Эльвира

Эльвира отрывок из романа «Русский монгол американского происхождения», продолжение романа «Купцы первой гильдии Зуб».

Вечером сын сказал родителям, что поедет в Москву, у него там дела. А о том, что он женился на москвичке, у него не хватило духу ошарашить родителей, оставив это занятие на потом. По вечерам Дмитрий посещал своих школьных ребят и девчат. Многие из них обзавелись семьями. Прошла ещё неделя. Вдруг к ним в гости пришла Галина Ивановна со своей дочерью. Хотя у Эльвиры ещё была практика в техникуме, но их всех отправили по домам, писать отчёты о практике. Дмитрия не было дома, мать посылала его по хозяйским делам. Увидев Эльвиру, Дмитрий воскликнул:

– О! Как выросла! Похорошела! Встретил бы на улице, не узнал бы!

Эльвира залилась краской, не зная, куда ускользнуть от взгляда Дмитрия. Матери, чтобы снять смущение детей, принялись тараторить, перебивая друг друга. Дмитрий, усадив Эльвиру на диван, скромно подсел рядом и принялся задавать вопросы об учёбе, отдыхе, подружках, как будто он их знал. Эльвира осмелела и принялась рассказывать, при этом она не сводила своих карих глаз с него. Сели за стол. И за столом Эльвира рассказывала интересные истории из жизни учёбы, держа Дмитрия под пристальным взглядом. Дмитрий, в основном, молчал. Под вечер мать шепнула ему:

– Ты, хоть пригласил бы её в кино, а потом проводил домой.

Вот этого Дмитрию больше всего и не хотелось. Он уже справился с собой и желал бы, чтобы гости поскорее отправились домой. И рвения к поступку пригласить Эльвиру в кино не проявлял. Он сидел и размышлял, какой найти предлог, чтобы выпроводить гостей домой. Вдруг Галина Ивановна предложила:

– Димочка, а ты Эльвирочку своди в кино. Она давно не была, боится одна, парни пристают.

– Ой! Правда, Дмитрий пойдём в кино, новый фильм, – соврала она, видевшая его с подругами.

Мать, зная его финансовые проблемы, сунула ему деньги в руку, решив, что он не приглашает гостью в кино из-за них. Что оставалось ему делать, он посмотрел на часы, соображая, успеют ли они на предпоследний сеанс. А через двадцать минут они были у кассы.

– Двойных билетов уже нет, остались только по одному месту, – ошарашила их кассир.

– Я не хочу по отдельности сидеть, – всунулась Эльвира в окошечко.

– Правда, на последнем ряду сбоку ещё есть пару мест. Возьмёте?

– Возьмём, возьмём, – обрадовано заявила Эльвира.

Прежде, чем зайти в зал, Дмитрий завёл Эльвиру в буфет и взял кулёк конфет и по стаканчику морса. В зале он поухаживал за Эльвирой, усадив её на место, а сам принялся рассматривать зал, надеясь найти пару мест поближе, но зал был полон, и он опустился рядом, предложив ей конфеты. Фильм начался с журнала новостроек. Показав журнал, в зале зажёгся свет, и опоздавшие зрители спешили рассесться по своим местам. И вот начался фильм. Эльвира придвинулась к нему, чтобы лучше был виден экран, и её волос щекотал ему щёку. Дмитрий твёрдо решил держать себя в руках, и не позволять вольности, но сделать это было не просто. Она ворочалась, задевая его. Поворачивала лицо в его сторону, пытаясь что-то спросить, при этом её губы чуть не касались его рта. Невольно он обнял её за талию, ожидая возражение с её стороны, но она плотнее прижалась к нему. В средине фильма она, спрашивая его, так повернула к нему лицо, что её губы коснулись его губ. И он не стерпел, поцеловав, она не отпрянула от него. Их никто не видел, за ними была стена. Вскоре ещё попытка спросить что-то, и их губы слились в длинном поцелуе, она отвечала взаимностью. Следующий поцелуй и он язычком коснулся её язычка, и она опять ответила тем же. Фильм их уже не интересовал. Она, обхватив его за шею, прижималась, задевая своей упругой девичьей грудью. Фильм кончался, и она прошептала:

– Давай выйдем, мне неудобно, нас могли увидеть соседи.

Они встали и первыми устремились к выходу, смеясь друг другу. Она тянула его вперёд, пытаясь убежать, хотя их никто не преследовал. Подцепив его под ручку и считая его уже своим женихом, она весело лепетала, направляясь в сторону своего дома. Проводив, он не спеши уходить, хотя сознание говорило обратное.

– Посидим на крылечке, – предложил он против своей воли.

– Зачем на крылечке, у нас беседка есть, только я маме стукну в окно, чтобы она знала, что мы пришли.

И она постучала в окно, помахав рукой. Открыв калиточку, она провела его во внутренний дворик и подвела к беседке. В уме Дмитрий сам перед собой оправдывался: «Ну, что за преступление, если несколько раз ещё поцелуемся». Поговорив о том, о сем их потянуло на поцелуи. Целовались в засос, готовые втянуть друг друга в себя. Как ни старался он держать себя в руках, скоро его руки за шарили по её телу, залезли под кофточку, ощупывая упругие груди. Она слегка сопротивлялась, отводя его руки. Постепенно его руки полезли вниз, по бёдрам, и он коснулся её самого важного места. Она вздрогнула и прошептала:

– Может не надо, – и руками схватилась за трусики.

Её слово «может» он воспринял как надо и потерял над собой контроль. Вскоре она отпустила держать самое оборонительное, и подняла руки, обхватив его за шею. И трусики поползли вниз, оголив бедра, а затем ноги. Но она непроизвольно сомкнула ножки, пытаясь воспрепятствовать тому, что не положено было делать. Он торопливо спустил с себя брюки и трусы и втиснулся коленом между ног, и она поддалась, прошептав:

– А может не надо, – и в следующий момент ойкнула, почувствовав, как что-то твердое вошло в неё.

А он елозил на ней, убыстряя свой темп, и она почувствовала что-то такое – радостное влечение, неизвестное ранее. И вдруг он напрягся, и у неё тоже напряглись все мышцы.   Она вдруг почувствовала волну приятного оцепенения, захватившего всё её тело. И они застыли в недвижимости, постепенно отпуская то огромное чувство, захватившее их обоих. Он не шевелился, прижав её своим телом. Ей стало трудно дышать после такого напряжения, и она сдвинулась в сторону, а он в противоположную, но не желал отпускать, отдыхая на ней. Сколько прошло времени, трудно сказать. Вдруг она ощутила в своей промежности, как что-то твёрдое пошевелилось, и её мышцы вмиг напряглись, обхватив это твёрдое. И они не сговариваясь, зашевелились, двигаясь навстречу друг другу, распаляясь до тех пор, пока радостный порыв не сковал их вместе, а по мышцам пробежала радостная дрожь, и они застыли в изнеможении. Наконец, он приподнялся, выйдя из неё, прошептал:

– Что же мы наделали!?

– Милый, поздно теперь жалеть, я люблю тебя, и на всё была согласна.

«Вот, дура! – пронеслось у него в голове. – Хотя я ещё дурнее! Что я наделал, обесчестил девчонку, доверившуюся мне. А вдруг она забеременеет. Женщины в период обострения на беременность становятся активными и сами лезут под мужиков».

– А ты меня любишь? – и она, обхватив его за талию, воткнула свои острые груди в него.

– Любить то я тебя люблю! Но вот, что мы наделали?

– А когда мы поженимся?

– Я через пару дней поеду в Москву.

– Зачем?

– Перед своей защитой я должен на разных предприятиях доложить о результатах своей работы и получить протоколы совещаний, заинтересованных организаций в моей работе. Это очень важно при защите диссертации на Учёном Совете института.

– А ты меня возьми с собой в Москву, я там не была.

Дмитрий растерялся, не зная, что и ответить.

– Но у тебя же практика не закончилась и ты должна отчёт представить, и защитить его в техникуме, – вдруг вспомнил он.

– И правда, а я от счастья с тобой всё позабыла. Ну, хорошо, милый, поезжай один, но ты каждый день должен мне писать о себе, и как идут дела у тебя. Обещаешь?

И они ещё долго разговаривали, прижавшись и целуя по-очереди друг друга. Домой он отправился, когда запели первые петухи.

– Ну, ты загулял, – встретила его мать, открыв дверь. – А мы с отцом всю ночь не спали, получив вот это, когда Галина Ивановна ушла от нас, – и она подала свёрнутую телеграмму.

– Вызов на защиту из института прислали? – и он схватил телеграмму.

– Вызов, но только от другой!

Дмитрий развернул телеграмму: «Дорогой, срочно приезжай. Мама договорилась о твоей прописке у нас, помогла моя беременность. Любящая, твоя жена, Катерина».

– Мы с отцом проверили твой паспорт, оказывается, ты женился и молчишь. Как же это, сынок, нам понимать? – и она заплакала.

– Я ещё и сам не пойму, как это произошло. И что буду делать дальше, Но это, поди, самый единственный шанс получить прописку в Москве.

– А зачем тебе Москва?

– Я ещё и сам не понял, зачем мне Москва.

– У неё беременность то хоть от тебя? По регистрации в паспорте ещё рановато говорить о беременности, а тем более получить документ.

– Всё это не так важно. Хуже другое, что произошло у нас сегодня с Эльвирой. Оказывается, мы давно друг друга любим, но я это понял только сегодня ночью.

– Час от часу не легче. Ты её обесчестил?

Дмитрий не ответил, но кивнул головой. Мать села, прижав ладонь к щеке и уху, прошептав:

– Что же теперь будет?

Дмитрий понял, что имеет в виду мать. Она и отец работают начальниками цехов маслозавода, а Галина Ивановна без пяти минут главный бухгалтер, старый уходит на пенсию. И как теперь сложатся их всех отношения, одному богу известно. А в этот момент Галина Ивановна допекала дочь:

– Как ты могла позволить себе такое. Ты посмотри, что он с тобой сделал! – кричала она, рассматривая рубашку дочери, окровавленную и запачканную миллионом завязей крохотных человечков. – Он тебя изнасиловал? Взял силой?

– Нет, я сами этого хотела. Я его люблю, и он меня тоже.

– Вот, что дочь, переоденься и пойдём в милицию. Ты напишешь заявление, что он взял тебя силой.

– Зачем, мама!? Мы с ним поженимся, вот он вернётся из Москвы, собрав там документы для защиты.

– Я сказала, собирайся! – закричала мать, не в силах сдерживаться.

Эльвира, схватив рубашку, заскочила в ванную, закрыв дверь на защёлку, и встала под теплый душ, смыв с себя и рубашке доказательство.

– Открой дверь сейчас же и не смей лезть под душ! – кричала мать, понимая, что уже поздно, зная настырный характер своей дочери.

– Ну, как знаешь! Вот родишь без мужа, будешь знать, как мужикам доверять, – кричала она пророческие слова.

Через два дня Дмитрия провожали в Москву родители и Галина Ивановна с дочерью. Эльвира нежно целовала его при всех, без всякого стеснения, как своего жениха. При этом Дмитрий бросал косые взгляды то на мать, то на отца, как бы говоря, вот видите, я то здесь причём. Ни мать, ни отец не читали ему нотаций и даже не спрашивали, что он намерен делать. Они рассуждали: «Здесь девчонка, пусть даже обесчещена им, а там намечается дитя и ему решать, как поступить по-уму или по-совести.