Лемурия

Роман опубликован издательством Altaspera Publishing (Канада) в 2017

Светлана, Светланка...

Глупая малышка, светлый мой, добрый мой человечек.

Как странно, что ты теперь не со мной. Как-то незаметно, совсем незаметно расстались мы, очень буднично и просто.

Может, ты просто вышла на минуту: в магазин, в парикмахерскую, на встречу с подругой, на прогулку в парк...

Не на работу, нет. Ты же бросила этот чёртов офис. Я помню, как ты радовалась, когда ушла с работы и говорила мне, что можешь посвятить теперь всю жизнь...

Вот я улыбаюсь. Иронично... или просто криво и жалко.

Всю жизнью. Мы и не знали, как мало её осталось.

... всю жизнь семье.

«Тебе, болван неблагодарный! »

Это ты говорила нежно, с улыбкой. Гладила мои волосы... Да, тогда у меня этих залысин ещё не было. Была роскошная, густая, чёрная-пречёрная шевелюра. Прямо-таки грива, но не львиная, конечно. У львов-то она жёлто-песочного цвета, иногда соломенно-жёлтого, под цвет саванны.

А у меня вот чёрная была. Такой вот цвет.

Р-р-роковая страсть... Глупость! Боже, какая глупость!

В голове моей темно, сам лампочку выкрутил.

Вот - ушла. Не хлопнула дверь, не застучали по лестнице каблуки. Не было прощального скандала, да и слов на прощание - не было. Вообще - ничего.

Кажется, заснул, или - не заснул даже, а лишь забылся на минуту, и тебя нет. Ну, и где тебя теперь искать? Не знаю, милая, не знаю.

Сижу вот у окна, считаю дождевые капли, гелевой ручкой вожу по блокноту, царапаю бумагу.

И кто знает, сколько вот так просижу, сколько выдержу.

Середина ночи, третий час. Бутылка “Гранта> почти пуста, а я на удивление трезв и ясность мыслей у меня необыкновенная. Хотя, возможно, это только так кажется.

В голову-то лезет всё подряд, какие-то картинки одна чудней другой, и слышу звуки, которых вроде как и нет, и тени на стене скачут забавными гремлинами-дьяволятами, шорох и шум, ветер врывается через полуоткрытое окно, ветер шевелит и бросает листки бумаги по полу.

Помнишь, с десяток лет назад это было? Я пришёл с радостной вестью о том, что крупный издатель, Игнатий Палевич, самолично принял меня и обласкал, назвал восходящей звездой русской литературы (а мне и тогда-то сильно за тридцать было... поздно, поздно начал я “восходить>), обнадёжил и обласкал, и даже выдал мне в полное владение собственную книжную серию.

И подписал я  ним контракт сразу на четыре романа...

Помнишь, глупыша? Майский день был, жаркий и душный. Я задержался тогда в издательстве, пришёл в послеобеденную пору. Кажется, в четверть пятого. Может, чуть пораньше.

Ты расставляла горшки с рододендронами на балконе. Сказала: “Выгуливаю цветы. Им ведь тоже нужно дышать>.

Потом из пульверизатора брызгала воду на листья.

А я говорил, говорил... Наступает, дескать, новая жизнь, счастливая и беззаботная. Наконец признан мой талант, такие люди обратили на меня внимание.

Какие именно, я не сказал... Оно и к лучшему!

Да, много чего наговорил. Под конец уж и фантазировать начал. Прославлюсь, гонорары потекут полноводной рекой. Отдамся творчеству... Так и сказал: “отдамся>.

Вот и отдался....

А ты слушала и улыбалась. И гладила лепестки.

А потом сказала: “Борщ разогреть? Ты же без обеда сегодня, весь день на ногах>.

Я говорил всё, говорил без умолку. Пока хлебной коркой не подавился.

Ты пальцем погрозила и сказала как ребёнку: “Ешь молча!>

Вот бы действительно - помолчать.

Новая жизнь...

Где она, интересно?

Одиночество, фонари плавают в тумане, дробью дождь по карнизной жести.

Клюю носом, допиваю виски. Глажу серо-седой ёжик на голове... Нет, не потому глажу, что жалею себя.

Просто... А у меня на макушке осталось ещё тёмное пятно. Остаток былой роскоши.

Фотографий твоих нет. Пропали куда-то, сам не пойму - куда.

Плеск. Влажной травой пахнет.

Машины летают по глубоким лужам, шумно расплёскивая серую воду на тротуары.

Машина за машиной, нарастающий гул и шум заливающей асфальтовые дорожки воды.

Размеренно, будто волна за волной. Будто шум далёкого океана долетел сюда.

Вот, уже почти три часа ночи.

Мне пора, малыша. Я не верю, что ты вернёшься. Ты не можешь меня простить. Да я и сам себя не прощу.

Мне тяжело здесь. Прости... Нечего ждать. Я собираюсь в дорогу, в дальний, дальний путь. Вот ведь расстояние я выбрал, и с собаками там не отыщешь!

Зато, говорят, спокойно. Можно отдохнуть. Главное, что на этом курорте спешить некуда. И некуда бежать.

Собираюсь, пора. Боюсь не успеть.

Волны становятся всё выше и длиннее.

Выбрасывая на берег белые звёзды, смывая с неба созвездия, сапфировые брызги мешая с лунной красной пылью – наступают на берег, топят мангровые корни, пенными языками облизывают пальмовые стволы, растворяют песчаную полосу пляжа, унося смытый с края суши и подхваченный мощным океанским прибоем песок в тёмные глубины океана.

Берег откупается от наступающих великих вод жёлто-перламутровыми раковинами и коралловыми ветвями, белыми, чёрными и алыми.

Вода берёт дань, но мало ей, всё мало ей. Потоки её обрушиваются на сушу.

Время. Настаёт пора.

Берег тонет и темнота скрывает его. Темнота ночи и тьма древней, слепой, первобытной воды сливаются воедино и великой силою тянут в сонную бездну затихающий под волнами мир.

Едва различимые за качающимися широкими, узорчатыми пальмовыми листьями огни фонарей гаснут одни за другим, и отмеченная оранжевым, мерцающим их светом полоска идущей вдоль берега дороги темнеет, сливается постепенно с ночным мраком.

И на ползущих по краю горизонта облаках бледнеют голубые отсветы огней далёкого города. Бледнеют, и свет их из голубого становится белым, а там – и вовсе исчезает.

И гаснут облака.

Ночью исчезнет...

Сейчас она разденется.

Шёлковая юбка с тихим шелестом падает на пол. На смуглой коже до стринга тонкая полоска белой нежной ткани.

Запах плоти, женской плоти. Цветы и океан. Цветы иланг-иланга падают на песок.

Алые цветы плывут по воде.

Её дыхание – мёд. Сладкий мёд.

Сладкие губы.

«И, как мы и предупреждали, мощная и затяжная гроза на южном побережье, совершенно нетипичная для этого времени года, не обошла стороной и наш тихий городок.

Порывы ветра и обилие осадков... в связи с чем мы советуем забросить ваши скутеры подальше, желательно в гараж или под навес, и присоединиться к нашим радиослушателям...

Итак, в эфире «Радио Нарака». Шестнадцать часов в сутки мы транслируем наши передачи на безупречном, как мы надеемся, английском  для всех тех, кто выбрал это чудесное место на берегу океана, чтобы самым приятнейшим образом провести свои дни на планете Земля.

Для жителей нашего любимого городка Нарака, самого весёлого города самой южной провинции штата Денпасавар!

И этот музыкальный час мы начинаем с композиции группы Doors, которую оценят все любители старого доброго рока шестидесятых.

Дамы и господа, Джим Моррисон. Light my fire! »

Подойди ко мне. Ближе. Ближе.

Дай прикоснуться к тебе. Дай почувствовать тебя. Подари мне... На секунду, на мгновение – подари мне свою покорность, своё смирение, робость сердца своего.

Ты знаешь, как это возбуждает. Покорная и обнажённая плоть.

И ещё...

Податливая мягкость кожи, тихое тепло.

«... и мы начинаем розыгрыш призов! »

- Не смей бросать трубку! Не смей отключать телефон!

- Я не...

- Миша, хватит там прозябать. Хватит, говорю тебе. Зимняя спячка, бестолковая зимняя спячка – и ничего более. Ты же творец. Этот... писатель земли рус...

- Мне плевать... Жара, мозги расплавились. Ты мне на карточку ничего не сбросил?

- ... земли русской. Что? Нет, вы послушайте его! Вы его только послушайте! О чём он говорит, этот лентяй? Бездельник, медведь гималайский! Он забрался в свои джунгли, в этот чёртов тропический штат, названия которого я и запомнить не могу, сидит там уже...

- Хватит, я это слышал! Много раз слышал! Мне нужны деньги.

- ... невесть сколько, ничего не пишет! Ты же не пишешь ничего, Миша! Ни-че-го! Ни страницы, ни строчки, ни буквочки! Какая карточка? Откуда деньги? Когда была последняя... Миша, ты помнишь, когда была последняя книга? И сколько она принесла? Одни убытки, и ничего более. Прошли золотые времена, прошли! И ещё... Я слышал женский голос. Да, по телефону. Звонил тебе два дня назад и совершенно явственно слышал женский голос. В твоём положении, знаешь ли...

- Всё, отключаюсь!

- Нет, ты подожди. Нет, подожди. В качестве аванса я готов рассмотреть вопрос... Тьфу, что за человек! Пятнадцать листов...

- Отключаюсь! К чёртовой матери... и никаких...

- Хорошо, десять! Восемь! Или рецензию... Да, отрецензируй! Молодой автор, вылитый ты в молодости. Очень перспективен, очень! Я пришлю его рукопись по электронной почте. Двести долларов, Миша. Как минимум! Рецензию я покажу своему партнёрту, он ценит твоё слово. Он всё то, что ты... Двести, Миша! Как напишешь – сразу на счёт. Ты меня знаешь!

- Остынь, Игнат!

Михаил нажал на кнопку и отбросил телефон.

С тяжёлым стоном рухнул в постель и, закутавшись в одеяло, лежал неподвижно минуты три.

Потом вылез, встал на четвереньки и, захихикав так глупо, что самому стало противно, пополз по полу, выискивая залетевший под кресло мобильный.

Нашёл. Отправил по СМС: «ОК».

Сидел на полу, прижавшись спиной к тёмным, влажным брусьям насквозь пропитанной ливневой водою стены.

И пряный запах подгнивающего дерева кружил ему голову.

Он поклёвывал носом, посапывал и едва уже не заснул, как звонок, ожидаемый, но всё же – резкий и оглушающе громкий (хотя, быть можем, лишь в полудрёме показавшийся таким) разбудил его.

Он вздрогнул и, не открывая глаз, поводил по полу рукой, нащупывая заходящийся в надоедливой трели аппарат.

«Сменю мелодию, сменю. Сколько раз хотел... »

- Да...

- Вот и хорошо! – как ни в чём ни бывало продолжал Игнат, ничуть не смущённый столь грубым и совсем даже недипломатичным окончанием предыдущего разговора. – Вот и здорово! Очень правильное решение! Я минут через десять перешлю тебе текст. Проверь электронную почту. У тебя же есть доступ? Да о чём это я говорю! У тебя должен быть доступ! Только... М-да... Только одна просьба: рецензия должна быть положительной и развёрнутой. Да, развёрнутой, страниц на десять в формате... Сам знаешь, не мне тебя учить. Парень этот... Как сказать-то... В общем, не простой. Совсем не простой. Подробности потом... Всё потом объясню. Ты, главное, сработай на совесть. Ты умеешь, я знаю. Грамотно похвали, поддержи, отметь...

Мелькнула вспышка и секунды через две сквозь водопадный шум ливневых струй донёсся тяжёлый, лениво перекатывающийся грохот дальнего грома.

- О, это чего там? Гроза у вас?

- Гроза, - подтвердил Искандеров. – Прямо вот... с вечера. И всю ночь, наверное, будет.

- А у нас снегом всё замело, - грустно ответил Игнат. – Эх, вот и мне в тропики! Да дела всё, дела... Это ты у нас птица вольная. Взял – и улетел. А я... Так сделаешь?

- Послезавтра будет готово, - ответил Михаил. – Ты, главное, на карточку...

- Помню, помню! – радостно подтвердил Игнат. – Пока, пока!

И повесил трубку.

Повесил поспешно.

Видно, испугался, что Искандеров передумает.

А Михаил...

«Нет, всё правильно. Деньги нужны».

Принял душ, почти час выстаивая под прохладными, слабенькими струями пахнущей тиной и многолетней ржавчиной воды, которая из смесителя текла сразу во все стороны, частично выливаясь и в шланг.

Вытерся махровым, белым с красными драконами, полотенцем.

На сон грядущий – долго стоял у открытого окна и курил, сбрасывая пепел на качающиеся под серым потоком небесной воды банановые листья.

А потом лёг в постель.

Он думал, что ночь будет бессонной, как и прошлые две.

Но – почти сразу уснул.

И снилось ему...

Вениамин посмотрел на часы.

«Уважаемые дамы и господа, прибытие рейса номер пять-два-четыре из Москвы в аэропорт Нарака задерживается... »

- Вот этого мне и не хватало!

«... на три часа. Информация о прибытии... »

- Нет, вот только этого мне и не хватало! Именно этого!

«... передана дополнительно. Данные на табло обновляются... »

Вениамин часто-часто заморгал, почувствовав сначала лёгкое жжение, а потом и сильную резь в уголках глаз от затёкшего на края век липкого, словно кислота обжигающего кожу и слизистые пота.

- Этого...

Вот только не надо сейчас тереть уголки глаз. Это ошибка, большая ошибка.

И очки не снимать. Чтобы не было искушения притронуться грязными, покрытыми пылью пальцами к ноющим глазам.

«Чёрт, когда же они отрегулируют кондиционеры! На туристах экономят, на пассажирах, на кормильцах и этих... как их... поильцах... »

Мысли совсем спутались.

«Три часа... »

Толкавший доверху гружёную синими пластиковыми чемоданами тележку толстяк в красной, обвисшей, тёмными потовыми пятнами покрытой футболке пытался объехать его...

- Ну ты, это! – и Вениамин погрозил ему пальцем.

... не справился и скрипучая аэропортовая тележка краем задела его.

- Сорри, - пробурчал толстяк, поправляя съехавший набок чемодан, что с трудом умещён был им на самый верх багажной пирамиды.

- Ты, это...

Впрочем, от жары, огорчения и общего бессилия ругаться не хотелось.

- Я тут шефа жду, встречаю... Не просто так! А ты вот...

И он ещё раз погрозил толстяку. На этот раз – кулаком.

- Аполоджайз, - пробормотал толстяк.

Поспешно поправил футболку, некстати задравшуюся и предательски открывшую постороннему и совсем недружественному взгляду изрядно заросший тёмными волосами, колышушийся от волнения и непривычного физического напряжения живот.

И насколько мог быстро пошёл прочь, с усилием толкая тележку, и оглядываясь испуганно на грозившего ему кулаком мрачного господина в белом, не по куротному строгом, на все пуговицы застёгнутом костюме и тёмных, элегантно-гангстерских очках.

- А тебе такой аполоджайз покажу! – прошипел ему вслед Вениамин. – Век не забудешь!

Похлопал ладонью по брюкам. Осмотрел их внимательно. Убедился в том, грязная тележка каким-то чудом следа на них не оставила.

И успокоился, отмякнув сердцем, и на время (секунд на пять) забыв даже о надоедливой рези в глазах.

Подошёл к серебристой колонне кондиционера. Щекою прижался к перфорированной поверхности металла.

«Хорошо! »

Приятно-леденящий воздух мягко погладил кожу.

Вениамин замычал и блаженно зажмурился.

«Хорошо-то как! »

Он стоял так, прижавшись к ледяной колонне, минут десять, не в силах оторваться от спасительной прохлады, и даже от избытка чувств периодически обнимал её, по-кошачьи мягко поводя щекой по перфорированной поверхности металла.

Потом открыл глаза, испуганной и ошарашенно захлопал веками и прошептал хрипло:

- Букет! Мама дорогая! Для Ирины, для супруги... Не простит шеф, он же бюджет на встречу выделил! Господи...

- Мистер, упаковка багажа! – певуче потянул на ломаном английском вставший рядом с ним смуглый паренёк в цветастой тамильской юбке. – Донесу недорого! Аэропорт, мистер! Терминал А! Терминал Б!

- Отвали, негодный! – прошипел Вениамин и со всех ног кинулся к выходу из здания аэропорта, расталкивая сонно бредущих ему навстречу пасажиров.

Достав на ходу мобильный, он набрал номер водителя и в паузах между судорожными вдохами выкрикнул:

- Это я. Где? На парковке? Не уехал? Здесь? Стой, я сейчас!

Остановился на секунду и, переведя дыхание, произнёс:

- Цветы забыли. Букет. Жене генерального.

«И хорошо, что рейс задерживается» подумал Вениамин.

Тем утром он проснулся необычно рано, в половине девятого.

Необычно.

Он привык уже к неспешному, замедленному до крайности течению жизни в этом маленьком курортном городке. Привык к тому, что в этих разморенных вечным солнцем местах минуты из древнего сосуда времени стекают медленной, тягучей патокой, так что и самым ленивым взглядом можно отследить размеренное, долгое, усыпляющее движение их.

Привык (и быстро привык) он к тому, что никуда не надо здесь спешить. Стремиться. Бежать.

Нечего ждать. И желать уже ничего.

Всё уже есть. И всё – было. А будет...

Только ещё одно утро. И ещё один день. И ещё один жаркий полдень. И ещё один душный вечер.

Ну, разве что... Вечер – с грозой. А полдень – не на пляже, а в городском парке.

Патока времени останется всё такой же густой. И медленным будет течение её.

Ровным и вечным.

И потому научился он поздно вставать. Чем позже встаёшь – тем меньше надо прожить. После полудня остаётся маленький, совсем маленький кусочек дня.

Его несложно как-нибудь...

Но в тот день проснулся он рано. Необычно рано. В половине девятого.

Первое, что он увидел: красные цифры на электронном табло будильника.

Восемь часов тридцать две минуты.

Жар от деревянных панелей.

Дверь комнаты выходила в галерею с восточной стороны. Своды и арки галереи не спасали от утреннего солнца, не закрывали от него.

Солнце быстро нагревало крашеную дешёвым коричневым лаком дверь и дверные панели, раскаляясь и стремительно выгорая, ежеутренне изгибались под действием жара, с каждым днём всё более и более оступая от дверного косяка, и в расширяющуюся щель проникал поток жаркого, густо замешанного на пыли и мучнисто-белом песке тяжёлого воздуха.

И вместе с ним сквозь щель проходил ослепительный свет.

Свет нового дня.

И в свете этом увидел он...

- Останови машину!

Она похлопала водителя по плечу.

- Как его зовут?

- Викрам, - подсказал Вениамин и испуганно покосился на нахмурившегося шефа.

- Викрамчик, останови! – крикнула Ирина. – Stop here! Ну давай же, тормози!

Викрам послушно надавил на педаль тормоза, остановившись прямо посреди дороги.

- Это же он! Он! – радостно воскликнула Ирина и захлопала в ладоши.

- Кто? – недовольно пробурчал муж.

- Писатель! – не унималась супруга. – Известный писатель! Боже мой, я же его только на презентациях видела, мельком, буквально... Михаил Искандеров! Он здесь!

Алексей пожевал верхнюю губу и хмыкнул недовольно.

- Ты даёшь! Нашла чему радоваться! Кому, вернее... Подумаешь, писатель. Голытьба эти писатели. Дешёвка! Трепло из сферы развлечений. Да за штуку баксов у меня любой писатель «Мурку» петь научится.

- Этот не научится! – решительно возразила Ирина. – И хватит дикаря новорусского из себя изображать. Эта мода давно прошла, к тому же тебе это не идёт. А он...

Викрам беспокойно закрутил головой.

Искандеров, купив у уличного торговца листовой табак, вышел было на середину улицы – и неожиданно замер, остановившись шагах в трёх от их машины.

- Он заметил! – восторженно прошептала Ирина.

- И фамилия у него странная, - продолжал прежнюю песню Алексей. – И штаны потёртые... Ириша, ну веди ты себя прилично! Хватит глазеть! Ты пальцем ещё покажи!

- Обязательно, - ответила супруга.

И, открыв дверь, кинулась к писателю.

- А я вас узнала! Михаил... ой... отчество...

- Львович, - подсказал писатель.

«Были времена, когда меня эта фраза раздражала» подумал Михаил. «Ой, я вас узнала, вас по ящику показывали!.. Да, прямо поп-звезда, мать их всех за одно место! А теперь – ничего. Даже нравится. Есть ещё чудаки, которые меня помнят».

- Во даёт! – негодующе заявил Алексей и пальцами сдавил мягкую кожу сиденья. – Вот что творит? А? Воспитание ведь, из интеллигентной семьи!

Вениамин пожал плечами и надел снятые им было в машине очки.

«У богатых причуд хватает» подумал он.

Но вслух, понятно, ничего не сказал.

- До дома добраться не успели!.. Писателя, видите ли, встретила! У мужа и так нервы на пределе!

И Алексей в сердцах швырнул в заднее стекло автомобиля самолично купленный Вениамином за два часа до этого роскошный букет из двенадцати орхидей благородной леопардовой расцветки.

Два жёлтых лепестка, оторвавшись, упали на сиденье.

«Двести баксов, если по утреннему курсу считать» подумал сидевший на передней пассажирском кресле Вениамин, по шуршанию и звуку шлепка определивший, что именно сделал с подарком разозлённый босс.

Вениамин так и не решился повернуть голову.

В такой ситуации встречаться глазами с боссом просто опасно.

«Напрасно она его разозлила, напрасно» подумал Вениамин. «А я им такой домик присмотрел! Игрушка! Три этажа, площадка для гольфа, и в престижном районе. А он теперь... Как бы сгоряча от аренды не отказался! Я ведь половину с отката уже получил... »

Вениамин испуганно поёжился, представив душераздирающую сцену возвращения денег риэлтору с последующим скандальным разрывом контракта, и с откровенной уже неприязнью посмотрел на этого невесть откуда свалившегося на несчастную его голову писателя.

- Тоже мне – классик! – охотно поддакнул он боссу. – Смотреть не на что!

Викрам, уловив настроение, надавил на клаксон.

Ирина повернулась к машине и помахала рукой.

- ... минуточку! Лёша, ты бы тоже подошёл, поздоровался...

Алексей опустил голову.

И смахнул лепестки с сиденья.

И в свете этом увидел он пред собой создание странное и нелепое.

Сонный взгляд не мог охватить всех черт этого создания, и в в послесонном тумане расплывалось поначалу лишь мутное, красно-жёлтое пятно.

Но постепенно, по мере пробуждения, контуры становились всё яснее и определённей, и вот увидел Михаил (потерев предварительно уголки век), что пришедшее незванно в гости существо видом напоминает толстого до крайности, обрюзшего и небритого мужика с ёжиком засаленных, неровно стриженных (похоже, как будто отчасти даже и выщипанных) тёмно-серых, с сединой, волос и одетого в красную футболку и кустарно крашенные, ядовитейшего оттенка канареечно-жёлтые шорты, пошитые, безусловно, самым креативным мастером Денпасавара.

Мастером-портным, явно творившим выкройки по внушению богини Кали, да к тому же предварительно накурившимся с помощью самодельного бульбулятора крепчайшей дурманящей смолки чараса.

Шорты эти мужик поправлял, с силой дёргая ткань, но разнодлинные брючины всё время собирались в складки, немилосердно, судя по всему, натирая кожу.

Потому сидел мужик в кресле...

«Моё кресло! »  с нарастающим раздражением подумал Искандеров. «Да как он посмел! Я же творю! Творю, чёрт возьми, сидя вот на этом вот самом месте! »

... с видом страдальческим и насупленным.

«А, может, это просто фантом? » с надеждой подумал Михаил.

И тут же начал убеждать себя в обоснованности этого предположения.

«Ну да, фантом! Привиделось... Привиделось такое вот существо. Забрался ко мне в номер нелепый дух, неприкаянный дух из астрального мира. Из самой нелепой параллельной Вселеннной, где все ходят на руках, спят на ветвях деревьев, запускают в космос воздушные шары, а в правительстве держат только самых забавных белых клоунов из цирка шапито... Чёрт, кажется, я знаю, что это за вселенная такая и где её найти! »

Холодок пробежал по спине.

Сонный туман исчез в одно мгновение.

«Нет... »

Михаил понял, что в кресле его сидит не фантом.

Будто подтверждая его догадку, мужик заёрзал (кресло под тяжестью его расплывшегося тела жалобно заскрипело)...

«Не бывает таких тяжёлых фантомов! Фантомы сделаны из облачной ткани, и потому невесомы! »

... и потянулся к стовяшему на середине стола запылившемуся графину с мутно-жёлтой водой.

С жадным чавканьем и хлюпанием он долго пил звучно булькающую в узком горлышке, пахнущую йодом и хлоркой воду.

А потом отставил наполовину опустошённый графин и вытер заблестевшие губы краем футболки.

И важно крякнул.

«Вот гад наглый! »

Михаил отбросил одеяло и, приподнявшись, сел, прижавшись к спинке кровати.

«Не фантом... Но кто же это? »

- Ты кто? – спросил он строго незваного гостя, агрессией стараясь подавить невольный страх перед загадочным пришельцем.

Мужик откашлялся и произнёс важно:

- Фея сладких снов!

«Всё понятно... »

На сердце стало легко.

«Нет, до такой степени я ещё не допился. Бомж тропический, вот кто это! »

Михаил часто встречал на улицах Нараки самого живописного вида бродяг, резко отличавшихся и видом и поведение от местных нищих.

Бродяги эти, эмигрантское месиво, относились к самому низшему слою беглецов-дауншифтеров, пережидавших мировую экономическую бурю в тихой тропической бухте Нараки.

Эмигранты с солидным состоянием, снимавшие особняки в престижной парковом районе Нараки и передвигавшиеся по городу исключительно на кондиционированных «лексусах» и «мерседесах», бродяг этих вовсе не замечали.

Эмигранты среднего достатка (к которым относил себя и Михаил, справедливо признавая пр и том, что изрядно потощавший его кошелёк служит пропуском разве что в самый начальный подкласс самых скромных середнячков) бродяг замечали, но сторонились, не смотря на все попытки последних наладить неформальный контакт.

«Эй, брат! Френд! Амиго! Трава нужна? Я  такое место знаю! А кран нужно починить? Тут сантехника плохая... Да я в России инженером был, а не сантехником! Эй, мистер! Френд! Русская народная песня – на заказ! Без музыкального сопровождения! »

«No, thanks…»

«Павиан тебе брат! »

«Отвали! В Нахабино на таких собак спускают! »

«Коля, не подходи к нему! И не торгуйся... Что значит – дёшево? Да посмотри на него, он же грязный как дворняга! »

«Get lost! »

«Сам ты бастард! Гражданы и джентельмены, кому помочь с разгрузкой мебели? »

Живучее, неистребимое племя российских бродяг, осевших в Нараке, увеличивалось с каждым днём.

Наслушавшись рассказов о прелестях южного края, где круглый год лето (какое это чудо! как изнуряет голодного и несчастного человека суровая и затяжная российская зима!), где не надо платить за жильё («да хоть под пальмой спи – никто мешать не будет! »), где продукты дёшевы, а кокосы с ананасами – так и вовсе бесплатны, где километры бесплатных пляжей и целый океан, и тоже совершенно бесплатный – многие, многие искатели лёгкой доли, собрав на отнюдь недешёвый билет последние деньги (а не набравшие и такой суммы – на перекладных с божьей помощью), добрались до райских мест.

Вот только...

Кто-то из них, быть может, и стал счастлив. Или просто успокоился, добежав до желанного берега.

Но – не все. Не все.

«Из этих вот... » понял Михаил.

- Да нет, похоже, не фея ты, - хриплым спросонья голосом произнёс Михаил и покачал головой. – Скорее, демон утреннего бодуна. Как в нумер забрался?

И покосился на окно, едва просвечивающее белым прямоугольником сквозь плотно задёрнутые красные шторы.

- Да не! – успокоил его мужик. – Я как порядочные люди, через дверь... Ты там... на пляже, в баре... перебрал вчера.

Мужик усмехнулся и потёр ладонью сизую от щетины щёку.

- Я вот так и подумал, что потеряешь сумку. У тебя сумка была. Синяя такая, джинсовая ткань. Тут многие такие носят... Иды вот рано утром по улице, возле вот этого дома, в кустах – синеет что-то. Присмотрелся – она, сумка. Поднял, потряс – ключи в кармашке звякают. От номера, от комнаты этой. Я так и понял, что это твоя. Я же знаю, кто где живёт, кто какую комнату снимает. Я же местный!

Последнюю фразу он произнёс с явной гордостью и даже некоторым самодовольством.

- Вот и принёс. Ты, конечно, дверь не закрыл... Ну, я и подумал: дождусь, дескать, как человек проснётся...

- Понятно, - перебил его Искандеров. – Благодарствую, таинственный незнакомец. И как тебя зовут, любезный?

- Бурцин Мирон Савельевич, - тотчас представился гость и склонил голову в церемонном поклоне.

Добавил важно и с чувством собственного достоинства, но не поднимая при этом головы:

- Свободный предприниматель!

Выждав секунд пять, посмотрел испытующе исподлобья на хозяина, будто оценивая его реакцию на представление.

Реакции не было никакой.

В эти пять секунд Искандеров просто встал с кровати и набросил халат. Называть своё имя гостю и вообще как-то реагировать на его слова он явно не хотел.

- А ещё я в аэропорту местном подрабатываю, багаж подношу, - утеряв враз всякую важность, затароторил гость. – Наберут сумок и чемоданов, а до регистрации донести – никак. Так я и...

Он поспешно вскочил с кресла (можно даже сказать, что не просто вскочил, а выскочил, или вернее - вылетел из него, что для мужчины таких необъятных габаритов и рыхлого сложения было весьма непросто, а для кресла – весьма непросто было лишь протяжно заскрипеть, но всё же не развалиться от неожиданного и весьма чувствительного толчка). Схватил лежавшую на полу сумку и на вытянутых руках поднёс хозяину.

- Я ведь специально решил дождаться, пока проснётесь. А то думаю: проснётся человек, а сумки нет. И огорчиться ведь! А как же можно – человека огорчать. А под дверью оставить – так ведь ненадёжно. Украдут ведь! Здесь народишко местный...

- Нормальный здесь народ, - прервал Бурцева нахмурившийся хозяин.

Проснувшийся мочевой пузырь напомнил о наполненности своей зудом и тянущей болью в паху, потому затягивать беседу с непрошенным гостем Михаил явно не собирался.

- Сколько? – напрямую спросил он.

- Всё в сохранности,.. – забормотал Бурцин. – Всё как оно и...

Поморщившись страдальчески, выдохнул:

- Двести рупий. Только из уважения!..

Михаил выхватил из рук гостя сумку и бросил её на стол.

Потом поднял упавшие с вешалки брюки, встряхнул их, покопался в карманах. И вынув пару бумажек, протянул благодетелю

- Сто. И не торгуйся, Мирон, всё равно больше не дам. В иные времена я бы и больше дал, да времена те давно прошли. Так что прими, не обессудь и проваливай!

Мирон торговаться не стал. Просто взял бумажки и засунул их в карман, что на лимонных шортах его пришит был почему-то где-то уровне, что примерно соответствовал середине бедра, да при том ещё и наискосок, под углом примерно в шестьдесят градусов к поверхности земли.

Мирон погладил ласково застёжку кармана и посмотрел искоса куда-то в глубину комнаты.

«Что он там высматривает? » обеспокоенно подумал Михаил.

И увидел...

Чёрт возьми! Как же это?..

На подоконнике, рядом с креслом, свесившись наполовину, лежал кружевной, ажурный бюстгалтер. Белые кружева с едва заметной шёлковой синей ниточкой...

«Вот незадача! И этот жулик видел... »

Мирон ухмылнулся и понимающе подмигнул.

- Я сам, знаете, жизнелюб и могу понять...

- Уходи, - отрезал Михаил.

И, набросив брюки на вешалку, зашёл в ванную комнату.

«Он ещё здесь... Что, слушать будет? »

Открыл краны на полный напор и встал к унитазу.

И сквозь шум воды услышал:

- ... вас, господин Искандеров, хорошо знаю. Вы же местная достопримечательность. Я ещё в России, в Рязани родной пребывая, книжки ваши в будке у станции железнодорожной покупал. Всю детективную серию прочитал. А вот любовные романы не осилил. Чувств много, действий мало – не по мне это всё.

- Да уйди же, Мирон! – крикнул Искандеров и нажал на смыв.

«А что же это я с ним на ты? » по вечной, рефлексивной интеллигентской привычке начал отчитывать себя Искандеров. «Только потому с ним на ты, что он беднее меня? Или потому, что он непрошенным явился? Или я опрощаться начал... А, может, того хуже – упрощаться? Ни к чему простота такая, ни к чему. Она и впрямь хуже воровства».

- Пойду, пойду, - согласился Мирон. – Понимаю! Большого человека, мыслителя, так сказать, ерундой беспокоить нельзя. Одно только, напоследок, сказать хочу. Я тут в сумке... случайно, конечно, совершенно случайно... В общем, фотографию увидел. Женщина на этой фотографии... Сначала подумал было, что незнакомая. А потом показалось, что очень даже знакомая. Присмотрелся – и точно! Знакомая женщина. Важная дама, можно сказать, бомонд местный. Только странная она у вас какая-то там, на снимке. Волосы будто выбелены... и вообще, лучше снимок-то этот спрятать от греха подальше. И не терять его. Не все таки благородные как я.... Разные люди тут встречаются, а дама эта замужняя, как я точно знаю.

Михаил замер.

- Что? Что ты...

Закрыл воду и выбежал из ванной комнаты.

- Какая фотография?!

- Там, в сумке, - спокойно пояснил Мирон. – Уголок из кармашка торчал, я и...

- Там нет никакой фотографии! – срывающимся голосом крикнул Искандеров. – И быть не может!

Он подбежал к столу, в воздух подбросил синий джинсовый комок – собержимое посыпалось на пол.

Опустился на корточки. Вздохнудл тяжело и потёр лоб.

Фотография лежала на полу, прямо у его ног.

«Откуда она взялась? Откуда она вообще появилась? Я же снимал её... »

Она. Но такая странная, странная... Усталый вид, потухшие глаза. И волосы...

«Она же такая цветущая... Что это? »

- Это не моё, - прошептал Михаил.

Бурцин сдержанно покашлял в кулак.

- Я в таких делах, господин Искандеров, не силён... Хотя кое-что в жизни смыслю. Опыт всё-таки... Может, её фотографию вам специально подкинули? Намёк, так сказать...

Михаил пробомотал в ответ что-то невнятное.

- Пошёл я, - тихо произнёс догадливый Мирон и сделал шаг к двери.

У самого выхода, не оборачиваясь, с интонацией профессионального зазывалы, он выпалил:

-   И добавил:

- Пока!

Она не хотела присутствовать при этом разговоре.

Мужские разговоры в последнее время стали особенно нервными и напряжёнными. Присутствовать, да ещё и быть вовлечёнными в них ей не хотелось.

Тяжёлые, резкие, режущие слух слова.

Она продрогла, стоя на улице, у входа в офис, и без всякого толку дожидаясь мужа.

Она простояла почти полчаса – Алексей не выходил.

Падавший с неба снег мягко ложился на белый песцовый мех, шуба тяжелела и мёрзли ноги в не по сезону лёгких туфлях.

Рассчитывала сразу в машину – да где там!

«Чёртов муж! Объелся груш! Начальника из себя строит! Подчинённые его ждут, водитель его вечно ждёт! Теперь и жена ждать должна? Нет уж! »

Она решительным шагов вошла в здание и офиса и посмотрела грозно на охранника.

- У себя, - прошептал тот.

И добавил чуть громче:

- Совещание. Продолжается. Машину не велел отпускать.

- Я к нему! – заявила Ирина и решительно направилась в кабинет генерального.

«И пускать никого не велел» мысленно произнёс ей вслед охранник.

Семь шагов по коридору. Дверь направо. Мимо секретаря...

- Там совеща,.. – успела произнести Катя.

- Да знаю я! – с заметным уже раздражением ответила Ирина.

«Надоел он со своими совещаниями! На концерт опаздываем... »

Она посмотрела на часы.

«Опоздали».

Толкнула дверь кабинета.

Прокуренный, синий воздух. Табак и кофе.

«Сложный у них разговор... »

Она сразу поняла, что совещание это вовсе не рутинное, а, скорее, чрезвычайное. Женским ли чутьём или каким иным наитием догадалась: творится что-то очень нехорошее.

Алексей (встрёпан, будто из зашедшейся в кулачной свалке толпы вынырнул), поправив сбившийся набок галстук, кинулся к ней.

«Трое... Юрист, Пётр Илларионович. А второго не знаю. По моему, аудитор... Хотя могу и перепутать... »

- Ира, ради бога!

Алексей молитвенным жестом сложил ладони у груди.

- Извини! Прости, пожалуйста! Всё понимаю, всё... Ещё десять минут, не больше!

Ирина резко вскинула левую руку.

- Половина седьмого, Алёша. По московским пробкам на Никитскую мы точно к семи не успеем. Пропали билеты, Алёша. Так что не спеши...

Мгновенно уловив её настроение, многоопытный юрист Пётр Илларионович Корчинский, подбежал к затевающим публичную ссору супругам.

- Ирина Георгиевна, моя вина! Mea culpa, так сказать! Каюсь, грешный, я вашего мужа задержал. Но объясните...

Он скосил взгляд на третьего участника совещания (лысоватый, весьма представительного чиновного вида мужчина в светло-сером, с лёгкой электрической искрою, пиджаке с безучастным видом сидел в дальнем углу кабинета и демонстративно смотрел в потолок, а потом, минуту спустя после появления Ирины в кабинете, и вовсе с наигранно-сонным видом прикрыл глаза). Скосил – и перешёл на шёпот.

- Вы хоть ему объясните, Ирина Георгиевна, что в сложившихся обстоятельствах интересы семьи, прежде всего интересы семьи требуют немедленного и безотлагалельного отъезда...

- Перестань её впутывать! – оборвал его Алексей.

- Алексей Валерьевич, - с сипуганным видом зашептал Корчинский, - поверьте, мне и без того трудно объяснять вашим деловым партнёрам причины столь внезапной учредителей некоторый компаний (ключевых, между прочим, компаний!) вашего холдинга. Пока мне удаётся держать ситуацию под контролем, но их предположения о перераспределении собственности для оптимизации, скажем так, некоторых несогласованных с партнёрами кредитов могут...

Представительный мужчина засопел. Кончик его носа хищно, по-лисьи, задёргался.

- ... привести к самым неприятным послед...

- Замолчи! – прошипел Алексей.

И, взяв Ирину за локоть...

«Грубиян! Он никогда такого раньше... »

... вывел её в коридор.

И плотно прикрыл за собой дверь.

- Зачем? – спросил Алексей.

Вопрос, состоящий из одного слова, был ей вполне понятен.

- Я замёрзла! – вызывающим и одновременно жалобным тоном произнесла Ирина.

И тут же попыталась перейти в атаку:

- Как ты мог! Я сама бронировала билеты, выбрала лучшие места. Я ждала тебя полчаса! На улице! Зимой! В мороз! Мы же три года не были!..

Алексей покачал головой.

- Всё, Ириша, всё,.. – тихо сказал он. – Совсем, совсем плохи дела стали. Корчинский приехал неожиданно, как снег на голову свалился на пару с этим вот мужичком лысым, который от партнёров за денежками присматривает.

Алексей вздохнул тяжело и посмотрел на жену по-собачьи виновато.

- Прости, все концерты отменяются. Кризис чёртов...

- Как? – удивилась Ирина. – Мы же вчера только обсуждали...

- А сегодня кое-что произошло, - пояснил Алексей. – Не хотел тебе об этом говорить... Может, и правла не стоило тебе знать. Как говорится, спокойней бы спалось. Но мне важно, чтобы ты поняла меня. Корчинский...

Алексей скривил губы.

- ... просит уехать из страны. Срочно. Две недели уже просит. Я его понимаю, он тоже в истории замешан...

- Какой ещё истории?! – воскликнула Ирина и схватила мужа за рукав. – Что у тебя происходит? Куда ты семью втянул?!

Алексей погладил её побелевшие пальцы и осторожно разжал их.

- Не надо, Ириша. Ни к чему...

Гладил её ладонь, успокаивая.

- В общем, бизнес-проблема. Осенью оформили кредиты без согласования с партнёрами. Были вложения, купили офисное здание в центре. В сентябре всё казалось надёжно. Связали цепочку, посредник должен был быстро перекупить здание... Всё как обычно... К декабрю досрочно гасили кредит и закрывали историю. Партнёры и узнать бы не узнали... Ни Фёдор, ни другие... Да ты не знаешь их...

- Что случилось, Лёша? – севшим от волнения голосом спросила Ирина. – Что натворил?

- Я натворил?! – возмутился Алексей и отпустил её ладонь. – Разве я этот кризис придумал?! Разве я инвесторов распугал? О прежней цене и речи нет! Вообще не понятно, кто теперь это здание купит! Это же сколько миллионов зависло! Да разве это я!..

Он застонал и обхватил голову руками.

Минуты две они стояли молча.

Ирина не знала, что ей сказать, какие подобрать слова, чтобы утешить мужа. Прежняя злость на него сменилась жалостью. Жалостью, в которой не было страха за себя. Только – за него.

Он показался ей сейчас похожим на маленького мальчика, заигравшегося в какую-то странную и совсем ненужную ему, да ещё и очень опасную игру. Заигрался – и сам испугался последствий игры своей. И замер растеряно, не понимая, как же теперь закончить счёт, не водить и не искать, а самому куда-нибудь спрятаться.

Странно... он, такой решительный, волевой, самоуверенный, всё на свете знающий и ко всему гото...

«Нет, Алёша, не ко всему. Не готов ты быть слабым».

- Поедем, - тихо сказала она. – Алёша, послушайся Корчинского. И меня. Тебе отдохнуть нужно. Ты в таком состоянии... Хотя бы на пару недель.

Алексей опустил руки и минуту стоял, покачиваясь, обдумывая предложение.

- Только не в Лондон, - ответил он. – В Лондоне Фёдор точно найдёт...

- Да мало ли мест на Земле, - улыбнувшись, тихо произнесла Ирина. – Мало ли... Вот в Индийском океане...

- Подожди!

Лицо Алексея внезапно посветлело, озарённое счастливой догадкой.

Он хлопнул себя по лбу.

- Точно! Есть вариант!

Из нагрудного кармана он достал смартфон и быстро набрал номер.

Подмигнул Ирине.

- Место – прелесть!

Услышав в трубке ответ абонента, с ходу радостно зачастил.

- Веня? Привет, дорогой! Придётся мне тебя из Берлина выдернуть. Пусть Рома там все дела сам решает. Ты мне в другом месте нужен... Каком? Тёплом месте, Веня, тёплом. Я тебе другого и не предложу. Я добро помню, Веня, не сомневайся! Помощь нужна, Веня, и срочно! Я тебе по почте сброшу координаты одного местечка. Приморский городок. Там есть агентство по аренде недвижимости... Да, свяжись с ними. Потом объясню! Давай, дорогой, действуй!

Отключил смартфон и с победным видом засвистел, выводя неровно и фальшиво какую-то бравурную мелодию.

- Дурачок ты мой, - сказала Ирина и обняла мужа.

Щёлкнул замок. Дверь со скрипом открылась.

- Петли всё забываю смазать, - виноватым тоном, словно извиняясь перед гостем за бытовую неустроенность, произнёс Искандеров.

И гостеприимным жестом распахнул дверь.

- Заходи!

Игнат как-то очень осторожно, замедляя шаг, переступил порог и огляделся по сторонам.

- Ничего, да,.. – пробормотал он. – Ничего, хорошо, да... Уютно.

Уюта в жилище Искандерова было как раз немного. Были остатки уюта.

Обломки разбитого семейного быта перемешаны были с минуйшей же роскошью и теперешней неустроенностью.

Висевшее в прихожей большое зеркало в богато украшенной стилизованным лошадино-грифонным скифским орнаментом бронзовой раме завешано было гирляндами нанизанным на серую суровую нитку скрученных листов густо исписанной и исчёрканной бумаги.

Подобными же листами, сложенными в виде самолётиков, украшена была (или испорчена и замусорена – как решила бы любая добропорядочная домохозяйка) и висевшая посреди прихожей люстра, австрийские стразы которой жалобно позвякивали под тянущим от двери сквозняком, будто жалуясь гостю на заброшенность.

А по паркету, довершая общую картину беспорядка, разбросаны были разноцветные и разноразмерные носки.

- Наступай, не бойся, - напутствовал издателя Искандеров. – Вообще, будь как дома...

- Чего на полу-то? – спросил Игнат, осторожно переступая через непочтительно и легкомысленно брошенные под ноги предметы мужского гардероба. – О, да тут на две недели набор...

- Перед стиркой начал сортировать, да забросил, - пояснил Михаил. – Э, да ты, я смотрю, деликатность проявляешь! Спасибо, конечно, сердечное, но ведь ходить тебе неудобно будет. А потому...

Он схватил стоявшую в углу швабру и несколькими решительными движениями сгрёб предназначенное к стирке бельё в кучу, задвинув её ближе к стенному шкафу.

- Вот так мы их! Да тут и носовой платок есть! А у меня вечно с ними беда!

И швабру поставил сверху на кучу.

Настроение Искандерова явно улучшилось.

- Так-с...

Он потёр руки.

- Снимай-ка куртку да вешай... Да, вот тот угол, возле зеркала. Там чудесная вешалка. Стойка-опора из чёрного дерева, украшенная ликами языческих и, возможно, когда-то воинственных и кровожадных, но теперь таких милых и почти домашних африканских божков. С ними...

Игнат подошёл к вешалке и провёл пальцами по лакированному африканскому дереву.

Божки и впрямь были существа не страшные и даже вполне симпатичные. Вот только почему-то все как один смотрели на мир выпученными и немного испуганными глазами, и показывали при том этому миру длинные свои языки.

Повесив куртку, охлопал Игнат карманы и достал портсигар.

- А курить можно у тебя? – спросил он развившего на кухне бурную кулинарную деятельность хозяина.

- Светлана бы не разрешила, - грустным голосом ответил Искандеров. – Она и мне с сигаретой не разрешала по квартире ходить. «В кабинете», дескать, «только там! » Да, на то кабинет писателю и нужен. Чтобы травить только себя, а не окружающих...

- Так можно? – с некоторым нажимом уже повторил Игнат.

- Валяй, - равнодушно ответил Искандеров. – Светланы же нет... Сам видишь, какие в моём доме теперь вольные нравы.

Игнат закурил. Прошёлся пару раз по коридору. Из угла в угол.

Не выдержав искушения, заглянул украдкой в гостиную.

«И как у нас писатели в кризисное время живут? »

После увиденного у самого входа в квартиру, в глубине её ожидал он обнаружить следы совсем уж дикого разгрома и проявления самых невероятных и экзотических порывов творческой натуры хозяина.

И – разочаровался. Отчасти.

Нов общем – успокоился.

Интересного мало. И то хорошо.

Нет, некоторый беспорядок, конечно, присутствовал. Куда ж без него...

Но масштаб был явно не былинный и эпический.

Вот разве что... Половина книг с полок перекочевала на пол, люстру украшали знакомые уже самолётики, да ноутбук легкомысленно оставлен был на ковре прямо посреди комнаты.

Собственно... всё. В остальном всё было как в приличном обывательском доме.

«Следит пока что за бытом» успокоился Игнат. «Пожалуй, не совсем расклеился после всех ссор и семейных неурядиц. На пару романов его ещё хватит... »

Засвистел  довольно и прошёл в кухню.

И тут только заметил, что пепел как-то машинально стряхнул на пол.

«Нехорошо... »

Игнат расстроился. Такой неаккуратности раньше за собой он не замечал.

«Это вот обстановка... расслабляет... »

- А пепельница есть у тебя? – спросил он готовившего угощение хозяина.

И, видя старания его, с важностью и достоинством дорого и уважаемого гостя произнёс:

- Да не старайся ты так! Обедал недавно...

- Не для тебя стараюсь, - тут же поставил его на место Михаил. – Я-то, между прочим, даже не завтракал. Так что крабы...

Он с силой воткнул в консервную банку длинный зубец открывалки.

- ... в салат будут в самый раз. А пепельница... Вот сейчас крабов в тарелку переместим, где смешаем их, родимых, с рисом, яйцом и майонезом. А банку пожертвуем тебе под пепельницу.

Он набросил на банку полотенце, прижал её к столу и, покручивая, быстрыми и сильными движениями начал открывать.

- А любимая пепельница, с крышкой которая, полна окурков. Выбросить всё недосуг, и крышку открывать нет охоты – запах пойдёт.

Сбросил красноватое морское мясо в салатницу и выскреб банку ножом.

Протянул Игнату.

- На, держи! И, если помогать не собираешься, то присаживайся. Кухня большая, да метаться по ней приходится. А ты мешаешь.

«А настроение у него ничего, боевое» с удивлением отметил Игнат, присаживаясь к столу. «Я, признаться, думал совсем мужик в депрессию впал. В царство грёз ушёл... У них, писателей, это запросто. Мне ли не знать? А он, ничего... Бодрится. Или это показное? Игра для одного зрителя? »

Пару раз вдохнул дым и затушил сигарету.

«Нет, не похоже. Он не умеет притворяться, играть. Не в жизни... В книгах – может. Но не в жизни. Не дано. Потому, должно быть, и пишет... В книгах он умеет обманывать злодеев. Но, впрочем... »

Он поморщился.

«Заболтался сам с собой. Какой же я злодей? Я – благородный герой. Издатель и промоутер. Кормилец непрактичных авторов. Так что... »

Усмехнулся.

«Или всё-таки злодей? »

- Ещё будет омлет с ветчиной, - сообщил Искандеров. – Полноценный обед из...

Он загнул пальцы.

- Трёх блюд, считая коньяк.

- У тебя и коньяк есть? – удивился Игнат. – Хорошо живёшь, хорошо...

Искандеров достал из шкафа тёмную бутылочку с вишнёво-золотистой наклейкой и гордо продемонстрировал издателю.

- «Полиньяк»! Бывали напитки и покучерявей, но в суровые годы кризиса и это роскошь.

Поставил на стол две рюмки.

- Омлет подождём или?..

- Или, - решительно заявил Игнат. – Я сегодня с водителем, так что могу не сдерживать свои саморазрушительные порывы. Наливай!

Тонкий звон стекла. Горлышко бутылки касается края рюмки. Булькание. Пузыри в тёмной жидкости, запах дубовой бочки.

- Но я всё-таки поджарить его успею... Пока ты там по коридору гулял, я готовку начал. И шипит уже, и шкворчит! И едоков к себе требует!

Ноздри щекочет.

Невидимый пар спиртовой.

- Но выпить-то успеем? – спросил Игнат.

- Хороший подход, - подбодрил издателя Искандеров, протягивая ему рюмку. – Как сказал? Порывов разрушительных не сдерживать? Это хорошо, это очень хорошо.

Отчего-то рюмка показалась Игнату тёплой. Едва ли не горячей.

«Бывают тактильные галлюцинации? » подумал Игнат, втягивая втягивая подрагивающими ноздрями терпкий коньячный дух. «А обонятельные бывают? Мне вот кажется, здесь ещё и цветочный запах... »

- А вот и омлет поспел-успел! Шустрый парень этот омлет!

Искандеров, забирая сковороду с плиты, задел локтем занавеску и послышался издателю звон падающих...

- Пузырьки, флаконы, - с виноватой улыбкой сказал Михаил, раскладывая бело-жёлтые, дымящиеся куски омлета по тарелкам.

- Что? – недоумённо переспросил Игнат.

Искандеров положил сковороду в мойку и включил воду.

Наклонился и поднял с пола флакон синего стекла с золотистой декоративной каймой, пущеной по краю узкого горлышка.

- От Светы память, - прошептал Михаил, меланхолически покручивая пальцами стекляшку. – Духи... Я ей часто духи дарил. Вот, видишь, ушла. А флаконы остались. Пустые... Я не разрешал ей выбрасывать. Коллекционировал. Так вот – пригодились теперь. Дышу, вспоминаю... Будто рядом. Как собака, правда? Собака тапочек у хозяина унесёт, чтоб запах его рядом был. Будто и он рядом. Глупая собака! Я, правда, не умней её. У хозяйки запах украл. Она со мной, со мной...

Поднёс к лицу. Вдохнул, зажмурившись.

Открыл глаза. Они – будто блеснули на миг.

«Слёзы, что ли? » с тревогой подумал Игнат. «Так и знал! Поплыл, расклеился лучший автор! Зараза! »

- Роза... и ещё какой-то аромат... свежая трава...

- Всё, хватит! – решительно заявил Игнат и поднял рюмку. – Давай уж, для аппетита. Сам, между прочим, предложил!

Михаил замер на мгоновение.

- Верно, верно...

Вернул флакон на подоконник.

- Верно, Игнат, самое время выпить. Поднимаю...

И поднял.

- ... бокал... Или как её? Рюмашечку эту...

- Без тостов! – заявил издатель.

И опрокинул, зажмурившись.

Стало огненно в желудке и хорошо на душе. И появился аппетит.

Листья табака, табачная коричнево-зелёная крошка.

Медленно пересыпает измельчённые листья в бумажный серый кулёк.

Тяжело дышать, давит полдень.

«Быстрее! Быстрее! »

Шелест шин. Шуршание. Стихло.

Только шум двигателя и еле слышные голоса.

Белая «Тойота» остановилась прямо посреди дороги, согнав с привычного места разомлевшую было на солнце тощую однорогую козу.

Коза посмотрела недоумённо на блиставшую золотистыми тонированными стёклами, сыто урчащую японским дизелем машину, заблеяла жалобно и медленно поковыляла прочь.

- Кто это к нам забрался? – удивлённо спросил продавец, встряхивая кулёк.

- Быстрее, быстрее!

«Хорошо мне, хорошо! »

Свяжи меня. Завяжи глаза.

Дать будет лучше. Мне нельзя сопротивляться. Запрещено.

- Наказание? – спросила она.

- Вилку дай! – развязным тоном потребовал Игнат.

- Ложкой обойдёшься, - ответил лучший автор, протягивая столовый прибор. – У меня, знаешь ли, с ложками-вилками беда. Они же, сволочи, пачкаются... Приятного аппетита!

- Угу, - кивнул издатель, старатель набивая рот.

- Да, - продолжил Михаил, подвигая ближе тарелку. – Пачкаются. И надо их мыть. А посудомоечную машину купить в своё время... То есть, в то время, когда сделать это доходы позволяли – я не догадался. Теперь и машины нет, и доходы уж те, и мыть лень. Вот – обхожусь пластиковыми заменителями. Но для гостей, редких и дорогих, держу кое-что. Ложки, в основном.

- А вилки с ножами чем не нравятся? – прожевав обрезок ветчины, спросил Игнат.

- Тем, что острые, - пояснил Михаил. – Колят и режут... Не люблю острые предметы, не люблю... Ещё по одной?

- Не возражаю!

Они выпили ещё. Покончив с омлетом и салатом – ещё пару раз.

Говорили о пустяках. Разговор слишком уж хорошо клеился. Игната бы больше устроило напряжённое молчание.

Тогда ему легче было бы приступить к главной теме. А лёгкость беседы свидетельствовала (быть может, обманчиво) о слишком уж высоком жизненном тонусе автора, а тонус – о готовности сопротивляться давлению Игната.

«Радуется, каламбурит – и не пишет» удивлялся Игнат. «Ладно бы, запой или депрессия. Но в таком вот, вполне удовлетворительном состоянии – и не пишет? Не понятно... И как же его к столу подвинуть, за компьютер усадить? Или всё-таки... »

Слёза в глазах автора внушали некоторый оптимизм.

«Из-за Светланы он такой, только из-за неё! » убеждал себя Игнат. «Но это пустяки, пустяки... Нынче не эпоха романтизма, чтобы из-за бабы с ума сходить. Пора, Миша, отрывать тебя от флакончиков этих, от воспоминаний и от самоедства дурацкого! Пора конвейер запускать. Три романа с тебя до следующего лета. Как минимум! Три! »

- Так по поводу доходов, - улучив момент, как бы между прочим заметил Игнат. – У нас тут не Америка, не гнилой Запад, чтобы автор, пусть даже и очень успешный, до конца дней своих на ройялти жил. Издавался ты, Миша, в своё время неплохо. Были времена, когда замечательно, шикарно даже издавался. Таку серию у меня в издательстве выдержал – пятнадцать романов! Пятнадцать – и безо всякий «негров». Сам! Собственноручно и собственномысленно! У меня ведь мало таких авторов, Миша, мало.

Игнат вздохнул тяжело.

- Беда прямо! Измельчал народишко, скурвился. Иного и автором не назовёшь. Честолюбия полно, аж из ушей лезет. Гордыни столько, что сам Люцифер от зависти мохнатые локти грызёт. Гламура – хоть вилами грузи. Полный воз этого гламура! Ей-богу, все углы в архиве гламуром завалены, крысы читать не поспевают. Одна радость – макулатурой обеспечены основательно, лет на десять вперёд. А вот идей – нет.

Игнат налил рюмку до краёв и одним махом осушил.

- Омлет кончился, салат – опять же... С закусью проблемы, - предупредил Искандеров.

Игнат помотал головой и сложил пальцы кукишем.

Выдохнул.

- Нету, Миша! Авторов много, бумаги много, типография заказами завалены. Идей – хрен!

Игнат с удивлением посмотрел на кукиш и распрямил пальцы.

«Один, два... Четыре, что ли? »

Он фыркнул недовольно.

«Пять, конечно. Развезло, блин... »

- Лепят муть какую-то, Миша... Но народом!..

Игнат показал пальцем на потолочный светильник.

- Народом муть востребована!

Игнат покачнулся и, схватившись за край стола, спросил жалобно:

- Что я могу с народом поделать?

Он стукнул кулаком по краю стола.

- Что я с этой сволочью могу поделать?! Он же по-тре-би-тель!

Последнее слово Игнат произнёс нараспев. И застонал.

- Он деньги платит! Деньги!

Игнат наполнил рюмки.

- За народ, Миша! За читателей! За потре... треби...

Язык у Игната явно начал заплетаться.

- Потребителей изящной словесности! Особенно – высокопос... Тьфу! Высокопоста... вленн... нны... Ных! И платёжеспо... собны... Ных!

Встал. И потянул Искандерова за рукав.

- Стоя, Миша, стоя! Только стоя! За народ – стоя!

- Шутовство это, Игнат, - ответил Михаил.

И выпил, не вставая.

- Не любишь народ? – с кривой усмешкой спросил Игнат.

Опрокинул. Выпил свою порцию. Опять – одним глотком.

И рухнул на опасно заскрипевший стул.

- Правильно...

Игнат кивнул.

- Правильно, Миша. Народ никто не любит, он сам себя не любит. И я бы... Да вот беда, деньги нужны! У меня же полиграфия, производство. Заказы, расходы, кредиты. Кредиты, будь они неладны! План у меня, Миша, план! Это же как завод – не остановить. И люди на меня работают, а им зарплату надо платить. Ты автор, тебе легко. Принял красивую позу, байроновскую, к примеру. Плащ запахнул, да встал на утёсе! И – всё! Вне игры! А я...

Игнат постучал пальцем по столу.

- Я – производственник. Предприниматель. Я должен выпускать то, что продаётся. И любой, любой тебе скажет!..

- Игнат, к чему всё это? – спросил Искандеров. – Мы об этом говорили уже много раз. Ты хотел, чтобы я делал красиво – и я делал красиво. Ты хотел получить ликвидный текст – и получал.

- Ликвидный? – переспросил Игнат.

И усмехнулся.

- Нет, Миша, нет! Авторы бывают ликвидными или нет. Это они продаются! Их имена продаются! А тексты... С ними у тебя проблем не было. С текстом, с идеями. Но... Это ведь я сделал тебя продаваемым. Это с моей подачи ты стал ликвидным. Попал в оборот! В прибыльный сектор! В яблочко! В десятку, чёрт возьми!

Игнат потянулся к бутылке.

- Хватит! – остановил его Искандеров и убрал бутылку под стол. – Похоже, ты не просто так в гости напросился. По душам решил поговорить? Тогда с коньяком завязываем. А то у тебя уже язык заплетается. Ещё пару глотков – и одними междометиями заговорим. А потом на мычание перейдём. Лучше так посидим... Или чаю?

Игнат погрозил пальцем кухонной мойке.

- Не-е, - протянул он. – Напрасно убрал, Миша. Напрасно бутылку убрал! У меня алкогольная релаксация...

- Глупость из тебя лезет алкогольная! – заметил Михаил. – При чём здесь – любишь народ или не любишь? Может, и любил бы до беспамятства, только на черта ему моя любовь? К чему эта демагогия, Игнат? Пришёл в жилетку поплакаться? На времена и нравы пожаловаться? Ну что ж, давай скажем другу другу красивые и правильные слова. Давай поклянёмся, что будем трудиться не жалея сил, и дадим измученному бытом обывателю парочку книг в красивой обложке, которые помогут ему скоротать время в метро. Или, пардон, в ватер-клозете.

- Три! – заяввил Игнат.

Поднял и быстро опустил три пальца.

- Три книги дадим!

- Хоть десять! – воскликнул Искандеров. – Я ведь твои мыслишки на лету ловлю! На лету, Игнат! Ты сделал меня продаваемым, узнаваемым, покупаемым и так далее! А я, нехороший человек, после ухода жены раскис, размяк, заперся в доме, сижу бирюк бирюком, и все идеи свои творческие наглым образом гроблю, с тобой не делюсь. И ты, бедолага, вынужден с юными оболтусами общаться, силы на них тратить, тексты их в издательский формат втискивать. Кого в «негры» вербовать, а кого (ужас какой!) и с нуля раскручивать. И столько сил на это уходит, а результат... Будет ли он ещё – не известно. А под боком у тебя гад Искандеров сидит, один из трёх самых раскрученных авторов, и пользы от него – никакой. Даже не с гулькин нос, а никакой! За несколько месяцев – ни одной новой книги. Пара статей, и всё. И обидно тебе Игнат до слёз, и тянет к горячительным напиткам. Так?

- Так, - согласился Игнат. – Молодец, Миша, обо мне ты подумал. Творчески, так сказать, осмыслил ситуацию. А о себе ты подумал?

Он перевернул рюмку и ложкой постучал по ней. Раздался мелодичный звон.

- По тебе звенит этот колокол, Миша! По тебе!

Поставил рюмку на стол.

- Плесни ещё! Не жадничай!

- Договаривай всё, - потребовал Михаил. – До конца! Тогда допьём. Может, ещё и за добавкой в магазин побежим.

Игнат удивлённо поднял брови.

- Зачем самим бежать? Я водителя пошлю!

Остатком горбушки добрал остатки салата. Пережёвывал долго, медленно двигая челюсти.

Искандеров терпеливо ждал.

- Ладно, говорим откровенно, - решился Игнат. – Миша, ты же специфический автор. У тебя есть свой авторский стиль. Ярко выраженный, запоминающийся! И его, блин, трудно имитировать! Понимаешь, куда клоню?

- Понимаю, - ответил Михаил. – Клони дальше, не стесняйся.

- Так вот, - продолжал Игнат. – Имя твоё ликвидное отдельно от текстов продавать трудно. А я пытался... Помниль, Миша?

Искандеров кивнул в ответ.

- Ты все эти планы гробил, Миша! Но не это их сгубило. Нет, не это! Ты не хотел писательскую бригаду возглавить, индивидуалист чёртов! Все серии на себе тянул. А я, в качестве эксперимента, попросил парочку ghost writer'ов текст подготовить... Хотелось проверить, могут они под тебя работать или нет.

- Силён, Игнат! – воскликнул Искандеров. – А ещё что ты за моей спиной творил?

- Ничего, успокойся!

Игнат жестом патриция поднял вверх ладонь.

- Не пошло это в печать. Никуда не пошло, кроме корзины. Не потянули, ребята, не выдали продукт требуемого кач...

Игнат помассировал уголки губ.

«Чёрт, действительно с дикцией... неладно».

- ... требуемого качества. Мы же это качество столько времени оттачивали! И вот...

- Пришёл ко мне? – спросил Искандеров. – Отчаялся слепить подделку и пришёл ко мне? Игнат, а ты ведь сам себя обличаешь! Выходит, народ не всё лопает, что ты ему подсовываешь. Капризничает иногда, качественный текст требует. А то и пищу для ума! Ужас-то какой! Столько ты его попсой по этому самому уму гвоздил, а ум всё жив и пищи требует. Беда с читателем, Игнат, беда! Неприлично развит.

- Михаил, не дерзи! – остановил его Игнат. – И не впадай в манию величия. Не на тебе одном издательство держится. Не заносись! И книги выходят... На разные вкусы! Историческая литература, к примеру. Мемуары. Хокинга недавно выпустили! Классическая серия, опять-таки! Фитцджеральд, Уайльд, Хемингуэй...

«О, заговорил! » обрадовался Игнат. «Язык заработал! »

- Ешё Пушкин и Лермонтов есть, - подсказал Искандеров. – Обойма верная!

Игнат отмахнулся.

- Сам всё понимаю. Понимаю, Миша, что литература не должна закончиться двадцатым веком. И ещё хвост... из девятнадцатого. Новое должно быть, Миша! Новое! Разве я не понимаю?

Он постучал себя по лбу.

- Идеи! Идеи, вот что нужно!

Игнат сложил ладони у груди.

- Идеи, Миша.

Искандеров поставил бутылку на стол.

- Возьми лучше это. Больше ничего у меня нет.

Встал. И подошёл к окну.

- Ладно, - сказал Игнат. – Возьмём...

Допивал в одиночестве, не дожидаясь хозяина.

- Холодная выдалась весна в этом году, - сказал Искандеров, барабаня пальцами по стеклу. – Начало подходящее для грустной истории. Скажем так... Весь апрель дожди, дожди, дожди...

Скрип. Он с силой надавил пальцем на стекло – и повёл вниз.

- Во-о-от! Ка-а-апли! Одна за одной! Одна за другой!

Игнат вздрогнул.

- Перестань ты! – крикнул он. – Что за звук-то мерзкий! Ненавижу эти скрипы! Эти стоны! Не вгоняй меня в депрессию! Не затягивай в свой больной мир, мне ещё пожить хочется, дела поделать, вопросы порешать. Тебе на хлебушек с маслом заработать! На несовершенстве природы человеческой зарабатывать надо, а не проклинать её.

Игнат ударил кулаком по столу.

- Сделаешь три книги или нет?

Михаил равнодушно пожал плечами.

- Одну сделаю, - после минутного молчания ответил он. – Месяца за два-три. Как раз к осени...

- Вот и хорошо! – обрадовался Игнат и встал из-за стола.

И, к удивлению своему, без особых усилий удержал равновесие.

«Силён я, силён! » с уважением к самому себе подумал Игнат.

- Правильное решение! – продолжал он. – Главное начать, как говорил Михал Сергеич. За первой и другие потянутся... Да не хмурься, не хмурься! Для писателя главное – молчание нарушить и до стола дорваться, а там так строчить начнёт – не остановишь. Мне ли не знать! И насчёт Светки...

Он подмигнул.

- Не... Не беспокойся! Ты, небось, мямлить начал да смысл жизни искать, вот она и ушла. Бабы не любят рефлексирующих интеллигентов, Миша. Ты сам это знаешь! Ты же сильный мужик, спортсмен, путешественник. Здоровый технарь, инженер. До чего тебя талант довёл и самокопание твоё? Смотреть больно! Завязывай с этим, ей-богу! Работать начинай. Она и придёт...

- Ступай, - попросил его Искандеров. – Голова болит, спать хочу...

Он нагнулся и поднял с пола упавший с кухонной полки чёрный полиэтиленовый мешок для мусора.

Помял его, повертел в руках – и вдруг потянул за тесёмки.

- Дожди... Воды много...

Игнату вдруг стало страшно.

- Брось, - выдохнул он.

По воздуху побежала чёрная рябь.

- Брось! – закричал Игнат. – Брось! Брось это! Брось!

Пора это выбросить. Пора. Странные сны.  

«... по просьбе Игната Ивановича Палевича высылаю вам драфт договора на новый роман...

Рассчитываем получить ваш ответ завтра до конца рабочего дня.

По вашей просьбе срок на подготовку романа я увеличил с двух до трёх месяцев.

Игнат Иванович просил как можно быстрее завершить все формальности, так что при необходимости договор для подписания я могу привезти вам на дом, либо в любое указанное вами место.

Ожидаю скорейшего ответа.

С уважением

Коцюра Д. Н.

Референт Генерального директора»

«... Издательство в лице Генерального директора И. И. Палевича, действующего на основании... настоящий Договор с М. Л. Искандеровым (в дальнейшем – Автор)...

... за вознаграждение передаёт исключительные права... »

Травки, между прочим, лечебные, а не ядовитые!

- Теперь ты разденься, - попросила она. – Я хочу увидеть тебя, всего тебя.

Он был послушен. Полностью покорен её воле.

«Мне воздаяние. Воздастся по делам, по словам, и по мыслям».

- Сними брюки. Отбрось. И это сними...

Её любовник обнажён. Обнажён и беспомощен.

- Передай мне...

Он протянул ей брючный ремень. Она протянула язычок ремня сквозь стальную пряжку.

Петля.

На шею или на руки?

- Сюда, - попросил он и завёл руки за спину.

Она приблизила голову к его груди. Кончиком языка провела по соску. Рука скользнула по его животу – ниже.

Тёмные волосы. Темнота.

Плоть растёт, удлиняется, наливается жаром. Сладковатый запах с кислинкой – острее.

- Хочешь оказаться в моей власти? – спросила она. – Не страшно?

Она улыбается.

- Нет, - отвечает он. – Не страшно...

«Иго твоё легко... Легко! »

Она обошла его. Прижалась к спине. Плотно. Охватила за плечи и на секунду узкой полоской ремня придавила горло.

- И теперь на страшно? Совсем?

- Нет, - ответил он.

Она погладила его ягодицы. Задержала палец на ложбинке. Медленно продвинула вглубь. Ещё немного. Ещё.

Глубже.

Лёгкой, едва заметной волной дрожь пробежала по его спине.

- И теперь? – повторяла она. – Я ведь могу потерять разум от страсти. Могу войти в тебя. Ты и это примешь?

- И теперь, - ответил он. – Смири...

Она набросила ему петлю на сведённые руки. Затянула узел.

- Я выпью тебя, - сказала она. – Всего тебя, до дна. Я буду обладать тобой. Тобой – всем! Ты весь будешь мой!

Она обошла его и встала перед ним на колени.

Кончиком языка провела по всей длине поднявшегося в возбуждении члена. Нежно прикоснулась губами к головке, смачивая её слюной. Рот её буквально истекал влагой, смеши вавшейся с липкой прозрачной жидкостью, каплями собравшейся на головке члена.

Она подняла голову. Посмотрела на него с улыбкой.

- Да ты весь течёшь...

Он не ответил ей. Лишь дышал тяжело, словно задыхаясь в полночной жаре.

- Скоро ты польёшься... Скоро...

Она охватила губами его член и стала сосать, ускоряя темп. Ладонью поглаживала яички.

Потом повалила его на постель. Головой прижалась к животу, словно удерживая любовника на месте.

И сосала, вытягивая жидкость его, ощущая с восторгом, как набухает и наливается жаром головка члена.

И чувствовала как любовник дрожит и извивается в объятьях её, как твердеют от сладкой судороги его мышцы. Чувствовала... Каким-то особым чувством, догадкой, прозрением, озарением мгновенным – увидела на многвение красный огонь, охвативший его живот.

Семя рвётся навстречу её губам.

Ноги его бьют по простыне.  

Океан захлёбывается. Она глотает белую жидкость. Лижет языком кожу.

- Ещё.... Ещё...

Пьёт – глоток за глотком. Горячее мясо пульсирует в неё в руке, будто стараясь вырваться из сжатых пальцев.

Последние капли. Она облизывает губы.

Теребит пальцами член, словно страраясь добыть ещё влаги. Он отвечает ей стихающими толчками всё ещё напряжённых и горячих тканей. Последние капли, уже не белые, а полупрозрачные, текут ей на ладонь.

Она растирает остатки спермы по животу.

И затихает на несколько минут, чутко прислушиваясь к шумному дыханию остывающего от страсти любовника.

- Это только начало, - шепчет она. – Это только начало, милый...

Она даёт ему отдохнуть. Главное ещё впереди.

Он избавился от семени и следующую игру перенесёт легче.

Следующая игра будет более забавной.

Она переворачивает его на живот.

Стих шелест шин. Облако красновато-коричневой пыли.

Машина остановилась почти беззвучно. Только по стихшему шелестящему звуку и можно было понять, что японский протектор не поднимает больше с земляной дороги прокалённую полдневным солнцем тропическую пыль, и роскошная белая машина с золотистыми тонированными стёклами остановилась почему-то прямо посреди дороги, напротив табачной лавки.

- Кто это к нам забрался? – удивлённо спросил продавец, встряхивая кулёк.

- Быстрее, быстрее! – поторопил его Искандеров.

И протянлу руку за кульком.

- Хороший табак! – не забыл похвалить товар табачник. – Для трубки хорош, сигарету скрутить – хорош...

Он явно был взволнован и смущён. Его превосходный по здешним меркам английский (бывший главной причиной того, что Искандеров именно в его торговом заведении закупал листовой табак) заметно сломался и охромел.

Слова он подбирал с трудом. И левый глаз его беспокойно запрыгал и начал косить.

- Е-э! – обиженно заявила проходившая мимо коза.

И затрясла пыльным боком на разноцветные кучки пряного, ароматного, со всевозможными травами и приправами смешанного табака.

- А ну! – закричал продавец. – Проходи!

Добавил какое-то слово на местном диалекте. Но замахнуться на животное не решился.

Впрочем, понятливая коза и сама ушла.

Звук хлопнувшей двери. Кажется...

Искандеров повернулся на женский голос.

- А я вас узнала! Михаил... ой... отчество...

- Львович, - подсказал Михаил.

Молодая женщина, красивая, в соблазнительно короткой юбке, с потрясающе стройными ногами, с длинными каштановыми волосами, с миндалевидными голубыми глазами - стояла перед ним.

И восторженно смотрела на него.

«Поклонница? » с давно уже забытым, но теперь вдруг внезапно появившимся радостным волнением подумал Михаил. «Неужели? Когда ж это было? Неужели сейчас она скажет: «а я вас узнала»? Не верю! »

- А я вас узнала! – воскликнула она. – Михаил Львович Искандеров! Правда? Это вы?

- Это я, - подтвердил Искандеров. – Это...

Что-то знакомое было в её облике. Будто что-то давнее, забытое уже, прочное забытое, погребённое под грудой хлама мимолётных видений в самом дальнем уголке памяти, неподвижно лежащее, тихое, едва ли не мёртвое до времени, но теперь вот ожившее, проснувшееся воспоминание, намёк, полкартинки туманной, еле слышный звук в общем хоре бесчисленных звуков проходящей, пролетающей мимо жизни, неуловимое, неосязаемое, неосознанное, и неосознанностью своей особенно беспокоящее воспоминание.

О чём?

Женщина радостно засмеялась.

- А я ваша поклонница! Самая преданная и верная! У меня полная коллекция ваших книг! Все серии... Ой, нет! Кроме детективных. Детективы не люблю...

- Слишком много насилия? – спросил Искандеров.

Он хотел бы смотреть на неё равнодушно. Должен был бы смотреть равнодушно...

Но, против воли своей, любовался. Взгляд будто прикован был к её телу.

«Как красива... »

- Просто не люблю – и всё. Может, герои не симпатичны. Жадны, себялюбивы.

- А любовные романы? – уточнил Михаил.

- Собрала все ваши серии, - с гордостью заявила незнакомка. – И знаете... Я на всех презентациях была.

- Вот оно что! – обрадовался Искандеров. – А то я всё пытаюсь... Конечно, презентации! Давненько их не было... А, кстати, как мою поклонницу зовут?

- Ирина, - назвала своё имя красавица.

На секунду замялась, будто подумывая, а не назвать ли писателю и отчество вместе с фамилией, но, видно, решила, что так будет совсем уж официально.

И повторила:

- Ирина.

«О чём бы её спросить? »

Почему-то не хотелось её отпускать. Просто принять восторги... Нет!

И было странно чувство неслучайности этой встречи.

- А вы одна приехали?

«Какой глупый вопрос! Конечно, не одна! С мужем, любовником, подругой, целым выводком детей, с любимой собачкой, с чёртом лысым! Тебе не всё равно? »

- Отдохнуть решили?

- С мужем, - ответила она. – Отдохнуть от слякотной и серой московской зимы. Как хорошо, что вы тоже здесь. Вы здесь живёте?

«О чём я спрашиваю? » подумала Ирина. «Он не обязан мне ничего объяснять... Но не хочется... просто так уйти... Или не могу? »

- Живу, - подтвердил Искандеров. – Давно... Мне нравится жара.

И неожиданно для себя обронил:

- Вилла «Синди», с окнами на прибой.

«Это ещё зачем? » строго спросил он сам себя. «Больно нужен ей адрес... даме из роскошного авто... За забудет тебя через пять минут! »

- Мы тоже теперь местные жители, - заявила Ирина. – Тоже вилла...

«С окнами на собственный пляж, с балконами и террасой» мысленно добавила она, вспомнив не к месту красочное описание виллы, которое её муж получил от Вениамина накануне отъезда.

- ... симпатичная, наверное. Мы как раз туда и едем! Да, господи, забыла совсем! Надо вас с мужем познакомить. Вот он...

Она повернулась к машине.

- Сидит важно, надулся...

Помахала рукой.

В ответ послышался протяжный автомобильный гудок.

- Сюда! На минуточку! Лёша, ты бы тоже подошёл, поздоровался. Известный писатель... Лёша!

Не дождавшись ответа от мужа, заявила огорчённо:

- Вредный какой! Вы...

Чуть ближе подошла к Михаилу.

- Вы ведь правда здесь надолго? Так хотелось бы ещё с вами пообщаться, поговорить о ваших книгах...

- Надолго, надолго, - поспешно ответил Искандеров. – Я живу здесь, Ира. Нарака теперь мой дом. А вам...

Краем глаза он увидел, что машина тронулась с места и медленно покатилась мимо них в сторону ближайшего переулка.

- ... надо возвращаться. Ваш муж, похоже, устал вас ждать.

«Тойота», миновав их, проползла ещё метра два и остановилась. Водитель снова засигналил.

- Да, я пойду, - согласилась Ирина.

Она погрустнела и опустила голову.

- Давайте на «ты», - неожиданно предложил Искандеров.

Она встрепенулась и посмотрела на него... С надеждой? С радостью? С радостной надеждой?

«Чепуха! Кажется, кажется... »

- Мы?

- На «ты», - подтвердил Искандеров. – Мы же теперь знакомы.

И он едва заметно коснулся её руки. Она не убрала руку, не отпрянула, не отогла в сторону.

Кажется, ей понравилось мимолётное это прикосновение.

- Конечно, - согласилась она. – Теперь знакомы. Мы же увидимся ещё?

- Конечно, - подтвердил Искандеров. – Нарака – маленький город. Идите... Ира, тебя муж зовёт!

Дверь приоткрылась. Всклокоченная голова высунулась из машины.

- Да... До свиданья! До свиданья!

И она провела кончиками пальцев по его руке. Мимолётно. Неслучайно.

Неужели так...

Машина рванула с места, брызнув мелкими камешками из-под колёс. Быстро набирая скорость, пронеслась по улице и свернула в переулок, пропав за поворотом.

Секунду на базарной площади была тишина.

А потом Михаил услышал хлопок закрывшейся челюсти пришедшего в себя продавца.

- Какая женщина! – восхищённо забормотал табачник. – Высокая, кожа белая... Жаль, рассмотреть хорошенько не успел! И русский совсем не понимаю. Английский в школе учил, пять лет учил. Русский не учил... Я вам, господин, две щепотки лишних насыпал!

Он подмигнул Искандерову.

- О чём говорили, уважаемый? Мне можно сказать, вы же мой постоянный клиент. Мы же почти родственники!

- С мужем она приехала! – строгим тоном отрезал Михаил.

Продавец всплеснул руками.

- Да кому это мешает! Вот в прошлом году...

- Извини, дорогой, времени нет, - прервал восторженную речь табачника Искандеров. – Пойду я. Спасибо за бонус!

И помахал на прощание продавцу.

Тот, не обратив на жест его никакого внимания, продолжал говорить без умолку.

Теперь уже на родном, совершенно непонятном Искандерову языке.

Эмалированный тазик, белый с синей неровно выведенной местным кустарём-умельцем каймой упал на вылоденный серо-жёлтой плиткой пол и отчаянно, истошно, протестующе загремел, будто выражая крайнее недовольство столь неделикатным обращением.

Зинаида Павловна схватилась за сердце и громко ойкнула, но до ушей мужа звук её голоса не дошёл, будучи заглушённым разновысотными детскими визгами и шумом льющейся из проржавевшего душа воды.

- Ой, я сказала! – уже громко и требовательно повторила Зинаида Павловна.

И на этот раз ответа ей было.

Зинаида Павловна встала, запахнула расшитый золотыми лилиями шёлковый халат, и решительно направилась в душевую.

- Ираклий, я просила тебя помыть детей, потому что они стали потные и плохо пахнут, но я вовсе не рассчитывала, что эта простая...

Она замерла на пороге.

Трое отпрысков, темноволосых и до местной смуглости загоревших мальчишек-крепышей восьми, шести и четырёх лет от роду, уподобившись диким обезьянкам из заповедника Денпасавара, носились друг за другом по всей комнате (благо размеры душевой позволяли детишкам разгуляться), метко поражая друг друга мочалками, скрученными полотенцами, бутылочками из-под шампуня и кусками мыла.

- ... процедура вызовет такой шум и гам! Ираклий!

Зинаила Павловна схватилась за сердце.

Сейчас она заметила, что буйное потомство успело ещё до принятия водных процедур изрядно разгромить душевую комнату: по полу из угла в угол перекатывались разноцветные ароматические шарики, предназначенные для принятия вечерних релаксирующих ванн (саму ванну для таких процедур местный строитель слепил прямо во дворе из остатков добытого где-то Ираклием Клементовичем на стройке и прямо в бочках привезённого к семейному домику бетона), занавеска с душевой кабинки была сорвана и безжалостно истоптана босыми детскими ногами, эмалированный тазик отброшен был к самому порогу, а красный резиновый бегемот, которого Ираклий Клементович наивно пытался использовать для развлечения энергичных детишек и одновременного завлечения их  под живительные водные струи, был просто разорван на части.

- Ираклий, что это? Это дети или приматы из джунглей?

Растерянный муж с покрасневшим от волнения лицом стоял недвижно посреди этого первобытного хаоса и по-рыбьи беззвучно открывал и закрывал рот.

- Нет! – заявила Зинаила Павловна. – Тебя с детьми оставлять нельзя! Нельзя! Как, интересно, ты руководил отделением банка в городе Самара...

Изловчившись, она на лету схватила за ухо старшего отпрыска, Филиппа, и отвесила ему пониже спины тяжёлый и звучный шлепок.

- ... если не можешь справиться с тремя малолетними бандитами? Это менеджмент в условиях семейного кризиса?

Филипп скорчил плаксивую рожицу.

- Не смей! – заранее предупредила его мать. – Заревёшь – ещё получишь!

Остальные двое – тут же замерли и испуганно посмотрели на мать.

- И до вас очередь дойдёт! Марш под душ!

Дети потоптались на месте несколько секунд, а потом, собравшись с духом, зашли все вместе в душевую кабину.

Зинада Павловна быстрыми и точными движениями повесила на крючки занавеску и включила воду.

Услышав детский визг, скомандовала решительно:

- Молчать и мыться! Кому сказала!

- Холодная, - пожаловался, отфыркиваясь, средний.

Леонид.

- Лёня, не обманывай маму! – решительно отклонила жалобу сына Зинаида Павловна. – Водичка не может  быть холодной! Гель используй экономней, не лей на пол... На крыше нашего домика стоит цистерна, которая нагревается под жарким южным солнышком. А этой чудесной цистерне греется водичка...

- Ничего она не греется! – угрюмо буркнул младший.

Александр.

- Названы в честь античных героев, а ведёте себя как неженки! – возмутилась Зинаида Павловна. – Пять минут – мыться! Грязнули! Слышать ничего не хочу!

Она задёрнула занавеску и подошла к мужу.

Ираклий Клементович виновато опустил голову.

Зинаида Павловна полминуты мерила его презрительным взглядом.

- Помощи от тебя никакой!

Супруг, пригнувшись, с озабоченным видом стал быстро перемещаться по душевой комнате, собирая на ходу разбросанные предметы.

От волнения руки у него подрагивали и часть собранного он периодически ронял.

- Ничего не можешь! – добивала супруга Зинаида Павловна. – Ничего для семьи не сделал! Даже квартиру в Самаре не мог вовремя выкупить! Теперь московскую сдаём в аренду, а она мне, между прочим, в наследство от безвременно покинувшей нас матушки досталась! То есть родное гнездо чужим людям сдаём за кусок хлеба, а сами заехали чёрт знает куда!

Зинаида Павловна всхлипнула.

Супруг снова раскидал по полу собранные было ароматические шарики и ошмётки красного бегомота, застонал и схватился за уши.

Рыданий он не выносил. Рыдания его убивали.

- В тартарары! – надрывно затянула Зинаида Павловна. – В Тмутаракань! В глушь тропическую, куда только чартеры и летают! Куда подался? Вслед за богатыми? На курорт? У них здесь другие условия жизни, Ираклий! Совсем другие! Им не надо копейки от аренды считать и травками торговать для укрепления бюджета. И детишек своих они могут в столицу штата отправить, в частный пансион. А то и вообще в Лондон какой-нибудь... А мы? Мы же застряли в глуши, а здесь даже школы...

Зинаила Павловна схватилась за голову.

- Здесь даже школы приличной нет! Ты о детях подумал? Хотя бы о старшем?

Лёгкий на помине Филипп высунул голову из-за занавески.

- Мам, а детский шампунь кончился!

- Взрослым мойтесь! – распорядилась Зинаида Павловна. – В зелёной бутылочке!

Филипп исчез за занавеской.

Зинаила Павловна подошла вплотную к мужу и свистящим шёпотом произнесла:

- С такими бездарями!... Правильно ваш филиал закрыли!

- Не смей! – закричал муж и затопал, разбрызгивая натёкшую на плитку воду. – Не имеешь права! Ты...

Он выразительно постучал себя в грудь кулаком.

- Ты по другому, совсем по другому вела себя, совсем другие слова говорила в иные времена, когда я был руководителем! Ру-ко-во-ди-те-лем! Ру... Понимаешь? Как звучит-то! Звучит!.. Я был совсем другим человеком! Я был уважаемым человеком! И не моя вина, что начался этот кризис и банк сократил расходы! А ведь в своё время сам председатель правления...

- Болтун! – осадила его супруга. – Нашёл, о чём вспоминать! И когда! Всё прошло, Ираклий. И, боюсь, безвозвратно. Тебя использовали, милый, и выкинули. Вот сюда!

Она показала на маленькое, затянутое сеткой оконце.

- Сюда! Где несть, как говорится, ни печали, ни воздыхания, а только вечная память...

Ираклий Петрович замахал руками.

- Замолчи! Прошу тебя! Всё исправится, обязательно исправится! Очень скоро...

И выбежал из душевой, пнув ненароком по дороге некстати попавшийся под ноги тазик.

- Который месяц уж исправляется! – крикнула ему вслед Зинаида Павловна. – Конца и края не видно...

И тут сквозь шум воды услышала она мелодичный звон бронзового колокольчика, что висел у входа в их семейную лавку, что занимала половину (самую подходящую для торгового дела, на оживлённую улицу выходящую половину) их дома.

- Ираклий, приди в себя! – потребовала Зинаида Павловна. – Зайди в лавку! Срочно туда зайди и спроси человека, что ему нужно. Я не могу бросить детей! И набрось рубашку, не смей принимать покупателя в майке.

Собственно говоря, это был не покупатель.

Это был дилер. Мирон Савельевич Бурцин.

В промежутках между мелким попрошайничеством и работой грузчика в аэропорту Мирон ещё и приторговывал местными снадобьями и лечебными травками, распространяя их среди падких на экзотику туристов, заскочивших по случаю в Нараку и готовых на ходу купить целебные корешки и листья, которые Мирон с сочинёнными им лично молитвами и заклинаниями продавал им за скромную, но при том в долларах рассчитанную плату.

С Зинаидой Павловной Годецкой и супругом её, Ираклием Клементовичем, рассчитывался Мирон по факту продажи.

Репутация Мирона среди мелких торговцев и местных попрошаек была тверда и безупречна. Даже торговцы дурманящей смолкой давали ему иногда товар на реализацию без предоплаты. Правда на сумму не более, чем в пятьсот долларов.

Видимо, полагали, что пятьсот долларов Мирон отработает по любому.

То есть, по всякому.

Мирон, впрочем, и без того работал по всякому. Брался за всё и с одинаковой охотой.

Сейчас он пришёл к Годецким за новой партией товара.

- Сорок пять долларов за прошлую партию, - сказал Мирон и высыпал кучу смятых бумажек на прилавок. – Две банки с ведической малью толкнул в аэропорту. Как говорится, не отходя от тележки.

Мирон был взволнован и дышал часто, сбивчиво.

- Две туристки, прямиком из Москвы на чартере. Я местным прикинулся, благо загорел до смуглости. Балакал на ломаном английском, насилу уломал... Но купили!

Взглянул победно на Ираклия.

- Сорок пять? – переспросил Ираклий Клементович.

- Пятнадцать – мои, - поспешно заявил Мирон. – Их я себе и оставил. Сразу отложил, чтобы не считать потом. Чего их считать, если они уже мои? Остальные ваши. Сорок пять. Как договаривались...

- Свои, твои,.. – меланхолически-задумчивым тоном протянул Ираклий Клементович, перебирая машинально смятые долларовые бумажки.

Мирон посмотрел на него пристально и, перейдя на шёпот, спросил:

- В семье нелады, Клементыч?

Хозяин вздрогнул и, посмотрев искоса на Мирона, быстрым движением смахнул деньги в кассовый ящик.

- Хорошо всё, хорошо, - начал было Ираклий Клементович, но потом осёкся и махнул рукой.

- Вообще – плохо, - выдохнул он. – Беда, Мирон... Ругаемся всё, ругаемся... Зинаида совсем нервной стала, да и у меня сердце не на месте.

В иные времена он бы на слова Мирона никого внимания не обратил бы, да и вообще, пожалуй, общаться бы без крайней нужды не стал.

Но иные времена давно прошли, и давно уже Ираклий Клементович утратил былое высокомерие по отношению к тем, кого ещё несколько месяцев назад считал «лузерами и простофилями». Теперь же, будучи и сам неудачником и в глубине души отчасти с этим смирясь, готов он был и Мирону внимание уделить, и не только корысти ради.

Хотелось ему теперь же, сию минуту хоть с кем-нибудь поговорить, а иной компании, кроме Мирона, не была, да и, пожалуй, быть теперь не могло.

- Я вот иногда думаю, - произнёс тихо и нерешительно Ираклий Клементович, - всё ли правильно я делал... Когда принял решение сюда переехать, но и раньше. Может, действительно надо было как-то иначе всё решать? Можно было жизнь по иному пути пустить, возможности были... Ведь если вспомнить всё упущенное... Прямо не по себе становится! Так ночью проснёшься, да начнёшь считать: три года назад была возможность в Штаты переехать, год назад была возможность служебную квартиру выкупить, ещё месяцев восемь назад была возможность на другую работу перейти. Всё было... Не сидел здесь сейчас, на краю земли. Или, может, всё так и должно было быть? Все повроты предопределены были?

Мирон пожал плечами. И с демонстративным равнодушием почесал грудь.

- Чего молчишь? Пришли куда надо или в другое место следовало идти?

- А в какое – другое? – вопросом на вопрос ответил Мирон.

И вскинул удивлённо брови.

- Ты, Клементыч, не обижайся, но я тебе правду скажу. Я людям всегда правду говорю, за это они меня и ценят. Вы люди семейные, в свои дела погружены. Живёте в глухом углу, из дома редко выходите. Только на базар местный. И спутниковую антенну из экономии не купили!

- У тебя и вовсе телевизора нет! – возмутился Ираклий Клементович. – И дом из картонных коробок склеен!

- Зато в хорошем месте, под мостом, - с невозмутимым видом возразил Мирон. – Никакой дождь не страшен. И ремонт, опять-таки, дёшев и прост. А ещё я почти каждый день или в аэропорту дежурю, или в Нараке около торгового центра. В аэропорту, между прочим, круглые сутки на больших таких, плазменных панелях новостные программы показывают. А возле торгового центра, на площади – табло смонтировано с бегущей строкой. Там тоже новости, курсы валют...

Мирон ткнул себя пальцем в грудь.

- Я английский-то не забыл! Так что читаю, изучаю на досуге. Какие там Штаты, Клементыч! Чтобы ты выиграл, если бы туда переехал? Знаешь, что там твориться? Волосы дыбом!

- Но уж лучше, чем здесь! – возразил хозяин.

- Спорный момент, - не принял возражение Мирон. – Здесь лето круглый год, витамины на деревьях сами собой растут. Документы никто не спрашивает, за жильё платить не надо. Полицейскому местному раз в неделю десятку сунул – и ты ему лучший друг. Главное – на базаре не подрабатывать, там всё у местных схвачено. И с нищими не ссориться, у них – свой клан. Их и уголовники местные побаиваются. А в остальном – свобода!

Мирон сладко зажмурился.

- Хочешь – на пляже целый день валяйся, хочешь – голым по джунглям бегай. Никому до тебя дела нет. Зима в разгаре, самый сезон пошёл! Туристы так и валят! Эх, Клементыч!..

Хозяин поморщился.

- Всю жизнь мечтал голым по джунглям бегать! Впрочем, тебе, Мирон, для счастья, может, только жары и не хватало. Чтобы заголиться да побежать, куда глаза глядят. Ты ведь ещё до кризиса бродяжничать начал, когда тебя любовница за порог выставила. Я помню, ты сам рассказывал!

- Кто старое помянет,.. – намекнул Мирон.

Но хозяин намёку не внял, и продолжил:

- Ты немного потерял. Может, и ничего не потерял. Может даже, приобрёл. А у меня? Одна квартира ушла без возврата, во вторую чужих людей пустил. Хорошо – платят пока, а ну как кризис всё обрушит? И от них денег не дождёшься. Продавать тогда квартиру придётся, а много ли в кризис за неё выручишь? И эти деньги кончатся! И тогда что? За этот дом...

Ираклий Клементович показал на прилавок.

- ... аренду платить надо. Кушать надо, детей учить надо, жене платья надо покупать!

- Бизнес развивай, Клементыч, - посоветовал Мирон. – Тогда всё в порядке будет. Я же тебе прозрачно намекаю: сезон начался, туристы косяками пошли. Да и переселенцы из России в Нараку едут и едут! В России дела вообще – швах! Хуже, чем в Штатах. Вот и едут бедолаги в тёплые края. Временно мигрируют, блин! А они тут – новенькие, свежачки, местной специфики не знают. На них тоже можно зарабатывать! А ты, Клементыч, мой торговый потенциал не используешь, товар на реализацию отпускаешь скупо. По одной банке-склянке, по две... Хорошо, когда по три. И то – одного вида снадобье. Разве я тебе с таким ассортиментом крупного покупателя найду? Вот и перебиваемся по мелочам... А у меня – козырная позиция.

Мирон подмигнул заговорщицки.

- Я первый туристов встречаю! И контакт с людьми быстро нахожу. Я бы не только банки, я бы и травки ваши ядовитые пристроил...

Хлопнула дверь.

- Травки, между прочим, лечебные, а не ядовитые!

В лавку, дымя тонкой сигареткой, решительным шагом вошла Зинаида Павловна.

«Подслушивала» догадался Ираклий Клементович. «Стояла за дверью и подслушивала. Самая хитрая она тут, больше всех ей надо! »

Следующая мысль вселила в душу беспокойство.

«А не сказал ли я ненароком чего-нибудь этакого? »

Впрочем, тут же решил, что – едва ли. Вот только на жизнь нескладную жаловался постороннему, а подобные исповеди супруга не приветствовала.

Но это упущение простительное. Супруга и без того считала мужа человеком слезливым и излишне доверчивым, потому доверительную беседу с посторонним считала делом хоть и наказуемым, но наказуемым не сильно, в рамках среднестатической болевой чувствительности.

А вот Мирон, пренебрежительно отозвавшись о травках, глупость допустил непростительную.

Он, впрочем, и сам это понял, потому и сжался, сгруппировавшись заранее, и по-черепашьи втянул голову в плечи.

- Это что же получается?! – начала обличительную речь Зинаида Павловна. – Я, человек с высшим образованием и тонким художественным вкусом, сама собираю целебные травы, сама подсушиваю, сортирую, по пакетикам раскладываю – и в итоге отрава получается? Так, что ли?

«Будто я не знаю, по каким помойкам ты их собираешь! » подумал Мирон.

И попытался обворожительно улыбнуться, однако по причине страха и волнения улыбка получилась кривой и вымученной.

- Прекрати скалиться! – возмутилась Зинаида Павловна. – Возмутительно! Товар ему не нравится! Ишь, знаток ведической медицины нашёлся... Мы тебе на кусок хлеба даём заработать! Одежду покупаем!

Она прищурилась подозрительно.

- Где шорты лимонные, что на прошлой неделе купили? Эксклюзив, между прочим, бутиковая вешь! В Москве такую не найдёшь! Где они? Почему ты в приличное торговое заведение в рубище приходишь? Как тебе вообще товар можно доверить, дилер голозадый?!

- Шорты в полной сохранности, - поспешно ответил Мирон. – Я их только в самых торжественных случаях надеваю! Для особых клиентов, уважаемых людей... Шорты в надёжном месте хранятся, будьте спокойны. У меня в порту местном знакомый работает, так я в его каморке всю приличную одежду держу. У меня дома нельзя, сами понимаете... Так что всё ценное под замком, вы не беспокойтесь!

Зинаида Павловна аккуратно затушила сигарету о край стоявшей на краю прилавка синей фарфоровой пепельницы и жестом патриция, гонящего прочь провинившегося слугу, показала Мирону на дверь.

- А новая партия? – забеспокоился вольный дилер. – Ещё хотя бы пару баночек! Мне за жильё платить надо!

- Какое жильё! – возмутилась хозяйка. – Ираклий, о чём он говорит?

Муж развёл руками и, повернувшись к спорящим спиной, начал суетливо раскладывать по полкам коробочки с целебными желатиновыми пилюлями (сырьё для которых сам вываривал на заднем дворе, часами помешивая булькающее в закопчённом котелке густое и зловонное варево, в котором плавали скупленные по дешёвке на местной бойне кости).

- Ты же под мостом живёшь!

Мирон помялся и переступил с ноги на ногу.

- С тебя муниципалитет ни гроша не берёт! Ни рупии! Нет, как ты смеешь!

- Такое дело, - ответил Мирон. – Меня Камиль, полицейский местный, предупредил... Проверка через три дня, облава будет. Кто пятьдесят баксов не приготовит, либо в местной валюте... В общем...

Он ребром ладони провёл себе по горлу.

- О, Господи! – и Заинаида Павловна схватилась за сердце. – Ты чего это говоришь? Прирежут, что ли, чёрные?

Мирон замотал головой.

- Если бы! Нужен я им больно... Всех, кто не заплатит – загребут. Местных, не местных – без разницы. Общая облава... У начальника полиции сын женится, деньги нужны. Полицейским надо на подношение скинуться. Вот они и решили городок почистить. Да... А порядки тут, прямо как в России. Нет денег – живи по закону! Беда... Домишко снесут как незарегистрированный, а меня – в тюрягу. Хорошо, если местную, так всегда договориться можно... А если в Бангор отправят? В центральную каталажку?

Мирон зажмурился на секунду.

- Могут, как иностранца... Тогда ведь депортируют! Как пить дать, депортируют! Вот ведь... Незадача... Как лучше хотел, для вас ведь!

И Мирон очень натурально всхлипнул. Очень ему самого себя стало жалко.

Впрочем, сообщение о готовящейся облаве он не выдумал. Выдумал только сумму. Точнее, слегка преувеличил.

Камиль говорил о тридцати долларах. С возможностью сторговаться за двадцать пять.

Это – почти как с местного (местные платили двадцать). Осевшие в Нараке иностранцы, не накопившие денег на приличное жильё и потому попавшие в число клиентов Камиля, платили по сорок пять.

Хиппи не платили Камилю и его полицейской команде ничего. С местными коммунами хиппи работал лично начальник городской полиции. Говорят, были какие-то посредники, которые отчисляли ему деньги за спокойную жизнь детей цветов, но...

Точной информации ни у кого не было. Даже у Камиля. Что имел начальник с «цветоводов», какие суммы и за какие услуги – знал только сам начальник.

«В хиппи, что ль, податься? » подумал Мирон, утирая кстати выбежавшую из уголка глаза слезу. «Мир, просветление... Make love, опять-таки... Благодать! »

Зинаида Павловна растаяла и потеплела сердцем к несчастному.

- Ираклий!

Она повернулась к мужу.

- Дай уж ему пару баночек на реализацию. С синими этикетками...

Зинаида Павловна вздохнула и опустила голову.

- Пусть подавится!

Мирон засуетился и начал судорожно тереть вспотевшие ладони о пыльные шорты.

- Это очень правильно! Это вовремя! Как раз заработать на жизнь спокойную! Это очень выгодные вложения...

- Молчи уж! – прервала его восторги Зинаида Павловна.

Ираклий Клементович выставил на прилавок две полулитровых банки с синими, криво налепленными этикетками.

- Аюрведическая мазь для кожи, улучшает состояние эпидермиса, - проинструктировал он Мирона. – Защищает от ультрафиолетовых лучей, излечивает ожоги, снимает отёки. Образует устойчивый к морской воде защитный слой...

«Надо ещё вазелина заказать» подумал Ираклий Клементович. «Вазелин заканчивается... »

- Понял, понял! – радостно произнёс Мирон и, прижав банки к груди, пошёл к выходу.

И самой двери он остановился и, встав к хозяевам в полоборота, заявил:

- А я такого человека видел! Сегодня видел! На вилле «Синди»... Хорошую комнату снял, с окнами на пляж. И душ свой, и туалет. Прямо отель «Савой», номер люкс!

Хозяева не ответили. Раскладывали товар на прилавке и даже головы не повернули в его сторону.

Судя по словам Мирона, он каждый встречал какую-небудь историческую личность. В крайнем случае, просто суперзвезду.

На поверку же оказывалось... В общем, рассказы Мирона о неожиданных встречах с великими доверия не вызывали.

- Писатель! – выложил последний козырь Мирон. – Известный писатель! Искандеров! Михаил Искандеров!

Молчание.

- Ну как же! – возмутился Мирон. – «Грозовой рассвет»! «Ложь невинных»! «Любовники Лорен»! Не читали?

Молчание.

- Что, правда не читали? Совсем? И писателя такого не знаете?

Мирон был явно обескуражен.

- Сериалы по его книгам ставили... Не помните? Во дела... И любовные романы не читали? А как же... Да я обязательно с ним познакомлюсь! И вас познакомлю! Это же... Клиент, может быть!

- Мирон, - усталым голосом произнёс Ираклий Клементович, - в Нараке скоро олигархов будет как грязи, а ты с писателем каким-то... Вышел в тираж щелкопёр, да и прикатил в дыру. Тоже мне, новость... Скоро вся Россия по миру разбредётся, так чего теперь делать? Вокруг писателей хороводы водить?

Ираклий Клементович махнул рукой.

- Иди уж, Мирон, работай.

Мирон подтолкнул коленом дверь и быстрым шагом покинул лавку.

Обидевшись за писателя, он даже прощать с хозяевами не стал.

- Забавный человек Мирон, - прошептал Ираклий Клементович.

- Все мы забавные, - ответила Зинаида Павловна. – Кто только с нами забавляется, хотела бы я знать?

Прищурившись, она повернула банку на бок и посмотрела на запылившуюся этикетку.

- Ираклий, замени! Замени бумажку на новую! Немедленно! Ну, что ты понаписал? Средство от ревматизма... Кому это здесь надо? Вот вторую неделю продать и не можем! Замени этикетку и добавь глицерина, будет ведическое средство после бритья. И много не лей, двух ложек хватит!

Ираклий Клементович вынул из-под прилавка коробку, извлёк из неё скрученную рулоном бумажную ленту, баночки с краской, фломастеры, картонные трафареты с варезанными на них замысловатыми названиями лекарств (на латиннице и ещё на каком-то диковинном языке, который супруга выдавала за санскрит).

Помолился, обратившись к весело танцующему на верхней полке Шиве.

И приступил к работе.

А если солнце...

А если по крышам...

А если солнце прыгает по крышам, разбрасывая жар, будто капли до кипения подогретой патоки, разбрасывая жёлто-белый, обжигающий кожу жар – не покидайте, не покидайте тени.

И не заметите, как провалитесь в тёмный, душный морок, так что огненный шар над головой скакнёт в темноту, и протяжный звон у шах сменится коротким, ежва слышным хлопком – и молчанием.

Осторожно дышите. Воздух полдня опасен. Сердце будто наполненный горячим воздухом шар, тугой шар. Лишний вдох – и лопнет.

Держитесь тени, идите медленно и осторожно. Купите бутылочку прохладной воды... Нет, не там! Не в той лавочке, что у старой, с колониальных времён оставшейся католической церкви. Красив храм, оставленный португальцами, но лавчонки, прилепившиеся к белым его бокам, пользуются у знающих людей дурной репутацией.

Местные торговцы воду набирают... Э, да вам лучше не знать!

Вот пройдите (осторожно! осторожно!) ещё метров двести, да у самого входа на заполненный многоголосыми и многоязыкими толпами городской базар зайдите в лавку Хамида, над входом в которую висит гордая надпись SuperMarket.

Красными буквами по белому куску картону.

Можете секунды три постоять у входа и сделать вид, что любуетесь надписью.

Хамиду будет приятно. Это он сам писал.

Да, заходите к нему. У Хамида замечательная лавка. По местным меркам – и впрямь супермаркет. Ну, почти супермаркет...

У Хамида есть даже холодильник. И потолочный вентилятор! Был ещё кондиционер (над входом), но месяца два назад фреон вытек, а до ремонта всё руки не доходят.

Но холодильник морозит исправно. И в этом холодильнике всегда найдётся замороженная, ледяная, голубая, тонкой изморозью покрытая бутылка самой вкусной на свете питьевой воды.

Купите воду. Обязательно скажите Хамиду спасибо, он будет очень вам благодарен за внимание. Не забудьте взять сдачу!

Хорошо, совсем мелкие монетки можно оставить в коробке с надписью Tips, что лежит себе скромно (но заметно) у самой кассы.

И отправляйтесь в путь. Возле базарной площади есть, что посмотреть. Там много местных достопримечательностей.

Правда, их ещё надо суметь отыскать, хотя бы разглядеть за городской сутолокой, потоками заполонивших площадь повозок, скутеров, мотоколясок и машин, за рядами сколоченных из досок, кусков оргалита и собранных ещё бог знает из чего хижин, плотно облепивших исторические здания и памятные места центральной части Нараки.

Но если не будете спешить, бежать и суетиться... Да, вы помните, что это опасно!

Если вы хотя бы с полчаса постоите в тени под старым баньяновым деревом, что растёт у южной оконечности базарной площади возле кожевенных рядов, и пристально посмотрите на открывающуюся с этого места панораму города, то непременно произойдёт следующее: или по милости Будды снизойдёт на вас просветление (и тогда прогулку придётся отменить), или упадёте вы всё-таки в глубокий обморок от духоты, наполненного тяжёлыми южными ароматами горько-пряного горячего воздуха, смешанного с едкой красновато-коричневой пылью, или уж заметите изящные контуры португальский и британский зданий, и различите в тропическом мареве голубой купол древнего дворца царей-владык Денпасавара.

И губернаторский дворец викторианских времён блеснёт на солнце стёклами. И красными линиями протянутся черепичные крыши португальского квартала. И скрытый строительными лесами дом, стены которого выложены декоративной розовой плиткой, окажется вдруг изящным зданием воздушного европейского покроя, по фасаду украшенным лепниной в стиле рококо.

Удивлены? Да, красиво. Итальянские купцы строили, ещё в конце восемнадцатого века. Архитектор, говорят, француз был... Не жалели люди денег на красоту.

И как удачно в местный городской ландшафт вписали! Так удачно, что теперь здание почти полностью растворилось в городской застройке.

Смотрите... Увидите, как тянет к небу терракотовый, украшенный красно-синим орнаментом гопурам индуистский храмовый комплекс. Там, на краю квартала, у самого городского парка.... Потянут к вам руки боги, и обезьяны запрыгают по синему коническому своду.

И старая белая мечеть качнёт минаретами, будто склоняя каменные их головы в полдневной молитве.

То есть... Э, да это вы уже голову клоните! Что, кружится? Кислый комок к горлу подступает? Пейте скореее воду! Пейте, она уже немного нагрелась и не такая холодная. Но не жадно! Медленно, короткими глотками.

Пришли в себя? Ну и замечательно!

Теперь пора в путь. Сами выбирайте, куда идти. И не ждите гидов, едва ли дождётесь их. Нарака – ещё не освоенное туристами место.

Но тем лучше! Есть шанс остаться наедине с историей.

А здесь есть, что посмотреть! Всё ещё мне не веримте?

Тогда спросите... А хоть вот его. Михаила Львовича Искандерова. Он здешние места хорошо знает.

Незаметный в толпе и едва ли кому видимый, гуляет он по городу почти каждый день в самую жаркую пору, когда суетливое движение города немного замедляется и неспешный шаг не нужно подстраивать под скорое и неровное течение людского потока.

Никем не примеченный, идёт он на прогулку по хорошо уже изученным местам.

На встречу со старой Наракой.

Прекрасным пеклом.

А вот теперь...

Да, немного опоздали. Он возвращается назад.

Почему-то на час раньше.

Предчувствие у него, что ли? И шаг слишком быстрый...

Хорошо, допейте воду. И идите на прогулку без него.

Искандеров возвращается на виллу. Для того, чтобы у ворот, у ограды, увитой лилейной лианой, увидеть её.

И услышать:

«Здравствуйте, Михаил... Я вот вспомнила, что вы живёте на этой вилле... Случайно проходила... »

И ответить:

«Мы договорились перейти на «ты». Правда? »

И добавить:

«Здравствуй, Ира. Очень, очень рад тебя видеть! »

Да, вот сейчас это произойдёт. Он уже повернул за угол, идёт по улице. Сейчас он увидит её...

А вы не стойте, проходите. Нечего тут стоять! Я вам всё потом расскажу, во всех подробностях и со всеми деталями.

Нам, жителям Нараки, скрывать нечего. Все тайны в прошлом...

- Вилла ВИП-класса «Дильмун»! – гордо провозгласил Вениамин, открывая двери в дом.      – Особняк для избранных!

- Посмотрим, посмотрим,.. – пробормотал Алексей, переступая порог.

Вениамин нисколько не преувеличивал. Даже на самую малость не преувеличивал. Безусловно, это был ВИП-класс!

Конечно, дом немного не дотянивал по роскоши до дворца раджи. Но богатый восточный декор с обилием шёлка золотых тонов, зелёного и красновато-бурого мрамора, горного хрусталя и шлифованного до зеркальной гладкости лазурита вполне явно произвёл впечатление на замученного кризисом московского бизнесмена.

Особенно поразил его стоявший посреди холла фонтан, представлявший собой установленную на ступенчатый пьедестал чашу из розового гранита, украшенную хризолитовыми вставками.

Переливавшаяся через края чаши вода по мраморным стокам поступала в широкий, закрытый декоративной решёткой желоб, проходивший вдоль стен по периметру холла. Водяной поток этот охлаждал воздух и тихим журчанием успокаивал сердце.

А с высоты, проходя сквозь мозаичный стеклянный купол, падали огневым водопадом оранжево-золотистые лучи, подсвечивая вспыхивающие на краях чаши топазы.

- Ой!

Ирина захлопала в ладоши.

- Прелесть какая!

Она подбежала к фонтану и понесла руку к журчащему потоку.

- Холодная...

- Ледяная, - подтвердил Вениамин. – Особая система охлаждения. Вообще-то дом кондиционирован. Централизованная система с воздушными каналами. Но в холле воздух охлаждает этот ручей. Приятно, правда?

Ирина кивнула в ответ.

- Дорого, наверное? – спросил, нахмурившись, Алексей.

Ирина погрозила ему пальцем.

- Лёша, ты опять жадничать начинаешь? Даже здесь? В раю?

Она ожидала ответа успокоительного, возможно даже переходящего в шутку.

Но мужа её как будто подменили. Прежний, лёгкий в общении и жизнерадостный Алексей, исчез куда-то сразу после отлёта из Москвы. В самолёте сидел неразговорчивый и сумрачный мужичок, сжавшийся боязливо, будто окружённый лисами ёжик.

А в Нараку прилетел и вовсе выбитый из колеи человек. То ли неврастеник, то ли мелкий тиран... Вообще, человек новый, незнакомый Ирине. И неприятный.

Вот и сейчас.

- Этот рай, между прочим, моими деньгами оплачивается, - ворчливым тоном произнёс Алексей.

И скривился, будто от нежданных желудочных колик.

- И я имею право знать, что и сколько здесь стоит. И вообще...

В голосе его послышалась угроза.

- ... ты не имеешь права меня упрекать! Я имею право быть бережливым!

Он откашлялся.

- И я ещё насчёт писателя этого с тобой не поговорил! Радостная встреча, ничего себе! В первый же день, до дома добраться ещё не успели, а она...

Ирина отвернулась и пошла в сторону галереи, ведущей во внутренние комнаты.

У самого выхода она остановилась и сказала тихо, словно говорила сама с собой:

- Каким мелочным и мелким ты стал, Лёша... Неприятно.

Вениамин засопел беспокойно и сделал несколько шагов к Ирине.

- Я сама всё посмотрю, - сказала она. – Займитесь мужем, Вениамин. Он плохо себя чувствует.

И ушла.

Вениамин дождался, пока стихнет звук её шагов, и подошёл к начальнику.

- Я понимаю, стресс после переезда. Ей нужны положительные эмоции...

Алексей скривил губы.

- Ерунда! – решительно произнёс он. – Мелкая ссора... Я виноват, я всё исправлю. Но она тоже... Почему прямо у меня на глазах нужно было такие восторги изображать? Я работаю с утра до вечера, зарабатываю, несу деньги в дом – и никаких восторгов в ответ. Она просто принимает это как должное! Машину в подарок – как должное, кольцо с бриллиантом – как должное, сумочку из бутика – как должное! Всё её благополучие на моих нервах держится, а она этого не понимает. И в упор меня не видит. Я так, приложение...

Вениамин вздохнул и попытался вставить слово:

- Всё стоит недорого. Низкая арендная плата в Нараке – это преимущество. Я по каталогу проверил всё побережье...

- ... Просто приложение! – продолжал возмущаться Алексей. – Но стоит увидеть какого-то обрмота на улице – и восторг! Надо же, великий человек! Она не понимает, что унижает меня своими глупыми выходками? Ей вообще на мои чувства наплевать?

Вениамин пожал плечами. И сложил ладони у груди.

- Алексей Валерьевич, я вас умоляю! Я всего лишь личный помощник! Я молод, холост, ничего в семейных делах не понимаю...

Алексей похлопал его по плечу.

- Ладно, Веня, не бери в голову...

Потёр лоб.

- Плохо мне что-то, сердце не на месте. Неспокойно... Перенервничал, должно быть. Надо высказаться, Веня, душу излить. Вот ты мне под руку и попался.

Алексей усмехнулся.

- И Ира, бедняжка, попалась. Знаю... Я, когда нервный, невыносим. Ничего не могу с собой поделать!

Вениамин улыбнулся радушно и подчёркнуто-беззаботно.

- Ничего, ничего! Здесь вы сразу успокоитесь, придёте в себя. Райское место! Птички чирикают, океан шумит. Собственный пляж, между прочим! Отдельный выход, дорожка прямо от виллы к берегу. Аборигены и туристы беспокоить не будут, здесь весь район под охраной полиции.

Вениамин облизнулся, будто съёл ложку сладчайшего заварного крема.

- И о ценах не беспокойтесь! Я вам распечатку прокажу с всеми расчётами. Вы удивитесь... Да что там, поразитесь просто, насколько здесь всё дёшево! Место...

Он подмигнул.

- ... Нераскрученное! Местные риэлторы к богатым людям не привыкли пока, в ценах не ориентируются. Самое удачное время виллы здесь арендовать, уж поверьте! В России скоро всех жареный петух в одно место клюнет, все в тихие места побегут, у кого денег на побег хватит. А в Лондоне или Нью-Йорке для шика другие деньги нужны. Вот в Европе такой дворец стоил бы...

- Ладно, - прервал его восторги Алексей. – Молодец, утешил! Успокоил и развеселил!

Он обошёл фонтан и, подойдя к колонне, провёл ладонью по шёлковой драпировке.

- Восточная фантазия...

Поманил пальцем Вениамина.

И спросил шёпотом:

- А бассейн и правда с джакузи?

- Правда, - шёпотом же ответил помощник. – Бассейн у нас... то есть, у вас... во внутреннем дворе...

- Чего шепчешь? – повысил голос Алексей. – Передразниваешь?

- Во внутреннем дворе! – отчеканил Вениамин. – На втором этаже виллы две открытых галереи. Одна с видом на бассейн, вторая – на океан. Перед домом лужайка и площадка для гольфа. Есть апельсиновая роща...

- Помню, - ответил Алескей. – Ещё гараж и площадка для вертолёта.

Он достал мобильный и набрал номер.

- Ириша, солнышко...

«Пора уходить» понял Вениамин. «Вещами распорядится, багажом... Свою квартирку в городе проверить не мешает! »

- Видишь, я совсем не жадный. С московского номера на московский звоню, чтобы извиниться. Ну, не дуйся! Я барбекью вечером сделаю... Клянусь! Сам, лично! Чего ты меня бросила? Ты где, зайчонок? Я извиниться... В какой комнате? Они все большие... С бронзовой люстрой?

Алексей недоумённо пострел на помощника.

- Второй этаж, налево и до конца, - подсказал Вениамин. – Спальня с балконом.

- А я сейчас тебя найду! – игривым тоном произнёс Алексей. – А я сейчас приду к зайчонку...

Он прикрыл трубку и, повернувшись к помощнику, бросил отрывисто:

- Букет в вазу! И поставь у бассейна! Распорядись...

- Сделаем, - отозвался Вениамин. – Дадим команду персоналу!

И, вздохнув облегчённо, пошёл к машине.

«Помирились, вроде... Вот ведь работа беспокойная! »

Вечером на террасу пришёл разговорчивый и улыбчивый малаец, который первым из слуг познакомился с новыми хозяевами и свободней всех с ними держался (остальные четверо, вкдючая повара, были из местных, а местные и к иностранцами-то ещё толком не привыкли, потому вели себя с белыми пришельцами робко и настороженно).

Махатхир же был парень опытный, служивший в домах богатых арабов в странах Залива ещё в те времена, когда нефтяные шейхи не помышляли о грядущей войне и экономическом упадке, и слуг из числа мигрантов набирали охотно.

Но времена изменились, в Заливе стало беспокойно и Махатхир, помыкавшись едва ли не по всему Востоку, осел, наконец, в мирной и спокойной Нараке, где его опыт слуги пришёлся как нельзя кстати.

А ещё пригодилось его знание английского. Среди местных мало кто мог сказать хоть что-нибудь вразумительное и понятное на этом варварском северном языке. Разве только торговцы владели им относительно неплохо. Но представители торговой касты в слуги не шли.

Так что Махатхир для супругов оказался просто незаменимым человеком.

- Кто к нам пожаловал! – воскликнул Алексей, поднявшись из шезлонга.

Ира никак не отреагировала на восклицание мужа.

Обида ещё не покинула её.

Но Алексей знал, как загладить вину.

И помочь ему в этом должен был Махатхир.

- Всё готово, - сказал слуга и старинным восточным жестом приложил руку к груди.

Вообще-то так давно уже не делали... Но эти новые хозяева такие наивные, совсем не знакомы с Востоком. Махатхир давно изучил такую публику. Им нравится экзотика!

Они как дети, радуются всему необычному и, в особенности, тому, что выглядит похоже на их собственные представления о Востоке...

Востоке, которого нет. Но за деньги можно предложить и такой Восток.

Наслаждайтесь!

Махатхир, склонившись, показал в сторону бассейна.

- И джакузи? С подсветкой? – шёпотом спросил Алексей. – И кебаб?

- Всё, - подтвердил Махатхир.

И по-восточному сладко улыбнулся.

- Будете довольны...

Алексей отпустил слугу и, подойдя к полулежавшей в ротанговом кресле супруге, встал перед ней на колени.

- Пошло! И глупо! – ответила Ира и дсотала из сумочку маникюрный набор.

- Не надо! – поспешно произнёс Алексей и накрыл ладонью кожаную коробочку.

- Пусти! – возмутилась супруга.

Алексей начал целовать ей руки, и, в перерывах между поцелуями, соблазнительно нашёптывать:

- Вечер... барбекью... бассейн... купаться... водная горка... с факелами...

Ира нахмурилась и отстранила мужа.

- Постой, - строгим голосом сказала она. – Остановись! Скажи-ка теперь нормально, спокойным тоном. И не надо делать вид, что задыхаешься от восторга.

- Купаться, - сказал Алексей. – Вечером. Прямо сейчас! В бассейне.

И улыбнулся.

Улыбка вышла глупой и трогательной.

Через десять минут они весело плескались в бассейне, далеко разбрызгивая воду, едва не заливая горевшие по четырём сторонам каменной площадки зелёной патиной покрытые медные светильники в форме старинных дворцовых факелов.

Услужливый Махатхир, улыбаясь и весело напевая саравакскую песенку, жарил на гриль-решётке сочные куски баранины на косточке, щедро поливая их острым соусом.

- Хорошо! – восклицал он, услышав особенно звонкий всплеск воды. – Хорошо!

Да, прав... Легко. Беззаботно.

Прав. Отчего ей...

Ира и сама не понимала, отчего ей стало так хорошо, так спокойно и радостно стало на душе, едва погрузилась она в прохладную воду бассейна.

Будто голубая вода эта была магической... Или вся атмосфера чудесного этого вечера, подаренного ей мужем?

Она уже не злилась на него. Не дулась. Нет! Совсем! Совсем!

Просто размолвка, мелкая размолвка. Всё прошло! Всё в прошлом! Всё прекрасно!

Она обняла мужа.

- На нас смотрят, - напомнил он.

- Пусть! – воскликнула она.

Голова у неё закружилась. Свет факелов поплыл, будто подхваченный пришедшим с лесистых предгорий туманом.

Или... Нет, не туманен воздух. Просто кружится голова.

«Напряжения... нет больше... нет»

Она повисла на шее у мужа.

- Ноги не держат, - проептала она.

Алексей подхватил её на руки, приподнял, держа у самой поверхности воды.

Наклонился к ней.

И губами коснулся её лба.

- Смотри на звёзды. Ириша... Видишь, какие здесь звёзды?

Догадливый Мохатхир кинул на них косой и быстрый взгляд, и беспокойно закрутил головой. Быстро переложив на широкое фарфорове блюдо дымящиеся куски мяса, он вытер передником руки и забормотал:

- Всё сделал, сделал уже. Готово! Ухожу, сейчас ухожу. Остальные ушли уже, все ушли уже. Как распорядились, так они ушли все. И я ухожу, меня уже нет! Через три...

Он показал три растопыренных пальца.

- ... минуты у секьюрити отмечусь! Как надо, всё как надо! Порядок!

Он сорвал с головы высокий поварской колпак и поспешно, временами совершая от усердия невысокие прыжки, побежал к выходу.

- Что он там сказал? – усталым гослом спросила Ира. – Какой же надоедливый этот...

- Махатхир, - подсказал муж. – Забудь!

И покачал её на воде.

- Он пожарил мясо и исчез. Я отпустил всех слуг!

Прошептал:

- Мы одни. Совсем одни...

«Звёзды... Смотри на звёзды».

Голос мужа показался ей необычным. Наполненным необыновенной, непривычной теплотой. И, казалось ей, была в этом голосе такая милая, трогательная дрожь волнения, вызванного возрождённого, так неожиданно возрождённым чувством прекрасной и чистой супружеской любви.

«Теперь всё будет иначе? Не так, как в Москве? Сырой, серой... »

Она запрокинула голову.

Звёзды. Здесь они такие большие и тёплые. Плоды, наполненные белым соком, светящимся сквозь звёздную кожуру белым соком. Плоды на синем листе диковинного небесного дерева, плоды, налившиеся соком.

Сейчас они посыпятся сверху – прямо на голову. Будут лететь с неба – вниз, вниз.

Будут увеличиваться в размерах, расти, расти...

Какие они большие, эти звёзды! У самой земли они размерами не уступят крупным кокосам!

Белые плоды. Большие...

Срываются!

Она зажмурилась.

Он качает её как ребёнка. Мерно, убаюкивающе.

Тише, успокойся.

Он целует её.

Всё хорошо. Мир на месте. И звёзды в небе – всё ещё зреют.

«Неужели жизнь может быть такой – простой, безмятежной? »

- Сколько это будет продолжаться? – спросила она.

Тени кокосовых пальм на воде. Отражение факелов.

Он пожал плечами.

- Весь вечер, если хочешь...

Она улыбнулась.

- Нет, счастье. Вот такое... Мы вместе, одни. На самом краю мира. Можем делать всё, что захочется. Можем думать, что весь мир исчез...

Она обняла его за плечи.

- Весь мир взял – и исчез! Лёша, может он это сделать?

Алексей улыбнулся. Виновато.

«Не умею лицемерить. Хотел вот научиться... Да всё никак! Не дано! »

- Ты что? – удивлённо произнесла она.

«Знала бы она, что я жду звонка. Жду, когда мне позвонят из Лондона эти чёртовы деловые партнёры! Бизнес, кризис... Пропади всё пропадом! И Лондон, и Москва, где они волки лютые кругом! Я семью теряю... »

- Лёша, у тебя руки похолодели, - встревоженно произнесла Ирина.

И остранилась, освободилась от его объятий.

- Что с тобой?

«Надо собраться, собраться... »

Он окунулся и всплеснул руками, поднимая фонтан воды.

- Зайчонок глупый!

Она закрыла ладонями лицо. А потмо шлёпнула его по груди.

- Это ты глупый! Не брызгай! Не...

- У на сегодня особое угощение, - прошептал Алексей. – Баранина по восточным рецептам... с соусом...

Он наморщил лоб.

- Забыл... С шафраном, по моему. И этим... Мускус?

Она рассмеялась.

- Мускат!

«Нет, он точно как ребёнок! Вот и взгляд вниз... Смущён».

Он смотрел на её ноги.

- Мускатный орех. Лёшка, сколько раз тебе объяснять!

- Да, да, - поспешно согласился Алексей. – С приправами этими... Ничего в них не понимаю!

И, снова перейдя на шёпот, сказал:

- А пока...

Протянул руки.

- ... время тебя раздеть! Самое...

Она отбивалась. В шутку, конечно.

- Увидят! Лёша, переста!..

- Да нет же никого, - приговаривал Алексей, прижимая её к себе. – Я сам...

Вверх – влажная ткань. Вода ласкает соски.

Его голос срывается.

- Мы... я давно... в воде... вот так, в воде...

Вода качает, подбрасывает их. Брызги...

Шипит жаровня. Всё громче и громче. Серый дым поднимается над ней.

Другая вода, не бассейна – на коже. Другая вода, с сладковатым запахом неба, с кисловатым привкусом грозы – на губах.

Капли падают с неба. Звёзды созрели.

Она опускает вниз руку. Гладит тёплый бугорок у него под плавками.

Шепчет.

- Дождь...

Он упрямо мотает головой.

- Пусть... Хочу сейчас... здесь...

«Всё иначе? »

Шум грозы заглушил тихий телефонный звонок.

После третьего сигнала сработал автоответчик.

«Алексей Валерьевич, добрый день... или вечер? Не помню, какая разница во времени. Если разбудил, то простите ради бога! Это Корчинский Пётр Илларионович! Вы сами просили позвонить, в любом случае позвонить. Я пытался на мобильный, но там никакого ответа и переадресация не срабатывает. В общем, ваш помощник, Вениамин Миртов, вошёл в положение и дал вот этот номер. Номер личный, я понимаю... Но обстоятельства! И вы сами просили обязательно вас найти!

Так вот... »

Пауза – четыре секунды.

«Даже не знаю... »

Шипение.

«Ваши деловые партнёры отказываются вести переговоры со мной. По означенной теме им необходимо обсуждение напрямую с вами. С вами лично, и никаких иных вариантов! Поверьте, я сделал всё, что только возможно было сделать в сложившихся обстоятельствах. Доверенность их не убеждает, бумагам они не верят!.. »

Сигнал автоответчика.

«Ограничение записи – три минуты».

Через полторы минуты – повторный звонок.

После третьего сигнала сработал автоответчик.

«Разъединили... Алексей Валерьевич, вам обязательно надо быть в Лондоне послезавтра. Обязательно! В сложившейся ситуации ссориться с партнёрами опасно! Учитывая их связи в правительственных структурах... Я уже предупредил вашего помощника. Господин Миртов обещал решить вопрос с билетами. Очень сообразительный молодой человек! Обязательно в Лондоне... Нужно добиться отсрочки по кредитам и убедить партнёров не выводить деньги из бизнеса. Иначе... Вы понимаете, Алексей Валерьевич... Миртов завтра утром перешёлят мне данные по рейсу, я встречу вас в Лондоне. Отчёт по размещению средств полностью подготовлен, у нас хорошие позиции... »

Пауза.

«Очень прошу! »

Конец записи.

Он влез на стол, сбросив салатницу на пол.

Звон стекла. Осколки обрызгали ноги сидящих за столом.

- Ой, больно! – воскликнула Динара.

И, наклонившись, платком провела по ноге.

- Кровь!

- Ты что творишь? – закричал Пакрин и, вскочив, попытался схватить Михаила за руку.

Михаил отпрянул и закачался, едва не потеряв равновесие.

Ресторанные столики закружились каруселью.

Лица, лица: весёлые, хмурые, смурные, мятые, равнодушные...

Лица слепились в тестяной комок. Белый, отвратительный даже на вид, не то, что на ощупь – неровный, кривобокий тестяной комок.

Красные ламповые огни гирлянд запрыгали в танце.

Жёлтые фонари взлетели в воздух и запорхали бабочками в полутьме Старой Башни.

- Граждане!..

Пакрин всё-таки изловчился, подпрыгнул и схватил его за руку. И повис.

Михаил выпрямился. Ноги шире – опорой.

И, приподняв руку, легко втащил Пакрина на стол.

- Здоров, сволочь! – восхищённо воскликнул Антон. – А я и не верил, что ты спортом занимался!

- А у меня кровь! – радостно заявила Динара. – Правда, немного... Ссадина.

И с торжественным видом изрекла:

- Сам Искандеров лично мне кровопускание сделал!

С надеждой добавив:

- Может, шрам на память останется?

- Граждане экономические мигранты! – провозгласил Искандеров, обратившись к жующей и невнятно мычащей людской массе. – Спекулянты, шулеры, специалисты по карточным фокусам и большому кидалову! Беглецы, странники, вольная анарха, безыдейная шантрапа и прочая сволочь! Свободный народец Нараки! К вам обращаюсь я, враги мои! Что я хочу вам сказать...

Он сглотнул вязкую слюну и закашлялся. Будто кислым металлом ожгло горло.

Антон подхватил его под локоть.

Шепнул, губами задев раскрасневшееся его ухо:

- А жалко, что девушка твоя сбежала. Раньше ты свою энергию на неё тратил.

- К чёрту! – крикнул Искандеров.

И птичьи взмахнул руками.

- Нам некуда возвращаться, засранцы мои любезные! Некуда! Я сделал...

- Чё-ё-о?! – донеслось из зала грозным, нарастающим рыком. – Ты... ёть! Ты этого кого обозвал?

Загрохотал упавший стул.

Краснорожий двухметровый мужик встал, качаясь, из-за стола, погрозил Искандерову побелевшим от натуги кулаком и, перекосив глянцевый от слюны рот, рванул красную шёлковую рубаху на груди.

- Твою... родительницу! Кто тебе право дал?

Кто-то из собутыльников попытался схватить его сзади за шиворот.

- Васька, сядь! Сядь, пьянчуга! Выступает человек, выпил немного... Ты из-за своих скандалов третью ночь будешь в полиции ночевать, помяни моё слово! Зачем бунгало было снимать? Девяносто баксов за ночь! Лучше бы сразу полиции платил за ночлег!

Василий, не разворачиваясь, коротким ударом послал собутыльника в нокаут.

И, медленно переставляя ноги, грузно, грозно и неотвратимо, словно человекоподобный киборг, пошёл к столу-трибуне.

- Миша, ты суицидник! – выдавил Пакрин. – Тебя лечить будут, а ты не выступай!

И спрыгнул со стола.

Неудачно спрыгнул, слишком поспешно – подвернул ногу. С воем согнулся и полез под стол.

Михаил же, не обращая внимания на подвыпившего киборга, продолжал:

- Граждане неудачники, я сделал великое открытие: мы сгниём в джунглях! Да, в здешних джунглях...

«Call police! Immediately! Shit…»

- ... А знаете, почему?

Михаил криво ухмыльнулся и подмигнул враждебно загудевшему залу.

- Потому что мы здесь навсегда! Навсегда... Да!

Он причмокнул, целуя воздух.

- Адью, Россия! Тебя никогда не было! Слышите, дамы и господа? Это величайшее открытие! России никогда не было! Вообще! А сейчас нет и подавно. Россия приснилась Пушкину во сне. Мы все ему приснились... Пушкину или Гоголю? Вот...

Искандеров сложил из пальцев кукиш.

- А нет их больше! Померли! И снов больше нет... В этом смысле Россия, конечно, бессмертна. Как может помреть то, чего, строго говоря, и не было?

Киборг остановился возле стола и с металлом в голосе выдал:

- Я три года кафелем в Краснодаре торговал... Пока не прикрыли... Чего, и Краснодара не было? У меня дед в Ростове похоронен. Деда тоже не было? Ты кто?

- Писатель, - честно признался Искандеров.

- Ой, сейчас классика убивать будут! – обрадовалась Динара. – Жалко, фотоаппарата нет!

Василий как-то сразу сник и из киборга превратился в несчастного, сильно пьяного мужика. Постояв в молчании несколько секунд, он безнадёжнео махнул рукой.

- Так тебе и морду бить бесполезно. Юродивые – они и есть юродивые. От ваших писаний у людей мозги и сгнили!

- А я вот думал, что от моих книг люди умнее становятся, - с тоской и горечью произнёс Искандеров. – А потом понял, что тонна чепухи усваивается, а килограмм смысла выбрасывается. Всё на помойку! Вся жизнь на помойку! А потом доходишь до конца, до самого предела самовыражения – и пустота вокруг. С кем разговаривал? Для кого дышал? Что останется после? А ничего! Потому что ничего не было! Не было русского поля, русской цивилизации, читателей, мыслителей! Пустота и жующие морды вокруг! Вот оно, открытие: мы сдохнем и нас забудут. Весь наш гнусный мирок останется здесь, на чужой земле. Мы прожрали Россию, промотали... Чёрт, о чём это я? Её же не было! Да, забываюсь всё, забываюсь. Трудно привыкнуть к мысли, что ты не человек, а всего лишь персонаж. И живёшь на остатке сил, реализуя чужой замысел, который принимаешь за свой. Вот бред...

Василий покачал головой. Подвинул ближе стул и, расчищая место, запихнул ногой Антона поглубже под стол.

- Слазь, - предложил он Искандерову. – Грустно мне тебя слушать. Так грустно, что и мордобой не интересен стал. Давай, что ли, выпьем?

- Вас Василий зовут? – оживилась Динара. – Красивое византийское имя! Экскурсию не желаете? У нас единственный в городе офис с русскоязычными гидами... То есть, я хотела сказать, что это единственный офис с русскоязычными гидами такой высокой квалификации! И нигде больше...

Василий замотал головой.

- Ты это... персонально что-нибудь предложи... А то я один в городе.

- Она это может! – подал голос из-под стола Антон.

- Можно, - подтвердила Динара. – Если вести себя будете прилично.

- Да я всё время... прилично, - заявил Василий.

За зелёной стеною тёрна, окружавшей открытую площадку ресторана, запрыгали направленные в небо яркие лучи фонарей и долетел с улицы протяжный и жалобный вой полицейских сирен.

Искандеров спрыгнул со стола и, наклонившись, потянул Антона за руку.

- На выход!

- Чего это? – забеспокоился Василий.

- Кто бы спрашивал! – возмутился Искандеров. – Кто бузить начал?

- Ты! – заявил встрёпанный Антон, с трудом вылезая из-под стола.

И схватился за стул и задёргал больной ногой. Динара привстала с места, с испугом посмотрев на него.

- Тоша, что с тобой?

Антон поморщился.

- Подвернул... Болит!

Искандеров подхватил его за пояс, приподняв над землёй.

- Пойдём... к врачу тебе...

- А я? – уточнила Динара.

- С нами, - предложил Искандеров. – С пострадавшим...

Втроём они двинулись к выходу.

Василий посмотрел им вслед и, сплюнув, прошептал сиплым от злости и раздражения голосом:

- Интеллигенция паршивая! Растравят душу – и сбегут. И выпить не с кем!

Одним глотком махнул недопитую Искандеровым водку.

И уронил голову на стол.

Не то, чтобы забыл о встрече...

Он не ожидал её увидеть здесь. Здесь, возле виллы «Синди».

Впрочем, он сам дал ей адрес.

Зачем? Неужели надеялся, пусть тайно, в самой глубине души, но надеялся, что она придёт? Надеялся, сам того не осознавая? Втайне от самого себя?

Вот она пришла. И он не знает, что ему делать. Разве что просто подойти...

«Глупо выгляжу! И ладно вспотели. Я же не мальчишка уже, не юноша и не слишком молодой человек. За сорок, за сорок... А ей сколько? Боже мой, она ведь лет на пятнадцать меня моложе! Честное слово! А выглядит вообще... Девчонокой! Юной и наивной девчонкой! »

Он остановился у ограды, в шаге от Ирины.

Ему казалось, что он должен бы начать разговор, но слова не шли, не шли в голову... Чёрт знает, куда они делись, эти слова!

«Она видела, как я шёл... Издали уже видела. И стоит на солнцепёке... О, надо бы воды предложить! »

Ира улыбнулась, так просто и открыто, словно старому знакомому, и сказала:

- Здравствуйте, Михаил... Я вот вспомнила, что вы живёте на этой вилле... Случайно проходила...

«Случайно? Прости, не верю... »

Он ответил:

- Мы договорились перейти на «ты». Правда?

У самого в горле пересохло. Губы распухли. Он сам удивился басовитой хриплости своего голоса.

«Игнат как-то по нетрезвости ляпнул, что женщин хриплые голоса возбуждают. Пьяницы запойные в таком случае очень сексуальны... Болтун ты, Игнатий, болтун! И чего я тебя столько лет слушал, раскрыв рот от удивления? »

Переведя дух, он добавил:

- Здравствуй, Ира. Очень, очень рад тебя видеть!

Ему показалось, что она вздрогнула. Или...

«Неужели мне приятно? » подумала Ирина. «Приятно, что он называет меня по имени? Вот так просто, будто мы действительно... »

Сердце кольнуло – тонкой булавкой.

«... близки? »

Михаил толкнул тяжёлую створку ворот.

Створка медленно отошла в сторону, открывая вид на пыльный двор, где на песчаных горках грустно покачивали бледно-зелёными верхушками стеблей подгорающие на солнце юкки, а на засыпанной мелкой галькой дорожке вперемешку с фантиками и обрывками бумаг лежали, приманивая местных злющих ос, коричневые плода перезревшего инжира.

- Тут скромно всё, - словно оправдываясь перед гостьей, пояснил Искандеров.

«Нет, в самом деле... Не в номер же её приглашать. Это некрасиво, неправильно... »

- Там, с тыльной стороны есть терраса. Хозяин держит небольшой зальчик для постояльцев. А рядом, вплотную к нему – площадка. Да, такая... Площадка по навесом. Там тень и всё время прохладно. Очень удачно расположена...

«А когда-то я не боялся быть невежливым и слишком напористым» подумал Михаил. «Когда-то мне всё казалось вполне удобным и правильным. Точнее, не задумывался я таких вещах. Может, с такого вот смущения и начинается старость? »

Он тряхнул головой.

«Чушь! Я ещё лет двадцать лёгким и жизнерадостным барашком скакать буду! По травке! По сочной травке! »

И какой-то голос, то ли внутренний, то ли... не совсем внутренний, а, быть может, и совсем даже не внутренний, а пришедший откуда-то извне медленно, разделяя слова чётко различимыми паузами, отчеканил:

«У – тебя – нет – эти – десяти – лет! Нет – года! Нет – и – месяца! Кого – обманываешь? »

Отчего-то невязчивыми стали в последнее время эти голоса. Наглыми гостями духи в голове селятся, не выгонишь. И болтают, болтают без умолку.

И теперь...

«Тем более нет времени на смущение и робость! » включился в этот странный, так внезапно начавшийся разговор какой-то другой голос, весёлый и задорный. «Тем более! Тем более! Дойди до конца, зараза! Некуда дальше тянуть! Некуда! Сегодня, сейчас – дойди! »

- А «Колу» или «Фанту» там подают? – спросила Ирина. – Ужасно пить хочу...

- Лучше! – заявил Искандеров. – Сок кокоса и лимона, со льдом и кусочком лайма. Фирменный коктейль для друзей хощяина виллы.

Он осторожно взял её под локоть.

- Идём?

Они кивнула.

Они прошли по двору половину пути, когда, вспомнив незавершённую фразу, Ирина спросила его:

- Так почему терраса эта так удачно расположена?

- Ветер, - пояснил Михаил. – Ветер с океана. «Синди» одним углом повёрнута к океану, и этот угол постоянно обдувается ветром. Там и стоит терраса, пристроенная к залу деревянная площадка под навесом. Смотри!

Он показал в сторону сооружения, собранного из крашеных алой краской панелей и укреплённого серыми колоннами из цельных стволов какого-то местного дерева. Сооружение было несообразно велико, размерами едва ли не с треть виллы и было бы, веротяно, видно и от входа, если бы не скрывавшие его заросли разросшихся широколиственных бананов.

- Вот, - сказал Искандеров. – Немного осталось...

- Найда! Найда!

Дворняжка, по молодости бывшая послушной, а к старости ставшая почему-то до крайности своенравной и строптивой, оглянулась, посмотрела на хозяина взглядом мутным и безразличным, и, слабо вильнув хвостом, побежала к подгрызавшему сад оврагу, что уж широко раскинулся у заднего двора, за последние годы вдосталь отвоевав места у садовых участков.

- Не смей!

Овраг был местом гиблым. Дачники ограждали склоны его заборами и укрепляли оспыающиеся скаты фашинами, сверху для устойчивости обложенными камнями, да всё было без толку. Земля тяжести не держала, сыпалась и сыпалась на дно оврага, хлюпалась компками в протекавший по дну оврага ручей.

Зверьё, попавшее в овраг, без разницы – домашнее или лесное, было обречено. По крутым песчаным, с вкраплениями белой глины, склонам подняться не мог никто.

Впрочем, домашних животин иногда выручали хозяева. Обвязывались верёвкой и, помолясь, с помощью родственника или соседа спускались в провал.

Так и выручали. Если успевали.

Звери дикие гибли. Правда, начасто они стали проваливаться в эту природную ловушку. Поумнели, дикие, поумнели.

В последний раз туда год назад попал заяц. Его пытались спасти. Но заяц в руки не давался и в овраге маялся долго. Благо, для него там корму было достаточно, дно оврага густо заросло травой. И куда делся... Может, и никуда не делся. Так до сих пор...

Давно уже никто его не видел.

Впрочем, и к оврагу давно уже никто не ходил.

Палевич остановился и, пережидая приступ удушья, стоял минут три, приложив ладонь к груди.

Сердце зашлось отчаянно.

Будто тот заяц прыгало, рвалось из груди.

«Вот вспомнил некстати» с неудовольствием подумал Игнатий. «И чего это вспомнилось? Какое мне дело до этого лесного попрыгунчика? »

Собака остановилась и, зевнув, с самым довольным видом высунула язык.

«Метров пять до неё» определил Игнат. «А до оврага? »

Он сделал козярёк из ладони и с грозным штурманским видом посмотрел вдаль.

«Метров сто, слава тебе господи! Успею! »

Впрочем, собака уже никуда не бежала и смиренно дожидалась хозяина.

- Найда! – с упрёком обратился к ней Палевич.

Ковыляя и похрипывая, он подошёл к непутёвому зверю.

- Не стыдно тебе? Я старый человек, заслуженный издатель! Столько новых имён открыл и ещё больше закрыл! На пенсии, на законном своём отдыхе должен сидеть в кресле-качалке...

Приблизившись, он схватил её за ошейник. Собака рыкнула негромко и, порядка ради, оскалила зубы.

- ... А я вожусь тут с тобой, бегаю по всему саду-огороду! По всему участку ношусь, будто молодость вспомнил! Разве можно так над хозяином издеваться? Сама ведь не молодая уже, пятнадцатый годик идёт. Если с собачьего на человеческий перевести, так, пожалуй, старше меня будешь. И всё никак не успокоишься! Я ведь тебя приютил...

Он потащил её к дому. Найда попыталась упираться, но подушечки лап заскользили по влажной траве.

- Помнишь, как нашёл тебя? Совсем маленькой было, щенком была. Послушная такая, пушистая!

Найда тоскливо повыла секунды две.

- Знал бы, что такая непослушная станешь к старости – оставил бы тогда в подъезде. Честно слово!

До дома оставалось немного, шагов десять, когда услышал Игнат звонок. Телефонный, долгий, надоедливый звонок.

Игнат насчитал восемь сигналов, пока звонок смолк.

«Эх, и я, бывало, так названивал» вспомнил былое Палевич и погрустнел.

Он надеялся, что Антонина догадается пропустить нежданный и ненужный этот вызов, но надеялся напрасно.

Дверь скрипунла и, держа трубку в вытянутой руке, вышла на крыльцо супруга.

- Игнатий! Игнат!

Игнат отпустил ошейник и погрозил Найде.

- Вот только попробуй мне убежать! В случае чего сама выбираться будешь! Так и знай!

И, повернувшись к супруге, произнёс с укоризной:

- Не могла сказать, что меня нет?

Антонина приложила палец к губам.

- Знаю, что всё слышно! – сказал Игнат. – Мне всё равно! Мне никто не нужен! И я никому не нужен! Точка!

- Ответь уж, - попросила супруга. – Это тот... Журналист с телевидения. Очень просил, очень...

- Санта, понимаете ли, симплиситас ты, Антонина, - проворчал Палевич, забирая у неё трубку. – Не для того связь придумана, чтобы звонил кто ни попадя... Журналист! Уж такая важная персона!

Антонина с самым равнодушным видом вытерла руки о передник и, не удостоив мужа ответом, зашла в дом.

- Слушаю! – нелюбезно начал Игнат.

- Игнатий Иванович? – елейным голосом затянул журналист. – А я Залевский, Виктор Всеволодович. Журналист, телекомпания «Чайна Глоуб». Мы с вами...

- Помню, - сказал Игнат. – Всё помню, к сожалению. Вы уже третий раз мне звоните. В гости набиваетесь? На встречу?

- Я... это,.. – промямлил явно ошарашенный столь откровенно выраженной неприязнью Залевский. – Зачем так? Набиваюсь? Просто интервью! Это несложно... И недолго! Вы скажите, куда... Я подъеду!

Игнат достал платок и громко, демонстративно громко высморкался.

И продолжил отшивать наглого журналиста:

- Какое ещё интервью? Что вам от меня нужно? Кому нужны воспоминания пенсионера? О кризисе вспоминать? Увольте! Мне этот многолетний бардак в страшных снах снится! И кому это теперь-то интересно? Или, может, кто-то книгами заинтересовался? Читать научился? Вот это уж чудо из чудес! Читатель воскресе!

Залевский радостно захрюкал и в тон Игнату подхватил:

- Воскресе, Игнатий Иванович! Именно так! Мы запустили новый проект: «Забытые писатели прошлого»...

- Начать решили с Пушкина? – съязвил Палевич. – Или с Державина? А, может, сразу уж с Тредиаковского?

Залевский озадаченно приумолк.

Потом спросил осторожно:

- О Пушкине слышал... А остальные?

- Поэты! – взорвался Палевич. – Стихи писали! У Тредиаковского слог тяжёл, а вот у Державина неплохо выходило. Талантливо! Но его и в моё время уже не издавали. Сделаете о нём передачу? Или мультик о Лермонтове? Или выпустите комиксы о Достоевском?

Залевский покряхтел смущённо и продолжил:

- Дайте мне объяснить... Прошу вас, послушайте! В последнее время некоторые издательства... Крупные, я вам скажу, издательства стали проявлять интерес к произведениям одного подзабытого уже писателя, Искандерова! Да, его... Собираются переиздавать, представьте себе! Аналитики издательств прогнозируют значительный интерес читателей к этому автору. Его трагическая судьба...

- Что?! – возмутился Игнат. – Это у жены его судьба была трагической! Он затащил её за собой в могилу! Она ненадолго его пережила, хотя... Кто знает, когда именно он умер!

- В том и трагедия! – воскликнул Залевский. – Представляете, какую передачу можно сделать?

- Без меня! – отрезал Игнат. – Я к старости гигиену души начал соблюдать, не хочу в ваших телевизионных плясках на гробах принимать участие. Понятно?

- Не отключайтесь! – поспешил удержать его Залевский. – Вы не так всё понимаете, не так! Мы навели справки в архивах. Вы много лет были эксклюзивным издателем его книг. Вы были его другом! Есть воспоминания одного литературного критика, который пишет о вашей многолетней дружбе. Именно вы...

- Мы были знакомы, - поправил его Игнат. – Возможно, близко знакомы. Но после того, что сотворил с собой... и со Светланой...

Игнат перевёл дух.

«Чёртов журналист! Опять всю ночь не усну! »

- ... Я ему не друг! И на том свете другом ему не буду! Самовлюблённый тип, который постоянно рассуждал об упадке нравов, всеобщем невежестве и собственной недооценённости. Вот кто он был такой!

- Вы уже начали о нём рассказывать! – обрадовался Залевский. – Может быть, он не так уж был плох? Может, имеет смысл его воскресить?

- А сам бы он этого хотел? – вопросом ответил Игнат. – Успокоился он – и ладно. Чего будить?

- Но ведь книги! – застонал журналист. – Уже через месяц выходит флешка для гибкоэкранных книг! Уже снимается предисловие, сопроводительные клипы!..

- А издательство вам проплатило передачу? – спросил догадливый Игнат. – Поэтому вы и стараетесь? Ладно, не молчите. Не изображайте смущение. Я понятливый, я в этом бизнесе сам много лет крутился.

Он задумался.

- Так как? – не выдержав затянувшейся паузы, робко поинтересовался Залевский.

- Я ему кое чем обязан, - как бы рассуждая вслух, произнёс Игнат. – Домишко, в котором я живу, построен на деньги, вырученные от продажи его книг. Вернее, и его книг тоже. Были и другие топовые авторы, но этот... Его книги поначалу не расходились. Пришлось кое-что разжёвывать для читателя. Разжёвывать и в рот класть. Прикармливать, приучать... И самому автору пришлось измениться. Изменить в себе... Он ведь принял правила игры!

Игнат вздохнул тяжело.

- А потом запсиховал!

Выдохнул:

- Чёрт с вами!

- Я адрес записываю! – радостно зачастил Залевский. – Диктуйте!

Хорошо, я возьму леденцы. Меня в самолёте тошнит. И уши закладывает. Это займёт всего два-три дня. Не больше!

Не злись, глупая.

Да, всё было хорошо. Всё было очень хорошо. Мы были вдвоём и нам ничего, ничего не нужно было, кроме нашей любви.

Что изменилось? Не хмурься, не хмурься.

Глупыша красивая, но когда нахмурится... Грозная малыша!

Ты сама слышала, был звонок. И не один. Да, этот юрист навязчив. Он зануда. Он не оставляет меня в покое.

Потому что он выполняет моё задание. Нет, не разрушить семью.

Не преувеличивай. Три дня семью не разрушит. В нашем полож...

Да нет никакого семейного кризиса! Нет! Нет его!

Я должен быть на встрече. И билет забронирован, и гостиница. Ты сама всё...

Нет никаких тайн! Вот, опять разревелась...

- Нет, мы не поссорились, - сказала Ирина, помешивая палочкой коктейль.

Алексей и сам не заметил, как плохонькая, изрытая ямами, засыпанная пожухлой листвой и местами залитая чёрной, смешанной с болотной почвой водой, никудышная, но всё-таки покрытая асфальтом дорога закончилась, и началась совсем уже безобразная грунтовка.

Как-то незаметно прозошло это. И так быстро: всего-то километрах в сорока от Нараки.

Алексей увлёкся разговором с водителем (Викрам на удивление хорошо говорил по-английски и даже иногда пытался перейти на русский язык, мешая слова из местного диалекта с ломаными англо-русскими), потому смену дорожного полотна на полное бездорожье заметил лишь тогда, когда машину особенно сильно тряхнуло на поросшем высокой травой пригорке, и ветки начали сильно, наотмашь бить по ветровому стеклу машины.

- А русский я хорошо знать, потому что мама был из России, - пояснил Викрам и прибавил скорость.

«Царица небесная! » подумал Алексей, с испугом оглядываясь по сторонам.

Лес, сплошной лес! Дождевой, оплетённый толстыми лианами, непроходимый, непроглядный!

Сплошной зелёный занавес, без разрывов, без просветов. Стволы, изогнутые едва ли не в спирали, тяжёлые ветви почти да самой земли, непролазные заросли и трава до груди, а то и выше.

И темно как-то стало, сумрачно.

И ещё... Исчезла обочина! Вообше...

«Где она? »

Алексей стёр пот со лба.

Джип подбросило так, что Алексей коснулся макушкой потолка.

- До семи лет она меня воспитать, потом в Россия поехаль, - продолжал Викрам свой рассказ, с самым безмятежным и споконейшим видом крутя руль и не забывая время от времени давить на педаль газа. – А меня папа не пустиль, её ругаль... Как это? Дура, говориль. Совсем дура! Она студент был...

- Студентка? – машинально переспросил Алексей.

И зажмурился на секунду. Как раз на ту секунду, пока джип с рёвом вписывался в неожиданно появившийся на лесной дороге крутой поворот.

«Здесь же колея травой заросла! » с запоздалым ужасом подумал Алексей. «Трава влажная, сцепления никакого... Мы же с дороги слетим! Прямо туда... »

Он перекрестился.

«... в лес! »

- Студентка! – радостно закивал Викрам. – Мне книжки читаль! А потом домой уехаль, с папа жить не смогла! What a pity! I was so sad when…

- Тормози! – закричал Алексей, увидев, что дорога пошла резко вниз.

Похоже, начинался длинный спуск. В лощину, в долину, куда-то ещё... Не важно!

Алексей в одно мгновение понял, что на такой скорости и по такой дороге машина спуск не одолеет. Перевернётся! Обязательно перевернётся!

- Brake! Step on a brake! Викрамчик, родной, тормози! Грохнемся, идол ты разэтакий!

Водитель резко нажал на тормоз. Машину занесло и она, пару раз ударившись задним крылом о деревья, по инерции метров пять проползла по склону. И остановилась.

- Ой!

Алексей схватился за лоб.

Изонувшись, посмотрел в зеркало заднего вида.

«Так и есть, синяк! »

- Гематома! – плаксивым голосом протянул Алексей. – Видишь, что ты наделал?

И он, повернувшись к водителя, показал ему лоб, ладонью отведя при этом волосы, чтобы синяк виден был весь, во всём сине-красноватом своём великолепии.

- Вот украшение мне подарил! Гонщик чёртов! Потише ехать не мог?

Викрам пожал плечами.

- Я хорошо ехаль. Дорога плохой!

- Неужели? – с самой горькой иронией, на которую только был способен, спросил Алексей. – Заметил? Ну, наконец-то!

Алексей выбрался из машины. Постоял немного на месте, прислушиваясь к ощущениям.

Он опасался, что такой ощутимый удар...

«И в голове что-нибудь сместить. Не сотрясение, конечно, но... »

Пощупал затылок. Потёр виски.

«Вроде, всё на месте. Не кружится. Не болит... Да нет, лоб-то болит! До сих пор не привык пристёгиваться, а привычка-то полезная! »

А машина...

Ну, здесь никаких чудес. Глубокая вмятина на заднем крыле и содрана краска.

Алексей сунул голову в салон и с наигранным безразличием спросил:

- Викрамыч, а зарплата у тебя какая?

- В долларах? – с готовностью откликнулся Викрам.

- Ну, в них, допустим, - уточнил босс.

- Сто пятьдесят! – радостно выпалил водитель. – Самая большая в городе! Я так благодарен!

Алексей присвистнул.

- Богач, ничего не скажешь! То есть, как я понимаю, из зарплаты у тебя на ремонт вычитать бесполезно. Тебе тогда год придётся бесплатно работать.

- Без сэлэри? – переспросил Викрам и помрачнел.

Но тут же снова засиял и хлопнул себя по лбу.

- Insured!

- Правда, застрахована? – с сомнением переспросил Алексей. – И что, полицию теперь в джунги вызывать? ДТП регистрировать?

Викрам замурлыкал какую-то замысловатую мелодию.

- И где застрахована? Какая фирма?

- Фирма! – ответил Викрам. – Самая надёжная в городе! «Омар и сыновья»!

- «Крабов и партнёры»! – передразнил водителя Алексей. – Чёрта с два твой Омар заплатит!

- Омар заплатит! – уверенно заявил водитель. – Если начальнику полиции заплатить, то Омар заплатит. Здесь все так страховку получают!

- Ну вас к лешему, коррупционеры! – разозлился Алексей. – В России сплошной грабёж и взяточничество, на край света приехал – и здесь та же история! Жулики!

Алексей отошёл на пару шагов от машины. Постоял на дороге, приглядываясь к колее.

«Она же заросла совсем! Глухое место... »

Шорох.

Алексей вздрогнул. Ему показалось, что ветки на дереве шевельнулись.

Брызнули сорванные крыльями листья и большая, синяя с алыми полосами на длинной шее птица свечою взлетела в небо.

Взлетела и пропала, скрывшись в низких, тёмно-серых, изорванных по краям облаках.

Скрылась в небесной, слепой пелене. Быстро. Так быстро, будто и не было её. Не было никогда. Только привиделась на секунду. На мгновение.

И исчезла.

Алексей достал из нагрудного кармана рубашки леденец, покрутил его, словно примериваясь: развернуть ли...

Снова положил в карман и решительным шагом двинулся к машине.

Забрался в салон, поднял стёкла на окнах и на половину мощности включил кондиционер.

Искоса посмотрел на водителя.

Викрам, как ни в чём ни бывало, продолжал выводить лихо закрученную мелодию, в самых патетических местах с мурлыканья и свиста переходя на гортанное подвывание.

- Викрам! – подал голос босс.

Водитель тут же осёкся и с готовностью положил руки на руль.

- Викрам, ты помнишь, куда мы едем?

- В Бангор! – отрапортовал водитель.

- Правильно, - подчёркнуто спокойно и мягко произнёс Алексей. – Мы едем в столицу штата, в город Бангор, в международный аэропорт. Мне нужно лететь в Лондон, срочно нужно лететь в Лондон, а из аэропорта Нараки подходящий рейсов нет. Аэропорт Нараки небольшой, там мало регулярных рейсов, чартеры в основном. Так?

Викрам закивал в ответ.

- Если мы в столицу шатат едем, то почему дорога такая плохая? – доведя мягкость в голосе до вкрадчивыхт интонаций, спросил Алексей. – Дорога в столицу должна быть асфальтированной, оживлённой, современной. Цивилизованной должны быть. А мы по каким-то дебрям ломимся. Ты ничего не перепутал, Викрам? Может, ты не там вернул? Захотел путь срезать и заблудился? Признайся, пока не поздно. Признайся, пока мы в какую-нибудь топь не заехали и не пропали там не-скажу-к-какой матери!

Викрам отчаяно замотал головой.

- Эта дорога! – твёрдо заявил он. – Правильная дорога! Скоро приедем! Аэропорт!

Алексей с минуту сидел в молчании и раздумье.

«Жалко, что навигатор не поставил. На водителя понадеялся, дурак! А он, может, в Бангор этот два раза в жизни и ездил! Или один... Или, может, вообще из Нараки не выбирался. Разве он признается, что заблудился? Будет теперь кружить по джунглям... »

В салоне было уже прохладно, но пот продолжал и продолжал течь по телу, пропитывая ткань рубашки так, что она уже казалась вымоченной и прополощенной в крепком растворе соли.

«Впрочем, есть надежда. Есть надежда, что проедем через какую-нибудь деревню и хоть там узнаем, как выбраться на дорогу. Хоть один человек в деревне должен указать путь. Должен! »

Он кивнул, соглашаясь сам с собой.

«Нечего стоять. Пора! »

- Викрам, - повеселевшим голосом произнёс Алексей, - теперь осторожно двигай...

Викрам передвинул рычаг автоматической коробки передач.

- Очень осторожно! – продолжал Алексей. – Это дорогая машина! Американская!

- Америка – много денег! – подтвердил Викрам.

- Машина – много денег, - уточнил Алексей. – Тише! Слоу! Понимаешь? Очень слоу! Тихо и спокойно едем по дороге...

Викрам надавил на педаль и джип резво прыгнул с места.

- ... спросим в ближайшей деревне... Тихо, я сказал!

Викрам удивлённо вскинул брови.

- Совсем тихо еду! Совсем!

- Вот так мы и поссорились, - закончила рассказ о семейной ссоре Ирина. – Звонок этого юриста... И прахом всё! Улетел в свой... Лондон, что ли?

Она покачала бокал, следя сквозь запотевшее стекло за плавающей меж льдинок розовой ягодой черешни и устало вздохнула.

- Не удивляет? – спросила она.

Искандеров посмотрел на неё с недоумением.

- Что именно? – уточнил он.

- Ну... Не удивляет, зачем я всё это тебе рассказываю?

Ира отпила немного и замерла на мгновение, поражённая странным, холодно-огненным вкусом жидкости.

«Что за смесь? » подумала она. «Никогда не пробовала ничего подобного! »

Михаил, будто угадав её мысли, улыбнулся успокоительно и пояснил:

- Не волнуйся, ничего слишком экзотичного и запретного. Я же говорил, что это бар для постояльцев. Здесь все коктейли по особому рецепту, нигде в городе вы таких не найдёте. А уж за его пределами – тем более. Хощяин виллы, старик Джеймс по кличке «Дядюшка Джа», очень любит своих постояльцев...

Михаил подмигнул лукаво.

- И их гостей! Так что зелье делает сам.

- А зелье, случайно, не приворотное? – с самым невинным видом поинтересовалась Ирина.

И подумала:

«Хорошая я, нечего сказать! Едва муж за порог – в приключения бросилась. Писателя нашла... »

Откашлялась. Горло на секунду перехватило.

«Или просто мужика себе нашла? Давно хотела разнообразия? Чего-то нового, необычного? А ссора с мужем... Может, только предлог? Невинный разговор, дегустатция напитков. А сама так и ждёшь... »

Она проследила за его взглядом.

«... когда он мысленно начнёт тебя раздевать. Или уже начал? Вон как глаза у него сверкают. Творческая потенция, нечего сказать! И куда ты лезешь, дура? »

Она улыбнулась. Какой-то детской, удивительно чистой улыбкой.

«Так ведь не остановишься? »

И ответила сама себе, твёрдо и решительно:

«Нет! »

- Всё может быть, - в тон ей ответил Искандеров. – Спиртовая настойка на местный травах, немного лайма, немного сока личи, пара капель экстракта гуавы для особого аромата, немногог рома и карамельного сахара. Возможно, именно так и делается приворотное зелье. Впрочем, здесь все коктейли – приворотные. Такая уж страна, южная и бесшабашная. Здесь люди живут просто, не думают о завтрашнем дне и...

Он поморщился.

- ... И о последствиях. Просто живут. Вот за это я и люблю Нараку.

- Все последсвия остались в России? – уточнила Ира.

- Именно! – подтвердил Искандеров.

Она выждала секунды две. Набрала воздух и одним глотком осушила бокал.

Выдохнула.

И сказала задорно:

- Вот так! Так надо жить?

Искандеров зааплодировал восхищённо.

- Великолепно! Ира, как же правильно ты всё понимаешь!

Хозяин, самолично колдовавший за стойкой с настойками, поднял голову и крикнул что-то на родном своём, непонятном постояльцам языке.

И по-английски добавил:

- Any more?

- Йес, дядюшка Джа! – воскликнул Искандеров. – Неси даме лучший из напитков, «Сон Бангора»!

- Бангор! – заревел дядюшка Джа и затряс чёрной, косичками скрученной бородой. – О, Бангор!

И отчаянно зазвенел ложечками, чашечками и палочками для размешивания разноцветных магических эликсиров.

- Дрим! О, Бангор!

- Споить меня хочешь? – спросила Ирина и подмигнула понимающе.

«Но ведь ты сама только что показала, что хочешь вступить в игру» ответил ей мысленно Искандеров. «В опасную и манящую игру. Ты приняла правила. Ты хочешь жить без последствий. Ты хочешь узнать, что такое сон Бангора. А ведь это особый сон! Он пришёл из Бангора в Нараку, то так умеют спать только здесь. Даже в самом Бангоре забыли, каким сладким может быть сон. Ты узнаешь... »

- Хочу, - признался Михаил. – И тебя, и себя. Не всё же инам вспоминать о безвременно пропавшем муже...

Он осёкся. Помолчал немного.

И неуверенно, словно бы охваченный внезапной неуеренностью и сомнениями, произнёс:

- Да, понимаю, кажется, почему ты рассказал мне о ссоре с мужем. Мне, практически совсем не знакомому тебе человеку.

- Почему же? – с вызовом спросила Ирина. – Неужели понятно?

- Да, - с грустной улыбкой ответил Михаил. – Писатели как врачи, им часто приходится выслушивать истории о чужих страстях, ошибках и трагедиях. Или как священники. Потому что иногда приходится даже принимать исповеди. Невольно, разумеется... Думаешь, может нравиться эта вовлечённость в чужие жизни? Реальные жизни, заметь, а не выдуманные. Кроме того...

Он развёл руками.

- ... Сам не знаю, что с этим делать! Читатели часто отождествляют автора с его героями. Они знакомы с героями, а им кажется – с автором. Конечно, в каждом герое есть частичка от автора. Такой кусочек души. Где меньше, где больше... Но всё-таки автор – вне героев. Он сам по себе. А вот кажется читателю, что автор сидит вместе с ним на кухне и пьёти чай. И рассказывает при этом о своей жизни. И хочется ему в ответ рассказать о своей. Но ведь...

Он мягко провёл ладонью по её руке.

- Там, в книге – выдуманный мир. А в ответ – исповедь из реального. Имею ли я право на такой обмен?

Она опустила голову.

- Мне...

- Бангор дрим! – объявил дядюшка Джа, выставляя на стол два дымящихся бокала с красной, бурлящей жидкостью.

Дядюшка Джа прижал поднос к выпирающему и сивсающему над цветастыми шортами животу и кулаком начал выбивать на звенящем металле быстрый танцевальный ритм.

- Бангор дрим! Фор диа гест! Уважамы гости! Бангор дрим, мама клянусь!

- И какой болван тебя научил мамой клясться? – и Искандеров, нахмурившись, сунул хозяину смятую купюру.

Смягчившись, добавил:

- Спасибо тебе, добрый человек! Ступай с богом!

Дядюшка Джа, горланя, приплясывая и поколачивая подносом по голове, вернулся за стойку. Вернувшись же, враз успокоился, затих и с прежних проворством начал готовить коктейли.

- Тебе? – переспросил Михаил.

Ира опустила голову ещё ниже.

- Нужно с кем-то поговорить? – продолжал Искандеров.

Ира попыталась встать, но Михаил удержал её.

- Послушай, - прошептал он, приблизив губы к её уху. – Я счастлив, слышишь?

Она вздрогнула и с недоумением посмотрела на него.

- Счастлив, - повторил Искандеров. – Счастлив потому, что ты решила поговорить именно со мной. Потому, что ты пришла именно ко мне. Счастлив, что ты выбрала меня...

- Я не,.. – начала было Ирина.

- Ты! – выдохнул Искандеров. – Ты не мой сон и не моё воображение. Ты из жизни. Из этой... Не знаю, что за жизнь в Нараке, для чего она, что она из себя представляет и сколько будет длиться, но ты – чатсь её, моей новой жизни. Ведь не случайно мы встретились? Не случайно ты увидела меня? Не...

- Не надо, - попросила Ира. – Не надо говорить об этом...

Она прикоснулась к его руке.

- Я...

И почуствовала странный, щекочущий и словно бы невидимыми коготками царапющий кожу холодок, исходивший от стоявшего рядом бокала.

- Боже! – воскликнула она. – Да он же ледяной, этот коктейль!

Глаза её округлились от удивления.

«Она сейчас как ребёнок» подумал Искандеров.

И со снисходительностью взрослого пояснил:

- Сон Бангора холодней гималайского льда. Поговорка есть такая...

- Но он же дымится! – возразила Ирина. – Словно пар валит... И бурлит! Мне казалось, там кипяток. Я ещё подумала, что горячие коктейль в жару...

- Такой рецепт, - ответил Михаил. – И такая страна. Здесь всё не то, чем кажется. Осторожно!

Салфеткой он охватил бокал и через трубочку потянул напиток.

И зажмурился от удовольствия.

- Попробуй!

И, посмотрев на неё испытующе, спросил:

- Ведь мы начали жизнь?...

- Без последствий! – ответила она.

И, положив салфету на запотевшее стекло, даже сквозь плотную ткань её почувствовала проникающий сквозь кожу, по пальцам, вверх по руке – в глубину плоти проникающий, опьяняющий, туманящий разум, звонкий и красный холод.

С первым глотком...

Шипение воздуха в синих пластиковых трубках, красные огоньки на контрольной панели. В реанимационной палате полумрак, в котором теряется, без следа растворяется свет тусклой дежурной лампы.

Едва колышутся от разгоняемого вентиляцией сквозняка закрывающие окна плотные тёмные шторы.

Тревожащий душу запах лекарств в холоднм аквариумном воздухе.

От тоски за волосы схватиться да бежать, бежать прочь отсюда! Подальше от притаившейся где-то неподалёку смерти, от спрятавшейся под каждой больничной койкой сволочи-боли, от липкого, прочно пристающего к коже запаха лекарств, от свистящего, прерывистого, пугающе-неровного дыхания догорающих в больничной полутьме пациентов.

Бежать бы, бежать! Да нельзя, никак нельзя, невозможно. Задание, будь оно неладно, служебное задание, очень важное и срочно задание, что привело сюда, в реанимационное отделение московской больницы, в палату для пациентов, находящихся в коме.

Не уйти просто так, не выведав, не выспросив, не узнав всё досконально.

- Который? – спросил Тимур.

Врач посмотрел внимательно на больных.

Откашлялся смущённо.

- Я, знаете ли, нечасто тут бываю. Здесь начальник отделения, в основном, работает. Сами понимаете, Тимур Муратович, специфика отделения...

- Второй слева, - подсказала медсестра.

Тимур усмехнулся.

- Надо же, его даже в больнице мало кто помнит! Кроме медсестры...

Тимур достал фотоаппарат.

Сестра озадаченно и встревоженно посмотрела на главврача. Тот успокаивающим жестом легонько взмахнул рукой и прошептал:

- Этот сотрудник... как бы это...

Он глянул искоса на Тимура.

- Прокуратуры, - подсказал Тимур. – Снимок для опознания. Особый случай, понимать надо.

Взгляд медсестры стал строгим и недоверчивым. Женщина в годах и с приличным жизненным опытом, она хорошо разбиралась и в своём деле, и в людях, и в жизни кое-что понимала. Потому объянению гостя не поверила.

- Следствие завершено давно, - возразила она. – Да и не было толком этого следствия. Полгода уже...

Она внезапно замолчала и, словно озарённая догадкой, посмотрела на подозрительного посетителя с откровенной уже неприязнью.

- А удостоверение можно ваше попросить?

Тучный главврач с неожиданной ловкостью извернулся и схватил её за локоть.

- Лидия Дмитриевна!

Медсестра вырвала руку.

- Вячеслав Станиславович, что происходит? Прекратите! Прекратите немедленно! В конце концов, здесь же реанимационное отделение, особые условия, стерильность, а этот...

Она гневно сверкнула глазами.

- ... даже без халата! Вы нарушаете...

- Не надо читать лекции о стерильности! – возмутился Жовтовский. – Не смейте указывать руководству, как себя вести и кого именно допускать к больным! Я это знаю лучше вас!

И тут же снова перешёл на шёпот:

- Это важно задание, Лидия Дмитриевна. Поверьте, мы не можем раскрывать все детали, но...

Он приложил ладонь к груди, будто прямо сейчас собирался произнести какую-то особую, специально для такого случая заготовленную клятву.

- Под мою ответственность! Под мою личную ответственность!

Медсестра удивлённо посмотрела на него.

- Вячеслав Станиславович, сдаётся мне, вы и сами не понимаете, что творите.

Лицо главврача побагровело так, что и в тусклом свете лампы это стало заметно.

- Уйдите! – прошипел он. – Немедленно выйдете из палаты! Вы мешаете нам работать!

Заметив, что подчинённая не спешит выполнить его распоряжение, тем же придушенным, свистящим шёпотом добавил:

- При всём уважении к вашему опыту и заслугам, дорогая Лидия Дмитриевна, замечу, тем не менее, что у меня рука не дрогнет подписать приказ...

На секунду он замолк и посмотрел на медсестру грозно и многозначительно.

- Да, приказ! О вашем увольнении!

И брезгливо скривил губы.

- Принципиальность свою будете в центре занятости демонстрировать. В кризис принципиальность очень ценится!

- Хам, - спокойно ответила медсестра. – Хам и бездарь с амбициями! И откуда вас свалилось столько на наши головы? И не смейте меня запугивать, Жовтовский! Я трёх главврачей пережила, и вас переживу! Ваше самоуправство вам с рук не сойдёт, так и знайте!

Тимур, внимательно слушавший эту негромкую, но эмоционально накалённую перепалку и ожидавший с нетерпением ухода заупрямившейся медсестры, ожидал, что та на прощание непременно хлопнет дверью. Почему-то он был уверен, что именно так она и уйдёт.

Но медсестра ушла тихо, плотно и неслышно закрыв дверь за собой.

«Профессионал, уважаю» подумал Тимур и, примериваясь, навёл объектив на больного.

Глянул на экран, подвигал картинку зумом и недовольно покачал головой.

- Она докладную напишет, я уверен, - забормотал главврач. – Она знает, к кому обращаться, у неё муж в управлении знаком с такими людьми...

- Жовтовский, - прервал его сетования Тимур, - а вы и в самом деле бездарь с амбициями?

Посветлевшее было лицо главрача снова стало багроветь.

- Не смейте повторять эти гадкие слова! Не смейте! Я помог вам, я пошёл вам навстречу, и теперь вместо благодарности вы повторяете клеветнические измышления зарвавшейся...

- Я это потому спросил, - спокойно продолжал Тимур, - что у больного лицо закрыто какой-то маской. Только лоб и глаза видны, а для опознания этого недостаточно. Один снимок можно сделать и так...

Сверкнула вспышка.

- Но для второго маску придётся снять!

Жовтовский испуганно замахал руками.

- Что вы, что вы! Это же аппарат искусственной вентиляции лёгких! Больной и так в коме, мы можем потерять его во время...

Губы Жовтовского задрожали.

- ... этой незапланированной процедуры.

- Снять! – потребовал Тимур.

И напомнил:

- Кстати, вы не забыли, что моя благодарность у вас в кармане? Могу и добавить.

И протянул главврачу стодолларовую купюру.

Жовтовский быстро схватил её и сунул во внутренний карман.

И беспокойно переступил с ноги на ногу.

- Я даже не знаю...

Тимур посмотрел на часы.

- У меня времени мало. Не тяните его, растянуть всё равно не удастся. Вы ведь не бездарь с амбициями, правда? Вы опытный врач, вы сможете мне помочь.

- А если медсестру пригласить? – предложил Жовтовский.

И через силу попытался улыбнуться.

- Вы с ней... и решите...

Откашлялся.

- Она же опытней!

- Глупости! – отрезал Тимур. – Мне посторонние не нужны. Вам – тем более. Или вместо одной жалобы в управление хотите две получить?

Жовтовский испуганно замахал руками.

- Не эта медсестра, другая! Молодая, но очень хороший специалист! Она поможет, я гарантирую!

Тимур покачал головой.

- Нет, доктор. Я не знаю, насколько принципиальной или осторожной окажется вторая медсестра, и согласится ли она помогать. Второй скандал мне точно не нужен. Так снимайте маску вы. Лично! А потом разбирайтесь со своими медсёстрами.

Он снова навёл объектив.

- Быстрее же! Это в ваших интересах! У этой вашей Лидии как-её-там скоро иссякнет терпение и тогда она поднимет шум на всю больницу!

Жовтовский вздрогнул, быстрым шагом подошёл к постели больного, склонился над ним и, потянув за резиновые ремни, сорвал с него маску.

Выдохнул:

- Неинвазивная вентиляция, так сказать...

Отпустил маску, упавшую на край подушки.

Выпрямившись, отвернулся. И зажал ладонями уши, чтобы не слышать заглушивший шипение воздуха пронзительный, тонкий писк датчика падения пульса.

- Быстрее, - тихо молил Жовтовский. – Быстрее!

И размашисто перекрестился, едва стену перед ним озарила вспышка.

Развернулся и схватился за маску, пытаясь побороть неконтролируемую, расходящуюся дрожь в руках.

«Надевайся же, надевайся! »

Ему казалось, что противный писк этот звучит всё громче и громче. Что он уже и в коридоре отчётливо слышен.

Да что в коридоре!..

«Надевайся! »

Руки вспотели, маска не ложилась на лицо, сползая куда-то в сторону.

- Странно, - пробормотал Тимур, рассматривая снимок на экране, - он будто покойник. Лицо белое, всё в синих пятнах... Волосы седые... Или серые какие-то? Будто пеплом присыпаны...

- Он полгода в коме! – закричал Жовтовский, ладонью силой нажимая на маску. – Я же говорил вам! Он в коме! Он полутруп! Если уже не труп!

Он отошёл на шаг и посмотрел растеряно на мигающий красными огоньками аппарат ИВЛ.

- Почему сигнал не прерывается? Я же надел маску! Больной же подключен к аппарату!

Потёр лоб.

- Или нет?

Тимур спрятал фотоаппарат под куртку и затянул застёжку-«молнию» едва не до горла.

Помахал рукой издали заметавшемуся по палате Жовтовскому.

- Всего вам наилучшего, доктор! Спасибо за помощь!

И взялся за дверную ручку.

- Куда?! – закричал Жовтовский. – Мне нужна помощь! Помощь!

Тимур пожал плечами и бросил небрежно, не поворачивая головы:

- Ну, не от меня же помощь вам нужна! Это ваши дела, медицинские. Я-то чем могу помочь?

- Медсестру позовите! – крикнул ему вслед Жовтовский. – Кого-нибудь! Срочно!

К писку ИВЛ присоединился ещё один звук: басовитый, прерывистый зуммер.

- Остановка дыхания!

Заскрипели пружины. Жовтовский резкими движениями надавливал на грудную клетку больного, пытаясь запустить сердце.

- Удачи, - сказал Тимур и вышел в коридор, оставив дверь палаты открытой.

У выхода из отделения, у закрашенной белой краской стеклянной двери, он остановился на секунду и, повернувшись, увидел как бежит по коридору в палату встревоженная, запыхавшаяся от быстрого бега медсестра.

«Полутруп» сказал сам себе Тимур.

И, открыв дверь, вышел на пощадку перед лифтом.

... С первым глотком красный лёд проник в сердце.

Оно остановилось на мгновение – и забилось вновь, но по другому - бешено, весело, отчаяно, неровно, то заходясь сумасшедшими чередой сумасшедших, неистовых, резких толчков, то стихая ненадолго едва ли не до молчания, то выправляя ритм, а то опять набирая бещумный темп.

Второй глоток – и красные колкие кристаллы прошли через мозг, влажным и морозным весёлым туманом затягивая разум.

Третий глоток – уже не холод, огонь.

Огонь от живота – ниже. Ниже, в область между ног.

Влага и огонь.

- Боже мой!

Она качнулась.

Искандеров подхватил её, обняв за плечи.

- Голова кружится, - жалобно протянула Ирина. – И...

- Слабость?

Михаил улыбнулся и сильнее сжал её плечи.

Зашептал:

- Сейчас пройдёт. Я же говорил, это особый напиток...

Сладкий запах, женский запах. Особенно сладкий – от ног.

Если закрыть глаза...

Что-то странное в воздухе.

Что-то горькое и бесшабашное. Что-то сладкое и весёлое.

На танец, на танец, добрый Шива приглашает на танец!

Добрый бог, весёлый бог, непознаваемый бог, видимый бог, простой бог, грозный бог, не прощающий обиды и не помнящий обиды...

Не помнящий ничего! Вообще ничего!

На танец! Скорее! Скорее же!

Здесь не осталось ничего, берега, на котором можно танцевать.

Крабы прыгают по песку, высоко поднимаю клешни. Крабы манят, манят...

Крабы-сигнальщики, крабы-обманщики, крабы-танцоры, пальмовые воры!

На пальму.

По коре, по дрожащим листьям, по спутанной коричнево-красной бороде лианы, по трещинам в древесном теле.

Выше, выше - к небу.

С верхушки пальмы краб прыгает, летит по воздуху, летит в небо, летит так быстро, что набегающий воздух срывает с него панцирь.

Краб взлетает в небо. Он летит между туч и ловит быстрые молнии, грозно щёлкая быстрыми клешнями.

Добрый Шива, злобный Шива!

Танец! Танец!

Мы прыгаем вместе с тобой, мы подлетаем в воздух. Мы зависаем в воздухе, невысоко, над самой землёй, но не касаемся, не касаемся земли, висим долго, невыносимо долго, так долго, что и дыхание останавливается, так долго, что и не в силах терпеть невесомости нашей, так долго, что воздух уплотняется вокруг нас, чтобы держать, держать...

Так долго, что...

Шива останавливается.

Индра спускается с неба.

Чёрные тучи идут вслед за ним.

Индра вонзает трезубец в песок.

В месте, где зубья вонзились - темнеет песок. Вырван трезубец.

Из углублений в песке бьют тонкие струи воды. Тонкие, тугие струи воды.

Пить, пить, пить...

Воздух, отпусти нас! Отпусти! Отпусти! Цепкий воздух, прочный воздух...

Воды! Воды тебе? Воды мне?

Шива, покажи язык! Оближи нас! Целуй нас!

Шива вновь танцует.

Гремят черепа, гирляндой нанизанные на бечёвку. Гремит барабан.

Цветы падают с неба. С земли бьют в небо струи воды.

Боги сходятся в танце, боги ведут хоровод.

Пить, пить...

Если закрыть глаза, то не удержишься, не удержишься – упадёшь в бездну. В бездну чувства неконтролируемого, внезапного, неудержимого, дикого, опьяняющего, сводящего с ума, в клочья разрывающего сердце.

Необыкновенного чувства, страстного и беспощадного.

Чувства, противиться которому нет сил.

- Что,.. – слабым голосом произнесла Ирина.

- Что, - повторил Искандеров.

Ему показалось, что Ирины теряет равновесие и он, придвинувшись ближе, плотнее прижал её к спинке стула.

- Что в бокале? – спросила Ирина. – Странный напиток.

Михаил допил остаток из её бокала.

И ответил:

- Ничего. Просто свобода, и ничего больше.

- Такой у неё вкус? – удивилась Ирина. – Не думала, что именно такой... Не пьянит, нет! Но голова...

Она провела ладонью по лицу, словно снимая невидимую паутину.

- ... будто в тумане.

И вдруг посмотрела строго и отчуждённо на Михаила.

- Нет, отодвинься.

И, видя, что он продолжает сохранять близость, добавила:

- Это неправильно. Нет, нельзя так!

Михаил усмехнулся.

- Ты хочешь быть правильной?

Кончиком носа прикоснулся к её щеке.

- Нет правил, Ира. Нечего соблюдать. Здесь уже ничего нет. Быть может, это только сон? Один в другом, тот – в третьем. Какая разница, в каком именно из воображаемых миров мы сейчас находимся? В каком сне застряли?

- Глупости!

Ирина отсранила его руки.

- Мы в этом мире, реальном. В маленьком городке на южном побережьи Денпасавара, в довольно грязной и пыльной курортной провинции. Мой муж уехал в столицу штата, чтобы вылететь оттуда в Лондон, а я...

Она неожиданно вскрикнула и схватилась за виски.

- Боже мой!

Искандеров схватил салфетку, намочил её минеральнйо водой и приложил к горячему лбу своей спутницы.

- Так легче?

Ирина посмотрела на него испуганно и жалобно.

- Голову... иголка горячая кольнула... Так неожиданно и больно!

- Бедная, несчастная северянка! – прошептал Искандеров. – Белокожая моя красавица, тяжело тебе привыкнуть к местному климату. Я вот, со всеми своими восточными корнями, и то почти месяц привыкал.

- Солнечный удар? – спросила Ирина.

И, сняв со лба салфетку, бросила её на стол.

- Нет, - попытался успокоить её Михаил. – Не волнуйся, просто...

У стола, как обычно – внезапно, возник дядюшка Джа в обнимку с большим глинянным кувшином, в котором, судя по звуку, плескалась...

- Вотер! – провозгласил дядюшка, особенно нажимая на твёрдое и раскатистое «р». – Вотер фреш фор ю!

И, подумав, добавил:

- Май бест френд!

Ирина, вытянув руку, отвела истекающий водяным потом кувшин подальше от лица.

- Ноу, - отказалась она. – Мне...

- А хочешь водопад? – неожиданно предложил Искандеров.

И, подмигнув дядюшке Джа, крикнул:

- Waterfall!

- Вотер! – подхватил дядяшка Джа и, поставив кувшин на землю, запрыгал вокрул стола.

- Настоящий водопад? – и глаза Ирины, ещё секунду назад туманные и сонные, засветились восторгом. – Настоящий лесной? В джунглях?

- Настоящий! – подтвердил Искандеров. – В джунглях, в предгорье южной гряды Денпасавара. Хочешь экскурсию? Не туристическую, не для богатых белых болванов, а настоящую? В леса, в интереснейшие места, которые не показывают сахибам? На пару с сумасшедшим писателем? Во сне, во сне Бангора! Решишься!

Ирина посмотрела на него лукаво.

- Без правил? Смотри, Михаил, быть может, я тоже сумасшедшая!

- Тем лучше, - ответил Искандеров.

Ирина встала решительно, резким движением отодвинув стул.

- Хорошо, поехали! Прямо сейчас!

«Какая женщина! » восхищённо подумал Искандеров.

И, вскочив, раскинул руки, перехватывая увлёкшегося танцем дядюшку Джа.

- Запиши на мой эккаунт! – закричал Искандеров. – Слышишь?

- Бангор! – ответил дядюшка Джа и постучал пальцем по краю закачавшегося кувшина.

- В конце месяца as usual расплачусь, - добавил Михаил.

- Бангор! – и дядюшка Джа кивнул в ответ. – Гуд лак! Гуд-гуд!

И, высунув язык, состроил престрашную морду, чем-то похожую на обличье гневного демона, вырезанные из картона и раскрашенные от руки изображения которого местные лавочники с успехом сбывали туристам на базарной площади, выдавая за произведения древнего денпасаварского сакрального искусства.

- Добрейшей души человек, - пояснил Ирине Искандеров. – Но рожи такие корчит – тигра испугать можно!

- Так куда же мы едем? – уточнила Ирина.

Искандеров показал куда-то в сторону зарослей акации.

- Для начала – в порт.

Уточнил:

- Паром через полчаса. А нам нужно на другую сторону залива. По дороге это часа полтора, по воде – минут сорок. А в заливе и ветер прохладней, и дорога веселее!

И взял её за руку.

- Гуд-гуд! – крикнул им вслед дядюшка Джа. – Чунга-чанга!

- А вот этому его какой-то российский турист научил, - извиняющимся тоном произнёс Искандеров. – Добрый человек, наивный – вот и запоминает всякие глупости!

- Веня! Миртов! Возьми трубку! Немедленно!

Гудки сменились треском и шипением.

Алексей с ненавистью посмотрел на экран мобильного, где на тёмном поле появилось мигающее изображение перечёркнутой красными линиями антенны.

- Ситуация – как в сказке! – воскликнул Алексей. – В страшной голливудской сказке! Я на рейс опаздываю, водитель-болван поехал по какой-то заброшенной дороге, залезли в чащу лесную, связь отрубилась...

Он посмотрел на мелькнувшие за окном столбы деревенской ограды.

- Сейчас по закону жанра нам надо остановиться и попросить помощи у какого-нибудь безобидного старичка, который, разумеется, окажется колдуном-людоедом или замаскировавшимся маньком с бензопилой. И начнёт он за нами гонятся с дикими воплями!

Алексей хохотнул нервно и посмотрел грозно на водителя.

- Есть у вас тут маньки? – спросил он Викрама, сурово сдвинув при этом брови.

Впрочем, грозный вид всё равно не получился. Алексей не умел скрывать эмоций, потому растерянность его отразилась и во взгляде.

Но именно эта растерянность более всего и подействовала на водителя.

Викрам не слишком хорошо разбирался в психологии загадочных, вечно хмурых и угрюмо бурчащих белых людей, но в данном случае он понял отчётливо, что решением своим проехать непременно через родную деревню (увеличив тем самым путь до Бангора раза в два) он вывел хозяина из себя, и радость от краткого свидания с семьёй вполне может быть омрачена последующим скорым увольнением.

Викрам знал, что белые многое могут простить. Неудобство, непонимание и даже некоторую недотёпистость, которую они почему-то считают неотъемлемой чертой характера местных жителей (совершенно при этом не замечая предприимчивость, оборотистость и необыкновенную смышлёность уроженцев Денпасавара).

О, да, со скидкой на местную специфику и разницу культур – простить могут многое (что такое «разница культур» Викрам толком не понимал, но о чём-то таком догадывался, списывая на это «что-то такое» навиность и легкомыслие белых).

Но только страх – не простят никогда.

А хозяин явно растерян и напуган. Потому сдвигает брови, рычит, повышает голос. Напоминает, что именно он тут хозяин. От сраха всё, от страха.

Которого он не простит никогда! И накажет Викрама, непременно накажет, едва вернутся они в Нараку.

Вот незадача! Но надо же как-то жене деньги передать, она уже два месяца от мужа ничего не получала. А у неё трое детей на шее! И когда ещё случай представится через деревню проехать...

- Маньяки с бензопилой? Или с кинжалом? Водятся у вас?

Викрам глянул на босса с нескрываемым недоумением.

«Что за ерунду несёт? Верно мне говорили, что белые смотрят глупые фильмы, а потом от каждого куста шарахаются. Как дети, клянусь! Бензопила... О чём он говорит? Она таких денег стоит, тут её сроду никто не видел! До прихода белых даже в Нараке преступников не было, а теперь карманники появились. Но сюда-то, по счастью, они не добрались. Так что сили спокойно, босс, и сам себя не пугай! »

Вслух же Викрам с самыми успокоительными интонациями, на которые был способен, произнёс:

- Десяти минута в деревне! Остановиться на десяти минута! Нет, на пяти минута!

Викрам, не отпуская правую руку от руля, левую вытянул вперёд, растопырив пальцы.

- Пяти минута! Найти телефон в деревне!

- Найдёшь телефон? – недоверчиво переспросил Алексей.

И, перейдя на русский, добавил:

- Не верю я тебе, жулик. Где телефон в этой дыре?

Викрам вывернул руль, объезжая расположившуюся на полдневный отдых прямо посреди дороги худющую корову с длинными рогами.

- Вон, тут и коровы посреди улицы валяются! – воскликнул Алексей, тыча пальцем в добрую животину с грустным взглядом. – Зачем мне эта чёртова деревня? Мы время теряем! Уже потеряли! Я на рейс опаздываю, на рейс!

Он швырнул телефон себе под ноги.

-Мне звонить надо! Перебронировать!

Викрам подрулил к оранжево-жёлтому от буйной тропической ржавчины сетчатому забору, остановился и заглушил мотор.

- Пяти минута!

И выскочил из машины.

- Какой минута?! – возмутился Алексей и, выпрыгнув из машины, побежал было вслед за водителем.

- Я не разрешаю! Немедленно! Мне надо!..

Но Викрам с необыкновенным проворством длинным зигзагом обежал разлившуюся во всю ширину дороги лужу и исчез в проулке между криво слепленными из серой глины приземистыми домами.

Алексей понял, что ставшего не в меру своевольным водителя ему не догнать (тем более, что хитрюга Викрам неспроста поехал именно этой объездной дорогой и совсем даже неспроста завёз его именно в эту деревню, в которой он, похоже, проездом останавливается далеко не виервый раз и знает тут все закоулки и тайные тропы). А что значит «пяти минута» для истинного уроженца Денпасавара Алексей знал уже очень хорошо.

Эти «минута» вполне могли растянуться и на полчаса, и на час.

- Уволю, сволочь, - прошипел Алексей, глядя вслед исчезнувшему водителю. – Все деньги вычту до копейки! До рупии! До цента! Без штанов оставлю – и уволю!

От избытка чувств он хотел было топнуть ногой (получилось бы очень выразительно), но почва уж больно подозрительно хлюпала и даже, кажется, иногда покачивалась под подошвами, ходила болотной зыбью, потому выразительное топанье помогло бы ему разве что изрядно запачкать брюки и тем окончательно испортить себе настроение.

Алексей, пошипев грозно с полминуты, замолчал и в молчании медленно обошёл машину.

У вмятины на крыле присел на корточки и в задумчивости провёл пальцами по царапинам, стирая с заблестевшего металла дорожную пыль и срезанные косым ударом частички краски.

«Возмещение... » прошептал он.

И повернул голову, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд.

В шаге от него стоял одетый лишь в короткую, едва достающую ему до пупка гряно-синюю майку курчавый и смуглый малыш лет трёх от роду.

Малыш стоял неподвижно, застыв не от удивления (что можно было бы предположить, учитывая редкость появления иностранцев в этих краях), а скорее от присущей с рождения обитателям денпасаварской глубинки особой меланхолической отстранённости, проявляющейся каждый раз при встрече с существами и явлениями загадочными и необыкновенными, но при этом для наблюдателя заведомо бесполезными и неопасными.

Юный же соглядатай явно относился к белокожему чужаку безо всякой опаски. Впрочем, и ничего хорошего от него не ожидал.

Близко же подошёл лишь из желания скрасить бедный развлечениями досуг трёхлетнего человека, изрядно утомлённого однообразным течением деревенской жизни.

Малыш туманным и безразличным взглядом смотрел на Алексей и с тихим чмоканьем посасывал на манер леденца засунутый в рот большой палец правой руки.

- Ну, здорово, - не выдержал затянувшегося молчания Алексей.

Встал, отряхнул брюки и протянул малому ладонь.

- Будем знакомы! Меня Алексей зовут.

Малыш отступил на полшага. И спрятал ладони за спину.

- Понял, - продолжил Алексей. – Панибраство нам ни к чему. Я и сам фамильярностей не терплю.

Он слегка наклонил голову.

- Один гуляешь?

Уловив в голосе чужака вопросительную интонацию, малыш посмотрел на него уже с некоторым интересом.

- А взрослые где? В полях трудятся? Тебя, стало быть, одного оставили?

Малыш что-то сказал... Нет, не в ответ, конечно. Просто что-то произнёс негромко. Может, имя своё назвал. Или просто поздоровался. Или...

Алексей ткнул себя пальцем в грудь.

- Я из города. Нарака! Город там...

Направление он показал явно наобум.

«Да, знать бы, в какой стороне эта Нарака! »

- Мне лететь надо.

Махать руками для наглядности Алексей не стал. Понял, что это выглядело бы - ну совсем уж глупо.

- Лететь... А мы опаздываем. Потому что водитель сволочь у меня. Понимаешь? Ему для чего-то непременно надо было заехать в эту деревню. А для чего, спрашивается? Впрочем, мне без разницы. Совсем даже без разницы! Мне позвонить надо, перебронировать рейс. Перезвонить!

Алексей не выдержал и полнёс кулак к уху.

«Ничего он не поймёт. Он же маленький совсем... И почему тут взрослых нет? »

- Рейс перебронировать! Звонить! Дзинь-дзинь!

Малыш повторил жест Алексея.

И выкрикнул звонко:

- Зинь!

- Вот-вот! – радостно подтвердил Алексей. – Вот это самое! Это в точку!

Малыш задумался, нахмурив брови.

- Телефон есть у вас? – взмолился Алексей. – Хоть какой-нибудь? Мне всё равно. Старенький, проводной, дисковый – любой! Я...

Он похлопал по карманам брюк.

- Я заплачу, денег дам!

Потом замер на секунду и, озарённый догадкой, радостно заулыбался.

- Вот что у меня есть! Это лучше денег! Честное слово!

Достал из нагрудного карман леденец и протянул малышу.

И почему-то именно в этот момент поначалу равнодушный, а потом задумчивый взгляд ребёнка стал испуганным. Страх наполнил его глаза.

Малыш попятился опасливо, словно от змеи, и быстро забормотал что-то длинное и рамеренное, до странности похожее на молитву.

Хотя... Неужели кроху успели научить молитвам?

- Ну, знаешь! – обиделся Алексей. – Я с тобой по-дружески, открыто и доверчиво! Последнюю конфету тебе отдаю!

Он осторожно приблизился к ребёнку, наклонился и положил леденец на землю.

- Из дома прихватил, чтобы в самолёте сосать. Нервы успокоить. Да и уши у меня иногда закладывает. Теперь вот тебе отдаю. Хотя, похоже, тебе это ни к чему.

Малыш негромко захныкал.

- Ну, хватит, - неуверенно и даже с некоторой робостью, присущей некоторым неопытным в общении с детьми межчинам, произнёс Алексей.

И, на всякий случай, огляделся по сторонам.

«Высунется сейчас кто-нибудь из местных, и решит, что я ребёнка обижаю... Достанется по первое число! Тогда уж точно никуда не улечу».

- Не-е... Не надо плакать! Не надо! Дядя не страшный, дядя смешной. Какой смешной дядя! Сейчас покажу, какой...

Алексей высунул язык и, приложив ладони к ушам, по-обезьяньи их отттопырил.

- А так я симпатичней? Видишь, дядя стал как обезьянка! Мартышка!

И Алексей задвигал ладонями, шевеля уши.

Ну вот, кажется, получилось. Малыш успокоился и сменил, наконец, плаксиво-испуганный вид на заинтересованный.

Леденец, правда, он так и не взял.

Но, похоже, решил смешному дяде помочь.

Он повернулся и пошёл вдоль по дороге. Повернулся и махнул рукой Алексею, приглашая смешного дяди за собой.

- Ладно, - сказал Алексей. – Уговорил...

И пошёл вслед за мальчуганом.

«Игнат, приветствую!

Как видишь, от дел я всё-таки не отошёл и перо моё... точнее, клавиатура – не пылится в дальнем углу, но по прежнему в работе.

Что меня, честно говоря, не слишком-то радует, поскольку от этой самой работы, ввиду её полной бесперспективности, я мечтал освободить и себя, и многострадальную клавиатуру свою и не менее многострадальное перо, которое у меня вопреки моде на всё передовое и высокотехнологичное - всё-таки есть.

Из всех свобод свободу от труда ценю я сейчас особенно высоко.

Хотя (и ты знаешь это!) всегда я был трудолюбив и плодовит, но плоды труды – разочаровывающе бесвкусны, не горьки даже, и уж тем более не сладки, а отвратительно безвкусны (и это ты тоже знаешь).

Для чего же пишу теперь?

Сам не знаю...

Догадываюсь, пытаюсь подобрать интеллектуально удовлетворительные объяснения.

Так, чтобы не утратить веру в свою способность подбирать (в особенности, post factum) очень убедительные объяснения самым необъяснимым своим поступкам.

Объяснение первое: обязательства и обещания.

Самое глупое объяснение из всех возможных!

Обязательства перед тобой, письменные и устные, формальные и неформальные, я давно выполнил.

Обещаний не давал, и клятв – не давал же (хоть ты и пытался их у меня вырвать).

Да, говорили о статье. Можно ли считать это обещанием с моей стороны?

Да нет, конечно. Ничего ты бы от меня не получил, если бы...

Объяснения второе: желание вернуться.

Нет, не это. Уж точно не это!

В писательскую ремесленную лавку я вернусь, нечего об этом и думать. Выбор сделан, и выбор этот окончательный.

Вечного во мне, может, и не так много, но что было – я отдал. Да и суетное отдал всё, до клочка и гроша последнего.

Больше ничего не осталось.

Ещё объяснение: привычка делиться мыслями. Привычка переносить их на бумагу.

Это объяснение поубедительней первых двух. Но тоже – из их числа.

Чепуха! Все привычки преодолеваются равнодушием, и эту, последнюю, я так же преодолел.

Что же тогда случилось? Какого чёрта не наслаждаюсь я блаженным ничегонеделанием, а трачу время, истекающее, уходящее время на исповедь, на эту бесполезную, никому не нужную исповедь, да ещё и перед тобой, Игнат, перед тем, кому на всяческие исповеди всегда было (не отрицай!) наплевать?

На исповедь, которую ты, скорее всего, не донесёшь до читателей и даже едва ли внимательно прочтёшь. Если вообще прочтёшь...

Хорошо, буду считать, что исповедуюсь перед кем-то ещё. Перед тем, у кого есть способность принимать исповеди без посредников, экранов, клавиатур, бумаг и прочего всего.

Не знаю, кто там есть... Надеюсь, что обитающий там не равнодушен к судьбам. И что-то смыслит в чёртовой паутине нашей жизни.

Может даже, умеет вытаскивать оттуда.

Итак, вот начало исповеди и объяснение истинное.

Последие дни... Точнее, два дня, два послелдних дня наполнены были такой неожиданной и странной любовью...

Чёрт, глупо! Глупо! Любовь не бывает ожидаемой, предсказуемой, планируемой.

Просто – любовью. Любовью и надеждой. Надо было бы ещё веру добавить – и составить спасительную троицу.

Но вера как раз не пришла.

А вот надежда возродилась. Было возродилась.

Два дня я провёл с необыкновенной, чудесной, красивейшей женщиной! Красота её и страстность, невероятная свобода огненных чувств заставили омервевшее было сердце моё забиться с прежним, почти что юношеским пылом.

Да, видно, и дурман в голове моей сделал меня похожим на глупого мальчишку.

Надежда, как всегда – ложная, фальшивая, фантомная, губительная!

Надежда на то, что всё ещё можно вернуть. Прежнюю жизнь, любовь, жизнь милой и погубленной женщины – вернуть.

Забредил на миг... Она, та, с которой я был...

Она же другая. Не Светлана, нет.

Света ушла, ушла... С кожей оторвал, с куском души. Саднит в боку, и кажется – кровоточит. Так и чувствую боль, чувствую... не вернуть!

А эта женщина... Её зовут Ира. Ирина.

Да, прекрасна, она невероятно красива!

Чёрт возьми, я – сильный и злой, бросил себя ей под ноги!

И, представь, наслаждался этим.

Но ведь это страсть. Да, я понял, что это – только страсть.

И надежда лжёт. Ничего не вернуть, не возродить.

Она – не моя. Не часть моей жизни. И я, в сущности, чужой для неё.

Сегодня я это понял.

Вот так, Игнатыч... Хотел бежать в личную жизнь.

А её нет. Руины.

Дурак, правда? Разрушил семью, а теперь спохватился. Поздно...

Ну что ж, останемся в литературе.

Честное объяснение, Игнат.

Я же предупреждал – исповедь. Но не волнуйся, потоком своих бурных чувств перегружать твоё сознание я не буду.

Как Светланку я замучал, ты догадываешься. Что возвращаться мне некуда – знаешь.

А теперь вот, от личного к общественному переходя, объясню, отчего это стал таким мрачным и по какой это причине не хочу более книги мастерить.

Хотелд было двумя-тремя простыми русскими словами описать... Благо, что возможности благословенного этого языка позволяют.

Но – писатель я всё же, писатель!

Да и денежки ты мне, похоже, на карточку кинул. А они мне как раз в последний день и пригодились. Сам понимаешь – расходы.

Так вот, статья внизу, страниц на десять. Обрати внимание на последнюю часть, там всё...

Ладно, сам поймёшь. Приятного чтения! »

Пауза на две минуты.

Надо отдохнуть немного. Надо встряхнуть руками, разгоняя по венам застоявшуюся кровь.

Глоток горячего кофе.

- С коньяком?

Дядюшка Джа улыбается хитро и скручивает волоски на бороде в косички.

- Или ещё что добавил? Знаю я тебя!

Через открытую дверь заползает в комнату тяжёлый и душный ночной туман.

Булкает вода в кастрюльке. Дядюшка Джа разогревает суп из моллюсков. Пахнет тиной, прелыми водорослями.

- Эни мор?

Михаил качает головой.

- Не надо.

Закрывает блокнот.

Подвигает ближе тёмно-серую от налипшей пыли клавиатуру.

- Я скоро уже. Минут десять, не больше.

Джа пожимает плечами. Подходит к глиняной печурке, прилепленной к стене. Серебрянными щипцами выхватывает уголёк и подкладывает в кальян.

Облизывает деревянный мундштук. Втягивает дым.

- Ай-лаа!

Закрывает глаза и негромко затягивает песню.

Щёлкают клавиши.  

«... Россия вступила в новую эпоху.

Эпоху магии, колдовства и абсолютного невежества.

Эпоху взаимной ненависти и феодального раздора.

Впереди нас ждут тёмные века, дурное время для людей мыслящих, рассуждающих и пишущих. Вымирающее племы книжников новым варварам ни к чему.

Ещё несколько лет назад писатель мог чувствовать себя униженным от осознания того непреложного и до крайности печального факта, что книга стала лишь средством развлечения скучающего обывателя.

В умирающем Риме и обывателей почти не осталось, не говоря уж о гражданах, коих порода давно уж вымерла.

Теперь время простое, совсем простое - варварское.

Книга скоро не будет цениться и как средство развлечения.

У варваров есть свои радости: набег, нажива, насилие, дармовое вино рекой, бабы на досуге да танцы у костра.

Книга - слишком сложно. Даже статичные картинки слишком сложны, ибо требуют хоть и незначительного, но осмысления, т. е. некоторого интеллектуального усилия.

Что варвару абсолютно чуждо и даже противопоказано.

Сейчас время картинок анимированных, но и это скоро покажется нашим аттилам и одоакрам слишком уж сложным и недоступным.

Они потребуют дикарской простоты, и в рамках своей эпохи - будут правы.

Чёрт, я чувствую себя римлянином, доживающим свой век в городе, разграбленном Аларихом. Закат, повсюду закат и - скоро ночь.

Я не хочу застать её.

Не хочу провожать последние лучи солнца.

Не могу больше видеть торжествующих варваров.

Я уйду в тот край, где возможно ещё в покое и скромном достатке провести остаток жизни, пребывая в неведении о судьбе уходящего в историческое небытие прежнего мира.

Или - просто уйду.

Впереди долгая ночь.

До нового Возрождения мне не дожить».

Дядюшка Джа задремал в углу.

Стараю рыжая кошка потёрлась о его ноги, замурчала, царапнула коготками босую пятку.

Джа замычал во сне и поморщился недовольно.

Кошка свернулась клубочком на груде тряпок в углу и, поводя облизанной лапкой по шерсти, стала намывать гостей.

- Глупая, - сказал ей Михаил. – Никто сюда не придёт. Не старайся.

Кошка не обратила на него никакого внимания и продолжала заниматься своим делом.

- И я скоро уйду, - пообещал ей Михаил. – Дописываю уже...

«Ну вот, точка.

Сейчас закрою программу, выйду из интернета, заплачу дядюшке Джа за пользованием личным его компьютером – и пойду к себе.

В номер.

Меня угостили кофе с коньяком. Коньяк здесь дурной, у меня – куда лучше припрятан.

Куплен в duty free. Ещё там, на той стороне...

Раскупорю бутылочку, выпью пару-тройку рюмок.

Посмотрю ночную программу... Кажется, по местному каналу должны показать пару уморительнейших серий с мистером Бином.

Половина третьего ночи.

Ты циник, Игнат. Скажешь, что именно этого и ждал.

Себя-то хоть не обманывай.

Не ждал ты ничего подобного.

Не ждал! »

Закопчённый пароходик-паром, широко раскачиваясь на длинных океанских волнах, с неровным, хрипловатым тарахтением, время от времени переходящим в глукий и протяжный рёв, сменябщийся обиженным, захлёбывающимся фырканьем, длинным хвостом отбрасывая взбаламученную, пенную воду, отошёл от заливаемой приливным течением пристани и, с трудом набирая скорость, пошёл к выходу из бухты, по дороге в залив.

- Вовремя успели, - сказал Михаил и, отступая от наступающей воды, потянул за собой Ирину.

- Почему? – спросила она.

Михаил показал на скалистые уступы местрах в двухстах от причала, где по чёрно-серому камню въевшимися в породу отметинами проходили отчётливо видимые белые полосы.

- Видишь, как хорошо пристаёт к камню морская соль?

- Соль? – удивлённо произнесла Ирина. – Разве море поднимается так высоко?

Вода, обиженно ворча, плеснула ей на ноги.

- Ой!

Ирина вздрогнула испуганно и прижалась к Михаилу.

- Уходим, - сказал Искандеров.

И...

Она совсем не ожидала этого. Нет, не ожидала, что он...

Он подхватил её на руки и быстрым шагом пошёл по причалу, унося её всё дальше и дальше от догоняющих волн.

Кажется, ноша его нисколько не тяготила. Дыхание его не сбилось и он на ходу продолжал рассказывать Ирине о коварном нраве здешних вод, правда перейдя почему-то на шёпот.

- Не море, океан. Большие массы воды...

Покачнулся, едва не потеряв равновесие на влажном бетоне. Ирина теснее придалась к нему.

«Как часто у него сердце стучит! »

-  ... высокий уровень приливов. А потом на отливе вода отступает далеко-далеко. Так далеко, что от причала виден лишь заспанный ракушками песок, по которому бродят мальчишки и собирают моллюсков, кусочки кораллов, зазевавшуюся рыбёшку и морских ежей.

- Ежей? – удивилась Ирина. – Они же такие противные! У меня подруга отдыхала на Пхукете и наступила однажды на такого. Она так мучилась! Её вывезли в Москву и один профессор сказал, что она родилась в рубашке, потому что ещё бы несколькол часов промедления и её нога...

- Местные умеют добывать из ежей лекарство, - пояснил Искандеров. – Какая-то вытяжка... Точно не знаю. В общем, дары Нептуна... Но сейчас от этого самого Нептуна лучше держаться подальше!

Он донёс её до к конца причала и бережно поставил на край бетонной площадки.

- Стой! Здесь такой неудобный спуск... Я помогу!

И в самом деле, спустить с причала на берег было не так-то просто. От края площадки до земли (точнее, белого песка) было было чуть больше метра, но спуститься можно было только по составленной из трёх проржавевших железных скоб лестнице, надёжность которой весьма невысоко оценивалась даже местными жителями.

Скобы и впрямь подозрительно далеко выступали из бетона, и торчали вкривь и вкось, лёгкого и надёжного спуска явно не обещая.

- А как здесь,.. – удивлённо произнесла Ирина.

Михаил спрыгнул и, встав вплотную к краю площадки, вытянул руки.

- Давай! Не бойся!

Ирина, зажмурившись, нерешительно сделал шаг и...

Михаил подхватил её, задержлся, помедлил секунду, словно не хотел отпускать...

«Словно? Нет, и впрямь – не хочет» подумала Ирина.

Ей и самой хотелось задержаться в его объятьях...

«Что ты, глупая! » мысленно прикрикнула она сама на себя. « Как ты можешь... »

«Можешь... можешь... » ответила она сама себе. «Разве не за этим ты пришла? Пришла к нему? Зачем ещё? Если... »

Господи, как мысли мешаются в голове.

«Да поставь ты меня, поставь! » взмолиалсь она.

«Или? » с вызовом спросил её внутренний голос. «Или ты не выдержишь? Не справишься сама с собой? Голова пойдёт кругом... Голова... Так трудно справится с собой, когда голова идёт кругом! »

Она закрыла глаза. И рука её... будто сама собой...

Легла на его шею.

Но Михаил, похоже, не хотел торопить события. Или находил особое удовольствие в постепенном возрастании страсти?

Или...

- Часть игры? – прошептала Ирина.

Михаил поставил её на песок. Она убрала руку с его шеи. С замедлением, будто с сожалением.

- Идём, - сказал Михаил.

И тут только заметил, что она стоит с закрытыми глазами, покачиваясь. Словно в подступающем сне. В находящем мороке.

- Ира, - тихо сказал Михаил. – Ира, проснись...

Она открыла глаза. И взяла его под локоть.

- Не отпускай меня, - попросила она.

И добавила жалобно:

- Слабость какая-то...

- Сейчас пройдёт, - успокоил её Михаил. – Я сам первое время ходил здесь будто во сне. Перелёт, смена часовых поясов, акклимати...

Он положил ей руку на талию.

- Мы идём в особое место.

- Туда?

И Ирина посмотрела в сторону леса. В глазах её пявилось выражение беспокойства и даже отчасти испуга.

Михаил, перехватив её взгляд, улыбнулся успокоительно.

- Там безопасно. И очень спокойно. Потому что нет туристов. Вся грязь цивилизации тащат за собой туристы. Включая попрошаек, мошенников и грабителей, которые непременно появляются в освоенных туристами местах. Но в этом лесу первозданная тишина и не уничтоженная ещё людьми чистота.

- А звери? – недоверчиво спросила Ирина.

- Да они любят людей! – воскликнул Искандеров.

И добавил:

- В самом хорошем смысле!

Он показал на тропинку, ведущую от берега прямиком в лес.

- Пойдём? Мы...

«... будем сегодня одни» завершила за него фразу Ирина.

И сказала:

- Пойдём. Только поддерживай меня... Иногда. Хорошо?

Алексей прошёл вслед за мальчиком по улице вдоль рядов красной пылью присыпанных соломенно-глиняных домов, над тростниковыми крышами которых струилось хорошо  уже заметное на фоне посветлевшего неба послеполуденное марево.

Дома показались Алексею пустыми, необыкновенно тихими, как будто совершенно безжизненными. Ему не хотелось думать, что безжизненность эта нарочитая и обманчивая, и что притаившиеся в глубине обитатели деревни именно при его появлении постарались оказаться незамеченными.

«Что я им, пугало? » с некоторой обидой, покуда лёгкой и едва ощутимой, но нараставшей с каждым пройденным домом, думал Алексей. «Не такие уж дикие тут места, не острова какие-нибудь заброшенные. Чего было прятаться? Или... »

Впрочем, оставалась ещё надежда, что он тут совсем ни при чём, и что не он виновник пугающей этой и тревожной для него пустоты, и что деревня опустела по каким-то иным причинам,   вовсе не связанным с неожиданным появлением иноземца.

«И то верно! » уговаривал сам себя Алексей. «Это у тебя мания величия. Привык, что в московском офисе подчинённые прячутся, едва тебя заметят. Вот и переносишь опыт на чужую почву. А здесь, брат, ты не босс. Даже с водителем... »

Вспомнив о Викраме, Алексей болезненно поморщился.

«... не можешь управится! И кто тут будет от тебя прятаться? Кому ты вообще нужен? »

Разум его, скорый на придумыванием причин рациональных, быстро составил подходящее объяснение.

«Это, граждане, понять несложно! »

И легче стало на душе.

«Народ трудится, как я думал. Дома дети без присмотра, домохозяйки... »

Плеск воды. Короткий медный звон. Будто... В соседнем проулке кто-то вылил на землю воду из таза.

«Вот, есть жизнь! Местные-то умные, от жары прячутся, один я по жаре хожу, с пацаном этим на пару».

Да, внутренний голос был убедителен. Как всегда.

Да и в поведении мальчишки следа не осталось прежней опасливой настороженности. Присутствие белокожего гостя окончательно перестало его смущать, потому вёл он себя по-детски непосредственно и раскованно, то переходя на бег вприпрыжку (так что Алексею приходилось ускорять шаг, чтобы не отстать), то периодически начиная кругами бегать вокруг иноземца, неожиданно дёргая того за  пальцы, словно приглашая принять участие в какой-то непонятной, но, по всей видимости, очень забавной игре, быть может, выдуманной юным фантазёром прямо сейчас, на ходу, а то затягивая звонким голоском забавную песенку с повторяющимися строками, то ли считалку, то ли дразнилку, по окончании которой норовил  с лёту сигануть в первую попавшуюся на его пути лужу, так что Алексею приходилось быть всё время настороже, чтобы удержать проказливого проводника от отчаянного прыжка, который вполне мог способствовать окрашиванию пока ещё относительно чистых брюк в слишком уж авангардные жёлто-бурые тона.

Конечно, будь мальчишка настороже, он бы такого себе не позволил. Да и вообще, вряд ли повёл бы куда-то...

«Кстати, знать бы - куда! »

... незнакомца по деревне.

Так что едва ли испугал он местных. Хотя немного обидно, что и интереса не вызвал. Похоже, даже украдкой за ним никто не поглядывает.

Хотя... Беспокойство, прилипчивое и неотвязное, оставалось с ним. Шло вслед за ним по деревне. След в след. Тенью.

Неясное, зыбкое, неопределённое, тенью кралось по глинистой дороге, тенью едва заметной. Но неотступной.

Алексей и сам не мог понять, чем смущает его эта тишина домов, почему она кажется ему...

Нет, не пугающей и зловещей! Вовсе нет. Не эти чувства, не такие явные, острые, тяжело переживаемые испытывал он.

Чувства смутные, неопределённые владели им, Чувства, которые трудно было осознать.

Разве только...

Дорога закончилась, и в конце её ждал их пустырь на деревенской окраине.

И здесь, на самой границе заросшего колючим кустарником пустыря, вдали уже от опуствеших жилищ, первое озарение пришло к Алексею.

Понял он, что в домах - не просто пустота.

В них - безжизненность.

Странная, внезапно наступившая безжизненность.

И вспомнил он внезапно и как-то кстати, что ещё на подъезде к деревне показалась она ему вполне оживлённой и не то, чтобы людной, но уж точно - не такой опустевшей.

Кажется, даже люди какие-то попадались по пути. Брёл старик по обочине дороги, женщины стирали в ручье бельё, мужик катил деревянную тележку, наполненную...

«Тёмным чем-то... Кизяком? Торфом? Землёй? »

И вот как-то незаметно - исчезли все. Он сам не мог понять, когда именно это произошло. Все исчезли.

А малыш появился и повёл его куда-то.

«Кстати, куда это мы пришли? »

Из всех строений на краю пустыря увидел он лишь покосившуюся хижину, над дырявой, кое-как крытой скукожившимися банановыми листьями которой вился синий, пахучий дымок.

«Навозом топит, беднота» уверенно определил по характерному костровому запаху Алексей. «Дрова не по карману, или сил не хватает заготовить. Неужели... »

Он усмехнулся. Подобное предположение и в самом деле могло развеселить даже в такой неприятной ситуации, в какой оказался заплутавший гость.

«Неужели в такой нищей дыре может быть телефон? И надо было через всю деревню идти именно сюда? »

Всё понятно! Малыш, конечно, его не понял. Не понял совершенно! И привёл...

Да какая разница, куда привёл? Может, к себе домой. Может, к каким-нибудь родственникам, познакомить с забавным гостем. Или на излюбленное место игр - поиграть в прятки.

В общем, куда угодно, но явно не туда, куда нужно.

Стало быть, опять потеряно время. Совершена очередная глупость. И теперь, похоже, до вечера из Бангора не вылететь. Теперь, пожалуй, не успеет он найти подходящих стыковочных рейсов даже через столицу страны, не то, что штата.

Разве только решиться на ночёвку в аэропорту?

Или забронировать гостиницу в городе на одну ночь, и с утра выехать в аэропорт, и - улететь! Первым же возможным рейсом!

Нет, но как он мог такую глупость совершить? Довериться маленькому ребёнку! Час...

Алексей посмотрел на часы.

... Да, лишний час потратить на прогулку, абсолютно бесполезную прогулку!

Но что же за страна! Что за странная страна!

Сначала Викрам учинил гонки с аварией, да ещё и повёз по кружному пути (а ведь производил впечатление вполне надёжного и толкового человека, настоящего профессионала).

А теперь вот и сам Алексей ни с того, ни с сего - взял и сотворил явную глупость. Бросил машину, пошёл вслед за совершенно его не понимающим проводником примерно трёх лет от роду.

Такой поступок даже Викрама, пожалуй, удивит.

Нет, что происходит? Воздух здесь такой, особый, от которого глупости творить хочется?

Или местные духи его по пустырям и лесным дорогам кружат?

Или... Нет ему дальше пути?

И куда теперь?

Будто отвечая на невысказанный вопрос, мальчишка подбежал к хижине, у порога остановился и помахал рукой.

«Пойду» решил Алексей, прекрасно понимая, что совершает ещё одну глупость. «Может, хоть чаем угостят. Или что они тут пьют? »

Пить, конечно, хотелось. Но получить желтуху или что пострашнее - не хотелось вовсе. Так что, мысленно пожелав чаю, Алексей тут же мысленно от него отказался.

Но в хижину зашёл.

Как он полагал (а чего ещё можно было ожидать?) соломенное жилище наполнено было душным, выедающим глаза дымом, сгустившимся настолько, что полумрак, освещаемый лишь слабыми лучами, пробивавшимися сквозь дыры в кровле, шагах в двух от входа превращался и вовсе в сумрак, в котором даже исправленным в лучшей швейцарской клинике зрением не смог Алексей ничего разглядеть.

Потому он потоптался нерешительно у входа, глянул на стоявшего рядом и радостно улыбавшегося малыша и, откашлявшись, произнёс...

Почему-то для общения выбрал английский язык. Хотя, пожалуй, с тем же успехом мог бы выбрать и русский. Или немецкий (который учил когда-то в школе и даже по сию пору помнил примерно с десяток не слишком сложных фраз).

... молящим голосом:

- Простите за вторжение. Меня этот ребёнок привёл. Я бы хотел...

Вспыхнул желто-красный огонёк. В устроенном прямо на полу хижину, у самого входа, обложенном камнями очаге заворочалось, просыпаясь, пламя, пробиваясь сквозь слой золы и тлеющих кизячных лепёшек.

Алексею показалось, что в углу кто-то шевельнулся... как будто - встал даже... и вдруг решительным шагом пошёл прямо на него.

Алексей невольно попятился и, забыв от волнения все английские слова, забормотал по-русски:

- Я беспокоить не хотел! Честное слово, не хотел! Мне позвонить нужно!

Он закрутил в воздухе пальцем, будто на невидимом диске набирая номер. И на миг приложил к уху ладонь.

- Дзинь! - воскликнул Алескей, чувствуя себя последним болваном.

«Ну чего припёрся сюда? Зачем? »

- Но я могу и уйти! Я не настаиваю!

Из темноты на свет выпрыгнула одетая в вымазанное охристой глиной рубище старуха с длинными, спутанными волосами.

Лицо старухи покрыто было язвами и мокнущими болячками, и, перекошенное от гнева, походило оно на устрашающую ритуальную маску, надеваемую (как слышал Алексей) во время обрядов поклонения чёрной богине жрецами одного из местных культов.

Вот только будь это маска - не было бы такого страха и смятения в душе.

Но осознание того, что вот это, буро-красное, истекающее гноем и сукровицей месиво - лицо, внушало неодолимый, до обморока доводящий ужас.

На Алексея напал столбняк. Он стоял недвижно, и отчаянно пытался вспомнить какую-нибудь молитву, хоть никогда и не верил в силу молитв.

А старуха сердито закричала, но почему-то не на незваного гостя, а на приведшего его мальчонку (который, тем не менее, слушая гневные и истошные выкрики, всё так же безмятежно улыбался, будто грозный вид старухи его скорее веселил и забавлял, а вовсе не пугал).

На Алексея же она не обращала никакого внимания... до поры!

Едва мальчишка сказал ей что-то в ответ... похоже, возразил, и довольно дерзко...

«Может, это бабушка его? » подумал Алексей. «Болеет старая, и малец брошенный... Бежать надо, бежать к машине! »

... как старуха подхватила с пола помятый, закопчённый медный горшок - и водою из него плеснула в лицо Алексею.

- ... ать! - завопил Алексей, отплёвываясь и вытирая лицо. - Ты что, сдурела, старая? Если пенсионерка, так всё позволено?

Старуха завыла в ответ и зашептала что-то, очень похожее на молитвы или заклинания.

Малыш дёрнул Алексея за брючину и заговорщицки подмигнул.

Старуха окунула пальцы в воду и - капли брызнули в лицо гостю.

- Не смей!

Алексей закрутился, уворачиваясь от брызг.

- Что ж это... Со всеми гостями так?! Дура! Сумасшедшая! Потому тебя на отшибе и поселили!

Крики на старуху не действовали. Звук её голоса нарастал, читаемые нараспев заклинания звучали всё громче и резче, и капли холодной, стоялым болотом пахнущей воды всё летели и летели в лицо.

- Тьфу! Тьфу!

Алексей, не выдержав водной пытки, развернулся и кинулся наутёк.

А старуха, проявив неожиданную резвость, уже во дворе ухитрилась догнать его и вылить на спину остатки из горшка.

Мокрый, испуганный и униженный, бежал Алексей по улице и чувствовал себя то ли котом нашкодившим, то ли ещё какой мелкой и неуважаемой домашней живностью, забредшей ненароком в запретный для живности дом и потому облитой хозяевами без всякой жалости и без жалости же выброшенной за порог.

«Гадость! » повторял Алексей. «Гадость! »

Он и сам не понял и не заметил, как вынесли его ноги на то место, где стояла брошенная им машина и дожидался его, нетерпеливо бродя взад и вперёд вдоль проржавевшей ограды, Викрам.

А когда заметил Алексей, что вернулся в нужное место и по дороге нисколько не заплутал, то увидел он и то, что улица полна народу.

Да, улица была оживлённой!

По лужам носились стайки детей (вот только того, знакомого малыша, среди них не было), по улице, объезжая дремлющих коров, двигались повозки, местный люд бродил степенно от дома к дому.

Алексей остановился и ошарашено смотрел на всё это оживлённое многолюдие минуты две.

На всякий случай даже посмотрел назад, в ту сторону, откуда пришёл.

И там картина была та же: заполненная людьми улица, движение повозок и даже, кажется, скутеров, мелькнувших где-то вдали.

Шум, гомон...

«Они что, спали все? »  подумал Алексей. «А потом проснулись разом? »

Ничего более разумного в голову ему не пришло. Впрочем, измученный необычными явлениями разум ничего уже не пытался объяснить, а требовал лишь отдыха и покоя.

Кто-то из проходивших толкнул Алексея и вывел тем из затянувшегося ступора.

Он нашёл в себе силы стронуться с места и подойти к машине, где у заранее распахнутой для босса двери стоял удивлённо смотревший на него Викрам.

- Я быстро пришёл! - заявил водитель. - Босс долго ходил. Он долго здесь не был. Зачем уходить? Если босс хотел гулять, сказал бы мне. Я бы с роднёй познакомил...

Викрам понял, что сболтнул лишнее и быстро прикусил язык.

Но впавший отчасти в прострацию Алексей, не обратив внимания на его слова, действуя механически и словно бы по программе, сел в машину и замер, глядя в ветровое стекло остановившимся, сомнамбулическим взглядом.

- Рубашка мокрая, - напомнил Викрам и закрыл дверь.

Сев за руль, помедлил водитель немного, и, достав из кармана платок, протянул хозяину.

Алексей скосил глаза и отрицательно покачал головой.

А потом тихо произнёс, будто самого себя спрашивая:

- Что тут за старуха живёт? Зачем я туда ходил?

- Что? - переспросил водитель.

- Старая женщина, - переходя на английский, пояснил Алексей. - На краю деревни, на пустыре. Это она облила меня водой.

- Водой непрошенных гонят, - заметил Викрам. - Ночью идут, днём ходят. Ночью их много видят, днём мало кто. Таких уже нет, кто днём. Раньше были. Тебя за другого приняли, босс. Не злись! Здесь хорошие люди, добрые. Надо было со мной ходить! И пустырей на краю нет, ананасы растут. Плантации! Много плантаций! Ананасы собирают, в город везут, на корабли грузят.

Он нажал на кнопку и двигатель тихо заворчал.

- Теперь в Бангор! - радостно заявил Викрам.

- Нет! - решительно произнёс Алексей.

Водитель удивлённо посмотрел на него.

- Бангор? Лететь? Время есть, быстро ехать!

- Нарака! - отрезал Алексей. - Возвращаемся домой...

И, улыбнувшись грустно, подумал:

«Вот уже и Нараку домом называю! »

Водитель пожал плечами, лихо развернул машину прямо посреди улицы - и поехал в обратную сторону.

Алексей в глубине души надеялся, что проедут они как-нибудь мимо хижины на пустыре, и можно будет тогда, показав на это жилище, спросит у Викрама, что же за странная старух здесь живёт (а Алексей был уверен теперь, что Викрам не чужой в этой деревне и местных должен неплохо знать).

Но вот уже и миновали они деревню, и исчезли вдали серо-жёлтые стены саманных домов, и промелькнули пальмовые рощи, и начались те самые плантации, о которых говорил Викрам, и потянулись уходящими вдаль рядами весёлые зелёные ананасовые метёлки.

Но не попалась на глаза та хижина...

Не по той дороге поехали. Или Алексей прозевал и хижину, и пустырь.

В общем, и не спросить...

- Нарака? - в последний раз уточнил водитель, едва выехали они на развилку за деревней.

- Нарака, - подтвердил Алексей.

Машина свернула направо. Километров пять двигалась по грунтовке, прокручивающимися колёсами поднимая в воздух комья тяжёлой, красной глины.

А на шестом километре выехала на ведущую от Бангора к побережью автомагистраль.

Храм, что спрятался в самой глубине леса, долго искать не пришлось. Искандерову хорошо знакомы были заповедные эти места, потому он уверенно вёл свою спутницу по извилистой лесной тропинке, сжатой с двух сторон зелёными стенами джунглей.

Воздух в лесу, пропитанный терпким лиственно-земляным запахом, неподвижный и до предела насыщенный влагой, тяжелил дыхание, так что Ира, непривычная к походам по южным лесным краям, скоро стала уставать.

Возможно, Михаилу опять пришлось бы нести её на руках...

«Это уж слишком! » заявила сама себе Ирина, хотя и не была уверена, действительно ли это слишком или, быть может, вовсе даже и не слишком, а в самый раз.

Раздумывать над этим, равно как и просить Михаила о помощи не пришлось. Дорога, по счастью, оказалась недолгой.

За поворотом (как неожиданно для Ирины выяснилось - последним перед целью их короткого путешествия) открылась расчищенная от зарослей площадка у подножия скал, от дальнего края которой начинались вырубленные в породе широкие ступени, что вели вверх - к пещерному храму.

- Посмотри! - сказал Михаил, едва остановились они у края леса.

И показал вверх.

Ирина посмотрела на то место, куда показывал он - и замерла на ставшее долгим мгновение, поражённая необыкновенной, ни на что прежде виденное не похожей красотой открывшегося ей пространства.

В красном теле скал, на двухсотметровой высоте, был тончайшим резцом обработан древний камень и превращён в покрытые сложными, переплетающимися узорами стены величественного храма. Пространство между узорами были отполировано древними строителями и с таким искусством спрессованным кварцевым порошком, что и теперь, по прошествии тысячелетий со времени  сотворения святыни, сохранившейся гладкостью и отражающей способностью своей походило за зеркало, так что удивительный сложносоставной растительно-геометрический орнамент перемежался блистающими на солнце вставками древних зеркал.

Судя по размаху и величию, храм был родом из древних, быть может - легендарно-допотопных времён.

Сама скала стала домом древних богов и вершина её, уходящая в небо, была - купол.

Вид этого скального сооружения был настолько необычен, что и человек, совершенно несведущий в культовых постройках Денпасавара догадался бы...

Да, непременно догадался бы, почувствовал, понял бы сразу, что храм это создан был в те давние, бесконечно далёкие времена, когда и самые древние из царств Денпасавар ещё не были созданы, и предки нынешних жителей побережья не пришли ещё в эти места, а населены были эти края каким-то иным народом, который сметён был потоком времени, и унёс с собой веру свою и своих богов, и только сокрытый лесом и спасённой скальной крепостью своей - остался храм, не свидетель и не рассказчик о величии ушедших времён, но лишь обломок, случайно уцелевший обломок погибшего мира.

Розово-порфирные стражи храма, каменные карлики, застывшие в молитвенных позах, стояли у входа в святилище, у тёмного входа, к которому от площадки вели широкие ступени.

Каменные карлики будто ждали кого-то, кто должен был показаться на свет, выйти из темноты, спасителем или грозным судьёй выйти в мир; коснувшись розовых стражей, оживить их - и повести за собой, вниз по ступеням, вниз!

Каменные карлики терпеливо ждали его, этого неведомого бога или героя, с древности и до наших дней терпеливо простояв у края темноты. Но не вышел никто.

Пока.

Быть может этот кто-то, прячущийся в темноте, в глубине красивейшего храма, ждал гостей из мира?

Чтобы спросить: “что за жизнь там, за стенами?>

И, услышав ответ, решить: время ли выйти ему или ещё нет.

«Неужели мы... »

- Идём туда? - спросила Ирина.

Искадеров кивнул в ответ.

- Именно туда. Удивительное место, Ирина. И его не показывают туристам. И не покажут никогда!

Михаил показал на вход.

- Здесь есть стражи. «Люди мира»...

И, заранее отвечая на пока ещё не заданный, но вполне закономерный и само собой разумеющийся вопрос, пояснил:

- Это такая община, вроде хиппи...

Тут же добавил поспешно:

- Не хиппи, нет! Что-то вроде детей природы, космоса. Тех, кто ищет свободу и гармонию.

- Да, да, понимаю, - ироничным тоном ответила Ирина и показала на засыпанную бурым гравием площадку, где с мелкими камешками перемешаны были окурки разноцветных, явно из подручного материала сделанных самокруток.

- Не без этого, - согласился Искандеров. – Они рассказывали мне, что ищут портал, выход какой-то... Чепуха, конечно, полная! Выход они уже нашли, раз достигли покоя и просветления. Да, а травка здешняя забористая!

Михаил откашлялся смущённо.

- Один раз пробовал, из поэтического любопытства.

- А я бы тоже попробовать не отказалась! – неожиданно выпалила Ирина.

И в голосе её явственно послышался едва скрываемый вызов.

«Боже, что он обо мне подумает! » с запоздалым внутренним смущением подумала Ира. «Богатая дамочка ищет приключений? »

И тут же решила, что, пожалуй... Ищет!

Отчего-то сразу она поняла, что в Нараке – позволено всё. Только здесь и позволено всё. Только здесь и возможно...

- Всему своё время, - ответил Михаил. – Время обретать разум, и время его терять... Ну что, рассмотрим вблизи обитель бессмертных?

- А стражи? – напомнила Ирина.

Михаил наморщил лоб и растянул рот, состроив на мгновение рожу престрашную.

Потом пояснил:

- Да ни черта они не сторожат и не охраняют! Видела бы этих худосочных пацифистов! Хотя...

Улыбнулся.

- Одним своим видом они туристов распугивают. Самого дикого вида, в лохмотьях ходят. Может, поэтому турфирмы своих агентов сюда не посылают на разведку, и не упоминают это место в своих справочниках. Да... Вот местные жители этих беглецов от цивилизации уважают, считают святыми.

- А ты? – уточнила Ирина.

- А с ними просто дружу, - пояснил Михаил.

Едва отхрустел пылью крошащийся гравий под их ногами, едва миновали они площадку перед каменной лестницей...

- Барышня, соблаговолите продать мне один билет до Санкт-Петербурга, - церемонно и с лёгким великосветским грассированием произнёс Игнат, слегка склонив голову к жёлтому кассовому окну.

Круглолицая и печнорумяная барышня лет восемнадцати скосила на него сделанные из дешёвенького полупрозрачного перламутра глазки, и фыркнула презрительно:

- Джентльмен нашёлся! А сам пролез без очереди... Я видела!

Очередь глухо заворчала, но Игнат грозным взглядом смирил её.

- Пролез! – глухо, с нарастающим раздражением произнёс он.

И, сбросив напускное барство, сорвался на визгливый крик:

- Тебе начальник звонил? Звонил, выдра пустоглазая?! Чего уставилась? Ты фамилию в паспорте посмотри!

И он швырнул паспорт в окошко.

Барышня испуганно сжалась, потом всхлипнула пару раз. Приняла деньги и оформила билет.

- СВ, как просили...

Она старалась не смотреть ему в глаза.

«Идиоты кругом... » с внезапно нахлынувшей тоской подумал Игнат. «Трусливые и слезливые идиоты! Для кого стараюсь? Для кого выкладываюсь? Боже мой! »

- Так-то,.. – напутствовал барышню Игнат.

Без прежнего раздражения и высокомерия. Отчего-то надоело ему упиваться презрением к бедным, и охватила апатия.

Голос зазвучал вяло и глухо.

- У меня тут всё схвачено, - забубнил патефонно Игнат. – Я устрою, если что... В кризис уволенной быть – не сахар.

- Мужчина, я всё поняла, - с тоскою в голосе ответила барышня. – Идите уже!

Игнат, опустив голову, отошёл от кассы.

«Зажрались! » кинул ему кто-то в спину.

Игнат не удостоил обидчика ни взглядом, ни ответом.

Пару минут стоял он в молчании, а потом, тряхнув головой, двинулся в вокзальный ресторан.

Пропустив в сём приятном месте пару рюмок коньяка, Игнат поправил настроение и даже промычал немузыкально пару куплетов из Imagine на радость неупокоенной душе Джона Леннона.

Выйдя из ресторана, Игнат заложил руки за спину и с гордым видом прошёлся вдоль торговых кисков, задержавшись на пару минут возле книжного.

Тут и сердце забилось радостно: большая часть стоявших на полках книг выпущена была его издательской группой.

Взглядом полководца, оглядывающего построенные для битвы войска, окинул Игнат многоцветное и глянцевое книжное великолепие.

«По мозгам да по глазам! » подумал он и приложил ладонь к стеклу. «Наотмашь ударят! Без промаха! »

- Хорошо берут? – обратился Игнат к продавцу.

Рыжий малый отхлебнул колу из банки, подёргал мочку уха и как-то неуверенно произнёс:

- Когда как... Сегодня не очень. Вот вчера поезд на Петрозаводск задержалис отправлением, ремонт был срочный на путях. Так детективы неплохо покупали, и кулинарные тоже... А сегодня кроссворды в основном. А вам чего?

Игнат хитро прищурился и вкрадчивым голосом произнёс:

- Петкевича есть новое что-нибудь?

Рыжий завертел головой, оглядывая полки.

- Кого? Нету вроде...

«Спёкся Петкевич! » удовлетворённо заметил Игнат. «Как ушёл от меня – сразу спёкся. А такого творца великого из себя корчил, куда там! Гений-убожество... В стол, небось, пишет, да горькую пьёт! »

- Никандрин?

Парень развернулся, чтобы получше разглядеть самые дальние полки.

- Нет, ничего такого...

«И этот туда же! » отметил Игнат.

На мгновение он замер, поражённый внезапной догадкой, и бросил отрывисто:

- Искандеров!

Рыжий в стеклянном своём ящике закрутился волчком, замахал руками и вдруг встал как вкопанный.

- А этот есть! – радостно заявил он. – Детективная серия, пара экземпляром осталась нераспроданных.

Игнат вздохнул облегчённо.

«Ну что, Миша, ты пока в обойме. Но это – пока! »

- Будете брать? – поинтересовался рыжий.

И, наклонившись, постарался незаметно сдуть пыль с обложки.

- Возьму, - ответил Игнат.

И шёпотом добавил:

- А последний экземпляр себе оставь. У Искандерова в этой серии скоро новый роман выйдет. У тебя, считай, детектив с продолжением будет.

- Да я детективы не люблю! – ответил рыжий, выбивая чек. – Я исторические исследования люблю. О том, как русские князья вместе с монгольскими ханами Америку открыли в тринадцатом веке. Я у академика Хоменко читал! А в Китай-городе китайскую стену строили...

«Боже милосердный! » подумал Игнат, пряча книгу в портфель. «И Хоменко я издаю... А что делать? Не я издам, так другой... Рыжий! Он, он один во всём виноват! »

- Валяй! – сказал Игнат. – Историю изучать полезно.

И едва на пару шагов отошёл он в сторону, как долетел до его слуха тихий и жалобный писк.

Игнат остановился и посмотрел в ту сторону, откуда, как казалось ему, идёт этот странный звук.

Похожий на пушистый шар щенок выкатился откуда-то из-за киоска и, едва переступая толстыми лапками, несмело подошёл к нему.

- Бомжи вчера на запасных путях собаку съели, - доверительным тоном сообщила Игнату натиравшая пол уборщица. – А щенки разбежались кто куда... Может?

Игнат повернул голову в её сторону. Женщина сразу осеклась и покатила прочь громыхающуя свою тележку со швабрами и щётками.

- Тебя тоже к книгам тянет? – спросил Игнат зверёнка. – Убежище ищешь? А книги, брат, никого ещё не спасли!

Щенок понюхал Игнатовы ботинки и жалобно заскулил.

Боги многорукие, сонные лица.

Два шага от входа, не дальше.

Ирина не почувствовала ни страха, ни испуга, ни волнения.

Быть может потому, что было ей легко и спокойно с этим странным, но необыкновенно притягатльным человеком.

С человеком, что привёл её в необычное это место.

Место, где многорукие боги, освещённые едва проникавшим сквозь вход и отражённым от стен бледно-розовым светом, замерли в многовековом сне, не замечая течения времени, не замечания смены дня и ночи, не замечая приходящих к ним и уходящих от них, не замечая взывающих к ним и тех, кто лишь молча и пристально вглядывается в их застывшие лица.

Боги с закрытыми глазами, многорукие боги.

Синий бог в глубине подземного зала. Алый бог рядом с ним.

Чёрная богиня у самого входа.

То ли подсвеченные солнцем песчинки и пылинки, то ли золотистые светлячки вьются на её головой.

- Местные называют её Кали, - сказал Искандеров, подходя ближе к многорукой богине.

Чёрная запрокинула голову с хищно разинутым ртом, далеко вытягивая красный, будто свежей кровью окрашенный язык.

Многичисленные руки развела она в стороны, словно стараясь обнять вернувшихся детей своих.

Застывшие в страстном безумии глаза чёрной богини смотрели в центр пещерного купола, в высшую точку его, терявшуюся темноте.

Ожерелье из золотистых черепов ярко сверкало на груди богини, и свет этот, проникая в сознание, пробуждал какие-то непонятные, неформившиеся, туманные, но необыкновенно сильные чувства, завладевавшие разумом постепенно, но настойчиво и неотвратимо.

Богиня внушала не страх, но страсть.

Неземную, безумную! Давно забытую в обыденном мире, первобытную.

Так что...

- Но это не Кали, - продолжал Искандеров. – Хотя она тоже чёрная. И тоже умеет дарить свободу. Это не индуистский храм, это храм ещё более древней религии. Один археолог, бывший проездом в Нараке, рассказывал мне, что пещерный храм построен был в доисторические времена, когда предки здешних жителей кочевали далеко на севере, а этот берег был краем ойкумены, окраинной частью населённого древней расой материка. Быть может, этот кусочек суши – последний осколок древней страны. Смотри!

Михаил показал на выступавшие из обтёсанной скальной породы прозрачные кристаллы вытянутой формы, излучавшие мягкое, серибристо-голубое сияние.

- Этот минерал встречается только здесь, на этом берегу, - сказал Михаил.

Он вынул из кармана маленький перочинный нож и, отколок от стены светящийся камень, протянул его Ирине.

- Возьми. Он...

«Тёплый на ощупь! » с удивлением подумала Ирина.

- Возьми! – попросил Михаил. – Подарок богини...

Она положила кусочек кристалла в карман. Единственный карман юбки. Рядом с магнитной карточкой-ключом от ворот особняка.

- Помнишь легенду об ушедшем под воду древнем материке? – спросил Искандеров.

- Атлантида? – неуверенно предположила Ирина.

Михаил покачал головой.

И ответил:

- Лемурия. Так назывался древний южный континент. Его населял древний народ, владевший секретами магии и сокровенными знаниями, полученными от богов и духов, охранящих проход между земным миром и миром призраков. В Лемурии гостили неуспокоенные души, останавливаясь там на какое-то время перед окончательным переходом в иной мир. Никто не знает, зачем они останавливась в этой стране. То есть, богам и лемурийцам ответ, конечно, был известен, да только теперь мы не можем спросить ни тех, ни других. Разве что...

По лицу его скользнула тень и голос дрогнул.

- Одно понятно... Думаю... Думаю, что там, в Лемурии можно было исправить что-то... Ошибки... Использовать последний шанс... Не знаю! Может, для того это место и создали, чтобы неуспокоенные души не побежали сразу куда-нибудь на небо или... в другую сторону... И не стали по наивности жаловаться на нелепую свою жизнь, и про все ими сделанные глупости рассказывать. Место искупления страстей...

Он отвернулся.

А потом решительно махнул рукой.

- Чепуха! Древние легенды! Люди любят придумывать сказки, ничего с этим не поделаешь. О древней стране ничего толком не известно, одни предположения. Какая-то доиндуистская цивилизация... Даже язык их не известен. А местные их богов называют привычными индуистскими именами, сочиняют небылицы... Чушь потустороняя!

Михаил подошёл к Ирине и взял её за руку.

- Не наскучил своими рассказами?

- Нет, - ответила Ирина. – Очень интересно! И...

Она осторожно освободила руку и оступила ближе к чёрной богине.

- Здесь всё так необычно! Мы ведь с мужем объездили много стран..

Михаил снова приблизился к ней. Ей показалось, что глаза его сверкнули. Ярко, хищно!

«Что он?.. » с тревогой и нарастающим, пугающим её желанием подумала она.

- ... Много стран, - растеряно повторила она. – В Греции, в Италии, в Латинской Америке...

Она отошла ещё на шаг. И спиною упёрлась в гладкую и холодную, до мурашек холодную, леденящую кожу преграду.

- ... Нигде не видела ничего подобного...

«Что за спиной? »

Она подняла голову. Вверху, прямо над её головой благословляюще поднимала руки чёрная богиня.

А под ногами...

- Здесь цветы... У подножия, - прошептала Ирина. – Ты же говорил, никто сюда не приходит... И ещё местные называют её – Кали...

Оскаленный рот богини глотает чёрный воздух.

- Если это Кали, - ответил Михаил, - то сейчас её время, её эпоха. Самое время порадовать её и попросить у неё немного счастья. Сюда приходят крестьяне. Иногда – «люди мира». Эти цветы – дар. Но в глубину храма не заходит никто. Никто...

Он подошёл в плотную. А ей уже некуда оступать. И огонь в глазах его всё сильнее и жарче.

«Ты этого хотела? Этого? Этого... »

Кровь бьёт в виски и слабеют ноги.

Михаил прижался к ней и она почувствовала как выступающая, горячая плоть его прижимается прижимается к ставшему необычайно чувствительным месту между её ног, и горячая влага начинает собираться внизу её живота.

Он коснулся губами её губ. Она почувствовала как язык его проник в её рот и кончиком гладил нёбо и её язык.

И дыхание её перехватило, когда он поднял кра            её юбки и рука его потянула вниз её трусики.

Она попыталась... сказать...

«Нет, не так... не так быстро! Не так... мне... »

Но что можно было сказать с таким сладким кляпом во рту?

Ажурная полоска ткани поползла вниз.

Ирина почувствовала, что Михаил, слегка приподняв её, укладывает на каменное подножие у ног статуи.

Приподнятая юбка легла на её живот.

Пальцы его гладят её лобок и спускаются ниже – к нежным, влажным, розовым лепесткам.

Возбуждение её растёт. Слюна наполняет рот, и вкус её сладок.

Он целует её шею.

Бретельки платья скользят вниз. Обнажается её пышная грудь с затвердевшими, алыми от огненной страсти сосками.

Сосками, которые заглатывает он, лижет, сосёт, обильно смачивая слюной.

Слышен шорох.

«Брюки... » подумала она.

Волнение? Да, волнение...

«Неужели так приятно... попробовать на вкус... нового мужчину? Нового... »

Голова её кружится.

Приятно... Нового...

«Это тот... кого видела только издали, а теперь... со мной... Он со мной! »

Только читала в книгах о такой страсти. В романах... Какая была отстранённость от тех страстей! Она и представить себе не могла, что возможно так – наяву.

И кружение мыслей, и неясность, смещённость сознания, и затуманенность его – всё как-будто свидетельствовало о том, что она и впрямь попала неожиданно в странный, сладкий и пугающий своей непредсказуемостью сон, но чувства, охватившие её, были так сильны и так отчётливо ощущались и переживались её, что, не смотря на всю необычность ситуации, сознавала она, что всё происходящее с ней – происходит наяву.

Здесь, сейчас, на каменном ложе, у ног чёрной богини отдаётся она едва знакомому...

Но такому желанному, желанному человеку!

И своими коленями чувствует его колени.

Его ноги раздвигают её ноги.

Слабость и истома... И первый стон её!    Страстный и долгий стон!

Она чувствует как напрягшийся член его входит в глубину её тела. Пятками она гладит его ягодицы, ощущая напряжение твердеющих, сжимающихся мышц и, одновременно, приятную мягкость кожи. Бёдрами охватывает его тело, сжимает его...

И, запрокинув голову, видит благословляющие её чёрные руки богини...

Руки, дарующие благодать, руки, из души извлекающие огонь - плывут, плывут, сплетаются, узором, рисунком, кругом чёрного солнца сплетаются над ней, вверху!

И синие искры сыпятся с купола, сверкающим вихрем кружатся в воздухе, вспыхивают ярко – и гаснут.

«Как мне найти дорогу домой, любимая?

Как вернуться?

Как сотворить тебя? Из какого нежнейшего бархата сшить твоё тело?

И снова написать жизнь. Жизнь с тобой.

Неужели возможно... придумать любовь?

Такое запутанное письмо у жизни... Пишет, зачеркнёт – пишет снова.

Хочется заглянуть через плечо: а что там будет, впереди?

Что ещё она сочинит...

А я вот пытаюсь пристроиться рядом и приписать что-то своё. А жизнь глядит на меня лукаво и думает: «Не переиграешь, брат, не превзойдёшь фантазией! »

А я всё надеюсь, надеюсь.

Глупый я человек. Но потому, наверное, и жив до сих пор, что силою глупости и наивнойо веры умею преодолевать невзгоды...

Часто на мой же зов и приходящие.

Самое время постучать в грудь кулаком.

Позёрство... Ни во что не верю, ни от кого спасения не жду. И сам стал на удивление бесполезен.

Нет, не возвращайся. Чёрт со мной и со всеми моими бестолковыми исповедями!

И пьяными откровениями...

У меня всё хорошо. Очень хорошо! Мне наплевать на всё. Я доволен жизнью и счастлив. И без тебя мне лучше, чем с тобой.

В конце концов, я могу позволить себе всё! Всё, что только может вообразить больное моё воображение и всё, что может предложить снисходительная ко греху Нарака.

Ты освободила меня, и сделала это вовремя.

Скоро, поверь, я выброшу тебя из головы. Окончательно и бесповоротно. Я чищу себе мозги такими крепкими кислотными растворами, что память грязной коркою отлетает прочь от сознания и растворяется без остатка в бурлящей кислоте.

Скоро и ты...

Ты мне веришь?

Не надо, не верь.

Не знаю, что со мной. Курю самокрутку дядюшки Джа, а всё бьётся что-то в груди.

Сколько ещё время будет тянуться?

Хотя, наверное, скоро... »

Раздвинув обессилившие ноги, Ирина лежала на спине с закрытыми глазами.

Дыхание её было ровным и, казалось, она спала, но стоили Искандерову склониться над ней, чтобы, осторожно потянув платье, прикрыть её соблазнительную и непомерно заводящую его наготу, как открыла она глаза.

И сказала:

- Со мной никогда ещё не было... такого.

- Такого хорошего? – шёпотом спросил Михаил.

- Необычного, - ответила она.

Михаил выпрямился. Откашлявшись смущённо и полуотвернувшись, протянул ей взятые с каменного пола её трусики.

- Я кажется в порыве страсти...

Она взяла их. Улыбнулась.

- Теперь их не наденешь. Но будет память!

Она встала, отряхивая с платья древнюю пыль.

И сунула изорванные трусики в боковой кармашек платья.

Потянулась и спросила спутника:

- А до душа эта древняя цивилизация не додумалась?

«Какой у неё игривый тон стал! » отметил Михаил. «Кажется, она входит во вкус. Что ж, игра станет ещё интересней! Теперь пора мне встать на колени... »

- Лучше! – воскликнул Михаил. – Здесь кое-что лучше душа и джакузи. Горное озеро в водопадом! Сейчас выйдем из храма, по горной тропе минут за пять выйдем к подножию горы. Обойдём её, и вскоре выйдем к озеру. Это тихое, уединённое место...

Ира зябко поёжилась.

- Вода-а холодная! – нараспев протянула она.

Михаил подошёл к ней и нежно обнял.

- Я тебя согрею... К тому же на озере есть отмели, где на солнце вода быстро прогревается...

Вдох. Раздувающий ноздри – воздух, наполненный запахом женщины. Женщины, которая принадлежит ему.

«Когда женщина испытывает страсть, от тела её пахнет цветами и мёдом... От тела... Но там, между ног – особый запах! И особый вкус... »

- И никого нет, - продолжал Михаил. – Никто не увидит. Можно купаться обнажённой.

- Тебе мало? – и губы Ирины коснулись его щеки.

- Мало, - честно признался Михаил. – Наверное, мне тебя всегда будет мало...

Ирина качнула головой.

- Запомни, - сказала она. – Хорошо запомни – мы только сегодня вместе. Только сегодня я позволю себе быть свободной и легкомысленной.

А потом добавила:

- Ну, быть может ещё завтра.

Когда вышли они на свет, спросила она как бы между прочим:

- А почему никто не заходит в глубину храма? Даже эти, «люди мира»... Там что-то страшное? Неприятное?

Искандеров замотал головой.

- Нет, нет! – поспешно ответил он.

Так поспешно, что Ирина удивлённо вскинула брови.

- Там нет ничего плохого! – воскликнул он. – Нет и быть не может!

- Но почему?.. – не отступала она.

Михаил протянлу ей руку.

- Острожней, сейчас спускаться будем! Тропинка широкая и спуск пологий, но всё-таки будь осторожней и смотри под ноги. Камешек можут попасться или трещина в скале. Бывают такие коварные трещины...

Она взяла его за руку.

- ... заросшие травой. Их сразу и не заметишь!

И ответил на её вопрос:

- А про святилище не спришивай. Входить можно, и на богов этих смотреть, и многое ещё чего... Но дальше нельзя! Нельзя в глубину горы!

Он приложил палец к губам.

- Точно знаю, что там есть кто-то... Что-то живое там, шевелится... В его жилище лучше не заглядывать. Местные об этом знают, и «люди мира» знают. Местные на всякий случай вообще сюда не заглядывают. А я вот часто захаживаю, даже ночевал однажды рядом с входом. Но только рядом с входом... Осторожней!

Она едва не попала ногой в небольшую впадину между камнями.

Искандеров подхватил её. А потом поднял на руки.

- Лучше я так понесу, - заметил он. – Так спокойней!

«Всё-таки все писатели сумасшедшие» подумала Ирина, по-детски сжимаясь калачиком и голову укладывая Михаилу на плечо. «Всё время что-то придумывают, сочиняют... Потому с ними и интересно! Вот Лёшка, сухарь офисный, никогда бы такую историю не придумал. И никогда бы не додумался... у ног этой богини... Надо же, сама чёрная, рук полно, и язык такой красный! Боже, как же это... заводит! И, кажется, он сейчас придумает что-то ещё! »

И она, улыбнувшись, тронула губами его шею.

Нож стучит по доске. Часто-часто. Красный перец, сладкий перец, сочный перец, сок брызжет, мелкие капли сока летят в стороны, капли сладкого сока летят в стороны.

Занавеска задёрнута. Солнечный день, но солнце - на улице, солнце во дворе, старом московском дворе, солнце заглядывает в окно, но на окне занавеска.

Плотная занавеска. Белая занавеска. Вышиты шёлковой ниткой маки.

Окно приоткрыто. Ветра нет. Духота.

- Что случилось? Я же поздоровался. Так и сказал: «Добрый день! » Громко сказал, между прочим...

Стук лезвия о доску.

- Да ты уже порезала всё! На мелкие кусочки! Остановись!

Михаил пытается обнять жену. Но она отстраняет его, отбрасывает его руки.

- Ты че...

Он спотыкается. Стул падает на пол, качается стол. Кусочек перца с края доски падает на пол.

- Я... Хочу я..

Откладывает нож. Отодвигает доску к краю стола.

Поворачивается к мужу.

Глаза у Светланы холодные. Боже, до ледяного ожога холодные!

- Ты! - кричит она. - Всё ты! Конечно, ты! Ты у нас много лет самый главный, ты у нас единственный, тебя надо беречь любить и холить! Минуты не прошло, как ты любимую песню завёл. «Я» и «хочу»! Вот всё, что у тебя в голове! Хочу быть великим, хочу быть единственным и неповторимым, хочу памятник при жизни! А ещё что?

Она бросает синий, с жёлтым солнышком, передник. В мойку! Прямо туда!

- Ещё что? Компенсацию от жизни за годы бедности и унижений? Хочешь, чтобы носили на руках! Хочешь себя, любимого, ублажать!

- Сдурела... Как есть... Стоило на два дня, всего на два дня...

Михаил, поддерживая стул, садится медленно, с трудом сгибая ватные ноги. Шумно дышит, отдувается.

- ... в поездку отправится, так уже скандал и разгром в доме.

- Четыре! - кричит в ответ Светлана. - Тебя не было четыре дня!

Она отошла к плите. Она стоит, опустив голову. Кипит бульон, пар идёт от кастрюли.

Шум за окном. Урчит машина, пересекая двор.

- Ну да, четыре, - и Михаил важно кивает в ответ. - Творческая поездка, писательская конференция в санатории... Как его...

Михаил роется в карманах. Достаёт листок из внутреннего кармана пиджака.

- Санаторий «Берёзовая роща», на Клязьме. Я же говорил...

Светлана качает головой в ответ.

- Ты говорил, много чего говорил. Я всё верила... Хотя давно можно было бы догадаться! И звонки эти днём и ночью, и сообщения на автоответчике, и записочки в столе! Хранил их, собирал! И часто названивал по номерам, муж разлюбезный?

Михаил бьёт кулаком по столу.

- Не напоминай! Не смей напоминать! Слушать тебя не хочу! Мой стол, мой письменный стол - святая святых! Запретная территория для всех, включая и тебя! И если уж ты имела бесстыдство копаться там...

Он грозит пальцем жене.

- ... Дело прошлое. Ладно, я уж и сам всё забыл. И ведь заметь, простил тебя тогда.

- Господи, - шепчет Светлана, - какой же он дурак! Какой же дурак! Простил... Я ведь не верила тебе. Только теперь понимаю, как давно уже не верила. И терпела, зачем-то терпела всё это. Твоих любовниц... Не отрицай! Твои поездки, встречи, звонки тайком от меня! Всё вытерпела! Запах перегара, даже запах чужой косметики...

Искандеров махнул рукой в ответ.

- У тебя фантазия поболее развита, чем у меня. Может...

Он прыснул, не сдержав пьяный, издевательский смешок.

- ... вместе книгу напишем? Триллер под названием «Одичавшая домохозяйка пытает известного писателя»!

И он послал жене воздушный поцелуй.

- Такой сеанс разоблачения устроим - Воланд с Коровьевым позавидуют! И успех гарантирован! А гонорар - на двоих.

И он замер на мгновение, сдерживая икоту.

Светлана посмотрела на него грустно. Холода уже не было в её глазах. Только пустота.

- Очень страшная это штука - пошлость, - тихо произнесла она. - Особенно, если до пошлости и низости докатывается человек, которого когда-то любила... Булгакова ты, конечно, к месту вспомнил. Кого ещё вспомнишь, бывший интеллигент и умница? Новый уровень культуры демонстрируешь? Как это принято называть в определённых кругах: «ниже плинтуса»...

Она перекрыла газ. И включила воду.

- Вылью этот чёртов бульон... Не будет супа, милый, не будет! Не могу, устала!

Михаил качнулся на стуле и недобро посмотрел на жену.

- Иронизируешь, стало быть? Издеваешься? Смотри, Светланка, доиграешься! Я к тебе ехал в самом лучшем настроении, с самыми этими... Тёплыми чувствами! Да, с ними! Захожу, здороваюсь... А тут - в ответ... Глумление сплошное! Я ведь многое прощаю, но кое-что могу и не простить. У меня характер... Сама знаешь! Я ведь когда ангел, а когда...

- Сволочь ты! - ответила Светлана. - Всегда сволочь! Как же противно на тебя смотреть!

Она выбежала из кухни. Но в коридоре остановилась, услышав плеск.

- А мне не нужен твой обед, - забормотал Михаил, собирая резаные кусочки в тарелку. - Я тут и перчиком обойдусь...

Захолодило ступни, вода захлюпала под ногами.

- Вот даёт, дура! - возмущённо закричал Михаил и выронил тарелку. - Воду включила и убежала! А в раковине, между прочим...

Он закрутил кран.

- ... Передник этот сток забил! Вода не проходит... Развлечение мне устроила! Сейчас к соседям протечёт, а они у нас скандалисты, сама знаешь. До кулачного боя дойдёт...

Он снял ботинки и зашлёпал по луже в носках.

- ... а я не в форме!

Он вздохнул и, держа ботинки в левой руке, правой потянулся за тряпкой.

- Толку от тебя нет... Лучше бы и не готовила!

Внезапная слабость охватывает её.

- Как же хорошо, - шепчет Светлана, прислонившись к стене, чтобы не упасть, - как же хорошо, что я послушала тебя тогда, десять лет назад. Один хороший совет ты мне дал: сделать аборт! Много лет детей не было, мечтали о них - и не было. Тогда, кажется, что-то могло получиться. Но ты и тогда только о себе думал... Не получилось...

Она выкрикнула:

- От таких детей не рожают!

Михаил выпрямился резко, сделал шаг к порогу кухни - и бросил в неё тряпку.

- Дрянь! - сдавленным голосом просипел он. - Это благодарность?! За всё?! Мне... напоминать!

Слюна потекла из уголков его искривлённого истерикой рта. И пугающе, зверино заблестели глаза.

- Ненавижу! Ненавижу!

Не в силах остановиться, он повторял и повторял:

- Ненавижу! Не-на-ви-жу! Не-на...

И, окончательно теряя разум, закричал:

- Видеть не хочу! Тебя! Не хочу! Видеть! Тварь!

- Не волнуйся, - спокойно ответила Светлана, - не увидишь. Это не сложно... Совсем...

Она оттолкнулась от стены. Стараясь держать равновесие, покачиваясь, будто по проволоке - прошла в спальню.

И вскоре услышал Михаил треск расстёгиваемых замков-”липучек>.

- Красную сумку забирай! - крикнул он.

Не вышло с иронией. Голос прозвучал отрывисто, на грани визга.

- Она больше, вещей влезет...

«Связки надорвал» подумал Михаил. «Хрип какой-то... »

Он поднял тарелку с пола.

Отряхивая её от воды, прошептал:

- Это ты меня довела... Не хотел, не хотел ведь... Это ты довела!

Михаил помог ей раздеться. Догола.

Она сбросила платье. Он помог ей снять лифчик.

Медленно переступая по камням, зашла она в воду.

Вода была прозрачна настолько, что почти не ослабляла проникающий сквозь неё свет, а необыкновенной чистотой своей, искрящейся своей хрустальностью будто отмывала его, удаляя из солнечного потока мелкую песчаную взвесь, и, проведя до засыпанного светлой горной галькой дна, возвращала к поверхности и отпускала, наконец, очищенным и усиленным водной линзою, искрящимся и рассыпаюшимся в серебристых бликах сиянием.

Падающий в озеро поток речной воды разрезался остриями горных уступов, дробился на поросших серо-жёлтыми мхами скальных обломках, перекатывался по тёмным, гладким спинам обточенных потоков валунов, и с вершины последнего перед впадением в озеро скального выступа лился мирным уже и тихим водопадом, вполне подходящим для того, чтобы спокойно стоять под холодными, бодрящими его струями, обретая покой и впадая постепенно в состояние тихого, сонного блаженства.

В неглубокой чаше горного озера вода ходила мелкими волнами и летали подхваченные ветром мелкие капли, странствующим полупрозрачным облаком перемещаясь от берега к берегу.

Воды озера населяли стаи жадной до угощения красноспинной рыбы, названия которой на местной языке Искандеров выговорить не мог, а научного названия не знал вовсе.

Приятные для купающихся и чистотой своей привлекающие паломников воды озера были бедны на пищу, потому рыба с нетерпением ждала гостей (по словам местных жителей, иногда для привлечения внимания кормильцев даже выпрыгивая из воды, высоко подлетая в воздух), и потому безо всякой осторожности подплывала к купальщикам, особо непонятливых иногда даже нетерпеливо покусывая за кончики пальцев.

«Люди мира» из обосновавшейся в храме общины приносили каждое утро рыбе подношение: быстро размокающие в воде хлебные корки.

Рыба на дармовом столе росла хорошо, была толста и крупна, но аппетита не умеряла и каждый раз, едва заметив на воде тени гостей, с привычным рвением выпрашивала подачку.

Вот и сейчас, стоило Ирине зайти в воду, красноспинные попрошайки окружили её со всех сторон, едва не касаясь плавниками её ног.

Она наклонилась, чтобы погладить осторожно подплывшую к поверхности рыбку, но та, осторожная и быстрая, ударила хвостом, брызнув водой ей на пальцы, и мгновенно исчезла, словно растворилась в воде.

Ирина, окунувшись пару раз (вода на отмели и впрямь была довольно тёплой), повернулась к Михаилу и сказала:

- Ты тоже разденься. Совсем. Сними с себя всё.

И добавила с притворной обидой:

- Иначе нечестно!

- Честно, - ответил Михаил. – Я честно тобой любуюсь. Смотрю на твою грудь, на твои стройные ноги. А сейчас ты повернёшься и я буду смотреть на твою красивую попку.

- А я хочу посмотреть на тебя! – с вызовом ответила Ирина. – Я тебя чувствовала, но не видела. Я хочу увидеть!

Михаил снял одежду. На нём остались только трусы. Сделал шаг к воде.

- Всё! – требовательно произнесла Ирина. – Сними!

Он медленно потянул вниз трусы. Сняв их, бросил на камень.

- Хочешь обладать мною? – спросил Искандеров и подошёл к Ирине. – Хочешь взять меня? Так же, как я взял тебя?

- Не так же, - возразила Ирина. – Медленней... Так медленно, как я хочу. Зайдём дальше, глубже.

И она потянула его за собой.

По мелководью, по россыпи мелких, округленных водою камней, разбрызгивая серебристую воду.

Шаг. Лукавая улыбка.

Жмурясь – быстрый взгляд на солнце.

- Сюда, - сказала она.

Зашла сзади. Ладони её легли ему на живот. Погладили кожу. Скользнули вниз.

Пальцы её гладили набухающий член. Трогали вены на яичках.

Она тёрлась лобком о его ягодицы. Резко прижимала его к себе – и отпускала вновь. Затем схватила и резко сжала его соски, одновременно кончиками горячих губ тронув кожу на шее – и хищно, по-пантерьи куснув её.

Она обошла его и села прямо перед ним на нагретый солнцем камень, гладкий серый валун.

Подставив одну ладонь, другою массировала его член, пока на пальцы ей не закапала тёплая, липкая сперма.

Прикрыв в истоме глаза, размазала её по лицу.

И...

- Сделай мне хорошо, - прошептала она. – Сделай...

Только просьбой прозвучало это, то ли приказом. Ему хотелось думать, что – приказом.

Он встал на колени перед Ириной.

Раздвинув ноги, приблизил лицо к сочащейся влагой плоти. Высунув язык, лизнул влагалище.

Кончиком языка нащупал набухший бутоном клитор – и языком поглаживал его, то усиливая, то ослабляя нажим.

То ускоряя движения, то замедляя их.

Он чувствовал приятный, лимонно-кислый вкус женской плоти, с едва зметным солноватым морским оттенком.

Вкус и запах женской плоти сводили его с ума.

Далеко высунув язык, он погрузил его в глубину влагалища, быстрыми движениями поводя вперёд и назад.

Соки женского тела, смешиваясь с его слюной, текли ему на подбородок.

И он услышал стон Ирины: страстный и долгий. Потом ещё один, и ещё...

Короткий, обрывающийся крик.

Она схватила его за затылок, прижимая голову ближе к промежности.

Ноги её сжались.

Он тонул в её плоти. Он дышал ей. Пил её. И отдавал ей себя.

А она кричала, заходясь в крике, изгибаясь, закатывая глаза.

Сгорала в сильнейшем, необыкновенно остро ощущаемом, сводящем с ума оргазме.

Оранжевые, мерцающие круги поплыли у неё перед глазами.

Руки неожиданно ослабли, обмякли – и она непременно повалилась бы назад, на камень, если бы вовремя не почувствовавший слабость её Михаил не вскочил бы и не поддержал её.

- Теперь хорошо,.. – прошептала она. – Ты во мне...

И слегка наклонила голову, прислышиваясь к пришедшему неизвестно откуда нежному, мелодичному звону.

Прошло полчаса.

Они всё ещё лежали на берегу озера, по пояс в воде, одеждой прикрыв чувствительные к солнцу плечи.

Михаил открыл глаза.

Вытянул руку, словно пытаясь достать висящий над самой его головой огненный шарик солнца.

И сказал:

- Ириша, нам пора. Опоздаем на паром.

И, намочив ладонь, погладил её по горячему, нагревшемуся на полдневном жаре животу.

- А быстро ты справился...

Игнат протянул руку.

- Здравствуй, Львович. Извини, поздороваться забыл. Так занят, так заработался, что сразу к делу приступил. Едва автор через порог...

Он подвинул Искандерову стул, и тут же подбежал к двери. Приоткрыв, высунул голову в приёмную.

- Серафима! - нараспев позвал он секретаря. - Серафима! Серна ясноглазая! Приготовь для гостя... и мне цветочный...

Михаил окинул взглядом апартаменты главного. Кабинет Игната ничуть не изменился.

По стенам всё так же и всё в том же беспорядке (или в порядке, известном лишь одному Игнату) развешаны были сиявшие богатым золотым, алым, синим и лиловым тиснением почётные и благодарственные грамоты и письма всевозможных государственных ведомств, просветительских и филантропических обществ, общественных фондов, партий, ассоциаций и союзов, самыми представительными из которых были грамоты от «Союза защиты правопорядка при МВД РФ», подписанные почётным председателем Союза Кирманом Хасан-Гиреевым (Игнат исправно издавал кирмановские многотомные труды по теории обеспечения прав свободной личности в условиях интенсивного построения правового государства, написанные за вечно занятого и не слишком грамотно пишущего по-русски Кирмана студентами-«неграми» одного из юридических институтов).

Неплохо смотрелись и вывешенные в лакированных деревянных рамочках благодарственные письма «Фонда православных предпринимателей при Правительстве РФ», но им явно недоставало восточной кирмановской пышности, рельефных орнаментов и золотых вензелей.

А вперемешку с грамотами и письмами грустно смотрели со стен рогатые морды убиенных охотами ланей и оленей. Игнатовы трофеи место меж грамот занимали по праву.

На охоты Игнат выезжал не абы с кем, а лишь с людьми влиятельными, более чем обеспеченными и делу весьма полезными. Трофеи тоже были грамотами, неоспоримо свидетельствовавшими  как о достатке хозяина кабинета, так и о его связях в самых высоких кругах.

Потому любил Игнат во время деловых переговоров выйти из а стола, как бы между прочим пройтись вдоль стены, а потом остановиться и неожиданно ткнуть любимой своей перьевой ручкой в нос упокоенной лани, заметив при этом: «Неплохо в заповеднике постреляли с Петровичем... Какой Петрович? Что значит, какой! Этот Петрович один, его все знают! »

После чего деловому партнёру становилось очень стыдно, что не знает он единственного и неповторимого Петровича, не охотится с ним в заповеднике, не проносится на вертолёте над стадами испуганных копытных, не сидит у костра, не поёт народные песни и не имеет шансов хотя бы поднести патрон или подлить водки такому замечательному человеку, как Петрович.

После чего любая деловая беседа катиться начинала - как по маслу.

- Ну вот!

Игнат потёр руки и сел за стол.

- Спасибо, Миша, что заглянул. Случайно, наверное, получилось, как обычно? Шёл мимо, да и забрёл?

Игнат посмотрел испытующе на Искандерова.

- Нет, - ответил Михаил. - Не случайно. Специально.

Игнат радостно всплеснул руками.

- Прогресс! Прогресс! Визит-то оказывается, был спланирован! Прямо-таки преднамеренно зашёл, и время выкроил для этого! Миша, я счастлив!

И Игнат заёрзал в заскрипевшем кресле, изображая бурную радость.

Михаил смотрел на него угрюмо, исподлобья.

- Прекрати уж... И так гадко на душе, а тут ты ещё... Роман прочитал?

Игнат перестал изображать радость и сделался серьёзен.

Из верхнего ящика стола достал он толстую картонную папку, на корешке которой синим фломастером жирно выведено было: «Мих. Л. Иск. Кат. 2».

- Прочитал, конечно...

Игнат раскрыл папку и в задумчивости провёл пальцем по первой странице.

- Вот тут и замечания от рецензента...

Отложил рукопись на край стола.

- Объёмное произведение получилось! - резюмировал Игнат. - Да... Пока мы твой файл распечатали - у нас в принтере тонер закончился. Пришлось картридж менять! Представляешь? Да, Миша, работоспособности тебе не занимать, за это любим тебя и ценим. Меньше чем за три месяца такой романище наваять!..

Игнат спортивным жестом сложил ладони и потряс ими над головой.

- Ещё что отметишь? - голосом равнодушным и безжизненным произнёс Михаил. - Кроме объёма?

Пока Игнат собирался  мыслями и подбирал подходящий ответ, Искандеров добавил ещё вопрос:

- И почему, Игнат, я у тебя по второй категории пошёл? Я ведь тебя не первый год знаю, не второй и не третий. Я твои пометки давно уже научился расшифровывать. Чего это мне категорию понизил?

Игнат, отвернувшись, с полминуты разглядывал устроенную в углу книжную полку с издательскими новинками.

А потом тихо, по слогам произнёс:

- Сам виноват.

- Я? - удивился Искандеров.

Открылась дверь кабинета. Серафима внесла на подносе две чашки кофе, сахарницу и вазочку с конфетами.

Улыбнулась.

- Конфеты - ваши любимые, Михаил Львович. Чернослив и фруктовое желе!

Она расставила приборы и посмотрела вопросительно на шефа.

- Пока всё, - ответил Игнат.

Серафима, отступая медленно и с улыбкой, вышла из кабинета и закрыла за собой дверь.

- Сам? - переспросил Михаил, щедро накладывая сахар в чашку.

- Именно, - подтвердил Игнат. - Ты знаешь, что значит для писателя быть в издательской обойме. И догадываешься, наверное, что значит - не быть. Точнее, выпасть. Это ведь страшная штука - писательское небытие. Для тех, кто вкусил славы...

Игнат развернул яркий, цветастый фантик и отправил конфету в рот.

- Флавы, онограро...

- Прожуй сначала, - посоветовал Михаил, размешивая сахар.

Игнат проглотил конфету и, достав из ящика стола бутылочку энергетика, запил.

- Говорю, что для тех, кто вкусил славы, гонораров приличных, кто научился зарабатывать на жизнь литературой, кто вышел из проклятого обывательского круга и попал в номенклатуру людей креативных и обеспеченных - падение непереносимы. Уж поверь мне, Миша! Лучше поверь на слово, без проверки! Чёрт...

Игнат брезгливо поморщился.

- Серафима бестолковая! Кофе - для тебя, для себя я цветочный чай заказывал! У меня от кофе расстройство желудка, сто раз ей об этом говорил!

Игнат махнул рукой и придвинул свою чашку ближе к Михаилу.

- Можешь и мой допить за компанию. А Серафиму оштрафую на стоимость напитка!

- Прости уж её, - попросил Михаил.

- Гуманист, тоже мне! - возмутился Игнат. - Вам, писателям, легко быть добренькими! Отвечаете только за себя и за свой письменный стол! А у меня издательство, бюджет, коллектив! Которому надо зарплату платить, между прочим. А источники доходов - тексты, которые...

Игнат приложил руку к груди.

- Миша, пойми правильно. Я этот роман издам, без вопросов. Ну, то есть, с небольшой переделкой... В общем, издам! Но скажи мне, какого чёрта тебя в любовную тему потянуло? Твоя стихия - детективы. Я же под тебя серию делал, и чем мне теперь её наполнять? Да я бы и новую серию под тебя сделал, если бы был уверен, что ты тексты будешь исправно выдавать. Но...

Игнат поморщился страдальчески.

- Миша, от тебя давно ничего нет. Ты выпадаешь из обоймы! Выпасть легко, вернуться обратно - практически невозможно. Молчание - непростительно для писателя. Ещё помолчишь немного, и тебе конец, Миша!

Игнат вскочил, снял с книжной полки и бросил на стол захлопавшую растрёпанными страницами книгу в мягкой, аляповатой обложке.

- Вот, Миша! - воскликнул Игнат. - Вчера на вокзале купил, в книжном киоске.

- С чего бы это вдруг? - удивился Искандеров. - Это же...

Он перевернул обложку.

- Ну да, узнаю! Ты же и издавал, год назад.

- Точно, год! - подхватил Игнат. - Год назад! А купил специально, чтобы тебе подарить со своей дарственной надписью. Я имею право надписать эту книгу, потому что я обеспечил успех этому роману, я в своё время заполонил им книжные магазины, благодаря мне тысячи читателей расстались со своими кровными и купили твой текст в моей обёртке. Но ведь это было год назад! Миша, задумайся: это предпоследний экземпляр с самой дальней полки вокзального киоска! Нет, я так и напишу на первой странице: «Миша, очнись! »

- Пиши, - равнодушно ответил Искандеров. - Пиши на здоровье, упражняйся в остроумии. Художника пинать - наука немудрёная.

Игнат подвинул стул и присел рядом с Михаилом.

Сидел, покачиваясь, на стуле долгие минуты.

Потом, решившись, спросил:

- По душам можно поговорить?

- Валяй, - согласился Искандеров.

Игнат локтем опёрся на стол. Картинно приложил указательный палец ко лбу.

Начал осторожно и издали:

- Я ведь поначалу действительно обрадовался тому, как быстро ты управился с романом. Подумал: «Не потерял форму Искандеров, не потерял. На коне Львович! » Обрадовался, планы начал было строить. Вот как получил файл по почте, так и начал строить. Ещё пару книг издать, и на новую серию выйти. Ты ж у нас работоспособный, плодовитый. Да...

Наморщил лоб.

- Думал, к осени рукопись пришлёшь, не раньше. Время тебе дал достаточно. И заметь...

Игнат вскочил и, пройдя по кабинету быстрым шагом, вернулся в директорское своё кресло.

- ... Ничего в контракте не оговаривал, не расписывал. Карт-бланш! Ты прислал раньше, обнадёжил было. Но рассчитывал-то я на детектив!. А эта лирика...

Игнат кивнул на папку.

- ... У меня сейчас девиц полно, которые научились розовую воду по страницам разводить. Ладно, доработаем мы это! Издадим вне серий, чёрт с ним. Пока твоё имя работает. Но именно - пока. А потом что? Простой в серии можно заполнить, «негров» нанять. Но сколько же раз повторять, Миша, что от тебя я другого жду, другого! Нового, чёрт возьми! Вот эта книга...

Игнат вытянул палец.

- ... Подарок этот - куплена в киоске. Она - предпоследняя там. Больше поступлений под твоим брендом нет. В следующий раз, когда я подарю тебе книгу, извлечённую из архива, можешь считать, что твоя писательская карьера закончилась.

Эффект от сказанного получился вовсе не тот, на который рассчитывал Игнат. Точнее, совсем никакого эффекта не получилось.

Была лишь долгая пауза, в продолжении которой со стороны Палевича было напряжённое молчание, а со стороны Михаила - равнодушное.

«Не ожидал» подумал Игнат.

Нехорошие предчувствия охватили его.

- Из обоймы? - спросил Михаил. - Карьера закончилась? Да, всё кстати и всё вовремя. И разговор по душам - вовремя. А я вот...

Михаил сделал кораблик из фантика.

- ... Попрощаться с тобой пришёл.

Лёгким щелчком отправил кораблик в плаванье по столу.

Игнат проводил взглядом фантик-парусник, причаливший к лотку с письмами, и покачал головой.

Ответил:

- Печально. Но плакать не буду. Талантов хватает... Двух студентов хватит, чтобы твою серию завершить.

Михаил встал из-за стола и протянул руку Игнату.

Сказал с ироничной улыбкой:

- Поблагодари хоть за сотрудничество. Или спроси для проформы, чего это я в отставку собрался.

Игнат ответил вялым рукопожатием.

И в голос его явно звучал растеряно, когда сказал он:

- Не готовился к такому... Честно говоря... Не буду ничего спрашивать, и так понятно. Из-за Светланы? Не справился с собой?

Михаил грустно кивнул в ответ.

- Глупо как-то всё вышло, - ответил он. - Пьян был, здорово выпил... Поругались... Из-за ерунды какой-то...

- Хороша ерунда, - заметил Палевич. - В санатории с этой рыжей загулять - не ерунда. Потешил себя, потешил...

- Она собираться, вроде, начала, - не слушая Палевича, продолжал Михаил. - А у меня, как назло, туман какой-то в голове, замутилось всё... Думал, игра это, на нервы давит. Побесится и перестанет. Убираться начал на кухне. Потом утомился как-то и в коридоре прилёг на диван... Проснулся - тишина в квартире.

Он облизал пересохшие губы.

- Нет ёё! Нет и всё! Звал, искал...

Игнат заморгал удивлённо.

- Ты же мне рассказывал уже об этом! Весной, вроде, дело было... Помню, я к тебе в гости заходил. И что...

Он перешёл на шёпот.

- Не возвращалась?

- У родственников, кажется, живёт, - как-то неуверенно, дрогнувшим голосом произнёс Михаил. - Я справки наводил, искал... Сейчас в Питер переехала, к дяде своему. Я телефон узнал. Позвонил... Трубку сняла и молчит. Я говорить начал, а она - бросила. Вот ведь характер...

- Может, не она? - предположил Игнат.

- Она, - ответил Искандеров. - После стольких лет человека по дыханию научишься узнавать. Она... Вот, думаю, и не вернётся. Теперь уж точно не вернётся. А я...

Он взял со стола парусник и бросил его в корзину для бумаг.

- ... В путешествие. Подальше отсюда. Не могу больше в этом чёртовом городе, душит он меня!

- И куда собрался? - спросил Палевич.

Искандеров пожал плечами.

- Не решил ещё. Где потеплей, да поспокойней. Мне покой нужен... Сердце всё - будто в иголках. Истыкано и саднит...

Михаил повернулся и пошёл к двери.

- Искандеров! - крикнул ему вслед Игнат.

Михаил приоткрыл дверь и замер на пороге.

- Мобильный не отключай!

- Это конечно, - согласился Михаил. - Звони... Мне не жалко... Хоть когда - звони...

И он шагнул в приёмную.

Игнат хлопнул себя по лбу и вскочил со сттула.

- Миша! – крикнул он вслед уходящему автору. – Чуть не забыл... А чего у тебя всё время духи какие-то по страницам прыгают? Что ни глава, то полтергейсты с барабашками... Это же реалистическое произведение? Учти, я других не печатаю!

- Реалистическое! – ответил из приёмной Михаил.

- А духи зачем? – не отставал Игнат.

- А они реальные! – успокоил его Искандеров. – С натуры рисовал!

«Доктора бы ему найти» подумал Палевич.

Как-то нехорошо кольнуло сердце.

На миг – больно стало, нехорошо.

А потом Игнат взял себя в руки. Успокоился.

Вынул платок из кармана, вытер вспотевший лоб.

И, не удержавшись, платком помахал вслед ушедшему.

И решил, что, пожалуй, так оно и лучше. По крайней мере, Искандеров ушёл сам...

«Классик с возу – издателю легче! »

А ещё подумал, что щенка-найдёныша (знакомый ветеринар определил, что это девочка... как он признаки нашёл в этом пушистом шаре? удивительно!) надо назвать Найдой.

Имя красивое... И без лишнего пафоса. И собачонке вполне подходит.

Вернулись уже под вечер. Впрочем, вечер в тропическом краю был короток, и стемнело за пять минут.

В начале седьмого, когда подъезжали они к вилле “Дильмун> были сумерки и темнота ещё только подступала к городу, длинными тенями-щупальцами заползая в притихшие улицы, густые синие чернила смешивая с розово-жёлтыми закатными красками.

А когда Алексей вошёл в дом, была уже ночь.

В саду зажглись фонари, и фигурные светильники цветного стекла на лужайке перед домом раскрасили травяные ковры белыми, оранжевыми, зелёными и лиловыми красками.

В доме было темно. И, как показалось поначалу Алексею, пусто. И даже как будто до странности тихо...

«Неужели я один здесь? Неужели она всё ещё гуляет по городу? »

Но «как будто» - обманчиво.

Едва, переступая осторожно, пересёк Алексей холл и поднялся на второй этаж, как услышал он с отмякшим сердцем приглушённый расстоянием, но всё же отчётливо слышимый шум воды.

Плеск.

Струи душа били в стеклянные стенки душевой кабины, и потоки воды уходили в сток.

И сквозь этот шум услышал он голос Ирины, напевавшей какую-то песенку.

Алексей, довольно улыбнувшись, пошёл было на голос супруги, но тут некстати (или наоборот, очень даже кстати) вспомнил о намокшей и высохшей за время обратного пути своей рубашке, грязной, невероятно смятой и успевшей не раз насквозь пропитаться потом.

Алексей решил, что в таком виде показываться перед супругой ни к чему. Вовсе даже ни к чему!

«И так вылет отменил, вернулся ни с чем... Да ещё перемазался... Глупая старуха! Хорошо, если я какую-нибудь заразу от её болотной водички не подхвачу! Кстати, и надо будет сказать Викраму... »

При воспоминании о горе-водителе Алексей поморщился.

«Чтобы обязательно почистил салон. Сиденья - в особенности. Пусть купит жидкость специальную... »

Он прыснул от неожиданно подступившего истеричного смеха.

«Какая жидкость! Пусть хотя бы ремонтом машины займётся, болван! Потом я его уволю!, Непременно уволю! Вениамин говорил как-то, что в Нараке приличного водителя ни за какие деньги не отыщешь, ну да ничего! Решим проблему... В крайнем случае, в Бангоре водителя искать будем. Мы этот вопрос... »

Он решил спуститься зайти в коридор, идущий вдоль кухонных комнат, и бросить по дороге одежду в лоток для грязного белья. Благо, что из лотка мятые эти тряпки сразу попадут в приёмник домашней прачечной и по желобу спустятся в подвал.

А утром вернутся слуги, и отстирают, наконец, весь этот кошмар...

А ему лучше пройти потихоньку наверх, в комнату с гардеробом, побрызгаться хорошенько дезодорантом, переодеться и предстать перед любимой супругой в приличном виде.

«Так и сделаю» решил Алексей.

Этот план он выполнял до тех пор, пока, старательно обливаясь самым приторно-ароматным из дезодорантов, не услышал звонок предусмотрительно извлечённого из сданной в стирку одежд мобильника.

Алексей, помедлив, подтянул трусы и решительно направил пахучую дезинфицирующую струю на мелко дрожащую трубку.

Открыл окно и, нажав на зелёную кнопку, приложил аппарат к уху.

Буркнув: «Хелло... »

Голос Вениамина был сладок и тих.

- Здравствуйте, Алексей Вале...

- Я занят! - оборвал его византийско-сладкую речь Алексей и хотел было прервать несвоевременный этот разговор.

- Нет, нет! Я ненадолго, я быстро! - зачастил Вениамин. - Приехал Викрам, поставил машину у офиса. Сказал, что вы уже дома. Вот я и решил позвонить. Поздновато, конечно, но уж очень срочная и важная информация. Я по поводу вашей супруги...

Алексей поперхнулся слюной от неожиданности и предчувствия недоброго. Боль когтём медленно потянула сердце.

- Что такое? Что ты себе позволяешь?! - строгим голосом спросил Алексей. - Тебе какое до неё дело? Ты чего лезешь!..

Алексей резко, с хлопком закрыл окно.

- О ваших интересах забочусь, Алексей Валерьевич, - и Вениамин добавил сахара в голос, доведя вкус его до сиропного состояния.

- Нарака - город небольшой, - осторожно продолжил Вениамин. - Все на виду, белые туристы в особенности. А одинокая женщина, и такая красавица...

- Не тяни! - приказал Алексей.

- Тут русская община небольшая имеется, - перешёл к делу Вениамин. – Понаехали, знаете ли, за последние полгода. Дауншифтеры, беглецы. Ещё дачники, эмигранты встречаются, и бизнесмены... Но последних, правда, мало. Новые лица внимание привлекают, а у меня тут кое-какие знакомые имеются.

- Быстро ты знакомыми обзавёлся, - заметил Алексей. - Приплачиваешь им?

- Бывает, - честно признался Вениамин. - Всё в рамках бюджета офиса, вы не беспокойтесь! И всё для пользы дела! Нарака - место для нас новое, ситуация здесь надо всё время отслеживать. А человечек этот родом из наших краёв, но обжился здесь хорошо, публику местную изучил, да и с полицией у него, похоже, самые дружеские отношения. И ещё - глазастый он. И хитрый.

- И что тебе этот хитрый рассказал о моей супруге? - с отчётливо слышной хрипотцой спросил Алексей.

Вениамин завздыхал, изображая смущение.

- Что?! - закричал Алексей.

- Тише, тише, - начал успокаивать его помощник. - Быть может, и ничего особенного пока нет... То есть, определённо не скажу... Но, в общем, ситуация такая: вашу супругу видели в компании этого... писателя. Ну, которого мы видели по дороге на виллу. Как его...

- Помню, - упавшим голосом произнёс Алексей.

«Ведь как чувствовал, что не к добру эта встреча! Не к добру! Задавить надо было этого писаку! Как кота бродячего - джипом переехать и спокойно поехать дальше. Гад! Паршивец! Бумагомарака! »

Но, впрочем, надежда на добродетельность супруги ещё не умерла.

И с робкой надеждой этой сказал Алексей:

- Что такого... Опять случайно встретила его, постояли на улице, поговорили...

Вениамин откашлялся.

- Не так всё безобидно, похоже. Человечек... Лицо это доверенное... В общем, видел он их на пристани, когда садились они на паром. Катерок такой, который примерно раз в два часа ходит на другую сторону залива. Тот берег, как мне говорили, дикий. Только у пристани какое-то кафе и, кажется, бар и небольшая гостиница...

При слове «гостиница» Алексей до треска сжал трубку.

- ... и множество уединённых мест. Конечно, можно и такую встречу считать мимолётной и безобидной, но я считаю своим долгом сообщить...

Голова закружилась. Алексей слышал лишь обрывки фраз.

- ... у нас такое положение... идёт охота за вашим бизнесом, ваши партнёры многое бы дали за документы... и там описаны схему сделок... Может, он таким образом хочет проникнуть в ваш дом? Писатели да прочие креативщики - опасная публика, нам ли не знать...

- Завтра! - выдохнул Алексей. - Завтра в девять утра быть в офисе! Открыть офис, сидеть там и ждать меня! Там всё и обсудим... И не смей такие разговоры затевать у меня в доме! В этом ли, в московской, в каком угодно - не смей! А сегодня - вообще заткнись и не звони больше. Я отдохнуть хочу.

Алексей отключил телефон и отбросил его в кресло.

Минуты три он бегал по комнате, пиная вываленные им из шкафа ворохи рубашек, пиджаков и брюк.

Раскидав одежду по комнате, пару раз споткнувшись и едва не ударившись об угол шкафа, принялся он отчаянно и быстро размахивать руками.

А потом - стонать.

И ещё, сжав кулаки, стоял он у зеркальной стенки шкафа. Будто примериваясь - ударить в зеркало с маху или нет.

И занёс уже было руку...

Но опустил.

Застонал и, опустившись на пол, сидел, охватив ладонями голову.

А потом, вскочив, как был - в трусах, выбежал в коридор. И, босыми ногами прошлёпав, побежал к спальне.

Отчего-то он был убеждён, что бежать надо именно туда.

Должно быть вспомнил кстати... или некстати, что Ирина одежду свою предпочитала оставлять там, в спальне, во встроенном шкафу с широкими раздвижными дверями.

Халаты и накидки - в одной половине.

Платья, купальник...

Пробежав почти весь путь, шагах в пяти от спальной комнаты Алексей остановился на мгновение.

«Что же делаю? Что же это? »

Он подошёл к выходившему во внутренний двор окну, застыл возле него, слепыми глазами трогая темноту.

Горячим лбом прислонился к стеклу. Стекло мелко, едва ощутимо вибрировало, и проходящие внутри рамы струи холодного воздуха его в кусок прозрачного льда.

Стало немного легче.

И Алексей продолжил свой путь, сделав последние шаги.

В спальню он вошёл походкой неуверенной и вороватой. За повадку такую обругал себя последними словами...

Но стыдно было. Пакостно и грязно на душе.

И руки почему-то подрагивали. То ли от волнения, то ли...

«Что ты, в самом деле? » подбадривал себя Алексей. «Ты же в своём доме... А это... Нет, это ей должно быть стыдно! Если должно...   И вот не надо, не надо... как его... Рефлексировать не надо! Переживать... Зачем себя мучить? Это же вполне нормально... нормально... »

Думал так... Точнее, старался так думать. Но навязать самому себе подходящие к ситуации мысли было куда проще, чем заставить замолчать болтливую дуру-совесть.

Отчего-то не хотела она прикусить язык и не соглашалась она с тем, что копаться в вещах жены тайком от неё - это нормально.

Всё ей казалось, что ненормально это.

Но как бы там ни было, а зашёл Алексей в спальню, собравшись с духом. Долго водил рукой по стене, нащупывая выключатель. Только потом догадался скосить глаза, вспомнив, что выключатель с подсветкой.

И, осмотрев комнату, вздохнул обречённо.

«Вот ведь дура! Хоть бы спрятать догадалась! »

Двери шкафа были широко раскрыты. Та половина, где висели халаты, была в беспорядке. Видно, в душ супруга халат подбирала придирчиво.

Во второй половине всё было на местах... Только вот одна вешалка с краю отодвинута была немного в сторону.

Не сложно было догадаться, по какой причине...

С этой вешалки Алексей и снял платье, ещё влажное, с въевшимися в ткань тёмными пятнами по краю. Собственно...

«Тяжело на это решиться! Что теперь? Ощупать всё, обхватать? Глупость какая! Чего я так завёлся? Кому поверил? Вениамину какой-то мужик что-то сказал... Ляпнул, чтобы деньги выманить! А я взбесился... Нет, Веня, я с тобой завтра жёстко поговорю! И этот звонок тебе в зачёт пойдёт! Вот увидишь! »

Словно отряхивая морок, он замотал головой. И собрался уже повесить платье, но ненароком едва не выронил его из дрожащих рук.

Поймал на лету, не дав упасть на пол. И увидел, как отлетел прочь выпавший из кармана кусочек ткани.

Алексей подошёл ближе, наклонился и поднял...

«Чёрт! Дрянь! Вот дря... »

... трусики с разорванной тонкой полоской ткани.

«Дрянь! »

Он отбросил их. Сам не мог понять: гневом или отвращением было вызвано это движение.

Или... испугом?

«Чего бояться? Того, что нашёл? Сам же искал, сам! Хотел такое найти? Хотел?! »

Выронил платье.

И побрёл медленно прочь.

Он спустился вниз. В туалетной комнате, что рядом с ванной, долго и тщательно мыл руки под струёй горячей, обжигающе горячей воды.

И прислушивался, против волу прислушивался к казавшемуся бесконечным шум и весёлому плеску воды, долетавшему из душевой кабины.

Он извёл кусок мыла. Добавил ещё из флакончика жидкого. И долго вытирал ладони полотенцем, которое выбросил потом в мусорное ведро.

Потом поднёс ладони к лицу и долго обнюхивал их, брезгливо морщась.

«Пакость! Мерзость! »

Молоточки застучали по ушным мембранам.

Бум-бум! Дробь! Дарр-дарр!

Распухли вены на висках, и голова превратилась в большой и горячий шар.

Он и не заметил, как шум воды смолк. Так стоял с поднятыми руками, пока не окликнул его жена.

- Лёша, ты здесь? Вернулся?

Голубой, с золотистой нитью, халат. Ей идёт! Очень он ей подходит, этот халат!

- Ты же собирался в Лондон лететь?

Алексей сглотнул слюну.

- И чего ты в одних трусах по дому ходишь?

Приоткрыл рот. Сказать - не получилось.

Она попыталась обнять его.

- Грязный я, под дождь попал, - прошептал Алексей, отступая на шаг.

- Дождь? - удивлённо переспросила Ирина.

Алексей кивнул.

- Ливень... Почти к Бангору подъехали, а тут - дождь. И болото какое-то заехали... Промокли до костей... Вот, решил вернуться.

И с неожиданным ожесточением выкрикнул:

- Викрам подвёл! Водить не умеет! Завтра же уволю!

И сник, опустив голову.

- Не волнуйся, - успокоила его супруга.

И, посмотревшись в зеркало, поправила слегка съехавшую набок чалму, скрученную из синего хлопкового полотенца.

- Прими душ, отдохни. Позвонишь своим партнёрам, перенесёшь встречу...

- К чёрту эту встречу! - неожиданно выпалил Алексей.

Ирина посмотрела на него удивлённо.

-  У тебя лоб красный. Не заболел?

Алексей покачал головой.

- Не... Говорю же, устал. Устал очень! В гостиной...

Он сделал шаг, и Ирина поспешно отошла в сторону.

- ... в гостиной буду. Хочу посидеть немного в темноте, глаза почему-то болят. Потом ванну приму... Горячую такую, прямо кипяток! А ты меня не жди, ужинай... Делай, в общем, что хотела...

Алексей усмехнулся. Как-то криво, нехорошо.

- Что хотела!

И побрёл прочь.

- Лёша! - крикнула ему жена. - Обслугу отпустила, но повар остался. Ужин будет готов...

Алексей, не останавливаясь, махнул рукой.

- И в трусах не ходи! Прошу тебя, набрось что-нибудь!

На это он не ответил и взмахом.

Только ускорил немного шаг.

Минут через десять Ирина зашла в тёмную гостиную, где, спиной прислонившись к стене, сидел на полу Алексей.

Не включая свет и не видя супруга, спросила она наугад в темноту:

- Алексей, а в спальни ты не заходил?

Алексей и сам не мог понять, почему он ответил:

- Нет!

Произнеся это короткое слово уверенно и жёстко.

- Точно? - с удивлением и сомнением в голосе переспросила Ирина.

И как будто, с какой-то затаённой надеждой...

- Нет! И не поднимался даже!

Ирина помолчала минуту.

- Лёша, а ты поговорить со мной не хочешь?

Алексей лёг, щекой прижавшись к ковру.

И протянул подчёркнуто беззаботно:

- Не-а-а! Устал я... Устал... Дай подремать немного!

Ирина, выждав ещё немного, и не дождавшись продолжения разговора, вышла из гостиной, мягко и осторожно закрыв за собой дверь.

А Алексей вскоре и правда заснул. Незаметно это вышло... Вроде, только на миг закрыл глаза...

Проснулся он среди ночи, во втором часу.

Принял ванну. Переоделся, раздобыв в гардеробной пижаму.

Остаток ночи досыпал в гостиной. Только, конечно, уже не на полу, а на диване, прикрывшись плотной шерстяной накидкой, взятой с этого же дивана.

Маленький оранжевый человечек, ростом примерно с пол-локтя взрослого и среднерослогого мужчины, запрыгал суматошно по столу, заверещал неразборчиво тонким, противным, на придавлено-зверьковый визг похожим голоском, а потом, пометавшись вдосталь из угла в угол, отчего-то быстро успокоился, пригнулся и, спрятавшись за пластиковой (из запасов duty free) бутылкой виски, выставленной на стол аккурат за минуту до его появления, принялся поглядывать за прибывшим на отдых писателем.

Искандеров раскрыл сумку и весьма неаккуратно разбросал вещи по номеру. Полюбовавшись на беспорядок...

«Образцовый нумер творческого человека! »

... сложил аккуратно шорты и майки в шкаф, брюки развесил на вешалках, мелкие же предметы оставил пока, до времени - в сумке.

- Ты чёртик местный? - спросил Искандеров оранжевого. - Маленький ты какой-то и невзрачный. И рогов у тебя нет. И шерсти.

Он протянул руку человечку. Тот, отступив подальше за пластиковую башню бутылки, яростно оскалил зубы и залопотал что-то неразборчиво.

- Напрасно ты так, - с упрёком сказал ему писатель. - Я поздороваться хотел, руку пожать деликатно. Чтобы всё по правилам, как у культурных людей...

Человечек высунул язык и перекувырнулся через голову.

- Или ты аниматор? - предположил Михаил. - Только тут апартаменты, не пляжный отель. Анимация не предусмотрена, я же рекламный проспект читал...

Человечек так быстро заходил колесом, что у Искандерова зарябило в глазах и закружилась голова.

- Ну тебя к лешему! - заявил писатель и отправился в ванную комнату.

Хозяин заведения предусмотрительно положил на полку кусочек мыла, тюбик с кремом для бритья, упаковку гигиенических салфеток и бутылочку шампуня.

«Щедро за такие деньги» подумал Искандеров. «Апартаменты недороги, а обслуживание - как в отеле. Или это только в первый день такая щедрость? »

Он открыл кран и слушал журчание воды, тихое и умиротворяющее-ручейное.

Потом поднёс сложенные ладони под струю.

Набрал холодную воду, поднёс их к лицу - и плеснул на разгорячённую кожу,   а потом, намылив руки, пахнущую абрикосом пену размазал по лицу, и фыркая довольным моржом, едва не до плеч забрался в раковину, смывая растворённую пеной смесь едкого пота и дорожной пыли.

Умывшись, вытер лицо и руки полотенцем.

Затем, отмотал полметра туалетной бумаги, оторвал полоску и вернулся в комнату.

Положил скрученную бумагу на стол, достал из кармана огрызок карандаша и написал на ней размашисто, обходя грифелем перфорацию:

«Дорогой дневник!

Сегодня прибыл я в Нараку, чудесное курортное место с пляжами, декоративными парками, садами, фонтанами и...

И какого чёрта я здесь????

Вопрос»

Он перевернул бумажную полоску.

«риторический.

Ответ, наверное, известен даже этому маленькому акробату»

Любопытный человечек подлез под руку и, часто моргая крохотными глазками, следил заворожено за бегом грифеля по бумаге.

«который подсматривает за мной.

Это не конечный пункт, только остановка»

Полоса закончилась и грифель, соскользнув с края бумагу, чиркнул по столешнице.

- Всё, - сказал человечку Искандеров. - Исповедь закончилась. Прыгай дальше, маленький друг!

Человечек посмотрел грустно на Искандерова и кивнул на выставленные на стол администрацией заведения стаканы.

- Ай-тринк-тринк! - предложил человечек.

- Да ты, брат, не прост, - заметил, усмехнувшись, Искандеров. - Профессиональный спаиватель клиентов?

- Тринк! - с готовностью подтвердил человечек.

И тут услышал Искандеров тихий стук.

Быстрым движением схватил он бумажную полосу, скрутил в жгут, забежал в ванную комнату.

И едва успел смыть в унитаз, как...

... как вошёл в комнату...

- О, хозяин постоялого двора! - сказал Михаил, высовывая голову в коридор.

... низкорослый, толстый и лысоватый мужчина с длинной и пышной, гребешком чёсанной, холёной бородой, когда-то, верно, чёрной как смоль, а теперь уж серой от вкраплений седины.

Одет был мужчина в мешковатые сиреневые брюки и в, не по климату толстую и плотную, вязаную радужную накидку, представлявшую собой нечто среднее между пончо и туникой.

Странный наряд этот, совершенно не типичный для местного населения, на мужичке смотрелся вполне естественно и органично. Настолько органично и естественно, что очевидно неестественным представлялся бы любой другой наряд, буде он надет толстячком-хозяином по какому-нибудь капризу, недосмотру или недомыслию.

Хозяин, заметив вышедшего ему навстречу гостя, радостно оскалил коричневые зубы, протянул широкую ладонь и представился:

- Анкл Джа! Джа! Ча-ча!

- Дядюшка Джа, я тебя уже внизу видел, - ответил ему Искандеров. - Когда номер оплачивал! Забыл, что ли?

Но руку пожал, отчего дядюшка Джа радостно засопел.

- Пойдём! - позвал его Михаил и зашёл в комнату. - Такое тут... Непорядок!

- Вот!

И он показал на человечка, который безуспешно пытался открутить колпачок на бутылке с виски.

- Что за зараза в номере живёт? - безуспешно пытаясь придать голосу суровость (или хотя бы удержаться от смеха), спросил Михаил. - Расплодили не пойми кого? Я, конечно, писатель и продавец шизофрении, но это и для меня чересчур. Стой, гад!

Человечек, увлёкшись, так резко крутанул колпачок, что уронил бутылку на стол и, испуганно взвизгнув, отскочил в сторону.

Искандеров хотел было схватить его за шиворот, но дядюшка Джа, опередив его, ладонью осторожно сжал человечка поперёк туловища и приподнял над столом.

- Форест, - извиняющимся тоном произнёс хозяин и пожал плечами. - Live in forest... not here. My grandfather told me about this little people. Sometimes...

Он улыбнулся виновато.

- ... they come to see us.

- Гоблины, что ли? - спросил Искандеров. - Таких не бывает.

Хозяин покачал головой.  

- Ноу, пипл.

И, вытягивая губы, с трудом произнёс:

- Лю-удья!

И спрятал оранжевого куда-то под накидку.

- Ладно, - согласился Искандеров. - Раз люди - значит, люди. Не звери же, в самом деле, раз мимо  выпивки не проходят. А кто ещё у вас водится?

Хозяин засмеялся и запрыгал, по-медвежьи переваливаясь сбоку на бок.

- Людья! Онли людья! Ча-ча-ча!

Он достал из кармана брюк набитую под завязку и скрученную бумажную гильзу и бросил на стол.

- Кури, Скандера! Жить на-на-а! Жи-а!

- Малость говоришь, стало быть, по-русски? - уточнил Искандеров и, осторожно взяв в руки, поднёс подарок к лицу.

- Местные травы? - спросил Михаил дядюшку.

- Все - так, без этого - нет, - ответил дядюшка Джа. - Иначе долго здесь. Лонг тайм, лонг тайм! Это быстрей!

И дядюшка, счастливо засмеявшись, захлопал в ладоши и выбежал из номера.

- Хорошие здесь люди, - сказал ему вслед Михаил.

Потом, подумав, добавил:

- Похоже, я тут подзадержусь...

И положил подарок в сумку, закопав среди прочих, не разобранных пока вещей.

- Дуриан забродил! – радостно заголосил рыжий выдумщик Антон Пакрин, самая яркая личность в маленькой компании местных дауншифтеров-анархов, гид-любитель, аниматор-затейник на полставки и йог шестой категории (которую он сам себе и присвоил, распечатав месяц назад на цветном принтере оранжево-синий диплом с подписью выдуманного им Великого Учителя Сва Шринаватра).

Отголосил - и перемешал оструганной палкой доходившую в кастрюльке до адской кондиции зловонную буро-жёлтую массу.

- Забродил! Аромат неземной!

Заглянувшая на крик в подсобку Динара приоткрыла дверь и, учуяв тяжёлый, сбивающий с ног запах, поспешно зажала пальцами нос и прогнусавила:

- Тоша, ты чего творишь? Перестань! Немедленно прикрой чем-нибудь эту гадость! Запах в контору пошёл, скоро на улицу выйдет! Всех клиентов распугаешь!

- Мадам Чаринская, не извольте беспокоиться! – беззаботно ответил Антон и, ещё раз перемешав дуриановую брагу, закрыл кастрюльку обрезиненной крышкой, крепящейся на болтах.

Конструкцию «дурианового котелка» Антон разработал самолично (и сам испутал, налив в котелок порцию нашатырного спирта и выдержав на жаре сей прибор в течение часа).

Котелок запах содержимого не пропускал, но и брожению не препятствовал за счёт вмонтированного в крышку клапана, сбрасывавшего в атмосферу при повышении внутрикотелкового давления небольшие порции выделяющегося при брожении газа.

Антон мечтал выгнать дуриановый самогон, весьма пользительный, как он полагал, для половой потенции.

И с помощью друга своего, бывшего таможенного брокера, а ныне – вольного контрабандиста Макара Кольчужкина, наладить поставки сего средства в Россию.

Поначалу в Москву, конечно... А там – и в другие города, большие малые.

Кольчужкин уверял, что сумеет отладить канал поставки дуриановки, с оформлением по коду пищевого ароматизатора.

Благо и связи у находящегося в бегах брокера, по его словам, сохранились.

«Не всех ведь в Шереметьево посадили после истории с мобильными телефонами! » уверял Кольчужкин. «Держатся ещё добрые люди! Держатся на плаву! »

Антон верил приятелю.

Верил и в свою счастливую звезду, полагая, что именно с дуриановым зельем добьётся, наконец, полной финансовой независимости, ибо душа его анархическая очень страдала в глубине своей от трудностей быта, а так же грубости и скаредности некоторых клиентов.

- Вот поспеет бражка, - сказал Антон, закрепляя крышку винтами, - тогда и заживу. Никаких экскурсантов с их идиотскими вопросами и примитивными запросами, никаких вечерних анимация в отелях с этими вечными «прыг-скок» и «выпьем на брудершафт! » Нет, ничего подобного уже не будет! Сбудется мечта о своём мелком, но верном бизнесе и тогда...

Тишина насторожила.

Антон оглянулся и увидел, что Динары уже нет, а дверь – плотно прикрыта и щель под ней заложена тряпкой.

- Вот напрасно! – обиделся Антон. – Не так уж этот запах и плох, привыкнуть только надо! В нём есть своя прелесть, Динарочка, уверяю тебя.

Запечатав прочно зловонное своё сокровище, Антон передвинул рубильник на стене, включая мощную вытяжку и, толкнув дверь, выглянул в контору.

Динара, по прежнему зажав нос, сидела, забившись в угол (отчего из-за высокой стойки от входа её не было видно).

- Динарочка, - пропел Антон, - ты бы поднялась, людям показалась. За компьютером бы посидела для солидности. А то зайдёт кто-нибудь, увидит, что нет никого - и айда к конкурентам экскурсии заказывать. А конкуренты, сволочи, плодятся неустанно, день и ночь. Раньше-то в Нараке, считай, кроме нас и не было никого... Из русскоязычных, я имею в виду. А теперь на одной нашей улице уже пара офисов открылось за последние три месяца. Турист из России пошёл... Нет, выйди! Покажись, я прошу!

Динара отчаянно замотала головой и показала Антона кукиш.

- Грубо, - заметил Антон.

- Меаа-вец! - в голос, протяжно замычала Динара. - Всё-ё поо-вонял своим дуи-ианом, а тепе-егь исевае-ешься? Вкючи ытяшку!

- Включил вытяжку! - отчитался Антон. - Работает на полную мощь! Слышишь?

И он пошире открыл дверь, чтобы Динара смогла услышать тяжёлый, басовитый гул мощного вентилятора.

- Специально ведь такой вентилятор купил! Тебе на радость...

- И переоденься немедленно! - крикнула Динара, освобождая от захвата нос и вскакивая со стула. - И дверь закрой! И...

- Понял, - ответил Антон и скрылся в кладовке.

Динара, достав из тонкий пачки гламурный , подошла к входу, приоткрыла дверь и закурила, выдыхая ароматизированный дым то в сторону улицы, то, как бы ненароком, в сторону офиса.

«Пусть лучше табаком пахнет, чем этим... королём фруктов! » подумал Динара.

Это была ещё и маленькая женская месть. Антон запах табака, пусть даже и гламурного, совершенно не выносил, потому обречён был теперь на страдания и стенания.

«Так тебе и надо! »

Клиент сегодня что-то не шёл, день был на коммерческий улов не щедрый, а из всех развлечений на сей час наличествовало только знакомство с дурнопахнущей тропической брагой (если, конечно, это вообще можно было назвать развлечением, хотя некоторое разнообразие в скучную конторскую жизнь сия процедура, безусловно, вносила).

Сидеть за компьютером и в очередной раз пересчитывать показатели экономической эффективности малого их и под несчастливой судьбой рождённого предприятия не хотелось. Отчасти из-за охватившей её лени (вечной спутницы вольных и невольных жителей Нараки). Отчасти и, пожалуй, главным образом от того, что никакой экономической эффективности в малом сём предприятии никак не просматривалось.

Это было ясно и без детального анализа и математически выверенных расчётов.

Уже одно то, что Антон всерьёз занялся дуриановым проектом именно после того, как ознакомился ненароком с состоянием кассы и банковского счёта - говорило о многом.

И это он ещё не видел счета за электричество! За которое, кстати, уже изрядно задолжали.

«Отключат скоро и кондиционер, и свет, и технику» мрачно думала Динара, не слишком внимательно рассматривая бредущую по узкому тротуару толпу. «И вытяжку твою, Тоша, отключат... Сколько же, интересно, она у нас киловатт съела? Рупий на триста, не меньше! Вот тогда тебе придётся кастрюльку свою или вон уносить, и где-нибудь в диком лесу, в хижине, продолжать смелые эксперименты... Благо, что лесные жители, говорят, дуриан обожают и за обе щёки уписывают, и запах их не смущает. Либо вообще с авантюрой этой завязывать».

Динара вздохнула печально и резким щелчком сбросила пепел в урну у входа.

«С этой авантюрой завяжем, с экскурсиями завяжем, с Кольчужкиным этим тоже, похоже, завяжем. И что дальше? К конкурентам наниматься? Так Антон не согласится... Он же – анарха»

Она улыбнулась.

«Наивный, прямо жалко его! Так жалко, что иногда сама удивляюсь - и почему это мы до сих пор всего лишь деловые партнёры, а не любовники? »

Покачала головой.

И ответила сама себе:

«Нет, Динара, нет. Не тот это вариант. Сама же понимаешь, что это всё временно: и работа с ним, и экскурсии и прочее всё. Временное барахтанье на поверхности житейского моря. Пакрин и в джунглях не пропадёт, ты же понимаешь... В крайнем случае, в этим <людям мира> пойдёт, в общину. Там, вроде, пара немцев имеется, голландцы, французы, американцев с десяток. Вот и Антон туда, для комплекта. Разобьёт делянку в лесу, будет дурман-траву выращивать. Но эта полудикая жизнь - для тебя? Альтернативщик эти, анархисты - для тебя? С ними тусоваться хорошо, кайфовать... Но жить? Нет, подруга, не для того ты в экскурсионный бизнес пошла, не для того от мужа, сумасшедшего художника, сбежала, чтобы одно безумие на другое променять. А для того гидом пошла работать... »

Она выждала секунду, словно хотела яснее сформулировать ответ... Хотя – куда уж яснее сама себе всё объяснила. Давным-давно нашла ответ, простой и понятный.

«Чтобы надёжного мужика найти. Пусть даже скучного, нормального до зевоты и простого как вождь мирового пролетариата... Вот только не такого сурового! »

Динара улыбнулась - на этот раз торжествующе.

«И найду! Вот разгар сезона - непременно найду! Главное, чтобы один на отдых приехал, без жены или подруги. А то кровавого боя с конкуренткой мне не выдержать, ослабла я в здешнем климате. Но в постели ещё - ой как могу! И последить за мужиком могу. Вон Тоша до меня - по месяцу в одной и той же футболке ходил. Пока она в кирасу не превращалась. А теперь... »

Лёгкий на помине Антон (в новой, кстати, футболке) неспешным шагом вышел из зловонной лаборатории и, завидев дымящую прямо на пороге офиса Динару, демонстративно начал брезгливо морщиться, фыркать, словно кот, почуявший в молочной миске нашатырь, и корчить такие страшные рожи, что даже бесстрашные воины полинезийских племён, коли довелось бы им увидеть в этот момент Пакрина, подивились бы его искусству устрашать врагов и злых духов.

- Дина! Динуся! Мадам Чаринская!

- Ах, помолчите, Пакрин, - томным голосом ответила Динара и бросила лишь до половины докуренную сигарету в урну.

Отряхнула с ладоней невидимый прах и видимый пепел, и спросила ангельски-тонким голосом:

- Чай, теперь-то твоя душенька довольна?

- Коли это реплика старика из «Золотой рыбки», так я теперь ругаться должен, как вредная старуха, - ответил Антон. - Но не буду. Я тут в окно выглянул и...

Выйдя на улицу, Антон показал на остановившегося возле конторы невысокого, коренастого мужчину с коротко стрижеными, серо-седыми волосами и высоким, переходящим в залысины лбом.

Мужчина стоял посреди тротуара, перегораживая дорогу толпе, и толпа послушно обтекала его, словно ручеёк - камень.

Мужчина явно шёл к ним, в гости, но почему-то остановился в двух шагах от входа, и словно бы ждал чего-то, словно бы ждал, что хозяева заметят его, выйдут и пригласят.

Сами пригласят в свой дом.

Впрочем, именно так оно и вышло.

- Смотри, кто к нам пришёл!

Антон кинулся навстречу мужчине.

- Сколько лет, и сколько... опять-таки лет, потому что зим здесь не бывает! Львович, друг любезный! Заглянул-таки!

Антон схватил мужчину за руку и энергично её затряс.

Динара смотрела на гостя удивлённо.

- Искандеров, классик мой дорогой, а как ты тут оказался? И как я тебя не заметила? Я же курила здесь, рядом с тобой. И смотрела...

Она поклясться могла, что смотрела и в ту сторону, где он стоял. Но решительно его не замечала!

- Бывает, - смущённо улыбаясь, ответил Искандеров. - Вот и мне удаётся быть незаметным...

И он, похлопав Антона по плечу, повторил:

- Бывает...

- Так это... В офис заходи, что ли, - со некоторым смущением в голосе пригласил Антон. - Не на улице же...

- И то верно! - согласился Искандеров. - Затем и шёл... Поговорить. Время на меня найдётся?

Динара посмотрела выразительно на своего делового партнёра и воскликнула беззаботно:

- Да сколько угодно! У нас его...

- Немного, но найдётся, - поспешил перебить её Антон. - Мы как раз собирались сделать небольшой перерыв на сиесту, а потом уборку в офисе.

- А потом собирались закрыться на час раньше! - с вызовом заявила Динара.

Пакрин на секунду снова состроил устрашающую гримасу (стараясь, чтобы это было незаметно для Искандерова).

А Динара в ответ лишь мило, но отчасти и злорадно, улыбнулась.

Они зашли в офис и присели у столика, сплошь засыпанного глянцевыми проспектами и рекламными листовками центральной экскурсионной конторы Нараки (контактные данные которой Антон аккуратно закрывал стикером с номером своего мобильного телефона).

Разговор поначалу не клеился.

То есть, как-то он шёл, но очень уж вяло.

Партнёры хоть и были обрадованы визитом писателя, но, тем не менее, вели себя немного настороженно и скованно, не понимая, видимо, причин, побудивших Искандерова заглянуть к ним после долгого отсутствия (признаться, дружбы особой у них не было, разве только посещали пару раз пляжные дискотеки и один раз вместе сходили на кислотный сейшн, устроенный в руинах заброшенной крепости «людьми мира»... где, собственно, и познакомились ближе... Динара, кажется, даже слишком близко, но подробностей встречи и знакомства её расширенное в ходе сейшена сознание не удержало).

Было то давно, месяца полтора назад, и с тех пор писатель визитом их не удостаивал.

Да и они, зная прекрасно о месте его проживания, так же с визитами не спешили.

Не из деликатности, нет. В свободной Нараке в дружбе можно было быть и неделикатным, и это никого не обижало. Можно было даже навязывать своё общество, и это воспринималось, как правило, вполне терпимо.

Просто было обоюдное желание жить своей жизнью.

И вот теперь...

- Так как оно? - оглядывая контору, спросил Искандеров. - Смотрю, на плаву пока держитесь...

Антон помрачнел.

- Воистину - пока, - поповским басом пробубнил он. - Без чуда божия не выкрутимся.

- Да ладно тебе, Тоша! - воскликнула Динара и рассмеялась лёгким, беззаботным смехом.

Антон попытался было грозно сдвинуть брови, но, глядя на подругу, заулыбался.

- В общем, планов, конечно, масса, - запинаясь, забормотал он.

- Нашёл, на кого надеться! - продолжала веселиться Динара. - Если уж на него надеяться, так уж точно надежды нет!

Антон вздохнул и развёл руками.

- Конечно, на сезон надеюсь...

- Много туристов прибывает? - утончил Искандеров. - Говорят, скоро чартеры из Москвы каждый день начнут летать...

- А чем тебе Бог-то не нравится? - спросил он неожиданно Динару.

Та, отсмеявшись, вытерла выступившие на глазах слёзы.

И ответила:

- Ну ладно, классик, не привязывайся к словам. Всё мне нравится... Вот только думаю, что из Нараки нас и он не вытащит.

Антон сердито надул пухлые губы, отчего стал похож на обиженного взрослыми юношу-переростка, которого по возрасту в угол уже не ставят, однако по старой памяти отчитывают ещё по школьному, бесцеремонно тыча носом в исчерканную красным фломастером тетрадь с ошибками.

- А чем тебе в Нараке плохо?! - возвысил он голос. - Мадам Чаринская, это что же это? Рай нам не нравится? Беззаботная жизнь нам не нравится? Москва, между прочим, в десяти часах лёта отсюда, а денег на билет мы уж как-нибудь...

Динара замахала руками.

- Тоша, вот только Москвой меня не пугай! А то я заикаться начну! В этот грязный и холодный город я уж точно не вернусь. И в Питер не вернусь. И вообще, в Россию...

Она вскинула руку со сжатым кулаком.

- Но пасаран! В смысле - никогда! Лучше уж я здесь, на тёплом песочке помру, под пальмой. В приличное место мне, Тоша, не выбраться. Вот только выйти на берег, и мечтать. Ах, пляжи Майами! Ах, огни Сиднея!

И фыркнула, изображая звук финансового краха.

Минуты на полторы воцарилось тягостное молчание.

На второй минуте какой-то прохожий (судя по жёлто-зелёной безразмерной рубашке-«гавайке» и выпученным по-рачьи безумным глазам - турист из новоприбывших) заглянул с улицы в контору, промычал что-то невнятно и исчез настолько поспешно, что даже натренировавшая себя на мгновенную реакцию Динара не успела его остановить.

Мгновенный визит этот вывел партнёров из оцепенения.

Динара украдкой, под столом толкнула Антона коленом.

Антон хлопнул себя по лбу.

- Вот голова садовая! Мы тут препирательства устроили, а гость у нас трезвый сидит.

- Антон на прошлой неделе самогон из «драконова сердца» выгнал, - похвасталась Динара.

- Теперь вот до дуриана добрался. Скоро из опунции будет ликёр гнать!

- Ага! - подтвердил Антон, вытаскивая из встроенного в стену шкафчика бутылочку, до горлышка наполненную тягучей коричневой жидкостью. - Самогон можно выгнать из любой органики. В общине «людей мира» мужик один живёт, Кнут его имя...

Не прерывая речи, Антон выставил на стол пластиковые стаканчики.

- ... Химик бывший, в каком-то крупном европейском концерне работал. В скандинавской какой-то стране. Всё у него, естественно, благополучно было, налажено до полной гладкости и благоденствия. Жизнь по процедуре! Красота! На работу, с работы, по субботам – в бар. Воскресенье – спортзал. Страховка, кредитки, домик с тихом пригороде... А потом надоело ему каждый день на работу ездить, он сюда подался. Карму никчёмной жизни искупать. Да, бывает... Так образование и здесь ему пригодилось! Он теоретически обосновал возможность изготовления спиртосодержащей жидкости...

С хлюпом и тяжёлым бульканьем экстракт «драконьего сердца» полился в стаканы.

- ... из любого органического вещества, где есть хотя бы минимальный процент сахара. Хотя если учесть, что сахар можно добавит куда угодно, то неизбежно мы приходим к выводу...

Динара подмигнула Искандерову. Тот понимающе кивнул в ответ.

- ... что сырьём для самогонного производства может быть всё, что угодно.

- Опоздал ты с выводом, - заметил Искандеров, подозрительно разглядывая похожую на густой сироп жидкость, пахнущую сивухой и, одновременно, провинциальной аптекой. - И Кнут твой с выводами опоздал. Впрочем, ему простительно, он же европеец, хоть и великий теоретик самогоноварения. А на Руси вывод об универсальности технологий переработки органики в самогон сделали, полагаю, веке в семнадцатом. В крайнем случае, в восемнадцатом. Методом проб и трагических ошибок. И с тех пор неустанно доказывали правильность этого вывода эмпирически...

Он поднял пластиковый стаканчик.

- Ну, друзья, за ваше процветание!

- За невозможное! - подхватила тост Динара.

Выпили они одновременно (на вкус оказалось - сладкое, с лёгкой горчинкой, и отчётливо ощущаемым градусом).

Вот только глотали по очереди.

Первым, отчаянно, сделал это Искандеров. Вторым, задумчиво и как бы смакуя ( на самом деле безуспешно пытаясь разобрать вкус добавленных в настой химических ароматизаторов), проглотил драконий самогон Антон.

Динара свой маленький глоток сделала, не пряча брезгливого выражения лица.

И заявила, скривив губу:

- Фу!

- Ферментация в разгаре, - задумчиво произнёс Антон. - Вот когда готово будет следующее моё произведение...

- Ребята! - встрепенулся Искандеров. - Вы же собирались на час раньше закрыться?

Антон посмотрел на висевшие над входом часы.

- Так ведь четырёх ещё нет,.. - неуверенно ответил он.

И снова получил толчок коленом от Динары.

- А закройтесь-ка на два часа раньше! - предложил Искандеров. - Закрывайте контору - и все вместе уходим в загул.

- С чего это? - удивился Антон.

- Хочу в загул! - подхватила предложение Динара и захлопала в ладоши. - Хочу! Хочу! Хочу!

Искандеров наморщил лоб.

- Есть повод, Антон. Сегодня - есть! Понимаешь, я...

Он улыбнулся смущённо.

- Встретил одну женщину...

Динара прекратила хлопать и посмотрела на него с интересом и некоторым удивлением.

«Надо же, таким анахоретом жил, прямо монах в пустыне... »

- Признаться, ничего толком о ней не знаю. И она, конечно же, ничего не знает обо мне. Но дело не в этом... Нет, не в этом! Это ведь не просто общение, не обмен словами, мыслями... И не просто чувства...

Искандеров в волнении смял пластиковый стакан.

- Вот беда, трудно описать! Чужие чувства легко, свои - трудно...

- Говори, говори, я пойму, - подбодрила его Динара.

- Нечего тут говорить, - ответил Искандеров. - Просто с ней - стало легко. Знаете, люди, как хорошо, когда сердце успокаивается? Понимаешь, что ошибок, по большому счёту, не было... То есть, неисправимых - не было. Что всё хорошо складывается, всё само собой устраивается к лучшему. Тебя там...

Он махнул в сторон улицы.

- ... Или простили, или вот-вот простят. И ты всех простил. Как всё было запутано и безвыходно, а вот прикоснулся к любви... Или тому, что кажется любовью... И всё здорово.

Он потянулся, словно после тяжёлой работы.

- Всё здорово, друзья!

Антон пожал плечами и нахмурился.

- Что-то не понял я ничего, Михаил. Нет, правда...

- И не надо ничего понимать, - сказал Искандеров. - Просто я понял сегодня... Да, вот шёл по улице и понял, что мне скоро в путь. Очень скоро! Сегодня Нарака проводит меня...

Искандеров встал и протянул руку Динаре.

- Последний вечер проведите, пожалуйста, со мной. Динарочка, приглашаю вас!

И склонился в поклоне.

- Ой, жалко как! - плаксивым голосом произнесла Динара.

И тут же, в ответ протягивая руку, воскликнула:

- Тогда уж точно - гулять! Я иду кутить с классиком!

Искандеров помог Динаре встать, и под руку повёл её к выходу.

У порога, обернувшись, сказал Антону:

- Закрывай офис, самогонщик! Найдёшь нас в баре «Пьяный мангуст», что на набережной. Примем там немного для начала. А потом - по ресторанам, по ресторанам!

Алексей на удивление хорошо, и сон его был лёгок. Вот только лёгкость испарилась куда-то вместе с пробуждением.

Едва пискнул мобильный, вставленный на семь тридцать утра, Алексей открыл глаза и...

«Противно... »

Заломило выспался голову будто с похмелья. Стало грустно, очень грустно. Так что чуть не зарыдал спросонья.

Так обидно было осознавать, что - не сон вчерашнее, не сон.

Был вчерашний день, чёрт его дери и никуда не деться от него. Паршивой, заходящейся в истеричной лае собачонкой будет бежать сзади и хватать за пятки.

«Был, был, был... Помни, помни! »

И особенно неприятно было осознавать то, что боль эта быть может лишь немного будет притуплена временем, но - не излечена.

Никогда!

Время не лечит. Время не лекарь. Лечит только...

Лёгкий шорох.

Алексей поднял голову и посмотрел с удивлением по сторонам, выискивая источник шума.

Пожилая служанка из местных, обойдя диван, тихонько метёлочкой убирала пыль с ковра, стараясь при этом не беспокоить хозяина.

Писк мобильного нисколько её не смутил и она продолжала свою работу, будучи уверенной, видимо, что хозяин от такого тихого звука не проснётся.

Она вообще была убеждена в том, что белые люди довольно ленивы (да и кто в Нараке видел этих белых пришельцев переносящими грузы, подметающими улицы или делающими ещё что-то, что можно было бы назвать трудом?), потому и просыпаются не раньше полудня.

А потом полночи не могут заснуть, бродят по улицам города, шумят, галдят, свистят, слушают свою резкую и грубую, будто на сковородках сыгранную музыку и мешают скромным труженикам спать!

Странные люди... А вот новый хозяин хороший, тихий.

Спит себе да спит.

Правда, хороший хозяин оказался ещё и нетипичным белым.

Он поднял голову, встретился взглядом со служанкой и сделал какой-то непонятный жест, помахав ладонью перед лицом.

Женщина на всякий случай слегка склонила голову в поклоне и удивлённо захлопала глазами.

- Уйди! - нелюбезно прошипел Алексей. - Я встать хочу!

Женщина повторила жест Алексея и виновато улыбнулась.

Алексей решительно встал, обернувшись покрывалом, словно римской тогой, и сенаторским жестом показал на дверь.

Вот этот жест был женщине понятен. Такое ей прежний хозяин, англичанин, показывал, когда пыталась она вымести какой-то забавный белый шарик из его кабинета, который сам хозяин всё время пытался выкинуть гнутой стальной палкой, совершенно не предназначенной для уборки.

Ещё пару раз поклонившись для порядку, служанка, пятясь, вышла из гостиной.

«Вот и ладно» подумал Алексей.

Начался день, начались заботы. Теперь боль немного утихнет.

Ночной сон и дневные заботы - вот обезболивающие. Правда, с временным эффектом.

Но лучше с ними, чем без них и наедине с самим собой.

И с этою мыслью пошёл Алексей умываться...

Пострадавшего в ресторанной заварушке Антона пришлось вести к врачу. Благо, что всего в квартале от ресторана была маленькая частная клиника, где эмигрант из Китая, жизнерадостный толстяк Чжоу за скромную плату пользовал больных, с разной степенью успеха сочетая почёрпнутые им из справочников европейские методы с традиционно китайскими, почёрпнутыми им неизвестно откуда.

По Нараке ходили слухи, что на родине Чжоу не поднялся выше санитара в деревенской лечебнице, и приехал в здешние места именно из желания получить частную практику, благо что в отдалённой области Денпасавара соответствующую лицензию можно было просто купить, не тратя времени на подтверждение квалификации.

Вывихи и переломы, впрочем, доктор Чжоу лечил неплохо, равно как и пищевые отравления, а так же раны от игл морских ежей.

Тут уж на помощь ему приходила богатая практика: туристы (как правило, оформлявшие минимальную страховку и потому в случае форс-мажора не обращавшиеся в более респектабельные и дорогостоящие лечебные заведения Нараки) шли к нему потоком.

Плюсом было и то, что Чжоу из экономии жил в пристройке рядом с лечебницей, и потому доступен был для больных в любое время (в ночное, впрочем, брал сверх счёта сто рупий за беспокойство... но в городской-то больнице брали все триста при обращениях после десяти часов вечера!)

Разбуженный стуком  в дверь Чжоу вышел к посетителям, улыбаясь как ни в чём ни бывало (будто он именно этого визита и ждал и очень им обрадован), потихоньку завёл стонущего Антона в лечебницу, попросив остальных (то есть Динару и Искандерова) подождать снаружи.

<Аутсайд!> сказал Чжоу строго и даже на мгновение перестал улыбаться.

Посетители на врача не обиделись: уж им-то, постоянным жителям Нараки, хорошо было известно, что лечебница доктора мала размерами и четверым взрослым людям (тем более, если один из них толстоват, а другой - коренаст и широкоплеч) одновременно в ней никак не разместиться.

Минут пятнадцать Михаил и Динара терпеливо ждали на улице.

Динара курила и украдкой поглядывала на серебристые часики, покручивая браслет на руке.

- Я не высплюсь, - не выдержав, со вздохом призналась она. - Поздно уже. А мне завтра полдевятого утра офис открывать.

И жалобным голосом добавила:

- Я же одна теперь. Антон неделю проболеет, не меньше.

- Не жди, Динарочка, иди, - ответил на просьбу Михаил. - Я тут постою, подежурю немного. Если потребуется, доведу самогонщика нашего до дома. Тут, по моему, недалеко...

- Ага, ага! - радостно подтвердила Динара. - Через улицу перейти и налево, а там ещё метров сто...

И она пошла было быстрым шагом по переулку. Но вскоре остановилась в нерешительности и, повернувшись к Искандерову, подрагивающим голосом произнесла:

- Страшно... Миша, проводишь?

- Нельзя же раненного бросить, - ответил Искандеров. - Подожди тогда...

Динара вздохнула и вернулась обратно.

- Садись...

И Искандеров показал на засыпанную буро-жёлтой листвой низенькую и хлипкую скамейку у входа.

Динара брезгливо поморщилась.

- Извини, без пиджака, - сказал Михаил. - Отсутствует по причине тропического климата. Был бы, тогда постелил.

Динара развернулась на месте, будто в танце.

- Искандеров! Джентльменство ныне не в моде!

- Это норма, - ответил Михаил. - Просто норма... Хот и она не в моде.

Из-за двери донёсся протяжный стон.

- Тошу пытают! - мечтательно протянула Динара. - Изощрёнными китайскими пытками...

- Неужели это радует? - удивился Михаил.

Динара пожала плечами.

- Нет, нет...

- Но тяжело с ним? - уточнил Искандеров.

- Тяжело, - призналась Динара. - Он же как ребёнок. А ему не мама. Не жена и не любовница. Но вот приходится иногда ухаживать, не бросишь же...

Она вздохнула.

- Ведь придётся... Когда-нибудь придётся. Не всю жизнь на него тратить...

- А я вот требовал когда-то такого! - с неожиданным озлоблением выкрикнул Искандеров.

Осёкся и посмотрел на Динару виновато.

- Прости... Это не к тебе... Это не относится....

Дверь тихонько отворилась.

Чжоу выглянул в щель, быстро заморгав мышиными глазками.

- Лист оф медисин! - торжественно провозгласил он и замахал бумажкой.

- Чего? - удивилась Динара. - Лист... Чего?

- Список лекарств, - пояснил Искандеров.

И, подойдя к доктору, взял у него бумажку. Поднёс ближе к глазам и, повернув к висевшему над входом фонарю, попытался разобрать загадочные каракули лекаря.

- Демито... Лизи... Ничего не понимаю!

- В аптека поймут! - неожиданно перейдя на русский, решительно заявил Чжоу. - Гоу туда нау, бай аз пер лист, ком бэк! Я лечить, ту дейз, файв хандрид рупии!

- Это по божески! - согласился Искандеров.

И, обратившись к Динаре, сказал:

- Подожди здесь. Я быстро. Тут рядом, у площади, аптека. Туда и обратно...

- Иди уж, - ответила Динара.

Из лечебницы донёсся протяжный антонов стон.

Алексей до офиса добрался очень быстро (Викрама вызывать не стал, поскольку был зол на него, воспользовался такси).

Водитель старенького жёлто-коричневого «Амбассадора» лихо промчал по сонным улицам Нараки, виртуозно объезжая безмятежно спящих посреди дороги коров, срезал путь по узенькой улочке где-то в старой части города, и ещё после двух поворотов остановился возле офиса.

- Молодец! - восхищённо произнёс Алексей, посмотрев на часы. - В двенадцать минут уложился. А Викрам бы, небось, часа да ехал бы. Опять через деревню...

И скривил губы.

Протянув водителю деньги, добавил, перейдя на английский:

- Good driver! Want new job?

Водитель, принимая деньги, благодарно закивал в ответ. И произнёс что-то... Явно не на английском.

- Your phone number?

И Алексей поднёс кулак к уху.

- Гив ми...

Водитель отчаянно затряс головой и постучал пальцем по циферблату наручных часов.

- Ладно, езжай...

Алексей махнул рукой и вышел из машины. И посмотрел вслед медленно отъезжающему «Амбассадору».

Небольшой офис представлял из себя комнату на десять квадратных метров с компьютерным столом, положенной всякому уважающему себя офису оргтехникой, кулером (весьма полезным в здешнем климате), для которого Викрам примерно раз в три дня, кряхтя от тяжкой ноши и периодически ругаясь на родном языке, носил <кристально чистую воду «Синдху» в больших девятнадцатилитровых пластиковых бутылях, а так же чайным столиком, скромным стулом для водителя (на котором в свободное время сидел, попивая цветочный чай и напевая тихонько деревенские песенки, Викрам) и большим, «директорским», креслом, которое, вообще-то, предназначалось именно директору, то есть Алексею, но ввиду отсутствия оного в офисе (а этот утренний визит Алексея в контору был первым) кресло занимал Вениамин, как полномочный представитель высшего руководства компании.

До девяти Алексей сидел в офисе один.

Благо, что охранник на входе заранее получил от дирекции образец подписи и фотографию нового арендатора, а так же инструкцию: беспрепятственно пускать оного в офис в любое время дня и ночи, при необходимости - сопровождать лично и до двери комнаты.

Алексей щедро платил за офис (по меркам Нараки - очень щедро!), потому всегда был желанным гостем.

Потому ожидал Вениамина именно в офисе, а не в коридоре или на улице.

Припозднившийся, по мнению начальника, Вениамин появился ровно в девять. Сначала из коридора послышался беззаботный свист.

Вениамин старательно выводил джазовую мелодию (похоже, что-то из Армстронга), при этом отчаянно фальшивя.

Потом повернулась дверная ручка и дверь медленно приоткрылась.

Показалась голова Вениамина.

- Доброе утро! - плавно и нараспев произнёс помощник. - А мне охранник сказал...

- Ты уж весь входи, - довольно грубо ответил ему Алексей.

Помощник, предчувствуя головомойку, заранее сгорбился, опустил голову и состроил грустное лицо.

- Если я прошу прибыть в офис в девять утра, - завёл грозную речь Алексей, - именно в девять утра и по важному, очень важному вопросу, то что это означает?

Вопрос был риторический. Понимая это, Вениамин лишь вздохнул в ответ.

- Это означает, что надо именно девять и быть? Как будто ничего не происходит?! Будто обсуждать планируется рядовой, рутинный вопрос, а не...

«Похождения твоей супруги! » мысленно закончил фразу Вениамин, и тут же испуганно прикрыл рот, даже движением губ боясь выдать крамольную мысль.

Алексей осёкся и посмотрел на него потускневшим взглядом.

Потом произнёс нерешительно:

- Вопрос...

Взяв себя в руки, продолжил:

- Во-первых, с водителем надо решить.

- Викрамом? - обрадовано переспросил Вениамин, сообразив, что головомойка закончилась, та толком и не начавшись. - Так он внизу, в машине. Вы ему не позвонили, во я с ним и подъехал. А чего...

- Пусть немедленно едет и сдаёт машину в ремонт! - отчеканил Алексей. - А потом пишет заявление... Или что тут принято писать?

- Я с юристом посоветуюсь, - растеряно пробормотал Вениамин.

Потом переспросил едва ли не шёпотом:

- Увольняем?

- И сегодня же! - повысил голос Алексей. - Ты где его нашёл?

- Тут недалеко офис по найму, - неуверенным голосом ответил Вениамин. - Там все местные арендаторы водителей набирают, клерков... Вот американцы из соседнего офиса там же водителя нашли...

И опять зашептал:

- А что... Провинился? Это он вмятину посадил на машину? Я видел утром, спросил у него. А он отговорился. Дескать, не повезло...

- Это нам с ним не повезло! - заявил Алексей. - Едва не разбил машину, завёз в какую-то деревню, плутал по дороге. Из-за него я не улетел! Так что увольняй, и немедленно. И без выходного пособия!

Алексей зашипел, изображая мстительный смех.

- Покраска машины за его счёт!

Вениамин смущённо откашлялся.

- Но не принято так здесь, - осторожно заметил он. - Не принято так: в один день, без пособия. Надо бы несколько дней дать, поблагодарить, заплатить хоть немного, подарок сделать. Здесь нравы патриархальные, обидится человек. А здесь все друг друга знают. Разболтает ведь, местных против себя восстановим...

- Подарок! - возмутился Алексей.

Вскочил с кресла и, сжав кулаки, прошёлся по кабинету.

- Ему ещё подарок?

- Он единственный из водителей, - проникновенным голосом произнёс Вениамин, - кто готов был выезжать за пределы Нараки. Здесь вообще водителей мало, а уж тех, кто готов за пределы пригорода выехать - вообще один.

Алескей остановился и посмотрел на помощника расширившимися от удивления глазами.

- Как это - один? Да ерунда! Вот меня водитель подвозил...

Прикрыл на секунду глаза и произнёс на память:

- Три-восемь-один-девять! Буквы не запомнил. Марка – «Амбассадор». Меня сегодня утром в офис подвозил. Водитель - чудо! Шумахер! Вот его проверь...

- В городе здесь все молодцы, - мягко возразил помощник. - А за город, да ещё в Бангор - только Викрам согласится.

Алексей устало опустился в кресло и хлопнул ладонью по подлокотнику.

- Чёрт знает что! Достала меня эта местная специфика...

Молчание растянулось на несколько минут.

Вениамин, решившись, присел на краешек «водительского» стула и напомнил:

- Ещё один вопрос хотели обсудить...

Алексей в задумчивости почесал кончик носа. Придвинул ближе калькулятор и защёлкал клавишами.

Отставил в сторону.

- Помню...

Вениамин слегка наклонился вперёд и с заговорщицким видом прошептал:

- Писаря этого можно и выслать отсюда куда подальше. Полиция тут покладистая, вопрос лишь в сумме...

Алексей страдальчески поморщился, растягивая уголки рта. И, не совладав с собой, ударил кулаком по столу.

И еле успел поймать подпрыгнувший монитор.

«Не угадал! » с досадой отметил Вениамин.

- Хватит! - закричал Алексей. - Хватит из меня какого-то монстра делать! То Фёдор мне на психику давит с якобы зависшими деньгами, то налоговая травит, то подчинённые слухи распускают, будто я новогодние бонусы из жадности не выплачивал! Сплетничают у меня за спиной, и думают, будто я не знаю ничего! Слепой и глухой!

Алексей встал, налил в пластиковый стаканчик ледяной воды из кулера и залпом опрокинул.

- Я...

Захрипел, закашлялся.

Справившись с приступом раздирающего горло кашля, продолжил:

- Я законопослушный бизнесмен. Не бандит с Черкизовского, Веня. Ты знаешь, я от подобной публики весьма далёк. Ни обсценной лексикой, ни воровским арго не пользуюсь. А уж методами их...

Он подошёл к смущённо потупившемуся помощнику и, наклонившись, крикнул в самое ухо.

- Тем более пользоваться не буду! Уж тебе это очень хорошо должно быть известно!

«Известно, известно... ангел мой руководящий... » подумал Вениамин и беспокойно почесал ухо.

- А что же делать? – с притворным беспокойством спросил он, дождавшись паузы. - Нельзя так это дело оставить...

«И вот сейчас он скажет, что это не моё дело» решил Вениамин. «И пусть тогда сам со всем этим разбирается. Наше дело - предупредить. Так ведь? »

Но совершенно неожиданно Алексей с его доводами согласился.

- Нельзя, - тихо сказал он.

И снова вернулся за стол.

- Нельзя, нельзя, нельзя... Это ведь опасно...

- Регистрационные документы у вас в сейфе хранятся, на вилле, - очень кстати напомнил Вениамин. - Оригиналы, между прочим...

Алексея вздрогнул, скосил глаза и взгляд его стал по-заячьи испуганным..

- Точно, - лихорадочно зашептал он и беспокойно задвигал клавиатуру по столу. - Это ведь в точку... Она ведь в моё отсутствие...

«Нет, я ей верю, конечно... Или уже - не конечно? Когда меня не будет дома... Она же может!... Ты веришь в это? И до чего ты вообще дошёл! До чего?! До чего?! Жена - приложение к сейфу? Ах, молодец! Молодец! Не за чистоту супружеского ложа переживаешь, а за безопасность своего драгоценного сейфа! Молодец! »

И Алексей, успокаивая себя, зашептал еле слышно:

«Я хороший, хороший, хороший! Это во имя семьи, это во имя дома, во имя... »

И голос, наглый и резкий, похожий на воронье карканье, заглушил этот шёпот криком:

«Дурак! Дурак! Дурр-рак! Стой, дрянь! Стой! »

И будто сквозь нарастающий гул и серую пелену перед глазами долетали до него слова Вениамина:

- Можно помочь... В Нараке человечек мой пару дней за супругой вашей последит. Вы не волнуйтесь, очень деликатно и издали. И не весь день, конечно... Два-три часа, пока по городу ходит... Если подозрительных никого - он сразу и отстанет. И вам же спокойней будет...

- Пара дней, - граммофонным голосом повторил за помощником Алексей.

И добавил:

- Не больше...

Вениамин кивнул и - снова забубнил монотонно.

- ... В Москве свой человек имеется... Зовут Тимур... Бывший милиционер. Уволили недавно из органов. Увлёкся на допросе, парнишку одного неудачно приложил... У парнишки знакомые оказались с выходом на начальство милицейское, и Тимура попросили на выход... Сейчас  в ЧОПе работает, профессионал...

- Зачем? - простонал Алексей. – К чему мне этот профессионал? Да ещё и с таким послужным списком? Я же сказал, что вся эта публика...

- Он же милиционер! - возразил Вениамин. – Хоть и бывший... Но бывших в этот системе не бывает, связи-то остались. Человек системы, а не бандит какой-нибудь! Алексей Валерьевич, я бы не посмел предлагать вам воспользоваться услугами, извиняюсь за выражение, маргинала несистемного!

- Всё равно, - ответил Алексей.

И надул на мгновение щёки, пытаясь избавиться от гуда в ушах.

«Заложило... закладывает! »

- Не вижу разницы... Системные бандиты, несистемные... От всех от них надо подальше держаться. Подальше от всей этот грязи! Жить в тропиках и быть свободным... А у меня что-то не получается. У всех получается, а у меня - нет. Только очищаться начал, успокаиваться – и пожалуйста... Вот ты меня опять к этим оркам и гоблинам тянешь!

Сглотнул слюну. И услышал тихое щёлканье, будто в ушах лопались пузырьки.

- Он поможет, - настаивал Вениамин. – Всё разузнает и доложит, быстро и чётко. Вы с ним общаться не будете, всё общение я беру на себя. Вам - только результаты...

- Результаты? - недоверчиво переспросил Алексей.

- Он наведёт справки об этом писателе, - пояснил Вениамин. - Адрес, связи, на кого работает...

- Явки и пароли? - с иронией переспросил шеф.

Вениамин закивал в ответ.

- Оно самое! Надо же знать, что за тип к вашему дому подбирается. Крутится возле вас...

«И вашей жены» мысленно добавил Вениамин.

- Может, он... И в самом деле на кого-то работает?

«Глупость, конечно» подумал Алексей. «Какой же дурак писателю такое важное дело доверит! »

Но, на миг представив писателя этого возле своей жены,..

«Негодяй! За богатыми дамочками ухаживаешь? Может, тебя действительно наняли – как штатного альфонса? Ну, покрутишься у меня, как уж на сковородке! Мерзкий, скользкий уж на раскалённой сковородке! Извиваться будешь! »

- Тимур в течение суток всю информацию соберёт, - уговаривал Вениамин. - Принимает за труды он наличными, переводами не любит, но этот вопрос я решу... Из кассы через посредника... И завтра, завтра же у вас на столе будет подробный отчёт! Под микроскопом его изучите!

«Как бактерию болезнетворную! » со злорадством подумал Алексей. «Как распоследнего, ничтожнейшего микроба! »

И улыбнулся. Улыбка неожиданно для него самого вышла уж очень широкой и хищной, похожей на быстрый, угрожающий оскал.

«Яблочко! Угадал! » понял Вениамин и нетерпеливо заёрзал на опасно закачавшемся стуле.

- Так я?..

- Давай! - распорядился шеф. - Давай! Прямо сейчас! Звони этому... своему... И чтобы завтра! Завтра же!

И тут же, безо всякого перехода, добавил:

- Иди... Из дома ему позвонишь. О корпоративной карте, я разрешаю... У меня много дел, я сегодня здесь... посижу.

Вениамин вскочил поспешно и замер в ожидании последнего указания, которое, как был уверен, непременно последует.

И оно последовало.

- И на связи... Телефон не отключай! Может, понадобишься срочно...

Искандеров и впрямь управился быстро.

Правда, лекарств оказалось так много, что унести их в немногочисленных и неглубоких карманах не было никакой возможности, потому пришлось купить на уличном развале крепкую, прочно сшитую, простроченную суровой ниткой сумку из джинсовой ткани.

В неё он и сложил лекарства.

Чжоу запустил гонца в лечебницу, строго предупредив:

- Ван минута!

Антон с перевязанной ногой лежал на хирургическом столе и тоскливым взглядом смотрел на бегающую по потолку ящерицу. В мутно-красном свете <дежурной> лапы ящерица казалась больше размеров, а лапы её виделись какими-то невероятно раздувшимися и искривлёнными.

Потому напоминала она невесть как забредшую к Чжоу сказочную саламандру.

- Угораздило меня, Львович, - поплакался Антон. - А Динара где? Бросила, небось?

- Не надо о людях плохо думать, - сердито ответил Искандеров, высыпая лекарства на столик с инструментами.

- Genghao-o!- радостно воскликнул Чжоу.

- То-то! - довольно произнёс Искандеров.

Антон, облокотившись на локоть, смотрел с любопытством на гору лекарств.

- Похоже, Миша, - подал он, наконец, голос, - наш доктор свои запасы здорово увеличил.

- Пусть, - ответил Искандеров. - Чего деньги хранить? Пустим на благотворительность!

Удивлённая ящерица замерла на мгновение, а потом бешено заколотила хвостом, осыпая побелку с потолка.

- Святым решил стать? - ехидным тоном спросил Пакрин.

- Да поздно уже, - ответил Искандеров. - Просто надоело деньги в карманах носить. Ношу их, ношу, а толку - никакого.

Он протянул руку Антону.

- Ладно, выздоравливай! Пойду Динару провожать.

- Шанго-о! - приветствовал рукопожатие доктор. - Френдшип!

- Ах, да!

Искандеров протянул доктору смятые бумажки.

- Тейк пятьсот рупий и лечи зер гут! Ферштейн?

- Моя гуд! - подтвердил доктор, пряча деньги в карман халата.

- Купи кепку, будешь нимб на голове прикрывать! - посоветовал Антон.

Хмыкнул сердито и отвернулся к стене.  

Синей ночью, около бессонной полуночи, Ирина зашла в гостиную.

Алексей, до прихода жены непрестанно ворочавшийся на казавшемся ему узком диване, замер, едва заслышав тихие её шаги.

И засопел, стараясь делать это как можно ровней и размеренней.

Ирина, запахнув халат, села в кресло у окна.

В тишине, нарушаемой лишь притворным сопением, прошло почти пять минут.

Наконец...

- Лёша!

Алексей заворочался беспокойно, а потом сразу же затих.

- Лёша, не притворяйся, - сказала ему Ирина.

И пересела в другое кресло, что стояло ближе к дивану.

- Я поначалу тебя будить не хотела. Пришла посмотреть, как ты спишь.

- Беспокойно ли ворочаюсь? - прохрипел в ответ муж.

И откашлялся.

- Как видишь, вообще не сплю.

- И притворяться не умеешь, - добавила супруга. - Ты вторую ночь вот так... Словно бесприютный. Принести воды? Или сока?

Алексей привстал, посмотрел на жену недобро (хотя и видел в темноте лишь её профиль), и, не набравшись смелости, вместо заготовленной уже резкой фразы - лишь по-медвежьи проворчал в ответ.

- Ты как зверь лесной... Лёша, что с тобой творится?

«Дрянь лицемерная! » подумал Алексей.

С гневом, но уже – без прежней энергии.

«Сил нет... »

Сел, хлопнувшись спиной о спинку дивана, и резко потянул покрывало на себя.

- Тебе лучше знать!

Реакция жены удивила его. Нет, не то, чтобы ожидал он от неё встревоженных расспросов или немедленных оправданий. Но полагал, что такая фраза, да ещё и резким (и неожиданно очистившимся от хрипа) голосом произнесённая непременно вызовет смятение в её душе, и это отразится (не знал он - как и каким образом, но уверен был, что непременно отразится) на поведении её и будет, будет реакция!..

Но - нет. Лишь молчание в ответ. Тишина.

Он выждал минуту.

- Ничего не хочешь мне сказать? Рассказать что-нибудь интересное?

Алексей очень хотел придать своему голосу жёсткость. Жестяную, громыхающую! Так, по его мнению, должен был бы разговаривать с неверной, лживой, лицемерной женой обманутый муж.

Именно так: сурово, требовательно, грозно и отчасти - с высокомерной издёвкой, вызванной уязвлённым самолюбием честного человека, обманутого тем... то есть, той... которая...

«Тьфу! »  прервал Алексей течение своих мыслей, расходившихся уже гневным, бурлящим потоком. «Пошло всё... Глупо-то как! Трагедия... а всё - глупо. Трагедии не в моде сейчас, мюзиклы популярны. А сейчас - дрянь на душе. Какие тут мюзиклы... И где эти транквилизаторы? В шкаф, вроде, положил... Или на столике, около кровати? »

- Не хочу, - ответила Ирина.

- Нам что, не о чем поговорить? - спросил Алексей.

И в голосе его, неожиданно даже для него самого, зазвучала мольба.

- Совсем не о чем? Даже здесь и сейчас?

- Здесь и сейчас, - ответила Ирина. - Не о чем... Плохо, Лёша. Нам дано уже не о чем поговорить. Полюбила когда-то простого, милого, доброго, интеллигентного человека, и с ним говорить можно было о чём угодно и до бесконечности. Он не надоедал, он был интересен, он...

- Был голодранец, - добавил Алексей. - Я ещё помню, что ты деньги на студенческие обеды экономила, откладывала. На что же?

Он наморщил лоб.

- Мебельный гарнитур, - подсказала Ирина.

- Именно, - подтвердил Алексей. - Хотелось хорошую мебель в дом... Впрочем, для начала хотелось иметь сам дом, а не съёмную квартиру. Потом уж мебель. А ещё компьютер, мультиплеер, телевизор. И ещё - читать хорошие книги, смотреть фильмы с качественным разрешением...

- Отдыхать в экзотических местах, - подхватила Ирина.

Алексей встал. Наклонившись над столиком, перекладывал коробки с лекарствами.

- О, здесь... Здесь они!

Кинул пару таблеток в рот и запил показавшимся ему горьким апельсиновым сиропом.

- Я! - выдохнул он.

Капли слюны вылетели изо рта.

- Я ведь всё сделал! Всё, что нужно! Покой, достаток! Никакая грязь из офиса не лезла в наш дом...

Ирина с жалостью смотрела на него.

- Лёша, не стой так! От кондиционера холод идёт!

- Или я ошибся где-то? - не отставал от жены с расспросами Алексей. - Может, сильно изменился с возрастом? Не в лучшую сторону? Огрубел, оброс кабаньей щетиной? Ты скажи, не стесняйся! Я ведь вполне адекватен, разумен, терпелив и снисходителен к чужим слабостям...

Он всхлипнул.

- Даже этого водителя, Викрама этого... До сих пор уволить не могу! Помощник мне доказывает, что - не надо, и я соглашаюсь. Киваю в ответ и соглашаюсь. Не надо! Конечно, не надо! Это же жестоко, бесчеловечно, а я в последнее время стал таким добрым, таким жалостливым! Только и жду, пока за меня, доброго, кто-нибудь другой всё решит и весь грех на себя примет. Пользуйся моментом, пока доброта меня душит и сводит с ума. Пока я глуп и бессилен... Может, ты мне что-то хочешь доказать? Давай, начинай! Доказывай! Я всё приму, всё пойму. Докажи мне, что я лишь притворяюсь любящим мужем. Что в постели от меня мало что осталось, а приключения в такой ситуации лишь укрепляют брак...

Ирина поднялась из кресла - стремительно, резко.

- Прекрати! - крикнула она.

Хлопнули крыльями полу халата.

- Не смей! Всё это бездушно! Глупо и бездушно! Маска, притворство одно... Вот сейчас, сейчас ты притворяешься! Стараешься выглядеть добродетельным... Но всё искусственно, всё - игра. Не для меня даже, для себя. Это даже не слабость, Лёша! Это истерика! И не надо...

- Иди спать, - сказал Алексей.

Сказал спокойно. Ровно. Почти - равнодушно.

«Сил уже нет тебя ненавидеть»

- Иди... Не нужны ссоры.

- Грязь из офиса ты с собой приносил! - не унималась Ирина.

- Уходи, - попросил Алексей. - Уходи, прошу тебя. Не получается ничего с исповедями, беседами по душам... Я такой был, теперь - сякой. А ты, конечно, всегда бела и непорочна. От меня, солнце, мало что осталось. Резервы израсходованы. Отдохнуть нужно... Завтра с новой силой начнём друг друга ненавидеть.

Он усмехнулся.

- Тогда и поговорим. Хорошо, откровенно поговорим!

Он подошёл к окну. Отбросил жалюзи и присел на подоконник.

Не обращая уже никакого внимания на жену, не слушая её, и не поворачивая в её сторону головы сидел он в каменной неподвижности и смотрел на освещённый луною сад, на серебристые верхушки пальм, на прорисованные тушью контуры апельсиновых, лимонных и манговых деревьев.

А минут через десять, когда супруга уже ушла, вытянул руку вверх - и попросил у неба немного дождя.

Почему-то захотелось ему, чтобы пошёл дождь.

Наверное, показалось, что легче так будет. С дождём.

А потом выключил кондиционер. И решил, что спать будет с открытым окном.

«Если, конечно, буду спать, а не ворочаться как обычно»

Он прилёг на диван. И скоро потянуло его в сон.

Минут через десять разбудила его неровная, нервная, отрывисто-барабанная дробь тяжёлых капель по подоконнику.

Он открыл глаза и под водопадный грохот тропического ливня стал напевать, всё громче и громче напевать странную, безумную, но очень весёлую песенку, которую сочинял на ходу, по наитию выводя мелодию и наобум подбирая слова.

Получилось что-то детское, задорное...

Глупое. Глупое.

Свет включился посреди ночи.

Как будто - сам собой. Или и впрямь - сам собой?

Кто его мог бы включить? Никто.

Искандеров в комнате был один.

И комната осветилась бледно-голубым сиянием.

Свет ворвался в сон, в тёмный сон, в сон без сновидений, в сон-подвал, в сон-погреб, в сон-яму ворвался бледно-голубой свет.

Задрожали.

Разлепились склеенные веки. С трудом.

Искандеров застонал.

«Что творится? Да что за гнусность-то такая! »

Спросонья показалось ему, будто в комнату кто-то вошёл. Зажёг лампу и бродит, шаркая подошвами и тяжело вздыхая, от стола к окну. Будто ищет чего-то...

- Что потерял здесь?! - крикнул Искандеров и закутался плотнее, белым коконом, в пододеяльник.

«Вон! Вон отсюда! »

Неясный гул, невнятное бубнение. И вдруг - отрывистое, собачье рычание.

И вслед на насильственным и странным этим пробуждением пришла острая, невыносимая головная боль.

Михаил открыл глаза.

Ещё минуту лежал без движения, боясь лишним движением усилить боль, топорным обухом разбивающую череп.

Мучительность головная терзала его, обессиливала, обезмысливала, тянула силы, вынимала их вон - и к горлу тугим гуттаперчевым шаром стала подступать тошнота.

Невозможно было лежать больше, невозможно.

Искандеров вскочил и, зажмурившись, медленно побрёл по комнате. Сослепу наткнулся на стул, ушиб ногу.

Зашипел, ругнувшись. Добрался до стола. На ощупь нашёл лампу. Нажал на выключатель. Ещё и ещё раз.

Но проклятая лампа продолжала светить.

Искандеров, подтянув стул, присел и, ошалело хлопая совино-круглыми глазами, осмотрелся по сторонам.

Никого в комнате не было. Никого, кроме него. Раздувшаяся парусом под ночным ветром занавеска хлопала по оконной раме. Скрипел и изредка тихо щёлкал покоробившийся от сырости пол.

Тянул по ногам сквозняк.

И от чёртовой негаснущей лампы тянуло жаром.

- Как же надоело!.. Прилипчивая, глупая, бесполезная сказка! Я и от тебя уйду! Уйду...

Искандеров о стонов вырвал из держателя витую трубку-лампу и бросил в мусорную корзину.

- Туда тебе...

Подул на пальцы.

- ... и дорога!

Сидел на стуле, наслаждаясь темнотой. Ветерок вовремя подул в окно - и остудил накачанную жаром голову.

Боль стала отступать, и Михаил задремал было прямо в кресле.

А потом показалось ему, будто кто-то потряс его за плечо. Он вскочил и ошалело закрутил головой, но опять никого не увидел, потому что никого рядом с ним, да и вообще в комнате - не было.

И подумал Михаил, что слишком часто ему видится несуществующее и кажется несуществующее... Или, может, существующее, да исчезающее слишком быстро? И ощущения -фантомы замучили его.

А значит всё это только то, что...

Под вечер мелкий снег закружил над Москвой.

Колкой пылью вертелся, ледяною взвесью застывал на мгновение в воздухе - и летел и вниз, и в стороны, и даже, в холодных воздушных потоках, иногда поднимался ненадолго вверх, будто стремясь вернуться в покинутое им лилово-чёрное ночное небо, и, до неба не добравшись, опять., срываясь, летел к вылизанной метелями серой московской земле.

Под ветром и снегом в поздний час к больнице шла женщина.

Выбравшись из толпы у метро, шла она быстрой походкой знакомой дорогой к больнице.

У главного входа она остановилась, постояла недолго под ярко освещённым зеленовато-белыми галогеновыми лампами козырьком, спрятал лицо в пушистый шарф.

Потом сошла по ступенькам вниз и, обогнув здание, подошла к служебному входу рядом с приёмным отделением.

Сняла рукавицы. Подышав на пальцы, нажала на кнопку вызова домофона.

Из динамика послышалось шипение. Потом раздался треск и грохот, и, наконец, вырвавшийся из шумной какофонии женский голос произнёс что-то резко и неразборчиво.

- Я это, - негромко сказала женщина. - Это Светлана...

И добавила умоляюще:

- Ну, простите, что поздно. Пустите, пожалуйста! Я вам бельё помогу поменять...

Вспышка. Женщина поспешно отошла от двери и оглянулась испуганно.

Ещё одна вспышка.

Рослый мужик в кожаной куртке спрятал за пазуху фотоаппарат, быстро застегнул молнию и, склонившись в шутовской поклоне, крикнул:

- Спасибо, Светлана Александровна! И в профиль, и в фас получились! Очень даже натурально вышли на снимках! И да свиданьица, как говорится...

Мужик, с неожиданной ловкость, быстрым чёртиком отпрыгнул в сторону и исчез в темноте.

«Что это? » удивлённо подумала женщина.

- Клоун, - произнесла она вслух. - Злой клоун...

Она услышала, как лязгнул замок и со скрипом отворилась дверь.

И, забыв о странном незнакомце...

- Я к вам... Правда, хотела раньше!

Сделала шаг.

И замерла.

Отчего-то поняла сразу, что пришла в её жизнь ещё одна беда.

Санитарка теребила рукава шубы, наброшенной поверх халата, и смотрела виновато на посетительницу.

-  Светлана Александровна, там нам... В общем, из реанимации звонили. Мужу вашему сегодня хуже стало... Совсем ему плохо... Что-то случилось у них!

Женщина отступила на шаг.

«Неужели... »

- К нему посторонних не пускали? К нему же кто угодно может...

Голос её сорвался, сломался.

Санитарка покашляла в сжатый кулак.

- Я не знаю. Наше дело маленькое...

И потянула дверь на себя.

Но закрыть не смогла: женщина отчаянно вцепилась в край двери.

И закричала:

- Пустите! Пустите, пожалуйста! Я прошу вас! Ради Бога...

Подошвы туфель заскользили по льду.

Санитарка, чувствуя, что не удержит дверь, зашептала успокаивающе:

- Не надо вам, не надо. Врач запретил, строго!

И, вытянув свободную руку, нащупала и нажала кнопку вызова медперсонала.

Осмелев, крикнула:

- Тебе дежурный врач объяснит! Уйди, кому говорю!

Женщина отпустила сразу же захлопнувшуюся дверь.

Постояла немного на крыльце. И стала снова звонить. И говорить что-то, невнятно, захлёбываясь словами и слезами - говорить...

Но из онемевшего домофонного динамика не раздавался уже даже треск.

- Значит, ушла? - спросила Динара.

Отчаянные скутеристы в красных шлемах пролетели мимо них по забитой кое-как припаркованными грузовичками и заваленной мусором улице, подняв за собой метельный столб бумажных обрывков и мятых кусков картона.

Динара инстинктивно втянула голову в плечи.

- Ну и носятся тут по ночам! Днём-то спокойней...

Искандеров посмотрел вслед гонщикам и ответил:

- Ушла, похоже... Странно и неожиданно всё закончилось. Хотя, честно говоря, и началось тоже неожиданно и странно. Пара дней - это много?

- А зачем ты мне всё это рассказываешь? - вопросом на вопрос ответила Динара. – И спрашиваешь зачем? Много или мало... Откуда мне знать? Я тут столько курортных романов перевидала, приключений на эту самую пару дней! Да и сама...

Она улыбнулась грустно.

И добавила:

- Но ведь это не тот случай. По глазам вижу, Искандеров, что не тот.

Искандеров откатил прочь с дороги вылезший из переулка заброшенный хозяином столик-тележку, любимый инвентарь бродячих торговцев.

- Сам не знаю, зачем рассказываю. Не спрашивай, Динара. Наверное, хочется кому-то рассказать. Бывает такая... Исповедь от одиночества.

- Книжку бы написал, - посоветовала Динара.

Искандеров покачал головой.

- Это слишком личное... Да и поздно уже сочинение начинать. Времени нет.

«Поздно? » удивилась Динара. «С чего бы это ему поздно? Почему это - времени нет? »

- Хочется просто гулять под звёздами, - продолжал Михаил. - Видишь, какие они крупные? И висят прямо над головой. Может, на пляж пойдём?

Он оживился и, забежав на два шага вперёд, сделал несколько танцевальных па, неловко вскидывая ноги и изображая нечто, похожее на канкан.

- Мы же хотели гулять до утра!

- Устала я, Миша, - ответила Динара. - Что-то утомили меня приключения. Да и тебе ни к чему...

- Несолидно и не по возрасту! - пробубнил Искандеров, передразнивая кого-то.

Поднял с земли камешек и запустил в мусорный бак.

- Здорово гремит, кстати!

Он вскинул руки над головой.

- Надоело быть разумным существом! Ну тошнит уже, Динарочка, от собственной разумности! Много ли пользы от неё?

- От глупостей ещё меньше, - ответила Динара.

- Только не здесь, не в Нараке! - возразил Искандеров. - Здесь как раз глупость-то и полезна. Она освобождает от последней иллюзии. Иллюзии самости! Нет разума - нет меня, нет меня - нет...

Он осёкся и остановился в изумлении.

- Что это с тобой? - спросила Динара. - Играть надоело? Или думаешь, как на пляж заманить? Искандеров, я и в самом деле устала!

Михаил показал на заброшенную, густо покрытую спреевым граффити жёлтую будку экспресс-фото.

«Узнаю, рисунок тот же» прошептал он.

- Динара, а ты что, где-то рядом живёшь? - спросил он спутницу.

- Пришли уже почти, - ответила Динара. - До конца улицы, классик, а там налево повернуть и - рядом домик. Я там квартиру снимаю на третьем этаже, под самой крышей. В дождь капли стучат по черепице, баюкают...

Она взяла Искандерова под локоть.

- Вот на чай я тебя приглашу. О творческих планах расскажешь...

Искандеров повернул голову и она, поймав его взгляд, была поражена странным, каким-то лунатически-отрешённым выражением его глаз.

- Да, да,.. - пробормотал Искандеров и освободил руку. - Именно... о планах. Так мы...

Рот его скривился в судороге.

- Мы, оказывается, рядом с тобой... Маленький, маленький город!

Быстрым шагом он подошёл к будке. Динара провожала его тревожным взглядом.

«Что это с ним? Безумие на классика накатило... Писатели - хуже малых детей! Сейчас непременно какую-нибудь глупость сделает! »

Она оглянулась по сторонам. Улица была пустынна и только изредка, несомые ветром, перелетали от угла до угла вчерашние газеты.

«И на помощь не позовёшь, если с ним припадок начнётся... И я хороша, попросила проводить... Они же психи, эти креативные личности! Один имиджмейкер знакомый таблетки с кодеином горстями глотал, а потом за гоблинами со шваброй гонялся. И этот туда же! »

У будки Искандеров остановился. Медленно и осторожно отдёрнул длинную, почти до самой земли достающую занавеску.

И, замерев, смотрел в пустоту.

Динара, набравшись смелости, подошла к нему и осторожно тронула за плечо.

- Что? - тихо спросил Искандеров.

- Миша, я не знаю, что ты тут хотел увидеть, - сказала Динара, - но здесь явно ничего нет. Внутри...

Она показала на засыпанный окурками и обёртками от лекарственных препаратов пол будки.

- ... ничего нет! Ничего, Миша!

Она потянула его.

- Пойдём, прошу тебя.

«Мы с тобой... С ней? » внезапно догадалась Динара. «С этой... его любовью? Здесь? Здесь... В таком ужасном месте? »

Искандеров вытянул вперёд руку.

- Пустота... конечно... Разве может ожить будка на заброшенной улице?

Внезапная вспышка ослепила их. Михаил вздрогнул, а спутница его, вскрикнув, отшатнулась, ладонью закрыв глаза.

- Миша, что это? Она разве работает?

Искандеров как заворожённый смотрел на синие остывающие огоньки ламп.

Из глубины будки послышалось знакомое уже ему тихое жужжание.

- Сейчас,.. - прошептал он.

- Что - сейчас?! - сердитым голосом спросила пришедшая в себя Динара. - Искандеров, я сейчас уйду и тебя брошу! Учти это! Мне надоело...

Жужжание стало громче, на секунду превратилось в глухой гул - и внезапно стихло.

В лоток выпала поблёскивающая свежим глянцем фотография, необычно большого для уличной будки формата.

- Ой! - удивилась Динара. - А как это?

Искандеров кончиками пальцев взял фотографию, для чего-то подул на неё. Быстро глянул...

«Она? » спросила сама себя Динара.

Попытался сунуть в карман. Потом одумался и положил в сумку.

- Напиться до канавы! - с ожесточением сказал Искандеров.

- Доведи меня сначала до дома, - попросила Динара. - Недалеко уже...

О приглашении на чай она напоминать не стала.

У меня срочно сообщение! Вы сами меня поблагодарите...

- Беленький, Тимур Муратович...

Тимур секунду колебался, давать ли свою визитку врачу (исполненная на мелованной бумаге, украшенная хищным гербом и ламинированная, внушала она уважение всем официальным и неофициальным лицам, располагая их к сотрудничеству и продуктивному общению).

Потом решил, что дело весьма деликатное и потому... Нет, не нужно! Не нужно оставлять следы!

Мало ли что...

Заказчик в случае чего за кордоном отсидится (он уже там отсиживается и очевидно побаивается лично в Москву приехать, потому через помощника Тимура и использует), а ему, исполнителю, на месте отвечать придётся.

На том самом месте, где он наследил.

Так что следить не нужно.

Тем более, что к сотрудничеству располагают не только визитки.

Врач отдвинул ноутбук с некоторой барственной ленцой и неохотой протянул для рукопожатия белую, будто из теста вылепленную ладонь.

- Жовтовский Вячеслав Станиславович, главный врач, - представился он, проговаривая слова подчёркнуто сухо и небрежно.

Ладонь его была мягкой. Тимур осторожно сдавил её пальцами, словно боялся, что в жётской хватке расползётся она липкой массой.

- Мне говорили о вас. Кажется, звонил ваш друг из прокуратуры, просил встретиться, пообщаться...

Доктор поморщился.

- Честно говоря, я занят. В иной ситуации я бы не смог выкроить для вас и пары минут, однако теперь, когда в связи с некоторыми проблемами...

«Вызванными махинациями с лекарствами» мысленно вставил фразу Тимур.

И улыбнулся доктору ободряюще.

«Валяй, не стесняйся! Рассказывай, какой ты хороший и каких трудов тебе стоит пойти мне навстречу и кое-что рассказать»

Жовтовский поджал губы.

Глянул подозрительно на гостя.

И продолжил:

- В ситуации, когда мы заинтересованы в благожелательном отношении прокуратуры к нашим проблемам, возрастает наше внимание к просьбам, поступающим от этой уважаемой организации. Даже если просьба эта носит, так сказать, неофициальный характер.

- Ценю, доктор, - коротко ответил Тимур.

- Вы, как я понимаю, из частной структуры? – уточнил Жовтовский.

- Охранное предприятие, - подтвердил Тимур. – Охраняем хороших людей от плохих людей. И ещё справки наводим...

Он откашлялся.

- Иногда... Если попросят.

- Но связи со своими бывшими коллегами вы, как я понимаю, сохранили? – продолжал допытываться доктор.

Тимур решил, что настало время для некоторой грубости (строго, впрочем, дозированной). Он знал, что именно такая, неожиданная и дозированная, грубость лучше всего ломает сопротивление напыщенных фраеров с их наигранной крутизной и непомерным самомнением.

- В баню вместе ходим, - откровенно пояснил Тимур. – По пятницам. Иногда и по субботам. По субботам – с девками. Водку вместе пьём. На охоту ходим... Ещё вопросы будут?

Доктор опять поморщился. На этот раз – явно брезгливо.

«Потерпишь! » подумал Тимур. «Я же тебя терплю! »

- Будут, - сказал доктор. – Прежде, чем вы начнёте свои вопросы задавать... Удостоверение у вас есть? Или паспорт? Права?

- Зачем? – уточнил Тимур.

- Копию сниму, - признался доктор. – На память.

«Чего захотел! » возмутился Тимур. «Не в твоём положении условия ставить! Впрочем... Попробуем мирно вопрос решить, без давления. Благо, что клиент щедро платит».

- Нужна ли эта бюрократия? – спросил Тимур. – На память... Зачем? Мне нужно получить кое-какие сведения об одном человеке. Просто задать пару вопросов, получить ответы – и уйти. Частный разговор, немного откровенности...

- К откровенности как раз такой разговор не располагает, - заметил доктор.

- А рекомендательные письма за подписью президента Франклина располагают? – уточнил Тимур.

«Провокатор! » решил доктор. «Жулик и провокатор! »

- Вы письма на столе оставите, - кривя рот, ответил Жовтовский, - а ваши бывшие коллеги минут через пять в кабинет ворвутся. Письма с пометками, наверное? Или спреем побрызгали?

Тимур рассмелся. Настолько искренним был этот смех, что доктор, побагровев, сжал кулаки.

- Ой, страхи людские...

Тимур вытер выступившие на глазах слёзы.

- Доктор, клянусь!

- Я бы попросил вас вести себя прилично! – и голос доктора сорвался на визг. – Прилично!

Кто-то охнул за дверью и, судя по дробному звуку шагов, побежал прочь от кабинета.

- Доктор, - постарался успокоить разошедшегося врача Тимур, - поверьте мне, что в такой хитрой операции нет необходимости. На вас без того столько всего висит, что ловить вас на живца, да ещё и с рекомендацией прокуратуры – дело совершенно ненужное. Глупое дело! К чему такие сложности, Вячеслав Станиславович? Или, может, привет от Франклина вам на дом принести? Мне не сложно, я же частное лицо, действую по частному поручению. Вы сами меня в кабинет пригласили, но если служебная обстановка вас смущает... Можно и вне стен больницы встретиться.

- Занят я! – отрезал доктор.

С минуту думал, нашёптывая себе под нос что-то неразборчивое.

- Хорошо, здесь поговорим. Кто интересует?

- Искандеров, Михаил Львович, - с готовностью отозвался Тимур. – Ваш пациент?

Доктор кивнул в ответ.

- Наш.

И, быстро написав что-то на листке, показал Тимуру.

- Это за вопросы. За полную справку.

«Пятьсот? » удивился Тимур. «Недорого... А фанфаронства-то сколько! Как будто дорогое дело обсуждаем! Дешёвка ты, док, как я думал! »

- Хорошо, - подтвердил Тимур. – Принимается.

Доктор тут же порвал листок.

- Расскажите о нём, - попросил Тимур. – Когда поступил, с каким диагнозом. Если вспомните, то скажите, кто его привёз. Навещают ли родственники. Пойдёт ли на поправку...

Доктор замахал руками.

- Что вы! Никуда он уже не пойдёт, кроме как... На выход, в морг! Когда отмучается...

«Вот как? »

И Тимур украдкой пощупал спрятанный за пазухой фотоаппарат.

- Что же это с ним? – с притворным беспокойтсвом спросил Тимур.

И бросил на стол конверт.

Жовтовский, стрельнув глазами, сунул в конверт пальцы. Пересчитал ощупью. Потом, приоткрыв, заглянул внутрь.

Спрятал конверт в стол и произнёс шёпотом:

- Здесь же двойной тариф...

- Клиент у меня щедрый, - пояснил Тимур. – Очень щедрый. Кроме того, помимо информации мне ещё кое-что потребуется. Но об этом позже... Рассказывайте о вашем пациенте.

- Хорошо, Тимур Муратович, - сказал доктор.

И слегка наклонил голову.

- Так что же с ним приключилось?

- Отравление жизнью, - и доктор глупо хихикнул.

Тимур сдвинул брови.

- Посерьёзней, доктор. Это очень важные сведения!

- А посерьёзней...

Доктор встал. Подошёл к двери. Проверяя, потянул дверную ручку на себя. Убедившись, что дверь плотно прикрыта, вернулся за стол.

- Летов... Не помню точно... В общем, почти полгода прошло. Искандеров поступил к нам в состоянии комы после неудавшейся попытки самоубийства. Что-то у него там в личной жизни...

Доктор пожал плечами.

- В общем, этих подробностей я не знаю. А то, что нам удалось установить, обследовав пациента, отражено в его карте. Повышенно содержание алкоголя, приём барбитуратов и отравление углекислым газом. Острая интоксикация... В общем, похоже, что Искандеров ушёл в запой, потом принял порцию таблеток. А потом натянул на голову мешок для мусора и перемотал горло скотчем. Чтобы предотвратить, так сказать, доступ воздуха. Вот такое вот самоудушение... В таком виде его и застала супруга. Да, пришла домой – и нашла мужа с пакетом на голове. Вызвала скорую... У него рвота от отравления, да и углекислым газом надышался... Она сорвала пакет, да поздно. Рвотные массы попали в дыхательное горло. Она, кажется, пыталась его откачать...

Жовтовский поёжился.

- Лучше бы не пыталась! Давно бы отмучился... В общем, от быстрой смерти спасла. Но увы... Кислородное голодание привело к гибели клеток головного мозга. Всё время после поступления в больницу Искандеров находится в состоянии комы. Фактически, он – труп. Труп, в котором искусственно поддерживается жизнь. Мозг мёртв, только тело...

- Полгода! – воскликнул Тимур.

И подпрыгнул на стуле.

- Доктор, я вас правильно понял? Полгода он находится в состоянии комы? Не приходя в сознание?

Доктор махнул рукой.

- Да куда ему приходить? Вместилище этого самого сознания разрушено... Хотя супруга его не желает смириться с очевидными фактами. Она продолжат считать его...

Жовтовский замялся на секунду.

- ... Как бы живым. Он всё это время лежит в палате реанимации. А она всё время навещает его, даже помогает за ним ухаживать. Говорят, даже разговаривает с ним тихо, шёпотом... Когда думает, что никто не слышит. Мы уж не препятствуем ей, пускаем. Она уж вроде как... почти своя! Да и Искандеров у нас – местная достопримечательность.

Жовтовский улыбнулся.

- Если так можно выразиться. Но как иначе сказать? Такой известный писатель... был когда-то. И так сложилась судьба! Ужасно это... Ужасно!

- А вы, стало быть, знаете, что он книжки писал? – спросил Тимур.

- А как же! – с гордостью ответил доктор. – Почитываем современную литературу, почитываем! У меня до сих пор на книжной полке...

- Доктор, - прервал его Тимур, - любопытные вы вещи говорите. Писатель, которого зовут Михаил Львович Искандеров, полгода как лежит у вас. В коме. Не приходя в сознание. А вот мой клиент, между прочим, утверждает, что некий писатель, которого зовут Михаил Львович Искандеров, в настоящее время проживает за границей, в одном тихом курортном городке. И слишком активно вмешивается в жизнь моего клиента. Вот ведь история какая... Много у нас писателей с таким именем, отчеством и фамилией?

- Не знаю, Тимур Муратович, - растеряно ответил доктор, - не интересовался. Наверное...

Тимур горестно покачал головой.

- Нет у нас единой базы данных по писателям! – пожаловался он. – Недоработка это! Уголовников учитываем, наркоманов в базу вносим, неплательщиков налогов – и тех без внимания не оставляем. А писатели – как бродячие собаки живут. Без учёта и контроля. По пяти базам его пробивал!

Тимур погрозил пальцем бюсту Асклепия, что стоял у доктора на шкафу.

- Только один такой значится. Нет больше Искандеровых с таким именем, отчеством и профессией. Но это же не гарантия! Сколько неучтённых творцов по улицам бегает!

Тимур встал и, подойдя к доктору, заявил решительно:

- Нужна фотография этого вашего пациента. Сами понимаете, без неё клиент информацию всерьёз не воспримет.

- Как же...

Жовтовский опустил голову.

- Это же реанимация, особый режим. Мы и так пошли навстречу, когда позволили его супруге. Кстати, она и сегодня должна придти. И если застанет...

- Пара минут! – отрезал Тимур. – И сейчас же!

- Тимур Муратович...

Тимур похлопал доктора по плечу.

- Франклин вас не забудет.

- Надо же кабинет закрыть, - забормотал Жовтовский. – И позвонить... Предупредить...

Он схватился за телефонную трубку.

После разговора с помощником настроение Алексея значительно улучшилось.

Нет, не то, чтобы стало хорошим... Пожалуй, не было уже таких резких эмоциональных перепадов. А в остальном...

Что-то гадкое внутри шевелилось. Затаившейся змеёй, холодными кольцами – шевелилось.

И чувствовал Алексей, что кольца эти – сжаты. Сжаты туго. И напряжённый холод этот при удобном случае, при первой же слабости душевной покажет силу, развернёт пульсирующие змениные кольца свои, разорвёт изнутри, в клочья разорвёт.

Если не сопротивляться, не ослабить силу его.

Или хотя бы – просто не чувствовать его. На время...

Змея пьёт силу.

И потому обрадовался Алексей предложению от новонайденных им по общегородскому справочнику строительных компаний деловых партнёров посетить сторящийся на берегу моря будущий трёхзвёздочный отель.

Алексей не прочь был вложить часть свободных денег в какой-нибудь местный объект (тем более, что бизнес в России заморожен был, и надолго).

Лететь же в Лондон на встречу с партнёрами после всех происшествий последнего дня Алексей не хотел... Да и в смятении была душа его.

Не хотелось с такой вот сокрушённой печалями душой встречаться...

«С этими жуликами, которые спят и видят как бы вывести из-под меня бизнес! »

... с компаньонами, которые, тем более, настроены по отношению к нему негативно и, конечно же, для первой же встречи приготовили слова грубые и неласковые.

«И без того душа на ниточке! »

Да и супругу оставлять не хотелось... До выяснения отношений.

В общем, по всему выходило, что для активной деятельности оставила ему судьба лишь Нараку.

Между прочим...

«Новый, перспективный, растущий курорт! »

Созвонившись с представителями местной строительной компании и условившись о встрече, выехал он из офиса, оставив на хозяйстве верного Вениамина, наказав ему при том быть с ним всё время на связи, отслеживать звонки, факсы и почту из Москвы и Лондона (где, судя по переписке, героически воевал с партнёрами брошенный боссом в одиночную схватку юрист), а получив что-либо от московского информатора – сообщить немедленно.

Ещё хотел позвонить жене.

Набрал номер... Но не смог. Не решился почему-то.

И сбросил звонок.

- Бонг? Пайп?

Дядюшка Джа склонился в поклоне.

- Нет, не надо, - ответил ему Михаил. – Утро...

Показал пальцем на солнце.

- Утро-то какое хорошее! Ни одного облачка на небе. Сейчас ясность ума нужна, Джа. Давай сегодня поживём без призрачных картинок. Просто будем смотреть на солнце. Пока не ослепнем. А ночью тучи придут. Тогда и глаза не нужны. Правильно говорю?

- Blind! – подтвердил дядюшка Джа. – Живи, Скандера!

Дядюшка Джа бросил ему на столик свежий номер «Bangor Star» и ушёл на кухню, греметь посудой и распевать на дурнейшем английском очищающие карму песни Леннона.

Газету Искандеров перелистал равнодушно и невнимательно. Новости совершенно не интересовали его, хроника голливудских скандалов и разводов - тем паче.

Более ничего в газете не было. Да, колонка местного юмориста...

Впрочем, местный юмор Искандерову был совершенно не понятен. Поэтому колонку эту он как правило пропускал.

Разве только... В этом номере был опубликован фельетон о странных людях, туристах из далёких стран, прибывающих всё в большем и большем количестве в город на южном побережье Денпасавара.

«В иные, более спокойные времена, жители отдалённых от нас северных и западных стран относились с пренебрежением  к нашим просьбам об увеличение инвестиций в Нараку, хотя правительство штата неоднократно пыталось донести до инвесторов мысль о том, что именно этот город с весьма высокой степенью вероятности станет местом их будущего проживания в случае мирового кризиса, который разрушает их мир.

И вот наконец они пришли к нам, наши недальновидные инвесторы, пришли со своими деньгами и своим нетерпением!

И что же видят они? Мир экзотический и весьма для них непривычный, обжитый людьми, совершенно непохожими на них, с иным менталитетом и жизненным опытом, и совершенно неприспособленными к взаимодействию со столь неожиданно нагрянувшими гостями.

Мир с совершенно несформированной, по западным меркам, средой обитания.

Это, конечно, далеко не дикий остров и не затерянный мир с его первозданной красотой и с присущими первобытному миру опасностями, но и комфортным его, увы, никак не назовёшь.

Строительство отелей, супермаркетов и современных автострад требует денег и времени, но ни того, ни другого инвесторы не предоставили нам.

И теперь они требуют предоставить им экзотику в сочетании с комфортом, но мы можем дать им только первое, наличие же второго в большей степени зависит от них самих.

Да, Нарака прекрасна! Она готова надолго приютить вас и подарить вам то, что вы, безусловно, заслуживаете - отдых, расслабление и скромные радости курортной жизни.

Но будьте готовы и вы, наши уважаемые гости, доказать свою любовь к Нараке...

... ваша плата... правительство гарантирует... и губернатор штата... »

Буквы расплылись и превратились в чёрных жучков, быстро побежавших по шуршащей под ветром бумаге.

Искандеров замотал головой, прогоняя неожиданно подступившую дрёму.

«Утро же, какой сон! »

Свернул газету в трубочку.

«И что за ерунду они пишут? И как-то скучно это для фельетона. Неужели над этим можно смеяться? Хотя, похоже, они смеются. Не знаю, над чем. Не могу понять причин их смеха. Но смеются... »

Забежавшая с улицы в поисках съестного макака осторожно подобралась ближе к столу, села едва ли не у ног Искандерова, и, задрав розовую, с красными пятнами, складками печали изборождённую, мордочку, заморгала жалобно карими глазами.

Искандеров наклонил голову и подмигнул попрошайке.

- Здравствуй, подданный Ханумана. Повелитель позволил тебе просить подаяние?

Обезьянка торопливо кивнула в ответ и вытянула лапу.

- Ну, держи тогда...

Искандеров высыпал из вазочки на асфальт горсть солёных орешков, и зверёк быстро заработал лапками, подбирая лакомство.

- А скажи мне, Хануманыч, тебе-то тут хорошо? Мне вот хорошо. Только кажется, что растворяюсь я тут. В воздухе, в дожде, в океане. Пытаюсь кусочки собрать, а здешний край опять меня растворяет, размывает. Так и должно быть, Хануманыч? Как думаешь?

Обезьянка, добрав орехи, оскалила зубы, проверещала коротко и пронзительно ответ свой, разобрать и понять который Искандеров не смог, и убежала прочь, гордо закинув на спину длинный хвост.

- Не понять тебя, обезьяний народ, не понять, - задумчиво произнёс Михаил.

И, поднявшись, пошёл по дорожке - к воротам.

Крикнув на ходу дядюшке Джа:

- Погуляю... До обеда меня не будет. Попроси помощницу, чтобы комнату привела в порядок, убрала. Два дня уже не показывалась. Мне вечером чистота нужна. Обязательно!

Дядюшка Джа, прислушиваясь к стихающему голосу, закивал.

И, погладив бороду, ответил:

- Рум клининг! Тунайт! Будет бест!

И, затянувшись дымом из кальяна, зажмурился сладко.

Связь была плохая.

Железобетон недостроенной громады отеля глушил сигнал.

Алексей слышал в трубке только треск и смятые обрывки слов. Понял только, что звонит помощник.

И голос у того какой-то странный, захлёбывающийся. Словно тонет в словах, не успевает сквозь горло проталкивать их.

- Ва... все... жов... во...

- Подожди! - крикнул Алексей.

Переложил трубку к другому уху и едва не упустил из вспотевшей ладони.

Партнёры из местных озадаченно смотрели на него.

- Я сейчас в другое место перейду. Там приём лучше! Не отключайся.

Перейдя на английский, бросил на ходу:

- Минуту! Подождите, пожалуйста! Срочный разговор...

Смуглые мужики в контрастно-белых касках синхронно закивали в ответ и, быстро собравшись в круг, заговорили громким шёпотом о чём-то своём, наракском и наболевшем, постоянно перебивая друг друга и отчаянно жестикулируя.

Алексей отбежал на край бетонной плиты и, прислонившись к вертикальной опоре, застыл у края. Рядом и под ногами, конечно, была не бездна. Пятый этаж в недостроенном здании.

Но всё же - опасным было то место.

Но именно здесь слышимость была наилучшей.

- Пришло сообщение от информатора, - дождавшись ответа босса, затараторил Вениамин. - Прямо сейчас, только что! Он немедленно связался, сразу же! И знаете, что он выяснил?

- Давай, Веня, без риторических и глупых вопросов, - распорядился начальник. - Конечно, не знаю! Потому и плачу такие деньги, что ни черта не знаю! Приди в себя и докладывай по порядку!

Вениамин зафырчал загнанной лошадью и босс на секунду даже отстранил трубку от уха.

- По порядку! Да уж, по порядку! Я вам скажу, что вы сами поймёте, что по порядку - невозможно! Нет, совершенно невозможно!

И, набрав в лёгкие побольше воздуха, выждал мгновение - и выпалил:

- Искандеров сейчас в Москве! И всегда там был!

Алексей покачнулся, едва не выронив трубку. Невольно глянул вниз, тут же выпрямил голову - и каруселью пошла линия горизонта.

Он отступил на шаг. Свободной рукой схватился за выступающую из бетона арматуру, изогнутую петлёй.

- Не может быть, - пробормотал Алексей. - Это ошибка... или однофамилец. Напутал что-то твой информатор, напутал. Я же сам видел этого... Искандерова. Сам видел, своими глазами. И жена...

Отпустил арматурную петлю.

- Жена его видела. Она как-то говорила... Я только теперь вспомнил... Вернее, не теперь, не прямо сейчас, а утром - вспомнил. Она говорила мне, что видела его раньше, на презентации какой-то. Рассказывала, что тогда хотела подойти... Автограф, кажется, взять... Но тогда не смогла, очередь за автографами, а у неё вечно спешка... Не успела... Но она его видела!

С уверенностью повторил:

- Она его видела! И не могла ошибиться!

- Информатор тоже ошибиться не мог, - возразил Вениамин. - Искандеров всё же человек известный. Сведения собрать о нём не так уж сложно. Искандеров пытался покончить с собой, в тяжёлом состоянии попал в больницу. Последние полгода лежит в палате реанимации. Он полутруп, Алексей Валерьевич! Полгода он под капельницами и на искусственном дыхании. Кормят через зонд, мочу сливают через катетер. Тимур сам, лично был в той больнице, разговаривал с главврачом, посетил больного в палате. Ему даже распечатку сделали записей о ходе лечения. Искандеров полгода в реанимации! Не выходил оттуда и едва ли выйдет! Это абсолютно точно!

- Кто же тогда в Нараке? - растеряно пробормотал Алексей.

И, не сдержавшись, добавил:

- Кто с моей женой?! Что за доппельгангер тут бродит?!

- Искандеров его фамилия, - растеряно пробормотал в ответ Вениамин. - Искандеров, а не это... не доппель...

Вениамин закашлялся.

- Кто-то выдаёт себя за Искандерова? - нащупал ответ Алексей.

И похолодел от внезапной догадки.

- Самозванец! Жулик!

- Точно! - радостно подтвердил Вениамин. - Жулик и самозванец! Недаром у меня сердце не на месте-то было! И я вас предупреждал: следите за сейфом! Ну, и за женой, конечно... Ваша жена никогда не видела Искандерова вблизи и не общалась с ним. Какой-то жулик, пользуясь внешним сходством с писателем и зная, видимо, о любви вашей жены к его... э-э... к его творчеству - воспользовался этим. Втёрся в доверие, закружил голову. Уж мошенникам-то это удаётся лучше, чем кому бы то ни было! А подбирается он наверняка либо к деньгам, либо к документам на собственность! И если он пока не попал на виллу...

- Твой информатор видел Искандерова? - уточнил Алексей. - Настоящего Искандерова?

- А как же! - гордо заявил помощник. - Он же профессионал! Он же знает, что верят фактам, а не словам. Не просто видел, а сфотографировал. И самого Искандерова, и даже его жену, которая при случае сможет подтвердить, что муж её за полгода не покидал...

- Есть фото Искандерова? - переспросил Алексей.

Информацию о жене писателя он пропустил... Или, скорее, просто не воспринял.

- Есть, - отчеканил Вениамин. - По электронной почте Тимур скинул. Качественное фото: вспышка, двенадцать мегапикселей! И Искандеров, и супруга его...

- Я в офис! - крикнул Алексей. - Сида месте, жди меня. Даже на минуту из офиса не выходи!

Он отключил телефон, пробежал мимо изумлённо замолкнувших партнёров и, не сказав ни слова на прощание, нырнул в лестничный пролёт между этажами, мгновенно исчезнув из поля зрения.

Застройщики зацокали языками, прислушиваясь к стихающим звукам дробного галопа.

Он не знал, можно ли назвать эту встречу случайной.

Конечно, не ожидал. Не думал, что вернётся она. Сыта приключением, страстью насыщена - та думал он, и не ждал возвращения.

А ещё...

Он шёл по набережной, по той части её, что расположена была в центральной части города, у бывшего Губернаторского (называемого иногда так же и Колониальным) квартала.

Нынешнее название этой части города, произносимое на местном языке, длинное и с обилием согласных, Искандеров запомнить никак не мог.

Потому в разговорах с местными называл эту часть Нараки просто – «старым городом», что, конечно же, было неправильно, ибо бывший Губернаторский квартал был лишь небольшой частью Старого города (так что приходилось, во избежание путаницы, какие-то ещё ориентиры в разговоре называть).

В общении же с иностранцами, в особенности с англо- и русскоязычными, вполне годно было и старое название. Гости, пожалуй, только им и пользовались при снисходительно-терпеливом отношении местных жителей к подобной бестактности (в послевоенное время, когда охватили весь штат антиколониальные выступления, именно названия вроде «Губернаторский» вызывали особую неприязнь у сторонников независимости штата).

Ему нравилась старая часть города, с её узкими улочками, смыкающимися краями черепичных крыш, резными декоративными козырьками, тротуарами, замощёнными в старые ещё времена разноцветной плиткой (частью расколовшейся уже и выцветшей от тысяч каблуков и босых пяток, от стука и топота, от деревянных колёс, колёс с металлическим ободом и колёс, обутых в резину, от песка и пыли, и, конечно же, от палящего жара и проливных дождей), с её кальянными, а ещё - с заполненными великолепной восточной всячиной лавочками, где запахи пряностей смешивались с ароматами цветочных масел (и где вполне можно было, поторговавшись всего с полчаса, купить старинную бронзовую лампу, невесть каким путём забредшую сюда из Аравии или даже Магриба,   и, купив, потереть её как-нибудь на досуге, пробудив дремлющего в ней лентяя-джинна) , с кофейнями и чайными домиками, с воздухом, напитанным запахами тлеющих древесных углей, жареного мяса и запечённых бананов, с жарой и духотой торговых рядов и тихой прохладой молитвенных залов.

Ему нравилась эта Нарака, сказочная и приземлённая, суетливая и отрешённо-спокойная, многоголосая и многоязычная, многоцветная и разностильная, бесшабашно-весёлая, всемирная и вечная.

Он легко становился частью этой Нараки, и из неё, такой праздничной и феерической, уходить не хотелось.

Но именно поэтому в тот день Искандеров в старый город не пошёл.

Он не хотел чувствовать вкус такой жизни, слишком привлекательной и потому - в особенности ненужной.

Запоздалая сладость жизни раздражала теперь. И к чему она? Разве только - сделать слабым. Отвратить от задуманного. Сделать неприемлемым то, что следовало принять.

Потому не шёл в город. Гулял по набережной, лишь издали поглядывая на городской квартал, где кипела, булькала, варилась, жарилась и под солнцем плавилась отпускающая его жизнь.

И всё же...

И в этот день не оставила она его совсем.

Он не знал, можно ли назвать эту встречу случайной.

Конечно, не ожидал. Не думал, что вернётся она.

Но - вернулась.

- Миша!

Ирина подбежала к нему сзади и положила руки на плечи.

Он повернулся...

Конечно, не случайной была эта встреча. В Нараке всё происходит вовремя. И так, как нужно. Так, как нужно Нараке.

... и обнял её.

Будто готовился к встрече, будто ждал её... Её, Ирину. Или действительно - ждал? Не признаваясь в этом самому себе, даже не спрашивая себя о том - ждал?

И потому - обнял сразу, прижал к себе, жар тела ощущая, жар - безумие, безумие горячее, огонь прижимая, плотнее, так что кровь - вниз.

Огонь!

Её губы - воск помады и сладкий, опьяняющий мёд

Он прижал свои губы к её губам. И почувствовал, как податливо слабнет от страсти её тело.

После поцелуя она сказала:

- Я должна была найти тебя. Я глупости творю... Сама не знаю, почему, но... Должна была...

Он погладил её волосы.

- Не нужно думать, - ответил Михаил. - Сейчас и здесь - не нужно. Если чувствуешь, что должна, значит - так оно и есть. Здесь всё призрачное, только сердце настоящее.

Она отстранилась слегка и посмотрела на него с грустной улыбкой.

- Романтик наивный... И как такой глупый выжил в этом мире?

- Сам не знаю, - ответил Искандеров с искренним удивлением. - Так получилось. Литература приютила ненадолго, повезло. Даже кормила какое-то время. А ты?

Он посмотрел на неё с надеждой.

Той самой, последней. Глаза у которой - дождевые, прозрачно-грустные.

Той самой, которая и сама не знает, что нужно ей, чтобы осуществиться. Которая и сама уже толком не знает, зачем осуществляться ей. Но смотрит всё, смотрит, из прозрачной водности её зов: «будь светлым и ты! »

Не важно, зачем и почему. Просто на свет мой ответь и своим светом.

Минут на несколько хватит нас, а там - будь что будет.

- А ты... действительно... Я нужен тебе?

«Не моя странность привлекает тебя? Не моя непохожесть на других? Не забавная игрушка для тебя? Нет же, нет! »

Она придала голову к его груди.

Прошептала:

- Не знаю, что со мной. Это чем-то нехорошим закончится. Я даже не догадываюсь, а уверена, просто уверена, что мой муж знает о нас... О том, что мы были вместе... Возможно, без подробностей, наверняка без них. Но знает, но пока не может решиться на скандал. Он ведь не агрессивен... Когда-то я и полюбила его за мягкость. Но ведь потом он стал другим. Узнал, что есть «его» - и всё остальное. А я – «его». Он так думает, и не будет уже думать по-другому. Я знаю, он всё-таки решится... И что самое странное и непонятное, я готова принять и разрыв, и расставание с ним. Может, потому, что настало время...

Она подняла голову и заглянула Михаилу в глаза.

- А ты спокоен. Не боишься за себя?

Михаил отрицательно покачал головой.

- Мне-то чего боятся? Мне он точно повредить не сможет...

Он подмигнул Ирине.

- Знаешь, что?

Паузу он сделал всего на полсекунды, но Ирина успела ответить на его вопрос.

- Нет.

- Давай погуляем по самой тихой части Нараки? - предложил Михаил. - Небольшие домики и много кафе. Если...

Брызги океанской волны ударили по каменному парапету.

- ... и в самом деле настало время...

Водяная взвесь в спираль закручена налетевшим ветром.

- Есть время на прогулку? - спросила Ирина. - Я думала, мы только поговорим. Я признаюсь в том, что искала тебя - и уйду.

- Не сейчас, - ответил Искандеров. - Позже. Мы будем вместе, пока есть время. Мне нужно...

«Проститься»

- ... встретиться после обеда со старыми друзьями. Не так уж часто видели друг друга, но - давно, давно знакомы. Хотел заглянуть к ним. Но это - потом. Время найдётся и для них. Ты же...

Чайка, поймав длинными крыльями ветер, повисла над их головами. И с любопытством смотрела вниз, балансируя на воздушном потоке.

- ... Не можешь уйти просто так?

Ирина смотрела на чайку. Любопытную чайку. Белую птицу с расправленными, изгибаемыми ветром крыльями.

И сказала ей:

- У нас нет рыбы, глупая. Лети прочь!

Чайка на мгновение приоткрыла клюв, будто что-то хотела сказать в ответ. И, воздушным рулём повернув хвост, плавно поплыла прочь, в парящем полёте над волнами медленно набирая скорость.

- Пойдём, - согласилась Ирина. - Тебе нужно это? Нужно?

- Жить без тебя не могу!

И Искандеров сильно сжал её ладонь.

«Не смогу без этого уйти» признался он сам себе.

В полумраке глухого, без окон, коридора, скупо освещавшегося витыми <экономичными> лампами, трудно было рассмотреть бежавшего навстречу низкорослого мужичка.

Мужичок, наклонив голову, с паровозным сипением и задушенным хрипом промчался мимо (успев на ходу дугой обойти Алексея) и исчез, оставив в коридоре до тошноты горький запах немытого тела и нестиранного белья.

- Нашёл, где носиться! - крикнул вслед нечистому офисному призраку Алексей и погрозил кулаком.

Впрочем, призрак, как и полагается ему по инфернальному статусу, исчез так быстро, что грозить пришлось пустоте, а ещё деревянным стеновым панелям и жёлтым тусклым лампам.

- Чёрт знает что! Для чего охрана на входе? Пускают кого попало! Это ведь...

Почему-то сразу догадался Алексей, что резвый мужичок - не из местных. Из приезжих, хотя и не из числа туристов (туристы до такого состояния редко себя доводят, да и жители Нараки, как правило, весьма чистоплотны... представителя же весьма влиятельного в городе клана нищих ни за какие коврижки и медовые пряники в офисное здание не пустили бы).

«Бродяга какой-то с чёрного входа забежал» решил Алексей. «Тут, говорят, и хиппи какие-то по городу ходят... и прочие маргиналы. Искатели озарений... Век бы их не видеть! »

Приоткрылась одна из выходивших в коридор дверей. Из-за двери, будто из-за края ширмы, показалось лицо Вениамина.

Вениамин, завидев начальника, попытался было улыбнуться приветственно, но гримаса кисло-компотная на приветственную никак не походила.

Быстро о том догадавшись, Вениамин придал лицу официальное выражение (что тоже получилось - не очень, поскольку губы его никак не хотели вытягиваться в подобающую такому выражению строгую линию, а, напротив того, непрестанно кривились и расползались в стороны, будто наполненные водянистым желе) и, выйдя в коридор, отрапортовал:

- За последние сорок минут два звонка от юриста и один...

- Потом, - прервал его Алексей. - Это всё потом!

Стремительным шагом вошёл он в офис и сразу занял место за столом.

Вениамин проследовал в офис за ним, только в отличие от начальника, задержался на пороге, выждал пару секунд и, для чего-то оглядевшись по сторонам, закрыл дверь.

Замер в нерешительности...

«К столу, что ли, подойти? »

... украдкой глянул на «водительский» стул...

«Или не подходить? Не стоять над ним? Кто его знает, что ему нужно! Злой он какой-то сегодня, заведённый. Того и гляди, пружина его внутренняя с креплений соскочит... »

... и, присесть не решившись, так и остался стоять посреди комнаты.

Алексей тем временем водил <мышкой> по столу и бормотал что-то явно бессмысленное.

Вениамин прислушался и с тревогой посмотрел на начальника.

- Беки меането анке! - явственно произнёс Алексей.

«Не дай бог - спятит! » с ужасом подумал Вениамин. «Как тогда из всех закрученных дел выпутываться? Где работу искать? »

Он вынул платок из кармана и протёр влажный и скользкий, будто гусиным жиром смазанный лоб.

«Куда податься? В бега? Здесь и так край света, бежать дальше некуда... »

- Я там сделал всё, Алексей Валерьевич, - подсказал Вениамин. - Там почтовая программа загружена. Отправитель «Тимур один-семь». Тимур - латинскими буквами...

И добавил поспешно:

- Там два приложения, фотографии. Я без вас не открывал, клянусь!..

Алексей поманил его пальцем и Вениамин подскочил к столу.

Начальник подвёл курсор к сообщению.

- Это?

Вениамин кивнул в ответ.

- В теле письма краткий отчёт. Краткий, на страницу всего. Подробный он пришлёт позже...

- Молчи! - бросил Алексей.

И капли слюны брызнули на экран.

Он раскрыл сообщение.

Дальше пояснения уже не требовались. Для простоты три приложенных файла были поименованы Тимуром как <Искандеров_1>, <Искандеров_2> и <Супруга>.

Алексей шумно выдохнул жаркий воздух, отчего на охлаждённом кондиционером экране появилось и пропало тут же маленькое туманное пятнышко, и потёр затылок.

- Ну что, посмотрим на этого загадочного Искандерова?

Кликнул по первому файлу.

Она выходила из ворот виллы.

«Успел, успел! »

Нет, не запело сердце, конечно. С чего петь ему? Но всё же - возбуждённо.

Остановить.

Он схватил её за руку.

- Лёша! Алексей!

Ирина повернулась к нему. Глаза горят и ноздри раздуты в гневе.

- Куда? Куда ты? Куда?

Алексей захлёбывается словами, слова мешаются, перемешиваются - в массу, в тесто, в кашу, в неразборчивую вязкую кашу.

Рот сух. Язык дерёт нёбо, царапает дёсны.

Она вырывает руку.

- Ты что творишь, Алексей? Что с тобой? Откуда ты вообще... свалился?

Он дышит тяжело. Вышедший было из машины поразмять ноги таксист, почуяв разгорающийся скандал, заметался испуганно и кинулся в убежище-машину.

- Я в офис собрался, - с вызовом ответил Алексей. - Мне позвонили, нужно срочно... Я заехал по дороге сюда, потому что хочу убедиться в том, что ты не сделаешь какую-нибудь глупость. Не сделаешь, пока я там, в офисе не выясню... А я выясню!

И он двинулся на жену, словно хотел смять её, так что Ирина вынуждена была вытянуть вперёд руки, чтобы хоть так остановить мужа.

- Что ты хочешь выяснить? - подчёркнуто спокойно спросила она.

- Правду, как обычно! - воскликнул Алексей. - Как обычно!

И, осёкшись, снова:

- Куда ты собралась?

- Прекрати допрос! - возмутилась Ирина. - Я...

Он снова потянул руки и она оттолкнула его.

- В город! Гулять, ходить по магазинам! Покататься на слоне в городском парке! Что мне, весь день возле бассейна томиться? Или гулять вокруг виллы?

И крикнула в отчаянии:

- Ты невыносим! Пропусти!

Увидев, что муж стоит стеной - развернулся и быстрым шагом пошла прочь. Не той дорогой, не в ту сторону, но...

«Потом, потом... Всё решить, всё выяснить потом... А сейчас нельзя говорить. Промолчать и уйти»

Алексей не стал её догонять. На ватных ногах - едва ли.

Только крикнул вслед:

- Он же самозванец! Тот, кем ты восхищалась! Выбежала из машины, дура! Чуть на шею не бросилась! А это не Искандеров, это не писатель! Самозванец, авантюрист! С кем ты связалась? Мне только что сообщи...

Осёкшись, присел на корточки.

Отвернулся, чтобы посматривающий в его сторону водитель не заметил блеснувших в глазах слёз.

И, кривя губы, прошептал:

- Я-то узнаю, с кем ты связалась... Узнаю! Да и ты узнаешь - от меня... Поздно, поздно будет...

Тыльной стороной ладони провёл по глазам.

Поднялся и пошёл к машине.

На экране появилась картинка.

Лицо - на синевато-сером фоне. Кажется, ткань на заднем плане. Смятая ткань. Тёмное пятно у уха.

«Подушка у него под головой» подумал Алексей. «Больничная подушка... »

Лицо - бледно-жёлтая бумага в обтяжку на кости. Рот приоткрыт, белые губы растянуты в лягушачьем отчаянном вдохе. Пепельная щетина. На изборожденных полосками подкожных кровоизлияний щеках - зеленоватые пятна.

Будто трупные.

Глаза затянуты серыми веками. Будто окна брошенного дома - выцветшими, пылью пропитанными, обветшавшими шторами.

«И зачем поддерживают жизнь в таком теле? Кому это нужно? Неужели его жене? Неужели она хочет... »

Алексей вынул платок и, приложив к губам, тихонько пустил в ткань слюну.

«Не могу... Невозможно смотреть! »

- Да, уродец редкий! - заметил незаметно подобравшийся ближе и склонившийся над плечом Вениамин.

- Имей...

Алексей быстро вытер рот и спрятал платок.

- Имей уважение к больному! Не стыдно?

Вениамин слегка отодвинулся и, отвернувшись, покашлял в смущении.

- Стыдно, конечно... Всё когда-нибудь такими будем. Может, и - хуже! Плоть, как говорится, слаба. А души, наверное, и вовсе нет.

- Помолчи! - прикрикнул на него Алексей.

- Беки меането анке! - сказал водитель, приоткрывая дверь.

Алексей посмотрел на него диким, бессмысленным взглядом.

- Беки! Беки! - и водитель показал на пассажирское сиденье.

«Ехать... Надо, надо, надо... Всё время что-то надо, кому-то надо, зачем-то надо... А в результате - ничего. Выясняется, что действительно нужных вещей на свете нет. Ничто не нужно, и никто никому не нужен. Остаёшься один и понимаешь, что всё время был один. Сам придумывал героев и антигероев, людей симпатичных и антипатичных, и... »

- Беки!

«... расставлял их вокруг себя, создавая жизнь. Не создал... »

Алексей сел в машину.

- Офис! Гоу ту...

И, вынув из кармана визитку, показал водителю.

- Адрес! Гоу!

Алексей прищурил глаза, вглядываясь в изображение на экране.

Против воли, против желания, наперекор отвращению - вглядывался, сам не ведая зачем. Против воли держало его взгляд больное это лицо.

- Странно...

- Что? - забеспокоился Вениамин.

- Это полутруп и в самом деле похож на нашего самозванца, - задумчиво произнёс Алексей.

Вениамин с минуту рассматривал фотографию. Даже сделал из пальцев рамку, будто отсекая черты лица от окружающего фона.

И, наконец, сказал с уверенностью:

-Да нет, что вы! Так, похож немного... Точнее говоря, и не поймёшь, на кого этот...

Замялся на мгновение.

- ... этот больной походит. Нет, может, какие-то общие черты есть!

- Рот, нос,.. - медленно и отчётливо произнёс Алексей. - Лоб... Только залысины больше!

- Вот он и воспользовался своим сходством! - тут же подхватил Вениамин. - Этот авантюрист просто немного похож на настоящего Искандерова, чем и воспользовался. Он, видимо, знал, что настоящий писатель в коме, да и далеко отсюда, в Москве. Потому так уверенно, не боясь быть разоблачённым, и посмел...

Для пущего пафоса Вениамин стукнул слегка себя кулаком в грудь.

- Но он не ожидал, что мы так быстро разоблачим его! Вот его ошибка!

- Ладно...

Алексей встал и, пройдясь по кабинету, подошёл к окну.

Повернулся к Вениамину.

- Ладно, распечатай фото. Пригодится... для разговора с разоблачением.

Вениамин кинулся к столу и защёлкал клавишами.

Потом, оторвав взгляд от экрана, спросил как бы между прочим:

- А фото супруги писателя распечатывать? Тут в приложении - и её фото имеется.

- На кой чёрт оно мне нужно?! - раздражённо выкрикнул Алексей. - Зачем оно мне?!

И отвернулся.

Вениамин, пожав плечами...

«Как скажете, Алексей Валерьевич. Вам решать»

... подошёл к принтеру.

Взял выползший листок и протянул его шефу.

Алексей взял фото молча, сложил и сунул в нагрудный карман рубашки.

А потом, вспомнив встречу свою в коридоре с загадочным и смрадным незнакомцем, спросил помощника:

- Что это за бродяга тут по коридору бегает? Непорядок!

- Бродяга? - с напускным удивлением переспросил Вениамин.

- Именно! - с нажимом повторил Алексей. – Грязный, зловонный до чрезвычайности. Я ведь дурные запахи не выношу, ты же знаешь. А тут такой вот визитёр... Не к тебе ли он в гости заходил?

И глянул на помощника с подозрением. С подозрительным прищуром глаз.

Вениамин под взглядом этим улыбнулся смущённо.

- Алексей Валерьевич, вы же сами говорили, что ничего не хотите знать... И я вам обещал, что вам не придётся непосредственно общаться с теми, с кем приходится общаться мне. Вот и не знайте. Не принимайте близко к сердцу. И он... Он под контролем! Не волнуйтесь, в офис ему хода нет. До порога, не дальше. Никакая грязь, ни в прямом, ни в переносном смысле вас не коснётся!

- И в самом деле так думаешь? - спросил Алексей.

Помощник закивал в ответ.

Алексей подошёл к нему в плотную.

И прошептал на ухо:

- Не верю, дорогой мой Веня, в такую наивность. Прости уж, но не верю!

Коктейль, мартини, оливка. И ещё мартини с соком.

Сок красного грейпфрута, сок лайма, пара капель лимонного сока.

Сигаретный дым - к синему потолку.

Себе Искандеров заказал абсент.

Жжёный сахар. Капли ледяной воды. Смесь зелёного с молочно-белым.

Глоток.

«Полгода назад я призналась ему, что не хочу иметь детей. Совсем... И никогда... А зачем я тебе это говорю? »

Он пожимает плечами в ответ.

«Говори. Я ничего не успею об этом написать»

«Но тебе не понятно... »

«Я всё понимаю. Всё! Рассказывай мне всё, что угодно. Всё, что сможешь вспомнить. Любое воспоминание, любая картинка твоей жизни, любой облик, даже смутный и неясный, и лишь на миг промелькнувший в твоём сознании - вытянет из моего сознания ответный образ. Мгновения своей жизни мы превратили в фотографии и раскладываем из теперь на стойке бара. Продолжай... »

Звенит колокольчик.

Официантка несёт запотевший кувшин с вином.

«Он не обиделся, нет. Поначалу мне даже казалось, что он смирился с этим. Что он понял меня. Без детей, без особой близости... Нет, я не говорила, что без обязательств. Мы же вместе... »

Грохот. Двигаются стулья. Жёлтые бра на сиреневых стенах.

«Но он не понял. Не захотел понять. Думаю, он воспринял это как предательство. Он же требует от всех дань. Ему нужно что-то отдавать. Кусочек себя, кусочек своего времени, кусочек своей жизни. Всё время отдавать! »

Искандеров обнимает её.

«Не нужно больше о нём. Теперь он над тобой не властен... »

Она качает головой.

«Куда мне от него? »

Он улыбается. Улыбка неровная. Будто через силу.

«Это зависит от нас. Только от нас. Человек всегда может уйти. Никто не может его остановить»

Она отстраняется.

«Уйти? Но ведь не с тобой? »

«Нет» отвечает Искандеров. «Со мной некуда идти. Вот только сегодня, когда мы вместе... »

Он берёт её за руку.

«Сегодня мы вместе. Мне приснился сон. Дивный, необыкновенный сон. Во сне мы были вместе и занимались любовью. Не знаю, где именно. Не знаю, что это было за место. Похоже на ту комнату, где я сейчас живу. Но нет, нет! Совсем не то... Ты же не можешь переспуить порог этой комнаты. Там – не место любви. А мы были вместе. Ты связала меня. И взяла меня. Я был твой, весь твой. И был в тебе... Идём! »

Улица. Пыль по камням, ветер носит обрывки бумаги.

«Здесь... »

Будка, срочное фото. Граффити.

Он отдёргивает занавеску. Тянет её в будку. Властно.

- Что? Что такое? – шепчет она.

Под каблуком его ботинка со скрежетом сминается брошенная здесь кем-то в давние времена красная банка «колы».

Он задёргивает занавеску.

- Почему здесь? – спрашивает Ирина. – Почему...

Он не отвечает.

Он становится на колени.

Тянет её за руки. Она садится на маленький крутящийся стульчик на винтовой опоре.

На котором, верно, давно уж никто не сидел.

Он задирает её юбку. Выше, ещё выше. До тех пор, пока ноги её не обнажаются полностью.

Гладит её бёдра. Ласкает их губами.

Слегка стягивает трусики, и проводит пальцами по едва показавшейся краем полоске тёмных волос.

Развигает ей ноги и, приблизив голову вплотную к промежности, поглаживает носом лобок.

И кончиком языка пробует на вкус её кожу.

От трусиков исходит тонкий, нежный, опьяняющий аромат. Кружится голова.

Он обхватывает её за талию, приподнимает.

Она подаётся вперёд и руками упирается в переднюю стенку будки.

Глаза её полузакрыты.

Едва не потеряв равновесие, щекой прислоняется она к очерчивающей границы фотоснимка коричневой прямоугольной рамке с чёрным, запылённым глазом фотообъектива посередине.

В тесной будке не развернуться, но, по счастью, пространство её с одной стороны ограничено лишь подвижной занавеской, позволяющей перемещаться в стеснённом этом пространстве.

Осторожно, стараясь не сдвинуть плотную ткань завесы, Михаил становится сзади.

Придерживая край юбки, чтобы не скользнул он вниз, он гладит ноги Ирины.

Плавным движением тянет тонкую ткань, обнажая полные и податливо-мягкие её ягодицы.

Приспустив брюки, вздувшимся в страсти бугорком прижимается к ним.

Ладони кладёт на её груди.

На секунду замирает в истоме. И, обнажив член, входит в неё, сзади – быстро и плавно. Животом чувствуя холодок ягодиц, и членом – влажный огонь.

И семя струёй – на сходе волны.

И показалось ему... Толи показалось, то ли и впрямь сверкнула ослепительно короткая голубая молния...

Ирина вскрикнула слабо.

Он потянул её на себя, удерживая замком рук.

- Что-то... Свет, - тихо сказала Ирина. – Я видела...

Он только стонал в ответ. И прижимал её к себе – всё сильнее и сильнее.

Мусорщик сплюнул на потрескавшийся асфальт потухшую сигурету-биди и замер в раздумье.

Потом кончиком сандалии подтолкнул окурок в общую мусорную кучу, придавил подошвой надумавшие было разлететься под ветром обрывки газет, и, закинув метлу на плечо, присел на бордюр передохнуть.

То, что убирать заброшенную улочку – дело бесполезное, мусорщик понял давно. Но рабочий день был в разгаре, задание на это самый день никто не отменял, хорошее место у базарных рядов занято было другой бригадой, так что не оставалось ничего иного, кроме как помахивать метлой из стороны в сторону, разгоняя пыль, да тянуть щербатыми граблями прочь с тротуара опавшие серые пальмовые листья да коричневую кокосовую скорлупу.

Впрочем, на этой улице можно и поразвлечься. Вот, например, стоит сломанная, ободранная и отчасти даже разбитая фотобудка.

Если подойти к ней и оскалиться прямо в объектив... А ещё лучше – показать язык.

А ещё...

Мусорщик замер в удивлении. На миг показалось ему, что в грязной этой, аммиачной влагой пропахшей будке тонко, едва заметно – потянуло вдруг духами. Явственно слышный, отчётливо ощущаемый сладковато-цветочный аромат наполнил вдруг засыпанное окурками и смятыми жестяными банками пространство.

И будто невилимые пальцы коснулись его щеки...

Паренёк попятился, оступая от этого места, неожиданно ставшего странным, и потому - пугающим.

Сверкнула вспышка, на мгновение облив его холодным грозовым светом.

И откуда-то из глубин фотомеханизма донеслось тихое, но явственно слышимое жужжание и потом – отрывистый скрежет.

Парень, как заворожённый, смотрел, замерев, на лоток, где, как знал он точно, должна была бы появиться фотография... Если, конечно, странный этот аппарат и в самом деле неожиданно ожил.

Но звуки смолкли – а фото не упало в лоток.

Паренёк, переведя дух, облизал пересохшие губы.

А потом, забрав метлу, грабли и жестяной совок, перешёл, на всякий случай, на другую сторону улицы.

Потому что не любил он странных вещей. Хоть даже происходящий и днём.

Мобильный телефон запрыгал по скамейке и свалился в траву.

Игнат, кряхтя, медленно наклонился за ним, долго обшаривал место под скамейкой, где в муравной заросли прятался истошно вопящий трезвонщик.

«Всё ж миниатюрное стало, меньше ладони... » проворчал Игнат.

Нашёл, наконец. Подув на корпус, и, для верности, потерев слегка о штанину, раскрыл и приложил к уху.

- Ну, да... Слушаю, - произнёс равнодушно.

И с равнодушным же видом слушал понёсшийся неудержимо поток гневных слов.

- Нет, это возмутительно! Цензурных слов просто нет, Игнатий Иванович! Невероятно! Мы же договорились! Это, кстати...

- Да я узнал вас, - вставил, дождавшись паузы, Игнат. – Залевский, Виктор... э...

- Всеволодович, - подсказал журналист.

- Да, он самый, - и Игнат руковом потёр экран. – Я и по номеру вижу... Я вам на мобильный звонил, не дозвонился. Тогда уж решил по ай-пи каналу, в офис... Да, в моё время качество видеосвязи не такое было! А теперь и картинка, и квадро, и эффект присутствия... Да, шагает техника...

- Какой ещё, к чёрту, эффект присутствия! – возмутился Залевский. – Это самое присутствие вы как раз и отменили. Я был на совещании дирекции канала, возвращаюсь в офис и секретарь мне сообщает, что звонили вы и отменили встречу!

Всхлип.

- Не захлёбывайтесь, Виктор Всеволодович, - посоветовал Игнат. – Спокойней, спокойней надо к таким вещам относится. Жизнь штука длинная и в целом не слишком приятная, так что сил на преодоление заботливо подготавливаемых ею ям требуется много, и силы эти надо беречь. Это я вам как умудрённый опытом пенсионер-зануда говорю, вы уж меня послушайте. Да, я позвонил. И отменил. Всё правильно.

- Но как? – то ли задал риторический вопрос, то ли возмутился демонстративно собеседник. – То есть... Но почему?

- Ну-у... э-э...

Игнат почесал кончик носа.

- Причин-то масса... Собачка у меня померла. Найдушка моя померла.

Прицепившийся, надоедливый зад. Игнат знал: после пяти-семи минут такого зуда в носу отчего-то начинало болеть сердце. Становилось очень большим, тяжёлым и начинало болеть.

- Утром сегодня померла. Пена жёлтая у неё изо рта пошла, а потом – легла, задёргалась и померла. Старая, совсем старая была у меня собака...

- Избавьте меня от этих подробностей! – заявил Залевский. – Я не выношу, у меня слабые нервы! Я из-за этого из криминальной хроники ушёл, хотя там больше платили! И вы...

- И у меня нервы слабые, - сказал Игнат.

С силой дёрнул нос, будто хотел оторвать.

- Очень слабые. А жена вот с утра сидит на веранде и даже гулять не выходит. Тоже переживает... В общем...

- Мы можем перенести интервью, - предложил Залевский. – На день, на два... Сроки это допускают. Потом материал подмонтируем в третий эпизод...

- Не надо! – отрезал Игнат. – Ничего не будет. И приезжать не надо! У меня тишина, покой, мне гости не нужны.

- А, может...

И в голосе журналиста зазвучали нотки недоверия и иронии.

- ... вы пробуждения собственной совести боитесь? Ведь до сих пор остаётся до конца невыясненной ваша роль в трагической гибели писателя. И некоторые вопросы...

- Замолчите! – возмущённо прикрикнул на него Игнат.

И в волнении, встав со скамейки, начал бродить вдоль розовых кустов, рукавом задевая вздрагивающие от неожиданности колючие ветки.

- Не смейте! Не смейте так говорить! Моя роль... Сопляк вы, Залевский. Самоуверенный и невежественный мальчишка! Я был его издателем на протяжении многих лет. Я вытянул его из дыры забвения, и благодаря мне он оставил хоть какой-то след в этом мире. А в те времена, между прочим, и талантливые, и очень талантливые, а то и безусловно гениальные люди уходили безо всякого следа. Время было такое, бесследное... Люди как камешки в болото – булькали. Есть человек – и нет его. Исчез. Что вы знаете о нашем времени? Что вы знаете о той трясине, в которой мы барахтались? Мы были последние, помнившие о том, что в мире есть ещё что-то, помимо денег и вещей. И нам-то было мучительно болотную воду глотать. А вам уже – нет. Потому что вы в болоте и родились. А теперь о совести вспоминаете? Сами-то помните, что это такое?

Залевский, не сдержавшись, хихикнул в ответ.

- На диктофон разговор пишете? – догадался Игнат.

- Я ж с смартфона звоню, - пояснил журналист. – Теперь уж без диктофоном обходимся. И так все разговоры пишутся по умолчанию, по базовым установкам. Благо, память позволяет. Так, стало быть, не спокойно у вас во внутреннем вашем мире. Иначе откуда такие эмоции? Бушует там что-то...

- Внутреннего мира прошу не касаться, господин провокатор! – заявил Игнат. – Скрывать мне нечего, и с совестью своей я... В общем, мира как-нибудь достигну. А коли уж пишите этот разговор, то прослушайте эту запись на досуге. Внимательно прослушайте. И передайте как-нибудь прислучае вашим китаизированным и американизированным зрителям, что я не хочу... Слышите? Не хочу, чтобы  Искандеров воскресал здесь, у нас. Не хочу, чтобы он вернулся в это мир! Потому что ему здесь было плохо. Пло-хо! Он ушёл от нас добровольно и незачем за уши тащить его обратно. Пожалейте грешную душу, не донимайте вашим телевизионным спиритизмом. И ещё...

Игнат остановился и ковырнул землю носком сапога.

- Я категорически запрещаю вам публиковать запись этого разговора! В любом виде! Опубликуете – засужу! Силёнки у меня ещё остались, а уж опыта – поболе, чем у вас. Так что не сомневайтесь...

Он выждал секунду и отрубил резко:

- Засужу!

И отключил телефон.

Потом, проходя мимо дома, крикнул в сторону веранды:

- Антонина! Тоня! Где у нас лопата?

Из глубины вернады донёсся слабый всхлип и обрывок фразы:

«... эвакуатор... ветеринарный... »

- Не позволю! – заявил Игнат. – На городское кладбище я Найду не повезу! Здесь будет лежать!

И, размахивая руками, побрёл к стоявшему в отдалении от дома серебристому металлическому контейнеру, где держал он под замком всяческий хозяйственный скарб, необходимый для дачной жизни.

Кажется, была там и лопата со складной ручкой.

Алексей прождал жену до позднего вечера. Ждал беспокойно.

По его просьбе Махатхир пару раз даже выходил на улицу, осматривая окрестности виллы (почему-то казалось Алексею, что Ирина где-то рядом... стоит, быть может, на соседней улочке, не решаясь вернуться).

И, выполняя совсем уж настоятельную просьбу хозяина, пытался позвонить в полицейское управление и заявить о пропаже. Но тут выяснилось, что его познаний в местном языке совсем даже недостаточно для такого серьёзного разговора, да и полицейские, судя по всему, быстро поняли, что имеют дело с мигрантом и общение прекратили очень быстро.

- Ноу эффект, босс, - доложил Махатхир и печально вздохнул.

Алексей, раздобывший уже где-то пачку крепчайших местных сигарет, чиркнул колёсиком зажигалки и торопливо, неумело прикурил.

Вернее, попытался прикурить. Сигарета зашипела, выпустила малое облачко серого, пахнущего горелыми стружками дыма, и тут же погасла.

- Дура, дура ведь,.. - по-русски ответил ему Алексей. - А ты помочь не можешь.

- Олл Ай кен ду! - и слуга склонил голову.

- Ладно, не оправдывайся...

Ещё раз щёлкнул Zippo.

Подержал, подсушивая, сигарету над пламенем.

- Ронг! Не тако над! - заявил вдруг Махатхир, исподволь наблюдавший за действиями хозяина.

И потянулся помогать.

- Да ступай же! Ступай! - раздражённо крикнул ему Алексей.

Щёлкнул серебристой крышкой и отбросил зажигалку на декоративный столик.

- Рабочий день окончен! Окончен! Оставь меня, ради бога! Вижу, что не поможешь...

Уловив через полминуты суть просьбы, слуга удалился.

Выйдя за ворота, завернул он за угол и постоял в этом укромном месте немного, наблюдая за подъездом к вилле.

Ушёл лишь через двадцать минут, когда...

«Эх, надо было Вениамину позвонить! » с сожалением подумал Алексей, выпроводив слугу. «Пожалел Веню, не стал на ночь глядя дёргать. А надо было сразу его подключить... Уж он-то сумел бы с местными властями договориться. И нашёл бы, обязательно нашёл бы! »

... маленький жёлтый «Смарт» с чёрно-белой шахматной полосой на борту и надпись Taxi-service на передней двери проехал через немедленно открывшиеся ему навстречу ворота.

Уж он-то понял сразу, кто прибыл в <Дильмун>.

Только у хозяина и хозяйки были брелоки, позволявшие дистанционно открывать ворота.

Малаец улыбнулся довольно и, оглядевшись по сторонам, пошёл по улице, насвистывая весёлую песенку, мелодию которой услышал он когда-то в далёком городе с невероятно высокими стеклянными домами, голубыми фонтанами, роскошными отелями и тенистыми рощами финиковых пальм.

Городе, что стоял, да и по сию пору стоит на краю великой пустыни.

В городе, где с болью в спине и весёлым высвистом зарабатывал он приличные деньги... Ой, какие хорошие деньги!

И как о таком городе забыть?

- Ну и беспорядок! Что же это такое, Алексей? Неужели курить начал?

Ирина переступила через разбросанные по полу сигареты.

Оправив юбку, села в кресло. Весело и беззаботно посмотрела на угрюмо сопящего мужа.

- Ну, и почему не устраиваешь допрос? - с вызовом произнесла она. - Не спрашиваешь, где была... О, нет!

Ирина захлопала в ладоши.

- Есть лучше вопрос! Как раз в твоём стиле. В твоём новом стиле! <Где шлялась?!> - вот как надо спрашивать. И ещё - кулаком по столу...

Она взмахнула рукой.

- Да порезче! Пожёстче! Чтобы сразу бабу на место поставить! Так, Лёша? Такое у нас будет общение?

Алексей зашипел в ответ.

- Нет уж, ты дай волю гневу! - подначивала мужа Ирина.

Алексей с трудом разлепил губы.

- Когда это я кулаком стучал? Когда же это общался с тобой как с бабой? По моему, как с женщиной... Не надо вот этого... Этого... Клеветы вот этой! Выдумок! И не смей, не смей меня провоцировать!

- Так где же я была? - будто и не слыша мужа, спросила сама себя Ирина. - Давай-ка я расскажу по порядку...

Алексей, не выдержав, подбежал к ней и выкрикнул:

- Замолчи! Гадко, гадко глумиться так! И не надо посвящать меня в грязные свои тайны и рассказывать о своих похождениях! Мне достаточно того, что я знаю!

Ирина встала и подошла к нему вплотную.

Заглянув в глаза, спросила шёпотом:

- А что ты знаешь?..

И добавила:

-  ... милый.

Он отступил от неё. На шаг, и ещё на шаг.

Потом развернулся и выбежал из комнаты.

Ирина, рассмеявшись ему вслед, упала, раскинув руки, на диван.

И замерла, прикрыв глаза в полусне.

- Вот!

Очнулась, когда на грудь ей упал листок.

Привстала и посмотрела удивлённо на склонившегося над ней мужа.

- Смотри! Смотри, наивная! Вот он - настоящий Искандеров!

Она перехватила полетевший было на пол листок.

И смотрела минуту на распечатанное фото - взглядом равнодушным, усталым.

- Какой-то больной... Кто этот несчастный?

- Тот, с кем ты встречаешься! - съязвил Алексей, не сдержав груза благородства. - Искандеров, Михаил Львович. Биографическую справку зачитать? Я могу, она у меня имеется. В распечатанном виде! Могу громко, с выражением...

Ирина отбросила листок.

Алексей наклонился, подобрал фото, и, смяв его безжалостно, засунул в карман брюк.

«Выбросить бы эту гадость! Или порвать – в лицо ей! А Веня это фото ещё раз распечатает. На память! »

- Смешно, Лёша, - сказала Ирина. - Искандеров в Нараке. Тебе, конечно, не нравится это, но придётся смириться. Он в Нараке. Я же не могла ошибиться, я видела его...

Алексей застонал.

- Слышал! - выкрикнул он. - Слышал уже! Видела на презентации! Так вот, дорогая моя...

Вдохнул глубоко.

«Я спокоен... Свысока смотрю, свысока... »

Сел в кресло и наставительно поднял указательный палец.

- Это тебе придётся смириться с тем, что тебя надули! Обманули как наивную, глупую девчонку!

И указательный палец сменился большим, который Алексей римским жестом направил вниз и в грудь себе.

- Жулик, внешне похожий на писателя - вот кто твой новый дружок. А настоящий Искандеров в Москве, в реанимационном отделении больницы. Где лежит уже полгода! В коме! Там, в отделении это снимок и сделан! Всё проверено! Всё! И ты этого жулика чуть было не привела...

Ирина быстрым шагом подошла к нему и наотмашь ударила по щеке.

- Какой же ты!

Алексей, замерев в ступоре, смотрел на неё вытаращенными, стеклянными глазами.

- Стало быть, какой-то твой шпик-провокатор снимал смертельно больного человека? - спросила Ирина, с презрением  глядя на мужа. - И делал это, как видно, только чтобы ты мог обвинить меня в глупости и наивности? А ты не подумал, информированный муж мой, на какое же посмешище ты выставил себя? И на какой позор - меня?

- А ты,.. - задыхаясь, выдавил через силу Алексей. - А ты вот... Ты подумала? Подумала о том, на что... на какое...

Ирина развернулась и вышла из комнаты.

Алексей сидел ещё минуты три, повторяя:

- А ты... меня... А ты...

Расплакался, схватив себя за волосы.

Потом, не выдержав, побежал вслед за женой.

То есть, он думал, что - вслед.

Да только не понятно было теперь, где этот след.

В доме Ирины не было. Не нашёл он её и в саду...

Конечно, трудно было всё обыскать. Наверное, и невозможно...

Но после получаса поисков решил Алексей, что Ирина на улице. Непременно на улице. Где-то на улице, быть может - рядом ещё. Рядом с виллой.

Бросился он к воротам, впопыхах забыв взять брелок.

Наткнувшись на решётку, вцепился в неё пальцами и тряс в безумии. Потом вернулся в дом и перетряс всю одежду в поисках брелка.

Как часто бывает в таких случаях, самый нужный предмет упорно не находился.

Тогда, забежав в холл, где рядом с входной дверью был пуль управления, наобум нажимал кнопки.

И... Чудом ли, счастливым стечением обстоятельств можно то объяснить, но - ворота открылись.

И тогда Алексей побежал на улицу. Ту самую улицу, где должна была где-то стоять Ирина.

Но не нашёл он её и там.

Он метался, бегал, размахивал руками и даже пытался останавливать машины, которые, правда, не останавливались, а, отчаянно гудя, объезжали кидающегося им навстречу сумасшедшего с выпученными глазами.

Бегал он так долго. Очень долго. Счёт времени потерял.

Потом, устав до полного бессилия, побрёл к вилле.

И опять наткнулся на ворота, что, пропустив его, давно уже закрылись. Потому что запрограммированы были закрываться автоматически.

Алексей знал, что если полезть через ограду, то непременно сработает сигнализация.

И придет полиция.

В этом богатом районе для иностранцев полиция на сигнал тревоги приезжает быстро.

И потому... Полез через ограду.

А когда минут через пять к вилле подъёхала расцвеченная полицейскими огоньками машина и усатый мужчина в форме цвета хаки, предусмотрительно положив ладонь на кобуру, подошёл осторожно поближе, Алексей, сидевший на бетонной тумбе у ворот, заявил на чистом русском:

- Жена потерялась. Ушла вот... Помогите, пожалуйста!

Искандеров открыл окно.

Показалось ему, будто в номере стало нестерпимо жарко.

Он повернул плафон настольной лампы так, чтобы освещалась не только поверхность стола, но и часть номера: небольшая деревянная полка у входа, на которой стояла раскрытая дорожная сумка, угол кровати, фырчащий и периодически плюющийся конденсатом кондиционер в стенной нише и ножка стула, стоявшего у стены.

Попал случайно в световой круг и освобождённый от упаковки рулон чёрных полиэтиленовых пакетов, что, извлечённый загодя из сумки, ждал часа своего в тихом уголке у кроватной ножки.

А ещё в свете лампы видна была лежавшая на середине стола упаковка пентобарбитала, и стоявший рядом с ней толстостенный бокал, на треть наполненный виски. Рядом, но уже наполовину скрыта тенью, стояла и сама бутылка виски. Треугольная, высокая. Чайно-янтарная.

Искандеров вдохнул глубоко тёплый ночной воздух, в котором запах разбухших дождями деревянных стен, розово-серой дорожной пыли и истёртых до жара жирно-чёрных скутерных покрышек невероятным образом смешан был с тонким ароматом иланг-иланга, рододендрона и гвоздичного дерева.

«Перед смертью не надышишься... »

Искандеров, вспомнив поговорку, усмехнулся.

«Чепуха. Кто придумал это - сам не дышал перед смертью. По крайней мере, перед такой... Добровольной. Спокойной. Или той, которую хочешь сделать спокойной. Тогда не думаешь: вздохом ли больше или меньше. Не считаешь порции воздуха. Вот только появляются почему-то новые запахи. Те, которых раньше не замечал. А ещё краски мира становятся немного ярче... »

Треск и гулкие хлопки.

Моторикша, притормозив транспорт свой напротив его окна, не глуша двигатель, покинул место своё и подошёл к ограде.

- Эй, мистер! - робко и неуверенно выкрикнул он.

И пару раз приложил пальцы к губам.

- Сигарет!

- Ноу, - грустно ответил ему Искандеров. - Поздно, брат, обратился. Бросил я уже, и давно.

Подумал, что, наверное, можно было бы кинуть рикше купюру (завалялась сотенная в кармане), но потом решил, что до ограду денежка не долетит. Ветер отнесёт.

- Извини!

Рикша поправил повязку на голове. Пробурчал что-то себе под нос. Посмотрел под ноги и, быстро нагнувшись, выхватил из травы окурок.

Запел радостно:

- Гут-т-та!

И, сунув находку за ухо, вскочил в седло и на мотоповозке своей с радостным пением помчался прочь.

- Немного ему для счастья надо, - сказал Искандеров.

И закрыл окно.

- Я вот тоже пытался быть счастливым. Не таким уж, конечно, совсем простым и негигиеничным способом. Не хватался за всё подряд и с земли не подбирал... Но... Шёл поперёк себя. Пытался. Честно слово!

Он подмигнул бутылке.

- Не веришь? И правильно делаешь, что не веришь. Ты только не думай, что это блажь. И вздумай говорить, что можно бы и по-другому... Без тебя, глупое стеклянное создание, знаю, что можно по-другому. Очень даже можно! Но вот это <можно> - больше всего меня и пугает. Иногда хочется самого себя в угол загнать, чтобы было - <нельзя>. Потому как тело существовать хочет, и разум-подлец отовсюду выкрутится, и уж, верно, найдёт причину, чтобы дальше жить. А надо его, трусливого, мертвить, да на уговоры его не поддаваться, а лучше - и вовсе их не слушать.

Он открутил крышку и добавил виски в бокал. Получилось - почти до краёв.

- Жить дальше подло. Всё терпеть можно... То есть, наверное, что - всё... Боль точно можно. Унижение, и то - можно. До поры... Пока сил хватает. Измельчание - нельзя. Нельзя никак! Правда, стеклянная? Всё сделано, всё написано... Может, и не всё. Но сил больше нет. Все резервы израсходованы. Дальше...

Он сделал глоток.

Прошептал, скривившись:

- Пустота... Невыносимая ничтожность жизни... Чёрт, горло сводит! Как же всё это выпить?

Полчаса ушло у него на первый бокал.

Пил он с остервенением, с силой проталкивая сквозь сводимое судорогами горло всё новые и новые порции алкоголя, и бегая время от времени в ванную комнату прополаскивать пылающий рот под струёй холодной воды.

Но после первого бокала быстро наступило расслабление и мышцы размякли. Горло слегка распухло и отеплело, и волны огненные покатились по нему легко и спокойно.

Выпив изрядно, стал глотать он таблетки. Одну за другой. Пока одна из них (кажется, восьмая уже по счёту) едва не застряла в горле.

Закашлявшись, снова схватился он за бокал.

Подумав при том, что самоубийство его выглядит совсем не романтично и не трагично даже, а как-то очень уж обыденно, до скуки приземлено и напоминает, скорее, какую-то неприятную, очень неприятную работу, выполнить которую нужно непременно сейчас, этой, уходящей уже ночью, выполнить - и получить, наконец, отдых.

Он и сам удивился тому, что нет уже в опьяневшей его душе страха смерти, нет и мыслей о ней. Будто не рядом она, не ждёт на подхвате.

Так подавил его долгий и нудный процесс самоубийства, что кажется - самоцелью. И кажется уже, что оборвётся он внезапно, кончится нудной работой, сменой кончится, а там отдых. И всё.

Но понимал Искандеров, какой-то не туманной частью сознания постигал, что смерть не может быть и не будет только скучной. Что от приближения её дрогнет, ещё как дрогнет тело! И будут ему ощущения! Только - едва ли приятные.

Так и случилось.

Едва запил он лекарство, как и тошнота вскоре подступила к горлу.

Он побежал враскачку в ванную комнату, ватными ногами едва удерживая себя, но - не успел. Вывернуло на пороге.

На серо-жёлтой слизи, расползающейся по полу, он поскользнулся и упал. В собственных нечистотах вымазавшись, лежал, приходя в себя, минуты три.

Потом потянулся к раковине. Но далеко было от порога, достать не смог.

И тогда он пополз обратно в комнату.

Влезши нас стул, схватился за бутылку, чтобы не считать уж объём бокалом, и сделал ещё несколько глотков.

И опять потянулся к таблеткам, преодолевая рвотные позывы.

На этот раз организм, оглушённый алкоголем, позволил напичкать себя таблетками.

Искандеров ослабел и едва не терял сознание.

Липкая слюна непрестанно текла изо рта, серыми и жёлтыми разводами раскрашивая и без того уже не чистую рубашку.

И когда качнулся стол, лампа мигнула и перехватило дыхание, понял Искандеров, что - пора.

Вцепившись в край стола, он медленно встал. Подошёл к дорожной сумке и вытащил оттуда моток ленты-скотча.

В несколько приёмов, стараясь не рухнуть и свешивать на грудь отяжелевшую голову, он сначал присел, а потом и прилёг на пол.

На коврик, рядом с кроватью.

Положил на пол, рядом с собой, скотч.

Отмотал от рулона пакет. Подул, расправляя его.

Натянул на голову. Оправил края пакета, плотнее подгоняя к шее.

И, приподняв ненадолго голову, обмотал шею в несколько слоёв клейкой лентой.

Потянул ленту и, поняв, что оборвать её сможет, так и сохранил моток с неизрасходованным остатком - возле себя.

Сквозь чёрную полиэтиленовую пелену едва пробивался свет.

После нескольких вдохов и выдохов сон начал одолевать его. Подступало забытьё.

Он лежал посреди комнаты, звездой раскинув руки и ноги. До поры дыхание его было ровно, и пакет мерно вздымался и опадал.

Потом ушло от него сознание, и дыхание стало редким, но всё ещё сохраняло ровность свою.

А потом рывки пакета тали судорожными и продолжалось это несколько минут.

Пальцы его побелели, стали появляться на них голубоватые пятнышки и жилки.

И вдруг они резко сжались, холодной хваткой вцепляясь в коврик. Раздался треск материи.

Искандеров затылком ударил о пол. Попытался приподняться, будто очнувшись неожиданно и раздумав уходить.

Но не раздумал и не мог раздумать.

Бессознательным было это движение.

Тяжёлый, травящий сон не отпустил его.

Он упал. Грудь его вздыбилась, исторгнутая горлом пена забурлила внутри пакета.

Искандеров изогнулся дугой. Стон сменился бульканьем и громким хрипом.

Дуга распрямилась, и тело, слабея и обездвиживаясь, застыло, сотрясаемое иногда волнами последних судорог.

Потом стихли и они.

Искандеров умер.

Через полчаса зашёл к нему номер дядюшка Джа.

Приоткрыв дверь, поначалу заглянул он осторожно. Потом вошёл в номер.

Ступая аккуратно и мягко, обошёл труп.

Открыл окно.

Покопавшись в дорожной сумке Искандерова, достал забытую постояльцем самокрутку-подарок.

Достал пластиковую зажигалку. Потряс её для верности.

Закурил. Зажигалку положил на стол.

Затянувшись хорошенько, медленно выпустил дымные струи через нос.

И прошептал горестно:

- Эх, Скандера!

«Я хотел сочинить страну, где можно вернуть утраченную любовь.

Край, где милостью неведомых мне богов или просто удачным стечением обстоятельств даётся ещё один шанс на обретение счастья.

Точнее, на возвращение к нему.

Берег, где магия древнего, давно затонувшего в океанских водах мира жива ещё, впитанная вечным воздухом, реликтовыми деревьями и бессмертными камнями, жива - и творит чудеса, исправляя неровное течение жизни.

Мир, где жива магия последней любви, любви на краю времён.

Мир, где судьба не выносит приговоров за ошибки. Возможно, даже за преступления...

Я назвал этот мир - Лемурия.

Он ожил во мне, и я живу в нём.

Но вне меня - его нет.

Всё не так за стенами, всё не так. Вот там - ничего не удалось изменить.

Жаль, что так получилось... »

Разбуженный звонком из полиции Вениамин задал дежурному сержанту на удивление мало вопросов (собственно, всего два: «Кто? » и «По какому адресу? »), быстро собрался и приехал.

В полицейском участке в столь поздний час людей было немного. Пара дежурных в комнате, мелкий карманник за решёткой и задержанный до выяснения обстоятельств Алексей Валерьевич, которого, из уважения к подозрительному, но всё-таки гостю, сажать за решётку не стали, выделив для временного содержания место на скамейке у стены, в закутке у старомодного, огромных размеров, в уныло-коричневый цвет крашеного служебного сейфа (в котором, по преданиям, полицейские чины хранили служебные документы и заначки от жён ещё в колониальные времена).

Полицейские, притомившись, поклёвывали носом и откровенно скучали, с некоторой неприязнью уже поглядывая на свалившегося им на голову белого чудака, зачем-то полезшего через ограду богатого дома (да ещё и, похоже, своего собственного).

Скорому приезд Вениамина они явно обрадовались, оживились, зашевелились, вскочили с мест и кинулись ему навстречу, наперебой что-то рассказывая.

К удивления Алексея, помощник (не знавшей на местном наречии ни единого слова, кроме, разве что, самого простого и распространённого варианта приветствия) вопрос с освобождением решил быстро.

Он прочитал полицейским на ломаном английском короткую лекцию о необходимости защиты прав инвесторов, в завершении которой сунул каждому слушателю по бумажке.

Полицейские, смущённо улыбаясь, синхронно сняли фуражки и, свернув трубочкой подношение, спрятали денежки за подкладку.

- Гуд лак! - блеснул языковой эрудицией один из стражей порядка и показал на дверь.

Алексей туманным взглядом посмотрел на помощника.

- Идёмте, Алексей Валерьевич! - сказал Вениамин и помог начальнику подняться со скамейки.

- Так вы от расстройства брелок забыли? И ключ тоже? Там, с левой стороны, есть проход и дверца с механическим замком. Это на случай, если электричество отключат. Всё забыли и на улицу выбежали? А через ограду зачем? Полицию вызвать, а телефона нет... И без телефона побежали? А как объяснили полицейским... Написали мой номер на бумажке? Вспомнили и написали? Хорошо, Алексей Валерьевич! Хорошо, что всё так обошлось!

Рассказ о пропаже супруги шефа Вениамин выслушал с полнейшим (а по мнению Алексея - совершенно недопустимым!) спокойствием.

- Я, конечно, не могу вмешиваться в такие вопросы...

- Уже вмешался! - заявил Алексей и смахну с капота машины упавшего с дерева большого, рогатого жука.

По приказу начальника (точнее, истошному выкрику: «Стой! ») Вениамин остановил машину на окраине городского парка, проехав лишь треть пути к «Дильмуну».

Успел остановить выбежавшего было из машины шефа, успел выслушать от него сбивчивый рассказ о семейной драме и безуспешно уговаривал теперь продолжить прежний путь.

- Хорошо, вмешался, - согласился Вениамин. - Хотел помочь. Защитить от происков авантюриста. Я сделал всё, что мог, Алексей Валерьевич, но семейные проблемы... Это же всё-таки не мой профиль! Сам я человек вольный, но два гражданских брака, один из которых едва не закончился разделом имущества, сформировали у меня скептическое отношение к семейной жизни. Это же такая угроза свободе и имуществу, что...

- Завязывай с демагогией! - сказал Алексей и облизал губы.

Под тревожным взглядом Вениамина он прошёлся вдоль машины.

Кончиками пальцев провёл по выправленной и закрашенной вмятине.

- А Викрама будить не стал? Сам приехал? - и шеф через силу, криво улыбнулся.

Вениамин взмахнул руками

- Викрам отпросился. На один день. Думаю, в родную деревню поехал. Как раз вечером и уехал... Хорошо, машину оставил. Так что этой ночью я за рулём. Ну, и завтра тоже.

«Родная, родная деревня... » пробормотал Алексей. «Уж, конечно, он и тогда мимо неё не проехал... »

- И не уволили мы его? - сам себя спросил Алексей. - Правильно это?

Вениамин, опустив голову, засопел в ответ.

- Ладно...

Алексей открыл дверь машины.

- Домой? - радостно спросил Вениамин. - Вы не волнуйтесь, Алексей Валерьевич, ворота мы откроем. Позвоним в техническую службу и через пять минут...

- Веня-я! - простонал Алексей.

Помощник тут же замолк и застыл.

- Я болван! Болван я, Веня! Кретин твой шеф!

- Ну это вы... чересчур, - пробормотал помощник. - Ни к чему это... Зачем вы это?

- Она же к нему убежала! - воскликнул Алексей и хлопнул себя по лбу. – Как же я сразу-то не догадался! К нему, к жулику этому! Точно...

Он зашевелил губами.

«Совсем... Совсем голову потеряла... »

- Где этот аферист остановился?! Название... Название виллы? Быстро!

Вениамин испуганно скривил лицо.

- Только без скандалов, Алексей Валерьевич. Нам это ни к чему, Мы не за тем...

- Название!! - сорвался на визг натрудивший горло начальник.

- «Синди» - обречённо выдохнул Вениамин. - Учтите, я не уверен, что он именно там. Это вовсе не установлено... Так, вероятно... Просто один человек видел, как он выходил из ворот. И, по моем, этот жулик сам как-то упоминал...

-Поехали! - скомандовал шеф. - Сейчас, немедленно!

Ворота «Синди» (не такие, конечно, роскошные, как у «Дильмуна» - по сути, и не ворота вовсе, а просто ржавая чугунная калитка) были заперты.

Вениамин, потоптавшись в нерешительности, оглянулся на стоявшего рядом шефа, и, собравшись с духом, нажал на кнопку звонка.

Прислушавшись к звукам за оградой (шелесту листьев и мелодичному скрипу дверных петель), позвонил ещё раз.

- Спят, - прошептал Веня.

- Ещё звони, ещё! - прошипел шеф.

Вениамин снова надавил на кнопку и держал, не отпуская, секунд пять.

- Ой, молодой человек!

Вениамин удивлённо повернулся на голос.

Маленький, лысоватый человечек, что сидел на скамейке на противоположной стороне улицы и, не смотря на поздний (или теперь - почти уже ранний) час бодрствовал, поглядывая за ночной жизнью улицы, вскочил и, радостно размахивая руками, пошёл к визитёрам.

- А я вас помню! Нет, честно слово, я вас недавно видел!

- Кто это? - брезгливо скривившись, спросил Алексей. - Новый знакомый? Или очередной информатор?

- Да я знать его не знаю! - возмутился Вениамин.

И, расставив руки, сделал шаг навстречу незнакомцу.

- Вы кто? - грозно спросил помощник. - Вы к кому? Вы...

- Ираклий меня зовут, Ираклий! - представился человечек. - Местный предприниматель и, очень даже возможно, ваш соотечественник! Да, очень рад вас видеть! Да, торгую здесь с помощью одного очень энергичного человека, дистрибьютора, так сказать.

И Ираклий подмигнул явно ошеломлённому его словами собеседнику.

- И вас видел, точно! Недавно видел! Да и вы, может, вспомните... Лавочка у меня здесь. То есть, не здесь, а на соседней улице. Вход там... Супруга моя, видите ли, полночи детишек спать укладывает. А мне крики эти детские да капризы так на нервы действуют! Так действуют!

Ираклий схватился за голову.

- Не могу! Не выношу! Вот и сижу здесь, на заднем дворике. На звёзды смотрю, за прохожими наблюдаю... Тихо здесь, на заднем-то дворике. А дворик у меня - вон куда выходит. К этой... гостинице, что ли? Здесь, в Нараке, всё куда-то выходит. Двор к двору! А вы...

Ираклий наморщил лоб.

- Вы с той, другой стороны прогуливались. С другом вашим... А он мне тоже хорошо известен! И я ещё подумал, что такой приличный человек как вы совершенно не понятно зачем решил вдруг завязать знакомство...

Глаза у Вениамина тревожно забегали.

- Веня, что случилось?! - взорвался шеф. - Кто это? Прекрати с ним разговаривать! Мы не этим сюда приехали!

И заколотил кулаком по калитке.

Вениамин сунул руку в карман брюк, вынул бумажку и сунул Ираклию.

- Это на развитие бизнеса!

Ираклий блаженно зажмурился.

- Но если ты, гад, немедленно меня не забудешь!.. - угрожающе зарычал Веня.

Ираклий сник, развернулся и быстро засеменил обратно к скамейке.

Вениамин услышал лязг и протяжный скрип за спиной.

Заспанный управляющий, ни о чём не спрашивая, проводил гостей в дом.

Управляющий был мужчина ухоженный, по местным меркам - даже холёный, лет сорока от роду, с коротко стрижеными волосами, с гладко выбритыми щеками и подбородком и с тонкой ниточкой аккуратно подстриженных и подбритых для ровности усов.

Общее впечатление франтоватости подчёркивал и, хоть и явно впопыхах наброшенный, но при том аккуратно перетянутый широким поясом алый шёлковый халат с синей вышивкой на обшлагах.

По-английски управляющий (почему-то Алексей сразу понял, что это управляющий... или решил, что это именно управляющий и никто иной) говорил нетипично хорошо.

- Чем могу помочь, господа? - сказал управляющий, встав за деревянную гостиничную стойку, украшенную бронзовыми буквами, образующими надпись «Reception».

- Мы...

Вениамин глянул мельком на шефа.

«Молодец, хорошо держится! »

- Мы друга ищем. Очень близкого нам человека!

- Здесь? - удивился управляющий. - Сейчас?

- Здесь и сейчас, - подал голос Алексей. - Он нам срочно нужен. Очень срочно! Я же говорю, что это близкий нам человек, почти родственник. Мы случайно узнали, что недавно огн приехал в Нараку и, по информации городского бюро туризма, устроился именно у вас. Нам так сказали! Вот, справка...

И Вениамин, вынув из кармана брюк удачно подвернувшуюся квитанцию на сданное в прачечную бельё, с важным видом покрутил ей перед носом управляющего (стараясь, впрочем, не показывать лицевой стороной).

- Вот, справка! Должен быть здесь. Нам срочно нужно найти этого человека!

Управляющий пожал плечами.

- Какие справки? И почему этот почти родственник понадобился вам среди ночи? Господа, я не понимаю...

И посмотрел выразительно на выход.

- Друг, как тебя зовут? - и Вениамин перегнулся через стойку.

- Джеймс, - с некоторым удивлением произнёс управляющий.

- Джеймс, ты же не здешний? - проникновенным голосом спросил Вениамин. - Тоже эмигрант, как и мы? Мы ведь оторваны от родины. Ты же понимаешь, что это такое? Мы же одни тут, брошены!

И Вениамин плаксиво наморщил лоб.

- Каждый соотечественник дорог! У нужного нам человека очень беспокойный нрав. Вдруг он сегодня уедет и нам опять придётся искать его по всей Нараке? Или даже по всему штату? Помоги, прошу тебя!

И как бы случайно уронил пару бумажек на стойку.

- Вообще-то, это не обязательно, - заметил управляющий.

Но деньги взял.

- Кого вы ищете? Имя?

- Искандеров, - ответил Вениамин. - Майкл. Или Михаил.

Джеймс положил на стойку распечатанный список гостей. Шевеля губами, провёл по нему пальцем.

- У нас всего тринадцать постояльцев. Это вилла, а не пляжный отель. Все на виду... Так... Э-э...

Он развёл руками.

- Нет Искандерова. С таким именем - никого. И Майкла нет... Есть Майк Стенфорд. Но это же не тот, кто вам нужен?

Алексей, подбежав к стойке, схватил список и минуты две внимательно рассматривал его.

Управляющий сказал правду. Фамилии «Искандеров» (или хотя бы отдалённо похожей) в списке не было. И Майклов не было. Только этот Майк... с супругой.

Но это явно не тот человек, которого ему нужно найти.

- Не может быть,.. - растеряно прошептал Алексей.

И спросил помощника:

- Ты не ошибся? Точно «Синди»? Есть в городе ещё вилла с таким названием?

- Только одна, - уверено ответил помощник. - Я проверял... Так, на всякий случай. И выходил он именно отсюда. Его мой информатор видел, а он этот район хорошо знает.

- Значит, под чужим именем зарегистрирован! - уверенно произнёс Алексей. - Ну да, конечно, под чужим! Он же Искандеров только для моей жены...

И осёкся.

Вениамин, покашляв, спросил управляющего:

- Здесь есть одинокие постояльцы? Вы говорили, их тринадцать...

- Пять семейных пар без детей и одна пара с ребёнком, - ответил Джеймс. - Мальчику лет десять и живёт он в одном номере с родителями. Так что одиноких нет... Вот есть ещё один номер, который не занят. Но там никто не живёт! Пустует...

- Номер? - встрепенулся Алексей. - Пустой?

Переглянулся с Вениамином.

«В Нараке за деньги в любой отель пустят... На ночь или на час. И безо всякой регистрации! »

- Покажите! - попросил Алексей.

- Сейчас? - уточнил Джеймс (впрочем, уже предвидя ответ и, не дожидаясь его, потянувшись за ключами).

- Сейчас, - подтвердил Алексей. - Именно сейчас!

Джеймс, приоткрыв дверь, боязливо заглянул внутрь номера и, пошарив по стене рукой, включил свет.

- Заходите, пожалуйста... Здесь немного не прибрано. То есть, мы убираем... Но редко. И, видите...

Он подошёл к столу и провёл ладонью по столешнице.

- Пыль!

Алексей, осторожно ступая и удивлённо крутя головой, зашёл в номер.

Вид у этого места был явно не жилой.

Сгустившийся, затхлый, напитанный пылью воздух. На постели - ни простыни, ни подушки. Лишь цветастое, сильно несвежее покрывало и уголком высовывающийся из-под него матрас.

Минимум предметов. Лампа на столе. Пустой графин и пара стаканов на подносе. Пустая ваза-фруктовница.

Алексей, включив свет, заглянул в ванную комнату. И здесь - нежилая пустота.

И запах... Повсюду запах - заброшенности.

- А почему пустует? - уточнил Вениамин, для чего-то заглянув под кровать. - Скоро сезон, туристов всё больше и больше... А он, смотрю, не меньше месяца пустой стоит!

Джеймс переступил с ноги на ногу.

- Трудно объяснить, господа. Атмосфера в этом номере... И звуки... Я, знаете ли, и сам не могу понять... Здесь вечно какие-то шумы, трески. Иногда даже стуки слышны. Никакого вреда постояльцам от этого нет, но гостей странности нервируют. Возможно сырость так действует на стены, или виноваты сквозняки, но шумы, господа, измучили гостей. У номера - не самая лучшая репутация. Некоторое время назад здесь остановилась ненадолго супружеская пара. Туристы из Великобритании. Милые люди!

Джеймс вздохнул.

- Увы, гости сбежали отсюда примерно через полчаса. По моему, они даже не успели распаковать вещи. Нечего боятся, господа, но люди пугаются.

Они постояли в тишине, прислушиваясь.

Но не услышали ничего. Ни треска, ни шума, ни стуков.

Тишина.

- Англичане были здесь примерно недели три назад, - добавил Джеймс. – Впрочем, из-за краткости пребывания их трудно назвать гостями. Но, по крайней мере, они последние, кто пытался исправить несправедливо дурную репутацию этого номера. Больше никто сюда не заглядывал. Я с уверенностью это говорю, господа. Ключ от номера....

Он показал гостям звенящую связку.

- Я вся время ношу с собой. Не хочу, чтобы сюда залез какой-нибудь сумасшедший хиппи, накурившийся весёлой травы. Слава «комнаты скрипов», как некоторые фантазёры называют этот номер, одних отталкивает, а других может и привлечь... Я уж присматриваю за этим местом, поверьте мне!

У самой калитки, на выходе уже, к поникшим гостям подскочил низкорослый, бородатый бродяга в толстом, тёплом не по погоде и не по месту, свитере.

- Ай, кури-кури! - завопил бродяга и запрыгал вокруг гостей.

- Это что? - и Алексей попятился от безумца.

Управляющий поморщился и погрозил танцору пальцем.

Бородач, фыркнув, с весёлым пением упрыгал прочь, скрывшись вскоре в предрассветном сумраке.

- Дядя Джа, - пояснил управляющий. - Он безобиден. Поёт и танцует. Он не мешает постояльцам, некоторым даже нравится, когда он прыгает вокруг них. У каждого приличного квартала есть свой сумасшедший. В нашем квартале это дядя Джа. Утверждает, что ему больше десяти тысяч лет от роду, рассказывает сказки о каком-то разрушенном городе и раздаёт всем самодельные сигареты, набитые сорной травой. А ещё носит старый свитер и живёт в заброшенном коллекторе. Но, как видите, весел и энергичен. Не бойтесь его, он не причинит вреда!

Вениамин поморщился.

- Да уж... Интересный тип... И такой безобидный! Только бы не испачкал ненароком!

Управляющий закрыл за ними калитку.

- Ну что, Алексей Валерьевич... Часа через четыре начальник полиции на рабочем месте покажется. Тогда я поиск супруги ваше и начну. Непременно начну!

И Вениамин осторожно повернул впадающего в забытьё Алексея в сторону машины.

- А теперь - домой! И спать, спать...

Прошло пять дней.

Поиски Ирины были безрезультатны.

Вениамин развил необычайную, сверхкипучую энергию, многие часы ежедневно проводя то в полицейском управлении, то в конторах весьма немногочисленных в Нараке частных розыскных служб (а таковых, строго говоря, обнаружилось всего три на весь город), то встречаясь с информатором (пользы от которого в этих поисках не было никакой), то просто обходя квартал за кварталом и на ломаном, приспособленном к местному языковому колориту английском опрашивая продавцов, таксистов, уборщиков, уличных фокусников, клерков мелких экскурсионных контор, барменов, рикш, зазывал, носильщиков, чистильщиков обуви и даже заклинателей змей (хотя змей боялся до крайности и потому беседовал с заклинателями, не подходя ближе чем на два метра, и при этом беспокойно поглядывая на закрытые плетёными крышками соломенные корзины, покачивавшиеся от шевеления в них гадов).

Всё тщетно. Никто не видел белокожую женщину по имени Ирина, никто не встречался с ней (хотя бы мельком), не подвозил, не заметил в уличной толчее.

Ирина пропала бесследно.

И подвозивший её той памятной ночью таксист (последняя зацепка!), которого стараниями Вениамина удалось-таки найти, категорически утверждал и клялся самыми страшными клятвами, что пассажирку вёз лишь до виллы «Дильмун», где она и покинула такси, предварительно расплатившись по оговоренному тарифу (но вот сверху не прибавив не рупии... прочем, уж таковы женщины и так устроены они, что платят лишь оговоренную сумму и ничего сверху, что таксисту было хорошо известно).

А более он эту пассажирку не видел, не встречал и ничего не слышал...

В общем, никакой зацепки не нашлось и здесь.

На пятый день, в вечерний час, бродил Алексей по вилле, едва переставляя ноги и шаркая подошвами стоптанных тапочек по неметеному полу (слуг он рассчитал на третий день... потому что хотел теперь быть один... или с женой, или - один... и лица раздражали его, любые... и голоса раздражали... хотелось тишины).

Одет он был лишь в заляпанную валокординовыми пятнами пижаму, видом своим и запахом походя на пациента больницы.

Впрочем, Алексей и впрямь был болен. Уход жены подкосил его. Бессонные ночи вымотали окончательно.

На пятый день, в вечерний час, когда бродил он бесцельно по вилле, бродил из угла в угол, напевая тихо сочиняемые на ходу глупые и нескладные песенки, позвонил ему Вениамин.

Извинившись за поздний звонок, спросил:

- Алексей Валерьевич, я могу сейчас к вам подъехать?

И тут же, чтобы не6 заронить ненароком в душу зерно ложной надежды, добавил:

- Об Ирине пока ничего... Но это только пока! А вот есть интересная штука. Очень интересная! Мне кажется, вам надо посмотреть.

- Приезжай, - бросил равнодушно в ответ Алексей, не вдаваясь в подробности.

- Ты не попросил меня открыть ворота, - заметил Алексей, встречая помощника.

Тот замялся на секунду и сказал:

- Я тогда, в тот день...

- Тайком от меня сделал запасной брелок? - догадался Алексей. - Видимо, решил, что я схожу с ума? И подстраховался... Да, Веня, понимаю тебя. Мало ли что...

Алексей растопыренными пальцами залохматил себе волосы.

- Вот так... Похож на сумасшедшего?

Вениамин опустил голову.

- Отвечай уж!

- Подлечиться не мешало бы, - отозвался Вениамин. - Вы бы съездили куда-нибудь развлечься. Охоту можно организовать, путешествие... Или вот бунгало на берегу...

- Веня, ты спятил посильней, чем я! - заявил Алексей. - У меня и так роскошная вилла на берегу океана и свой собственный кусок пляжа. А так же сад, пальмы и целый парк поблизости. Куда же ещё ехать за счастьем, Веня? Вот оно, тут!

И Алексей с размаху ударил кулаком в стену, оставив глубокую вмятину в раскрошившейся и частью осыпавшейся декоративной штукатурке.

Вениамин вздрогнул и тихо взял начальника под локоть.

- Вот сюда, сюда вот!

Подвёл к креслу и осторожно усадил.

- Вот здесь посидите. Не волнуйтесь только, Алексей Валерьевич. Просто посидите спокойно.

Алексей отдёрнул руку и отвернулся от него.

- Я вам хотел показать...

Вениамин достал из папки листок.

- Вы посмотрите, просто посмотрите.

Алексей забрал бумажку, глянул искоса и хмуро.

- Это что?

- Фотография вашей супруги, - гордо произнёс Вениамин. - Точнее, ксерокопия этой фотографии. Оригинал, к сожалению, найти не удалось. То есть, пропала фотография. Но копия осталась. Один человек сделал с неё копию, потому что...

Вениамин замешкался, подбирая подходящие слова.

- В общем, этот человек надеялся лично с вами встретиться и немножко заработать. Наивный... Вы бы не стали с ним разговаривать?

- Не стал бы, - ровным, бесцветным голосом ответил Алексей и вернул бумагу Вениамину.

- Не твой ли информатор тебя обойти захотел?

Вениамин покачал головой.

- Мой, не мой... В любом случае, с ним вопрос решён. Его вышлют в ближайшее время из Нараки. В Бангор или ещё дальше. Полиция сама решит. А фотография...

Он посмотрел на шефа с некоторым удивлением.

- Неужели она вас не обрадовала? Пусть копия, но это... Она сфотографировалась в Нараке! Не знаю, где и когда... Может, ещё до ухода... Но это след!

- Никакой это не след! - выкрикнул Алексей. - Нет! Это просто бумажка! И ещё...

Он судорожно сглотнул слюну.

- Она так странно выглядит на этом снимке. Где... Как... Постой!

Он встал и прошёлся по комнате.

- Дай снимок! Дай!

Вениамин, раскрыв папку, переложил несколько листков.

- Здесь, кстати, и распечатка того файла... Отчёт по Искандерову. И оба снимка я распечатал. Думал, пригодятся... Вот, ношу с собой. Может, в архив сдать...

- Дай! Дай снимки! Распечатки и копию! - потребовал начальник. - Те фотографии, от твоего филера... И эту! Сюда!

Вениамин, поджав губы, отобрал нужные бумаги и протянул шефу.

Фотографию коматозного писателя Алексей, повертев, бросил на пол.

Два же других снимка рассматривал долго.

А потом произнёс задушенным шёпотом:

- Это что? Это мы болваны такие? Сумасшедшие? Нас разыгрывает кто-то?

И, повысив голос:

- Что ты принёс? На кой чёрт ты это сюда принёс?!

Вениамин, забеспокоившись, на всякий случай переложил мобильный из кармана брюк в нагрудный карман и успокоительным тоном произнёс:

- Обычные снимки, Алексей Валерьевич. Что вас встревожило?

- Обычные?!

Алексей, развернув, показал фотографии помощнику.

- Вот ксерокопия, чёрно-белая. Это Ирина? Ты сам сказал, что Ирина! Только волосы  неё светлые... Белые? Белые волосы! А вот рядом... Смотри!

И листки затряслись.

- Снимок, сделанный в Москве. Цветной. Тот, что ты на принтере распечатал. Это ты хотел в архив сдать? Это, как утверждает твой шпик, снимок жены писателя... Как её?

- Светлана, кажется, - пробормотал в ответ Вениамин.

И осторожно, на полшага отступил от начальника.

- Светлана? - переспросил Алексей. - Или, может, Ирина? Это же моя жена! Одно лицо! Одно лицо с ней! Только она... Она другая тут! Другая! Но это она!

Вениамин, вглядевшись в снимки, замер, поражённый необыкновенным сходством.

«Чёрт, как же... Как же так? »

Женщина, сфотографированная Тимуром в Москве, была - вылитая Ирина!

То же лицо, с совпадением до чёрточек, до мельчайших черт... Даже родинка на лбу - на том же месте.

«Как же я сразу не заметил? »

Вот только женщин на московском снимке выглядела явно старше. Больше морщин. Потухшие глаза. Хотя...

На мутной копии не всё можно разглядеть. Можно ли заметить все совпадения или несовпадения?

И у женщины на московском снимке - седые волосы. А на копии...

«Если снимок скопировать в чёрно-белом варианте, то как тогда будут выглядеть седые волосы? » спросил сам себя Вениамин.

И сказал:

- Есть сходство, конечно...

- Одно лицо, - повторил Алексей.

И опустил руки.

Вениамин, выждав с полминуты, нагнулся и осторожно забрал у начальника листы со снимками.

Алексей, словно среагировав на его движения, очнулся и зашевелился слегка.

- Пойдём, - предложил он помощнику. - На берегу постоим. На звёзды посмотрим... Запутался я... Постоять хочется у воды, успокоиться.

- И это правильно, - согласился помощник. - Это дельная мысль, хорошая. Прибой - он успокаивает. Умиротворяет...

Он вышли из дома и, пройдя по лужайке, миновав пальмовую рощу, по дорожке, расчертившей зигзагом склон холма, спустились к пляжу.

Начинался прилив, и поднимающаяся вода мощными пенными потоками размывала песчаную пляжную полосу.

Алексей, запахнув полы пижамной куртки, стоял, сгорбившись, невдалеке от белой прибойной полосы, не замечая осыпающих его брызг и не обращая внимания на подбирающиеся к ногам его водные языки.

Стоял в молчании долго, очень долго.

Смотрел он не на звёзды, а на вздыбленный могучей лунной силой океан, надвигающийся на ночной, скованный сном берег.

Смотрел неотрывно, будто приковавшись взглядом к великой этой воде.

И так долго длилось молчаливое это наблюдение за океаном, что помощник, не выдержав, тронул его за плечо.

- Алексей Валерьевич...

Не дождавшись ответа, продолжил:

- Здесь климат, конечно, тропический и ночи тёплые, но... Ветер свежий, а вы так легко одеты! Продует, Алексей Валерьевич! Может, нам вернуться...

Шеф неожиданно легко согласился к ним.

Алексей кивнул в ответ.

- Да, мне пора. Только просьба одна к тебе. Дай-ка папку эту...

Заметив, что просьба смутила Вениамина, добавил:

- На один вечер всего. Почитаю письмо этого твоего... Тимура. На снимки полюбуюсь. А завтра верну. Верну, не волнуйся...

Вениамин протянул папку шефу.

- Только так ещё служебные документы...

- Завтра верну, - успокоил его Алексей. - Ты постой, подыши свежим воздухом. А то всё по городу бегаешь, смог глотаешь. Как наскучит, иди. Выпускать тебя за ворота не буду, сам выйдешь. Только потом убедись, что ворота за тобой закрылись. А то мало ли...

Вениамин кивнул в ответ.

И отвернулся, чтобы взглядом не смущать еле ковыляющего по тропинке начальника.

Хотел он остаться на берегу минуты на три.

Но простоял дольше, гораздо дольше.

Так долго, что впал с странное полузабытьё и, будто услышав в шуме волн чей-то манящий голос, сделал шаг вперёд. И ещё один. И ещё.

Будто под гипнозом океана, зашёл в воду и, схваченный было волнами, в страхе попятился, отступил назад.

«Господи, чего же это я? »

Ошалело закрутил головой.

«Замечтался... Идти пора. Заглянуть к шефу, спокойных снов пожелать? Или... Да уж, уснёт он! Едва ли теперь... »

Он похлопал по брючинам, сбивая налипший песок.

«Вот чучело! Нет, в таком виде к шефу заходить нельзя! »

Но...

Кольнуло, будто спица достала сердце.

Когда проходил он мимо дома - почувствовал что-то недоброе. Нехорошее.

Редко бывали у него предчувствия. Такого - не было ещё никогда.

В окне второго этажа – силуэт. Чёрная тень – отражением на занавеске.

Неподвижная. Странно неподвижная!

Сбиваясь ног, оскальзываясь на дорожной плитке, бросился Вениамин в дом...

Распахнул двери.

Выбежал на середину холла и крикнул:

- Алексей Валерьевич! Але...

Закашлялся.

И, не успев отдышаться, побежал дальше. К лестнице. Наверх.

Викрам отключил магнитолу и нажал на кнопку приёма звонка.

- Я в машина! В машина жду! Не уходил! - гордо доложил он.

В трубке послушался хрип. Кажется, ещё какое хлюпанье.

И резкий кашель.

- Мистер Дробужин? Вы... Я слушать!

Но ответил ему Вениамин.

- Это я, Викрам. Срочно в дом, мне помощь нужна. И вызови врачей.

- Амбуланс? - уточнил Викрам.

- Амбуланс! Доктор! - выкрикнул Вениамин. - Срочно!

Викрам, покачав головой, набрал номер вызова «скорой помощи».

Продиктовал адрес.

На вопрос: «Что случилось? », подумав, ответил:

- Плохо... С сердцем, должно быть, плохо. Давно не спал человек...

Убрал телефон в карман куртки.

И подумал, что - беда с этими гостями. Болеют они, на солнце обгорают. То волдыри, то отравления!

«Глупые... Как дети! » подумал Викрам.

Кофе остывает быстро.

В летний полдень...

В летний полдень воздух приятно свеж.

На тенистой террасе кафе малолюдно, из столиков заняты только два.

Столик под старой липой приютил пожилую супружескую пару.

А за столиком, что стоит у самого края террасы, на том самом месте, с которого открывается, пожалуй, самый прекрасный вид на город, сидит одинокий посетитель.

Он никуда не торопится. Он никого не ждёт.

Он сидит на открытом прохладному ветру месте.

Он пьёт быстро остывающий кофе.

Когда протягивает он руку к чашке, становится заметно, что несильно, но отчётливо подрагивают у него пальцы.

Он с удивлением смотрит на неожиданно присевшего к нему за стол человека, одетого в яркую синюю куртку с вышитыми на груди буквами «ОП».

Он...

- Здравствуйте, Михаил Львович. Вот, случайно зашёл в кафе. Время обеда...

Посетитель посмотрел на часы.

- Половина первого. Кафе как раз по дороге. Это замечательно, что я вас встретил именно здесь. Смогу, стало быть, совместить приятное с полезным...

Человек в синей куртке повернулся к подошедшему официанту и сделал заказ.

- Вы кто? – спросил Искандеров, допивая кофе.

Официант закрыл блокнот и удалился.

- Я? – переспросил человек. – Разве...

- Вы, - с раздражением произнёс Искандеров. – Я никого не ждал. Не получал приглашений и сам никого на встречу не приглашал. И вообще, я недавно здесь...

Человек в синей куртке рассмеялся и хлопнул себя по коленке.

- В том-то всё и дело, что недавно! Только что прибыли! Прыгнули, так сказать, прямо к нам. Из летней зимы в зимнее лето! Прохладное лето выдалось в Европе, правда? Я на прошлой неделе на арендованной машине в Австрию ездил, так там...

- Кто вы? – повторил вопрос Искандеров.

Человек в синей куртке ткнул пальцем в буквы «ОП».

- ОП! Обслуживающий персонал! Ваш, так сказать, персональный гид и помощник.

- Мне не нужны помощники!

И Искандеров резко отодвинул чашку и попытался встать.

Но посетитель, протянув руку, схватил его за локоть.

- Что?! Что...

- Сядьте, пожалуйста, - попросил человек в синей куртке.

Фраза эта была произнесена просящим тоном, но прозвучали в ней и неприятные, повелительные нотки.

«Странно для обслуживающего персонала» подумал Искандеров.

И остался сидеть за столом.

- Вот и хорошо, - удовлетворённо произнёс человек в синей куртке. – Говорили, что с вами тяжело будет, будто вы и разум потеряли в прошлом вашем путешествии, а вот, смотрю, вы вполне адекватны и вменяемы. Хороший знак! Я, как говорил ранее, из обслуживающего персонала. ОП!

- ОП? – переспросил Искандеров. – Я было подумал, что это – Обитель Проклятых.

Человек замахал руками.

- Типун вам на язык, Михаил Львович! Разве этот милый европейский городок похож на обитель проклятых? Что вы, это замечательное место! Тишина и покой, уличные фонтанчики и герань под окнами. Милая европейская провинциальность и западный комфорт.

Он подмигнул.

- Вам понравится у нас, Искандеров!

Михаил медленно и размеренно, словно отсчитывая время, постучал ложечкой по краю блюдца.

- Не думаю, господин представитель обслуживающего персонала. Я сюда попал против своей воли. Как модет нравится место, куда попал против воли?

- Это против воли вы мешок на голову нацепили? – удивлённо воскликнул человек в синей куртке. – Вы начали это путешествие, Искандеров. Сами! Самостоятельно! А мы – всего лишь обслуживающий персонал. Приём, расселение, экскурсионное обслуживание. Вот такая вот у нас миссия. Сделать ваше пребывание приятным...

Он улыбнулся и погладил вышитые буквы.

- Видите, униформу выдали? Раньше проще было... Ходили, в чём придётся. Некоторые так ужасно одевались, что пугали туристов. Так что руководство...

И он ткнул в сторону возвышающегося над старой частью города медного шпиля.

- ... сделало выводы. Приодели нас – и смотреть приятно. Вот и сервис потихоньку улучшаем. Как раз сегодня я должен был провести с вами, уважаемый Михаил Львович, ознакомительную встречу. Рассказать о том месте, где вам предстоит провести...

Официант на широком подносе принёс корзинку с кусочками хлеба и заранее разрезанными булками, столовые приборы и глинянную плошку с чуть подтаявшим чесночным маслом.

Выложив всё это на стол, шепнул он что-то на ухо посетителю и скрылся.

- Салат через пять минут принесут, - передал зачем-то Искандерову услышанную новость человек в синей куртке. – Подогревают куриную грудку для «Цезаря»...

Он развернул салфетку и, взявши нож, начал намазывать масло на подогретую булку.

- Не отобедаете со мною, Михаил Львович? Фирма платит!

Искандеров поморщился.

- Не люблю бесплатных угощений, сударь. А как ваше имя, кстати? Вы до сих пор не представились.

Человек в синей куртке откусил кусочек от бутерброда и начал медленно, тщательно его пережёвывать, сделав вид при этом, заданный ему вопрос при этом совершенно прогнорировав.

- Да, - прожевав, сказал человек в синей куртке. – И еда здесь – очень вкусная! Очень! А какие здесь рульки! Какое пиво!

И он на миг зажмурился в гастрономическом восторге.

- А вы Искандеров, привыкайте к угощениям. Мы вас теперь долго угощать будем. Пребывание – тоже за счёт фирмы!

- И сколько же это пребывание продлится? – уточнил писатель.

Человек с синей куртке пошевелил губами, словно подсчитывая. И даже, подняв над столом руку, загнул пару пальцев...

А потом, расхохотавшись, хлопнул Михаила по плечу.

- Не спешите, нетерпеливый путешественник! И куда вы всё время спешите? Что вы пытаетесь найти? Или...

Он замер и взгляд его погрустнел.

- Или кого? Глупо... Её здесь нет, Искандеров. Нет и никогда не было. И, надеюсь, не будет. Не надо себя обманывать. Вы, писатели, слишком привязываетесь к собственным фантазиям, к вами же сотворённым фантомам. В этой вашей...

Он наморщил лоб.

- В этой вашей Нараке что-то вышло такое... Что-то вы сотворили этакое... В Нараке, должно быть, ещё свежа память о прошлом, оно ещё как-то способно ожить. Но здесь этот номер не пройдёт! Не пройдёт!

Искандеров опустил голову.

И спросил:

- Я что, так далеко забрался?

Человек в синей куртке пожал плечами.

- А мне откуда знать? Я – всего лишь обслуживающий персонал. В сложных материях плохо разбираюсь, да и ни к чему мне это. Моё дело – принять, разместить, рассказать о городе...

И он приступил к приготовлению второго бутерброда.

- Вот доведётся вам с начальством встретиться...

И он проводил взглядом схваченную ветром и унесённую прочь салфетку.

- ... так и спросите его о расстояних-то этих. Вам, может, и объяснят.

И вдруг взгляд его стал жёстким и холодным.

- Зная буйный нрав ваш и некоторые нехорошие ваши привычки, хочу сразу же предупредить: не делайте глупостей, Искандеров. Не пытайтесь уйти отсюда прежде времени. Начальство наше писателей любит и ценит, но...

Он выразительно покачал ножом.

- Кто знает, в каком месте вы окажетесь в следущий раз. Место это может оказаться вовсе не таким уютным. Всякие есть места, Искандеров. Разные есть места...

Михаил посмотрел на собеседника удивлённо.

- Запугиваете? Это так вы туристов обслуживаете?

- Предупреждаю, - пояснил человек в синей куртке. – Не хочу, чтобы вы попали в нехорошее место. Лучше уж здесь... Поверьте, мы умеем обслуживать туристов. Видите...

Он повернулся к писателю боком.

- Какая ровная строчка! Какая вышивка! И кириллицей написано! Специально для соотечественников!

Михаил, призадумавшись, опустил голову и сидел так долго.

Кажется, минуты две. Или три.

И очнулся он, только услышав шаги спешащего к столику официанта.

- Уговорили! Убедили... Что ж... Тогда уж и впрямь отобедаем!

И, взмахнув руками, воскликнул:

- Жаркое, любезнейший! Порк и этот... как его...

Официант с готовностью вытащил из нагрудного кармана блокнот.

- Нет! – наставительно заметил человек в синей куртке. – С ним по-немецки надо. Давайте-ка я вам помогу. Что вы там заказать хотели?

И, со всем вниманием выслушивая слова, отчего-то произносимые Искандеровым шёпотом, начал  подробно растолковывать официанту, что же должен тот принести, добавляя при этом (разумеется, исключительно в качестве бонуса!) некоторые блюда и от себя.

Александр  Уваров   (С)  февраль – май 2009