Авантюрист 26 окончание главы

(продолжение)

Начало:

ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ ГЛАВА (окончание)

…Новый рассвет в распахнутые окна вливался в спальню Анны Александровны, обливая золотом покоящихся на взбаламученной любовью постели хозяйку и её гостя.  

Загорался новый день, яркий, жаркий. Ушли в небо сизые туманы.

– И всё-таки, скажи, Аня, зачем я понадобился тебе? – спросил Виктор Вырубову, поглаживая кончиками пальцев то один, то второй её коричневый сосок.

От его прикосновений соски, было увядшие, напрягались и твердели.

– Не мне, – ответила Вырубова, не открывая глаз, отдаваясь нежащим прикосновениям, – а…

Она, словно спохватившись, умолкла.

– А кому? – Виктор ласково сжал сосок большим и средним пальцами и стал поглаживать его указательным.

– Я не могу, – выдохнула со стоном Вырубова. – Ты меня, неугомонный, снова заводишь.

– Нет, ты ответь на мой вопрос, – продолжая безжалостно будоражить её плоть, потребовал Виктор.

– Я скажу, но не сейчас… – стонала Вырубова. – Погоди… ну, давай… он опять у тебя стоит… возьми меня… аааа, сладкий…

На этот раз Виктор сразу вошёл ей в анус…

…Часы весело отбили полдень.

– Встаём, мой милый, – сказала Вырубова. – Мне пора. Служба.  

Она поднялась с постели. Виктор увидел её грузное, отягощённое грушевидными грудями тело и широкую попу с выпуклыми упругими ягодицами. Такое женское тело принято называть роскошным.

Накинув на плечи пеньюар, Вырубова вышла из спальни. Виктор тоже встал, надел раскиданную по полу одежду.

В гостиной он увидел горничную, плавно двигающуюся по комнате с мягкой метёлкой в руках. Он сметала пыль с мебели.

Виктор поздоровался с ней и направился в туалет. В коридоре он услышал голос Вырубовой, донёсшийся из одной из комнат, приглушённый плотно притворенной дверью.

– Нет, я ничего не говорила ему. Вы знаете, я не болтушка… Хорошо, Аликс, я возьму его с собой… Крепкий… Решать вам… Да, к четырём успеем, если, как намедни, не подведёт авто… Прекрасно, Аликс…

Виктор догадался, что разговор, похоже, идёт о нём.

– Я приглашаю тебя прокатиться в Петергоф, посмотреть фонтаны, – сказала  Вырубова  Виктору за завтраком. – Сегодня я свободна, но  царица хочет ненадолго увидеть меня. Она пришлёт за мной авто.

Открытый дворцовый «паккард» с золотым вензелем на дверцах бодро нёс Виктора и Вырубову. Свежий ветерок обдувал их, напоминая Виктору его «фарман», Шанталь. У него тоскливо заныло сердце. Он с силой стиснул руку Вырубовой, отчего та удивлённо посмотрела на него, спросила:

– Что с тобой?

Виктор мотнул головой, прогоняя невесёлые свои мысли.

– Ничего. Так. Кое-что вспомнилось…

– У тебя всё будет хорошо, – сказала Вырубова. – Только, пожалуйста, не делай мне больно.

«Паккард» остановился перед дворцом. Вырубова прошла мимо стоящих у входа на часах гвардейцев. Виктор спустился по лестнице к свежо звенящим фонтанам. Шум падающих водяных струй успокаивал. Долго рассматривал Виктор мощную фигуру Самсона. За этим занятием и застала его Вырубова.

– Да, красавец мужчина, – сказала она, – В наше время больше выродков. Разве в какой дальней деревне встретишь такого, – и, взяв Виктора под руку, добавила: – Но ты тоже удачный экземпляр. Сегодня ночью ты почти убил меня.

Они вернулись к «паккарду», но Вырубова не спешила садиться в машину. Они прошлись вдоль роскошного дворца.

– Здесь сейчас живут их величества. Это их летняя резиденция. Вот за теми окнами кабинет царя, рядом кабинет царицы. Возможно, она сейчас смотрит на нас. А вон окна царской спальни. А дальше личный будуар царицы. В нём она принимает самых близких ей людей…

…– Теперь я могу ответить тебе на твой вопрос, зачем мы тебя пригласили, – сказала Вырубова Виктору, когда они вернулись из Петергофа. – Конечно, не для того, чтобы ты ублажал меня. Я была бы рада, останься ты со мной, но я должна уступить тебя другой, – она вздохнула. – Ради неё было всё затеяно.

– Ради кого? – уже догадываясь, спросил Виктор.

– Для Аликс, – ответила Вырубова, – для царицы.

– Ты с ума сошла! – воскликнул Виктор. – Вы все здесь посходили с ума.

– Выслушай меня, не кричи, – проговорила Вырубова. – Твоё право отказаться. Ничего тебе за это не будет, в тюрьму не посадят. Ты сможешь продолжать летать на своих аэропланах. Но сначала послушай меня. В возрасте четырнадцати лет Мама заболела…

– Какая мама? – перебил её Виктор.

– Ах, да, ты же не знаешь, что между собой мы царицу зовём Мамой, – пояснила Вырубова и продолжила: – Тогда у неё начались первые менструации. С тех пор перед ними на неё нападает сонливость.

Она засыпает, а во сне у неё делаются конвульсии. Она бьётся по нескольку минут и потом успокаивается и снова засыпает. Во сне она ужасающим образом разговаривает и поёт. Её лечили в Дармштадте, лечили здесь, и лучшие немецкие врачи, и наши. Ей хорошо помогала Агинушка, её няня. Она растирала её.

Когда Мама вышла замуж, эти припадки на некоторое время почти прекратились, а те, что случались два-три раза в год, не были столь тяжёлыми.

Одно время у неё был мужчина, не царь, а мужчина, которого она очень любила. И за три года не случилось ни одного припадка. Казалось, всё прошло, но тот мужчина умер шесть лет назад. И припадки возобновились.

Когда Григорий увидел Маму, он сразу сказал ей, что она страдает от полового голода. «Ты недолюбленная», – сказал он ей и посоветовал Папе чаще спать с Мамой, но Папа не может. У него не встаёт с тех пор, как в пятом году бунтовала чернь. Он оставил и Маму, и свою Канарейку…

– Кого? – снова перебил Вырубову Виктор.

– Прости, ты не знаешь, балерину Кшесинскую, с которой у него была тайная любовь.

И сейчас у него иногда что-то получается, но только, когда он пьян. Иногда он приходит ко мне. Да, он спит, или, точнее, пытается спать со мной. Он сам мне говорил: «Когда я не пьян, я не могу. Особенно с Аликс… На тебя он подымается, а на неё нет».

А мне от него не надо ласк. Мне они отвратительны. После него я дня два не могу двинуться, так он груб и небрежен. Если бы он был простым мужиком, ему ни одна женщина не отдалась бы. Я стараюсь прогнать его, потому что он никогда не доводит дело до конца. Я после него бешусь недоё*аной и истекаю кровью. Ты прости меня за откровенность. Это, конечно, должно остаться между нами и умереть вместе с нами. Обещаешь?

– Обещаю.

– Что бы ты знал, Папа человек очень жестокий в гневе. Он не терпит, когда интимную жизнь его или Мамину выносят из спальни. Когда Григорий сказал Маме, что ей нужен мужчина, Мама выбрала Петрушу, внука Агиши. Мальчику было семнадцать лет. Он был очень красив, как греческий бог, работал в гараже, любил гимнастику. Григорий их благословил. Когда у Мамы и Петруши всё произошло, мальчик не удержался и проговорился великой княгине Марии Павловне, жене великого князя Владимира Александровича.

Как и от кого проведал Папа о его словах, я не знаю. Да это и не важно. В гневе он вызвал Петрушу к себе в кабинет и спросил:

«Ты врал Машке, что е*ёшь царицу? ».

«Не так…».

«Врал, что ублажал её, как мужчина? ».

«Врал…».

Папа ударил его каминными щипцами по голове, и Петруша замертво упал. Потекла кровь… мозги…

Я стояла и смотрела, потом кинулась к двери. Папа крикнул мне:

«Стой! Смотри и помни! ».

Я стояла и не шевелилась. Потом пришёл Игнат и унёс Петрушу в мешке.

– Ужасная история, – содрогнувшись, заметил Виктор. – Нет, увольте меня… Быть убитым каминными щипцами я не желаю. Я готов каждый день спать с тобой, столько, сколько ты пожелаешь, но с царицей… Почему царица выбрала именно меня, когда вокруг неё столько красивых мужиков?

– Дурачок, ты не понял – ответила Вырубова. – Папа прибил Петрушу за длинный язык, как и Маминого Соловушку, а не за длинный х*й. А выбор Мамы пал на тебя, потому что ты, как две капли воды, похож на того Соловушку. Она увидела твой портрет в одном журнале и поразилась вашему сходству. Только у тебя нет бородки и ты моложе. Поэтому ты тут.

Папа чрезвычайно боится маминых припадков. Однажды, когда у неё припадок длился почти десять минут, он с ужасом смотрел на неё и сказал: «Если мама умрёт, я потеряю многое…».

Поэтому он согласен на то, что мама получает от постороннего мужчины то, чего он не в состоянии дать сам – половое удовлетворение. У тебя должно получиться, тем более, что она хочет тебя…

Вырубова опустилась к чреслам Виктора и, расстегнув брюки, стала нежно водить губами по его сокровеннейшему мужскому достоинству.

– Завтра ты станешь царицыным, но сегодня ты ещё мой. Идём в спальню, – сказала она.

(продолжение следует)