На двоих

Томми снится что-то необычайно хорошее. Радостная улыбка матери, как в детстве, рука отца – еще живого – на его, Томми, плече, их старый дом, заброшенное футбольное поле и школьные друзья. Томми чувствует, как в груди разливается давно забытая, потерянная в суматохе последних лет безмятежность. Хочется смеяться, запрокинув голову к небу и раскинув руки, кружиться на месте, а потом упасть в сентябрьскую пожухлую траву, прижиматься лицом к рыжим травинкам и дуреть от их запаха…

Потом сон вдруг меняется, и вот уже сестренка – невероятно возбужденная, с лихорадочным румянцем на щеках – умоляюще теребит его за руки и говорит, торопливо, взахлеб:

– Томми, Томми, ну, пойдем, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Он такой клевый, он понравится тебе, вот увидишь! Да ты еще станешь его фанатом! Спорим?!

– Блин, ты же знаешь, я не люблю дилетантов…

– Томми Джо, ты можешь ОДИН РАЗ пойти со своей сестрой на шоу?!?

…Полутемный зал застыл и, казалось, перестал дышать все взгляды устремлены на сцену, на которой в багровых всполохах огня, проецируемых на экран, стоит молодой высокий парень – он поет, самозабвенно закрыв глаза и откидывая назад голову, и от его голоса у Томми все скручивается в животе, заставляя вжиматься в кресло. «Он поет так, словно занимается сексом…»

Следующая картинка – яркой вспышкой: от музыки привычно закладывает уши, яркий свет софитов ослепляет, практически перекрывая зал, но Томми чувствует его – огромная толпа ликующих, влюбленных людей, скандирующих: «Адам! Адам! Мы любим тебя! » Гитарист счастливо улыбается, глядя на широкую спину в прозрачной черной рубашке, на влажные от пота иссиня черные пряди на затылке. Он понимает фанатов сейчас, он мог бы стоять в их рядах и мечтать о мимолетном взгляде своего кумира… Но вместо этого…

– …Мой третий музыкант – иииии…. Да! Томми Джо Рэттлиф, дамы и господа! – Адам обнимает его за плечи и подводит к самому краю сцены.

– И знаете, что я вам скажу? Он отличный гитарист и потрясающий друг! А так же… – Адам поворачивается вполоборота к Томми, в голубых глазах пляшут бесенята, и у Томми Джо захватывает дух. – Он невероятно сексуальный, и я просто не могу не целовать его…

Адам разворачивает его лицом к себе и накрывает губы Томми своими, награждая друга невероятно нежным поцелуем…

Томми проснулся резко, как от толчка в грудь – на миг показалось, что ему нечем дышать, и мужчина был вынужден сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы прогнать это чувство. Зато, когда у Томми немного прояснилось в голове, он смог обнаружить причину своего не слишком приятного пробуждения. Усмехнувшись и покачав головой, музыкант аккуратно снял со своей груди тяжелую руку лежащего рядом мужчины, затем так же с большой осторожностью высвободился из-под согнутой обнаженной ноги и отодвинулся на противоположный край кровати.

Душно. Да и сон уже как рукой сняло. Посмотрев на часы, Томми тихо поднялся с кровати и прошел в кухню.

Их кухню… Из «их» спальни, в которую вместе покупали эту огромную кровать и «готичное» черное белье… Наверное, уже пора привыкнуть? Нужно перестать вздрагивать, когда раздается звук звонка в прихожей, оповещающего, что к ним снова гости. К ним… Нужно избавиться от желания спрятаться на втором этаже, чтобы никто не узнал, что он опять остался здесь ночевать после вчерашней репетиции… и прекратить дергаться, когда они вместе выходят из магазина и попадают в радостные объятья общих друзей.

Это так странно… Он теперь вроде и не один. В смысле – он никогда не был одиноким: семья, друзья, фанаты, в конце концов. Но сейчас у него есть дом, в котором он живет с кем-то, с особенным для себя человеком. И все у них пополам – все вместе – одна коробка апельсинового сока на завтрак, общие диски с фильмами, один банный халат на двоих, который смешно велик Томми. Так странно…

Музыкант открыл форточку на кухне, впуская свежий ночной воздух, почесал поясницу и бессмысленно залез в холодильник. Холодное яблоко приятно освежало, окончательно прогоняя сон, а мысли продолжали крутиться все в том же направлении, перебирая мелочи последних дней, совместный поход в кино, недавнюю ночную прогулку на машине, вчерашний секс на кухне…

– Ты чего не спишь? – хриплый со сна голос за спиной полон заботы.

Томми обняли сзади, прижав к горячей груди, уткнулись носом в макушку.

– Есть захотел, – соврал гитарист, показывая наполовину съеденное яблоко. – А ты чего встал? Ночь еще… Иди, спи, вставать рано…

– Я не хочу… без тебя, – обиженно пробубнили ему в шею, тут же шутливо укусив за загривок.

И Томми ничего не оставалось, как повернуться, притянуть к себе, опираясь ягодицами о подоконник, взлохматить торчащие в разные стороны черные пряди и угостить яблоком… разумеется с собственных губ.

А потом они целовались – пока не замерзли на ледяном кафеле и не уронили злосчастное яблоко, с оглушающим стуком закатившееся под стол. И Томми чуть не бегом тащили обратно в ИХ спальню, подмяв под себя, едва спина коснулась кровати. Снова было душно – от тесных объятий, сильных слаженных движений, горячего рваного дыхания на мокрой шее. Снова ночную тишину взрывали хриплые стоны, умоляющее бормотание и звонкий вскрик, заглушенный в последний момент поцелуем.

После Томми лежал, хватая приоткрытым ртом горячий воздух и улыбался, думая, что такой вот спонтанный полуночный секс оказался не хуже всех тех раз, которые уже были и еще будут в ИХ жизни.

– Люблю тебя…

– Я тоже тебя, люблю, Адам. Спи…