – пошёл к ней в магазин, там рассказал о проделанной работе и передал ей ключ.

– Ну, подожди меня здесь, до конца работы осталось немого, потом вместе посмотрим твой «дворец». Ешь пока мороженное.

Вошла девушка с огенно-рыжими волосами, видимо, тоже продавец, так как она была в белом переднике и такого же цвета чепчике.

– Это мой, тот самый, брат, – представила меня ей Тома.

– Да! Ой, как интересно, – и посмотрела на меня продолжительным взглядом. – Да, хорош братик…

Я не смутился и не отвёл глаз, смотрел на неё не мигая. Она первая не выдержала…

– Да! – ещё раз повторила она. – Таким взглядом – укротит любую…  И глаза, как  изумруды. Повезло тебе подружка с братом, теперь тебе я верю…

Я не понял смысл её последних слов, чему она не верила, а теперь поверила? Но поскольку меня это не заботило, я быстро их забыл. Наконец мы с Томой вдвоём идём домой, вернее, на крышу. Улица была пустынна, и я обнял её за попу, мне нравилось, как под моей ладонью ритмично шевелилась  ягодица и тёрлась о мою ладонь.

– Убери сейчас же, – с наигранной суровостью, сказала Тома. – Люди кругом.

– Где ты видишь людей? Только ты да я, а если кто появится – уберу.

– «Лака», не заводи меня раньше времени…

– Но у нас, теперь есть свое место, где  в любое время мы можем быть вдвоём.

– Посмотрим, – сказала Тома. – Посмотрим…

«Дворец» ей понравился, там было всё, что нужно, даже радиаторы отопления, которые я не заметил при первом осмотре, а это значит, мы и зимой можем там находиться.

– Молодец, уютное гнёздышко, – похвалила меня Тома. – Не ожидала…

Я обхватил её за попу и увлёк на топчан, упираясь лицом в лобок, мне не терпелось овладеть ею, я чувствовал неповторимый аромат её «киски», она тоже была возбуждена, но головы не потеряла.

– Постой, тут всё в пыли, надо протереть, – я, в мольбе, сложил руки, – ну, хотя бы топчан, неугомонный, – наигранно сурово произнесла она.

Я отступил, она достала из сумки тряпочки, быстро протёрла ложе, стул и стол, затем достала  одеяло, и постелила на топчан. «Она всё предусмотрела, она тоже хотела сразу же заняться любовью, – подумал я», – эти приготовления меня возбуждали не меньше, чем её нагота.

– Закрой дверь на засов и раздевайся.

Я всё сделал молниеносно и стоял перед ней голый с торчащим членом. Мне хотелось участвовать в её раздевании. У меня имелся кое-какой опыт в этом деле. Но раздевание взрослой девушки, отличался от раздевания девочки. Платье и комбинацию Тома сняла сама, пока она сдёргивала их, я спустил с неё трусики, при этом не упустил момента, чтобы потереться носом о её лобок. С лифчиком пришлось повозиться, я долго не мог разобраться с застёжками, эти крючки не хотели расстёгиваться,   Тома терпеливо ждала, она знала, что навык приходит с практикой. Пока я возился с крючками мой разъярённый «котик» тёрся о её «кису», Тома ей управляла, вращая бёдрами, и они без помощи  рук нашли друг друга. Пенис своим кончиком ощущал жаркое дыхание влагалища, я, уже, хотел бросить возню с лифчиком, как он расстегнулся. Моя голова была  на уровне грудей, и они освобождённые из плена благодарно бросились мне в лицо, я как рыба на берегу, широко раскрывая рот, пытался поймать один из сосков. Наше возбуждение дошло до предела. Тома, одним махом, упала на спину, увлекая меня на себя, произошло небывалое, – мой член, нигде не застряв,   глубоко вошёл в неё. Мы одновремённо, как единый организм, стали вращать бёдрами, делая поступательные движения взад – вперёд. Тома себя не сдерживала, она громко стонала, охала, нас никто не слышал и нам некого опасаться. Любовный нектар сочился из неё бурными потоками, как никогда, у нас между ногами всё булькало и чавкало, это хорошо, что у меня   он не выделялся, а то бы мы затопили всю пожарку. Я неутомимо продолжал скакать на сестре, доводя её до исступления, мой пенис ходил, как поршень паровоза. Я был раскован, у меня не было боязни, что кто-то нас застанет, я ни о чём таком не думал и все силы и помыслы отдавал на удовлетворение своей «Сладенькой», я хотел, чтобы ей было хорошо, чтобы она мной гордилась и восхищалась. Мы были с ней как единый организм, я, уже,     не различал где её тело, а где моё, словно, Сиамские близнецы. Мы были мокрые от интенсивных телодвижений и жара наших тел, с меня, буквально, пот тёк ручьями и водопадом падал на груди моей любимой женщины, растекаясь множеством ручейков по всему её прекрасному телу. Я лёг на неё, чтобы целовать её лицо, рот, глаза вообще всё, что попадётся… И мы, буквально, склеились.

– Братишка, мой любимый, непревзойдённый любовник, я люблю тебя. Ты неутомим и неиссякаем, как горный поток. Ты лучшее лакомство, которое я всегда с удовольствием буду вкушать. Ты мой «Ла-акочка»! Я улета-аю,   но ты не выходи из меня, я скоро вернусь, – растягивая слова,   тихо говорила она, – и мы продо…

И, не договорив, отключилась. Я с трудом разлепился, приподнялся и сел ей на бёдра. На меня смотрели её прекрасные груди, своими огромными «глазами», где соски являлись зрачками. Эти «чудо глаза» были очень выразительны, они молчаливо   призывали: «Ну, потрогай нас, прижмись, поиграй с нами! Посмотри, разве мы не прекрасны, разве не достойны твоей любви? » – покрытые мелкими бусинками пота, они искрились в лучах заходящего солнца. И вняв – немой мольбе, я ласкал их языком,    слизывая эти солёненькие бриллианты, приходя в неописуемый восторг. Тома  лежала передо мной без чувств, божественно прекрасна, в лучшем своём наряде – наготе. Так, не спеша, скользя языком по её плоскому животу, я приблизился к лобку, густо поросшим волосами,   некогда пушистые, теперь они слиплись и пропитались «нектаром любви», который всё ещё сочился из цветка сладострастия. Я наслаждался созерцанием  дивного сада – одного цветка. Не могу подобрать слов, чтобы описать его красоту. Он похож на дивную орхидею, с нежными лепестками, большой и набухший до такой степени, что вот-вот взорвётся, нежные алые лепестки скрывали вход во влагалище, я раздвинул их, чтобы лучше рассмотреть и удивился, как в такую небольшую щель могла пролезть моя рука. На меня опять нахлынуло желание припасть к влагалищу языком, Тома не двигалась, и мне ничто не могло помешать, это сделать, и я, опустившись на колени между её ног, жадно припал к желанному источнику. Я лизал, сосал каждый лепесток в отдельности и все разом, пролазил языком в её лоно, так глубоко, на сколько – хватало его глубинны, тёрся носом о горячую плоть. Я был на вершине блаженства, наконец-то осуществилось моё заветное желание. Надо всё-таки, уговорить Тому на такие  вкусные ласки. Всё это время мой член стоял, как кол и я ощущал подёргивания в заднем проходе. Встав с колен, снова взобрался на Тому, и, осторожно, поставив ноги вдоль её боков,   на корточках скользя попой по её телу, пробрался к лицу. У подмышек, опустился на колени, мой член оказался прямо напротив её рта, и я слегка поводил им по губам. Тома не открывая глаз, высунула язычок, и лизнула моего «котика», наверно, машинально. Пора  было возвращаться в Тому, я чувствовал, – вот, вот очнётся, а она  велела мне из неё не выходить. И я, вставив  своего «котика» в её, ещё влажную «кису», легко вошёл внутрь. Тома вернулась из «полёта», когда солнце полностью скрылось за домом, но было ещё достаточно светло, я встретил её, как было наказано – в ней. Она села, держа меня за ягодицы, чтобы мой «котик» не выскочил, но он, всё-таки, на половину вылез…

– Прижмись камне, – сказала Тома. – Ты так и находился во мне?.. Милый мой!

Мы обнялись и стали целоваться.

– Ты сиди, отдыхай и ничего не делай, я сама буду тебя целовать.

Целуя, нежно говорила:

– Целую твои глазки, чтобы они меня никогда не забыли! Целую твои  ушки, чтобы они меня всюду слышали! Целую твой носик, чтобы он меня чувствовал и не забывал мой запах!..

Так она меня целовала и произносила какие-то заклинания, а когда дошла до губ, я не выдержал   и всосался в её губы. Своим языком, осторожно раздвигая её зубки,   медленно проникал в глубину рта, наши языки встретились и затеяли игру…

– Вот бы у неё – там, был бы такой язычок, – думал я, – как  было бы славно!

– «Лакочка», я опять теку!

И, правда, новые порции тёплого и липкого «нектара» забили из её недр.

– Садись скорей на стул!

Я сел, мой пенис торчал, как кинжал  и она широко раздвинув ноги, насаживалась на этот «кинжал». Я сидел, не производя,   никаких движений, а Тома «убивала» себя, насаживаясь и насаживаясь по самую рукоятку. Потом она, не слезая с меня, повернулась спиной. Мне велела раздвинуть ноги и взяться за груди, а свои ноги  плотно сомкнула, и, сжав головку пениса, стала вертеться, то в одну, то в другую сторону, периодически ослабляя сжатие. Таким образом, я получил ещё один урок «спряжения». Пока я осваивал новую позу, мой «Сладенький» стал повизгивать и прогибаться, потом она впилась ногтями в мои ляжки и замерла, её тут же забили конвульсии (я, уже, знал, сейчас будет извергаться).

– Возьми меня! – умоляла она. – Возьми меня всю! Скорее, ско… А-а! «Лакочка»! Конча-аю!   Люблю, люблю тебя!

И тут же почувствовал мощнейшее многократное извержение. Я был весь в её «нектаре», я брал его горстями и наносил себе на лицо, шею, грудь. Я намазал им спину Томе, и прилепился к ней, сжав её груди. А она всё извергалась и извергалась, быстро-быстро насаживаясь на моё орудие по  самые яички.

– «Сладенькая», ты такая нектарообильная, я весь искупался в нем…

– Хорошо, прыщей не будет, – заключила она, придя в себя, – кожа будет чистая и нежная.

Так мы отметили новоселье – сразу обжив своё гнездо, которое назвали – «Орлиное гнездо». Домой возвратились порознь с интервалом в полчаса… Позже, в нашей комнатке, Тома создала уют: пыль была стёрта, полы помыты, на окне висела занавеска, в шкафу лежало пастельное бельё;   ватный полосатый матрац лежал, скатанный, на топчане. У умывальника на крючке висело полотенце, на полочке мыло. На тумбочке стояла электроплитка, на ней чайник;   на столе, покрытый скатертью, стоял канделябр – на три свечи. Всё это я обнаружил на следующий вечер. Комната превратилась в жилое помещение, стараниями Томы, оно заполнилось её таким родным духом, который я сразу ощутил; аромат её духов незабываем  (с годами он менялся – я запоминал).

Глава третья

Теперь у нас было не только своё любовное гнёздышко, но и крыша, где мы с Томой могли придаваться радостям любовных игр и сладострастным соитиям. Это было место, где мы учились познавать мир любви и друг друга, наш полигон, где  оттачивали мастерство, а я ещё приобретал богатейший опыт любовника. Я заметно менялся, от того мальчика подростка, не замечавших женщин, не осталось и следа. Проснувшееся чувство влечения к противоположному полу, меняло и характер, и поведение, и моё отношение к этому прекрасному, желанному женскому полу. Теперь я смотрел на них, как на произведения искусств, особым взглядом, восхищаясь их изящными формами и  плавностью линий. Удивляясь, как это я раньше мог не замечать такой красоты! Теперь я всё женское население рассматривал, как потенциальных любовниц.

В этот раз с Зоей, к её огорчению, простился на пороге школы.   Я спешил в нашу комнату на крыше. Скоро придёт с работы Тома, надо подготовиться: вскипятить воду и заварить чай, чтобы не отнимать время от того главного, – зачем мы туда приходим. Как   ни ожидал, ни прислушивался, пришла она неожиданно, сердце сильно застучало, а душа наполнилась радостью. В руках у неё были свёртки и пакеты…

– Ты домой заходила? – спросил я.

– Да. Приняла душ, взяла кое-что и к тебе.

Солнце, уже готовое нырнуть за дом, золотом убрало нашу комнатку, и всё, что в ней находилось, не имело своего изначального цвета, в том числе и мы. Пакеты она положила в тумбочку, в них были всякие сладости.

– А теперь садись, – указав на стул, – и смотри.

Я сел, предвещалось что-то очень загадочное и возбуждающее, о последнем,   мне намекнул мой член. Тома начала медленно раздеваться, под блузкой и юбкой была комбинация, а под ней, ничего, только обожаемое тело. Её изумительные формы были ещё выпуклей и контрастней от глубоких теней заходящего Солнца. Её магический треугольник, слившись с тенью, стал огромным и каким-то  таинственным. Положив руки на голову, как бы поправляя волосы, медленно повернулась боком, Солнце тут же стало лизать, своим горячим золотым языком, её спину, попку, бёдра.

– Почему оно, а не я, – впитывая в сознание, её изящные линии, думал я,   – это же всё моё.

Встав, со стула, слегка касаясь,   подрагивающими пальцами, стал ласкать своё сокровище, и, опустившись до бёдер, крепко обняв попу, прижался лицом к лону Томы, нежась о пушистые волосики.

– Подожди, подожди. Не спеши, – ласково остановила она меня. – Смотри дальше, а потом я тебя о чём-то попрошу. Хорошо?       

Солнце освещало, теперь, только верхнюю часть комнаты, но было достаточно светло. Я, опять, сел на стул, продолжая смотреть спектакль одной актрисы, для одного зрителя. Тома развернула свёртки, и, также медленно, как раздевалась, стала надевать их содержимое, это было очень красивое нижнее бельё (такое бельё мы с Дрюней видели в заграничном журнале, который он, на время, спёр у отца). Я не думал, что одевание также возбуждает, как и раздевание. Тома надела лифчик,    она сказала, что это называется бюстгальтер, он был чёрного цвета. Чашечки, в которых лежали её сисички, были отделаны кружевами. Каждая грудь находилась, как бы, в своей  корзинке, а коричневые кружочки вокруг сосков, напоминали цветы «Анютины глазки» и эти бархатистые глазки смотрели на меня. Она попросила застегнуть его, застёжка оказалась очень простая (в застёгивании и расстёгивании), исполнив ее желание, не удержался, поцеловал груди.   Тома, тем временем, опоясывала себя не известным мне предметом, похожим на трусики, закреплялся он на талии, и с него свисали длинные резинки.

– Что это?

– Это – пояс для удержания чулок, – пояснила она.

– Красивый и, очень, хорошо на тебе смотрится.

Затем,   она извлекла чулки, тоже, чёрные, надев один на ступню, поставила её между моими ногами на стул, стала раскатывать его. Дойдя до колена, поправила шов, чтобы   он проходил ровно по середине икры, и предложила дальше раскатать мне. Это было великолепно, я поглаживающими движениями продвигался выше и выше, ощущая упругость бёдер, пока не почувствовал пушистую «Кису». Тоже,   – мы проделали и с другой ногой. Тома пристегнула чулки к этим резинкам, я пытался, но не получилось (обязательно буду тренироваться). В довершение она надела чёрные лаковые, с золотистой пряжкой, туфли  на высоком каблуке. Высокий каблук подчеркнул стройность её ног. Томина  «Киска», этот обворожительный треугольник густых волос, в обрамлении пояса, резинок и чулок, смотрелась, изыскано, как  картина в раме. Я, как никогда, возбудился от этого вида, меня тянуло в эту картину, я хотел в ней раствориться. В Третьяковки я видел много картин с обнажёнными женщинами, но волнения такого не было… Я понял, – предметы женского нижнего белья в сочетании с обнажёнными участками тела, приводят меня в трепетное состояние. Но это было не всё, Тома достала ещё один предмет, он-то и был трусиками – чёрными кружевными в виде короткой юбочки, они мягкими складками охватывали бёдра. В этом наряде она была неотразима, и моё воображение рисовало, такие – эротические картины!.. Наступившие сумерки превратили её фигуру в тёмный силуэт, выделявшийся на фоне светлой стены.

– Надо зажечь свечи.

– Зажги…

Зажжённые свечи радостно затрещали, их пламя,   затрепетало, освещая  Томину фигуру. Мне не терпелось узнать, о чём она хотела попросить…

– Тебе нравится, как я выгляжу в этих одеждах?

– Да. Прямо, как взрослая настоящая дама из кинофильма – «Все женщины мира». Если, когда-нибудь, мать найдёт эти…

– Не найдёт, – прервала меня Тома. – Когда они, ещё, приедут… Я этот наряд всегда буду надевать при наших встречах, чтобы ты любовался и раздевал меня. Хорошо?

– Да. Здорово! Это мне нравится…

– Вижу. Вижу, как твои глазки горят. Ты, уже не робеешь и дрожь твоя не от робости, как в первый раз, а от страсти, – и немного помолчав, добавила. – Чувствую, создам я тебя…  на нашу бабскую погибель…

– Валька! – Тома сделала паузу, не решаясь продолжить… – есть такая любовь, называется «Французская»… – она опять замолчала в нерешительности, но, собравшись с духом, продолжила, –  Давай попробуем.

– Давай,   – с интересом отозвался я. – Говори, что надо делать.

– Я тоже в первый раз… Мне Ритка рассказывала, что и как… Только ты не пугайся… Она говорила, что это очень здорово!

Меня  заинтриговало. Что это за «французская» любовь, почему я должен пугаться, раз это – здорово. Мне, уже не терпелось…

Мягкий живой свет свечей, чёрные тени на стенах, загадочные слова Томы, создавали таинственную обстановку. Моё сердце опять учащённо забилось, в предвкушении чего-то необычного, и ещё одного потрясения. Я, всё ещё, был во власти первого потрясения – гармонии женского тела и элегантного белья, от чего мой «котик», буквально, разрывал трусы.

– Что, что надо делать?..

– Понимаешь, «Лака», это такая любовь, где надо целовать и ласкать, ну наши… ты мою «кису», а я твоего «котика», – сказала Тома и виновато посмотрела на меня. – Ты, как, не против?

Наконец-то, наконец-то мои желания сбываются, но почему «французская» – я этого хотел с самого начала, с самой первой минуты нашей близости. Мы с «Зайкой» давно этим занимаемся, не зная, что она – французская, но я всегда желал полизать прелести своей «Сладенькой», попробовать каковы они на вкус. Ну, как я мог быть – против.

– Я, чур, первый! – выпалил я. – Сядь на стул и раздвинь ноги.

Тома удивлённо посмотрела на меня, но послушно исполнила мою волю.

–  Слушай, братишка, кто кого учит?.. Хотя  я в этой любви – новичок, но ты-то!.. Хотя, мой внутренний голос говорит мне, что  в данный момент, я должна тебе покориться.

Она и не подозревала, насколько я был впереди её в этой, так называемой,   «французской», любви. Мой, открывшийся, природный дар…,   ласки,   лобзания и поцелуи юной «киски» – «Зайки», вот, уже на протяжении полутора месяцев, давали мне право считать себя – знатоком. Тома будет удивлена. Ослепительная, она сидела на стуле, откинувшись на спинку. Она – ждала. Я приблизился, опустился на колени между раздвинутыми ногами, сквозь чёрные кружевные трусики-юбочки, будто  через вуаль, на меня таинственно смотрело её лоно. Всякий раз, когда влагалище сестры представало перед моим взором, возникало непреодолимое желание коснуться его языком. Мои губы страстно принялись покрывать горячими поцелуями, через тончайшую материю,   желанную плоть. Временами я бросал взгляды на Тому, она, закрыв  глаза, теребила свои соски. Трусики мне явно мешали, мои, кстати, тоже. Я жаждал «киску» – свободной от покров. Носом отодвинув перемычку трусиков, языком добрался до трепещущих лепестков влагалища и стал страстно лизать их. Но коварные, недавно ещё возбуждавшие меня, трусики не давали полного доступа к вожделенному лону, чем сильно раздражали меня. Тома, почувствовав моё настроение, сказала мне, приподняв попку:

– Сними их.

Я начал лихорадочно их стягивать, она прогнулась, чтобы мне было удобней. Сдёрнув с попки, дальше они не хотели спускаться, Томе пришлось встать, и я легко спустил их  до середины бёдер, обнажившийся лобок оказался перед моими губами и я стал жадно поедать его. Курчавые волосики цеплялись за зубы, некоторые отрывались, оставаясь во рту, но меня это не смущало. Оставив трусики, я обхватил её попу, чтобы плотнее прижаться к лобку… Подвигав бёдрами, Тома сбросила трусы на пол, я  поднял и понюхал, они источали знакомый волнующий аромат...   Основательно расположившись  у её ног,   снизу мне ещё не приходилось созерцать, я любовался, вернее, наслаждался её роскошным влагалищем,   оно было прекрасно в кружевном убранстве чёрных одежд. Но, к сожалению, видно было плохо.

– Расставь шире ноги и повернись к свету, – попросил я Тому.

Она исполнила  моё желание, больше того, поставила ногу на стул, я  устроился под ней. Передо мной предстала изумительная картина, но света было не достаточно, пришлось, поставить канделябр на пол. Выглядело всё это великолепие иначе, чем когда я разглядывал – в постели. Это – не описать, это – надо видеть… Её «киска» и ягодицы мерцали от пламени свечей, влажное влагалище алело, как свежая рана. И мне захотелось зализать её.

– «Сладенькая», как красиво! Жалко, что ты не видишь…

– Главное, что ты видишь и тебе нравится… Жаль, что мы – брат и сестра… а если подумать, тогда бы мы и не встретились и всё это произошло б не с нами. И, с другим, – наверняка, это было бы не так восхитительно… Ты, у меня уникум! И я безмерно рада, что у меня такой – брат!

Неведомая сила влекла меня… Внутренний голос говорил: «Не отвлекайся, ты же так мечтал целовать в её заветное место, так действуй – наслаждайся! ». Я привстал на колени и стал поочерёдно целовать, покусывать, лизать внутреннюю поверхность бёдер, от чего они подрагивали, а дыхание Томы участилось. Полушария ягодиц, видневшихся, между бёдер, так же не оставил без внимания, я их лизал уткнувшись носом в тёплую «норку», совсем, как животные перед спариванием. На меня накатилась такая волна возбуждения, нежности и страсти; мне так нравилось сосать, лизать и целовать прелести Томы. По промежности,   добрался до жаркого влагалища, всунул в него язык  круговыми и поступательными движениями, стал  имитировать половой акт. Тома помогала мне, обхватив мою голову руками и делая, встречные толчки…

– «Лака! », «Лакочка», любимый, как хорошо, как хорошо! Ты чудо! Я с трудом сдерживаюсь! Сейчас завою!

– «Сладенькая», сладкий мой, – вторил ей я…

Меня забирало, говорить не было сил и желания, набрав воздуха в лёгкие, с наслаждением продолжил, прерванную «Французскую» любовь. Я, как телёнок – тёлку, сосал, засасывая в рот лепестки вульвы … Сильная волна дрожи прокатилась по телу Томы и в тот же миг раздался крик и мощный поток любовного «нектара» ударил мне в лицо. Я не отстранился, а с наслаждением принял его. Никогда раньше я не ощущал такого возбуждения и прилива сил.

– Я хочу тебя!

– Я тоже! Возьми меня! Возьми меня! Возьми меня всю! – кричала Тома. – Это просто сумасшествие! Я счастлива!

Мой член, в штанах, изогнулся в три погибели, я только сейчас ощутил боль…

– Прости, прости – любовь моя, это я виновата!..

И Тома быстро стала снимать с меня брюки, а я скинул рубашку. И, вот, совершенно голый,   с торчащим пенисом стою перед ней.

– Мой милый «котик», – обратилась Тома к моему члену, – тебя совсем забыли, иди ко мне, я тебя поцелую.

Мы поменялись местами, теперь она была на коленках, а я стоял. Нежно погладив член, она взяла его в рот, лаская языком. Она лизала его как эскимо, захватывала до упора, затем медленно соскальзывала с него, повторяя это снова и снова. Я настолько был ошеломлён происходящим, что почти ничего не соображал, в голове гудело, кровь била в висках. Мы с ней делали это в первый раз. С «Зайкой» я проделывал подобное много раз, не зная, что занимаюсь «Французской» любовью, было, по-своему, хорошо, но с Томой не сравнимо. Дело, думаю, в  их «кисках»: у «Зайки», ещё  «котёночек», а у сестрёнки – «КИСА»! Видно было, что Тома этим занимается впервые, но, главное, что   ей  нравиться и она испытывает наслаждение. Нежно обвив  голову сестры руками,   стал совершать половой акт в рот, я вводил свой член медленно осторожно, проделав это несколько раз, пока мы не почувствовали ритм. Потом пошло всё, как по маслу, язык её уже не мешался и я проникал до самых яичек. Её томные глаза то закрывались, то открывались. Временами она вынимала пенис и водила им по лицу, потирая себе щёки, губы, нос, глаза, шею…, успевала подышать и набрать воздуха, прежде чем я вводил его обратно…

– Ты во мне! Я чувствую тебя в себе! Валя, любовь моя!.. Господи, спасибо тебе за брата… Возьми, возьми мой рот ещё, «Лакочка»! Отныне, он всегда  твой! Всегда, когда пожелаешь.

И схватив мой член, вновь ввела в свой восхитительный ротик, исполнявший роль влагалища.

Когда очнулись, за оком было совсем темно, а в канделябре одна свеча сгорела совсем. Было ощущение, что мы находимся в пещере, на необитаемом острове, это обостряло возбуждение, хотелось продолжения, но  сил было много отдано…

– Давай отдохнём, – предложила Тома. – Ты не устал?

– Нет.

– Но всё равно ложись!

– При условии, что ты снимешь… нет, я сниму с тебя бюстгальтер, а пояс, чулки и туфли пусть остаются.

– А почему тогда бюстгальтер?..

– Потому что я буду ласкать твои груди, – не дав ей договорить, сказал я. – Видишь, они обиделись, что ими не занимаются…

Мы лежали рядом и молчали. Не знаю о чём думала Тома, я, так просто балдел от  удовольствия. Вдруг я почувствовал руку Томы на своей мошонке, она  нежно поглаживала её. Я  свободной рукой стал ласкать её грудь, опускаясь всё ниже и ниже, пока не достиг лобка… С мошонки её рука скользнула на пенис и ласково, нежно стала его поглаживать. В ответ я дотронулся до её лона, слегка поигрывая набухшими лепестками, затем, сначала один, потом второй погрузил пальцы во влагалище и стал ритмично нажимать на него. Тома часто задышала, краем глаза наблюдал за её соском, он был напряжён и как поплавок на волне вздымался и опускался вместе с грудью. Тома была счастлива: ощущать прикосновение моих рук, чувствовать рядом с собой моё обнажённое тело, иметь возможность дотронуться до  моего неутомимого пениса. Она поймала себя на мысли, что сейчас совершенно расслаблена и спокойна и никаких угрызений совести, за то, что, послушав подругу, совратила родного брата. Теперь об этом не жалеет. Она теперь будет ждать, не прекращая заниматься с ним любовью, половой зрелости брата. Когда его возмужавший пенис сможет  извергать сперму в неё, на неё… Вот теперь, повторила бы  клятву по-серьёзному, в первый раз она приняла всё за игру, но с текстом клятвы полностью согласна. Как ни странно, не уча – слова,   помнила их все, и в уме (чтобы не огорчать брата)  стала произносить, шевеля губами, клятву вновь:

– Наша любовь сильна,

– Что делает нас единым телом и духом…

– Что ты там шепчешь? – спросил я её. – Молишься?..

– Подожди, дорогой, не отвлекай.

Тома продолжила, нашёптывать, а я, повернувшись на бок, выбирая более удобную позицию, для продолжения ласк, стал целовать её соски, лизать груди и живот…

– И разлучит нас только смерть! – вдруг громко произнесла  она. – Ты помнишь? Валя!..

Но слова,   в данный момент, для меня уже не важны по сравнению с чувствами, которые владели мной. Я опять хотел нежиться между её ног, лаская и целуя – «Кису».

–  «Сладенькая», хочу тебя – языком…

– И я хочу твоего «петушка». И хочу, чтобы ты взял меня в рот.

– А как это сделать одновременно?

– Давай ляжем валетом, только ты ложись на спину, а я сверху. Хочешь, сниму всё с себя?

– Не надо, так острее возбужение… Тебе понравилось, как это я делаю?

– Ещё как! Ты самородок, ты такой любовник! Фантастика! Ты уже сейчас любому – фору дашь, а что будет дальше?!

– Тома, у тебя есть парень?

Неожиданно спросил я… Мне бы не хотелось, чтобы кроме меня тут кто-то находился и обладал моей сестрой, МОЕЙ – любимой женщиной! Я понимал, что кто-то обязательно появится, ей же надо выходить замуж… Но мы связаны клятвой, а это – свято!

– Был. Но теперь только ты. Ты несравним!..

– Слушай Тома, я и не подозревал, что заниматься любовью мне нравиться больше всего и уж никогда не думал, что это будет с тобой, что ты пробудишь во мне, как ты говоришь, талант. Тебе, ведь, тоже нравиться?.. Да и что здесь удивительного, мы же – Племенные, родные – брат и сестра! Нам надо вдвоём сфотографироваться.

Вдруг, неожиданно, пришла мне такая мысль.

–  Сфотографируемся обязательно, только знаешь когда?

– Когда?!

– Когда у тебя впервые появится  любовный «нектар», это будет память о твоей половой зрелости. Тогда мы не просто сфотографируемся, ещё и отпразднуем в ресторане… Я жду этого момента, как никакого другого радостного события в своей жизни. Я хочу узнать, какие чувства охватывают, когда кончаешь и как мой «нектар» будет заполнять лоно сестры…

– Томочка,     сядь своей «Кисой» мне, прямо, на лицо и чтобы влагалище оказалось у меня во рту.

– А ты не задохнешься?

– Нет. Думаю от любви мне ещё рано умирать, а если суждено умереть, то только от любви или во время её.

– Да ты, ко всему, ещё философ, – заключила Тома. – «Лака»,   пожалуйста, поиграй с моим клитором, я очень тебя прошу!

– А что это? И где он находится?

Тома приняла позу, которая позволяла мне близко и чётко рассмотреть вожделённый предмет.

– Видишь в самом верху влагалища бутончик?

– Вижу! – отозвался я, – Он большой, похож на хоботок и такой – красавчик!    Я буду всё делать, что  тебе доставит удовольствие.

И не дожидаясь, когда она опустится, взяв за бёдра, насадил на себя. Её влагалище,   влажное тёплое и сладкое,   обрамлённое пышной растительностью, буквально, всосало моё лицо. Я был в восторге. Далеко высунув язык, принялся лизать половые губы и клитор, ощущая его возбуждение, он делался всё твёрже и твёрже. Я такое вытворял языком с клитором, что Тому начало мелко-мелко трясти. Она стала водить попой, как при сношении, отчего её, изрядно, повлажневшее влагалище, делая мне массаж, покрывало моё лицо нежными поцелуями. Мне было так хорошо, я купался во всей этой роскоши. Мы познавали друг друга, открывали  для себя новые незнакомые стороны этой удивительной игры, игры под названием –  МИР ЛЮБВИ!

Тома скользила по моей груди, опускаясь, всё ниже и ниже, её упругая грудь бороздило мое тело, от сосков шли электрические разряды, и мой пенис принимал их. Он торчал как антенна, возбуждённый до предела. Наконец Тома достигла цели, и, взяв в рот мой член, сразу стала  сосать его от основания до кончика, как сосут дети леденец – «Петушок на палочке». Ласковый  шершавый язычок жонглировал моими яичками. Наше возбуждение достигло наивысшего накала, нас трясло и гнуло, Томиных криков я не слышал, только из-за того, что её рот был занят моим членом, и она сношала себя, интенсивно делая движения головой вперёд-назад…

– «Лака»! Любовь моя, как хорошо! Жалко, что у тебя ещё нет «нектара», а-а! Ой, ёй-ёй! – громко закричала Тома в такт движениям. – А! А! А-а! Ой! Ой! Ой! Любимый!.. Я с ума схожу… Я умираю… Ой! Ой! А! А! Ещё…, ещё… каким бы удовольствием я его испила!

Зато я получал его в огромных количествах. Тома стремительно повернулась ко мне лицом и также стремительно села на мой член, её лобок вздымался в такт дыханию. Ей  уже  ничего не мешало сдерживать эмоции, и они вырывались громкими криками и стонами, особенно, когда её клитор соприкасался с моим лобком. Её движения были медленными и плавными, она хотела как можно дольше получать наслаждение… Одна резинка отстегнулась и чулок сполз, обнажая ляжку, почти, до колена. Этот, вроде бы, неряшливый вид подействовал на меня возбуждающе, я потянулся к обнажившейся ляжке,   крепко обнял и прижал к себе Тому. Мы были мокрые от пота,   мне всегда нравилось ощущать, чавкающее, склеивание наших тел, в этот момент мы были одним единым телом. Мы не чувствовали ничего, кроме наших пылающих половых органов друг в друге, получая от этого огромное наслаждение. Наши губы встретились, и мы слились в страстном поцелуе, моё лицо всё было в «нектаре», нас это не смущало, Тома стала слизывать его. Всё это время наши «Киса» и «Котик» занимались любовью.

Моё состояние тоже было на грани обморока, в висках стучало, а тело билось в конвульсиях. Тома с такой быстротой стала насаживаться на меня, издавая невообразимые крики,    «нектар» забил из её недр, тут же сбиваясь в пену.

– Да! Да! А! А! А! А! Ой! Ой! Ой! – уже не кричала, а скулила Тома. – Ой! Ой! А! А! А! Ой! Ой! А! А! Ой! Ой! А! А! А-а! Умира-аю!!!

И обессиленная упала на меня, так мы лежали: она на мне, а я в ней… Мы уснули, затратив много сил, предаваясь новой для нас – «Французской» любви. Пробудились мы, когда последняя свеча с треском догорала. Тома сладко потянулась…

– Милый ты мой, неутомимый! Ты опять во мне?!

– Нет, я просто не выходил из тебя. Мы так и уснули.

– Но он, же у тебя стоит!

– Он у меня стоит всегда, когда о тебе думаю, а уж когда ты рядом…

Свеча задымив, погасла, издав характерный запах, и мы погрузились во тьму. Нам не хотелось уходить, но было поздно, домашние, наверно, волнуются – где это мы пропали. Хотелось есть.

– Так, Валька, выходи из меня. А то мы не уйдём никогда! Сейчас подмоемся, попьём чайку, обсохнем и домой. Возьми свечку в столе и зажги, поставь чайник разогреться.

Я всё исполнил, поднял свою одежду, сел на топчан и стал смотреть, как подмывается Тома. Зрелище, надо вам сказать, очень возбуждающее и мой пенис зашевелился. Подкравшись, я стал целовать мокрые ягодицы Томы.

– Валька, прекрати. А то выставлю на крышу!

– Томочка, ну, дай, только, разочек лизну «Кису» и всё. Надо же мне с ней попрощаться.

– Ну, ладно  хитрюга, только не долго, а то я заведусь… Ночью, наверняка, будешь приставать.

Это был не вопрос, а, скорей всего, утверждение. Я ничего не ответил, лишь приник к «киске», она была мокрая и без смазки скрипела, но стоило мне сделать несколько движений языком, как появилась липкая жидкость. Это значит, я мог войти в неё, что я и хотел сделать. Но Тома угадав мои намерения, повернулась и сказала:

– Лучше сними с меня бельё, тренируйся с застёжками.

– О!.. Правильно, – обрадовался я, – а то с резинками у меня загвоздка…

Но, оказалось, ничего сложного, когда знаешь  принцип их работы. Главное, что я вынес из этого опыта это: не суетиться и не волноваться. Спасибо сестрёнке, что она позволяет с собой делать всё… Я учусь, а она приобретает опыт. Хорошо ещё, то, что мы не комплексовали (всё-таки родные…), интимная жизнь, это естественное и неотъемлемое явление в жизни человека. Здорово, когда есть: у кого,   с кем и на ком учиться, и мы с Томочкой не упускали своих счастливых минут…

Глава четвёртая

Однажды вечером я, удручённый, сидел дома. Тома накануне меня предупредила, – три-четыре дня, близости не будет. У неё начались, какие-то, критические дни. Но, увидев, как я расстроился, пообещала – ласки останутся.

Заняться было нечем, уроков нам не задавали, так как заканчивалась последняя четверть. Но, теперь, лозунг: «Ура – каникулы! » мне не в радость, потому что принцесса моя, уедет в пионерский лагерь… Вдруг слышу бабушкин голос:

– Валя, Валентин! Не слышишь, что ли, иди, к тебе Андрей пришёл.

Я вышел на лестничную площадку, там стоял взъерошенный  Дрюня .

– «Племя», идём скорей камне, мои родители ушли в театр, я у отца нашёл мировую книгу, там всё про это дело…

– Что за книга?

– Я ж тебе говорю, какого-то американского профессора сексолога Кинзи. Там рисунки фотографии…

– Какие ещё рисунки, фотографии?

– Ну, ты что совсем… да женщины голые: их строение и так, и в разрезе, всё указано стрелками как что называется и способы разные в картинках…

– Какие способы? – заинтересовался я. – Способы чего?

– Ну, чего, чего, как ****ься надо, понял! Пойдём, пока никого нет, перепишем,   перерисуем, подрочим…

Я предупредил бабушку и мы пошли. Книга оказалась, действительно, ценной, там были показаны женщины разных типов и как у какой – расположены половые органы,   как их лучше в связи с этим сношать. Были рисунки половых органов девочек и женщин,   в чём – отличие…, а также всевозможные формы грудей, сосков. Словарь терминов, описание способов, совокупления, с приложенными фотографиями. Мы быстро распределили, кто, что будет делать: он переписывать – способы…, а я, так как умею рисовать, – строение половых органов и термины. И с упоением принялись за дело. Дрюня старательно одной рукой писал, а другой… Когда я дошёл в терминах до того места, чем занимался Андрюха, сказал ему:

– Дурень, знаешь, как называется, то чем ты занимаешься левой рукой?

– Ну?

– Ну, ну. Темнота! Мастурбация, понял?

Всё мы, конечно, не могли переписать за один вечер, но главное я для себя перерисовал, теперь буду изучать, и сравнивать половые органы – «Зайки» и «Сладенькой». Взяв оба конспекта, пошёл домой…

В школе я «Зайке» показал свой труд, как раз шёл урок биологии, учительница объясняла внутреннее строение лягушки. А мы с «Зайкой» изучали другое…

–  А, что рисунка строения вашего члена там не было?

– Было, но я не стал…

– Почему не стал? – перебила она меня. – Мне тоже интересно, как у вас там…

– Мой «Хомячок» всегда в твоём распоряжении – разглядывай!

– Ты ж мою «Киску» тоже разглядываешь… Надо же знать, как всё называется, ты и сам не знаешь, что и как у твоего «Хомячка» зовётся.

– Ладно, попрошу Дрюню…

– А пусть он эту книгу принесёт в школу…

Учительница велела нарисовать кровеносную систему лягушки, себе в тетради. Пока я рисовал – себе и Зое, она забралась в мой  карман, чтобы поиграть с «хомячком»… После занятий я, как обычно, провожал «Зайку», когда мы подошли к парку, она мне сказала:

– Давай сегодня не пойдём в наши кусты.

– Почему? – нахмурив брови, спросил я. – У нас так мало время остаётся, быть вместе…

– Вот поэтому и не пойдём. Сегодня, моих – не будет дома, они уехали на дачу к друзьям, аж, до воскресенья (была пятница), будут обмывать звёздочку…

– Вот здорово! – я поднял её на руки и стал кружить. – Что ж ты мне в школе не сказала? Надо будет позвонить домой предупредить… У вас есть телефон?

– Есть.

– Вот тебе раз, а почему не дала мне номер?

– Ты не спрашивал, а сам-то тоже не дал.

– Ну ладно замнём для ясности… Сейчас и обменяемся.

Они жили в отдельной двухкомнатной квартире, везде висели ковры, в углах стояли большие китайские вазы, в некоторых были причудливые декоративные ветки, раскрашенные в разные цвета, на полу тоже ковры. Я, хоть и знал, что родителей не будет, но какое-то чувство беспокойства меня охватило. Чтобы как-то успокоиться, стал рассматривать библиотеку и фотографии на полках.

– Это я сделала,   – указывая на ветки в вазе, похвалилась Зоя. –  Нравится?

– Да, Здорово!

– Ну, ты звонить-то будешь?

– Конечно, где телефон?

– В коридоре. Там на нём – номер, перепишешь.

На звонок, подошла бабушка, и я ей сказал, что буду на даче у одноклассника, мы всем классом  будем отмечать его день рождения, вернусь в воскресенье к вечеру. Когда я вернулся в комнату, «Зайка» уже была в коротком домашнем халатике и с записной книжкой в руках. Я продиктовал свой номер телефона…

– Сначала поедим или примем ванну? Как ты желаешь, мой повелитель?

Я  понял, началась игра, и сразу включился. Волнение и тревога моментально улетучились.

–  Повелеваю помыть меня!

– Мой господин, пожалуйте в «шатёр», наложницы вас разденут.

Мы вошли в ванную комнату, вода наполовину заполнила ванну,   раздев меня, она собрала одежду и вышла. Я с блаженством погрузился в тёплую воду, наконец, пришла моя принцесса, бросила горсть лепестков  роз в воду, они заколыхались на поверхности, как маленькие лодочки. Кокетливо сбросив халат, села напротив меня, её шаловливая ножка плавно подплыла к моему фаллосу (полученные знания из книги) и стала нежно ласкать его, было приятней, чем ласки рукой, вернее, необычней, я испытал новые ощущения. «Надо взять на вооружение, – подумал я, – у «Зайки» тоже есть чему поучиться, хотя я не думаю, что сделала она это осмысленно». Я притянул её к себе, усадил между ног и стал целовать шею, плечи, миниатюрные ушки… Она затихла, как первый раз в парке, я так и не понял, толи уснула, толи лишилась чувств. Такая своеобразная была у неё реакция на мои поцелуи. «Зайка» лежала у меня на груди, а я рисовал языком её портрет, водя им по контуру: бровей, глаз, носику, губ… Тщательно прорисовал чувственный ротик, как снаружи, так и изнутри. Впоследствии, я часто, такой техникой, рисовал её. Поскольку полноценного полового контакта моего «Хомячка» с её «Киской» у нас нет,   от живописи мы переходим к нашим любимым поцелуям. Страстно сосем, друг друга, играя языками,   соприкасаясь, они нежно трутся, доводя  нас до  мелкой дрожи. Мой фаллос (мне понравилось это название) напрягся, он  хотел ласк, и, давая о себе знать, тыкался ей в попку. И он – добился  своего, вывел «Зайку» из оцепенения.

– Я хочу его разглядеть, ощупать…

Сказала принцесса и нежно положила его себе на ладони.

– Какой он красивый, похож на перчик… Смотри! Смотри! Он растёт прямо в моих руках! А какое его название по книжке?

– Фаллос, ещё – пенис, но мне больше нравится – фаллос.

– А мне больше нравится – «Хомячок»!

– А моя, – как называется?

– У вас сложно, очень много названий, одним словом я называю – «Киска».

– Потом рассмотрим, у меня в тетради всё зарисовано.

– Я хочу его пососать, мне приятно ощущать его во рту.

И осторожно взяла в рот как  детскую соску.

– «Племя», а мою «Киску» будешь разглядывать, и сравнивать по рисунку? Надо же знать, что и как называется.

– Конечно, но не здесь, в постели.   Ты ляжешь, раздвинешь ножки, я  буду разглядывать тебя, трогать, и говорить, как это называется, сравнивая с рисунком в тетради. А хочешь, нарисую твою «Киску»? И спустя какое-то время, ещё раз и так раз за разом и будем смотреть, какие изменения произошли.

– Отлично придумал! А грудь?

– Давай и грудь… Буду рисовать три раза в году: вначале учебного года, вначале года вообще и в конце учебного года.

Глава пятая

Сегодня было, всего лишь, три урока и это  хорошо не пришлось отпрашиваться,   врать, придумывая причину. Тома просила прийти к ней в магазин в обеденный перерыв, интересно, что будем делать? Делать, к сожалению, ничего не пришлось. Она мне сказала:

– «Лака», сегодня у моей подруге день рождение, двадцать два стукнуло, помнишь, такая, – рыжая? Мы вместе с ней работаем, я тебя с ней сейчас познакомлю,   и вы пойдёте  в наше «Орлиное гнездо», будем там отмечать это событие, вы  всё подготовите, а я часа через три приду.

– Это не та подруга, которая  со своим братом…? – я не успел договорить, как вошла огненно-рыжая пышногрудая барышня, её волосы были сплетены в большую «халу», что придавало ей вид взрослой женщины.

– Привет всем! – сказала она. – Я готова, и всё необходимое взяла.

– Знакомьтесь, – это мой брат – Валентин, а это – моя подруга Маргарита!

– Ну, зачем так официально, просто – Рита, – и протянула мне руку, я её взял, она была нежная мягкая и уверенная.

Во время рукообъятия, мой член несколько раз дёрнулся: « Моя тётенька, – подумал я,   – в нашем с «котиком» вкусе,    о чём он мне сразу просигналил». Рита дала мне одну «авоську», две других – взяла сама и мы вышли из магазина. Не прошли мы и десяти метров до перекрёстка, как около нас затормозила «Победа», в открытое окно выглядывала чубастая голова водителя:

– Ритуля, садитесь, подвезу. Вам куда?

– О, Гена! Приветик. Да нам не далеко… Хотя подбрось, а то сумки тяжёлые.

Мы сели вместе на заднее сидение, свои сумки положили по краям и, таким образом, оказались рядом нога к ноге. Она разговаривала с Геной и тёрлась своим шикарным горячим бедром о моё. Не размышляя, я положил ладонь на её ляжку и, перебирая пальцами, стал подтягивать подол платья. Когда показалась обнажённая полоска тела  ног между чулком и трусиками, скользнул на неё, просовывая пальцы между ляжек. Её ноги быстро раздвинулись и, как только моя ладонь погрузилась в жар ляжек, также быстро сомкнулись, стиснув мою руку так, что я не мог ей пошевелить. Я легонько потрясывал рукой, пытаясь обрести свободу действия, но она еще сильней сдавливала свои бёдра. Она напряглась, речь её стала замедленной, продолжая что-то говорить Геннадию, она  скосила на меня взгляд и умоляюще посмотрела на меня… Подъехав к чугунным воротам, которые на ночь дворник запирал и, таких ворот было – три, наш дом превращался в крепость и   ни одна чужая машина въехать не могла, мы остановились… Пройдя в ворота, мы вошли в ближайший подъезд, на наше счастье, стул лифтёрши был пуст, это избавило нас от лишних расспросов, мы быстро сели в лифт и поднялись на последний седьмой этаж. Пожарным коридором, который  соединял все подъезды нашего дома, мы дошли до нужного нам. Я провёл Риту в наше – «Орлиное гнездо», закрыл её там, а сам отправился домой, чтобы положить портфель и переодеться. Если полчаса назад я думал, что  с ней буду делать там три часа? Теперь таких вопросов у меня не возникало, я точно знал – что! Придя, домой, быстро не теряя время,   принял душ, как учила меня Тома, и переоделся. Сказав, бабули, что иду в кино, поцеловал её и ушёл.   Дорогой,   размышлял: « Вот откуда ветер дует! Рита подбрасывает сестре идеи о любовных всевозможных проделках, и мы с ней воплощаем их в жизнь, причём делаем это с удовольствием. Они, наверняка, делятся впечатлениями между собой… Чёрт! – осенило меня. – Неспроста Тома отправила меня с ней раньше, я, как бы, подарок на день рождение! Не знаю, обижаться на неё за это или нет, а, впрочем, зачем обижаться лишний опыт не помешает, да и лестно мне, если честно. Ну что ж пойду сдавать экзамен этой «рыжей кобылице», – как   для себя окрестил её». Я тихо подошёл к двери, прислушался, – тихо. «Интересно, что она делает?!.. Вот и я! – входя в комнату, весело произнёс я, – Заждалась? »… Увиденная картина потрясла меня: на кушетке покрытой шёлковым с оборками, оранжевым – покрывалом, возлежала полуобнажённая с распущенными рыжими волосами Рита. Она лежала на правом боку, подперев рукой голову. Первое, что бросилось в глаза это её большие груди с огромными с ладонь кругами – ареолами вокруг сосков, такое я, ещё, не видал. Она была в белом поясе и  того же цвета чулках пристёгнутых к нему, и без трусов. Её лобок, покрытый такими  же рыжими и густыми волосами, контрастно выделялся на фоне белого белья, он как копна сена теснился между шикарных ляжек. Мой фаллос моментально напрягся и стал расти с такой быстротой, что места в штанах не хватало. Я словно пригвождённый стоял в дверном проёме.

– Закрой дверь и иди камне, – произнесла она. – Ты не хочешь поздравить меня с днём рождения? – при этом она положила руку на мой трепещущий член, поглаживая его через брючную ткань. – О-о-о!.. Только разденься.

Я стал торопливо раздеваться…

– Не спеши, делай это медленно, я хочу смотреть на тебя!

Когда я дошёл до рубашки, Рита остановила меня, сказав, чтобы я оставался в ней и пусть она будет расстёгнута, её это возбуждает.

– Ну, «подарок» мой, возьми бокалы с шампанским, – они стояли уже налитые на столе, – и поздравляй меня.

Её сине-серые глаза, с прищуром, вызывающе смотрели на меня. Взяв бокалы, я подошёл к Рите, один протянул ей, а из другого, ничего не говоря, стал поливать ей на груди. От неожиданности она резко вскочила, её огненно-рыжие волосы, словно, грива молодой не объезженной кобылицы, взметнулись ввысь, и мягко опустились на округлые плечи с ямочками. Она села на край ложа, спустив ноги, и я оказался между ними,   как ни в чём не бывало, я стал слизывать шампанское с её удивительных грудей. Соски были огромные упругие, как пальчик младенца, я поочерёдно брал их в рот, и, покусывая, сосал, а Рита, мелко подрагивая, стала лить шампанское из своего бокала. Спускаясь языком за янтарной струёй, я приблизился к таким же огненно-рыжим кущам, покрывавшим   «Венерин холм», волосы были жёсткие  сильно вьющиеся мелкими колечками. Опустившись на колени, я уткнулся в них лицом, вдыхая, незнакомый мне аромат  её «Кисы». Просунув  руки под её ягодицы и обняв  податливую попу,   я стал нежить своё лицо, прижимаясь к лохматой «Кисе». Шампанское, множеством ручьёв, стекало дальше вниз к пещере страсти: «Интересно, какая она у Риты?! » –  будто прочитав мои мысли, она плавно раздвинула ноги и поочерёдно положила их на мои плечи. «Да-а-а, пещера была, что надо!   Нет, скорее, это  большой красивый грот с  ниспадающим источником». Слегка отстранив голову, я стал любоваться этим великолепным зрелищем, шампанское, как горный поток, омывая, внушительных размеров, клитор, струилось по набухшей вульве. Надо признать, влагалище Риты – прекрасно, а размер пугающий, но не настолько, чтобы отказаться исследовать его. Меня, с некоторых пор,   всегда, когда я любовался «Кисками»: сестрёнки, «Зайки», а теперь и – «Рыжей кобылицы»,   занимал вопрос: «Почему эта часть  их тела,   так влечёт, притягивает – взор и мысли? Почему созерцая их – теряешь рассудок и готов на всё ради этих прекрасных и желанных, как раньше я считал, писек? ».

Вот и сейчас, влекомый этим самым инстинктом, я приник к сочившемуся гроту, слизывая струйки шампанского с мясистых половых губ и похотника – клитора. Мой проворный язык без устали работал, ублажая влагалище новой подружки-любовницы. Кобылица-Рита извивалась, работая попой, как заводная. Дрожа мелкой дрожью, она что-то там бессвязно говорила, временами переходя на крик и повизгивания. Я был пьян от происходящего и шампанского, мой фаллос, подёргиваясь, вырывался из меня, ему уже хотелось проникнуть в этот таинственный влажный, пышущей жаром грот, в пещеру, где он ещё ни разу не был. Но я продолжал – «Французскую любовь», мне хотелось довести её до наивысшего накала и посмотреть на её реакцию. А Рита бредила:

– Ох, ох, ох! Боже… А-а-ах…, у-у-у-м…, ах! Ах! О-о-о-о-о…, э-э-э-у. Хоро… а-а-а-а! Давай, давай, да… – тут она завизжала, обхватив ногами мою голову. – А-а-а! А! Ох, ох, ох!..

Среди этой какофонии звуков, я услышал связные слова, Рита прерывающимся, будто ей не хватало воздуха, голосом, просила:

– Вые… меня! Войди в меня и возьми всю без остатка! Я хочу кончить, имея твой член в себе!

Я поднялся с колен, держа своё копьё, готовое вонзиться между её ног. Но сделать это было чрезвычайно трудно, так как её влагалище низко посажено. Не раздумывая, резко переворачиваю её на живот (познания из книги), она обладала большой и очень красивой задницей, под платьем  её шикарные формы не проглядывались, зато сейчас это чудо ждало меня. На меня смотрели два отверстия: анальное и вагинальное, я решил обработать оба, начав с вагины, так как она была раззадорена и ждала моего проникновения. Мой фаллос, без труда раздвигая вульву, проник в горячее и мокрое влагалище, мои опасения, что он там потеряется, не оправдались, как только он погрузился в лоно, вагинальные мышцы плотно обхватили его. Памятуя советы, прочитанные в книге, – не проникать глубоко я круговыми движениями члена ублажал преддверие шикарного влагалища «Рыжей кобылицы», но временами вонзал своё копьё по самые яйца. Кобылка моя стонала,   крутя задом. Она лежала на груди, приподняв попу. При этом её большие «глазастые» груди, как бы выдавились из-под неё и лежали вдоль боков, я взялся за возбуждённые соски, нежно сдавливая и крутя.

– Да! Да! Да! – кричала Рита. Какой ты умница, какой молодец! О-о-о! Это мой лучей подарок, который когда-либо был у меня. Давай, давай е… меня, мой пылкий жеребец! Жалко, что ты ещё не кончаешь, как бы я хотела это сделать с тобой вместе одновременно.

Я делал ритмичные поступательные движения вперёд назад, полностью вынимая и глубоко всовывая своё влажное липкое орудие. Делал я это специально, чтобы в нужный момент войти в попу, в очередной выход, обильно смазав её анус своим взмыленным членом, я  медленно вонзился ей в зад.

– О-о-ох! – вскрикнула Рита. – Лихо! Я даже и не чая-а-а-а!.. У-у-у! Да! Да!..

Я, заводясь от её криков и причитаний, делал по три подряд толчка, то в попу, то во влагалище, оба отверстия уже без труда принимали меня, благодаря чему я мог наращивать темп. При каждом – вонзании, причём, я и в зад входил по яйца, её шикарная рыжая грива, свисавшая на левую сторону, волнами колыхалась в такт моим движениям. Будучи уже опытным, я знал, когда наступает момент оргазма, и я хотел, чтобы мой фаллос находился в это время в пещерке и принял поток нектара на себя…

– Конча-а-а-аю-у-у!! – задёргав попой, кричала Тома.

В этот момент я вышел из попы и только, самым кончиком, залез в другую норку, как потоки спермы, словно, убежавшее молоко, стали вырываться наружу, растекаясь в разные стороны. Меня тоже стало гнуть,   внутренности мои дрожали, и я замычал, вторя Рите… Она обмякла и легла не кушетку, я лежал на её шикарной попе, не вынимая пениса из ещё конвульсирующей «Кисы». У меня, как всегда, после сношения ещё долго стоял член. Рита не отключилась, как моя Тома, немного полежав в томной неге, она плавно выскользнула из-под меня.

– Боже! Как хорошо! Без этого я теперь  и дня не смогу прожить. Ты такой молодой, а трахаешь как заправский… О-о-о! Да у тебя всё еще стоит, – произнесла она, заметив мой торчащий, но уже слегка опавший член. – Я хочу его целовать, он – заслужил.

Я немного устал, вернее устали ноги от напряжения, и мне хотелось лечь. Сняв рубашку, забрызганную нектаром любви, я лёг на  ложе, моё разгорячённое тело  ощущало приятную прохладу шёлкового покрывала.

– Раздвинь ноги.

Рита села между ними в вызывающей позе, в руках у неё было пирожное, покрытое кремом и украшенное розочкой. Сняв кремовую розу, она протянула её мне:

– На, хочешь?

– Потом, – ответил я, – позже. Ты хотела что-то сделать…

Рита приблизилась и качнула пальцем мой фаллос, он отозвался  подрагиванием. Она сняла крем с пирожного  нежно, и ласково  обмазала им мой торчащий член от головки до основания, я, молча, наблюдал, ожидая продолжения. Затем она наклонилась над ним и, её грива, щекоча мне – живот и бёдра, полностью скрыла его из вида. От мысли, что я не увижу её ласки ртом, но могу представлять…, меня возбудило, и, не успев додумать, что она будет делать, я ощутил её жаркие губы на своём пенисе. Она слизывала крем, медленно насаживаясь на него, нежно водя губами вверх вниз. Я не видел, но чувствовал, как её язык неутомимо работал, облизывая,   всё сильней и сильней напрягавшийся член. Приведя его в полную боевую готовность, Рита принялась лизать мои яйца. Она их лизала, сосала, полностью заглатывая в рот, при этом что-то мурлыкая. Я закрыл глаза и балдел, потом стал представлять её «Кису»… Мне вдруг захотелось опять ласкать её ртом и откушать кремовую розу, вставленную в половые губы. А пока моя кобылка кушала меня…

– Ложись, я тоже хочу…

Я вспомнил, как мы это делали с Томой, лёжа валетом…

– Нет, ты ложись попой в мою сторону и раздвинь ноги, – подсказал я ей.

Она, беспрекословно, исполнила моё указание, как только раздвинутые ноги обнажили влагалище, я вставил розу в трепещущую вульву, от жара она стала таить, обволакивая лепестки  – «губ». Ухватив Риту за упругие бёдра, я подтянулся и приник к влагалищу, вкушая крем, от розы впитавшийся в её прелести. Я так увлёкся этим приятным делом, что не заметил, как стянул пояс себе на голову…

Вот уже больше двух часов, как мы находились с Ритой наедине, периодически занимаясь любовью. Она была в восторге и называла меня: «Мой – «Жеребчик»! Нежный,   страстный и не укротимый».

– А ты знаешь, как я тебя, про себя, называю?

– Как?!

– «Рыжая кобылица» или моя кобылка.

– Ну, что мне нравиться, я именно так себя и ощущаю, да и ты тоже, раз придумал мне такое прозвище. Мне, вообще, нравятся лошади,   однажды я видела, как они спариваются, нет, не спариваются, именно сношаются, и делают это красиво и чувственно, я даже кончила, наблюдая за ними. А какой член у коня – мечта! Вот и ты достигнешь зрелости жеребца, у тебя будет не меньше…   

– Скоро Тома придёт,   надо одеться, да и стол пора накрывать.

– Валя, а я тебе нравлюсь? Тебе понравилось со мной…, мы будем ещё этим заниматься?

– Нравишься. Так ведь у тебя есть брат, с которым ты…

– Я тебя умоляю! – прервала она меня. – Он по сравнению с тобой вахлак, хоть на два года старше тебя, да ему это и не надо. Не дано ему! – и немного помолчав, продолжила. – В машинки поиграть, вот это он любит. Я, бывало, с ним начну…, дойду до возбуждения, он в отказ, а мне хоть на стену лезь, приходится самой себя удовлетворять.

– Слу-у-ушай, помастурбируй, я хочу посмотреть.

– Слова-то какие знаешь!.. Хорошо, для тебя я на всё готова!

Она села на стул, откинувшись на спинку, левую ногу положила на стол, а правую вытянула. Я остался сидеть на кушетке, скрестив ноги, готовый  во все глаза наблюдать. Опять, прищурив свои сине-серые очи, Рита, хитро посмотрев на меня, стала ласкать правой рукой свой пышный лобок, она тёрла его, медленно продвигаясь к клитору. Я смотрел, а мой фаллос, как кобра из корзинки факира, вырастал и поднимался к пупку. Рита тем временем, облизав два пальца, обильно смочив их слюной, стала ритмично играть клитором, он, как и мой член, набухал и рос, затем её пальчики перешли на вульву, круговыми движениями массируя и раздвигая большие и малые половые губы. Малые губы так набухли, что вылезли за границы – больших… Как я уже говорил, – женские «Киски» сводят с ума… Так я не сдержался и тоже начал мастурбировать. Рита уже обрабатывала влагалище, голова её запрокинулась, левая рука ласкала грудь. Она тяжело и часто дышала, венерин холм, густо поросший растительностью, ритмично вздымался… Нет зрелища более завораживающего, чем вид возбуждённой женщины своими собственными руками. Чулки, лишившись пояса, небрежно спустились до колен, что делали её похожую на маленькую девочку. Только у этой девочки была очень большая «Киска» и грудь. Рита была на грани…,   её выгибало…, она жалобно стонала, язык, выныривая из похотливого ротика, призывно облизывал губы. Сидеть я не мог  и  встал на кушетку во весь рост,   торчащий пенис, готов был броситься в полыхающее лоно. Но следующее её действие остановило меня, я остался стоять ошалевший, и было от чего ошалеть: Рита взяла пустую бутылку из-под шампанского, и далеко высунув язык, похотливо облизала горлышко, затем всунула его в рот и сделала несколько поступательных движений.   Потом, проводя медленно бутылкой по грудям, животу, лобку, всунула её во влагалище и стала сношать себя. Я, оправившись от шока, спрыгнул на пол, подошёл к её голове взял прядь рыжих волос и обрамил ими алый рот,   имитируя влагалище. Рита поняла, что я хочу, широко раскрыла рот и, благодарно посмотрев на меня, приняла мой жаждущий член…

Накрыв стол, мы ждали Тому. Я немного устал и хотел, есть, взял бутерброд с ветчиной и лёг, на ложе любви. Как хорошо было лежать, расслабив руки и ноги и чувствовать, как силы восстанавливаются. Рита подмела, протёрла пол, привела себя в порядок и тоже прилегла около меня. Я немного напрягся, думая, что она начнёт меня ласкать или попросит, чтобы  это для неё сделал я. Но она, видимо, тоже устала и лежала спокойно. Мы тихо лежали на спине и смотрели в потолок, вдруг нарушив молчание, она спросила:

– Скажи, Валентин, с кем тебе было лучше со мной или с Тамарой?

От возмущения я даже привстал, как она могла такое спросить!

– Знаешь что, Рита! Тома есть Тома, и я не хочу никаких сравнений. Я тебе уже говорил, что…

– Ты говорил, – прервала она меня, – что я тебе нравлюсь, но не сказал, хорошо ли тебе было со мной!

– Хорошо! Но если ты хочешь, что бы мы и дальше этим с тобой занимались, про – Тому ни чего не говори и не спрашивай!

Встав с ложа, я вышел на крышу, разогретая за день, она возвращала тепло, от чего воздух был раскалён и вечерний ветерок, гуляющий по ней, был горячим. Он совсем не освежал, дышать было трудно, и я подошёл к парапету, там было свежее. Я стоял, смотрел вдаль, и думал… Рита подошла незаметно, взяла меня за руку и виноватым голосом сказала:

–  Ну, прости меня Валя. Я никогда не буду больше заводить такие разговоры, не хочу, что бы ты обижался. Нам же так было хорошо! Я это чувствовала, я радовалась, что познакомилась  и была с тобой близка. И, вдруг, такой финал…

Я молчал, но думал о ней. Мне действительно было хорошо с ней, она взрослая опытная женщина, но, всё равно, так близка и любима как моя Тома не будет.

– Ну, что ты молчишь? Мир?

– Мир, – сдался я.

– Поцелуй меня в знак примирения, – предложила Рита.

«Действительно, – думал я, – мы же с ней ни разу не поцеловались, как она это делает». Она наклонилась, её алые губки, в форме сердца, чувственно раскрылись. От горячего воздуха мои губы пересохли, я хотел облизать их, но Рита сказала:

– Постой, дай это – сделаю я.

Она принялась страстно облизывать мои губы и покрывать лицо поцелуями. И когда мои губы стали мягкими и влажными, мы слились в обоюдном засосе. Наши языки играли, лаская друг друга. Я применял все мне известные приёмы, «кобылка» моя дрожала и была готова принять  в себя мой возбудившийся член…

– Э-эй! Где вы? – раздался голос Томы. – Ау! Ребята!

– Мы здесь! – в унисон, отозвались мы. – Дышим свежим воздухом…

Втроём вернулись в комнату и сев за стол стали пировать. Мы разговаривали, весело смеялись, от прихода Томы моё настроение улучшилось вдвое. На её вопрос – не было ли нам скучно? Рита поцеловала её и поблагодарила за подарок, при этом они многозначительно переглянулись.

Глава шестая

Ну, вот и всё, в школу ходить не надо – каникулы. Через неделю «Зайка» уедет в пионерлагерь, в эту субботу приглашён к ней домой, правда, не знаю по какому поводу. В назначенное время: оделся в костюм – Томин подарок, нарвал на клумбе, около ВСХВ, цветов на всякий случай (рисковал сильно, могли забрать в милицию) и поехал к «Зайке». У дверей я замялся, долго не решался нажать кнопку звонка, но услыхав какое-то движение за дверью – позвонил. Дверь открыла молодая, чуть больше тридцати лет, красивая женщина. Я, спрятав за спину букетик, спросил:

– «Зайку» можно. Ой, извините, Зоя дома?

Она улыбнулась какой-то задорной, белозубой улыбкой  и прокричала в пространство:

– «Зайка»! К тебе пришли. Значит – «Зайка», – подмигнула она мне, – ну что ж мне нравиться.

Зоя стремительно влетела в коридор.

– О, приветик! Мама знакомься, это и есть тот самый – Валька!

– Я догадалась, – и, оценивающе, посмотрела на меня своими чёрными, как крыло ворона, глазами, затем, протянув руку, представилась. – Валентина Николаевна.

Я изумлённо поднял глаза и, протягивая ей цветы, произнёс в растяжку:

– Ва-лен-тин, очень приятно.

Наступила небольшая пауза, мы все как бы переваривали происшедшее. Потом, также, дружно разразились смехом, от осознания, что оказались тёзками.

– Валентин и Валентина! Надо же, мама, а я и не придала значения при нашем первом знакомстве в школе.

– Ну, ладно, проходите в комнату. «Зайка», налей в вазу воды и поставь цветы.

– Мама, почему ты меня так называешь? Ты же никогда так ко мне не обращалась!

– Не обращалась, теперь буду! Мне понравилось, как тебя назвал Валентин.

– Ну ладно, зови, мне очень нравится это прозвище.

Я спросил, где можно помыть руки (будто  в этой квартире я не бывал).

– «Зая», помоги приятелю.

Когда мы вошли в ванную, я спросил, по какому поводу сбор? Она сказала, что по случаю отъезда в лагерь и, главное, хочет познакомить меня с родителями. Мы быстро поцеловались…

– Ты, маме понравился, я сразу заметила, это хорошо! С отцом вообще – просто, как мама, так и он.

– А где он?

– Пошёл в магазин, что-то докупить.

Валентина Николаевна хлопотала на кухне. От нашей помощи она отказалась, и мы сидели на диване, разглядывая книгу со старинными гравюрами. Краем глаза я не заметно рассматривал Валентину и оценивал. Она была хороша: пышногрудая, с крутыми бёдрами, осиной талией, ноги прямые налитые. На ней было лёгкое летнее платье, обуженное до середины бёдер, а дальше расширялось крупными волнами. Платье – нежно-голубого цвета, а на его фоне большие разноцветные  цветы, соединённые между собой ветвями с причудливыми  листьями. Два,   таких, цветка пришлись на аппетитную великолепной формы попу, ягодицы  при движении  колыхались и цветы казались  живыми. Я почувствовал, как мой «хомячок» зашевелился, он всегда шевелится, когда чувствует добычу… Не хватало ещё, что бы мой фаллос встал колом, тогда придётся в новых брюках прорывать карман и запускать в него «хомячка». Но вот вернулся отец Зои, пока нас представляли друг другу, «хомячок» успокоился и обмяк…

– Папка, представляешь они с мамой тёзки! Здорово, да!..

Отец Зои был на голову ниже своей жены, но их, видимо, это не смущало, они подходили друг другу.

Всех пригласили за стол. Я сидел против Валентины П., «Зайка» – против отца.

– Султан, – сказала Валентина, – наливай, нам шампанское, а детям крюшон, выпьем за знакомство.

Он мне представился, как Александр Мингалиевич, позже я узнал, что Султан по-татарски и есть – Саша… Мы пили, ели, разговаривали; они поинтересовались кто мои родители, чем занимаются…

Я быстро определил, что Зоя похожа на отца, так как у неё чётко выражены его национальные признаки: тонкие губы, слегка раскосые глаза  и т. д., с матерью она схожа: фигурой, цветом и густотой волос (у отца тоже – чёрные волосы), грудь, наверняка, будет, как у мамы…

– Ты знаешь, Валя, мы очень рады, что у нашей дочери появился  друг, такой симпатичный юноша. Она обычно нелюдима и редко заводит друзей. Ты на неё оказываешь положительное влияние, она стала уравновешенней, появился интерес к школе к учёбе вообще, знаешь, раньше она позволяла себе – прогуливать… А теперь с охотой бежит в школу. Дня не было, что бы  она нам с отцом не говорила о тебе. Вот  мы и решили, после завершения учебного года и перед отъездом её в пионерский лагерь, с тобой познакомиться. В следующую субботу приходи к нам, будем провожать «Зайку».

Я слушал, а сам разглядывал и представлял её обнажённой. Думал, какова она в постели… Мы закончили торжественный обед и «Зайка» предложила поиграть в лото, а потом попить чаю. Все радостно согласились.   Расположились так же, как и за обедом, Валентине Николаевне выпало – кричать. Она трясла мешочек с бочонками, выкрикивая их номера, при этом её великолепные груди колыхались, всё больше и больше приковывая мои вожделенные взоры. Я мало обращал внимание на игру, Зоя помогала мне закрывать номера. Я же смотрел на Валентину, её красивые руки мелькали перед глазами, показывая бочонки …

Несколько раз  перехватывала мои взгляды, думаю, она всё поняла, так как стала виртуозно кокетничать, мне было неловко, горели уши щёки, не знаю, правда, от чего больше, от неловкости или от нарастающего возбуждения. «Зайка» с отцом были полностью поглощены игрой. Моё воображение так разыгралось и это, по всей видимости, отражалось на моём лице. Валентине явно нравилось, что она производит на меня такое впечатление, и бьюсь об заклад, что воображает, как она меня соблазнит. Она не знает, даже не подозревает, на что я способен… Решив играть роль наивного вьюноши и посмотреть, как она  будет осуществлять свой план, если, конечно, таковой есть… И как я уже отметил, Зоя с отцом были увлечены игрой, нас не замечали, и мы с Валентиной бросали друг на друга взоры: она многозначительные, а я наивные, как бы не понимая происходящего…

– «Барабанные палочки»! – выкрикнула Валентина.

– Ой! Ой! Смотри же, у тебя есть! – стремительно бросилась к моим картам Зоя. – Сразу – на трёх! –  и задев незадействованные бочонки, уронила их на пол.

Я тут же опустился под стол и стал собирать их. Как это я сам не догадался уронить что ни будь под стол. И вот сижу под столом  вижу две пары прекрасных ног, одна пара – девичьих, другая – налитых крепких женских. Интересно смотреть на них, не видя лица и других частей тела их обладательниц, в этот момент ножки существовали как бы сами по себе, имели свой характер, свою привлекательность и свою тайну.   Я хотел рассмотреть, что скрывается в недрах ножек Валентины, какова её «Киса», но фасон её платья не давал возможности широко раздвинуть ноги. Время уже не позволяло дольше находиться под столом, это могло вызвать подозрение… Вылезая, с бочонками в руках, я как бы по неловкости роняю несколько бочонков и вновь лезу их поднимать. Ноги Валентины всё так же плотно сжаты, она была без чулок, но в носочках небесно-голубого цвета, которые контрастировали с загорелыми ножками. Решившись, я провёл языком по одной из них от резинки носка до колена. В голове стучало. Я понял, что перешагнул ту черту, после которой два выхода: первый – я больше никогда не переступлю порог этого дома (думаю без скандала, не будет же Валентина поднимать шум); второй – она прореагирует положительно, что даст мне надежду на дальнейшей наш контакт. Эта мысль молниеносно пролетела в моей шальной голове, гораздо быстрее, чем писал я эти строки. Ноги её вздрогнули и сделали попытку раздвинуться, но это ничего не значило, это движение могло произойти машинально от неожиданности. Садясь на стул, я смотрел в глаза Валентины, пытаясь увидеть в них ответ на мои действия.   Они лукаво улыбались, у меня будто камень с плеч свалился, так стало легко. Значит, я не в опале и, по всей видимости, мои наглые действия ей понравились…

Вечер удался на славу. В свою копилку я приобрёл настоящую женщину, думаю, – гремучую смесь: опыта, страсти, роскошного тела и пылкой любви, но это всё впереди, а пока «Зайка» провожала меня до остановки. Мы шли на трамвайный круг, который находился на берегу останкинского пруда.

– А ты больше на отца похожа, – сказал я ей, а  про себя подумал: «А характером, натурой в мамочку! ». – Есть что-то неуловимое, – смеясь, добавил я.

– Нет, я похожа на свою прабабушку, она была первая красавица, мне папа рассказывал. Я тебе, разве, не показывала её фотографию?

– Нет.

– Знаешь что? Я хочу пососать твоего «хомячка» и на полшишечки…, мы теперь с тобой долго не увидимся, только где это сделать?!

– Да тут не далеко два частных дома подлежащих сносу, жильцов выселили, пойдём, выберем – лучший.

– Пойдём! Только быстрей, – обрадовалась Зоя…

В назначенное время «Зайку» проводили в путь, она просила чаще навещать её, так как родительский день будет только один раз за смену. Александр Мингалиевич сразу сказал, что не сможет – служба, а вот мама с Валентином будут навещать. И мы пообещали через неделю приехать…

Мой «Сладенький», моя обожаемая сестрёнка с подругой – «Рыжей кобылицей» пошли в отпуск и уехали отдыхать в Сочи на море. Я был в тоске, не знал, куда себя деть и поэтому с нетерпением ждал, когда поедем навещать «Зайку», на это были ещё две причины: первая – соскучился и хотел ЕЁ (видеть); вторая – мечтал оказаться, наедине с Валентиной и, продолжая разыгрывать  наивного мальчика, посмотреть каковы будут её действия в отношении меня. Мне хотелось быть ею соблазнённым, исполнять её желания, казаться неуклюжим в любовных утехах, словом, стать её учеником, если, конечно, она захочет быть моим наставником. И ещё таким поведением я хотел замаскировать наши не детские отношения с «Зайкой»…

И вот мы сидим в вагоне электрички, я сел у окна Валентина рядом со мной. Вагон был не переполнен, но свободных мест не было. Путь не близкий: полтора часа на электричке, затем минут сорок на автобусе, почему-то местные –  называют его – «Кукушкой» и тридцать минут пешком по дороге, ведущей в пионерский лагерь. Но можно сэкономить минут пятнадцать, пройдя лесной тропинкой, таким образом срезать дорогу в лагерь. Не буду описывать события всего нашего пути, остановлюсь лишь на двух эпизодах. Первый, как раз, произошёл в электричке – от монотонности движения я задремал и стал клевать носом, Валентина предложила лечь ей на грудь и поспать, что я с удовольствием и сделал, уютно расположившись на её шикарной груди, тем более что она почти вся вылезла из декольте. Сон, конечно, как рукой сняло,   я, претворяясь спящим, нежно ласкал ухом – груди. Я слышал, как сильно стучало её сердце, а груди вздымались, словно штормовые волны. Мне нестерпимо хотелось их потрогать, ощутить эту роскошь и я  положил руку, как бы под голову. Мои пальцы, робко поглаживая грудь, медленно сползли к соску, он был напряжён и стоял, как мой член, пробиваясь сквозь ткань платья. Теперь и моё сердце работало молотобойцем. Моё богатое воображение рисовало такие картины, наших с Валентиной любовных утех, что меня стало выгибать от возбуждения. И продолжая играть роль спящего, будто бы меняя позу, я возложил голову ей на ляжки, в то место где покоится «киса», сквозь шероховатую креповую ткань ощутил  щекой копну  жёстких волос. «Вот это да! Я представляю, какая пушистая «киса» там прячется», – и, обняв бедро рукой,   лицом уткнулся в неё. Делать все эти движения мне надо было невинно, не привлекая внимания пассажиров, будто мы – мать и сын, которого сморило и он сладко спит у неё на коленях. Я лежал лицом в «кису» и жарко дыша, подогревал её,   своим дыханием, при этом захватывая в рот  волосы и жуя их. Бёдра Валентины начали мелко подрагивать, она положила свою руку мне на голову и, придавив её к своей «кисе», стала теребить мои волосы…

Второй эпизод:   мы решили сократить путь и пройти лесом,   я уверен, что этот маршрут Валентина избрала специально, что бы уединиться. Как только мы вошли глубже в лес, она воскликнула:

– Валя, я хочу писать, подержи сумки, – и тут же при мне задрав платье,   спустив трусы и расставив широко ноги, присела, повернувшись ко мне своей великолепной попой, прогнув спину.

Захватывающее зрелище – писающая женщина: из недр, скрывающими их ягодицами, хлынул мощный поток и с шумом стал низвергаться, при этом попа плавно покачивалась, затем поток стал иссякать и, превратившись в тоненькую струйку, пропал совсем. От увиденного я был в шоке, меня так возбудило это действо, что я готов был забыть роль наивного мальчика и броситься на неё. Я стоял остолбеневший, Валентина истолковала моё состояние по-другому. Она выпрямилась, трусики скользнули по ногам и упали на землю, перешагнув их, она повернулась ко мне, всё ещё держа подол платья задранным.

– Как я тебе? Ты же хотел посмотреть, что у меня тут? – поглаживая свою «кису», произнесла Валентина. – Подай, пожалуйста, маленькую сумочку.

Протянув ей сумку, я сделал шаг назад, что бы лучше было видно, что она будет делать дальше. Она это истолковала, как мою застенчивость и снисходительно улыбнувшись, сказала:

– Не бойся, подойди ко мне, – при этом она достала из сумочки, салфетку и какой-то флакон, смочив её, стала вытирать свою «кису», – погладь, потрогай меня здесь. Теперь тебе ни чего не мешает, ты же этого хотел в электричке и в автобусе?.. Ну же,   смелей!

Я нерешительно подошёл, разыгрывая невинность, она тут же взяла мою руку и водрузила себе на лобок. Другую руку она положила мне на член, который изгибался в штанах.

– О-о! Реагируешь правильно, – и по-хозяйски расстегнув ширинку, запустила руку мне под трусы. – Славный, славный он у тебя. Хочешь меня?

– Как это? – прикидываясь непонимающим, ответил я. – Как это хотеть тебя? Извините – Вас.

– Наедине называй меня   на – ТЫ, так нам будет удобней общаться и не робей, будь смелее нахальней, как тогда – под столом. Учти, не решительных – дамы не жалуют… Подними мои трусики и пойдём во-о-он за те ёлочки.

Я взял трусики, бережно сложил их и положил в свой карман. Когда я зашёл за разлапистые ели, Валентина совершенно голая сидела на коленях, на разостланном одеяле, она была прекрасна. Она сидела, положив свои ладони на бёдра и гордо вскинув голову, смотрела на меня жгучими чёрными очами. От её пугающей красоты я остолбенел и тут я уже не играл, я, действительно, оробел. Передо мной была взрослая женщина, по возрасту – моя мать, и я могу обладать ею, если она позволит, а она обязательно позволит, но не сейчас, позже. Сейчас она меня приручает, натаскивает на себя, даёт возможность умозрительно сравняться возрастом, она же понимает, что я вижу в ней мать, и это меня смущает. Но поимев близость с женщиной, такого возраста, да ещё доставив ей удовольствие, ты заимеешь над ней власть и тут уже не важно, кем она могла бы тебе доводиться… Да, она мамочка, но для другого, а для тебя – твоя женщина, любовница-наставница. Но это всё впереди, а пока я с расстегнутой ширинкой стою перед ней и поедаю глазами каждый миллиметр её тела.

– Ну, иди скорей, дружок, я тебя раздену, – поманила пальчиками меня Валентина, – и мы будем ласкать друг друга.

Я с покорным видом подошёл, и она ловко в считанные минуты меня оголила. Мой член упирался  в её большие и очень красивой формы груди. Я был рад тому, что мой член украшал  заметно поволосевший лобок, я даже и не заметил, когда это произошло. Мой  горячий фаллос ощутил прохладу её нежной кожи. Взяв его в руки,   она стала водить им по своим напряжённым соскам,   по  ареоле и вокруг их, лаская себя. Потом засунула –  в ложбинку меж грудей и сдавила ими его… В моих набухших сосках, произошло какое-то шевеление, но набухли они давно, уже несколько дней, – от чего я ощущал слегка болезненное состояние особенно, когда к ним прикасаешься.

– Какой ласковый у тебя «перчик», когда станешь мужчиной, он будет великолепен! И ты многим женщинам доставишь неописуемое удовольствие. Попомни мои слова!

А я думал: «Ты не знаешь, на что я способен уже сейчас, как я мог бы тебя довести до исступления, и как бы ты визжала и охала от удовольствия…», – а вслух произнёс:

– Ты научишь меня?!

– Конечно, научу! И хочу быть первой, кто испытает твои ласки и любовь! Я чувствую, что ты будешь старательным и способным учеником. Если бы я не знала, что моя Зоя твоя одноклассница, то посчитала, что ты старше её года на два. Ты рослый, крепкий не по годам и у тебя такой пронзительный взгляд, даже под ложечкой свербит.

Мне её слова льстили, это говорила взрослая опытная женщина. Но что её подвигло на моё – соблазнение и какой я у неё по счёту? Мне также льстило, что такие женщины обращают на меня внимание, значит, что-то во мне такое появилось, и это что-то пробудила во мне моя любимая сестрёнка…  Интересно, как бы Валентина себя повела – узнай, что мы с «Зайкой» давно в любовной связи? Причём с дочкой контакт произошёл гораздо раньше и, замечу, также быстро и легко, как и с мамочкой. «Зайка» натурой вся в маму, а лицом, очень красивым, в прабабушку, но если бы и лицом была в мать, то не проиграла бы…

Я нагло, как она учила, рассматривал её лицо. Трудно подобрать слова и сравнения, чтобы описать эту красоту: большой лоб, чёрные брови, они как крылья орла распростёрлись над чёрными с поволокой глазами, опушёнными длинными ресницами; тонкий  прямой нос (как говорят в таких случаях – греческий); яркие алые губы, украшавшие её чувственный рот, представляю, что она им вытворяет. Хочу скорей узнать! Прекрасный овал лица заканчивался не менее чувственным подбородком. Изящная длинная шея плавно переходила в женственные плечи с ямочками. Эту  красивую голову украшали густые, роскошные волосы, они чёрными волнами спадали по левой стороне лица на плечо. Ушей не было видно, левое – полностью было скрыто волосами, а у правого – была видна только мочка украшенная серьгой из янтаря, вделанного в серебряную оправу. Взгляд её был царственный, он как бы говорил: « Я дозволяю – себя разглядывать, трогать мои прелести, наслаждаться ими…». Но очень скоро, в ближайшем будущем, её взгляд  и всё поведение будет иным, она будет в моей власти, причём, добровольно.

– Рассмотрел? – прервала она моё исследование и сказала словами из сказки Пушкина. – Свет мой зеркальце, скажи, всех на свете я милее…?

– Ты прекрасней спору нет… – в тон ответил я ей.

И стал целовать её лицо, медленно подбираясь к чувственному ротику, и как только я к нему подобрался, он поглотил меня. Мы сплелись языками и затеяли игру, вдоволь наигравшись, я захватил инициативу, затяжным в засос поцелуем, я стал являть талант в этом деле. Она с трудом оторвалась и с придыханием произнесла:

– Сумасшедший! Я чуть не задохнулась, как ты здорово целуешься… Давай приляжем отдохнем.

И мы легли: я  на спину, а она на бок, наши обнажённые тела соприкасались. Одной рукой Валентина подпёрла щеку, а другой – теребила мои вихры на голове.

– О-о-о! Да ты цветёшь! – воскликнула она, увидав прыщи на моих висках. – Скоро созреешь…

Я смутился и помрачнел, я знал, что у меня появились прыщи, и мне  было неприятно их присутствие, чем я их только не прижигал и ни какого толку. Хорошо ещё, что только на висках, а ни как у Андрюхи – по всему лицу. И это её открытие меня расстроило. Валентина поняла мою печаль, и ласково потрепав мою голову, сказала:

– Ну, что ты, дурашка, расстроился. Это хорошо, что они появились, это признаки того, что ты скоро станешь юношей, это первая ступень во взрослую жизнь. Твой «перчик» превратиться в настоящее боевое орудие любви и наслаждений, что позволит тебе стать мужчиной. А эти прыщики – ерунда, они легко лечатся, есть такое средство – «перепихнин», жалко, что у меня сейчас критические дни, а то бы я тебя непременно полечила.

Мой член от этих переживаний обмяк. Валентина, нежно поглаживая, осторожно взяла его в рот и мой «хомячок» оказался в тёплой просторной норке. Она сосала его, ворочала языком с боку на бок, от чего он стал расти и заполнять собою норку. Она лизала мой фаллос, а мне хотелось целовать её вульву и влажное жаркое влагалище, но было не время, спектакль надо продолжать разыгрывать по её сценарию и доводить до логического конца. Я всё же забрался рукой в её мохнатую «кису», но как только мои пальцы пробрались в вагину, они наткнулись на что-то твёрдое, закрывающее проход внутрь. Я видел, ей были приятны мои ласки, она слегка разомлела и, откинувшись на спину, легла на одеяло. Я как щенок,   на четвереньках, ходил вокруг  и целовал всё её тело с головы до ног, подольше останавливаясь на сисях. Она, даже, попросила меня поцеловать соски в засос крепко до боли, я,   поочерёдно, каждый из них захватывал вместе с ареолой и всасывал в рот, было ощущение, будто вся грудь заполняла его. И, без того, большие соски, чашечки и ореола вокруг них, становились ещё больше, ещё пухлее, а их  розовато-коричневый цвет превратился в – тёмно-коричневый. От засосов, ореолы  местами были чёрными. Закончив ласкать спереди, перевернул её на живот, ну всё в ней было прекрасно: и спина с плавными обводами, и шикарные полушария попы, на левой ягодице была небольшая мушка, предававшая очарование попке, и роскошные бёдра, продолжением которых были стройные ноги. Я также тщательно языком и губами обработал  и эту сторону её тела. Её «Киса» так была лохмата, что выбивалась сзади между ляжек, эта картина приводила меня в трепет. Я, вытянувшись во весь рост, лёг на Валентину. Мой член упёрся в её выглядывающую «Кису».  

– Стоп, стоп, стоп, дорогой! Сейчас не время, – сказала Валя, повернувшись на бок, – потерпи немного и ты всё получишь и не один раз. Ты такой нежный,   ласковый, что всё больше и больше занимаешь место в моих мыслях. Судя по тому, как ты целуешься, я, думаю, что и в совокуплении ты тоже хорош. Так что подождём – дорогой, ты вот-вот созреешь, и у меня месячные закончатся, и тогда я тебя с большим удовольствием распечатаю!..

Часть III

СОКРАЛЬНОЕ ЖЕЛАНИЕ

Глава первая

Наконец-то с Юга вернулась моя любимая, моя желанная сестрёнка, я так по ней соскучился, что она снилась мне каждую ночь, и в каждом сне я с ней занимался любовью, причём, всё происходило на глазах у бабушки. На что она говорила:

– Ну, что же вы окаянные занимаете мой диван! Шли бы в Светкину комнату, и делали бы там свои дела, она всё равно на работе…

И что больше всего мне нравилось, я кончал вместе с Томой и у меня выделялся долгожданный «любовный нектар», причём, он выделялся не только во сне, но и наяву. Я просыпался весь мокрый, мои трусы и простыня были обильно пропитаны им. Я старался рукой сдержать напор этой тёплой, липкой жидкости, но тщетно она сочилась сквозь пальцы, я боялся, что останутся пятна на простыне, но она быстро высыхала не оставляя следа.

Тома была отдохнувшая, загорелая, пахла морем и своим, неповторимым, пьянящим ароматом. Она привезла мне большую морскую раковину с шумом моря, которая  мне почему-то напоминала влагалище. Я теперь всё, вольно или не вольно, сравнивал с интимными женскими частями тела. Я стал одержим. Был полдень и я с нетерпением ждал, когда мы уединимся в наше гнёздышко и предадимся долгожданной страстной любви. Мне не терпелось преподнести сюрприз своему «Сладенькому», она ведь не знает, что у меня появился «нектар», да и я не знаю каковы ощущения наяву, когда извергаешь его и смешиваешь с «нектаром» женским. За обедом мне Тома тихо сказала:

– Я пойду пораньше, а ты приходи минут через десять.

Когда я пришёл, Тома ждала меня, полулёжа на нашем ложе, она была в своём чёрном интимном наряде. Она была прекрасна, передо мной предстала негритянка европейской внешности, её вкусные губы светло-розового цвета, которая предала им помада, жемчуг зубов и белки глаз, ярко выделялись на фоне загорелого лица. Тома, раскрыв объятья, улыбаясь, тихо с придыханием произнесла:

– Иди же скорей ко мне, моё сокровище, ты не представляешь, как я соскучилась! Я вся твоя, бери меня как пожелаешь!

В этот раз я бюстгальтер не снимал, просто  скинул бретельку с плеч и стянул одну чашечку, обнажив трепетную грудь. Трусики тоже решил до конца не спускать, но, подумав, снял, так как хотел начать с «французской любви» и они бы сковывали наши действия. Когда приготовления были завершены, просунув руки под мышки, я обнял её за плечи, притянув к себе. Мы слились в долгом влажном поцелуе, я почувствовал – кончик моего фаллоса стал увлажняться. Нежно положив Тому на спину и возложив её ляжки себе на плечи, я приник к её лону, мой рот и язык атаковали: клитор и он моментально возбудился,   затем перешёл на вульву, я ощущал как набухают её половые губы, до кратера оставались миллиметры я уже ощущал жар влагалища… Мой «Сладкий» стонал, изгибался, да и у меня были совсем другие ощущения. Если раньше мой член, только рос и набухал, подёргиваясь, и в таком состоянии он мог находиться часами, то теперь, помимо этого, у него внутри происходили какие-то процессы, и головка фаллоса начинала свербеть, а по затылку и вискам прокатывались волны, как от электрического разряда. Я не успел сообразить, что происходит, как мой фаллос стал выбрасывать тёплые капли спермы. Я зарычал, вскочил на ноги и наставил член на живот Томы, а он всё извергал и извергал «нектар» ей на живот. Тома от удивления приподнялась.

– Лака, милый, свершилось! Ты кончаешь, смотри, как много у тебя «нектара», и стала сгребать его с живота и размазывать по всему телу. Потом подставила рот и стала ловить капли языком, а они норовили попасть в глаза,   на нос…

Как только я перестал извергаться. Мой член стал обмякать и уменьшаться в размерах, раньше такого не происходило, он продолжал  ещё долго стоять, и я мог после «французской любви» сразу перейти к сношению. Меня это  расстроило, но Тома меня успокоила:

– Не волнуйся и не переживай, всё идёт как надо, войдёшь в новый ритм, научишься управлять извержением, и всё будет отлично. Мы с тобой вместе будем осваивать твою половозрелость. А теперь отдохни, так как я хочу, чтобы ты потом вошёл в меня, и мы будем учиться кончать вместе, и ты узнаешь, какое это счастье, дойти до оргазма и одновремённо кончить, одаривая друг друга изумительным «любовным нектаром»…

До, самого, вечера мы занимались любовью. Я многое преуспел:

во-первых – после   обоюдных ласк,   входить во влагалище, не кончая по дороге;

во-вторых – оттягивать момент извержения (это мне давалось с трудом);

в-третьих – быстро восстанавливаться для последующего – акта. А самое главное, что это всё у меня произошло с Томой. И ещё не маловажный факт, в одном из сношений мне стало немного больно, я не придал этому значения, а когда вынул член после обоюдного оргазма – увидел, что головка    его залупилась. Я показал его Томе, на что, она сказала:

– Теперь он у тебя по всем статьям – мужик. Смотри, какой красивый, как гриб – подосиновик и головка нежная сладкая… – и, закрыв глаза, облизнулась.

Тут только я понял, что взрослые ребята называли – залупой…

На следующий день, как и обещала Тома в честь этого значительного события в моей жизни, мы сфотографировались и, позвав Риту, пошли в ресторан, чтобы  торжественно отметить моё превращение юноши в мужчину, хоть и юного. Я оделся по всей форме: костюм, галстук и полуботинки.

– Смотри, какой у нас мужчина! – сказала Рита  – Томе. – Просто загляденье. Как говорят в Одессе: «Мужчина такой видный, шо наш – параход! »…

Я взял их под руки, и мы двинулись в ресторан. Он находился на территории ВСХВ. Мы славно погуляли. Пили шампанское, ели шашлык, танцевали, я видел как мужики, сидевшие за соседними столиками, завидовали мне. Они делали попытки пригласить на танец моих спутниц, но получали отказ. Я был счастлив и горд. Мы решили этот день считать для себя праздничным, и каждый год отмечать его.

Этим – вечер не закончился, мы все пошли на нашу крышу, что бы продолжить праздник. Я от выпитого шампанского захмелел, но стойко держался, к томуже меня охватило возбуждение, от одного упоминания крыши – я возбуждался, так как она ассоциировалась с любовными играми, которыми мы там и занимаемся. Но как это будет выглядеть, я один, а женщин – две? По очереди, что ли? Пока я занят одной, другая дышит на крыше воздухом… Ну, да ладно, чего ломать об этом голову, придём на место и будет видно… Вечер был тёплый, в нашей комнате раскалённой за день солнцем было душно. Мы решили раздеться догола и порезвиться на крыше, но «рыжая кобылица» предложила:   снять с себя всё, кроме чулок пояса и туфель, а мне оставить на себе – галстук, носки и ботинки. В таком экзотическо-эротическом виде мы фланировали по крыше. Они под руку шли мне на встречу, при сближении мы приветствовали друг друга: я поцелуем одну и другую в грудь, а они пожатием моего члена, с каждым пожатием он увеличивался в размере. При следующем сближении они зажали меня между своих прекрасных тел и стали тереться об меня грудями. Я не растерялся, развернулся к ним боком, просунул руку одной и другой между ног и стал поглаживать их «кисы», одновременно целуя и покусывая соски то у одной, то у другой. Девчонки, тихо скуля, тёрлись  клиторами о мои руки, от чего они стали влажными и липкими. Мои девочки были готовы для полового акта.

– Идите к парапету и примите позу, – приказал я им, – только встаньте тесно друг к дружке.

Они моментально исполнили моё приказание, две чудных попы смотрели в ожидании на меня. Переминаясь с ноги на ногу, от чего их ягодицы, подрагивая, играли, словно крупы молодых лошадок, когда они стоят в стойле. И я, почувствовав себя жеребцом, подбежал к ним. Были сумерки, но я отчётливо различал их влагалища, раскрывшие свои вульвы, чтобы принять моё  беспощадное орудие в себя. Их «кисы» так были хороши и аппетитны, что прежде чем поразить их своим орудием, я поцеловал в засос каждую из них. И прежде, чем девочки-лошадки сообразили, что я буду делать дальше, вонзил фаллос в Томину вагину, и совершив три-четыре поступательных движения, вонзился в Риту. Так я продолжал, пока не наступил момент приближения  общего оргазма, мои лошадки прогибали спины, прядали попами, и вот – кульминация, мы стали извергаться. Я быстро вынимал и вставлял фаллос, чтобы успеть кончить в каждую из них  и мне это удалось. У меня так устали ноги от напряжения, что я ели стоял  и чтобы не упасть, обхватил бёдра девушек… Они, что-то восторженно говорили, то ли друг другу, то ли мне, но у меня не было сил, как-то реагировать. После, столь, любовной жаркой игры стало прохладно,   мы вернулись в комнату, зажгли канделябр. Все ощущали чувство голода, девчонки готовили снедь, я лежал,   отдыхал, поглядывая на них, и думал: «Ну, вот всё и случилось, получилось как-то само собой и, по-моему, – здорово». Мы сами, того не подозревая, придумали любовную игру для троих участников. Для такого  рода игр, возраст не имеет значение, любой человек будет делать невероятные, нелепые вещи, лишь бы получить удовольствие. Я подумал, что, и Валентина с большим удовольствием поиграла, во что ни будь подобное…

– Девочки, а нормальную игру сотворили! Давайте дадим ей название, и периодически будем играть.

– Это мысль, – в один голос подхватили – Тома и Рита, – но как назвать?

– А что если – «Весёлая крыша», – предложила Рита.

– Нет, не годится, – забраковала Тома, – в неё можно играть не только на крыше.

– Да, действительно, – согласилась Рита.

– Давайте назовём – «Случайное знакомство во время прогулки с продолжением», – предложил я.

– Отлично! – согласилась Рита…

– Романтично, но очень длинно, –  не сдавалась Тома, –  а что если просто – «Променад». – Мы с Ритой молчали, – Согласитесь, предположим, нам захочется поиграть в эту игру, и мы будем произносить название – «Давайте поиграем в “Случайное знакомство во время прогулки…”». Ну, как?.. А тут просто, давайте поиграем в «Променад», разницу чувствуете?

– Всё! Так и назовём, – сказал я своё веское слово, – коротко и ясно. Главное, что ясно только нам, в каком бы людном месте мы не находились, стоит сказать – «Променад» и нам ясно чего мы хотим.

Наш благородное собрание происходило во время чаепития, мы по-прежнему оставались в костюмах для игры – «Променад». Таинственное освещение, которое создавал канделябр, полуобнажённые тела и заряд бодрости, полученный о чая, всё это настроило наши мысли на продолжение праздника. Все трое,   хотели одного – заняться любовью, по мне это было сразу заметно, так как мой фаллос стоял в полный рост. Мне понравилось быть одному с двумя, но не понравилось бы, точно, вдвоём с одной, в этом – я эгоист, собственник. Сейчас я ощущал себя царём, повелителем, хотя подданных всего двое и это чувство власти пьянит, вот прикажи я им выполнить любую мою прихоть – выполнят беспрекословно и с охотой. И я решил проверить:

– Девочки, – неожиданно для них, обратился я, – хочу посмотреть, как вы писаете! – Вспомнив, какое сильное впечатление произвела на меня Валентина этим действом.

– Где? Прямо здесь? – спросили они, и замечу – без возражений. – Мы готовы!

– Ну, почему здесь, – на крыше.

Взяв канделябр, вывел их на крышу. Велел подойти ближе к парапету и там присесть попами в мою сторону. Канделябр поставил перед ними, их чудные попки замерцали от пламени свечей, а тени от них метались по парапету. Наконец две мощных струи зажурчали, как мне показалось, неиссякаемым потоком (результат выпитого шампанского и чая), эти два потока быстро устремились по наклонной крыше в мою сторону. Двигаясь параллельно, они неуклонно стремились друг к другу и, наконец, слились в один мощный поток, и он более стремительно понёсся дальше, канделябр оказался на его пути, неужели смоет. Но какая-то сила резко изменила русло, и поток, сделав дугу вокруг препятствия, понёсся дальше, не дойдя до меня метра полтора, упёрся в шов кровли и стал растекаться по сторонам. Закончив писать, подруги поднялись, и, развернувшись ко мне передом, встали, слегка расставив ноги. Я вожделённо смотрел на них, на их взъерошенные «кисы». Возбуждение, спровоцированное увиденным, напрягли мой член до такого состояния, что он задрался вверх, вдобавок, появилось желание пописать самому.

– А мы тоже хотим посмотреть, как ты – писаешь! – опять в один голос, смеясь, произнесли они.

Я также находился в свете свечей и мой «брандспойт» хорошо был им виден, не беря его в руку – пустил  дугой мощную струю, направляя его в их застывший поток. Струя, играя янтарём на свету, влилась в небольшую лужицу сотворённую «кисками» моих девочек и, вновь, оживший поток, понёсся дальше.

– Ура! Ура! – закричали девочки. – Красиво! И ничего постыдного в этом нет. А как мы выглядели?

– Великолепно! Темновато, правда, было… Слушайте! Мне опять пришла мысль, давайте по общему согласию вместе писать и смотреть друг на друга! Пусть это будет не всегда втроём и, конечно, в подходящем месте. Но только свой ответ на моё предложение вы должны дать каждая в отдельности.

– Я согласна, – быстро отреагировала Тома, – Ты такой затейник.

–  И я согласна. А мы, что писаньем закончим наш вечер? – недоумевала Рита. – Вам хорошо, у вас вся ночь впереди…

– Ну, нет! Я ещё хочу «французской» любви, идёмте в палаты, только осторожно не наступите в наше озерцо.

Вернувшись в тайную комнату, комнату любви и наслаждений, мы подмылись, помогая, друг другу, всё это время я думал, как их расположить, ведь, с двумя сразу – у меня такого опыта нет. А потом решил, как пойдёт, так и пойдёт. А пошло хорошо: Томе, велел сесть на край стола, сам сел на край кушетки, Рита разместилась под столом между моих ног. Она первая начала действовать – залупила головку, вставила в свой милый ротик и стала сосать, на меня это подействовало… Перед  моим лицом была «киса» моей Томочки, она темным треугольником выделялась на «трусиках» телесного цвета, то что я назвал трусиками была не загоревшая честь тела. Я стал медленно раздвигать её ноги одетые в чёрные чулки, которые усиливали их загар, и как только распахнулись врата, скрывавшие вход в пещеру утех, я накинулся на разгорячённую вульву. Весь мой организм представлял возбуждённый нерв, концы которого оголены и наиболее чувствительны, это: мой фаллос, который старательно ублажала «Рыжая кобылица» и мой рот – буквально поедающий вульву сестры. Все трое, как один организм, мы извивались от пробегавших по нам волнам страсти и сексуального возбуждения… Через какое-то время мы поменяли пирамиду, теперь её вершиной была «Рыжая кобылица», а моя «Сладенькая» принимала в свой розовый ротик, мой возмужавший член. Моя же задача оставалась прежней – вылизывать вульву и ублажать клитор кобылицы. Ритина «Киса» источала аромат шампанского, она, видимо, делая мне минет, сношала себя бутылкой из под шампанского, что однажды она мне продемонстрировала… Изнемогая от сладостного удовольствия получаемого от своих девочек, я ожидал приближение оргазма, они-то его имели и не один раз, я это прочувствовал языком, когда их «нектар» бил из недр влагалища.

– Девчонки, – я с трудом произносил слова, – я скоро кончу.

– Я тоже хочу, что бы ты кончил и мне в рот, – взмолилась Рита.

– Ну, тогда садитесь передо мной на колени.

Они послушно сели и раскрыли свои чувственные ротики, будто птенцы – клювики, ожидающие пищу.

– Закройте глаза, – сказал я, и  поцеловал их в жаждущие губы, – и пока не открывайте.

Затем фаллосом стал водить по их губам, лицу, они пытались ртом поймать его. По очереди я вводил его, то одной, то другой, вначале они брали в рот только головку, постепенно насаживаясь на него. И медленно двигая головой вперёд, назад, совершали оральный половой акт. Я держал их за головы и слегка подталкивал навстречу члену, а они нежными пальчиками массировали мне яички… Когда наступил момент извержения я перестал его вставлять, девчонки открыв глаза, удивлённо смотрели на меня, но поняв в чём дело шире раскрыли ротики.    Направляя член, я кормил их своим «нектаром», а они ловили драгоценные капли и глотали, они не всегда попадали в цель и постепенно их лица были залиты моей спермой…

Тамарин отпуск кончался только через три дня, и когда мы сегодня уходили в ресторан, то домашним она  сказала, что идём на свадьбу к её подруге и вернёмся вечером следующего дня. Таким образом, мы остались в своём «Орлином гнезде» ночевать. Проводив Риту, она уходила с сожалением, мы стали готовить ложе любви к ночному  приключению. Когда всё было готово, мы помыли свои «игрушки», перед предстоящими играми. Я был без мерно рад и счастлив – моя любимая, обожаемая сестрёнка, моя «Сладенькая» опять со мной. С ней, как ни с кем, легко, спокойно, с ней я готов на любые безумства, в ней всё мне вкусно, так как мы с ней, как сказал Киплинг, одной крови и плоти. И вот  совершенно голые, мы так соскучились друг по другу, что не хотели ни какой одежды, которая только бы мешала ласкам, легли на  белоснежную постель. Тома застелила,   свежую, накрахмаленную простынь. Она легла, а я сидел в ногах и любовался её красивым, загорелым телом, загар был ровный тёмно-коричневый с золотистым отливом, кожа блестела, как навощенная. На белом фоне  она походила на негритянку, и только, частично загоревшие, груди, будто горы со снежными вершинами, и «оазис» с густой растительностью, раскинувшийся на белом поле в виде трусиков, выдавали в ней белокожую. Ласкать её я начал с кончиков пальцев ног, мастурбируя каждый пальчик отдельно, целуя и облизывая миллиметр за миллиметром её ноги, приблизился к «оазису». Там я намерен задержаться, отдохнуть набраться сил для дальнейшего путешествия по родному телу. Мне известно, что «оазис» скрывает «пещеру»,   в недрах которой я найду «Орхидею». Если страстно  целовать  её нежнейшие лепестки, она в благодарность одарит  своим  «нектаром» и даст убежище страждущему «страннику»…

Распрощавшись с гостеприимным «оазисом», я продолжил путь, когда мои губы и язык блуждали по плоскому животику, ища дорогу к «горам»  с белоснежными вершинами, он дрожал и вибрировал. Я устал, путешествовать по родному телу приятно, но не так легко, как может показаться. Наконец я у подножья крутых «гор». Они прекрасны, формы совершенны, я их хочу  облазить, целуя каждую,   покорить  их вершины, где ожидают моих ласк упругие сосцы… Спустившись с «гор», мои губы достигли шеи, одно из чувственных мест моего «Сладенького»,   слегка покусывая и целуя её, я подобрался к уху. Взял в рот мочку и стал сосать, потом языком прошёлся по всей раковине, горячо дыша, нашёптывая ласковые слова. Всё это добавило возбуждения и без того трепещущему телу. Тома лежала, с закрытыми глазами, откинув голову,   её желанные губы были приоткрыты, розовый язычок, высовываясь, делая круговые движения, облизывал их и обратно прятался. Я стоял над ней на четвереньках, и мы оба тяжело дышали. Тома стонала…, правой рукой она ласкала свою «Кису», волна мелкой дрожи прокатилась по её телу и передалась мне. Спина  её выгибалась, от чего мой напряжённый фаллос упирался ей в живот. Закончив облизывать Томино лицо, я поймал её язычок – своим, и они вместе нырнули в её рот, где затеяли любовную игру. Как давно не целовал  эти губы. Меня охватила такая страсть, что я всосал их полностью. Мы не размыкали уст, насколько хватало дыхания, а когда я, наконец, отпустил губы, они действительно, стали, как у негритянки.   Тамара, с трудом разлепив их, произнесла:

– «Лака», я кончила!..   Ты знаешь, как мне не хватало твоих, неповторимых, ласк на Юге. В следующий раз, наверно, через год, поедем отдыхать с тобой. Такая красота: море, горы, Солнце, масса всяких удовольствий.

– Том, а Том, у тебя там был ухажёр? – я, правда, не знаю, хочу ли слышать ответ…

– Честно тебе скажу, парни клеились к нам. Ритка гуляла с одним, а его друг ко мне всё набивался…

– И что? – перебил я её, чувствуя, как в нутрии зреет злость. – Ты была с ним близка?

– Нет, близости не было… Ты прости, но один раз целовались, он в подмётки тебе не годится… Честно, только один раз и мне так не понравилось, и потом ты всегда был перед глазами, а каждую ночь во сне я с тобой занималась любовью. И так это было натурально, что после оргазма я просыпалась и смотрела, нет ли тебя рядом.

– И ты мне… Я тоже с тобой каждую ночь… Вот тогда-то и появился у меня долгожданный «нектар».

– Да, так, мой дорогой братишка, я и замуж никогда не выйду. Правда, я, пока и не хочу, мне с тобой хорошо, где я такого – найду?!

– Найдёшь, придёт время, – печальным голосом произнёс я. – Но ты, же помнишь нашу клятву…

– Конечно, помню, – перебила она меня, – на веки с тобой, даже после замужества! – и ласково потеребив мне голову, добавила. – И ты тоже…

– Душа моя, ты мне тут зубы заговорила, а я, ведь, ещё не закончил путешествие по- твоему – моему родному телу. Давай, переворачивайся!

– «Лака»! «Лакочка»! Я тоже хочу ртом твоего – моего «дружка» понежить! Давай сначала я, а потом продолжишь ты.

– А знаешь как этот «французский поцелуй» называется, когда его совершает женщина? Минет!

– Откуда знаешь?

– В книге одной прочёл.

– А когда ты целуешь мою…, есть название в этой книге?

– Есть, называется – Кун…, Кун…, чёрт, не помню, трудное название, словом, – «французский поцелуй»!

– Где же ты раздобыл такую книгу? – пытала она меня.

– Да в школе кто-то из ребят принёс, я полистал её, и кое-что запомнил, – мне не хотелось ей признаваться, что выписал из неё – на целых две ученических тетради. Наверняка, попросит тогда почитать, а я хотел быть более сведущим в этом вопросе и преподносить ей, всякие разные, сексуальные штучки (про слово – секс я также узнал из – книги)…

– Ну, давай скорей ложись на спину, я хочу, сделать – минет.

Я лёг, широко раздвинув ноги, что бы ей было удобно. Тома села на колени между ними, аккуратно взяла яички в руки, прикосновения её мне были приятны, затем полизала их, потом  ловко поместила мой обмякший фаллос в ласковый, влажный рот. Я почувствовал, как он стал расти, заполняя собой всё пространство. Тома сделала несколько поступательных движений и аккуратно вынула его.

– Какой он у тебя красивый, совсем взрослый стал,   с пышной причёской,   – говорила Тома, поглаживая двумя пальцами напряжённый, с вздувшимися венами, член. – Очень  красивый! –  и стала медленно залуплять головку.

Я кайфовал, так было приятно. А она, усиливая моё возбуждение, мастурбировала его, при этом она сама ловила кайф. Я видел, как её глазки посоловели, а язык всё чаще облизывал губы.

– Я, просто, влюбилась в твой «подосиновик», – большой крепкий. А какая красивая «красная шляпка» у него!.. Хочу, хочу его…

Окончание фразы было проглочено вместе с «подосиновиком». Тома смачно поцеловав «шляпку», тут же принялась сосать, лизать, тереться об неё носом. А я всё заводился и заводился и ни о чём другом, кроме, как взять её ротик на абордаж,   думать не хотел. Видел только её чувственный рот и свой фаллос, входящий в его недра. Я уже стал  мычать и похрюкивать. Обхватив её голову руками, стал насаживать на себя и чем ближе подступал оргазм, тем  глубже и интенсивней входил в неё. Вернее она нанизывалась на мой вертел, при этом глаза её закрывались, а когда – соскальзывала – открывались,   взгляд был туманный, отсутствующий. Она, как и я, где-то летала.

– М-м! М-м! М-м-м-м! А! А! А-а-а! «Сла-а-аденький», конча-а-аю!!!

Меня выгибало, крутило… Я попытался задержать извержение, чтобы не кончить в рот, но Тома, протестуя, замотала головой и сильней прихватила головку губами. И вот уже рыча, я стал извергать «нектар любви», а «Сладенькая» глотала его, она ж так долго ждала этого момента. Его было очень много, так мне показалось, что Тома не успевала глотать, а, может, оттого, что он густой и липкий. Во всяком случае, когда она вынула «брандспойт»  изо рта, чтобы перевести дух, он продолжал фонтанировать. Не желая терять ни одной капли, Тома ловила их в руки и втирала в шею, в груди, в живот, а последними каплями помазала свою «Кису».

– Уф-ф! Валя, как хорошо, какая прелесть – оральный секс! Мы с тобой должны попробовать всё, я хочу, чтобы ты меня имел, куда ни пожелаешь.

– Иди ко мне моя негритосочка, ляг рядом, передохнём и я продолжу …

– Ты ещё хочешь продолжать?! У тебя ещё есть силы?! Сколько всего – было за сегодняшний день и вечер!

– А ты, что, уже не хочешь? Я ждал тебя, мечтал об этом, хотел доставить тебе удовольствие в новом своём качестве.

– Нет, что ты, родной! Я очень хочу тебя!.. Спасибо маме с папой, что сотворили мне такого брата.

– А мне сестру… Слушай, Тома, а случилось бы с нами такое, – если бы я был старше тебя?

– Не знаю, всё зависело бы от тебя, от твоей настойчивости, сообразительности, наконец.

– А вдруг бы ты мне не дала, да ещё пожаловалась тётке или бабушке?

– Думаю, что дала бы. Да что об этом… В жизни сослагательного наклонения нет.

Прервав диалог, я жестом показал ей, чтобы она перевернулась. Тома, медленно перекинув через меня ногу, легла на живот. Её попка, эти два чудных полушария, совершенно белые на фоне загорелого тела, оказалась перед моим лицом. Мои ладони тут же жадно обхватили их, ощущая упругую плоть…

Только, когда первый лучик солнца осветил потолок нашей комнаты, мы уставшие и счастливые, угомонились. Природа брала  – своё. Прижавшись, друг к другу, мы уснули. Проснулись – в три часа  пополудни. Солнце так прогрело комнату, что наши тела спеклись и склеились в точке соприкосновения. Томино тело было горячее, как печка, да и моё, наверняка, тоже. Мы с трудом разлепились, пот густой как гель, медленно высыхал на солнце. Я сел, прижавшись спиной к стене, смотрел на сестру, на её загорелое, пышущее здоровьем желанное тело. Она, словно шоколадка, лежала и манила – отведать её. Мой трудяга стал подавать признаки жизни, слегка подёргиваясь. Ни чего, не говоря, я приник к Томиным губам, она не возражала, и мы   нежно поцеловались. Мой «Котик» распрямил всё своё крепкое тело и стал искать «Кису», чтобы совокупиться с ней. Тома согнула ноги в коленях и раздвинула их, не прибегая к рукам, мы дали возможность нашим зверушкам самим найти друг друга…

Глава вторая

Лето набирало силу, жара стояла страшная, в Москве от разогретого асфальта трудно дышать, он расплавился и прилипал к подмёткам. Если бы не дворники, которые с утра до вечера поливали водой из шлангов, городская жизнь была бы нестерпима. Ещё пару раз мы с Валентиной ездили навещать «Зайку»,   как всегда шли через лес, и как у нас повелось, сходили с тропы, чтобы предаться любви. Она учила меня техники совокупления, я делал вид (дабы не огорчать…), что не смыслю ничего, вначале я тыкался ей между ног, не попадая в цель. В основном давал ей возможность трахать меня. Потом с каждым разом у меня получалось всё лучше и лучше, постепенно беря инициативу в свои руки, Валентина была счастлива от получаемого удовольствия с юношей и от сознания, что всему меня научила она. «Ты умничка! – говорила она. – Всё быстро схватываешь и хороший любовник! ». А когда я стал извергаться, сказала, что теперь будем трахаться с презервативами, а то, не дай Бог, сотворим братика или сестрёнку Зое.   Мне нравилось, что со мной она разговаривала не келейно, а несколько грубовато, меня это заводило. Правда, я не знал, что такое – презерватив, а когда она принесла его в другой раз,   сразу узнал, мы с ребятами называли их – «гандонами». Мы часто покупали их с пацанами в аптеке, молодые девчонки продавщицы, каждый раз смеялись, отпуская их нам: «Что же вы с ними делаете? », – а мы заливали их водой и  сбрасывали с крыши, они падали и разрывались как бомбы, обдавая водой прохожих. Вот тут, Валентина меня, действительно, научила с ними обращаться, и я приобрёл опыт совокупления в них. Мне не понравилось, ни каких ощущений, ни какого единения плоти, единственное, что мне нравилось, когда Валентина натягивала его на мой фаллос…

Один раз я съездил к «Зайке» в лагерь сам, мне хотелось побывать с ней наедине, пощупать её груди, выросшие за лето, проведать «киску», она, наверняка, стала пушистой, и мне не терпелось поиграть с ней. Когда была Валентина, нам не удавалось уединиться, она всегда с нами и хотела (я это чётко ощущал) больше внимания себе.    Приехал я в лагерь рано, пионеры только закончили завтрак, потом общая линейка, после которой всевозможные мероприятия. Зоя была в хороших отношениях со своей вожатой, и та отпустила её до обеда. Мы через калитку, которая вела на костровую поляну, ушли в лес, он начинался сразу за забором, якобы, собирать землянику. Направились в сторону лесного озера, там были отличные места: густой молодой ельник, сочная высокая трава и  множество кустов дикой смородины, это то, что нам надо, там было, где уединиться. Расположились мы под кустами смородины, раскинули одеяло, сняли с себя всю одежду. «Зайка» легла на спину, я смотрел, какие изменения с ней произошли. Они были видны, что называется, не вооружённым глазом: груди заметно выросли, округлились, имели такие же красивые линии, как и у матери, «лужок» между ног порос густыми, как смоль волосами, ляжки стали больше. «Зая» принимала формы девушки, всё это я увидел и оценил, а вот она не знала про мои метаморфозы, интересно, как к ним отнесётся?

– Ты похорошела, – сказал я, поглаживая её «кису», – у тебя такие жесткие волосики, они почти полностью скрыли твоё влагалище.

Она кокетливо поводила бёдрами и двумя руками раздвинула половые губы.

– На, любуйся. Ты видишь, мой клитор стал больше, как в книге на фотографии, я его ласкаю каждую ночь и вспоминаю тебя.

– Теперь им займусь я, а потом на полшишечки, да?..

Мои рассуждения  прервал какой-то странный шум, доносившийся со стороны озера. Мы раздвинули кусты и увидели интересную картину:   пастух выгнал стадо коров на лужайку у озера, в одной руке у него был кнут, а в другой деревянный ящик. Он бегал, среди стада, кого-то высматривая. Мы с «Зайкой» с любопытством наблюдали. Наконец пастух выгнал из стада молодую тёлку и погнал в нашем направлении. «Вот чёрт, – подумал я, – принесла нелёгкая, со своей коровой! ». Но он, не дойдя до нас, метров пять, остановился у кривого дерева, достал из кармана  кусок хлеба  и, приманив тёлку, привязал к нему, ловко накинув петлю на шею. Нам стало интересно: что будет дальше? Зачем привязал её? А пастух тем временем, подошёл к тёлке сзади, поставил ящик, залез на него и, спустив штаны, попытался вставить свой член ей в вагину. Корова, переступив ногами, повернула своё хозяйство в сторону, пастух, поддерживая штаны, переставил ящик и только  нацелился, как она снова развернулась. Так он бегал, теряя штаны, вокруг её зада с ящиком в руке, мы, наблюдая эту картину, едва сдерживали смех, любопытство всё больше овладевало нами. Пастух был неутомим и изобретателен, он привязал правую заднюю ногу коровы к  хлысту кнута, а кнутовище вбил в землю и сбросил штаны, чтобы не мешались. Прикормил ещё хлебом и, поглаживая ей бок, тихо забрался на ящик и, отодвинув хвост, начал ласкать её влагалище. Тёлка уже не могла сдвинуться с места, а может, ей понравились ласки, она тихо стояла, подрагивая боками. Честно говоря, нас с «Зайкой» это зрелище возбудило.

– «Племя», разве можно с коровой?.. – возбуждённо прошептала Зоя.

– Сейчас увидим.

Между тем, пастух справился со всеми трудностями и во всю наяривал тёлку, которая мирно жевала хлеб. Дойдя до оргазма, пастух начал рычать, а когда кончил, в ответ корова раза три промычала ему. Зрелище нас поразило.

–  Валя, я тоже так хочу, и встала на четвереньки.

Фаллос мой напрягся до предела, головка оголилась,   из  канала вышло несколько прозрачных капель, увлажнив её. И я уже был готов вставить его в отверстие в её девственной плеве, как она, остановив меня, сказала:

– Ой! Подожди минуточку, – и вытащила из своей норки ватный тампон, – теперь можно, ты меня «спрягай», а я как корова буду мычать.

Эта идея мне понравилась. Надо будет сделать такую игру – «Пастух и тёлочка». И с мамочкой поиграть в неё, интересно как она отнесётся к такой шалости. Но это в будущем, а сейчас передо мной её дочь, моя юная тёлочка и ей не терпится поиграть в эту игру.

– Ну, моя «коровка», принимай своего пастушка! – и аккуратно, что бы ни причинить боль, стал вводить фаллос в её тёплую и влажную норку. – Тебе не больно, «Зайка»?

– Сейчас я не «Зайка»! Ну, ты что-о! Мы же договорились…

– Хорошо, хорошо! Тебе не больно моя тёлочка? Вот, только нет у меня хлеба.   В этот раз я вошёл больше, чем на полшишечки и, сделав паузу, ожидал её реакцию.

– Нет. Мне очень хорошо! Можно входить глубже.

И я в раскачку начал внедряться в её лоно, сделав два-три поступательных движения, замирал, прислушивался к ощущениям. Что-то с её «кисулей» произошло, какие-то изменения есть, но я не мог понять – какие. Наконец я прошёл норку до самого конца, наши лобки соприкоснулись, и я, своим, – потёрся. «Зайка», как та тёлка стояла спокойно, не издавая ни звуков – Му и ни каких других. Обхватив  бёдра, я плотно прижался к её попе, мой член разбухал, и ему становилось тесно, жаркие стенки влагалища обхватили его и во время движения, массировали. Как я не контролировал себя, оттягивая оргазм, он неумолимо надвигался, увеличивая скорость, я насаживал «Зайку» на себя, при этом мои яйца хлопали ей по клитору.

– Му-у-у! Му! А! Ох, му-у, ох, ох! – вдруг прорвало мою тёлочку, она в такт моим движениям охала, ахала и мычала.

Меня тоже забрало,   чувствую, как  сперма рвётся наружу, но я не хотел кончать в неё, мне хотелось показать, что у меня появился тот самый «нектар любви», о котором я ей рассказывал. Вынув пульсирующий фаллос, я быстро зажал конец, чтобы не расплескать «нектар», мне хотелось кончить ей на живот. Зоя перевернулась на спину, и только сейчас я увидел, что вся её промежность и мой член в крови. В недоумении я разжал руку и «нектар» розового цвета, горячими каплями брызнул на Зою. Я не понимал в чём дело?! Откуда кровь?!

– Что это?!

– Да ты не волнуйся, Валька! Это менструальная кровь, уже третий день из меня течёт. Мне врач из нашего медпункта  сказала, что я созреваю, становлюсь половозрелой, поэтому во мне и была ватная затычка. Ну, ты что так смотришь? Помнишь, мы про это читали в той книге?

Меня огорчило, что эта ситуация свела на нет демонстрацию моих новых возможностей, и «Зайка» ничего не заметила. Мы окровавленные сидели друг против друга, кровь также запятнала одеяло.

– Бежим на озеро! Помоемся и застираем одеяло.

– Побежали! – согласилась она.

Мы обнажённые весело помчались к воде, обгоняя друг друга. Было здорово, тёплый ветерок обдувал наши тела свободные от одежды. Мы ощущали себя – детьми Природы. Я первый нырнул в прохладные воды озера, ближе к берегу на песчаной отмели водичка была как парное молоко, нежась в ней, я смотрел на  «Зайку». Она грациозно бежала, размахивая одеялом, словно, флагом. Её прелестные груди колыхались в такт бега, а чёрный треугольник между ног, то появлялся, то исчезал, поочерёдно перекрываемый бёдрами. Она была прекрасна! Во время прыжка, я её поймал, и мы вместе упали в воду. Стайка  малявок испуганно шарахнулась в разные стороны… Приведя себя в порядок, мы сидели на отмели и плескались.

– Как здорово, когда ты весь во мне! Когда твой «хомячок» трётся обо всю мою норку. И ты знаешь, мне не было больно, как в первый раз, несмотря на то, что твой фаллос стал могучим. Он стал толще, наверно, оттого, что в нём появился «нектар любви».

– Ты, всё-таки, заметила?.. – обрадовался я. –  А больше ни чего не заметила?

– Нет… Валя, как я по нему соскучилась, хочу его целовать!

– Тогда устраивайся удобней и смотри, что покажу! – она легла между моих ног, я взял её руку положил себе на член и её пальчиками стал залуплять головку. Кожа медленно сползала, оголяя шишечку, как раньше называла её Зоя.

– Ой, какая красивая «клубничка» показалась! И, наверно, такая же вкусная, сейчас я её съем!

И моя «клубничка» исчезла  в её нежном ротике. Так смачно и упоённо она ещё не сосала, я был на седьмом небе, от получаемого удовольствия. При этом её попка, выступающая над водой, колыхалась, и концентрические волны, с короткими интервалами, разбегались по зеркальной глади озера. Рыбки уже принимали нас за своих, и,   не боясь, плавали вокруг нас, наблюдая, как мы занимаемся оральным сексом. Их небольшие косяки, резко меняя направления, шныряли по отмели…

Зоя старалась во всю, имея меня своим чудным ротиком. Временами она поднимала на меня глаза, её взгляд вопрошал: «Когда же ты, наконец, взорвёшься и начнёшь выбрасывать «нектар»! ». Оставалось немного, я уже приближался к оргазму: в висках застучало, появились нестерпимые щекотания и зуд в головке, член задрожал и достиг своего наивысшего напряжения…

– М-м-м-м, хорошая моя. А-а-а! А-а! М-м-м-м! Конча-а-аю!

«Зайкин» рот моментально наполнился густым кремового цвета веществом, ей не хватало воздуха, она вытащила изо рта пульсирующий и всё ещё стреляющий «нектаром» фаллос. Очередная порция  ударила ей в лицо, отскочившие капли спермы падали в воду, где на них с остервенением нападали рыбёшки. Они буквально дрались за обладание питательным кормом, другая стайка рыбёх питалась между ног «Зайки», от куда вытекали тонкие розовые струйки крови…

В расположение лагеря мы вернулись, как раз к сигналу горна – обед, горнист старательно выдувал: «Бери ложку, бери хлеб, и садитесь за обед!.. ». Мне удалось вместе с её отрядом пообедать, но самая главная удача – меня обещали взять на продуктовую машину, которая шла в Москву. Мы попрощались с «Зайкой», она пошла на послеобеденный отдых, а я домой в Москву.

Глава  третья

Прошло два года. Я стал настоящим самцом, как сейчас бы сказали – мачо. Я продолжал жить с сестрой. Помимо имеющихся любовниц время от времени появлялись новые, так называемые разовые, которых я, даже, имён не знал, в основном это были взрослые женщины лет двадцати пяти – тридцати. Если честно, мне с ними было интересней, я много узнавал нового и сам их удивлял своим мастерством, как они говорили – не по возрасту. Два таких эпизода опишу:

Был жаркий летний день. Я ехал в трамвае в парк Сокольники, сидевшие люди, разморённые солнышком, дремали на своих местах, низко склонив головы. Я стоял, держась за деревянную ручку, висевшую на кожаном ремне и, тоже, боролся с дремотой. Иногда мои ноги подкашивались, на минуту я приходил в себя, а затем опять начинал клевать носом. Вдруг мой нос учуял знакомый аромат женской «киски», было ощущение, что она была, буквально, перед ним. Я открыл глаза и, действительно, «киса» предстала перед моими очами. Это была смачная подмышка (надо заметить, в те времена не было моды брить подмышки) опушённая чёрными вьющимися волосиками, источающая аромат возбуждённой вагины. Непроизвольно я запустил язык в складки кожи и лизнул. Ожидая в ответ скандала, вжав голову в плечи, я смотрел на женщину, на которую только что посягнул. Но она стояла, как, ни в чём не бывало, мало того, я чувствовал идущие от неё волны одобрения моим действиям и молчаливый призыв продолжить… Я осторожно огляделся,   народ продолжал прибывать в сладкой дрёме, и  со знанием – дела продолжил лизать и в засос целовать подмышку. Сударыню трясло мелкой дрожью… На первой же остановке у лесопарка мы молча вышли. Сквозь пролом в заборе проникли в парк и на скамейке окружённой густыми кустами акации, она мне отдалась – дважды…

Второй случай произошёл, также в транспорте, только в этот раз я сидел у окна, рядом место пустовало. На остановке вошла шикарная женщина, в моём вкусе, сердце моё быстро застучало, я взволнованно думал, куда она сядет (мест свободных было много), она села рядом, я ощущал её великолепное тело, сквозь тончайшую ткань платья.   Плотно всей ногой от щиколотки до бедра прижался к ней, мой пострел стал, стремительно расти, отчётливо проявляясь, распирая штанину. Не успев ни чего предпринять, я почувствовал её горячую руку, крепко державшую мой член…

–  Идём, – властно сказала она. – Следуй  за мной!

Я повиновался, на остановке мы вышли, она шла впереди, игриво виляя ягодицами и кося глазом в мою сторону, – иду ли я за ней. Идти мне было трудно, возбуждённый фаллос затруднял движение… Наконец мы вошли в подъезд, сели в лифт, она нажала кнопку последнего этажа, при этом держа мня за член, слегка карябая ноготками. Я подумал, она живёт в этом доме, но ошибся. Она подошла к широкому подоконнику и позвала меня:

– Иди ко мне!

Я подошёл, она быстро сняла с меня брюки и, посадив на подоконник, ловко взяла в рот выскочившего на свободу разъяренного зверя, жаждущего любви. Минет был приотличный… Потом я её взял сзади, забравшись под платье, фасона – «солнце-клёш». Я яростно барал её. Она текла, как дырявая бочка, от её шикарной задницы шёл жар, как от печки, я взмок,    стало трудно дышать, и я закинул подол ей на голову. Передо мной предстала великолепная картина. Её влагалище было большим и притягательным, мне так хотелось поработать ртом, но остановило то, что видел её впервые – опасался. «Вот бы с ней поиграть в – “Пастуха и тёлочку”! » – подумал я… Она прервала мои мечтания, мольбой:

– Владей, владей мной! Бери меня, бей по заднице! Возьми меня грубо, – причитала она, вращая бёдрами и потрясывая влагалищем.

Взяв горсть её обильной смазки, я увлажнил ей анус, затем, медленно вводя, резко воткнул своё копьё по, самые, яйца. И делая по  три движения, перескакивал  в пылающую пещеру любви и  обратно…  Отдыхать мы устроились на подоконнике, вид у нас был комичный: я без брюк в одной мокрой футболке, она без платья (не помню как снял его), без трусов и со спущенным бюстгальтером, он висел под её шикарнейшими грудями.

– Ну, ты меня забарал! Не ожидала. Ты славный любовник, мой незнакомый ласковый зверёныш! Ты очень нежный, а я хочу грубости, жесткости, не бойся причинить мне боль. Тебе нравится моё тело? Вижу, нравится, вон, как пожираешь его глазами. Не стесняйся, сегодня оно твоё, делай с ним что хочешь, ты мастак, хоть и юн!

Она полулежала, а я забавлялся её роскошным телом, и, поверьте, там было чем позабавиться. Потом ещё пару раз, достигнув взаимного возбуждения, грубо, как – просила, взял её на «абордаж». По её просьбе оставил ей засос на груди. Как она выразилась:

– Буду помнить тебя, пока не пройдёт синяк, а потом забуду. Но ты мне очень понравился и я хочу ещё встретиться с тобой, а чтобы ты не забыл меня, возьми мои трусики. Запиши мой телефон, а когда будешь звонить, представляйся: «Твой звереныш! »…

Мы потом несколько раз встречались в квартире, правда, я не уверен, что это была её квартира, но мне было всё равно, главное комфортно и можно не оглядываясь – придаваться любви. Вот где я проявил себя, был, просто, улёт, как она выразилась, но жирную точку в нашей кратковременной связи я поставил, целуя её похотливое, но уже желанное влагалище и делал это – превосходно. Позже я прочитал в одной книге, из библиотеки отца моего другана – Дрюни, – «Китайский эрос», что сосание и целование женских половых органов называется: «Поцелуй орхидеи», а – мужских – «Игра на флейте», это гораздо благозвучней и романтичней, чем сухие медицинские термины. Так вот «орхидею» я ублажил,   нацеловал так, что при расставании моя пассия жалобным голосом (и куда только делись командные нотки) просила звонить ей – не забывать. Я обещал, но  номер телефона куда-то затерялся, и мы больше не встречались. Но встреча всё ж таки произошла. Эта была удивительная и невероятная встреча, но об этом потом, это отдельная история…

Глава четвёртая

В моей жизни назревают большие перемены, точнее сказать, в главной – половой жизни. У моей любимой сестры, первой в моей жизни женщины, появился жених. Всё правильно, ей же надо выходить замуж, рожать детей, да и я когда-нибудь, женюсь. Главное, мы поклялись друг другу!.. Но спим по-прежнему вместе – на полу, как всегда… Иногда она приходит очень поздно и я не дождавшись, засыпаю, а она придёт, юркнет ко мне под одеяло, прижмётся и просит погреть её. Мы, также, продолжаем заниматься любовью и в нашем «Орлином гнезде». К сожалению, реже, чем прежде. С Ритой – «Рыжей кобылицей» мы там, теперь бываем чаще. В общем-то, жизнь не изменилась, все мои женщины на месте, но эта червоточинка в моей душе, в виде жениха – Гены, меня тревожит, нарушился ритм – жизни. Я и не подозревал, что окажусь таким собственником. Тома меня с ним познакомила, мы несколько раз вместе ходили на выставку, в кино…, он, в общем-то, парень не плохой, недавно демобилизовался, служил (что мне понравилось) на Северном флоте. Короче, дело идёт к свадьбе, уже и родителям сообщили, они написали, что обязательно приедут в отпуск и сыграют Томе, свадьбу…

С «Зайкой» у меня, тоже, всё нормально, я её обучаю всему, чему сам научился от моих взрослых «девочек», одна из которых её мама, «мамочка», как я её про себя называю. «Зайка» сильно изменилась, стала женственна, очень привлекательна и аппетитна, красивой она была всегда, и когда мы с ней гуляем, взрослые мужики задерживают на ней долгие взгляды. В школе мы с ней уже не ходим, как говорит Дрюня, дрочить в подсобку. Любовными играми, под благовидным предлогом – приготовление домашнего задания, теперь занимаемся у неё дома и не только с ней. Однажды мы, действительно, делали уроки, украдкой одной рукой забираясь, в заветные места друг к другу, так как Валентина была дома, и ей очень хотелось остаться со мной наедине. Она решила принять ванну, и, как бы, вспомнив, сказала Зое:

– Ой! Доча, я совсем забыла, надо срочно отнести папин, парадный мундир в чистку, – а в химчистках в ту пору были большие очереди, – сходи, моя радость, отнеси, только – по-срочному. А Валентин подождёт тебя и заодно приготовит домашнее задание.

Я, конечно же, всё понял и, как только Зоя ушла, моментально разделся и пошёл к своей «мамочке».

– Умничка мой, я только хотела тебя позвать… Иди же скорей ко мне!

Мы нежно ласкали друг друга, прижимались и тёрлись упругими телами, она играла на «флейте», а я целовал «Орхидею» – её великолепный, сочный цветок. Я, по обыкновению, молчал, предпочитая выражать свои чувства действиями, «Мамочка» же, наоборот, не умолкала. И мне нравились её хвалебные высказывания, что придавало  – пылу и страсти.

– Какой у тебя стал «ястребок»! – говорила она, лаская им своё лицо. – Вырос, оперился, смотри, как лобок заволосел, прямо, настоящий мужчина!

А мой «ястребок» неудержимо рвался насладиться её плотью. Любовью мы занимались, в прямом смысле – бурно, половина воды из ванной выплеснулось на пол…

Когда Зоя вернулась, я доделывал уроки, но всё ещё был возбуждён. Ещё – опасался, что  она заметит мои влажные волосы (хотя  сушил их полотенцем) и догадается, что произошло в её отсутствие. «А, интересно, что произойдёт? Как она поведёт себя?.. Но лучше судьбу не испытывать», – подумал я, и сказал ей:

– Ну, что ты так долго ходила? Давай скорей, пока мать моется…

– Да мы не успеем! Лучше я пососу его.

Устроившись удобно, каждый занялся своим делом: «Зайка» орудовала ротиком, я ласкал её груди и краем глаза поглядывал в зеркало, в котором отражалась дверь в ванную комнату… Потом мы втроём пили чай, сидели за круглым столом покрытым скатертью, края которой низко спускались. Валентина сидела напротив меня в махровом халате на голое тело, «Зайка» справа. Как бы невзначай я уронил чайную ложку под стол и полез доставать её – ноги моих девочек были широко и призывно раздвинуты, и я руками удовлетворил их скрытые желания. Каждая думала, что только она удостоилась моих прикосновений, и терпеливо ждали, довольно таки продолжительного, моего пребывания под столом. Я балдел. В голове рождались авантюрные мысли: «А не вылезти ли мне из-под стола, не вынимая рук из их норок и  предложить любовь втроём! » – но, слава Богу, хватило разума не совершить этой глупости. Я сел на место, девочки радостные и румяные пили ароматный чай и о чём-то разговаривали. Я им не мешал,   даже не улавливал суть разговора. Левой ногой (только сейчас заметил, что был, почему-то без носков) щупал влагалище Валентины, оно было мокрым и тёплым. Большим пальцам я тёр ей клитор, временами запуская всю пятерню в густую и также мокрую «муфту», ощущения – непередаваемые. «Мамочка» от получаемого удовольствия, с трудом поддерживала разговор. Её большие  томные карие глаза на продолжительное время закрывались, а когда открывались, зрачки закатывались под верхнее веко. Я, почти, до половины сполз со стула, чтобы глубже проникать в её влажный «грот» и чувствовал, что  Валентина стремиться на встречу. И как только «Зайка» не замечает, что её мать, буквально, трахают ногой. И чтобы усыпить её бдительность, которой, в общем-то, и не было, забрался ей в трусы и стал проделывать тоже, что и с «мамочкой», только рукой. Я не учёл, только, одного: теперь от сильного возбуждения, причём продолжительного, у меня происходит извержение. Что со мной и произошло, огромное пятно проступило на моих брюках. Я с трудом сдержался, чтобы не зарычать…

Сегодня в школе был, как мы называем, творческий день, день лучших уроков, судите сами: первый урок – рисование, потом два подряд – пение (школа готовиться к певческой  общегородской олимпиаде  и поэтому один урок позаимствовали у трудовиков). Один урок геометрии, но его, считайте, нет, так как учитель Юлий Александрович, попросту – Юлик, очень стеснительный  не выносит пристального взгляда, особенно девочек. И мы, когда нам не хочется заниматься геометрией, всем классом смотрим ему неотрывно прямо в глаза, не отвлекаясь ни на минуту. Он не выдерживает, краснеет и выходит из класса, до звонка на перемену, надо отдать ему должное, ни когда не жалуется, ни нашему классному, – ни завучу. Потом урок – труда, а после занятий драмкружок. Руководит им студентка пятого курса  – Эльвира, отличная деваха, мы её прозвали «сдобная булочка», сокращённо – «сдоба» или «булочка». Прозвище это она получила за своё тело, нет, она не толстая, но и не худая: выше среднего роста, стройная, крепкого телосложения, но не мускулистая, с прямыми красивыми ногами. Луноликая, ямочка на подбородке, прямой греческий носик, яркие волевые губы (не тонкие), зубы ровные, словно жемчуг,   глаза, как изумруд, прямые длинные на концах завитые, платинового цвета волосы. Руки  гибкие изящные, красивые длинные пальчики. Круглые, как мячики плечи, очень аппетитная попа изумительной красоты ягодиц, придающей её фигуре женственность. Но самое потрясное, это её груди – красивые, большие с торчащими сосками сквозь ткань платья. И, наконец, её лобок – большой, пышный в виде равностороннего треугольника, настоящий «холм Венеры», он угадывается через любое её платье. Однажды я случайно видел Эльвиру голой, когда она переодевалась в платье королевы (помимо того, что она была режиссёром спектакля, по роману А. Дюма – «Три мушкетёра», она ещё играла в нём). Это чудо между ног меня так потрясло и страшно возбудило. Я достаточно повидал  женских лобков, но этот – что-то! Настоящая «шапка гренадёра»! И что интересно волосики – чёрные…

Когда нам её представили и сказали, что она будет вести драмкружок, все, я в первую очередь, бросились записываться.   Большинство записалось пацанов, но со временем много отсеялось.

Как известно я был знаменит в школе, среди девчонок, своим «хомячком». Со временем они все догадались, что это за зверёк в моём кармане, но всё равно просили – погладить или подержать его и на переменах я давал им такую возможность, при этом всегда предупреждал, что теперь он может выпустить слюну!   Только у «Зайки» была привилегия заниматься им и во время уроков и «слюни хомячка» доставались в основном ей. Потом ей пришла в голову замечательная идея:

– Не давай им трогать моего «хомячка» бесплатно, – сказала она, – пусть дают по двадцать копеек ему на корм.

– Какой ещё корм? – изумился я. – Какой ему корм нужен? Ты что…

– Какой, какой! Пока они его трогают, я на эти деньги сбегаю в буфет за пирожками для нас, понял?!

У нас в буфете к большой перемене всегда привозили жареные пирожки с повидлом, пятак за штуку. Очень вкусно, горячий пирожок и кофе с молоком, пальчики оближешь!

– О! Отличная идея, ты «заяц» молоток!..

И с этой, недавней, поры, наш бизнес процветал, у нас оставались деньги на кино и мороженое. До учителей доходил слух, что я ношу в школу какого-то зверька, но какого, они не знали. Девчонки молодцы не выдавали. Так как осознавали, что тогда всё прекратиться и им не держать полюбившегося «хомячка» никогда.

И в этот творческий день всё было как обычно, девчонки ласкали моего «зверька», Зоя бегала за пирожками, «хомячок» три раза пускал слюну. После уроков, до занятия в драмкружке было часа три. Зоя сказала, что пойдёт домой переоденется, поест и к началу репетиции придёт. Я остался в школе, не хотелось мотаться туда-сюда, «Зайка» обещала принести бутерброды с котлетами. Поднявшись в актовый зал, зашёл в комнату, где мы переодеваемся для спектакля. Там стояла большая ширма, разделявшая раздевалку на мальчиковую и девичью, и две парты, сев за одну из них я  достал краски и  стал дорисовывать натюрморт, который не закончил на уроке рисования. Я так увлёкся любимым занятием, что ни чего не слышал и не замечал. Вдруг почувствовал чьё-то дыхание и лёгкие объятия в области шеи и плеч, от неожиданности кольнуло в сердце. Скосив глаза, увидел «Сдобную булочку», нет, это   не были объятия, она просто склонилась надо мной, и её шикарные груди мягко легли мне на плечи, нежно обнимая их. Меня парализовало, как от удара током, я замер, а мой фаллос стал, стремительно расти…

– Я и не знала, что ты так хорошо рисуешь, – сказала Эльвира, нарушив затянувшуюся паузу, – ты же сможешь нам для спектакля декорации нарисовать!

Я всё ещё молчал, мне хотелось, что бы её груди всё время лежали на мне. Они как две шаровые молнии пронизывали меня электроразрядами от макушки до головки моего члена. А он рос и рос, я запустил руку в карман и стал затаскивать его через дырку в карман, чтобы ему было свободней. У меня было такое ощущение, что мой «хомячок» так вырос, что вот-вот покажется из, довольно таки глубокого кармана.

– Да, конечно, смогу нарисовать, – наконец-то выдавил я несколько фраз. И подумал, – Я для тебя нарисую всё, что захочешь!

– А можно посмотреть твой альбом с рисунками?

Спросила «булочка» и, взяв альбом, села рядом со мной. Парта была тесновата, и мы плотно  прижались бедро в бедро. В этот момент я почувствовал – мы будем близки, пусть не сейчас, но очень скоро и она станет ещё одним божественным созданием в моём гареме.

– Здо-о-рово! Отлично рисуешь. А ты смог бы меня нарисовать?

– Как, обнажённую?

– Можно и обнажённую.

– Прямо сейчас и здесь?! – почти выкрикнул я.

– Ну, конечно, не сейчас и не здесь, мы с тобой ещё поговорим на эту тему.

Моё сердце колотилось: « Всё отлично складывается, как и предполагал, я буду обладать ею, скорей бы»…

– Слушай, твоя фамилия, кажется, Племенной?

– Да. Валентин Племенной! А что?

– Интересная фамилия, со значением, я запомню.   Валя…, – и после небольшой паузы продолжила, – а что это за зверька ты с собой в школу носишь? Вся школа об этом, только, и  говорит.

– «Хомячка».

– Можно мне его посмотреть?

– Посмотреть, пока нельзя, он может убежать, а вот потрогать, погладить можно.

– Ну, хоть погладить, где он у тебя?

– В кармане.

– Не кусается?

И её рука осторожно с опаской полезла в мой карман,   и как только её длинные музыкальные пальчики коснулись моего разъяренного члена, моя рука машинально легла ей на грудь, ощутив ладонью остриё соска. И создалось такое впечатление, будто я остановил её.

– Что случилось? – спросила она, смотря на меня изумрудными глазами.

– Он может сильно обслюнявить вашу руку.

Я уже так сильно был возбуждён, что извержения ожидал с минуты на минуту.

– Ни чего страшного, лишь бы не укусил.

И её ладонь полностью обхватила моего «хомячка», на мгновение она ослабила хватку и пристально посмотрела на меня, а я в упор смотрел на неё и думал: «Догадалась или нет?! ». Затем нежно  стала поглаживать его, а он как живой пульсировал  и трепетал в цепких, но ласковых пальчиках Эльвиры.

– Хорош зверёк! Хотелось бы его посмотреть!..

– Хорошо бы, – мечтал я, – чтобы мой «хомячок» полазил и понежился на твоём густом «лужке», потёрся о ляжки, помечая свою территорию!

Не знаю, чем бы всё это закончилось, но стал собираться народ, и Эльвира мне тихо сказала, вынимая руку из кармана:

– Ва-ля, руку убери!

Я не понял, чью руку. Оказывается  всё это время, я держал её за грудь…

Забегая вперёд, скажу – я рисовал и её портреты, и полностью обнажённую в разных позах, и отдельные части тела. Она была первая со стороны,   –  удостоенная   любовного ложа в нашем «Орлином гнезде», где мы с ней часто предавались страстным любовным играм…

Глава пятая

Ритм нашей жизни с сестрой, как я уже говорил, немного поменялся. Тома в предсвадебных заботах. Родители прислали деньги для покупки свадебного наряда невесты. На проспекте Мира есть магазин, всё для новобрачных и мы с Томой всё там и купили. День свадьбы назначен, мы ждали приезда родителей. На крышу ходить, не было времени, а ночами были вместе. Раздевшись догола, мы сплетались в единое целое, накрывались с головой и тихо разговаривали, прерываясь только для поцелуев и ласк.

– «Лакочка», ну что ты такой грустный, – говорила мне Тома, – жизнь есть жизнь…, но я тебя люблю и люблю не только, как брата – ты знаешь. И потом, наша клятва, она не рушима и свята…

Наши тела, в отличие от нас, наслаждались нежными прикосновениями, потираниями и прижиманиями. Мы разговариваем, а они делают своё привычное любимое дело. Я не хотел говорить, я хотел участвовать в любовных играх наших тел. Прекращая разговор, я поцеловал её во влажные губы… Мы нашли для совокуплений прекрасную позу – на боку, их две разновидности: соитие на одноимённых боках и на разных. Занимаясь любовью в этих позах, ощущаешь, как превосходно подогнаны разнополые человеческие тела друг к другу. Формы таза, бёдер, живота идеально укладываются друг в друга, каждая выпуклость мужского тела имеет свою впадинку в женском теле. От предчувствия, что этим родным телом, теперь  владеть  буду редко, забыв все предосторожности коммунального общежития, отбросив одеяло, стал сосать, лизать, целовать его, забираясь в самые потаённые и заветные места. Но это ещё была не  последняя наша ночь.

Свадьбу гуляли три дня. Весело, широко по-русски: с песнями, плясками, с переодеваниями…  Гостей было много в основном родня с той и другой стороны… Ночевали, кто где, для оставшихся, сдвигали столы, и пол превращался в большую кровать для гостей. Молодожёны уехали  в квартиру  Геннадия, вернее его родителей, где впоследствии они стали жить. Рита подруга,   свидетельница и одна из моих любовниц сказала, что может забрать меня ночевать к ним домой, а на самом деле мы пошли на крышу в «Орлиное гнездо», где чудно провели ночь в любви и ласках. Также мы провели и следующую ночь. Но вот торжество закончилось, всё вошло в своё, обычное русло. Родители догуляли отпуск и уехали обратно на Север, я, в буквальном смысле, осиротел. Я не мог спать один без сестры, мне не хватало её тёплого нежного тела, её ласк, любви. Днём я ещё, как-то отвлекался, было чем и кем заняться, а наступление ночи я ожидал как приговорённый к казни. Даже «Зайка» заметила, что я погрустнел и стал не такой весёлый как прежде. В школе тоже произошли изменения – учительница русского языка и литературы и наш классный руководитель вышла замуж за военного моряка – офицера и уехала с ним на Дальний восток. Занятия временно проводила директриса…

В понедельник 21 сентября (я очень хорошо запомнил этот день) как обычно пришёл в школу, «Зайка» уже сидела за нашей партой на «Камчатке». Первый урок – черчение, я любил этот предмет, сев за парту стал готовиться к нему, так как я и за Зою чертил, делать ей было не чего, и она занялась моим «хомячком». Она должна подготовить его к перемене, то есть возбудить мой член, но не сильно, просунуть через дырку в карман и поддерживать в полувозбуждённом  состоянии. Так как только прозвенит звонок, девчонки нашего класса (не все) и других – налетят на меня со своими двугривенными, чтобы потрогать «хомячка». В общем, было как всегда, перемены всем желающим – не хватило. Прозвенел звонок на следующий урок, учительница биологии уже стояла, с таблицами в руках, у стола, а меня всё атаковывали девчонки.

– Племенной! – недовольно повысив голос, произнесла Зоя Фёдоровна. – Опять притащил в школу своего хомяка, ты же срываешь мне урок!   Сейчас всем, кто не за партой, поставлю двойки!

Девчонки стали рассаживаться по своим местам. Я встрёпанный  и разгорячённый стоял в углу, мой «зверь» был возбуждён до предела ещё одно – два прикосновения и я бы кончил.

–   Иди сюда к столу… Доставай своего хомяка! – девчонки захихикали, весь класс был в ожидании, что же будет дальше. – Перестаньте хихикать! Я жду!

– Не буду.

– Что, значит, не буду?! Дай я сама, – класс замер. – Где он?.. В каком кармане?..

От происходящего, от этих разговоров член должен был опасть, а он наоборот, напрягся ещё больше.

– Не надо его доставать, – возразил я, – он может испугаться и умереть от разрыва сердца!

Класс опять взорвался  – смехом.

– Не морочь мне голову, не забывай, что я учитель биологии!

И бесцеремонно полезла в карман. Как только её пальцы коснулись моего члена, он дёрнулся несколько раз…

– Ой!!! Что это, кто там?! – резко выдернув руку, испуганно произнесла биологичка. – Иди на своё место. Я всё доложу вашему классному руководителю, пусть она и разбирается.

– Интересно, что она доложит? Догадалась она или нет?.. – думал я, а в слух произнёс: – У нас нет классной!..

– Не было, теперь будет! У вас следующие два урока – русский и литература? Вот вам её и представят, – не дожидаясь ответа, произнесла она.

Я не успел дойти до парты, как прозвенел звонок.

– Вот видишь Валентин, – неожиданно, по имени назвала меня она, – ты  лучший ученик по моему предмету, но ты сорвал – урок! Я вынуждена доложить.

Была большая перемена,   с «Зайкой» в буфете на вырученные деньги купили кофе с молоком и много горячих пирожков с повидлом, ели, весело смеялись, обсуждая происшедшее. Делали предположения  на счёт нового классного руководителя…, как она отреагирует на жалобу биологички и какое будет мне наказание? Как ни странно, у меня не было ни чувства тревоги, ни страха перед наказанием. Класс сидел в полной тишине, ожидая директрису с новым учителем,   они вошли вместе со звонком, мы встали, приветствуя их.

– Здравствуйте, ребята! Садитесь. Хочу представить вам учителя русского языка и литературы, она также будет вашим классным руководителем. Зовут её – Волгина Лидия Васильевна! Прошу Вас, – обратилась к ней директриса, – ведите урок, а я, с вашего позволения, по присутствую.

–  Как вы уже знаете – зовут меня Лидия Васильевна, теперь  познакомлюсь с вами. Я буду называть ваши фамилии, а вы будете вставать, и говорить – Я.

Она начала перекличку. Я смотрел на новую учительницу, мне, казались, очень знакомы её черты лица и грудной голос. От предчувствия чего-то неизвестного у меня закрутило в животе, мысли лихорадочно работали в мозгу и вдруг мгновенное просветление, я даже вспотел. Руки сами полезли в портфель, за пеналом, специально купленным, где я хранил её трусики, да, да, её – Лидии Васильевны. Сомнений больше не было, это была она, та незнакомка, с которой я занимался любовью на подоконнике… Вот эта – встреча! Фантастика! Даже в самых смелых грёзах я такое – не представил бы.

– Племенной! – услышал я свою фамилию, но, находясь в прострации, не реагировал. – Племенной! – повторила она, я не отвечал. – Он, что отсутствует?!

Зоя толкнула меня в бок. Я очнулся, и медленно поднялся.

– Ты, Племенной?

– Я.

– Почему не отзываешься?

И она пристально посмотрела на меня своими серыми с хитринкой глазами, слегка качнув головой,   не громко произнесла, ни к кому не обращаясь:

– Интересная редкая фамилия, – и ещё раз обратив на меня взор, сказала: – Садись.

Было не понятно, узнала она меня или нет, скорей всего нет. Я же тоже не сразу узнал, это и понятно – одежда на нас другая: я в школьной гимнастёрке, она в строгом костюме. Да ещё причёска – тогда у неё волосы были распущены и спадали на плечи волнистыми прядями, а сейчас собраны в большой пучок, в виде морской раковины, только озорная чёлка была та же. Закончив знакомство с классом, Лидия Васильевна просмотрела оценки, определяя успеваемость каждого ученика…

– Племенной, надо бы подтянуться, очень много троек и даже, вот, двойка за изложение.

Почему именно меня она отметила по оценкам? В классе были ученики с гораздо худшими отметками по русскому, чем у меня…

– А когда ему учиться, – сказала директриса, – он у нас ходячий «живой уголок», мало того, что всю школу баламутит, так он сегодня полностью сорвал урок биологии! Зоя Фёдоровна зашла ко мне в кабинет вся не своя, красная от возмущения, я её такой ещё не видела. А, ведь, она считает его своим лучшим учеником. Он полагает, если у него нет родителей, они работают на Севере, – пояснила она, – то на него управы нет!

– С кем же он живёт?

– С тётей и старшей сестрой, правда, она недавно замуж вышла. Живёт то она где теперь? – спросила меня директриса.

– У мужа, – ответил я.

– Вы разберитесь с ним, Лидия Васильевна. Он парень-то, в общем, не потерянный: общественник – член редколлегии, в драмкружке на первых ролях…

– Хорошо, хорошо! После занятий я с ним побеседую.

Занятия кончились, школа опустела, только дежурные убирали классы. Я сидел и ждал Лиду, представляя, какой будет встреча…

– Вы долго ещё будете ковыряться? – спросил я дежурных.

– А тебе-то что?

– Как что, меня же пропесочивать будут! Вы же слышали, что директриса сказала.

– Да нам немного осталось, только полить цветы.

Я раскрыл портфель, достал заветный пенал и,   сняв крышку, понюхал, трусики выдохлись и не источали пьянящего аромата Лидиной «киски».

– А вдруг не она, – червячок сомнения стал точить меня, – та была игривая,   говорила явно не литературным языком и совсем не похожа на учительницу. Точно не она. Волгина выглядит старше: строгий вишнёвого цвета костюм, волосы убраны, говорит правильно без слов – паразитов, вот только серые озорные глаза… Девчонки закончили уборку и весёлой стайкой направились к выходу, открыв дверь, столкнулись с Волгиной.

– Ой! До свиданья, Лидия Васильевна, мы закончили.

– До свидания.

Она подошла к столу, повесила сумку на спинку стула и обратилась ко мне:

– Ну, что беспризорник! Своей фамилии ты соответствуешь. А ты тогда показался мне – старше… Годами – юн, но мастер – дела! – бес предисловий с ходу атаковала  меня Лидия. – Что же, «зверёнышь», ты мне не звонил? Я ждала, вспоминала тебя!

– Что, долго грудь не проходила? – съязвил я.

– Какая грудь? Причём тут грудь? Не понимаю!

– Засос помнишь?..

– А-а-а. Молодец не забыл! Но всё-таки не позвонил.

– Бумажку с номером – потерял. За то храню, – я достал из пенала её трусики и, нюхнув, показал ей, – вот что, правда, аромат твоей «кисули» выдохся.

– А ты гурман! Племенной как же всё-таки тебя величать? Мы, ведь, так с тобой и не познакомились.

– Валентин.

– Как – меня,    ты уже знаешь, а трусики я тебе дам другие.

– Нет, мне хочется иметь, эти, –  как память о первой нашей близости.

– Но мы, же с тобой потерялись, считай сегодня наша первая близость. Вот эти другие трусики и будут символом нашей новой первой близости… Ну, хорошо они станут сменкой этим, – давай сюда,   я их постираю и по мере выдыхаемости, будем менять их…

– Вот это да! Неужели она хочет заняться любовью прямо в классе. Такой случай уже был, правда, не в нашей школе и кончилось всё плачевно…

Она была уверенная, как тогда, и смелая, подошла к дверям, прислонилась спиной и поманила меня.

– Ну, поцелуй меня, как ты умеешь!

И не заставляя просить себя дважды, подошёл к ней, задрал юбку, комбинашку и забрался в трусики. Рука сразу ощутила жар её влажной «кисы». Мы целовались, я ласкал её влагалище, а она слегка приседая, сжимая мою ладонь, тёрлась ляжками…

За дверями послышались шаги, мы быстро разлепились и стали приводить себя в порядок, но звук шагов стал медленно удаляться, видимо, – дежурные.

– Послушай, Племенной, как же ты, всё-таки, сорвал урок биологии, что за зверька ты таскаешь?

– Хочешь потрогать его? Лезь в карман!

– А он не цапнет?

– Нет, он ласковый и любит ласку.

Лида с опаской полезла в карман. Я наблюдал за её лицом, вначале оно было напряжённым, сосредоточенным, потом удивлённым, а когда она сообразила, какой «зверёк» в её руках, озорным и весёлым.

– Ну, ты и баламут! И Зоя Фёдоровна тоже лазила в карман?.. Интересно, что она подумала? Ладно, это я узнаю… Что с тобой делать? – задумчиво произнесла она. – Директриса велела побывать у тебя дома и поговорить с тёткой или с сестрой.

– Так, пойдём прямо сейчас, правда, дома ни кого нет, кроме бабушки.

– А что же мы будем делать? С кем мне разговаривать и что я директрисе скажу?

– Посмотрим. Попьём чайку, а что сказать – придумаешь.

Мы вышли из школы, как провинившийся ученик и строгая учительница. Когда мы вошли во двор нашего дома, мне пришла мысль: «А, что если её привести в «Орлиное гнездо» и там принять, так сказать, «наказание». Оттянуться  по полной, и поменять трусики». Через чужой подъезд, на лифте мы достигли последнего этажа, лифтёрша как всегда где-то отсутствовала, дальше вёл я её тёмными лабиринтами, до своего подъезда, где был люк на крышу. Она спросила:

– Куда ты меня привёл?

– Не волнуйся не на подоконник, как ты меня. Сейчас я завяжу тебе глаза, и ты без страха следуй за мной…

Когда мы подошли к заветной комнате на крыше, я открыл замок и, введя внутрь, снял с неё повязку.

– Располагайся, сними свой строгий наряд, а я приготовлю чай.

Она придирчиво осмотрела комнату, потрогала ложе – на мягкость, посмотрела в окно.

– Мы что на крыше?.. Оригинально!

И стала раздеваться…

Эпилог

Мы с сестрой были верны нашей клятве. Когда они с мужем решили родить ребёнка, Тамара приехала камне и сказала:

– Пойдём на крышу, и заполняй меня своим «нектаром» столько, сколько сможешь, прежде чем это сделает муж. И не бойся, если появиться кровь, у меня только закончились месячные, это самое лучшее время для зачатия, я хочу, чтобы ты тоже был причастен к рождению ребёнка… У неё родился сын, возможно от меня… Позже  женился и я. У меня было три сына… При  всяком удобном случае продолжал любовные отношения с сестрой…

Сулимовы уехали из Москвы, на место новой службы Султана Мингалиевича. После окончания академии, он получил назначение куда-то на южные рубежи нашей Родины. Было много слёз и «Зайкиных» и «мамочки». «Зайка» перед расставанием просила лишить её девственности по настоящему, хотела что бы я был первым… С «мамочкой» тоже простился по доброму, она договорилась с подругой и мы провели весь день в страстной любви в её квартире.

С Лидой любовью занимались часто, особенно, когда она стала завучем, пользуясь своим положением она вызывала меня среди урока и мы в кабинете занимались любовью. Иногда я водил её к себе на крышу. Она экстремалка, я, в общем-то, тоже, любила, чтобы я брал её в необычных местах. Как-то мы были в кино, народу мало, мы сидели на последнем ряду, она мне и говорит: «Возьми меня здесь и грубо! »… Ей очень нравились сексуальные игры, придуманные нами, особенно – «Пастух и тёлочка». Ещё  приучил её писать в своём присутствии, она и не сопротивлялась, так как самой очень понравилось. «Очень сильно возбуждает, когда ты смотришь на меня», – признавалась она.

Эльвиру на крышу водил часто, особенно в холодные месяцы, она студентка и у неё места не было. И потом там ей очень нравилось. У нас там был свой театр, мы ставили пьесы для двоих и сами играли: то она была неприступной крепостью и я «штурмовал», тараня её «ворота» и

после падения крепости мой «воин» насиловал всех женщин.   То она корабль, а я пират – брал её на «абордаж». Много рисовал её прекрасное тело, особенно мне, нравилось рисовать её груди под разным углом освещения. Впоследствии она стала подрабатывать натурщицей в академии художеств.

С моей «Рыжей кобылицей» – Ритой, мы постоянно трахались в нашем «гнезде». После сестры она стала там хозяйкой, в плане: уюта, уборки и запаса элементарных продуктов, а моя обязанность – пользовать её. Рита была старше моей сестры и ей, как-то не везло с замужеством, но очень любила трахаться, а со мной всё было бес проблем. Один раз мы так натрахались, что у меня стерлась залупа до крови и «кобылка» лечила её, зализывая ранки. И я имел её в рот до тех пор, пока мой прибор не зажил…

И все эти радости у меня продолжалось с моими женщинами,   пока не вернулись с Севера мои родители. Они купили большую кооперативную квартиру, и мы переехали в другой район Москвы. Но как вы догадываетесь у меня и там, вскоре, появились обожаемые мною женщины. Я считаю, что Создатель ничего прекрасней женского тела в нашем мире не создал, и чтобы красота не увяла, её надо поддерживать страстным  активным сексом.

Москва, июль  2008г. – январь 2009г.

Повесть Апокалипсис я написал на базе рассказа Посвящение (20.03.1989г.). Спустя годы, приводя в порядок свои рукописи, я обнаружил этот рассказ и, редактируя его, решил написать повесть, весь сюжет основан на реальных событиях, с вкраплением художественного вымысла. Для лёгкости повествования писал от первого лица. Это первая работа, в задуманном мною цикле эротических произведений, которые будут подписаны псевдонимом Панэка, он родом из детства, это одно из моих прозвищ.

В. Панэка