Целебное средство

1.

Чертежи мне всегда давались лучше, чем расчёты. Выписывать формулы неинтересно. А вот вообразить, как в пространстве из разноцветных линий складываются причудливые фигуры – само удовольствие. В классе я обычно менялся с парнями. Они мне решение – я им чертёж. На переменке успевали сдуть друг у друга.

А сегодня всё пошло не как обычно. Прежде, чем в голове возникли привычные цветные линии, я увидел формулы. Они чёткими строчками пробежали перед глазами, и я так торопился их записать, что аж язык высунул от старания. Даже головы не поднимал. Линии сами собой явились, и выстроились, и сложились в заданную фигуру. Может быть, во мне вдруг открылись математические способности?

Вот и батя одобряет. Ерошит мне волосы. Сейчас скажет: «Ну, ты молодец, чувачок. На дискач заработал». Батя у меня крутой перец. Сам в молодости зажигал. Да ему ещё сороковника нет. Он и сейчас парень не промах. Я оглядываюсь, чтобы улыбнуться папаньке, и слова повисают на языке. Математичка! Откуда она в нашей квартире? Мама, наверно, позвала, хотела, чтобы та со мной позанималась дополнительно.

Математичка у нас суперская. Она только в прошлом году закончила свой любимый фак в педе. Замуж выйти пока не сумела, но в школе появляется в таком прикиде, будто у нас тут сплошные офицерские смотрины. Хотя у нас, кроме физрука, ни одного жениха. Юбочка выше колен сантиметров на тридцать – в любую погоду. Блузка расстёгнута на три пуговицы. И, когда склоняется над журналом, всегда видно, какого цвета то, куда она упаковывает своё богатство. А паковать у неё очень даже есть что! Станет у стола, выпрямив одну ногу, а вторую чуть согнув в колене, локтями обопрётся о стол… Девчонки наши все как одна, тут же губки поджимают от зависти и неодобрения. Ни фига се, фифа! Училка, да? Задница так натягивает юбку, что та того и гляди лопнет. Пацаны, наверно, не раз обкончались потом, вспоминая математичку.

А тут – на те! Волосы мне ерошит. И приближается ко мне своим бюстом. Около самого лица блузка ка-ак распахнётся! Только я увидел красный лифчик, как и он исчез, и два белых шара, сквозь которые просвечивают синие жилки, вот они, прямо перед моим носом. Молоком пахнут! Мама дорогая! Она взяла их руками, свела вместе так, что соски упёрлись мне в щёки. Вау! Руки сами собой легли ей на попу. А там уже и юбки никакой нет. Что-то гладкое, тёплое, упругое... Я сейчас лопну. Только подумал об этом, как в штанах что-то запульсировало. Как будто судорога свела всё тело. Сладко как...

Но что там такое мокрое? Я коснулся рукой брюк. Сквозь ткань проступила какая-то жидкость. Что-то липкое и пахучее. Что маме скажу? А если отец сейчас придёт?

Я взглянул на часы. Есть ещё время, чтобы привести себя в порядок. А математичка где? Вот, блин, привидится же такое…

В ванной на меня из зеркала глянула знакомая физиономия. Вот же наградил Бог рожей! Непонятного цвета волосы тусклые и похожи на паклю. На носу – том самом картофелеобразном носу, которому мерещились пышные груди математички – россыпью чёрные угри. Лоб, щёки и особенно подбородок изрыты прыщами. Красные и с гнойниками, они цветут как чертополох на свалке. К парню с такой рожей ни одна девчонка не подойдёт. А ведь хочется всё время. Да не поговорить и за ручку подержаться. Хочется другого. Сны да видения подсказывают, чего именно. Тела девчачьего хочется касаться. Тискать их груди и попки. Гладить животики и что там у них ниже? Говорят, там волосы растут. У всех почему-то кучерявые. А под волосатым холмиком с виду неприглядная щель. Почитаешь рассказы, где об этом женском месте говорится – там тебе киски, пещерки, норки, губки… Посмотришь фотки в сети или журнальчик полистаешь – с души воротит от такого зрелища. Как будто разрезали ножом, да зашить забыли. Как во внутренности заглядываешь. Фу! Противно! Но, видимо, придётся и самому там искать «источник наслаждения». Когда всунешь туда – тогда, что ли, наслаждение? Это туда надо излить то, что в штаны излилось? От этого они и беременеют. Понятно, за удовольствия надо платить – резинки, таблетки… А то и подцепишь какую-нибудь гадость… Ёклмн…

Блин! Блин! Что делать? С кем поговорить? С парнями не получится. Они норовят подвигами хвастаться. Кто, кого, когда, и сколько целок сломал, а если ни одной не сломал, но дело имел со многими, то все девки – б…и. Поди, расскажи им! Засмеют на фиг!

Щёлкнул замок входной двери. Папанька пришёл.

- Ну что, кучерявый? Обедать будем? Давай в темпе, ставь воду на огонь, я пельмешей купил.

Матери некогда готовить. Она тоже училка. Работает на полторы ставки – жить-то надо как-то. Днём работа, вечером – тетради и подготовка к следующему дню.

Папанька у меня человек непростой. Ехидный. Словечко вставить может так, что потом долго отдуваться от обиды будешь. Зато прямой. Фигу в кармане не держит. Он механик в автосервисе. Получает неплохо. Но мама всё равно тянется. Хочет считать себя самостоятельной. Странно как-то. Родители как будто борются за свои права и независимость…

- Ты что такой квёлый? Не заболел?

- Да нет…

Вот чудак! Прям за столом я ему всё выкладывать стану! Да и как сказать об этом?

Вечером, чтобы отвлечься, прикалывался, лазая по сети. Папанька пришёл, сел рядом. Прикольно! Сейчас спросит у меня: «Сын, я давно хотел с тобой поговорить о сексе». А я ему: «Что, папа, проблемы?.. »

Но отец вдруг залудил про своё детство, и как ему не с кем было поговорить. Намекает, что мне-то есть с кем поделиться. И как они с пацанами курили во дворе и обсуждали девчонок.

- И вы тоже? – вырвалось у меня.

- Неужели ты думаешь, что хоть кто-то этого избежал? Конечно, говорили. Просто тогда время другое было. Сейчас проще. И говорить, и делать.

Знал бы он, что ни фига не проще…

- Куда мне с такой физией, папа? Я же лох прыщавый!!!

- Ты себе говоришь, что лох, вот и выглядишь лохом. А ты сделай так, чтобы все ощутили, что ты самый настоящий мачо, хоть и в прыщах пока.

- Да как это сделать? Я не знаю, ни чего могу, ни вообще что делать!

- Спокойно, спокойно.

Папанька явно волновался. Ещё бы! Не каждый день такие беседы ведёт. Да не с кем-нибудь, а со своим единственным сыном.

- Лёнь… Мне трудно с тобой говорить на эти темы. У меня к тебе предложение. Давай будем говорить, будто мы два пацана из одного класса. Идёт?

Я ошалел. Ни фига се! Ну, мой отец и крутой! Самый крутой перец из всех отцов, которых я знаю!

Мы с ним уселись на ковре и стали чесать языками. Я ему о девчонках, которые мне нравятся, как я боюсь к ним подступиться. Он мне – как дрался со всем классом по очереди за то, чтобы гулять с той, кто нравилась.

- Это не моя мама, случайно?

- Нет. – Папа вздохнул. – Мы с твоей мамой учились в одной школе, но она шла двумя классами ниже. Мы с ней уже потом познакомились. Меня, как студента транспортной академии, пригласили к ним на последний звонок. Академия же у нас в шефах…

- Знаешь… – Папка замолчал, а потом как выдавил из себя: – Я тоже ходил весь в прыщах. И меня мучило тело. И я не знал, как с ним совладать.

- И как же ты справился?

- Мне сосед помог, Борька. Он взрослым был уже. На ламповом заводе работал. Там одни женщины. Борька у них просто нарасхват был. По его словам, конечно. Но приходилось верить.

- И что сосед? Посоветовал что?

- Борька однажды предложил мне изучить анатомию на натуре.

- Как это?

- Предложил обоим достать… ну, «из широких штанин»…

- И что?

- И вместе посмотреть порнушку. При этом он будет мне показывать, что происходит с моим членом, и рассказывать, как и что нужно делать.

- Можно и самому всё понять. Смотри видик и запоминай.

- Можно, конечно. Ты вот смотрел кино, и фотки, и в сети лазил. И что? Помогло?

Короче, уселись мы с папанькой смотреть порнушку. Задёрнули шторы, разделись. Мне стрёмно на него смотреть. Отец всё же. Он этой штукой меня сделал, и мне как-то не по себе на неё пялиться. Но папанька не смущался. Фильм пошёл, он рукой взялся за член и давай его потихоньку мять, да водить рукой вверх-вниз. Оттянет шкурку. Головка покажется, потом снова. С каждым разом его орган всё увеличивался в размерах. Становился толще и длиннее. И шкурка уже не прикрывала эту, как её, зал*пу… короче, эту самую штуку. И этим самым он с мамой… Картинки, одна неприличнее другой, замелькали перед глазами.

Я смотрел на него и делал то же самое. Капец! Мои причиндалы выросли так, что половина оставалась в кулаке, а половина мощно возвышалась над кольцом из большого и указательного пальцев. Причём пальцы едва смыкались. Ни фига у меня дрын вымахал, оказывается! Папанька отвлёкся от экрана и посмотрел в мою сторону.

- Лёнь! Да ты гигант! Можешь собой гордиться! У меня меньше.

Не сговариваясь, мы встали рядом, бедро к бедру. Два члена смотрели под углом 45 градусов как зенитное орудие. Но мой выдавался много дальше…

Папаньке зрелище не понравилось. Он натянул треники, щёлкнул пультом и буркнул:

- Хорошего помаленьку.

Я задницей чуял, если разговор закончится вот так, отец будет смотреть на меня как на соперника. Шутка ли! Для пацана смертельная обида, меряясь письками, обнаружить, что проиграл.

- Спасибо, пап… – вышептал я. Мне показалось, что прыщи от стыда полопаются.

А он вдруг развернулся на пороге и сказал, широко улыбаясь:

- Но кое в чём ты меня ещё не скоро переплюнешь.

Он вернулся в комнату, потрепал меня по волосам, приобнял и буркнул в ухо:

- Не заморачивайся, понял? Будут проблемы, всегда говори мне. – Помолчал и добавил: – Матери о нашем разговоре ни слова.

Мог бы и промолчать. Что я – не мужик, что ли?

И добавил, хитро улыбаясь:

- Лучшее средство от прыщей – совсем не клерасил, как утверждает реклама.

Мог бы и не говорить. Я уже начал догадываться, что именно.

2.

Дня через два, собираясь в школу, я обнаружил у себя на столе листок, вырванный из папиного блокнота. На нём тщательно выведен номер телефона и написано имя: «Лариса».

Весь день слушал учителей вполуха. И даже на математичку смотрел не как обычно – исподлобья, впитывая каждое её движение, а рассеянно, обращая на неё внимание только как на источник звука. Каков смысл этой записки? Звонить? Или ждать до вечера и требовать объяснений? Последний «разговор» позволял предположить, что бумажка с телефоном и чьим-то именем – продолжение общения отца с сыном. Мне вдруг вспомнились романы из дворянской жизни, когда отец помогал взрослению сына, устраивая ему любовное свидание. Может быть, папанька проникся сочувствием? Или ему просто осточертело каждый день видеть мою прыщавую рожу?..

Домой я нёсся на всех парах. Отдышавшись, унёс телефон в свою комнату. Набрал номер.

- Здрасьте. Ларису позовите, пожалуйста.

- Добрый день. Я слушаю. Ты не Леонид, случайно?

- Да, а как Вы узнали?

- Догадалась.

Даже по телефону слышно, что обладательница приятного голоса улыбается.

- Ты не мог бы зайти ко мне в гости? У меня к тебе небольшая просьба. Я живу неподалёку. Вот адрес.

До Ларисы и правда было рукой подать. Обычная пятиэтажка. И, конечно, пятый этаж. Дорогая дверь с необычным орнаментом. Звонок – соловьиная трель.

Когда дверь открылась, я чуть не грохнулся в обморок. На пороге стояла женщина, почти точная копия математички. Только та шатенка, а Лариса блондинка. И формы не такие шикарные. Хотя кто их разглядит под халатиком.

- Лёня? Проходи, не стесняйся.

Девушка улыбнулась и сделала шаг в сторону, пропуская меня внутрь.

Квартирка небольшая, но очень уютная. Видно, что человек, который здесь живёт, ценит комфорт и предпочитает дома отдыхать, а не работать. Книг совсем нет. Большая кровать с деревянной спинкой, два кресла, телевизор. Маленькая полочка с DVD и дисками. Стены не то выкрашены, не то покрыты обоями нежного салатового цвета. Несколько картинок – сюжета не разобрать, но от замысловатого переплетения разноцветных линий не оторвать взгляд. Те же линии, что и на моих чертежах, только не прямые, а витиевато скрученные. И не покидает ощущение, что всё это я уже видел, когда-то, где-то… Что же меня так трясёт? Как будто впервые к стоматологу пришёл. Да и Лариса ведёт себя как доктор. Не сделала ни одного лишнего движения. Принесла из коридора небольшой пуфик, подставила под люстру.

- Лёнечка, не мог бы ты лампочку вкрутить?

У меня глаза полезли на лоб. Ради этого меня позвали? Ни фига се… Я взял из рук девушки лампочку, забрался на пуфик, поднял руки…

В этот миг с меня сдёрнули спортивные штаны вместе с трусами и успокаивающим движением провели руками по бёдрам. Мурашки обсыпали меня всего. Интуиция подсказала, что дёргаться не надо. Я лишь опустил руки и слегка завёл их за спину.

Ларискины руки ласкали мои яички, а рот уже вобрал головку. Истома охватила меня. Член потянулся к её рту, стал быстро расти. Она не забирала его весь, а держала во рту только головку, крепко охватив её губами. Насосик у неё там, что ли? Такое ощущение, что я весь втягиваюсь в её рот и хочу влезть туда целиком, без остатка. Но она всё отстранялась и отстранялась. Потом нежно пробежала по нему пальцами, убедившись, что он вырос на всю длину и достиг предельного напряжения. Отступила от меня на шаг и медленно отвела в стороны полы халатика. Сбросила его. Показала мне свою фигурку, грудь – пусть не шарообразную, как у математички, но полную и с торчащими вверх сосками. И… повернулась ко мне спиной. Отклячила попку – а при узкой талии от таких ягодиц скулы сводит от восторга, покрутила ею. Забралась на кровать. Стала на коленки, а сама легла лицом на покрывало.

Как вы думаете, что я сделал? Конечно, в следующее мгновение я стоял рядом, держа её за талию. Она достала рукой мой железный от напряжения член и погладила им свои губки. Я успел почувствовать, что они влажные и нежные – и в ту же секунду член погрузился во что-то тугое, жаркое, сладкое… М-м-м-м, какой же это кайф! Я вошёл в неё на полную глубину. Она вдруг застонала. Я испугался и отстранился.

- Дурачок, дурачок. Давай, давай!

Она сцепила зубы – видимо, ей было неловко это говорить – и сквозь зубы прохрипела:

- Долби меня, долби!

На удивление, мне удалось продержаться довольно долго. Когда выступил первый пот, я вынул член и стал раздеваться. Скинул футболку, освободился от болтающихся внизу штанов. Лариска легла на спину, раскинула ноги. Теперь я мог не на картинке, а вживую полюбоваться на то, что называют щелью, киской, пещеркой, норкой. У меня не было слов, чтобы одним из них обозначить это место. Показалось, что это женская суть – розовая, нежная, сочащаяся, вожделеющая. Вот она – открылась и ждёт меня. Я тут же воспользовался приглашением и погрузился в неё всей своей мужской сутью…

Часа через два зазвонил телефон. Лариска как будто ждала этого. Она выскользнула из моих объятий.

- Да, он у меня. Он умничка. И тебе фору даст, проказник… Не волнуйся. Не хочу его отпускать домой. Ещё два часа – и чтобы дома был?.. Ну, как скажешь, строгий ты мой.

«Папанька? Так он, козёл, матери изменял? А то ты не догадывался. Он же для тебя вон что сделал. Ага. Мы с ним теперь, типа, родственники – по другой линии. Как она сказала – я ему фору дам? Ну да, у меня же больше. Ну, папанька, я тебе все пути перекрою. Верну тебя к маме».

От такого монолога, который произнёс мой внутренний голос, член снова нацелился в потолок. И как раз вовремя. Лариска плавным движением перекинула ногу через меня и уселась сверху. Нет, она не сразу опустилась на член. Она, стоя на коленях, поерошила свой кустик, потянула его чуть вверх. И я увидел маленький розовый отросток, по форме напоминающий мой член. Этой штучкой она коснулась головки члена, как бы здороваясь с ним. Потом моя раздувшаяся головка нырнула во влажные глубины, а её малыш стал ластиться к члену, оглаживая его по всей длине.

От такого первого раза крыша могла съехать запросто. Но моя как-то уцелела. Я шёл домой, и тёплое чувство благодарности к отцу переполняло меня. Было стыдно перед мамой. Ведь мы с отцом теперь стали обладателями одной тайны. Важно сохранить её. Пусть мама живёт спокойно. Ничего не знать лучше, чем всё разрушить. Мучиться ревностью, томиться, переживать…

Я проскользнул к себе. Мама что-то спрашивала, заглядывала ко мне. Я ещё услышал, что отец просил маму оставить меня в покое. Набегался мол, мальчишка же… И уснул как убитый.

На следующее утро моя физиономия выглядела значительно симпатичнее. Прыщи как будто озадачились такому неожиданному наезду и как будто подсохли. Я похлопал себя по щекам.

Теперь я точно знаю, как с вами бороться!