Любовь во тьме. Истории про любовь

Человек, любящий осязанием и слухом, предпочи-тает темноту, а человек, любящий созерцать красоту женского тела, предпочитает умеренно освещенную спальню. Вечера и ночи любви можно разнообразить тем, что один раз женщину можно любить в темной, а другой – в освещенной спальне. Любое время является подходящим. Если мы предаемся любви вечером, то впереди у нас целая ночь отдыха. Если мы занима-емся любовью глубокой ночью, то мы  днем чувствуем себя отдохнувшими и свежими. Раннее  утро встречает нас пением птиц и первыми лучами солнца и дарит нам остроту полового наслаждения.

Традиции железные, обычаи,

Издревле женщину сковали, но давали,

Как птице раненой забиться

За рамки бесом созданной морали.

Ведь Бог дал женщине красу,

Не для того, чтоб прятать под одеждой,

Пережила страданий полосу,

Свободу обрести священная надежда.

Но вот в одежде появились бреши,

Мужчинам, дав возможность любоваться,

Всем тем, что было прежде,

Лишь правом только мужа наслаждаться.

Желанье женщины кусочки обнажить

одеждой схваченного тела,

Она не ростовщик, чтоб ими дорожить,

Запрятать глубоко, она бы не хотела.

Она недаром символ красоты,

Источник всех мужских желаний,

Но, все красивое не любит темноты,

Съедает та до слабых очертаний.

Как пищу принимать в кромешной

темноте,

Не видя самое, ни сервировки, вида,

Все пищевые ощущения не те,

И за создателей становится обидно.

Кондитер, повар форму придавал,

А сколько стоил вкус фантазий?

Чтоб алчущий все это не видал,

Не оценив, хотя бы доброй фразой?

Ценитель пищи, истинный гурман,

Вкушать на кухне яства не желает,

Пусть ресторан опустошит карман,

Он удовольствие от пищи получает.

Фарфор и серебро, игра вина в бокале,

И кушаний расклад приятный, цвет,

Сияние огней оттенок придавали,

А этого всего на кухне просто нет.

Что может быть ценней, чем женщина,

для нас?

Зачем же с нею прятаться, скрываться?

Когда пришел любви желанный час

И можно ею безраздельно любоваться.

А мы скрываем, ищем темноту,

Хоть знаем  в темноте все кошки серы,

Не разглядеть желанной красоту,

Приходится принять на ощупь да

на веру.

Допустим, женщина – любимая жена,

И тело досконально вам знакомо,

Как в кокон, в ткань она облачена.

Что быть мешает обнаженной?

Я понимаю долю наших предков,

У них на то – особые причины:

Днем негде, некогда, да и не редко

Все освещение – подсохшие лучины*

Богатый любовался при свечах,

И обстановка пышная такая,

Хотя под старость пыл любви зачах,

И женщины его не привлекают.

Стыдиться тела своего?

Но, почему? Оно так восхитительно,

прекрасно,

Красивей нет на свете ничего,

Сравнения все тщетны и напрасны.

При свете обнажаться стыдно?

Но стыдно ль драгоценность показать?

За женщину становится обидно,

Воистину красот не занимать…

И  комната темна, и душно в ней,

Вспотел, ощупывать приходится руками,

Хотя ценою б жизни всей

Хотел бы все рассматривать глазами.

Ласкаю женщину, но все это – не то,

Пускаю в ход воображение,

Но, даже пылкое и яркое – ничто,

В сравненье с тем, что дарит

мое зрение.

Свет, чудо! Вот она – обнажена,

Любуюсь женщиной, от счастья замирая,

Богиня для меня сейчас она,

Надежный проводник в чертоги рая.

Я вижу розовые ушки, губы,

Я вижу шею, грудь высокую, живот,

Я вижу под пушком и таинство подруги,

К нему я  алчно направляю рот,

Я вижу утомленную от страсти,

Вот миг ее пришел, зари ее – расцвет,

Ликую от невиданного счастья,

Которому сравнений просто нет.

Примечание: лучина – тонкие палочки из древесной щепы, хорошо просушенные в печи,

Использовались для освещения долгими зимними вечерами, для этого лучина вставлялась в особый поставец и менялась по мере сгорания, новой.