Грязь на дне карманов. Глава 2

2

На что похожа моя жизнь? Это когда пытаешься найти то, чего у тебя никогда не было. Нагибаешься, присматриваешься, выискиваешь. Ну, где же это? Где оно, черт его подери? Но ты никогда ничего не найдешь и пока ты ищешь, ты это знаешь.

Сегодня поддавшись общественной меланхолии едва раскрыв слипающиеся глаза, я стала ностальгически шмыгать носом и вспоминать себя лет в 13. Вспомнила того незнакомца, первый затяжки бычками, первые литры выпитого пива, первые деньги данные мне за владение моим телом. Травка, кальян, бурбуляторы, спиды. Как на вписках разрисовывали туалеты и прикручивали к батарее Лилю. Как балонами красили друг другу патлы в зеленый, как неделями бомжевали. Как меня зажимали в грязных туалетах. Как завязывали руки жгутами, убегали от охраны, и как докатились зайцами на электричках сегодняшней жизни.  

Лиля, читает Ремарка, Шекспира, слушает Шуберта. Она хорошая способная на долгие отношения, очень коммуникабельная, утром собирается за 10 минут и не требует кофе и душа. Она болеет циститом и пьет так искренне, что я начинаю ее любить. Когда она на «работе», то отдается этому сама, ее губы пропахли сигаретами и минетом, а грудь ее давно уже одрябла, как и задница, она вульгарно и отчаянно смеется над самой собой и своей порванной, ядрено-желтой юбкой из секонд хэнда, когда выходит из очередного авто, очередного клиента. А еще влюбленный и набожно не трахающийся Валерик. Я знала его лет с 5. От него всегда пахнет кофе, это хоть как то отбивает тот мерзкий запах секса, витающий у нас в комнате. У него бархатистая кожа, и ему всего восемнадцать.   Он был воспитан Богом, но его мать была распутной женщиной, поэтому ему тяжело с нами жить. Она угощает людей чаем, живет со мной и Лили в самой странной в мире квартире и ценит романтику с пустыми карманами. Это человек неизменно находящийся в хорошем настроении, и умеющий ко всему относится с несокрушимым позитивном. Как будто это его принцип - смейся первым всем проблемам в лицо. Меня поражает  умение Валерика расставаться с комплексами, его харизма, его непреодолимое желание жить и быть счастливым. Как то, Валерику до смерти захотелось пирога с можжевеловой водкой, после чего он решил, что счастлив. Но его не любили в школе, потому что он знал все правила и формулы. Поэтому в его глазах есть слезы. Глаза такие глубоко черные, туда умещается  целая вселенная. А вот с моей вселенной творится какая-то неведомая дрянь.  

Дело в том, что моя жизнь, как мне кажется - пустая железная коробка. Ее наполняет вся та чепуха, которую я в нее складываю. Ничего серьезного и по-настоящему нужного. Оригами из бумаги, жалкие рисуночки на стенах, глиняные горшки и кошка, немножко людей. Одинаковых и разных.

Я не люблю свой город. Тут невыносимо и пахнет сыростью. Уехать бы, от этой грязи, бедности, и чрезмерной похоти. Скорее, и как можно дальше. Я вообще не люблю эту страну. Она вся - скопление грязи, свернутый комочек прожеванной бумаги.   Как и моя жизнь. Бедный жалкий городок, в котором по улицам вместо рабочих клерков хотят проститутки, здесь за наркотики отрезают руки. Глубинка, мертвая и еще пугающие бабушки, с гнилыми деснами. Избегать Москвы. Там всегда холодно и тесно. Странное сочетание. Быть сжатым между двумя мерзнущими злыми и колючими людьми в пуховиках в метро. Повсюду грязь, услужливый город. Пожелтевшие лица. Небо грязно-синее, совсем без облаков и солнце нагревает асфальт так, что становится гадко от привкуса пыли во рту. Я ненавижу нашу провинциальную глубинку. У нас никто не говорит на родном языке и все ложатся под вышестоящие органы. Я ненавижу людей которые живут тут, ненавижу людей которые зарабатывают большие деньги. Ничего прекраснее просто нет.

В моем доме – две двери. Одна вход, другая выход. По другому никак. Во вход не выйти; с выхода не зайти. Так уж устроено. Люди входят ко мне через вход – и уходят через выход. Существует много способов зайти, как и много способов выйти. Но уходят все. Кто-то ушел, чтобы попробовать новое, кто-то – чтобы не тратить время. Кто-то умер. Не остался – никто.