Маньяк. История одного писателя. 1 aka Гей истории

Ольга.

Там дождь. Он такой густой и влажный, он кончает на стекло прозрачными каплями и заглушает шумом шепот. Дождь сминает листья на деревьях, выбивает сочными ударами из них всхлипы и пригибает к влекущей земле.

- Глубже, глубже...

Ветки впиваются в почву, заходят в нее, разрывая влажную плоть.

От этой строчки до той, как ты это всегда делаешь. Проводишь буквами прямо между ног. Задеваешь соски смыслом фраз. И вставляешь так глубоко. Мой любимый писатель. Писатель, который обволакивает своим текстом, оплетает им. Идеальный. Почти несбыточный. Такой мужественный. Хочется покориться его власти книг. Хочется думать его красивыми словами. Говорить ими. Они такие прекрасные и беспощадные, какие говорят только любимым. Любимым до безумия, до сладкого замирания под ребрами. Так же ты и ласкаешь наверно. Долго. Уверенно и нежно, сильно. Изводя прикосновениями как словами. Прекрасный во всем.

Бумажные самолеты, из тетрадных листков, сорванные вместе с трусиками и прижатые к самой полуночи этих суток любовью. Моей любовью к писателю.

Меня только недавно взяли в штат издательства одного журнала. И все было так непонятно, так сложно. Слишком быстро. Не так глянцево, как хотелось бы. Неприветливо и недобро. Голодно от диет. Зло от этого. Матерно. Прокурено. С обсуждением туши и блох в чужих головах за спинами коллег.

Ника хрустит хлебцем из цельных злаков. Откусывает отбеленными зубами и запивает соком сельдерея. Наверно все это по вкусу как жмых. Как в том фильме. Нечего одеть и совершенно невозможно есть, потому что все так дотошно следят за собой. Трудно. Дискомфортно. Садишься после обеда за свой стол и трешь виски над редакцией. Муторно. Слишком быстро. Кирилл бы сравнил это с анальным сексом. Сухим по Сорокину.

Но.

Но это все перестало быть важным, когда я узнала, что он теперь тоже работает там. Это так обрушилось. Как лавиной из сухого молока. Накрыв сладостью, засыпав глаза и уши. И оборвав сердце. Он в живую. Лайф выступление онлайн. В одном здании со мной. В одном штате работников. Я так нелепо в него врезалась в коридоре. Он ниже, чем я думала. И усталый. И я ему больно заехала папкой с бумагой по животу. От этого хочется улыбаться. Давно уже читала его статьи и заметки. Водила между строчек взглядом, заучивая наизусть. Вписывая фразы и абзацы в память. Представляя, как он это все говорит. Как он живет. Конечно, Кирилла никогда не застать, но есть его кабинет. Можно войти туда, попросив ключ на вахте, как бы что то вроде бумаги для принтера ему нужно отнести. И остаться наедине с его комнатой, сесть в его кресло. Погладить пальцами подлокотники и клавиатуру. Провести босой ногой по полу и полежать на его диване, представляя себя с ним, как он снимает губами с плеч лямки шелкового платья и лежать там, гладя себя по груди, потом как всегда спохватится, сбивающимся голосом ответить на звонок Андрея, оправдывая себя перед собой, что это не одержимость. Это просто фантазии. Как о Бреде Питте.

Мой вздох и зажмуриваюсь, ловя губами воздух.

Андрей. Милый зайка. Жених. Большой и спокойный. С такими добрыми глазами. Сильный. Серьезный в работе. Я люблю его. Все, не думать, не думать, не думать. С ним хорошо. С ним семья. С ним надежно и уверенно. Всегда нужно выбирать. Проще быть с ним а не добиваться недоступного тебя. Наверняка холодного. С головой в работе и попробовавшего в жизни все. Тебя не завоевать. Не подступиться ближе, чем на тычек папки с бумагой в живот. Как к звезде. Не выделится среди толпы одинаковых и таких многочисленных поклонников, от которых ты явно устал.

Хотя может с тобой это не так? Может как то по другому? Может ты внимательный и любящий без оглядки? Ценящий? И в пальцы так удобно ложатся твои скулы и густота шелка волнистых волос, пахнущих кондиционером. И можно водить по телу как по карте земли, с холмами и долинами. Такими долгими, такими.. и быть самой нужной? Самой верной и ждущей? Той самой.

Андрюша. Его хриплый стон в подушку у моего плеча, что бы мама не услышала в соседней комнате. Он надо мной, большой и потный. Влажный от этого дождя. От этого ливня. Он никогда не зальет меня приятным горячим там, пока не до детей. Мне волосы мешают. Подстригусь. А он их целует и под нами скрипит диван. Надо тише.. Но она слышит. Вечно все слышит. И не спит. Так жарко под одеялом, но это приглушает стыдные естественные звуки.

С тобой так бы не пришлось. С тобой можно все. Так как в твоих романах.

Я выгибаюсь, обнимая его шею, как твою, и так нельзя, пытаюсь посмотреть в глаза но темно, черно, только блестящие страшные капли на лице. Душно. Целует мои пальцы. Я вздыхаю, мучаясь от призрачного ощущения, что чего то не хватает. Чего то там. Где же это.

- Оленька, малышка моя, что ты, где ты?

Я не могу ответить, стону и мешаются волосы. Я думаю о тебе. Сплю с ним и думаю, как бы это было с тобой. Вы чем то похожи. Я навязываю себе мысль что вы чем то похожи. Фигурой, губами. Я смотрю на него в душе, с утра, спиной ко мне и думаю что это ты. Я глажу его брюки и трогаю их пальцами, как будто твои. Готовлю как тебе. Сплю с ним как с тобой.

Господи, нет! Слезы выступают на глазах. Так нельзя. У меня есть мужчина. С ним хорошо. Просто и хорошо. Скоро свадьба, возьмем ипотеку, купим машину, и все у нас будет хорошо. Но не так как с тобой. С тобой это было бы не просто хорошо, это было бы прекрасно.

За окном раскат грома, нас ослепляет молнией, и я вижу над собой тебя, вскрикивая и просыпаясь.

Бомба. Такая тикающая штука в животе. Она распирает и не стоит на месте. Почему то перекатывается. Ее толкает звуком в стороны, расшатывая меня. Вырываясь через кожу и платье и вот вот взорвется во всем теле. В голове. Она давит изнутри на глаза. Я еле дышу. Потому что у бара стоит он. Стараюсь не думать о предложениях с пустым словом безнадежной идиотки : «может? ». Глупые надежды. Отворачиваюсь к меню, ища глазами в алкогольной карте то же, что и пьет он. Такого, кажется, нет. Индивидуальный заказ? В нем все такое уникальное. Упираюсь ногтями в ладонь до отпечатков на коже. Зверски пафосный клуб, куда мы отправились всем отделом. День рождения с сотрудниками - повод напиться и сказать, наконец, то, каждому, что ты о нем думаешь. Сказать ему? Набираю полную грудь душного сладковатого воздуха и закашливаюсь. Пульсация оглушающих басов, такая, что приходится перекрикивать, бьет по ушам и задевает тлеющий фитиль подрывной установки внутри. Я извиняюсь, хотя никто не слышит, и встаю из - за стола. Продираюсь сквозь движущуюся в торчковом угаре толпу, закусывая губы от обиды. От горечи и этого дикого одиночества тела. От непонимания, что со мной происходит. Через брызги красок танцовщиц гоу гоу и засыпающее глаза конфетти. Больно толкают локтем в бок и я останавливаюсь, оборачиваясь и злясь, чуть ли не плача. Мне хочется кинуться на того кто это сделал и повыдирать волосы. Покусать, порвать, наорать матом. Кричать, кричать, кричать от бессилия и безысходности. Но уже не понятно кто это был и я поворачиваюсь, что бы свалить отсюда, домой, к маме, к Андрею, который был против этого мероприятия и конечно же был прав, но встречаюсь взглядом с ним.

Этот взгляд – мир с погасшими фонарями. Чистая ночь. Опасный Бангкок. Кирилл стремительно подходит ко мне и смотрит в мои глаза, чуть сверху, поедая, порабощая своей близостью. Берет за руку и тянет меня куда - то. Бомба трескается по краям. У меня не гнутся ноги на неудобных Надиных каблуках. Я вдруг думаю, что не танцевала именно из - за них. Так просто. Да. Надо было разуться. Какие - то глупые мысли, как будто мозг перегрелся и был поставлен на более бережный режим. Никак не могу прийти в себя и понимаю, что происходит, только когда он захлопывает дверцу кабинки туалета и, запирая ее, прижимает меня к стене, горячими ладонями проводя по моим бедрам вверх, задирая платье, и касается губами шеи. У меня все сводит от этого, бомба вздрагивает и разрывается вместе с моим стоном, вместе с его рукой, стаскивающей с меня тонкое сиреневое кружево белья. Я задыхаюсь от страсти и упираюсь плечами и затылком в стенку когда он поднимает меня, закидывая мои ноги на свою талию и, лаская губами грудь трогает совсем не там где обычно Андрей, сажая меня на свои красивые пальцы и заставляя окончательно терять рассудок, забывая обо всем.