Нежная гибель

Небо было чистым и ясным.

-Грязные, мерзкие, отвратительные, сатанинские шлюхи! Чтоб вас всех проклял Бог и сослал в ад, чтоб вы... – голос юноши, сидевшего на автобусной остановке, затих, когда две девушки прошли мимо него.

Он хотел высказать все это в лицо обеим распутным девкам, но понимал, что это идет вразрез с принципами монаха – стези, которую он выбрал для себя на всю оставшуюся жизнь. Хотя шалавы и заслуживали каждого слова, которое он мог бы сказать или подумать. Одна была высокой, ростом со среднего мужчину; ярко подведенные синим цветом глаза, вызывающе-алая помада на губах, излишек румяны на щеках и тусклые от краски волосы. Её одежда была не менее отвратительна, чем макияж: облегающая майка слишком четко вырисовывала маленькую обвисшую грудь без лифчика, а короткие шорты открывали длинные кривые ноги, к тому же чрезмерно худые. Она была пятном уродства, плевком на лике Господа! А вторая? Тот же избыток косметики на лице; рыхлая кожа красноватого оттенка, демонстрировавшая бурную алкогольную жизнь девушки. Свисавшее из под майки пузо и мини-юбка, выставляющая на показ уродливые жирные ляжки, дополняли картину. Парочка прошла мимо, покачивая бедрами и стреляя глазками в его сторону. Он видел в глазах тощей порок, страсть, заставлявшую её облизывать языком губы, когда их взгляды пересекались. Голод терзал грешницу, и она не собиралась бороться с ним! Юноша сжал кулаки в карманах брюк: ненависть к греху готовилась выплеснуться, но он не должен быть давать ей воли. «Я монах! » - твердил он про себя, находя в этих словах успокоение и внутреннюю силу.

Однако голод был и в нем. Он чувствовал, как при мысли об их качающихся из стороны в сторону бедрах, его внутренний червь пробуждался, заставляя увеличиваться в размерах червя наружного, и набухать мешочек мерзости под ним. Суккубы приходили к нему во снах, мучили и истязали пыткой сладострастия, и до сих пор они одерживали победы раз в пару недель. Он называл это «истощением порока», ночи, когда суккубы добивались своего. Чувство омерзения, страха и презрения к самому себе овладевали им, когда он обнаруживал следы их пребывания утром. Мать всегда била его за это, крича, что выбьет когда-нибудь эту мерзкую сущность греха из него. Она рассказывала, что отец был тоже одержим, но не сопротивлялся греху – напротив, он принимал его как дар. Наслаждался! Мать была абсолютно права, когда рассталась с этим падшим человеком. Тим никогда не жалел о потери отца.

Но что бы ни делала мать, и как бы неистово не молился Тим, суккубы все равно возвращался за реваншем; им было нужно его семя, чтобы плодить новых демонов. Обычно, они являлись в образе стройных девиц с большой упругой грудью и сильными, развитыми ногами. Они бесстыдно смеялись над ним, обнаженным, как и они, но практически беспомощным. Руки плохо слушались его, и ему приходилось бессильно наблюдать, как суккубы касаются его торжествующего победу змея кожей рук и груди. Он помнил это ощущение; в детстве, лет до десяти, мать купала его сама, пока не посчитала его достаточно взрослым и самостоятельным для такого занятия в одиночку. Она объясняла ему все несовершенство мужского тела и отвратительность его нижней части, сохранившей в себе следы греха Адама. И так получилось, что во время одной из бесед, его маленький змей зашевелился, словно вылупился из кокона, в котором спал долгое время, и возжелал попробовать мир вокруг. И его рука поддалась желанию змея: Тим схватил свою мать за грудь, постаравшись ладонью охватить как можно больше кожи. Лифчик соскользнул, обнажив  её крупный сосок, и мать застыла с перекошенным в ужасе ртом. Сильная затрещина отбросила мальчика через пару секунд, и мать вылетела из ванной, рыдая и молясь Богу на ходу. Но сделанного было не вернуть; Тим запомнил это ощущение на всю жизнь. Вернее, змей внутри него заставил сохранить воспоминание о нежности кожи под его рукой, и о восхитительной упругости груди, особенно соска, упиравшегося в его ладошку.

Юноша вынул кулак из кармана и закусил кожу на нем – сильно, до крови. Дьяволицы касались его своими грудями по ночам, ласкали его кожу в срамных местах – а теперь он еще и мать вспоминает с вожделением. Мерзкий, поганый ублюдок! Хорошо, что шлюхи ушли дальше, не задержавшись у остановки. Тим боялся, что в нынешнем состоянии он был бы неспособен сдержать праведный гнев. Почему такие мерзости могут свободно разгуливать под светом Господа, не умирая от осознания собственного убожества и ничтожности их желаний?

Остановись, подумал он. Все девушки вокруг казались ему мерзкими; все женщины были греховны и от того – отвратительны, кроме его матери. Мать всегда поступала по совести и закону Божьему, и она была чиста. Единственное, что смущало её и заставляло печалиться Тима, был тот факт, что для его появления на свет ей и отцу пришлось согрешить. Они поддались грязному желанию, и тем самым дали жизнь еще одному дитя Божьему. Суть этого ускользала от юноши. Почему он, и все дети в мире, были вынуждены рождаться во грехе? Почему Бог не освободил мужчину и женщину от этой страшной обязанности – грешить, чтобы продолжить род? И чем больше Тим размышлял об этом, тем ближе – он чувствовал это! – подбирался к решению загадки. Будоражащее ощущение экстаза подступало к его душе, грозя нахлынуть бурным потоком. Так случалось каждый раз, когда он приближался к осознанию мудрости Бога. И именно ради этого, необходимо было...

-Время не подскажете?

Тим моргнул и встрепенулся. Свет, нараставший в глубине его сознания и нашептывавший слова успокоения, поблек, а потом и вовсе исчез, оставив горькое ощущение разочарования. А тем временем пальцы левой руки постукивали по запястью правой, служа дополнением к вербальной просьбе. Юноша, ворча себе под нос,   посмотрел часы.

-Без пяти минут двенадцать.

-Спасибо! – ответил приятный женский голос.

Волосы встали дыбом на затылке у Тима, когда он понял, что пальцы на руках у вопрошавшего были покрашены ядовито-зеленым лаком. Еще одна развратная девка, и так близко! Прищурив глаза, Тим стал рассматривать девушку, решив встретить порок лицом к лицу и победить его.

Как всегда, он приступил к осмотру с самого низа, тем самым снижая риск быть застигнутым врасплох и пристыженным. И первое, что бросилось ему в глаза – красота ног незнакомки. Ногти были аккуратно подстрижены и были обычного для ногтей цвета, без следов лака. Шлюхи любили мазать ногти на пальцах ног разными цветами, думая, что этим украшают себя. Впрочем, откуда у этих уродин могло быть чувство вкуса? Изящные лодыжки были заключены в голубые босоножки на высоком каблуке, высотой подчеркивавшие красоту её стройных длинных ног, а цветом - превосходный загар. Взгляд скользнул выше и уткнулся в мини-шорты черного цвета, прикрывавшие не больше одной трети бедра, и заканчивавшиеся ниже линии талии. Тим уцепился за эту деталь, как основание для вынесения приговора, но неожиданно ощутил смущение и... вожделение. Загорелые, стройные ноги с крепкими бедрами, подтянутый живот с аккуратным пупком, и небольшие шортики напоминали ему о запретных снах. Дьяволицы оголялись перед ним, демонстрируя свои мерзкие прелести – но он никогда не могу увидеть, что у них находилось между ног. Эта загадка сводила его с ума! Мать никогда не отвечала ему, лишь сжимая губы в узкую щель при любой попытке спросить её об этом. Учительница биологии также избегала рассказывать о строении... половых органов, краснея даже при упоминании их названий. Возможно, это и к лучшему. Пока он не видел главного вместилища греха – суккубы не могли обрести над ним полной власти. По крайней мере, он надеялся на это.

Ужаснувшись своим мыслям, он оторвал взгляд от прикрывавшей низ живота ткани и пошел выше. Гладкий и упругий живот пробуждал греховные мысли, но также говорил о воздержании в пище и физических нагрузках, что было похвально. В руках она сжимала сумочку синего цвета. Плотная хлопковая майка белого цвета начиналась на уровне нижних ребер, а заканчивалась...

«Боже, упаси мою душу! ». Маечка оказалась мини-топиком, небольшим кружком ткани, плотно обхватывавшим крупную и упругую грудь девушки, оставляя, однако, большую часть открытой. Кожа на ней была не менее загорелой, чем по всему телу, и влажно блестела в лучах солнца – что не удивляло в столь жаркий день. Капельки пота набухали на самой груди и чуть выше, соединяясь и стекая тонкими ниточками в узенькую ложбинку. «Я – монах! » - спасительная мантра, однако, не помешала крови прилить к голове, отзываясь громким стуком в висках. Внезапно, на улице стало еще жарче, чем прежде. Тим изо всех сил отгонял воспоминание о матери и её груди, одновременно скользя взглядом дальше. Тонкая шея привела его к худощавому лицу с резко очерченными скулами, немного раскосыми глазами зеленого цвета и аккуратным, чуть-чуть курносым носиком. Губы девушки были средней толщины, и на них не было помады, как не было и следов туши на ресницах. У незнакомки были средней длины рыжие волосы, опускавшиеся сзади чуть ниже линии подбородка.

Голос матери зазвучал в его ушах: «Все женщины с рыжими волосами – посланницы Сатаны, призванные совращать мужчин и превращать их в рабов греха. Не дай похотливым извращенкам осуществить их грязные эротические фантазии! ». Он вспомнил ядовито-зеленый лак на ногтях рук и удовлетворенно хмыкнул. Девушка была одной из падших женщин, и даже отсутствие косметики на лице не могло скрыть её натуры. Она бесстыдно выставляла свои прелести напоказ, отвращая любого мужчину от благих мыслей, заставляя делать шаг вниз по ступеням лестницы к вратам Рая. «Я – монах! И могу обуздать грех! » - с этой мыслью Тим стиснул челюсти и пристально посмотрел на грудь девушки, произнося про себя молитву. Змею не удастся взять верх, ни за что!

«Я сильнее греха! Я сильнее тьмы! Бог со мной! ». Боже, но почему сегодня так невыносимо жарко?

-Чертова деревня! Мало того, что нет никаких удобств, так еще и автобус здесь ходит шесть раз в день. Ждать полтора часа эту развалюху – уму непостижимо. Эй, ты куда это уставился?

Уловив в голосе гневные нотки, Тим поспешил поднять глаза на лицо девушки. Одна бровь была нахмурена, а вторая немного приподнята, рот при этом сжат в узкую полоску. Ну прям как у его матери.

И только тут он понял, что его борьба с грехом незаметно приняла иной окрас. Змей в брюках радостно приготовился к прыжку, а из уголка рта стекала струйка слюны. Он наслаждался зрелищем...

-Ни-и-икуда... – пропыхтел Тим, вытирая слюну и отводя взгляд в сторону. – А вместо того, чтобы ждать автобус, вы могли бы пойти пешком. До города не больше шести километров, быстрым шагом вы доберетесь до него раньше автобуса.

Девушка насмешливо фыркнула, и тут он вспомнил про её обувь. Даже три километра могли показаться адом в этих босоножках.

-Впрочем, посидеть здесь и подождать автобуса может быть более разумно, - смущенно добавил Тим.

Девушка еще раз фыркнула – на этот раз скептически – и присела рядом с ним на скамейке. Будущий монах поспешил отодвинуться подальше, ощутив её горячее тело вблизи и легкий мускусный аромат. Незнакомка повернулась к нему и насмешливо скривила губы:

-У меня нет блох или вшей, и я не кусаюсь. Можешь не пугаться, - пропела она и ощерилась белозубой улыбкой.

Тим повернулся к ней и, глядя в лицо, прорычал:

-Я не боюсь исчадий Ада. Твои порочные прелести не смогут совратить меня с пути истинного!

Девушка оценивающе осмотрела его с ног до головы, вытаскивая сигарету из сумочки:

-Знаешь, это звучало бы гораздо убедительней, если бы ты не пялился на мои сиськи таким голодным взглядом. Впрочем, - сказала она, сделав первую затяжку, - я не возражаю, смотри сколько влезет. Но тогда изволь обращаться повежливее, я не работаю проституткой и не заслуживаю таких слов в свой адрес.

Тим сжал кулаки, вдавив ногти в кожу до крови. Эта девка сводила на нет все его усилия по обузданию мерзости внутри; более того, он чувствовал, что её грудь заставляет что-то внутри него довольно мурчать. Но в одном она права: ему не следует быть таким агрессивным, ведь смирение – главная добродетель монаха.

Правда, он сомневался, что сможет выдержать общество этой падшей женщины в течение полутора часов.

-Итак, ты святоша, или состоишь в какой-то секте? – закинув ногу на ногу и пуская струйки дыма, спросила она.

-Я... собираюсь стать монахом.

В небе прогремел гром. Сидя на остановке и размышляя, Тим не заметил, как в небе собрались тучи – тяжелые, грозовые тучи. Для лета такая смена погоды была явлением привычным. Хотя удивляло, что жара ничуть не ослабла; или это его организм борется со злом,   повышая температуру тела?

-Вот как. Любопытно! И почему ты решил встать на путь отказа от мирской жизни, не попробовав её?

Тим приготовился к длинному и обстоятельному ответу, глядя прямо в глаза чертовке; но постановка вопроса смутила его. Что она подразумевает под «попробовать»? Он ведь жил мирской жизнью все время, и к двадцати годам был... искушен в ней? Но разве он когда-нибудь поддавался искусам? Юноша задумчиво пожевал губу и вздохнул, понимая, что не мог бы поддаться, даже если бы захотел. Каждый раз, когда ребята предлагали ему посмотреть «пикантные» видео, или выпить с ними пива – он слышал голос матери, читавший ему нотации по поводу грехов блуда и чревоугодия.

-Но... эээ... зачем мне пробовать грех?

-А как ты можешь бороться с тем, чего не знаешь? В чем ценность твоего духовного опыта, если ты никогда не сталкивался с грехом?

Снова раскаты грома, на этот раз – ближе. Тим понял: это Бог посылает ему испытание, хочет проверить своего верного слугу! Он повернулся, чтобы резко ответить девушке, но тут по его спине ударили первые капли. Остановку уже много лет не ремонтировали, и задняя стенка, недавно срезанная какими-то хулиганами, по-прежнему отсутствовала. От косых струй дождя здесь не спастись. Девушка ощупала свою спину:

-Неужели...

И тот дождь полил во всю силу. Мощные струи ударили по молодым людям, мгновенно намочив их одежду. Юноша встал, осознавая, что спрятаться от воды негде. Незнакомка взвизгнула, подпрыгнув и прижимая к груди сумочку. Однако попытка найти точку под крышей, где её не доставали бы капли, окончилась провалом. Тим нерешительно помялся, раздумывая, чем бы ей помочь. Сердито смахнув прядь волос с лица, девушка сердито зарычала:

-Помоги мне уже, остолоп! В сумке телефон и деньги; если она промокнет, я потом не оберусь проблем.

Пожав плечами, он встал рядом с девушкой, телом закрывая её от капель. Она была грешницей, запущенной и, пожалуй, безнадежной – но сейчас, похожая на мокрого котенка, она будила в нем жалость. Подумав, он стянул с себя рубашку и аккуратно завернул в нее сумочку. Зеленые глаза смотрели на него с немым вопросом; прокашлявшись, он пояснил, что рубашка достаточно плотная и может послужить защитой для сумочки. Девушка задумчиво протянула:

-Я сомневаюсь, что это было необходимо, но... Все равно спасибо. Ты не такой уж и засранец, как показалось вначале, - она вздохнула и с улыбкой пожала плечами.

Намокший топик не выдержал такого испытания, и полоска ткани сползла на живот, открыв взору монаха довольно крупную и упругую грудь с небольшими, аккуратными сосками. Тим застыл с раскрытым от удивления ртом, чувствуя одновременно ужас – и неземной восторг. Голос матери в голове лепетал что-то о греховных прелестях, но звучал он тихо и неразборчиво, уступая восхищению красотой женской плоти. И все же принципы, вбитые в него годами, не могли быть уничтожены одним лишь взглядом на обнаженную женскую грудь. Он отодвинулся от чертовки, отводя взгляд от соблазнительного зрелища.

-Ну уж нет, монах! Так легко тебе от меня не отвертеться! – воскликнула она и вжалась в него своим мокрым телом, закидывая руки ему на шею.

Две горячие, плотные точки упирались в его грудную клетку, лишившуюся единственной защиты в виде рубашки. Сумочка была зажата между их животами. Девушка хихикнула, когда уперлось бедром в его срамное место, где змей с готовностью поднял голову, стремясь вырваться из брюк. «Боже, помоги мне» - подумал Тим и сделал единственное, что пришло ему в голову. Он поцеловал девушку. Вжавшись своим ртом в её, он позволил нежному язычку скользнуть внутрь и соприкоснуться с его языком. Где-то в глубине он рассчитывал шансы того, что их заметят. Осознание того, что остановка была в полукилометре от ближайших домов, а на улице лил жуткий дождь, успокоило его. Голос матери слаб в голове, уступая упоению от ласк прелестницы.

Маленькая ручка соскользнула с его шеи и поползла вниз, к застежке брюк. Неохотно, но Тим отстранил голову и взглянул в глаза девушке:

-Я... никогда не видел... там, внизу.

Грудь его прекрасной ведьмы вздымалась в такт частому дыханию, а зеленые глаза светились изнутри бешеной, животной страстью. Она прорычала, ухватив его за волосы и притянув для нового страстного поцелуя:

-Я знаю!

Её язык с силой ворвался внутрь, словно распрямившаяся пружина, и совершил оборот вокруг его языка. В это время её правая рука, пройдясь пальцами по его брюкам, сдвинулась в другую сторону. Скрип застежки, и девушка переступила с ноги на ногу. Мини-шортики оказались у нее в руке.

На этот раз она сама отстранилась от его лица и, взяв в руку сумочку, положила на нее сверху свои шортики. Тим часто и глубоко дышал, только сейчас понимая масштаб происходящего события. Девушка отложила сумку на скамейку, благо струи дождя изменили направление, и обеими руками надавила юноше на плечи, заставляя его присесть и оказаться лицом на одном уровне с треугольником рыжих волос. Сердце готово была выпрыгнуть из груди. Вот оно, вместилище греха! Он чувствовал его аромат – мускусный и немного солоноватый, влекущий его, чарующий... Томный голос, раздававшийся откуда-то издалека, прошептал ему: « Целуй», и, как и раньше, он впился ртом в скрытый за нежными волосками зев. Протяжные стоны, проникавшие сквозь сладкий туман в его голове, подсказали ему, что он все делает правильно. Его руки жадно ощупывали её тело, скользя по мокрой, восхитительно гладкой коже. Она слегка сжала его голову бедрами и схватила одну из рук, положив его ладонь себе на грудь. Вторая рука гладила её спину и ягодицы, наслаждаясь сладострастной дрожью её тела.

Он не знал, сколько времени простоял на коленях, ублажая нутро зверя, но в конце концов он услышал вскрик девушки – и почувствовал, как все её мышцы напряглись, пропуская импульс неземного восторга. За напряжением последовало расслабление и, бурно и глубоко дыша, девушка за волосы подняла его с колен. Пьяными, счастливыми глазами она смотрела в его глаза, шепча:

-А теперь – время познакомить наши тела ближе, - и её ручки расстегнули застежку брюк, выпуская на волю змея.

Гладкое, гибкое тело скользнуло в его объятия, и змей устремился к своей цели. Голос матери в голове всхлипнул в последний раз и пропал, когда Тим зарычал от переполнявшей его любви. Никогда до этого момента он не ощущал такой радости и чистой, светлой нежности, и лишь в соединении двух тел познал её – полностью, без остатка. Он осыпал грудь девушки поцелуями, в то время как их двигались в ритмичном танце любви. Она выгнула спину, тихо постанывая и закрыв глаза, а её ноги обхватили его бедра; она была в его власти.

Движения стали чаще, её тело с великой благодарностью принимало его ласки, и она выпрямила спину, чтобы смотреть ему в лицо. Светились ли его глаза такой же силой, как эти два зеленых моря? Он чувствовал, как его мысли смешиваются, теряя стройность, и внутри зарождается волна испепеляющего экстаза. Рев вырвался из его горла, и мир вокруг стал необычайно светлым. Он чувствовал потоки семени, исторгаемые его змеем, но теперь в этом не было мерзости. Да и какая мерзость могла быть в этом танце жизни, сделавшем их обоих счастливее, давая повод жить и радоваться миру вокруг!

Сладкая истома охватила его тело; он чувствовал себя неимоверно счастливым и немного пьяным. Пожалуй, если бы девушка не опустила ноги на землю, он упал бы вместе с ней. Улыбаясь, она нежно поцеловала его, слегка поддерживая ставшее непослушным тело юноши. Внезапно в его голову пришла мысль, смутившая его. Нерешительно помявшись и покраснев, он спросил, по-прежнему лаская её тело:

-Теперь я обязан взять тебя в жены?

Она звонко рассмеялась, запрокинув голову назад и позволяя ему в очередной раз насладиться видом её прекрасной шеи. Боже, как он мог ненавидеть её раньше?

-Насчет этого не беспокойся, у меня несколько иные взгляды на причины создания семьи и вступления в брак.

Ощущая себя полным дураком, он все же пролепетал, боясь её гнева:

-Но ведь у тебя теперь будут дети?

Нежно потрепав его по загривку, она прошептала на ухо:

-Об этом тоже не беспокойся. А на будущее – используй презервативы, - и она куснула его за ухо, слегка царапнув спину ногтями.

Странно, но он почувствовал облегчение от её слов. Можно сказать, он только что родился заново, и вряд ли был готов к созданию семьи прямо сейчас. Хотя если бы она захотела этого... Змей вновь поднял голову, готовясь к новой схватке. Но девушка отстранилась, улыбаясь:

-Ты хороший партнер, и я была бы рада еще парочке танцев. Однако дождь уже кончается, и скоро здесь будет автобус.

Он кивнул головой, подавая ей шортики и помогая одеть их. Это было еще одной возможностью прикоснуться к её прекрасному телу и ощутить его пьянящий аромат, он не мог упустить этого шанса. Одев её и одевшись сам, он бросил взгляд на деревню, проступившую из под завесы дождя.

-Ты все еще хочешь попасть в монастырь?

Он обернулся. Зеленые глаза смотрели на него с затаенным любопытством. Пожав плечами, Тим ответил:

-Больше в этом нет необходимости. Я ошибался, и монастырь не помог бы мне осознать свою ошибку. Ты была права.

Она понимающе улыбнулась, и в мире стало чуточку светлее. Вдалеке был слышен шум приближающегося автобуса, и Тима вдруг осенило.

-Ты так и не сказала, как тебя зовут? И... смогу ли я встретиться с тобой еще раз?

Отступая к подъезжавшему автобусу, девушка ответила ему:

-Возможно, никогда не  следует загадывать заранее, с кем и когда сведет судьба. А мое имя... зови меня Лилит. Это позволит тебе всегда помнить о дне, когда ты стал мужчиной. И обо мне.

Лилит вскочила на подножку автобуса и юркнула внутрь. Тим пожал плечами. «Лилит, так Лилит». Немного символичности еще никому не мешала. Вздохнув, он уверенным шагом двинулся обратно, намереваясь навсегда изменить свою жизнь.

***

Девушка присела на единственное свободное место рядом с окошком. Её сосед, читавший газету, охотно подвинулся, пропуская Лилит к креслу. Она интересом выглянула на улицу, наблюдая за парнем. Раньше его лицо была кривым от переполнявшей его ненависти и отвращения ко всему живому, а теперь... он словно светился изнутри. Уверенной походкой юноша направился домой, и девушка задумчиво улыбнулась. Ей всегда нравилось наблюдать за этим переходом, и юный монах был особенно интересен. Сзади раздалось шуршание газеты, и тихий голос прошептал:

-Хорошая работа, Лилит. Меня уже утомили святоши, переполненные гордыни и ненависти, и недоумевающие, почему их сослали ко мне, а не наверх.

Лилит обернулась, чтобы встретиться взглядом с никогда не улыбающимися глазами.

-Я ведь лучшая, забыл?

Автобус тихо ехал вперед, унося смеющуюся парочку вдаль. И на небе не было ни единой тучки