Мои женщины Февраль 1963 Кружки и стрелы. Серия: Женщина заставила лизать пизду

Мои женщины. Февраль. 1963. Кружки и стрелы.

Александр Сергеевич Суворов (Александр Суворый)

Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.

Иллюстрация: «Все девушки «Плейбоя».

Продолжение: Мои женщины. Февраль. 1963. Англичанка.

Начиная с января 1963 года нашу городскую среднюю школу №1, все школы нашего города, все школы нашего района и, возможно, все школы всей области захлестнула волна «внеклассного творчества». Повсеместно стали создаваться различные «художественные и технические кружки».

Мой папа стремительно и с успехом создавал в новой городской средней школе №2 материально-техническую и учебную базу для многочисленных технических кружков: машиноведения, кустарного производства, строительно-монтажного производства, художественного производства, радиотехнического производства, изобретательства и рационализации, моделирования, художественного фото- и кино творчества, художественной обработки природных материалов и т. д.

В нашей школе с лёгкой руки Англичанки-Снежной королевы – молодой учительницы английского языка – все другие учителя стали создавать свои художественные кружки: литературно-творческий кружок, кружок художественного чтения, театральный кружок, кружок хорового и сольного пения, вокально-инструментальный ансамбль, танцевальный кружок, кружок рисунка и живописи, кружок домоводства, кружок истории и приключений.

Я и мой школьный друг Славка хотели посмотреть и попробовать себя во всех без исключения кружках, поэтому мы рьяно, как многие из нас, записались во все кружки и стали по-честному оставаться после уроков и специально приходить в выходные дни на занятия этих кружков.

Папа хотел, чтобы я и мой старший брат ходили к нему в школу и занимались вместе с ним в его технических кружках, но ему удалось «сманить» только моего брата.

Вкусив от каждого из наших школьных кружков, я «загорелся» и «заразился» ими, сдружился со многими разновозрастными ребятами и девчонками, и «ни в какую» не хотел ходить вместе с папой далеко на «верх» города в его школу.

Я уже полюбил свою родную Среднюю школу №1…

Тем более, «братанова» подружка Тамара уже перевелась в новую современную «папину» школу, а «моя» Валька Антипова не хотела никуда переводиться, потому что ей удобнее было бегать в школу из своего рядом стоящего дома…

О том же самом говорили все мои школьные друзья, а я что – «лысый» что ли?

«Лысыми» в нашей школе называли «умников», отличников, зазнаек, слишком интеллигентных и высокомерных ребят. Я таким быть не хотел…

В этом учебном году учёба была гораздо труднее, чем в прошлом, во втором классе. Вместо «азбуки» была «грамматика». Добавилось «введение в историю». Остальными обычными предметами были: литературное чтение, природоведение (окружающий мир), русский язык и чистописание (правописание), арифметика, пение (музыка), рисование, физическая культура и труд.

Практически все предметы в третьем классе мне были интересны.

Литературное чтение или «родная речь» весьма кстати совпало с тем впечатлением, которое я привёз из деревни Дальнее Русаново, где я слышал разные варианты деревенской, блатной, современной, классической литературной, даже старославянской и церковной речи.

Мне нравилось слушать говор тёти Маруси и дяди Максима, хлёсткую «юморную» и забавную речь деда Аркадия, классически правильную, очень красивую речь деда «Календаря», блатной жаргон деревенских хулиганов и звонко-частушечные прибаутки деревенских девчат и баб.

У меня пробудился интерес к словесному творчеству, художественному чтению стихов, сказок и рассказов. Так, например, всегда читала книги моя мама – с чувством, выражением, артистизмом…

- Ты не тараторь, - говорила она, когда я читал ей заданные на дом и заученные наизусть уроки. – Ты же видишь – писатель или поэт не зря ставит запятые, тире, многоточия, вопросительные и восклицательные знаки. Это всё знаки интонаций, паузы, недомолвки, намёки. Именно они делают нашу речь и литературные произведения художественными, выразительными, образными. Проникнись смыслом художественной речи и ты станешь волшебником…

Я уже был знаком с интонациями и паузами моего Внутреннего голоса. Вот кто умел голосом, ухмылками, паузами и недомолвками мастерски намекать!..

Учительница по русскому языку и литературе, учительница по немецкому языку и наш завуч тоже мастерски владели своей речью. Они могли ласково «ворковать», завораживающе говорить, но в любой момент они могли «взорваться праведным гневом», «воспылать чувствами» и говорить так красиво, эмоционально, ярко, что нам, слушателям, становилось то горячо, то холодно…

Особенно художественно, без запинки и без бумажки могла говорить наш завуч. Её речи на собраниях и мероприятиях всегда были яркими, образными, насыщенными цитатами, умными, справедливыми, жёсткими. Особенно у неё получались поздравления с праздниками, днями рождений и с юбилеями.

Она сама сочиняла поздравительные стихи или находила их где-то. Они всегда были очень умными, юмористическими, одновременно весёлыми и серьёзными, с каким-то подтекстом, который «доходил» до слушателей только через некоторое время…

Как мне хотелось научиться так же, как завуч, говорить, выступать и сочинять!..

- А ты попробуй читать вслух, да ещё стоя перед зеркалом, - посоветовал мне папа. – Я всегда так делал, когда учился в школе и в техникуме. Это трудно – надо «косить» глазом в текст и смотреть на своё отражение, но этому быстро научаешься. Потом становится легче, потому что быстрее идёт запоминание, и ты уже можешь себя контролировать в зеркале, проверять «отражение» своей речи.

Я так и сделал. Теперь почти всё (книги, газеты, журналы, уроки) я читал стоя или сидя перед зеркалом. Мой брат смеялся над этой «игрой», но вскоре сам попробовал и «заразился»…

Каждый облюбовал себе своё зеркало: брат в дверце шифоньера, где он мог красоваться почти в полный рост, а мне досталось зеркало в прихожей.

В прихожей было лучше – я никому не мешал, а мой брат в своей комнате кричал и орал на весь дом, репетируя своё выступление на очередном занятии, уроке или собрании. Папа уже был не рад, что посоветовал нам такое «упражнение» …

- Знаешь, что, - сказала мне как-то мама. – Громко и с выражением читать текст ещё не значит читать художественно и выразительно. Научись не только читать, но и осмысливать читаемое, видеть его, представлять и выражать своим голосом, речью, манерой и стилем своей речи.

- Например, герой-богатырь, - сказала мне мама. – Он, как правило, имеет красивый густой мужской голос-баритон, а Кощей Бессмертный – злой, писклявый, скрипучий, неприятный голос. Помнишь Бабу Ягу из кинофильма «Морозко»? А героя фильма – Иванушку? А героиню – Настеньку? Помнишь их голоса?

- Вот это и есть художественное владение речью и голосом, - сказала весело мама. – Каждому характеру свой характерный голос и речь. Попробуй сам – один – сыграть голосом и речью разных сказочных героев и ты увидишь, как это будет волшебно…

Я попробовал. Мне это было не трудно, потому что мы, ребята и девчонки, часто рассказывали друг другу разные истории и выражали свои впечатления разными голосами. Мы часто передразнивали наших учительниц, их манеру выражаться и говорить, даже пародировали их…

Возможно, это умение помогло нам играть свои роли в новогодней сказке-представлении «Снежная королева».

Правда, девчонки старались заучить задаваемые нам уроки. Потом у доски они, как правило, быстро тараторили, заученно читали тексты, без всяких интонаций, пауз, без выражения. За это им ставили «пятёрки»…

Ребята, как правило, «бэкали», «мэкали», чесали затылки и мучительно пытались вспомнить заученные тексты, но при этом, всё же пробовали читать и говорить «с выражением», с чувством, «с толком и расстановкой».

Я же читал свои уроки по литературному чтению «художественно» и выразительно, так, как учила меня мама…

Учителя меня хвалили, но ребята – нет. Они часто кричали мне, чтобы я «не затягивал урок», «не воображал из себя Качалова», «не становился в позу».

Больше всех «изгалялся» Сашка Кузнецов. Он всякий раз прерывал моё выступление и громко говорил в блатном стиле: «Ой, не делайте мене красиво. Я вас умоляю! ». При этом он смотрел на меня так, что у меня в жилах за коленками от смущения и страха возникала неизменная дрожь…

Только в кружке художественного чтения я нашёл понимание и поддержку. В этот кружок приходили такие же, как и я, ребята и девчонки…

В этот кружок приходили мальчишки и девчонки из вторых и других классов, даже «восьмиклассники». Тут никто друг друга не ругал и не язвил, не насмехался и не критиковал сильно. Тут все старались научиться говорить не только правильно, но и поистине красиво.

Сначала все по очереди читали какое-то новое короткое произведение или отрывок из произведения. Потом все, под руководством учительницы, начинали «разбор полётов»: выявляли смысл произведений, сущность явлений в нём, значение и смысл отдельных деталей, образов, приёмов, выражение основной мысли произведения.

Самое трудное было выразить одним коротким предложением главную тему и главную мысль произведения. Часто никто из нас не мог этого сделать и тогда учительница «открывала нам глаза». Она «расшифровывала» нам главную идею и цель произведений, а мы либо соглашались, либо не соглашались с ней.

Одновременно мы учились разбираться в «качестве» чтения друг друга…

Тут уже мы были соперниками, поэтому критиковали друг друга беспощадно, но по справедливости, только за явные промахи: запинки, длинноты, неверные интонации, «перегибы».

Мы со Славкой выступали редко, но «метко»…

Особенно большим успехом пользовалось наше с ним художественное чтение отрывков из сказки Аркадия Гайдара «Сказка про военную тайну, Мальчиша-Кибальчиша и его твёрдое слово».

Правда учительница нам сделала замечание, что мы «по-своему переиначили текст автора и читали его укороченным, превратив чтение в театрализованное действие». Но всем ребятам из нашего кружка наше чтение очень понравилось…

- Вы не имеете права без разрешения автора что-то менять в тексте его произведения, - сказала нам и всем ребятам учительница. – Таковы правила. Если хотите иначе – сочиняйте сами свои собственные авторские произведения.

Мы со Славкой притихли и задумались… А что?.. Можем и сами…

С этого момента мы - все «кружковцы» - стали «сочинять» и учительница на следующих занятиях только мотала головой, охала, ахала, всплёскивала руками и мучительно «мычала», слушая «художественное чтение» наших «художественных авторских произведений».

Вскоре мы со Славкой «переметнулись» в другой кружок, но изредка возвращались, чтобы послушать новых авторов или самим «тряхнуть стариной»…

Для себя самым главным из занятий в кружке художественного чтения я открыл умение выявлять явный смысл текстов и их тайный подтекст – содержание, намёки, направления, чувства и мысли.

Там, где одни видели только фактическое описание природы, явлений и событий, я уже мог видеть образы, ощущения, чувства, мысли автора, его отношение ко всему тому, о чём он пишет или умалчивает…

Когда я заявил, что «сказка Гайдара не только о смелости, мужестве и стойкости Мальчиша-Кибальчиша, но больше о непобедимости народа, имеющего таких отцов, братьев и мальчишей-малышей», наша учительница и руководитель кружка художественного чтения сказала: «Ого! Похоже, ты далеко пойдёшь, мальчиш-кибальчиш! ».

На нашем уличном «пацанском» языке это выражение означало, что я «пойду далеко и надолго», то есть в тюрьму. Поэтому мальчишки засмеялись, но я подумал, что учительница имела в виду что-то другое…

Занятия в кружке художественного чтения были очень разнообразными. В один день мы разбирали и учились выразительно читать загадки, прибаутки, считалки, скороговорки, пословицы, в другой день – былины, сказки, песни, частушки, в третий – стихи, басни и отрывки из прозы.

Особым днём недели было чтение и разбор своих авторских произведений – стихов, сочинений на заданную тему или просто того, что «взбрело в голову» любому из «кружковцев».

Мой школьный друг и товарищ Славка очень хотел сочинить что-то такое, отчего все ребята и девчонки «одновременно покраснели и позеленели бы от зависти». Ему, как и мне, очень нравились стихи и песни Владимира Высоцкого. Он хотел сочинять так же, как он.

Мне тоже хотелось что-то сочинить такое, что могло бы полностью очаровать Валю Антипову, отвлечь её от занятий в других кружках и привлечь её саму и подруг в наш «дружный кружок». Но у меня пока ничего не получалось…

Зато я начал читать…

Я не просто начал читать. Я начал читать «запоем»…

Я начал читать как-то иначе, чем обычно читают люди. Я почему-то научился схватывать текст на странице книги сразу, целиком, как картинку, как фотографию.

Мне достаточно было просто взглянуть на лист тетради, учебника, дневника, книги, журнала (но не газеты) и я уже почти знал, что здесь написано или напечатано…

Потом я уже более внимательно вчитывался в текст, читал отдельные строчки, предложения, но я уже «знал», о чём здесь написано!..

Я не знал, как это явление объяснить, но оно было и проявлялось каждый раз, когда я с напряжением или волнением чего-то читал или с чем-то знакомился новым и интересным.

- Не бойся! – сказал мне мой Внутренний голос серьёзным и бойким голосом моего папы. – Это для тебя нормально и ты развивай эту способность. Это тебе дар. От меня…

- И от меня, - сказал кто-то другой во мне женским голосом, очень похожим на голос моей мамы. – Пусть читает и развивается…

Поэтому я стал читать, «проглатывая» книгу за книгой…

При этом я стал не просто читать, как мой брат, книжку за книжкой, а внимательно.

Я стал воспринимать художественные произведения как кино, как спектакли, как жизнь.

Я стал сопереживать героям книг. Я стал ощущать и чувствовать то же самое, что и они.

Я стал говорить их языком, слышать их голоса и даже «видеть» героев книг во сне так, как я видел во сне кинофильмы.

Я стал чувствовать и понимать образный язык художественных произведений, ощущения, чувства и мысли авторов, направление их мышления, их подтекст, недосказанности и намёки.

Я стал «видеть» героев произведения не только потом, после прочтения, но даже в момент чтения. Они как-бы присутствовали рядом со мной, во мне, в окружающем пространстве.

- Это нормально, - авторитетно сказал мне мой старший брат. – Я тоже через это проходил. Мне тоже было страшно и мерещились всякие «бабаи», когда мама или папа читали мне сказки в детстве. Это пройдёт! Не «боись»…

Я не боялся. Детские страхи прошли у меня ещё во втором классе, но я не хотел, чтобы моё умение «видеть и слышать» литературных героев проходило…

Наоборот, я стал усиленно развивать в себе эту способность «видеть и слышать», потому что помнил напутствие нашей учительницы по немецкому языку, нашей «барабанщицы» и библиотекаря школьной библиотеки по совместительству: «Развивай свой поэтический слух и эстетическое видение. Верь своей интуиции и своему внутреннему голосу. Не гаси своего интереса к изящной словесности».

Я тогда мало что понял из этих слов учительницы, но теперь я уже начинал её понимать…

Дело в том, что я вдруг начал видеть разницу в манере, в стиле, в умении говорить и разговаривать.

В школе ребята говорили друг с другом одним языком, на улице к школьным словам добавлялись «уличные» слова и выражения, в уличных компаниях нередко звучал мат и матерные ругательства, в общении со взрослыми, наоборот, все старались говорить вежливо, а на собраниях и торжественных мероприятиях все говорили правильно, официально.

Речь и язык общения вокруг меня стали разнообразными, окружающий мир – богатым, насыщенным и мне захотелось научиться говорить по всякому, даже по-звериному…

Однажды я подумал, что можно «говорить» не произнося слов, только «мэкая» и «бэкая»…

Этим часто пользовался мой папа, когда был увлечён чтением газет. В ответ на наши вопросы и приставания, он обычно, отвечал звуками-сигналами типа: «а? », «что? », «да», «нет».

Я попробовал «так» разговаривать со Славкой и у нас получилось!!

Мы «мэкали», «акали», «угукали» и по другому только звуками выражали различные наши чувства и ощущения.  

У нас получалось не только понимать друг друга, но и передавать друг другу различные просьбы, вопросы, ответы и даже информацию. Например, свои желания, хотения или оценки окружающих предметов и людей.

Достигнув удовлетворения в общении друг с другом на таком «мэкающем» языке, мы решили его показать у нас в кружке художественного чтения.

Наше «мэкающее общение» произвело фурор. Всем очень понравилось. Вскоре даже многоопытная учительница по русскому языку и литературе стала нам подыгрывать – морщится, улыбаться, «некать», вопросительно «экать» и назидательно «угукать».

- Возможно, - сказала она, - вы открыли заново первые мгновения истории возникновения человеческой речи. Возможно так, как вы сейчас «мэкаете», разговаривали самые древние первобытные люди, гоминиды, человекообразные обезьяны. Возможно, это умение общаться звуками-сигналами заложено в нас генетически, по наследству от наших первопредков.

Славка немедленно возгордился и наконец-то получил то всеобщее признание, которого так долго добивался…

- Только вы же не хотите превращаться в человекообразных обезьян? - спросила нас учительница. – Наоборот, вы хотите быть лучше, умнее, красивее. Поэтому развивайте правильную культурную литературную русскую речь. Со временем вы увидите, что это умение будет вам очень полезным в жизни.

Мы не хотели быть обезьянами, хотя тут же стали играть «в обезьян», показывать друг другу языки, скалить зубы, ухать, бить себя кулаками в грудь, чесаться подмышками и прыгать на четвереньках.

Потом это прошло. Я вновь задумался. Пришла пора чем-то удивить Валю Антипову. Удивить не «обезьяньим кривлянием» и «обезьяньим языком общения», а наоборот, высокохудожественным слогом… 

Я усиленно развивал своё умение читать, видеть и слышать художественные произведения. В этом мне очень помогла наша учительница по немецкому языку.

В очередной раз, когда я копался на полках школьной библиотеки в поисках чего-то новенького, нечитанного, она молча сунула мне небольшую потрёпанную книжку Корнея Чуковского «Мойдодыр» с закладкой между страницами.

Я машинально открыл книжку и на закладке-листочке бумаги прочитал отпечатанный на машинке текст:

Мело, мело по всей земле

Во все пределы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

Как летом роем мошкара

Летит на пламя,

Слетались хлопья со двора

К оконной раме.

Метель лепила на стекле

Кружки и стрелы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

На озаренный потолок

Ложились тени,

Скрещенья рук, скрещенья ног,

Судьбы скрещенья.

И падали два башмачка

Со стуком на пол.

И воск слезами с ночника

На платье капал.

И все терялось в снежной мгле

Седой и белой.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

На свечку дуло из угла,

И жар соблазна

Вздымал, как ангел, два крыла

Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,

И то и дело

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

В полусумраке узкой комнаты школьной библиотеки, между пыльными рядами стеллажей, тесно заполненных книгами, я вдруг чётко увидел своё домашнее окно, покрытое «кружками и стрелами» наледи, искристое свечеобразное отражение в наледи моей маленькой ночной настольной лампы, а за окном – нашу улицу, столб, фонарь и рои снежинок, которые порхали и кружили в свете фонаря и слетались к моему окну.

Я услышал звуки метельной февральской вьюги за окном. Она кидалась на стекло моего окна, проникала в мельчайшие щёлочки и обвевала моё горячее лицо прохладными бессильными веяниями.

Я почувствовал себя, лежащим на своей постели и уставившимся в потолок нашей большой комнаты, по которой скользили тени от веток деревьев за окном.

Я подумал, что эти «скрещённые тени на потолке» неспроста и ощутил, как внизу моего живота сладко заныло, как во мне вдруг стала подниматься волна жаркой крови.

Мне вдруг «донельзя» захотелось, чтобы рядом была Валя Антипова, а я мог бы ей на ушко прочитать-прошептать эти волшебные стихи…

Даже не поблагодарив, не записав в формуляр книжки, не сказав «до свидания», я пулей выскочил из школьной библиотеки и помчался домой.

Я чувствовал – меня сегодня вечером ждала моя Фея красоты и страсти. Это она руками учительницы по немецкому языку и библиотекарши по совместительству подарила мне это безымянное стихотворение…

Эту книжку с листочком-стихотворением я никому дома не показал. Спрятал. Оно было дано мне, только мне и больше никому.

Я не хотел делиться ни с кем своими ощущениями и своим ожиданием. Меня только немного тревожило молчание моего «внутреннего голоса»…

Устраиваясь спать, рассеянно отвечая на вопросы встревоженный мамы, я с трепетом ожидал сурового возражения моего «внутреннего голоса», но он либо затаился, либо не хотел мне мешать.

Когда все затихли, я осторожно включил свою маленькую настольную лампу, прикрылся одеялом и раскрыл книжку Корнея Чуковского «Мойдодыр». Я снова хотел очутиться в метельной зимней ночи и увидеть «скрещенье рук, скрещенье ног, судьбы скрещенье»…

Фея красоты и страсти появилась сразу, как только я закончил чтение стихотворения, выключил настольную лампу и прикоснулся горячей щекой прохладной подушки. В глазах ещё ослепительно светились фиолетовые круги от лампочки, а она уже проявлялась, оживлялась, становилась плотной, осязаемой…

В этот раз она впервые явилась ко мне с лицом Вали Антиповой, только повзрослевшим, очень похожим одновременно на лицо Тамары, «братановой девушки» и на лицо нашей учительницы по английскому языку – Снежной королевы.

Фея опять была полностью обнажённой, но теперь она вела себя несколько иначе, чем прежде. Она была… шаловливой…

Фея сидела-лежала на спине в «мамином» кресле, в котором имела право быть только моя мама. Мама всегда занимала это место, когда мы всей семьёй садились смотреть телевизор.

Меня этот поступок феи красоты и страсти несколько озадачил. Однако думать об этом не было времени, потому что фея совершенно свободно, естественно и непринуждённо сидела-лежала в мамином кресле не как обычно, то есть прямо, а поперёк.

Напряжённой и согнутой дугой спиной она опиралась на правый подлокотник кресла. При этом вся её спина и попа почти «утонули» в мягких подушках кресла, а правая нога, согнутая в колене, опиралась пяткой в левый подлокотник.

Фея так согнула правую ножку и так скукожилась, что лбом касалась своего правового колена. При этом руками с сомкнутыми «в замок» пальцами она цепко подхватила свою выпрямленную вперёд и вверх левую ногу и тоже с напряжением поддерживала её, как свечку.

Руки и ноги Феи красоты и страсти были переплетены и скрещены так, как это было в волшебном стихотворении…

Из-под правой руки большим «мячиком» выглядывала прижатая к правому бедру грудь феи. Я не видел её соска, потому что он был полностью прижат к коже бедра, но зато я видел тёмный кружок вокруг соска и блестящую кожу груди. Странно, но её вид меня нисколько не взволновал…

Гораздо сильнее меня взволновала чёткая светлая линия бедра правой ноги феи, которая начиналась под коленным сгибом и заканчивалась гладким полукружьем напряжённой попки феи. Там, за этой линией бедра и попки, которые я видел сбоку в профиль, скрывалось её «сокровенное тайное место»…

Левый подлокотник кресла, вытянутая «по-балетному» ступня и красивая длинная голень правой ножки феи затеняли пространство между попкой феи и подлокотником, пространство перед «сокровенным тайным местом». Поэтому мне ещё сильнее захотелось проникнуть в это пространство, увидеть, что там находится…

Фея красоты и страсти продолжала сидеть-лежать в такой напряжённой и сложной позе. Мне показалось, что свет моей настольной лампы играет и порхает, как свет от пламени свечи.

Каким-то образом блики и тени от феи отражались на стенах и потолке нашей комнаты. Поэтому на стенах и на потолке я видел чёткие или расплывчатые тени сцепленных, пересечённых, скрещённых рук и ног, а также какие-то светло-теневые кружки и стрелы.

Эт кудрявые локоны причёски феи давали свои отблески и тени на потолке и стенах…

В какое-то мгновение фея перестала упираться лбом в своё правое колено, слегка полуобернулась и взглянула на меня.

Её взгляд был «точь в точь» таким, которым «обожгла» меня Валя Антипова во время ноябрьской демонстрации – лукавым, вопросительным, ожидающим.

Фея, как и «моя» Валя Антипова, тоже спрашивала меня взглядом своих красивых глаз и своими «вскинутыми» вопросительно бровями: «Ну, и что ты можешь мне предложить? ».

Я ничего не хотел ей предлагать. Странно, я даже не хотел теперь «волноваться» и "изливаться мужским соком" в заранее заготовленную марлевую салфетку…

Я просто хотел смотреть на мою Фею красоты и страсти, любоваться ею и читать ей эти «волшебные» стихи: «Мело, мело по всей земле. Во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела».

Фея молча слушала меня. Её глаза стали серьёзными, задумчивыми, отрешёнными. На лице появилась странная улыбка. Её губки приоткрылись, стали маленькими, упругими и чётко рельефными.

Фея, скрещённая сцепленными руками и согнутыми ногами, стала покачиваться, лёжа на спине, в такт ритма произносимых мною стихов. Её высоко поднятая вверх прямая левая ножка и ступня вдруг стала светящейся, как пламя свечи…

Фея ещё мягче прильнула виском к своему колену. Мне показалось, что она «убаюкивается» моими стихами…

Я смотрел, как мягко и упруго сжимается выпуклая поверхность правой груди феи, тесно упираясь при покачивании в бедро её прижатой к груди правой ножки. Мне было удивительно хорошо и спокойно…

Наверно моя Фея красоты и страсти сегодня хотела того же – спокойствия и неги, понимания и сопереживания…

Особенно заискрились слезинки во взоре моей Феи красоты и страсти, когда я мысленно прочитал ей: «И падали два башмачка со стуком на пол. И воск слезами с ночника на платье капал».

Только на словах – «На свечку дуло из угла, и жар соблазна вздымал, как ангел, два крыла – крестообразно» - моя Фея красоты и страсти вдруг слегка мотнула кудрявой головкой и ещё сильнее прижала-притянула к себе скрещённые руки и ноги.

Стихли, как погасли, последние слова стихотворения, и я увидел, как постепенно стала растворяться в рое бликов, теней, светлых искр и «зайчиков» моя Фея красоты и страсти.

Она снова искоса благодарно взглянула на меня, прижалась виском к своему колену и что-то прошептала мне в ответ своими маленькими красивыми губками…

Весь остаток своей беспокойной ночи и тревожного холодного морозного утра я пытался разгадать или угадать слова, которые мне прошептала моя фея.

Что это было? «Спасибо»?.. «Хорошо»?.. «Люблю»?.. «Хочу»?..

Оба, Внутренний голос и Фея красоты и страсти, молчали во мне и не давали никакого знака-намёка или ответа…

У меня возникло ощущение, что они сами этого не ожидали, растерялись, опешили и теперь пытались как-то всё осмыслить, понять.

Я впервые почувствовал себя сильнее, выше и взрослее, чем мой «внутренний голос» и моя «фея красоты и страсти».

Это я теперь мог у них спросить: «Ну, и что вы можете мне предложить? »…

Собираясь в школу, я вдруг почувствовал, что сегодня ночью прикоснулся к чему-то очень важному, большому, даже огромному.

У меня было чувство, будто я высунул на мгновение свою голову за пределы какого-то своего мира и увидел за ним безбрежное пространство, наполненное неясными бликами, тенями, огненными искрами и солнечными «зайчиками».

Я взволновался почти так же, как волновался при явлении мне обнажённой феи красоты и страсти. Только писка при этом оставалась ненапряжённой, спокойной, а в остальном – то же самое восторженное блаженство, радость, свобода и счастье.

Мама заметила во мне какую-то перемену и, укладывая в мой портфель свёрток с бутербродами с колбасой, сказала немного печально: «Ты уже почти совсем взрослый мальчик, Саша»…