Маришка

Эта была миниатюрная, на вид хрупкая девчоночка, немного конопатая, да, вдобавок, с двумя задорными хвостиками рыжеватых волос.

Когда эту юную практикантку определили мне в пару, я здорово разозлилась. Не на нее, конечно, а на начальника отряда. Надо сказать, что от таких воздушных созданий, как Маришка, так ее все называли, я стараюсь держаться подальше. Можете считать это комплексами, но рядом с такими пигалицами я начинаю чувствовать себя Кинг-Конгом на прогулке.

Но участок работы был очень простой, подходы удобные, к тому же находился недалеко от лагеря, так что в решении начальства был резон.

Уже в первом маршруте я была приятно удивлена. Маришка шустрой ящеркой сновала по пологим склонам, щебетала что-то восторженное и не собиралась падать замертво после первых 10 километров, как я опасалась. Постепенно выяснилось, что она кмс по художественной гимнастике, имеет разряд по лыжам и безумно влюблена в геологию. Так и проходил первый день нашей совместной работы. Мы измеряли элементы залегания, собирали образцы, подписывали этикетки. Маришка сначала пыталась пихать камни в свой рюкзак, что я решительно пресекла. Все-таки ее малые размеры смущали меня. Также пресекла ее попытку называть меня по имени – отчеству. Еще чего не хватало, младше меня на три, много на четыре года, так что это воспринималось бы курьезно.

В общем, к обеду я смирилась с нежданным подарком судьбы. А после, когда мы расслаблено пили чай с чабрецом, начала испытывать к этому шустрому котенку и симпатию.

Следующие дни, когда мы работали на южных остепненных склонах, между нами установились уже вполне приятельские отношения. Воспользовавшись тем, что мужского пола в пределах видимости не наблюдалось, а комаров сдувал ветерок, мы загорали полностью, не обременяя себя лишней одеждой.

Я заметила за собой, что с удовольствием рассматриваю ее точеную фигурку. Это было изумительно красиво, когда солнечные блики играли на ее гладкой, чуть тронутой загаром коже, зажигали золотом пушек внизу живота, под порывами легкого ветерка начинали набухать соски.

Это были какие-то совсем новые для меня чувства. Хотелось слегка, очень осторожно, прижать ее к себе, начать гладить как котенка, услышать в ответ довольное мурлыканье.

Утро выдалось пасмурное. Холодный резкий ветер тянул по небу скомканные облака, к обеду мог пойти дождь. Я медведем рыкнула на Маришку, собравшуюся пойти в маршрут в футболке и шортах, уложила в рюкзак большой кусок толстого полиэтилена и мы отправились в последний, на этом участке, маршрут. Место было голое, невысокие холмы заросли кустарником, кое-где торчали небольшие деревца. Мы пересекли большое распаханное поле и вышли к началу маршрута.

Ближе к обеду посыпал мелкий холодный дождь, усилился ветер. Работать стало невозможно. Открытое место и хилые кустики не позволяли развести костер. Поэтому мы просто уселись на еще сухом склоне, накрылись полиэтиленом и стали ждать машину. Тащиться несколько километров по раскисшей пахоте совсем не хотелось.

Сильно похолодало. Я сняла куртку и под полиэтиленом накинула ее на Маришку. Мы сидели тесно прижавшись друг к другу, стараясь получше укрыться от дождя и ветра. Маришка начала дрожать, я еще крепче прижала ее к себе и вдруг почувствовала ее ледяную даже через фланель рубашки, руку у себя на груди. Осторожно накрыла ее холодные пальцы своей ладонью. Так мы сидели некоторое время неподвижно. Стало немного теплее. Маришкина, уже теплая рука, осторожно сжала мой сосок. Я повернулась к ней, наклонилась к ее раскрасневшемуся лицу, наши губы встретились. Мы молча целовались, ласкали друг друга, не замечая, что полиэтилен свалился и участившийся дождь сыплет прямо на нас.

Издалека донесся натужный звук мотора. Экспедиционный ГАЗ-66, буксуя, пробивался через пахоту. В тесной кабине мы опять сидели обнявшись. Коля включил печку, стало тепло, но мы все равно так и сидели до самого лагеря.

На следующий день небо чуть прояснилось. Было решено перенести лагерь на другой берег озера, чтобы каждый раз не гонять машину на новые участки по топким берегам или далеко в объезд. Перевозить имущество начали на большом резиновом плоту, так было удобнее и быстрее.

Мы с Маришкой остались одни в лагере упаковывать собранные образцы. Случайно перехватывая Маришкины взгляды, я чувствовала, что смущаюсь и краснею. И тут, когда мы увязывали тюк со снаряжением, наши руки встретились. Я даже вздрогнула от неожиданности, когда Маришка сильно сжала мою кисть.

Зуммер вызова полевой рации резко прозвучал в тишине, нарушаемой только нашим учащенным дыханием. Схватив наушник, я переключила микрофон.

- Слушаю.

Оказалось, наши около берега пропороли плот о корягу и смогут продолжать переправу только завтра. Мы радостно переглянулись. Впереди была целая ночь вместе.

Маришка осталась у костра приглядывать за чайником, а я в палатке из спальных мешков пыталась сообразить приличное ложе.

Внезапно ударил выстрел и послышался визг Маришки. Схватив ружье и патронташ, я выкатилась из палатки. Маришка еще раз выстрелила в сторону близких кустов, где ворочалось и ревело что-то огромное. Я разрядила оба ствола дуплетом, переломила ружье, эжектор выбросил дымящиеся гильзы, перезарядила. В кустах затихло.

Потом послышался срывающийся голос:

- Вы что, совсем, что ли. Не стреляйте, это я…Пошутить нельзя.

На четвереньках в свет костра выполз отрядный трудный подросток Эдик, двадцатилетний балбес, сосланный к нам родителями подальше от дурной компании. Он поднялся и что-то бормоча стал отряхиваться.

Я услышала в голове тонкий хрустальный звон, глаза застлало багровым. Сделала два скользящих шага и оказалась рядом с этим уродом.

Эдик кувыркнулся обратно в кусты, заныла левая кисть. Я резко встряхнула рукой, в запястье щелкнуло.

- Ой – сказала Маришка.

- Ничего, не больно, может, маленько растянула – ответила я.

Я провожала ее в аэропорту. В памяти остался скользящий поцелуй в щеку, легкое пожатие руки…

Первое время мы переписывались по мылу, используя каждую свободную минуту. Затем реже. Наконец, несколько поздравлений к праздникам и все.

Ее адрес до сих пор висит у меня в компе, но писать уже не о чем.