Пепел на сердце

Отрывок из продолжения повести "Снег на глазах его". Ищите в сети.

------------------------------------

Это был сон. Очередной странный сон. На этот раз хотя бы не кошмар. Я смутно понимал, что нахожусь в какой-то палате. Если болен, то в больнице же, правильно? Но вот что отчётливо помнил, то прикосновения и голос. Чуть рычащий, добрый мужской голос того, кто прикасался ко мне… Дискомфорт снова накатил, уже второй раз за день. Какой-то доктор час назад жизнерадостно сообщил мне, что я родился во второй раз. И снова в свой день варенья. Значит, на дворе 1 мая. А ведь всё случилось в ноябре. Но что именно случилось? В голове царила каша из каких-то обрывков, образов, чьих-то слов. А в окна палаты лился солнечный свет. Санитар что-то говорит. Я прислушался и уловил конец фразы:

- …тут родителей вызвали. Ты уж постарайся их не пугать своим отсутствием в голове, спящий красавец. Договорились?

Мужчина, говоривший мне этот бред, выглядел довольно интересно. Ростом повыше меня, очень такой спортивный, судя по тому, как на нём сидел белый халат. Стриженые чёрные волосы с нетронутой чёлкой, спадающей на хитрый кавказский нос. Густые брови, ямочка на квадратном подбородке. Правда, общему впечатлению мешала общая побитость лица. Судя по всему, дядька плотно занимался боксом. Или даже сейчас занимается. И тут я подрастерял свои скудные мысли. Потому что увидел его глаза. А в них какое-то странное выражение, заставившее задрожать всё нутро. Так не смотрят на чужих людей. Чего ему от меня надо?! Я хотел ляпнуть что-нибудь эдакое и сразу понял, что переоценил своё состояние. Санитар нахмурился и сказал, зачем-то подоткнув под меня край одеяла:

- Не болтай. Тебе пока даже сопеть лишний раз трудно будет. Ничего, пацан, всё путём.

И улыбнулся. Отчего на меня напал ступор. Столько нежности было в карих глазах кавказца. Даже родители никогда так на меня не смотрели. Санитар вдруг резко отвернулся и вышел из палаты, словно увидел нечто неприятное. Естественно, что он мог увидеть? Только бледную немочь в виде меня. Стало даже как-то обидно. А спустя пару минут в палату осторожно вошли батя с мамой. Вот уж трындец полный. Папа уставился на меня так, словно увидел в первый раз. А мама вдруг разревелась чуть ли не в полный голос, чуть не легла на меня и принялась тискать. Проверяла, что ли, всё ли на месте? Не понятно. А потом они выдали новость. Как это – полтора года?! Мне девятнадцать лет? Вопрос о школе завял на корню. А я понял, что впадаю в ступор. Родители засуетились, появился доктор и технично выдворил их из палаты, настраивая на визит уже завтра. Потом словно провал в реальности.

Разбудил меня всё тот же санитар. Он жизнерадостно сунул мне под нос стакан с какой-то мерзостью и сказал:

- Твой любимый коктейль, парень. Взбодрись.

А ведь у него знакомый голос. Чуть рыкающий и… Я уставился на кавказца, как камбала на рыбака, выдернувшего её из родной стихии. Этот голос. О, господи, это же он, обладатель тех рук, прикосновения которых иногда проникали в мой сон. Я почувствовал тепло на щеках и отвернулся, пряча глаза. Какой стыд. Значит, меня мыл именно этот мужик. Отпад и полный сибирский пушной зверь. А санитар не смутился ни на грош. Он сноровисто просунул сильную руку мне под голову, приподнял и поднёс к моим губам давешний стакан, приговаривая:

-Чего смутился, дорогой? Ты мальчик, я мальчик. Ничего нового я у тебя не видел, когда мыл. Веришь, нет? Ты пей давай. Там доктор полицию стережёт, чтобы до тебя не дорвались. Ты как, сможешь ещё пообщаться? А то мы их быстро спровадим. Опыт есть.

Вязкая прозрачная жидкость, горьковато-сладкая на вкус, потекла в гортань, заставляя глотать на рефлексах. Обалдеть, даже попить нормально не могу. Но ничего, справился. Стакан опустился на тумбочку слева от меня, а санитар бережно поправил подо мной подушку и уложил меня назад. Уже ускользая, его пальцы на долю мгновения задержались на шее. Дядька почему-то вздохнул, а потом бодро заговорил вновь:

- Меня Тимур зовут, если что. А если ты глянешь направо, увидишь своих соседей по палате.

Я уронил голову на бок, к тумбочке. Оказывается, кроме моей кровати, которая стояла возле самой двери, в комнате были ещё два лежака. Оба моих соседа вольготно расположились у зарешеченного окна. Долговязый дядька лет сорока ерошил свои лохматые тёмно-русые волосы и что-то бормотал себе под нос, внимательно разглядывая что-то на улице. Второй, полненький коротышка с не менее лохматой головой пегой раскраски, смотрел на стену палаты с видом Вольфа Мессинга. У меня вырвался смешок – гипнотизировать стену занятие то ещё. А Тимур продолжал говорить:

- Длинного зовут Вадик. Он тут по совместительству ассенизатор-миллионер. А гипнотизёра зовут Максим Иванович. Он только на уважение откликается.

Коротышка вдруг подорвался с кровати и хлопнул ладонями по стене, после чего довольно вздохнул и сказал на удивление густым басом:

- О как! Одним меньше. Чебурашка будет доволен.

Я слегка обалдел и вопросительно уставился на санитара. Тот улыбнулся во все тридцать два и пояснил:

- Крокодилов ловит. Они же прямые конкуренты крокодилу Гене. Не хочет, чтобы они подсидели лучшего друга детей на его работе в зоопарке.

Видать, что-то такое отразилось в моих глазах, раз Тимур поспешил добавить:

- Они не буйные, Кешка. Всё нормально. А как ты хотел? Это же не просто больница. Это психоневрологический диспансер. Так что не переживай. Прорвёмся.

Вот уж подобных утешений мне только не хватало. Я в психушке, оказывается. А кавказец бодро тряханул меня за плечо:

- Эй! Не спать! Так ты готов ещё к одному визиту? Там следаки рвутся с тобой поговорить.

Я кивнул, обдумывая про себя возможность узнать что-нибудь про то, что случилось полтора года назад. Такой интерес копов говорил о многом. Тимур тем временем вышел из палаты и почти сразу вернулся в сопровождении давешнего доктора и двух типов при погонах. Один из них был мне смутно знаком. Вроде бы даже имя где-то на задворках памяти замаячило. Впрочем, он меня опередил и представился, помахав перед носом корочками:

- Егоров Степан Валерьевич, следователь следственного комитета. Как вы себя чувствуете, Иннокентий?

Второй оказался нормальным копом из городского отдела МВД. Задав по паре вопросов и поняв, что хрен я на них отвечу (причём по независящим от меня причинам), следаки пообещали прийти в другой раз и свалили. Доктор с санитаром о чём-то пошушукались, и врач тоже исчез с горизонта. Зато Тимур и не подумал уходить. Взялся опекать меня по полной программе. В общем-то понятно, работа такая. Но вот почему мне становилось так тревожно, стоило ему исчезнуть из поля зрения?

На ужин снова достался стакан дикой смеси витаминов, глюкозы и всякой лечебной дряни. Потом Тимур ушёл, сославшись на работу. Типа у него весь этаж таких, как мои соседи по палате. Им тоже надо уделить внимание. А то напарник по смене уже материться начал. Минут через пять одиночества я закрыл глаза и попытался расслабиться. Но с каждой минутой становилось всё страшнее и беспокойней. Образовавшуюся пустоту начали заполнять странные панические мысли. Никогда не думал, что меня может так напугать тишина. И этот покой, окутавший палату в отсутствие санитара. А потом слух уловил тяжёлое дыхание где-то надо мной. Я распахнул глаза и увидел в полумраке вечера над собой силуэт. В голове толкнулась горячая кровь, вбивая в уши тот ГОЛОС…

"- Когда ангелы падают, больно самой земле. Вы знаете об этом? И каждое перо, выпавшее из ангельского крыла, режет мир до самой его сути. И чтобы сшить раны мира, не достаточно просто покаяться, что дал ангелу упасть с небес на землю. Не достаточно сшить нитью зияющие провалы, что кричат от гнева, увидев, наконец, это страшное небо…"

Дикий крик в глубине памяти заставил меня обмереть от ужаса. И уже другой голос заныл, запричитал где-то рядом, в нескольких месяцах назад, рукой подать.

"- Оймамабольномамабольнонетпроститеменямамане-е-е-е-ет…"

Чёрный нож заслонил весь мир своей острой гранью. И я закричал что было сил, понимая, что сейчас умру. Сильные руки тут же обхватили меня за плечи, сжали, прогоняя видение, в ухо толкнулся горячий шёпот:

- Всё хорошо, мальчик мой. Всё хорошо. Это было давно. Я рядом, здесь, с тобой, солнышко. Успокойся, Кешка.

Меня затрясло. Сквозь пелену слёз рядом со мной проступило лицо Тимура. Санитар всё шептал и шептал. А ужас растворялся в тепле его рук и дыхания, скользящего по моей коже. Что было сил я попытался вжаться в сильное тело санитара, отчётливо сознавая, что только он может защитить меня от чёрного ножа и страшных безумных слов. И как-то незаметно под речитатив кавказца кошмар сменился темнотой сна.