Вне. Память

Намеки на слэш!!!!!!!!!!!

Бедное сердце мое - живое, не деревяшка.

И тяжесть давит на него все сильней и сильней.

Дюк Эллингтон

Чайник кипел за спиной.

Дженсен прижав трубку телефона к уху плечом, чертил какие-то линии на запотевшем окне, слушая собеседника, периодически приговаривая : «да», «нет», «понял», «да пошла ты». И когда руки стали прохладными и мокрыми, за окном проявился прогоревший остов старого здания. Дженсен отвлекся, теряя нить разговора.

Старый заброшенный отель или вернее то, что от него осталось после пожара, то ли от попавшей молнии, то ли от загоревшейся проводки, манил и притягивал его взгляд, словно окуная с разбегу в прохладные воды воспоминаний. И сразу представлялся летний жаркий день, когда бежишь по песчаному пляжу, разгоряченная кожа, и вдруг с разбегу бултых в воду, вот это кайф, почти как оргазм или в переводе на детские впечатления - полкило мороженного и вечный день рождения.

Именно на территории отеля он проводил почти все свободное время в далеком-далеком детстве, зная все трещинки, тропинки и камушки, любя всем сердцем старенький, уже тогда дышащий на ладан дом. А сколько открытий было сделано в парке, при отеле.

- Эй, ты там одичал, что ли. Пятый раз тебе говорю, - чуть визгливый голос доносившееся из телефонной трубки заставил Дженсен «очнуться», он вытер мокрые руки о джинсы, и отвернулся от окна.

- Да ладно, не злись, - прервал он женские вопли.

Молодой человек выключил почти выкипевший чайник, и потряс баночкой растворимого кофе, прикидывая, хватит ли ему на одну чашку или все же придется выбираться с соседний магазинчик за новой порцией «счастья», так он про себя называл эту коричневую, ничем не похожую на настоящий кофе, бурду. Но почему он предпочитал именно растворимый и желательно дешевый. И в неограниченном количестве.

- Эй, ты о чем задумался, любовь моя? Не устал от этой глуши? А то возвращайся, закатим вечеринку, не чета твоей прощальной. Позовем таких мальчиков, пальчики оближешь!

Дженсен улыбнулся, тепло и открыто.

- Нет, не вернусь. Да, окончательное решение. И обжалованию не подлежит!

И повесил трубку.

Да, действительно, Дженсен Эклз уехал из огромного, дышащего весельем, работой и машинами, мегаполиса в родной, Богом забытый городок в самом центре Америки. Уехал, чтобы никогда не возвращаться. Его отговаривали все , кто знал и не знал: «Что ты в свои неполные тридцать будешь там делать, да со скуки умрешь, и вообще ты же помнишь как среднестатистический американец, относится к геям. Вот-вот, и что тебе ловить в захолустье, да ты умрешь там от недотраха. Ха, правая рука! Ну-ну, посмотрим сколько ты протянешь? »

Дженсен вернулся в родной дом, сдаваемый им после смерти родителей, переделал пару комнат, заново познакомился с соседями, и сосредоточился на том, о чем он молчал много лет, на своем желании написать книгу. Он никогда не говорил, и если бы его друзей спросили, о чем мечтает Дженсен Эклз, ответы были бы разными, от красивого парня, до бессмертия, но никто никогда бы не сказал о писательстве. Быть может, задумались бы о музыкальной карьере, Дженсен неплохо играл на гитаре и чуть-чуть пел. Но писать? Нет и еще раз нет.

Мы все мечтаем в этой жизни. Хорошо, не мечтаем. Но ведь рисуем свое дальнейшее существование: карты, деньги и, если не повезет -тюрьма, а повезет- счет на несколько миллионов, и игра на бирже.

Дженсен считал себя обыкновенным человеком с одним «но», таким «но», написанным большими буквами, ему повезло. Он смог заработать свои деньги. Он умел видеть будущее и чувствовать цифры котировок и анализировать. Всегда умел. Так же как и петь. И работать умел так, что в двадцать у него на счете появился первый миллион.

Когда тебе восемнадцать твоя жизнь, непаханое поле, копая, сажай и взращивай, хочешь полезные злаки, а хочешь коноплю. Это твое и только твое поле. И твое решение.

Это в восемнадцать.

Но сейчас Дженсену тридцать и в его душе нет мира и покоя. Тогда, еще в душном мегаполисе, просыпаясь среди скрученных в тугой жгут простыней, или рядом с потным совсем незнакомым парнем (Эй, Люк. Дик или как там тебя, не пора ли тебе домой), он размышлял, а дальше что? Еще парочка нулей на счете? И еще парочка любовников в постели? Еще парочка пустых друзей?

Дженсен схватил куртку, ключи, еще раз бросил взгляд на прогоревшее здание и рванул к Марти. В магазин.

Кофе находился на самой нижней полке, и чтобы выковарить оттуда нужную банку приходилось переставлять, как в шахматах, пачки чая, банки с какао и каким-то чудом поставленные туда же банки с оливками. Дженсен матюгаясь, кофе хотелось безбожно и та не выпитая чашка была бы совсем, кстати, да резко разболелась голова, хоть начинай биться головой о деревянные стеллажи и наклонятся сейчас совсем не кстати, можно и навернуться от головокружения.

Дженсен присел на корточки, все же прислоняя больную голову к магазинной полке, как вдруг почувствовал чью-то руку на своем плече.

- Эй, чувак тебе помочь?

- Помочь, что? Сдохнуть? - ну да, вместе с головной болью пришло и знакомое неудовлетворение жизнью и злость на все мироздание разом, что оно эдакое и сякое не принесло ему красивому, умному, да и что уж скромничать, гениальному, просто такого знания, а для чего мы живем. Зачем? Что бы вот так сидеть в захолустном городке и болтать с незнакомым чуваком.

Дженсен тряхнул головой, задним числом понимая, что зря это сделал, тошнота подошла к самому горлу, пришлось потихонечку встать, чтобы встретиться нос к носу со своим прошлым.

Воспоминания обрушились как лавина, как снежный ком. Раз, и снова с головой, накрыло.

Дженсен не помнил его голоса, да и голос меняется с возрастом, но эти глаза забыть невозможно. Или нет, вернее не вспомнить нельзя. Эти глаза смотрели прямо в душу еще тогда пятнадцать лет назад.

Было достаточно жарко в то лето, и Дженсен пропадал у озера все свободное время, в то время его увлекали уравнения и теоремы, и он обложившись учебниками и логарифмическими линейками искал доказательства какой-то ужасно умной теоремы, пытаясь доказать себе и математикам с мировыми именами - это возможно. Солнце палило, и Дженсен уже почти полностью покрылся веснушками, а местами и ожогами, за что ему нещадно попадало от матери, но внешняя красота тогда его мало интересовала, все таки, ожоги ожогами, а цифры- это да.

- Привет! Ты же весь сгорел!

Дженсен вздрогнул даже не из-за громкого голоса, раздавшегося прямо над ухом, сколько от капелек холодной воды, которые капали с длинных волос подростка склонившегося над ним и его драгоценными книгами.

- Уйди!- прошипел Дженсен, сгребая свои сокровища в кучу, подальше от назойливого парня и воды.

- Не злись,- парнишка улыбнулся, и ничего. Дженсен не почувствовал ни бабочек в животе, ни сердечек над головой косматого красавца. Ничего. Хотя потом по прошествии лет иногда вспоминая то лето и того лохматого парня, он думал, почему ничего не почувствовал в тот первый момент.

- Эй. Ты что? - Улыбка погасла, словно выключили, даже руки плетьми повисли вдоль длинного немного несуразного, в связи с возрастом, тела.

-Да я тут занимаюсь,- Дженсен опустил глаза в книгу, тут же забывая обо всем.

- Эй отомри. Эй-эй, ты чего. - Парень поймал качнувшегося от боли Дженсена, и опа, в ход пошла не только визуализация и голосовая атака, а еще обоняние. Это невероятно, но он даже пах так же как в то лето, немного скошенной травой, немного холодной водой и еще чем-то, точно, самим собой.

Дженсен не удержался и уткнулся носом парню в шею, стараясь дышать, как можно тише, чтобы не спугнуть своим поведением.

- Голова болит, - сглатывая сухой комок, застрявший в горле, прохрипел Дженсен.

- А, давай я помогу. Я лечить умею, - предложил он.

Я помню, чуть не сказал Дженсен, но вовремя прикусил язык.

Иногда прошлое должно оставаться прошлым, даже если ты не помнил о нем, и вдруг внезапно вспомнил как тень, как тучка в небе. Тучка что, раз и растаяла. Так и воспоминания, для кого то они теплые и тягучие , а для других, клоака Рима. А помнят они одни и те же события.

-Я, правда, лечу,- парень поднял руки и, проигнорировав то , что Дженсен все еще дышал ему в шею, положил свои руки ему на голову и тихонько стал массировать.

Дженсен сосредоточился не на словах, а руках молодого человека, лавина набирала обороты.

- Чувак ты похож на одного парня, из моего детства. Господи, как го звали - ни с того, ни с сего вдруг сказал парень, он опустил руки и внимательно рассматривал веснушки на носу Дженсена.

Ну-ну, казалось Дженсен даже забыл, как дышать, он готов был пролезть сквозь паутину памяти в голове знакомого из детства, и откопать в старом чулан, е куда он выбросил все их совместные воспоминания, папку со своим именем, ну вспомни меня, ВСПОМНИ!

- Нет. Забыл.- выдохнул он, и потом снова, как тогда на берегу озера, солнечно улыбнулся и протянув руку сказал,- Джаред. Падалеки Джаред. Странно знакомиться, когда уже помассировал шею. Как после секса. Хотя может для тебя массаж - это не повод для знакомства. Тогда секс?

Дженсен застонал. Боль никуда не ушла, а накатила по новой. И кофе хотелось до трясучки. А еще больше хотелось, чтобы это воспоминание детства, говорило, говорило, да абы что, хоть таблицу умножения.

- Прости, я много говорю. Не помогло. Пойдем, я тут рядом живу... э-э-э

Дженсен понял, что от него требуется назвать свое имя, и снова переключился, как говориться, на первую передачу. Затормозил

Джаред пожал плечами.

- Чувак прости, если что. Я знаю-знаю,- замахал руки, как ветряная мельница,- вечно лезу, куда не надо. Ну, я пойду. Прости.

И поплелся к выходу.

- Стой! - Дженсен, наконец, очнулся. Лавина воспоминаний остановилась, разлетевшись на миллионы маленьких невидимых глазу снежинок, обнажая свою сердцевину, и стало понятно, если сейчас Эклз не сделает что-нибудь, ну хотя бы не назовет свое имя, дверь солнечное детство закроется навсегда. Падалеки просто уйдет.

- Стой! Меня зовут...

Джаред, как только услышал это еле слышное «стой», замер, словно киношный стоп-кадр. Вот идет, идет человек, потом хоп, нажали кнопку «стоп».

- Росс, - прошептал Дженсен на выдохе, гадая, услышат его или не услышит Джаред.

Но Джаред не только услышал, он развернулся, недоуменно гладя на Дженсена, пока тот стоял, покачиваясь от боли, и вдобавок потирая виски.

- Росс? - переспросил Джаред. - Просто Росс?

На какие-то доли секунды Дженсен показалось, что Джаред все помнил, все-все: и поцелуи украдкой, и то лето, и, конечно, их взаимоотношения, просто он как и в те времена давал Дженсену возможность самому решетить, что важно для него, а что нет. Если положить руку на сердце, и быть честным, уезжая из городка, Эклз навсегда закрыл для себя дверь в историю с Джаредом и до этой встречи не вспомнил, ил не разрешал себе вспоминать о ней, предпочитая жить сегодняшним днем. Вот поэтому встреча в магазине всколыхнула такую махину в душе, запуская, кажется необратимые процессы в сердце и в голове.

- Хорошо Росс, ну тебе помочь справиться с болью?

- Угу! Ты же мастер, - и тут же Эклз спохватился и добавил, - сам хвастался. Давай уйдем из магазина, а то народ пялится.

Джаред кивнул в знак согласия и двинулся по направлению к выходу, Эклз же с тоской посмотрел на ряд банок с любимым кофе. Наклонятся сейчас не самое полезное занятие.

- Черт, ты хотел что-то купить?

Однако Джаред «почувствовал»взгляд Дженсена спиной, удивительно, столько лет прошло, а они словно на одной волне, и вернулся к полкам.

- Да кофе, но не ... - он не решился продолжить дальше. Эклз не любил проявление жалости в свой адрес.

- Не вопрос, я люблю наклоняться, какой ты любишь?

В кассу очереди не оказалось, несмотря на уже наступивший вечер, и уже через пару минут Дженсен с банкой кофе, Джаред просто держа руки в карманах своей видавшей виды куртки, вышли из магазина

- Куда, Росс?

Эклз не отреагировал, он бездумно переставлял ноги , двигаясь к своему дому, полностью увязнув в воспоминаниях, которые казалось навсегда стерлись из его памяти.

- Росс! - Джаред притормозил, взяв его за руку, из-за чего Дженсен забуксовал подобно машине на размытой дождями дороге.

- Стоп. Стоп. Куда мы идем?

- К тебе? - решил он пойти «ва-банк».

- Ну ко мне так ко мне. Заодно у меня и масло есть.

Дженсен стушевался от такого заявления, в мгновения покрываясь алыми пятнами. Не далеко не девственник, спасибо тому Джареду и их лету, но все же и не легкомысленный

- Не тормози, я про массаж.

-А-а-а,- глубокомысленно произнес Эклз.

Они свернули на улицу, где и жил сейчас Дженсен, миновали его дом и вышли на тропинку к сгоревшему отелю.

- Стой. А мы куда, там же...

- Да там просто сгоревший отель, я знаю, - казалось Джаред видел Дженсена насквозь, считывал его как первоклассный экстрасенс: его эмоции, мысли и кажется даже боль.

- Я живу рядом в домике, ну ты в курсе, его зазывали раньше, домик смотрителя парка.

Дженсен промолчал: какое его дело, зачем человек никогда не живший здесь обосновался в домике лесничего на краю парку.

Он лишь сфокусировал свой взгляд на глазах Джареда, которые, как и раньше манили своим необычным светом, и если он все правильно помнит, то сейчас их цвет менялся с зеленых на золотисто-карие, подобно пережженному сахару.

Но Джаред снова его удивил, отвечая на так и не заданный вопрос.

- Я купил и сгоревший дом, хочу его восстановить.

- Зачем? - воскликнул Дженсен, невольно качая головой за что ту же поплатился, постанывая от накатившей волны боли.

- зачем?- Джаред удивился вопросу. Но ответил честно, во всяком случае свет его глаз не потускнел, не помутнел, лишь сильнее проявились яркие крапинки темных вкраплений в карамельной радужке.- Я хочу вернуться в прошлое.

- А я в детство, - зачем-то прошептал Дженсен.

- Ну тогда кажется нам по дороге, Росс,- Джаред зажмурился подставляясь садившемуся за горизонт теплому летнему солнцу и протянул Дженсену свою руку. И тот не смог сопротивляться. Никогда в этой жизни.

«Никогда» только для Джареда.

Они переплели свои пальцы и молча, повернули к домику смотрителя, огибая сгоревший отель по касательной. И это молчание говорило больше, чем миллион возможных слов.

Дверь открылась с трудом. Дом принял гостей с неохотой, чувствуя себя полноправным хозяином положения. Он - то в отличие от них, навсегда приговорен к этому месту, ему не уйти, не сбежать от своих воспоминаний, жильцов, ставших уже прахом или приведениями. Старый дом и так был полон старыми несбыточными мечтами бывших владельцев, он любил их просто за т, что жили в нем, убирались, подлатывали крышу, чинили ступеньки. Но все-все до одного жители покидали его нутро, бросали одного в темные зимние ночи, а дом любил их, прощал, ждал, пока не появлялись новые владельцы. Дом устал. Он просто хотел покоя, и последние годы так и было. И вот теперь какой-то парень нарушил его идиллии, и ему совсем не хотелось открывать свое больное, израненное сердце, для то, что бон, новый жилец тоже когда-то ушел. А он уйдет. Они все уходят.

- Ты отсюда родом?- Дженсен прошел вслед за Джаредом по темному, грязному коридору в такую же неуютную и не обжитую кухню, но там имелась газовая конфорка, которую. Падалеки тут же разжег, ставя чайник, без слов понимая, без дозы кофеина ему гостю нет жизни.

- Нет,- покачал он головой, пальцем показывая на колченогий табурет. И Эклзу показалось, в воздухе пронеслось неуловимое, как биение сердца другого человека, не слышное и еле видное: пульсация темно-синей жилки на шее: «Ты же знаешь, я не здешний, к чему эти вопросы» . - Э-э-э, Р-р-росс, садись, будем тебя лечить.

И опять Дженсену послышалось непроизнесенное вслух: «Как раньше».

Он мотнул головой, разгоняя морок; мечты- мечтами, а реальность - увы, суровая правда жизни.

- Джаред, ты, правда, умеешь это делать?

Дженсен знал, очень хорошо знал, как Джаред прикладывая свои огромные для подростка ладони, как прикасался к его волосам на затылке, как нежно перебирал их, и потом когда головная боль начинала тихо скуля , как побитая собака, убегать, он тихонько сжимал виски, словно вытряхивая эту гребаную боль наружу, и да , спустя несколько минут она уходила, таяла, исчезала.

Но он ничего не ответил, вернее не так, отвечая такими знакомыми и такими забытыми движениями. Чайник господи, что за наваждение, кипел за их спинами, влажный воздух вмиг окутал все пространство, но Джаред не убрал рук от головы.

- Не болит? - поинтересовался он через десять минут.

Дженсен тряхнул головой, потрогал виски, кожа там покраснела и немного воспалилась, словно боль вышла через ее поры, но нет, голова больше не болела. Он хотел бы сказать «спасибо», однако слова колючим комом застревали в горле.

Джаред выключи чайник, отвинтив крышку с принесенной банки с кофе, понюхал и чихнул

- Боже, Росс что за гадость ты пьешь? Давай я сварю тебе нормальный.

- Нет,- улыбнулся Дженсен. - Не надо.

Продолжая сидеть на табуретке, куда его посадил Джаред, он любовался на него: плавне движения, грация уверенного в себе человека. Он изменился и не поменялся совсем. Взрослый мужчин с глазами ребенка.

- Ну да, ты и раньше пил только эту бурду.

Дженсен вздрогнул, заглядывая вмиг засахарившиеся глаза Джареда, который чуть язык себе не прикусил от своей оговорки. Эклз вскочил и бросился к двери, радуясь, что при входе не разулся, впрочем, так же как и сам хозяин дома.

Хлопнула дверь, вечерний воздух охладил его пылающие щеки и, не оглядываясь, Дженсен поспешил укрыться в стенах своего дома, чтобы разобраться в этой ситуации, и если уж быть до конца откровенным снова вспомнить Джареда, которого теперь уже точно потерял навсегда.

Придя домой, даже не разуваясь Дженсен включил ноут и сел писать, слова прятавшиеся по закоулкам души вдруг полезли из его сердца как сквозь нитки соединяющие рваные края раны сочиться теплая , пахнущая железом кровь. Слова так долго бывшие для него загадкой, выстроились , как звезды в небе в парад планет. Он задыхался ими, он пил вдохновение так словно никогда до этого не пробовал хрустальной, сводящей зубы от холода воды. Он писал.

Именно теперь, сейчас Эклз понял, для чего вернулся, и зачем уезжал. Ощутил всю тяжесть потери и радость обретенья. Ему не надо было придумывать своих героев, они уже давно жили в его душе, но только сегодня открыли свои лица и души: приди, возьми наши слова, опиши наши поступки, прислушайся к биению нашего пульса. Мы твои.

Утром, когда он заснул на пару минут, или часов, его разбудил стук в дверь, но Дженсен не спешил открывать, прекрасно зная, кто стоит там за чертой не возврата.

Но не открыл.

Мешать сейчас прошлое и настоящее, это как после текилы пить пиво. Чтобы смотреть в будущее он вспоминал прошлое.

- Поцелуй меня, - вьющиеся выгоревшие на ярком солнце волосы щекотали его грудь, когда Джаред улегся на него, удерживая свое тощее тело на вытянутых руках. Он даже глаза закрыл от предвкушения. И Дженсен поцеловал. Там на берегу озера, в вечерней прохладе, когда отдыхающие ушли готовиться к ужину или пропускали стаканчик другой у бара, а берег был полностью в их распоряжении.

В перерывах между воспоминаниями и вдохновением Дженсен крадучись, дабы не встречаться с Джаредом, спускался к озеру. Закрывая глаза перед пепелищем, стараясь не спугнуть картинку, видя перед собой яркие огоньки окон, слыша веселый гомон отдыхающих, и песок под ногами казался все еще хранил их первые неумелые поцелуи.

Дженсен писал, мучился головной болью, бегал за кофе и писал: о своем прошлом, которое потерял в тот момент, когда сошел с трапа самолета перенесшего его в Большой город, о первой любви, обещавшей написать и приехать на следующий год, но так и не появившейся на пороге его дома. Он писал о своих мечтах, воплощенных в жизнь, о череде друзей, заменивших ему родителей и о маленьком чуланчике, закрытом на замок и о ключе, болтавшемся на шее у его любви.

В перерывах он старался не встречаться с Джаредом, он потом все спросит, если ему еще он будет нужен. А между тем в один из дней, когда Дженсен сел за описание первого секса, и признаний в любви: таких детских и смешных, что слезы стояли в глазах, и чайник выкипал три раза, и от кофе хотелось выть, за запотевшим окном, тракторы стали расчищать площадку перед пепелищем.

Буковки перемежались с кирпичной кладкой за окном.

Джаред больше не приходил, и головная боль накатывала все чаще и чаще, и когда последняя точка жирно украсила его первый , и как он понимал последний роман, дом напротив загорелся разноцветными огнями в свежевыкрашенных окнах.

Дженсен распечатал свой труд, и оставил его на крыльце перед сторожкой, вернулся и сел ждать у окна.

Он ждал три дня, и в его дверь постучали.

- Почему ты не вернулся?

- Я вернулся.

- Почему ты не вернулся в то лето?

- Я вернулся в то лето. Пошли

- Куда?

- Пошли.

Скрипел песок под ногами, на подъездной дорожке к отелю припарковался модный внедорожник, девочка с гиканьем пронеслась мимо них, а Джаред держал его за руку и направлял.

Дженсен очнулся лишь на берегу озера.

- Смотри! - Падалеки вскинул руки, показывая отстроенный заново отель. В воздухе явственно пахло краской и надеждою на новое, лучшее будущее. - Я вернулся в обещанное тебе лето.

- Но почему так долго?

- А почему ты уехал и приехал только сейчас?

Дженсен закрыл глаза и потом резко их , открыв, как на машине времени перенесся в тогда: красивый парень стоял напротив него, облизывал свои потрясные губы и влюбленными глазами смотрел на него. И словно не было ничего ни до ни после. Только этот момент, этот отель и их детская любовь.

Легкий поцелуй вернул его в настоящее, озеро теперь казалось не таким большим, и переплыть его теперь можно без проблем и песок не такой светлый, а глаза напротив такие влюбленные.

И Дженсен понял, он напишет еще не одну книгу.

конец