Мои женщины Ноябрь 1962 Первый среди равных. Первый раз в очко

Мои женщины. Ноябрь. 1962. Первый среди равных.

Александр Сергеевич Суворов (Александр Суворый)

Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.

Иллюстрации из открытой сети Интернет.

Продолжение: Мои женщины. Ноябрь. 1962. Фея-ракета.

Утром 8 ноября 1962 года я проснулся с горючим желанием немедленно приступить к изготовлению моей ракеты.

У меня ещё не растаял в памяти образ моей Феи красоты и страсти, которая насмешливым взглядом Вали Антиповой вопрошала меня: «Что ты можешь мне предложить? ».

Тогда, на демонстрации, я не знал, что мне ответить, но теперь я был уверен, что знаю ответ на этот мучительный для меня вопрос…

Утром после праздника папа долго не мог понять, что я от него хочу, а когда понял, застонал, упал головой в подушки и только к 11 часам дня сумел снова её поднять и начать со мной разговаривать.

За это время я уже детально знал, как буду делать мою ракету. Я перерисовал в свой альбом рисунок-чертёж моей будущей ракеты из журнала «Юный моделист-конструктор» и примерно уже знал, из чего я буду делать корпус ракеты, стабилизаторы, головной обтекатель и парашют. Я только не знал где я достану гильзу от охотничьего патрона.

Только в 12 часов дня папа наконец-то сумел понять мою горячую речь и рассказ о том, какую ракету я хочу сделать. Он с удивлением смотрел на меня, когда я прыгал вокруг него, показывал и тут же отнимал у него журнал и мой рисунок-чертёж будущей ракеты.

Когда он всё понял, то сделал счастливое лицо, сказал: «А-а-а! » и стал терпеливо объяснять, что мне нужно знать и уметь, прежде чем я начну делать мою ракету…

Я ничего не хотел знать и уметь «прежде чем». Я хотел сразу и сейчас, немедленно…

Моя настойчивость и поддержка мамы заставили отца приступить к делу.

Сначала он попытался вновь мне что-то объяснить. Потом он махнул рукой и просто стал показывать руками, начинать делать и помогать мне.

Перво-наперво он достал откуда-то из маминого шкафа в родительской спальне настоящий охотничий патрон 12-го калибра. При этом он сказал мне вполголоса, что «патрон ещё не стреляный» и что «с ним надо быть особо осторожным, чтобы он не взорвался».

Патрон нам понадобился, чтобы скатать и склеить из листа плотной бумаги трубку-болванку для изготовления корпуса будущей ракеты. Наружный диаметр этой плотной трубки-болванки должен был быть не больше диаметра охотничьего патрона.

Эту трубку-болванку мы скатали сначала из плотной обёрточной бумаги, склеили канцелярским клеем, а потом доводили её диаметр до нужного размера, наклеивая слои газетной бумаги. Эту трубку-болванку папа положил на батарею отопления для просушки.

Потом мы долго обсуждали с папой из чего и как мы будем делать стабилизаторы ракеты и крепёжные кольца с направляющими колечками. Я предлагал сделать стабилизаторы-крылья и кольца ракеты из плотной рисовальной бумаги, а папа – из жести консервных банок.

Я согласился, потому что в журнале было сказано то же самое. Однако мне было не по силам резать мамиными кухонными ножницами, которыми она отрезала плавники у рыбы, толстую жесть консервной банки. Эти пустые банки мама подарила нам из своих запасов.

Папа разрезал одну банку и вырезал из жести полоски для колец и стабилизаторы-крылья ракеты. К этому времени трубка-болванка высохла и мы скатали из листа рисовальной бумаги из альбома первый корпус нашей будущей ракеты.

Причём папа подсказал мне, чтобы я примерился, где будет то место, на котором можно и нужно что-то нарисовать или написать. Например, название нашей ракеты.

Действительно, часть бумаги ушла внутрь трубки корпуса, а часть оказалась снаружи. На листе заранее в этом месте можно было спокойно что-то нарисовать и написать. Так я и сделал, самостоятельно скатывая и склеивая третий корпус будущей ракеты.

На ракете я нарисовал три больших красных буквы, обведённых чёрным контуром – «ЮМК» и пионерский значок – красную звезду на фоне трёх жёлтых языков пламени, контур головы Ленина и надпись на ленте «Всегда готов! ». Получилось очень красиво.

Тем временем папа настроил свой паяльник и начал примеривать крепёжные кольца к корпусу ракеты.

Вот тут ещё раз пригодилась трубка-заготовка. Папа примеривал на корпусе ракеты кольца. Потом очерчивал карандашом линию, где нужно было припаять кончики полоски. Потом надевал кольцо на трубку-заготовку и осторожным и точным движением и капелькой припоя превращал полоску жести в настоящее плоское колечко.

У меня получилось спаять кольцо только после пятой попытки. У меня почему-то ужасно дымила бумажная трубка-заготовка. При этом упрямо двигалось и соскальзывало кольцо, не хотели смыкаться кончики полоски кольца, а также капал с жала паяльника припой. Однако и своё кольцо я тоже сделал…

Потом папа показал мне, как надо припаять к колечкам на трубке-болванке плоские лепестки жестяных стабилизаторов-крыльев нашей ракеты «ЮМК». Сначала я помогал ему тем, что придерживал вертикально стабилизаторы, а потом я уже паял, а папа держал последний стабилизатор.

Стабилизаторы-крылья были припаяны к колечкам по кругу и под углом друг к другу в 120 градусов. В результате получились настоящие и красивые, как цветок, ракетные стабилизаторы!

Я сбегал на кухню и показал маме эту конструкцию из двух колечек и трёх плоских крыльев-стабилизаторов. Мама сдержанно восхитилась и спросила: «Долго ли мы будем вонять по всей квартире канифолью? ».

Я решил не обижаться на маму, потому что знал, как она нетерпима к разного рода резким и необычным запахам. Это у неё от природы…

Потом мы сделали с папой несколько обтекателей. Один обтекатель из бумажного конуса с частыми лепестками (для приклеивания к корпусу ракеты). Другой – из большой пробки от шампанского. Этот обтекатель получился неровным и некрасивым. Третий – из куска деревянной ручки маминой швабры, который мы сначала с папой обстругали ножом, обработали напильником и шкуркой, а потом отрезали ножовкой по металлу.

Когда мы «тихо и незаметно» взяли мамину швабру, она ничего нам не сказала. Когда мы строгали и «шкурили» конец швабры она тоже ничего нам не говорила, но когда она услышала, что мы в большой комнате что-то пилим ножовкой, а потом увидела, от чего мы это отпиливаем, - она высказала нам всё, что думает «о праздничном дне 7 ноября», «единственном дне, когда она может отдохнуть» и «о горе-мастерах, которые вместо того, чтобы делать что-то путное и необходимое для дома, ломают уже сделанное и не им принадлежащее».

Мы это с папой смиренно выслушали, покивали головами, повздыхали, а потом оба виновато прильнули к маме и попытались всячески попросить у неё прощения.

Когда наши бурные ласки чуть-чуть смирили мамины брыкания и гнев, я взахлёб рассказал ей о том, что мы делаем…

- А на чём она полетит, ваша ракета? – спросила нас мама, пропустив мимо ушей все тонкости и технические подробности устройства и изготовления нашей ракеты.

- Это же модель! – сказал папа укоризненно и моргнул мне глазом. – Она же не настоящая.

- А-а-а, - сказала мама. – Ну, тогда заканчивайте, скоро будем обедать. Мне стол нужен.

- Да нам только осталось парашют сделать и всё, - сказал «невинно» папа. – Так, что давай-ка нам свои нитки, иголки и кусочек лёгкой материи на парашют.

- Какой ещё материи? - насторожилась мама. – Какой ещё парашют? Ты же сказал, что она не полетит?

- Я сказал, что она модель, - сказал веско папа, - А модель должна почти во всём соответствовать оригиналу. Материя нужна лёгкая и упругая – типа капрона.

Мама задумчиво посмотрела на рабочий «бардак» на большом круглом столе в нашей большой комнате, на корпус ракеты, на которой были написаны буквы «ЮМК» и нарисован пионерский значок, на наши грязные руки и чумазые возбуждённые лица, а потом сказала:

- Есть у меня старый капроновый платок, но он будет большим для такой маленькой ракеты. Достаточно будет четвёртой части.

С этими словами она принесла из родительской спальни шкатулку со своими швейными принадлежностями, свои портняжные ножницы, выцветший легчайший платок и сама разрезала его на четыре квадратных куска, обрезала немного углы, а потом пришила к каждому углу длинные белые нитки.

Теперь мы втроём делали наши ракеты.

Только одна из них была с нарисованными буквами и красивым деревянным обтекателем, но все имели настоящие парашюты.

Папа опробовал каждый из них, сильно дуя в трубку-корпус ракеты. Все парашюты выстреливались воздухом наружу и распускались, как настоящие, и корпуса ракет плавно опускались на пол из-под потолка, куда их поднимал папа, забираясь на табурет.

В таком положении нас всех застал мой брат, вернувшийся с улицы…

Он мгновенно включился в наше общее дело и тут же задал тот же вопрос, что и мама: «А на чём полетит наша ракета? Где мы достанем порох? ».

Папа сделал старшему сыну «страшные глаза», но было уже поздно…

- Какой ещё порох? – тревожно воскликнула мама. – Причём тут порох? Никакого пороха!

Мама тут же пошла на кухню и позвала за собой папу. Я молча и укоризненно посмотрел на брата и постучал себе по лбу указательным пальцем. Брат также молча легонько дал мне подзатыльник, и мы стали прислушиваться к тому, о чём говорили на кухне родители.

Вскоре мы начали лихорадочно убирать подальше и прятать наши корпуса ракет, обтекатели, парашюты, стабилизаторы, инструменты, клей, бумагу, паяльник и мусор, образовавшийся после нашей работы.

Когда сердитая мама стремительно вошла в большую комнату, на нашем круглом семейном столе уже ничего не было, только красовалась мамина вышитая цветами праздничная скатерть. Все следы нашего «преступления» исчезли.

Мы все дружно помогали маме накрывать праздничный стол. Также дружно мы пытались уговорить её «не мешать нам достроить наши ракеты и запустить их в небо».

- Что вы мне рассказываете всякую ерунду, - сердито сказала мама. – Я воевала и я офицер, хоть и медицинской службы. Порох взрывается и делает ужасные рваные раны и ожоги. Вы не видели эти раны и эти ожоги, а я видела. Поэтому нет и ещё раз нет!

- Да, - сказал сдержанно папа. – Порох взрывается в патронах и снарядах. Но в данном случае это не взрывной порох. В двигателе модели ракеты он быстро горит, потому что в нём есть специальные замедлители.

- Какие ещё замедлители?! – раздражённо и сердито воскликнула мама.

- Например, клей БФ-2, - спокойно и веско пояснил папа, намазывая на чёрный хлеб тонкий слой сливочного масла. – Слой пороха, капля-слой клея, слой пороха – капля-слой клея и так далее.

Папа показал маме на бутерброд с маслом и отправил его в рот…

- Да, но для этого нужно где-то достать порох, - сказала мама уже другим тоном и голосом. – Потом кто-то и где-то должен этот порох смешать с клеем, заполнить им гильзу от охотничьего патрона, укрепить сверху пыж.

Папа, мой брат и я изумлённо переглянулись…

- Ниночка, - сказал «елейным голосом» папа. – Я тебе ничего об охотничьем патроне и о пыже не говорил…

- Не одни вы разбираетесь в технике, - невозмутимо сказала нам мама. – Вы бы посмотрели, какие аппараты, оборудование и технологии используется в нашем медицинском деле!

Оставшееся время ужина и вечера прошло в приподнятом настроении. Общим решением было отложить ответственное дело изготовления ракетных двигателей для наших моделей ракет на завтрашнее утро.

Я, правда, пытался возражать, но мне все грозно сказали, что «это дело секретное», «о нем до поры до времени никто ничего не должен знать», и чтобы я «лучше подумал, как и чем будеи поджигать порох в ракетных двигателях».

Об этом я даже не думал и в журнале «ЮМК» об этом ничего не было написано…

Я впал в отчаяние…

Действительно, как можно было поджечь порох в охотничьем патроне, который почти взрывается или может запросто взорваться по-настоящему?

Папа молчал, читал газеты и смотрел телевизор. Мама снова встревожилась, её нельзя было беспокоить. Брат читал книгу своего любимого писателя-фантаста Александра Беляева «Голова профессора Доуэля».

Как же мне безопасно поджечь порох в ракетном двигателе?..

Я честно не приставал к родителям и к брату вплоть до самого позднего вечера. Только уже перед сном я виновато и чуть не плача, пришёл к отцу и спросил его об этом…

- Да очень просто, - заговорщицки сказал мне папа. – Мы подожжём порох электрическим запалом, который сделаем из лампочки для фонарика, батарейки и длинного куска телефонного провода.

- Спи, и ничего не бойся, - вкусно зевая, сказал мне на прощанье папа. – Завтра я тебе всё покажу и расскажу, как это сделать. Может быть, завтра сделаем пробный пуск одной из ракет…

Завтра! Как долго ещё до этого «завтра»!

Между прочим, завтра уже заканчиваются осенние каникулы и мне надо идти в школу…

С чем я приду?!

С этими отчаянными мыслями я уснул. Мне ничего не снилось, только острое желание быстрейшего течения времени…

В школе практически никто ничему не учился, потому что была пятница 9 ноября, впереди суббота и воскресенье. Учителя что-то говорили нам, а мы делились впечатлениями от демонстрации, от приёма в пионеры, от коротких осенних каникул и кратких каникулярных приключений.

Меня распирало желание рассказать о том, что мне подарили новый интереснейший журнал и о том, что я строю настоящую ракету, но я молчал, как «партизан на допросе»…

Сравнение себя с партизаном усилилось, потому что в школу неожиданно явился Сашка Кузнецов.

С момента его появления в классе что-то изменилось. Возникло какое-то напряжение, неловкость, затишье перед бурей.

Все ребята и девчонки были с пионерскими галстуками и значками, а Сашка Кузнецов – нет.

Он делал вид, что ему «всё равно», что его «это не касается», что он «проживёт спокойно и без значка и без галстука», но было видно, что его это даже очень «касается».

Сашка Кузнецов всегда ходил по школе в окружении своих «телохранителей» - Витьки Ряшина, у которого была кличка «Ряха» и других ребят из младших классов. Все они были «карьерные», то есть жили на окраине города, на территории, примыкающей к глиняному карьеру и рудоуправлению.

Оказалось, что Сашка Кузнецов по каким-то причинам начал учёбу в школе позже всех нас и по возрасту был на один год старше любого из нас в классе. Он был «переросток» и должен был учиться уже в четвёртом классе, а не в третьем.

Вот почему он считал нас «мелюзгой» и обижал всех, кто попадётся ему под руку.   Он никого не слушался. Он был сам по себе – высокий, стройный, независимый, нахальный, шаловливый, драчливый, находчивый, весёлый и почти уже совсем «взрослый».

Сашка Кузнецов не признавал никаких и ничьих авторитетов и на всё имел своё собственное и «единственно правильное» мнение.

Он даже на уроках отвечал учителям не так, как было написано в учебниках, а своими словами. При этом он не стеснялся в разговоре и даже в общении с учителями мог сказать бранное слово «по матушке».

Правда, на уроках физкультуры никто, кроме Сашки Кузнецова, быстрее не бегал, выше не прыгал, лучше не играл. На физкультуре он был «королём» и главным «бомбардиром» в игре в футбол.

Ещё лучше ему удавались уроки пения. Сашка Кузнецов обладал удивительно красивым голосом и умением петь песни. Только он не очень-то старался петь вместе с нами песни, которые мы разучивали хором вместе с учителем.

В хоре он только делал вид, что поёт вместе с нами «Взвейтесь кострами, синие ночи! Мы пионеры – дети рабочих», но зато он великолепно один пел песню «Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца». Он даже выступал с этой песней на школьном смотре художественной самодеятельности и занял второе место. Он очень гордился этой победой…

Это единственное, чем Сашка Кузнецов мог гордиться в школе. В остальном он был никудышным учеником и хулиганом…

Все неприятные и хулиганские приключения и происшествия в школе были связаны с ним.

Кто-то свалил все цветочные горшки с подоконников в школьном зале, они упали, раскололись, земля высыпалась, а растения и цветы поломались.

Кто-то скрутил бронзовые  или латунные краны в школьном туалете, и фонтаны воды залили эти помещения.

Кто-то открыл дверь в комнату пионервожатых и устроил там беспорядок и бедлам, переворошив всё. При этом на пионерские горны были натянуты какие-то странные полупрозрачные резиновые чехлы.

В школе был страшный скандал. Вскоре нашу молодую пионервожатую школы заменила другая пожилая строгая женщина в очках, из-за которых её прозвали сначала «очкастая», а потом из-за мстительного характера – «коброй».

Кто-то подрисовал ко всем рисункам на стенных газетах всех классов, висевших в школьном зале, непристойные рисунки и изображения – мальчикам торчащие писки, а девочкам – сиськи и письки.

Все возмущались, а Сашка Кузнецов только посмеивался и делал вид, что его это никак не касается…

Завуч школы, наша учительница - классный руководитель, другие учителя и новая очкастая пионервожатая «с ног сбились», выпытывая и расследуя эти происшествия.

Каждый раз, когда в школе что-то случалось, Сашку Кузнецова вызывали к завучу, а то и к директору и он возвращался, наполненный тайной, невозмутимый и нахальный.

Все девчонки в классе нервно посматривали на него, оглядывались, шептались, а то открыто говорили практически только о Сашке Кузнецове и о его «нахальстве». Он «приставал» к девчонкам…

Отношения между мальчиками и девочками в школе в 1962 году были простые и сложные.

Простые, потому что мы были сами простые, «низовские», советские ребята и девчонки, а сложные – потому что между мальчиками и девочками было какое-то негласное соревнование, игра-спор, состязание, близкое к вражде.

У девчонок свои игры и дела, у ребят – свои. Общими они становились только во время уроков, занятий, общих классных или общешкольных мероприятий. Однако во время этих мероприятий всё равно сохранялось некоторое различие между девчонками и мальчишками.

Особой дружбы между мальчиками и девочками в школе не было, но, правда, парни и девушки-старшеклассники, восьмиклассники и даже некоторые семиклассники дружили, гуляли или «ходили» друг с другом, как это называлось в нашей школе.

В нашем 3-«А» классе особой дружбы или «приставаний» ребят к девчонкам не было. Поэтому «шалости», которые позволял себе Сашка Кузнецов в отношении с девочками были неприятными, некрасивыми, «взрослыми» и хулиганскими.

Он не просто в шутку дёргал девочек за косички или распускал красивые белые банты в их причёсках, как мы. Он «хапал» их руками за попы, «за ляжки» и щиколотки.

Девчонки страшно пугались, визжали, кричали и плакали, пытались его ударить, а Сашка только смеялся и нарочно громко «ржал» на весь класс.

Однажды Сашка Кузнецов вздёрнул вверх подол школьного платья-формы проходящей мимо девочки и все в классе увидели её штанишки. Сашка, Ряха и его дружки, которые бесцеремонно пришли в наш класс «в гости», немедленно громко «заржали», а девочка убежала из класса и больше в этот день в школе не появлялась.

В другой раз Сашка Кузнецов засунул себе в штаны карандаш так, чтобы он торчал в том месте, где была его писка. Когда учительница вызвала его к доске он встал из-за парты и штаны у него впереди сильно оттопыривались. Учительница испуганно приказала ему сесть и больше его к доске не вызывала…

Особое удовольствие Сашке Кузнецову доставляли игры «в жопку к стенке» и «в саечку». Он подкарауливал ребят и девчонок и неожиданно наносил им удары ногой по попе. При этом он приговаривал: «Жопку к стенке».

Другим он подносил к подбородку сложенные в щепотку три пальца и ехидно спрашивал: «Саечку? ». Если мальчик или девочка не успевали ему ничего сказать или ответить, он ловко тремя пальцами снизу вверх обидно дёргал их за подбородок. Зазевавшийся смешно клацал зубами. Это называлось – «дать саечку».

Несколько раз попадался Сашке Кузнецову и я….

Я не знал, как ему противостоять и помешать, терялся, не знал, что говорить и делать. Я сильно страдал из-за этого. Особенно мне жалко было моих друзей по классу, маленьких ребят из других классов и наших девчонок.

Я говорил себе, что «я пионер» и что «мне нужно защитить моих друзей-пионеров от хулигана», но я не знал, как это сделать…

Завуч, наша учительница и очкастая пионервожатая пытались бороться с Сашкой Кузнецовым и такими же другими ребятами из старших классов.

В школе даже была развёрнута борьба за хорошие отношения между мальчиками и девочками. Для этого всем было указано: «провести классные собрания и собрания пионерских отрядов и комсомольских групп на тему уважительных отношений между мальчиками и девочками».

Первыми провели такое собрание в 8-«Б» классе, где учился мой брат. Он был самым горячим сторонником дружбы и уважительных отношений между ребятами и девчонками.

Дома теперь все разговоры и споры между ним и нашими родителями были только на тему отношений мальчиков и девочек, юношей и девушек…

Из этих шумных и весёлых разговоров и споров я узнал о «полах» (не полах, в смысле пола, по которому мы ходим, а о мужском и женском поле), о «женственности» и «мужественности», о разнице между мужскими и женскими манерами, стилем, поведением и поступками.

Особенно мне понравились рассуждения папы и мамы «о культуре общения с партнёрами противоположного пола в жизненных различных ситуациях и игровой деятельности». Они это рассказывали моему брату не только вообще, а на своих жизненных примерах.

Это было захватывающе интересно и весело, потому что папа всегда рассказывал свои истории с юмором и шутками, от которых мама смущалась и краснела...

Собрание на тему взаимоотношений между мальчиками и девочками прошло и у нас в 3-«А» классе.

Учительница сказала нам, что «желание девочек нравиться мальчикам, а желание мальчиков обратить на себя внимание девочек – это инстинктивные желания, дарованные нам нашими первобытными предками», что «это нормально и естественно».

- Неестественно, если мальчик непристойно «пристаёт» к девочке, грубо требует её внимания к себе, обижает её, нарушает общепринятые правила поведения в обществе, - сказала учительница.

- Чтобы привлечь внимание девочки, которая нравится, мальчику нужно проявлять себя достойно, по-мужски, стараться сделать ей приятное: поделиться интересной новостью, угостить конфетой, рассказать интересную историю, предложить вместе почитать книгу или приготовить уроки, поздравить её с праздником или днём её рождения, пригласить в кино или принять участие в игре, - продолжала горячо говорить учительница.

- Мальчиков обычно любят и ценят за настоящие мужские поступки, в которых окружающие видят честность, смелость,   силу, отвагу, заботу и желание защитить других, - нравоучительно сказала учительница и погладила ближайшего мальчика по головке.

- Причём, защищать девочек – это не значит с кем-нибудь обязательно драться, - сказала она. - Это значит помочь подняться девочке, если она упала или найти её потерявшуюся вещь, или пропустить её в дверях, подвинуть ей стул, поднести ей до дому тяжёлый портфель и так далее.

Учительница освоилась и теперь размеренно ходила по классу и говорила нам все эти правильные слова…

- Мальчики должны запомнить, что в нашей стране – все равны, поэтому девочки и мальчики обладают одинаковыми правами на всё, но мальчики в силу своих физических возможностей – сильнее девочек, а девочки – слабее мальчиков, поэтому сильные обязаны защищать слабых. Ясно? – спросила нас учительница и пригласила всех желающих выступить.

Желающих пока не нашлось. Учительница продолжила свой урок…

- Есть такая старинная русская народная игра «на блины», - сказала она и улыбнулась вдруг очень молодой и задорной улыбкой.

- Дети становятся в круг. Ведущая девочка говорит считалку, показывает пальцем на ребят и призывает их к себе в центр круга:

Стала Маша гостей собирать:

Иван приди, и Степан приди,

И ты Валюшенька-подруженька, тоже приди,

А Митрошечка, ну, пожалуйста,

Приди и стань со мной рядышком.

Стала Маша гостей угощать:

Ивану блин, и Степану блин,

И Валюшечке-подружечке блинок самый сладенький,

а Митрошечке – мятный пряничек.

Стала Маша гостей провожать:

Прощевай, Иван, прощевай, Степан,

Прощевай Валюшечка-подруженька,

А ты, Митрошечка, моя крошечка,

Да ты побудь со мной ещё немножечко.

- С этими словами девочка берёт «Митрошечку» и уводит его с собой в круг ребят и девчонок, а «Валюшечка-подруженька» остаётся в центре и снова начинает игру, вызывая по именам ребят и новую «подружку».

- Как вы думаете, почему в этой игре Маша так относится к «Митрошечке»? – спросила нас учительница и сама ответила.

- Если девочка хочет понравиться мальчику, она должна привлечь его внимание заботой, добротой, лаской, вниманием, аккуратностью. Она должна всем своим видом привлечь мальчика, понравиться ему, - сказала назидательно учительница и переглянулась в Валей Антиповой.

Все девчонки и ребята слушали учительницу с таким вниманием, что даже было удивительно – никогда ещё в классе не было такой внимательной тишины…

- Девочек ценят и любят за настоящие женские поступки, в которых проявляется доброта и нежность, забота, послушание, трудолюбие и женская благодарность за мужское поведение и поступки мальчиков-мужчин, - ободрённая всеобщим вниманием сказала учительница.

- Девочки должны достойно принимать помощь мальчиков, благодарить их за это. Если мальчик что-то сделал не так, девочка не должна быть ябедой, доносить на мальчиков или злословить, обидно смеяться, рассказывать всем об оплошностях мальчиков. Она должна дать мальчику шанс и время, чтобы исправиться, стать лучше.

Учительница уже немного устала и встревожилась стоявшей в классе «мёртвой тишиной»…

Класс молчал…

Наконец, кто-то из девочек робко и тихо спросил: «А как можно помочь мальчику, если он дерётся? ».

- Например, сказать ему, намекнуть или всем своим видом показать, что его поведение некрасивое, неправильное, нехорошее, недостойное. В ответ на грубость проявить великодушие и заботу, например, о внешнем виде и одежде мальчика – поправить у него воротничок рубашки, отряхнуть курточку, застегнуть пуговицу, - неуверенно ответила учительница.

- На штанах? – громко и нахально спросил Сашка Кузнецов.

- Хоть и на штанах, если ты сам этого сделать не можешь, - с вызовом и находчиво ответила учительница.

Класс невольно и дружно рассмеялся, а Сашка Кузнецов смешался, покраснел и надолго замолчал.

Мне понравился этот урок-собрание и я с интересом слушал обмен мнениями, который шумно начался в классе.

После шума и гама, криков и громких высказываний, учительница предложила всем нам «хорошенько подумать над сегодняшним уроком и сделать соответствующие выводы».

- Главное, - сказала учительница, - Научитесь себя вести по-мужски и по-женски. Пришла ваша пора. Вы уже не дети, а скоро будете подростками, почти юношами и девушками. Учитесь быть взрослыми людьми.

Вечером 9 ноября 1962 года дома я усиленно думал над словами нашей учительницы сказанными ею на уроке-собрании. Даже родители и брат, которые собрались, чтобы участвовать в изготовлении ракетных двигателей для нашей модели ракеты, обратили на меня внимание и встревожились.

Я их успокоил и не стал рассказывать о теме урока-собрания и о словах учительницы. Наше дело было важнее…

Папа принёс с работы три стреляные гильзы охотничьих патронов 12 калибра и большую консервную банку с порохом, на которой был изображён густой лес, лось и другие лесные звери и птицы.

Он насыпал из банки в чайную чашку чёрного мелкого порошка, открыл тюбик клея БФ-2, капнул каплю клея на дно охотничьего патрона и засыпал в гильзу неполную чайную ложку пороха. Потом снова капнул двумя каплями клея и снова всыпал ложку пороха. Прежде чем капать клеем, он слегка утрамбовывал порох толстой круглой деревянной палочкой, которую тоже принёс с работы.

Так продолжалось до тех пор, пока слои пороха и клея не достигли верха гильзы.

После этого папа вырезал ножницами из обложки старой книжки аккуратные кружочки, вставил их в гильзу и пальцами, а потом чайной ложкой завернул края гильзы внутрь. Таким образом, порох оказался под крышкой.

- Вот и всё! – сказал довольный папа и мама перевела дух. – А ты боялась. Даже платье не помялось.

Мама шутливо слегка хлопнула папу по губам ладонью, а папа поймал её руку и поцеловал.

Мне это очень понравилось…

Я тоже перевёл дух и попросил папу самому сделать второй ракетный двигатель, но папа уступил это дело моему брату.

Снова я только смотрел, как мой брат дрожащими руками сыплет порох и капает клеем в гильзу патрона.

«Третий патрон сделаю я! » - решил я сам про себя и внутренне напрягся.

Упрашивать брата и папу мне не пришлось. Папа сам предложил мне сделать третий ракетный двигатель.

Под пристальными взглядами папы и мамы и ревнивыми замечаниями брата, я аккуратно и терпеливо делал третий ракетный двигатель. Сыпал порох, трамбовал, капал клеем, сыпал, трамбовал, капал…

Даже пыж я сам с трудом вырезал ножницами из картона. Только края гильзы папа завальцевал сам…

Мы дружно сидели за общим круглым столом в нашей большой комнате. Я остро чувствовал, как мы сейчас дружны, близки и дороги друг другу…

Папа поставил наши ракетные двигатели на верхнюю полку серванта и сказал, чтобы мы «не прикасались к ним» и «дали им спокойно высохнуть».

- Если порох не высохнет, то он гореть не будет, тогда и ракета не полетит, - сказал папа.

Мы ему поверили. Наш папа знает всё и умеет делать всё…

Ещё в этот вечер мы сделали стартовый стол и устройство для зажигания ракетного двигателя.

Стартовый стол мы сделали из старой маминой разделочной доски, на которой она резала и шинковала овощи и капусту.

Папа с работы принёс три куска толстой стальной проволоки. Они были по метру длиной и как-то странно скручены так, что оставались ровными и не гнулись.

Ручной дрелью и разными свёрлами мы с папой просверлили в доске четыре отверстия – три для проволоки и одно (в центре) для лампочки от фонарика.

В три отверстия мы вставили проволоку – это оказались направляющие для ракеты. Модель ракеты вставлялась между ними и опускалась до отверстия с лампочкой.

Лампочку от фонарика папа завернул в тряпочку и слегка, очень осторожно, ударил по ней молоточком. Когда тряпочка развернулась, мы увидели, что между маленькими стерженьками находится малюсенькая спиралька.

- Когда мы подадим к этой спиральке ток от батарейки, она раскалится и воспламенит порох, - пояснил нам с братом папа. – Для этого нам нужна плоская батарейка – вот она и длинный телефонный провод – вот он.

Мой брат своим перочинным ножиком оголил концы плоского полупрозрачного телефонного провода, и мы решили испытать наш «запальник».

Папа только на миг прикоснулся к плоским пружинистым лепесткам батарейки, как спираль на лампочке вспыхнула ярким пламенем, исчезла, и только остро пахнувший сизый дымок напомнил нам о том, что спиралька была…

Пришлось разбивать вторую лампочку, которые были в это время страшным дефицитом…

Уже совсем поздно вечером, когда по папиным расчётам порох и клей в ракетных двигателях уже должны были высохнуть, мы решились на пробный запуск одной из трёх ракет.

Мама просила этого не делать вечером, но мы её упросили…

Запуск модели ракеты решили делать в нашем палисаднике недалеко от наших дверей и порога, чтобы свет из прихожей освещал нам площадку запуска.

Папа и мой старший брат установили доску с направляющими на землю, протянули провод к нашему крыльцу.

На улице был небольшой морозец и дул лёгкий ветер. Мы боялись, что ракету может отнести далеко, поэтому вынули из неё парашют и решили первой ракетой пожертвовать.

Папа показал нам с братом, как надо насыпать чуть-чуть порошка пороха на спираль лампочки, вставил и опустил ракету в направляющие и очень осторожно «усадил» ракету на лампочку-запальник.

Потом мы отошли к крыльцу дома. Папа взял в руки батарейку, примотал к большому лепестку батарейки один конец провода и, взглянув серьёзно и одновременно весело в наши глаза, приложил к маленькому лепестку другой конец провода.

Внизу под ракетой что-то «пшикнуло», вспыхнул яркий огонь, а потом под ракетой возникла быстрая дымная струя и она исчезла…

Я даже не успел увидеть, как наша ракета взлетела. Она просто исчезла и я, задрав голову, пытался увидеть её в небе.

Мой брат громко заорал «Ура! », папа обнял меня за плечи, а я всё никак не мог увидеть нашу ракету…

Она упала за нашим забором на дороге. Брат бегом принёс её. Мы все шумно пошли показывать нашу ракету маме.

Ракета пахла сгоревшим порохом. Низ ракеты был обгоревшим, как у настоящей ракеты. Она была помята и выглядела не так празднично, как на старте, но это была наша, вернее, моя первая ракета, которая взлетела высоко в небо…

На следующий день в субботу 10 ноября 1962 года на классном собрании нашего пионерского отряда было решено – «взять Сашку Кузнецова и его дружка Витьку Ряшина «на поруки».

Это означало, что мы должны были «помогать им учиться и готовить уроки», «указывать им на неподобающее поведение», «контролировать их поведение» и «дружно противодействовать их хулиганским выходкам».

Ничего себе – «противодействовать»! Как? Сашка Кузнецов вдвоём с Витькой Ряшиным могли справиться с любым из нас «вместе взятыми».

Их любимым приёмчиком была «подстава». Витька Ряшин незаметно подкрадывался сзади к мальчику или парню, становился на четвереньки, а Сашка Кузнецов неожиданно пихал мальчика или парня в грудь. Тот спотыкался о тело Витьки и падал навзничь.

Правда, Сашка Кузнецов никогда не бил лежачего, а вот Витька, под его защитой, неизменно пинал ногой упавшего…

Валя Антипова сказала, что «Сашку Кузнецова надо окружить заботой и вниманием девочек, а мальчиком надо вовлечь Сашку Кузнецова в свои хорошие дела». Про Витьку Ряшина или Ряху никто не вспоминал – его просто никто не любил и не хотел с ним дружить.

В этот момент в наш класс вошёл мой брат. Он внёс стартовый стол с торчащими проволоками-направляющими, моток телефонного провода и картонную коробку из-под обуви, из которой торчали наши ракеты.

Он положил всё это на мою парту и объявил, что «Саша (то есть я), сделал модель ракеты и сейчас на школьном дворе состоится запуск ракет».

- Желающие могут принять в этом участие как зрители, - сказал он и добавил, - На безопасном расстоянии.

Для всех ребят и девчонок в классе эта новость была как «гром среди ясного неба»…

Мой школьный друг Славка Юницын укоризненно посмотрел на меня и немедленно стал собираться. То же самое начали делать все без исключения ребята и девчонки. Они окружили нашу парту, меня и моего старшего брата, смотрели на проволоки стартовой доски, на моток провода, на батарейку и на две ракеты, которые лежали в открытой коробке.

- Чего ты молчал, гад, - вполголоса сказал мне Славка. – Почему без меня делал?

Я ответил, что «ракеты мы делали все вместе – папа, мама, брат и я», что «это не мои ракеты, а наши» и предложил всем пойти на школьный двор или на школьное футбольное поле.

Наша учительница запротестовала и сказала, что «нужно разрешение завуча или даже директора школы», но мой брат сказал, что «вчера вечером мы уже пускали пробную ракету и все будет нормально».

Шумной ватагой, которая немедленно разрослась до толпы окончивших занятие школьников, мы вышли за школу на ровное футбольное поле.

На улице было около двух градусов мороза, холодно и дул ветерок, но нам было жарко.

Я нёс коробку с ракетами, мой старший брат – стартовый стол, мой друг Славка – моток провода, а остальные шли рядом, стараясь идти с нами в ногу.

По пути нам встретился Сашка Кузнецов со своими «телохранителями». Он встал у нас на пути и не хотел уступать нам дорогу. До него уже дошли сведения о том, что было собрание пионерского отряда по его «персональному вопросу»…

Неожиданно для самого себя, я вдруг молча вручил ему в руки коробку с ракетами. Сашка Кузнецов также неожиданно и молча взял у меня коробку и недоумённо воззрился на ракеты внутри неё.

Я взял из коробки одну ракету с надписью «ЮМК» и возобновил бодрое движение на футбольное поле нашей школы.

Толпа ребят и девчонок разных возрастов и классов окружила нас. Руководил стартом мой брат.

Он вполголоса, как папа, отдавал команды и давал поручения, которые все участники немедленно исполняли.

Стартовую доску установили по центру футбольного поля. Провод протянули до лавочки, на которой обычно сидел наш учитель физкультуры и тренер школьной футбольной команды.

Мой брат под пристальными взглядами кучи ребят и девчонок насыпал из бумажного пакетика немного пороха на спираль разбитой лампочки от фонарика. Я осторожно вставил ракету в направляющие и опустил её на горку пороха и запальник.

Ракета была очень красивая. Надпись на ракете была ровная и яркая. Деревянный головной обтекатель был идеально ровным и заострённым, как настоящий. Стабилизаторы-крылья ракеты блестели на солнце и красиво растопырились в стороны, как настоящие. Всё в этом старте было, как настоящее…

Сосредоточенно, серьёзно и торжественно мы отошли к лавке. Пора было запускать ракету. Все замерли…

Мой брат вручил мне батарейку и концы провода. Я соединил один конец с маленьким лепестком-контактом батарейки и прикоснулся другим проводом к большому лепестку…

Под ракетой что-то «пшикнуло», вспыхнуло и… она осталась на месте. Не взлетела…

Все не просто замерли, а насторожились так, словно в следующий миг надо бежать отсюда без оглядки…

Ракета осталась на стартовом столе. Что-то случилось…

Мой брат и я растерялись. Никто из нас не был готов к такому развитию событий.

- Надо посмотреть, что там случилось, - сказал чей-то голос и из толпы ребят вышел… Сашка Кузнецов.

Вслед ему кто-то крикнул: «Осторожно, она может взорваться! ».

Сашка Кузнецов чуть-чуть запнулся, потом просто подошёл к ракете, медленно вынул её вверх из направляющих и понёс ракету к нам.

Мы все по очереди внимательно осмотрели ракету, заглянули в дырочку-сопло ракетного двигателя. Дно гильзы было опалено порохом, но порох в двигателе не загорелся.

- Надо чуть-чуть расковырять, - вдруг сказал Сашка Кузнецов. – Тут что-то блестит, как стеклянное и пороха не видно.

Точно! Это капельки клея «БФ-2» застыли и не дали пороху воспламениться!

Мой брат и я уважительно посмотрели на догадливого Сашку Кузнецова и рассказали, как изготавливался ракетный двигатель. Все загалдели, зашумели, стали обсуждать эти новости, хлопать по спине Сашку Кузнецова, а тот весь зарделся от гордости и счастья.

Девочки между собой обсуждали героический поступок Сашки, который «не побоялся ракеты, взял её в руки и принёс».

Мой брат достал из спичечного коробка запасную и последнюю разбитую лампочку. Мы снова воткнули лампочку в стартовый стол, расковыряли сопло у ракетного двигателя, установили ракету и снова приготовились к запуску.

Ракета взлетела точно так же, как вчера вечером – неожиданно, шумно и мгновенно…

На этот раз ракета взлетела очень высоко и была отчётливо видна во всё время полёта.

Высоко в небе вдруг раскрылся цветастый парашют. Ракета плавно, покачиваясь на ветру, опустилась на краю школьного футбольного поля. Мальчишки из младших классов бегом сопровождали её полёт, практически в воздухе её поймали и гордо бегом принесли её к нам.

Теперь все и каждый, даже девчонки, потрогали и подержали в руках ракету, только что вернувшуюся из полёта в небо.

Ракета остро пахла порохом. Её низ и крылья-стабилизаторы были опалены и покрыты чёрным и сизым налётом. Из трубки корпуса ракеты ещё струился слабый дымок. Парашют запутался в нитяных стропах и девочки бережно их распутывали.

Все были не просто возбуждены происшедшим, а находились в состоянии ликования. Это было сродни радости, которую все испытывали во время первого полёта человека в космос!

Шум, гам, тарарам!

Меня поздравляли, пихали и шутливо били ребята, тискали и щипали девчонки.

Мы снова шумной толпой пошли в школу. На пороге школы нас встретили дежурный, уборщицы, свободные учителя, завуч и директор школы.

Они шли навстречу нам. Мы встретились…

Директор школы очень быстро оценил ситуацию, осмотрел модель ракеты, нас и торжественно, преодолевая тревожные возгласы и шептания завуча, сообщил, что «эта ракета станет первым экспонатом нашего школьного музея научно-технического творчества учащихся».

Это сообщение директора было встречено всеобщим ором, криками и восторженным шумом.

Директор школы отобрал у нас стартовый стол, провода и коробку с последней моделью ракеты, которую мы не могли запустить, потому что у нас не было разбитой лампочки-запальника.

Прощаясь с нами, директор тихо сказал моему брату и мне, чтобы наш папа «завтра, в воскресенье, нашёл время и заглянул к нему (директору) на чай, примерно, в 12 часов дня».

Я сначала ничего не понял, но глядя на озадаченное лицо моего брата, вскоре тоже насторожился…

Ребята ещё долго не расходились и обсуждали старт ракеты, обещание директора организовать кружок научно-технического творчества и моделирования. Все хотели делать и запускать ракеты.

Я распрощался с друзьями и мы с братом пошли домой.

Странно, несмотря на распирающую меня радость и гордость, я чувствовал огромную усталость, как будто за эти дни я занимался серьёзным и трудным делом.

Честно говоря, я ждал чего-то большего от этого мгновенного старта и полёта ракеты. Наверно для меня этот полёт был не таким неожиданным, как для других. К тому же мне было жалко отдавать директору наш стартовый стол, мою ракету «ЮМК» и нашу третью ракету.

Особенно жалко было отдавать охотничий патрон, который стал ракетным двигателем…

Я шёл домой с тревожным ожиданием встречи с отцом и думал о реакции Вали Антиповой на старт моей ракеты.

Она не поздравляла меня и не радовалась со всеми так, как другие.

- Что обозначают буквы «ЮМК»? – спросила Валя меня после того, как обгоревшая модель ракеты попала ей в руки. – Это чьи-то инициалы?

- Нет, - ответил я. – Это означает «Юный моделист-конструктор».

- А-а-а, - протянула Валя. – Теперь понятно.

И всё…

Дома папа совершенно спокойно встретил новость о том, что его вызывает к себе наш директор школы.

Он подробно расспросил нас о том, как прошёл старт, как вела себя ракета, подтвердил догадку Сашки Кузнецова по поводу застывшего клея в сопле ракетного двигателя, порадовался вместе с нами нашему успеху и славе.

- Теперь ты – первый среди равных, - сказал мне папа и обнял за плечи. – Молодец. Так держать!

- Ты готов? – спросил он меня и тепло улыбнулся.

- Всегда готов! – ответил я бодро и гордо.

Первый среди равных… Что бы это значило?