Киндер, кюхе, кирхе. Тематика: Рассказы о любви 18 плюс читать Часть 8. 18 плюс

От автора: повесть является продолжением серии «О чем ты молчишь? » -- «Не одни на всей планете» -- "Льезон, драчена, яйца Бенидикт". Произведение не предназначено для лиц моложе 18 лет. Если вы не достигли этого возраста, пожалуйста, покиньте эту страницу.

Повесть написана на стыке жанров "слэш" и социальная драма. (Из Википедии: "Слэш... — это жанр любительских произведений, в котором описываются романтические или сексуальные отношения между персонажами одного пола, обычно мужского" (с)). Также здесь может встретиться ненормативная лексика.

Если просмотр подобных материалов может нанести вам моральный ущерб, я прошу Вас прекратить чтение этих страниц. Отдельная просьба к гомофобам: пожалуйста, покиньте эту страницу.

Рассказ не пропагандирует однополые отношения. Персонажи и их имена вымышлены автором. Любые совпадения с реальными лицами и реальными событиями - случайны.

-----------------------------------

Глава 15.

*   *   *

если ты хочешь любить меня

полюби и мою тень

открой для нее свою дверь

впусти ее в дом

тонкая длинная черная тварь

прилипла к моим ногам

она ненавидит свет

но без света ее нет

если ты хочешь - сделай белой мою тень

если ты можешь - сделай белой мою тень

кто же кто еще кроме тебя?

кто же кто еще если не ты?

Кто еще. В. Бутусов - И. Кормильцев

«Свекрови» своей Мишка побаивался.

Нет, Лариса Станиславовна была не строгая. И уж тем более – не злая. Интеллигентная, тихая, пожилая уже женщина с неуверенным голосом и в очках с очень толстыми стеклами, она была совсем не похожа на молодую, бойкую, шумную Мишкину маму. Она беспрекословно приняла версию, что Миша – брат Светланы и родной дядя Юрика. Когда они привезли годовалого малыша - специально, чтоб показать бабушке, Олег, открывая в мобильнике Светкино фото, объяснил:

- Видишь, мам, у нее травма лица. Она стесняется новых людей. Пожалуйста, не настаивай на знакомстве. Она с тобой поговорит по телефону, хорошо?

Лариса Станиславовна незаметным движением утирала старческие слезы и негромко говорила сыну:

- Олежка, только ты помнишь…. Всегда помнишь, о чем мы договаривались, да? Мне не придется стыдится?...

- Мама, не надо! – неловко оборвал ее Олег.

Смысла этих слов Миша не понял. И объяснять их ему никто не стал.

Теперь в Кострому они приехали вдвоем - по настойчивой просьбе Наташи. В первый же вечер состоялся тот разговор.

- Олег, у нас с мамой к тебе серьезное дело.

- Мне выйти? – порывисто поднялся Мишка.

- Нет, сиди. Светы здесь нет, ты – ее представитель, и мы хотим, чтоб ты тоже послушал. Правда, мам? - Лариса Станиславовна кивнула, и Наташа продолжила своим учительским тоном: - Олег, какие у вас планы?

Олег растерялся:

– …Планы? Я – работаю. Юра летом в сад пойдет.

- Ты здесь прописан….

- Я сюда не вернусь, - быстро проговорил он.

- Не перебивай, пожалуйста. Квартира у нас небольшая. Вадик вырос. Рае - тринадцать. И Юре нужно постоянное место прописки. Мы с мамой накопили сто девяносто тысяч. Я разговаривала на работе, мне дадут беспроцентную ссуду – еще пятьдесят. Я смотрела в интернете цены на жильё в Новгороде. Если Миша… и Света… продадут автомобиль, вам хватит на хорошую однушку.

- Я не буду брать у вас денег! – запротестовал Олег.

- Будешь! – категорически отрезала Наташа. – Мы с мамой специально копили их для тебя долгие годы.

- …Возьмем? – спрашивал Олег Мишку ночью.

- Не знаю. Тебе решать, твои же родные.

Им постелили в единственной в квартире изолированной комнате. И они сидели в темноте друг напротив друга: Олег – на кровати, Миша - на раскладушке:

- Машину продадим, а тебя ко мне пропишем. А потом снова купим жигуленка.

- Мне мать не разрешит выписаться из Сатарок. Там же, типа, всё мое: квартира, бабкин дом, огороды.

- И в старости мы будем олигархами! – хохотнул Олег.

- Тихо ты! …Всё слышно, - слышимость в «хрущевке», и правда, была «идеальная».

Они долго негромко разговаривали. Потом решили всё же: деньги брать.

- А на то, что платим сейчас за аренду, теперь будем мебель покупать! – мечтал Мишка.

- Ладно, спим! Завтра в шесть - подъем. Самый клёв – на зорьке.

На зимнюю рыбалку их зазвал брат отца, дядя Витя. Вадик тоже просился, но Наташа не отпустила.

Ни мать, ни Райка, ни дядя Витя подробностей личной жизни Олега не знали. А вот восемнадцатилетний Вадик - просек.

- Мам, а дядя Олег с этим Мишей – того? – спросил он в один из их первых визитов.

- Что ты имеешь в виду? – нахмурилась Наташа.

Но тинейджера было не обмануть.

- А ты не видишь, как Мишка на дядю Олега смотрит? Я на девчонок так не смотрел никогда!...

- Мне стыдно тебя слушать! – оборвала она его развязную фразу.

- Ну-ну, давай, стыдись! – хмыкнул сын. – Спроси их на всякий случай: вместе им стелить или по отдельности?

Больше всего Наташа боялась, что Вадик что-нибудь ляпнет при Рае. Поэтому она решила взять сына в союзники:

- Вадим, ты – взрослый человек! Ты уже моя поддержка и опора! – сменила она тактику. – Да, дядя Олег и Михаил живут вместе. Но я надеюсь, при сестре и бабушке ты будешь об этом молчать.

- А при них? – ухмыльнулся сын.

Ей надоела эта бравада, и она обрезала его:

- А при них – давай, остри! Посмотрим, что получится.

Острить при гостях Вадим, конечно, не решился. Но общался – с удовольствием. Тем более что Мишка оказался клёвым мужиком: и рыбачить умел, и в футболе разбирался, и движок у мопеда перебрал так, что Вадик и его приятели просто ошизели! А вот Наташе то, что бой-френд брата стал кумиром ее сына, не нравилось. Она долго сомневалась, отпускать ли сейчас сына «на рыбу». А решилось всё короткой и случайной сценкой.

Олег помогал сестре разбираться на антресолях. Мишка сидел на кухне и через планшет копался в интернете. Вадик только что пришел из института.

- Вадим, нагрей себе борща! – сказала Наташа, на секунду оторвавшись от коробки старой обуви, извлеченной с антресолей.

- Угу! – буркнул сын. А сам на кухне налил себе чая, взял батон хлеба и накромсал колбасы, зубами отдирая шкурку. Забирая еду со стола, нечаянно смел на пол пару колбасных очисток. Под мышкой у него был зажат хлеб, в руках – тарелка и чашка. Ставить это всё, потом снова брать было - в лом. Покосившись на читающего что-то в планшете гостя, Вадик ногой зафутболил мусор под холодильник и пошел к дверям. Мишка, заметивший это, обалдел: попробовал бы кто-нибудь в Ключах, у бабы Зои, сделать также!...

- Вадим, вернись, пожалуйста! – окликнул он ледяным тоном.

Вадик вопросительно обернулся в дверях.

- Подними! – Миша показал взглядом под холодильник.

Пацан скорчил вызывающую мину, хотел сдерзить, но Миша строже сдвинул брови. Ослушаться оказалось трудно. Шлепнув чашку с тарелкой на стол, Вадик опустился на колени, выгреб из-под холодильника колбасные шкурки, выбросил в ведро.

- Руки помой! – это Мишка сказал уже почти на автомате. Всё-таки, как не крути, у него был уже почти трехлетний сын.

Вадик включил кран. Наташа в коридоре прислушалась к непонятному эпизоду: менторский Мишин окрик, шаги сына, какие-то разборки.

- Что здесь у вас?... – показалась она в дверях.

- Ничего! – хмыкнул Вадим, отправляясь к себе в комнату с чаем и бутербродами.

- Всё в порядке, - из-за его спины спокойно ответил Миша.

Как она пропустила момент, когда у них возникли какие-то личные, секретные отношения!? Теперь Наташа окончательно решила:

- Вадим, на рыбалку ты завтра не поедешь: холодно.

- Ну, маааам!

- Закрыли тему!

Вадик только вздохнул: трудно жить, когда твоя мама – училка!

Рыбалка была хороша: Волга есть Волга! Они накрутили себе лунок, палатку поставили, всё – чин-чинарем. Олег судачка заблеснил килограмма на два. Дядя Витя с Мишкой окуней тягали. Потом пошла с реки позёмка. Глаза забивало, палатку пришлось переставить. Продрогли все. Тогда дядя Витя вытащил из ящика «ноль пять»*:

- Ну что: согреемся?

- Я – пас! – сразу сказал Мишка.

- Ты ж больше всех замерз! – запротестовал старый рыбак. – Давай, не дури. Выпьешь сто грамм и – норма! – он разлил водку по трем стопкам: - Вздрогнем!

Олег - выпил. Мишка - отказался. Но дядя Витя отказ не принимал:

- Ну, ты – что: не русский человек?

- Русский. Просто не пью.

- На морозе? На рыбалке? Не пьешь? Я не верю! – «белая» уже побежала по дядькиным жилам, и ему хотелось добиваться для всех добра и справедливости.

- Оставь, дядь Вить! – попробовал унять его Олег. – Ну, не пьет – и не пьет! Нам же больше достанется!

- Не наааадо! – выставил вперед себя ладонь дядя Витя. – Я на всех заготовил, - он запустил руку в свой ящик и достал, держа за горлышки, еще пару бутылок. – Что я, первый раз, что ли, зимой рыбачу? Или мой новый родственничек – «орда»? Я знать хочу, в какой семье ты мать нашел для моего внучатого племянника!

- Какая еще «орда»?! – фыркнул Мишка.

- Ну, ты – с Поволжья? – вцепился в его локоть дядя Витя.

- Да.

- Там у хана Батыя столица была?

- Ну, не у нас была столица-то. В Татарстане….

- Я не знаааааю! – дядя Витя налил себе и племяннику еще, и – выпил. – А раз ты водку в самый лютый мороз не пьешь, значит, ты – ордынец! Вон, глаза у тебя – черные. И Юрка, значит, тоже в тебя пойдет. Олег, как ты допустил это, а?

Миша обиделся за Юрку даже, не за себя.

- Какой я, к богу душу в рай, «ордынец»!? Русский я! И отец у меня, Евгений Иванович – русский. И дед, Иван Никанорович!

- Тогда – пей! – придвинул дядя Витя Мише стопку.

- Хорошо! – Мишка взял стакан и опрокинул разом. – Так – пойдет?

- Отлично! – оживился старик. – Вот теперь я понимаю: Миша – наш человек! И Юрка – наш, исконный.

- Минь! – предостерегающе произнес Олег.

Но Мишка повернулся к нему, уже блестя глазами:

- А ты спокойно относишься, что твоего сына, бог знает, в чем подозревают!?

А борец за «исконность» своего рода уже налил Мишке очередные сто грамм:

- Олег, не лезь! Дай, я с новым родственником пообщаюсь!

Не сказать, чтоб Мишка сильно набрался. Но – так, все-таки выпил слегка. Дядю Витю развезло. Олег разозлился. Палатку собрали, снасти уложили в короба и двинулись домой. Дядьку довезли прямо до порога. Сами явились домой уже в сумерках.

Хорошо, что в квартире была только Наташа. Бабушка с Раей уехали с ночевкой к родне – да, потому что места при гостях не доставало. Вадик ушел куда-то с друзьями.

- Ужинать будете? – спросила Наташа.

- Я – нет! – сердито ответил Олег. – А этого – сама спрашивай… алкоголика.

- Нет, ну что я – алкоголик?! – нетрезво возмутился Мишка. – Это же твой родственник был, правда? Это он сказал, что я – «орда». Я здесь всем – поперёк!

- Не выдумывай, Миш! – не ко времени встряла Наташа.

Мишка повернулся к ней:

- А что – не так? Я – гей. Я – орда. Я – деревня! Ведь вы боитесь сына своего с нами отпускать, потому что я – гей. Вы что – думаете: я не могу себя контролировать и буду соблазнять племянника собственного мужа? Да рядом со мной ему безопасней, чем в Изобразительном Музее! Неужели вы думаете, что я поставлю под удар свои отношения с Олегом? Вы еще не поняли, как я его люблю, как дорожу, как боюсь потерять? – в теплом доме Мишку окончательно развезло от водки. – А он меня, между прочим, очень строго держит! Он меня бьет, между прочим!...

Мишка не понял, что и когда поменялось вокруг него. Он еще что-то говорил, но Наташа, схватившись за сердце, осела на табуретку, шепча побелевшими губами:

- Олег, Олег, лекарство!

Олег ожесточенно дернул оратора за руку:

- Заткнись, урод! – рванул к шкафам, распахнул их все: - Ната, где аптечка? Где? Вот это? – достал пузырек и начал считать капли.

- Что?... – непонимающе оглядел их Мишка.

- Заткниссссь! – шипел Олег.

- Уезжайте отсюда, Олег! Уходите! Прямо сейчас! – Наташа слабо махала на них руками. Ее душили слезы. Олег подал ей валокордин. Но ее подбородок дрожал, и было слышно, как стакан стучит о зубы.

- Ната! – горячо говорил Олег. – Это – неправда! Он врёт! Не думай так про меня!

Зажмурив глаза, она мотала головой:

- Молчи! Молчи! Уходите! Вдруг мама вернется сегодня?!

Олег зло обернулся к растерявшемуся, притихшему Мишке:

- Ну-ка раздевайся, правдоруб! Живо. До трусов.

- Чего? – опешил Мишка, отступая.

Трясясь от ярости, Олег сжал кулаки:

- Молча, я сказал. Быстро, я сказал. До трусов!

- Не надо, Олег. Оставь его в покое. Пожалуйста, уедьте! Мама не переживет.

Но Олег не мог остановиться, не мог изменить решение:

- Ната, ты хоть раз видела его с фингалом? Хоть один синяк на нем был? Ты сейчас сама увидишь: нигде, НИГДЕ ни одного синяка. Даже крошечного, поняла?! Он хрень сейчас сморозил. Я его не бью! - и грозно повернулся к испуганному Мишке: - Ну?!

Мишка, бормотал:

- Лёль, зачем? Что ты делаешь!? – но все же не посмел ослушаться и быстрыми движениями освободился от одежды.

Олег щелкнул выключателям, зажигая еще два рожка люстры, добавил свет над плитой и вытолкнул любовника на середину кухни:

- Смотри: ни одного синяка. …Руки подними! Покажи спину!

Миша поднял руки и развернулся спиной.

- Не надо! – безысходно и отчаянно рыдала Наташа.

- Посмотри! – Олег тряс ее за плечо. – Убедись! – а потом, любовнику: - Честно отвечай: я хоть один раз тебе что-нибудь сломал?

- Нет, - мотал головой Мишка.

- А на скорой тебя увозили?

- Нет.

- Ты слышала, Наташ? – потом он повернулся к другу: - Одевайся!

Миша взял рубашку, но дрожащими пальцами никак не мог попасть в рукав. Тогда Олег обнял его одной рукой, другой собрал с пола разбросанную одежду:

- Всё, пошли, уложу тебя спать. Успокойся. Прости меня. Ты просто сейчас был не прав.

Наташа сидела у стола и плакала, закрыв лицо руками. Олег уже тащил Мишку из кухни, когда тот обернулся в дверях:

- Наташа, простите!... Я не хотел!...

Олег отвел его в комнату, сорвал покрывало с постели, уложил дрожащего парня и сам опустился на колени перед кроватью:

- Миня, прости! Это очень нужно было сейчас. Ты поймешь когда-нибудь. Я тебе расскажу. …Понимаешь, здесь нельзя так говорить. Я же не бил тебя по-настоящему, правда?

- Не бил, - эхом отозвался Мишка.

Его колотило. Олег закутал его одеялом.

- Она бы не поверила словам. Это было самое верное, понимаешь? – Олег говорил торопливо, сам не особо веря своим словам. – Минь, ты ведь сильный у меня, да? Ты простишь меня, правда? Я пойду Наташу успокою.

- Иди! – откликнулся Мишка.

- А ты мне пока подушку согрей, хорошо? – Олег взял подушку и запихнул ее к Мишке под одеяло. – Обними ее и спи! А я поговорю с Наткой и вернусь. Надо, чтобы она перестала плакать.

- Хорошо, - кивнул Мишка. – Я – согрею.

Олег вышел на кухню. Наташа уже без рыданий сидела за столом, бессильно уронив голову на сложенные руки.

- Как ты? – тихо спросил брат. – Давай, давление померяю?

- Помнишь, как отец бил маму? – вместо ответа еще тише сказала она. – Здесь, в этой квартире? Помнишь, как соседка кричала: «Он убил ее, убил! »? Как ее увозили на скорой? Как он выбил тебе два зуба, а мама говорила: «слава Богу, молочные! »

Олег встал у подоконника и прислонился лбом к стеклу:

- А однажды нас дядя Витя забрал на такси, а я выбежал в тапочках. Была зима. И я простудился, пока ехали.

- …А наутро я сюда прибежала одна, чтоб забрать твои валенки. Мне было тринадцать. Или четырнадцать?... И я так боялась, что отец меня убьет. Не могла решиться открыть дверь, стояла в подъезде, пока не замерзла. Но он спал. Я забрала валенки, мамину шаль и свой портфель. А в школу меня мама в тот день всё равно не пустила….

- Наташ, я не бью его, правда. То, про что он сказал – мне неловко тебе это говорить - это секс такой. Такой бывает, знаешь?

- Вы оба теперь врете, - сказала она без выражения. – Он для тебя подтвердит всё, что угодно.

- Нет же, Нат! Это – правда! Если б на нем были следы побоев, я б не заставил его при тебе раздеваться.

- …Олег, если мама узнает, что ты бьешь человека, который тебя любит, она не переживет. Если узнает, что гей – пусть! Но если узнает, что ты как отец – это убьет ее. Это самое страшное для нее в жизни, понимаешь?

- Нат, говорю ж тебе – только игра! …Не знаю, зачем ему это потребовалось рассказывать. Ему водки пить совсем нельзя. Его «метёт» сразу и без остановки.

- Он-то как раз всё правильно сказал. И про то, почему я Вадика с вами не отпустила. И про то, чего я боюсь. Он – очень мудрый, твой маленький Миша. И, я боюсь, он разрешит тебе всё, также как мама разрешала отцу. Только этого нельзя, ты понимаешь!?

- Нат, мне этого не надо! Мишка сам меня просил о жестком сексе. Долго просил, а я не соглашался. Ты понимаешь, почему. Потом я решился. И оказалось, я – могу. Не заводиться, не калечить. Просто так… любить. Нат, это, правда, не для нашего с тобой разговора….

- Олег, только Юру – никогда! Ты меня слышишь? Я сразу заявлю в полицию, если узнаю. Юра не должен страдать!

- Нат, замолчи! Зачем ты?... – голос Олега прервался слезами.

- Прости! – она приняла транквилизатор, и теперь ее клонило в сон. – Олег, я – лягу. Ты иди к нему. Извинись, хорошо? И за меня извинись. Он прав: я действительно ему не доверяла… и так глупо….

Когда Олег пришел в комнату, Мишка дрых «без задних ног». Олег посидел на краешке кровати, положив ему руку на плечо. Но того окончательно сморило опьянение, он даже не обоснулся.

- Господи, заяц, кто ж тебя за язык-то тянул? – прошептал Олег. – Ладно, спи. Разрулим как-нибудь!

Но утром его настроение уже не было таким мирным. Он злился на Мишку за пьянку. И за страшные слова, которых теперь уже никогда не забудет Наташа. И у него тянуло под ложечкой, когда он пытался представить, что произошло бы, если бы эти слова услышала мама.

Когда Мишка проснулся, Олег стоял у окна.

- Лёля, привет! – произнес Мишка виновато и заискивающе. – Как вчера - обошлось? Что я не так сказал-то?

- Ты всё правильно сказал: что я тебя бью. Вот это мы сейчас и прокрутим! Раздевайся и ложись!

- Ты что?! – испуганно вскинулся Миша. – Здесь? Услышат же!

- А ты орать собрался? – в голосе Олега звучала насмешка.

- Знаешь же, что – нет. Но - при них?!... Меня приняли в семью. Со мной общаются на равных. Не унижай меня, не надо! Как я буду им потом в глаза смотреть?

- Мамы с Раей дома нет. А как ты будешь выглядеть перед Натой – это вчера надо было думать, прежде чем ей про наши постельные игры рассказывать. Ну, а Вадик…. Вадик – взрослый мальчик, как-нибудь разберется, что к чему.

Мишка артачился:

- Лёль, я не лягу! Давай до дома подождем….

- Окей! – Олег резко распахнул дверцы шкафа и принялся бросать вещи в сумку. – Собирайся: мы едем домой.

- Лёля, не нужно!... Ну как мы уедем?! Тебя здесь так ждали: Лариса Станиславовна, Рая. Мы пробыли всего два дня. …Если хочешь, я уеду один!

- …Как по пьяни хрень нести, так ты – мужик! А как отвечать, так - тряпка!? Я хочу, чтоб Ната поверила, что то, что у нас с тобой бывает, – игра, после которой тебе на задницу садиться больно. А не побои, после которых тебя в гипс закатывают. Не зли меня, ложись!

Мишка был раздавлен. Он сидел, закрыв лицо руками. Потом встал, подошел к Олегу и вытянул недособранную сумку из его руки:

- Ладно. Пусть,… - он полностью разделся, щеки его пылали. - Ты хоть дверь задвинь чем-нибудь.

- Никто не войдет. Дай мне ремень!

Мишка вытащил ремень из своих брюк, протянул его мужу и медлил, не решаясь лечь. Вид у него был абсолютно несчастным. Он подошел совсем близко к кровати и в последний раз, уже не надеясь на пощаду, проговорил серьезным, чуть подрагивающим голосом:

- Олег, прошу тебя: не надо!

И вдруг Олег согласился:

- Ладно, не надо! – и бросил ремень на кровать. – Одевайся, пойдем завтракать.

- Правда? – вскинул голову Миша.

- Да.

- Ты простил? Мы не уезжаем?

- Не уезжаем, – Олег сунул сумку обратно в шкаф и вышел из комнаты.

Мишка оделся и выскользнул в ванную. Долго умывался холодной водой, стараясь смыть с горящего лица румянец стыда и позора. Долго брился. Расстроенно посмотрел в глаза своему отражению:

- При чем здесь: «мужик или тряпка»? – собрался с духом и пошел на кухню.

- Доброе утро! – он постарался сказать это бодро и независимо.

- Доброе! – Олег со смеющимися глазами разливал кофе из турки по двум чашкам. Кроме него на кухне никого не было.

- А где хозяева?

- Мы с тобой сейчас хозяева.

- А Наташа с Вадиком?

- Уехали в маркет. Давно, с утра еще.

- И ты знал?...

- Что уехали? Знал.

И в этот миг у Мишки внутри словно щелкнул какой-то тумблер:

- Тебе так нравится надо мной издеваться? – он посмотрел на Олега горько и осуждающе, развернулся и ушел в комнату.

Олег, подхватив обе чашки, пошел за ним:

- Минечка, прости! Я – не удержался. Ты был вчера неправ. Ты подставил меня перед сестрой. И тебе действительно нельзя пить водку!

Но в Мишке что-то сломалось. Ему не хотелось извинений. Ему не хотелось секса. Он устало посмотрел на друга:

- Ладно. Проехали.

- Миня, я всё объясню!... – торопливо начал Олег.

Но во входной двери завозился ключ.

- Оставь при себе! – бросил ему Мишка и пошел встречать хозяев.

Наташа с Вадимом притащили тяжелые сумки.

- А нас нельзя было попросить помочь? – спросил Мишка с укором.

Наташа после вчерашнего боялась посмотреть ему в лицо. Но он, судя по всему, взял себя в руки и забрал ситуацию под контроль. Протянул руку за сумкой и сказал, переходя на «ты»:

- Давай, на кухню отнесу. Ну, зачем было надрываться? Мы же дома!

Наташа отдала ему сумки. Посмотрела на брата, с растерянным и виноватым видом маячащего у Мишки за спиной. Переодевшись, пришла на кухню. Миша с тарелкой стоял у окна и доедал завтрак.

- Подожди, мы накупили вкусного. Сейчас достану! – сказала она.

- Не надо. Я уже поел.

Наташа чувствовала, что должна сейчас сделать для него что-то хорошее. И, наклонившись над пакетами и вытаскивая из них пачки и коробки, она сказала, как о привычном:

- Олег говорил, у тебя по матанализу* – пятерка?

- Да. А что?

- Понимаешь, мы здесь все – гуманитарии. Ты – единственный технарь. А у Вадика – курсовик по интегралам. И некого спросить. Поможешь?

Он понял ее извинения. И принял их.

- Вадим! – окликнул он, проходя в большую комнату, где Олегов племянник сидел перед телевизором. – Мама сказала, у тебя с интегралами засада? Пойдем, разберемся.

Вадим неохотно пожал плечом. Но за Мишкиной спиной молчаливо возникли мама и дядя Олег. Тогда студент встал, выключил телик и первым пошел в свою комнату. Спустя несколько минут до Наташи, разложившей в большой комнате швейную машинку, доносились спокойные и размеренные Мишкины слова:

- Таблицу интегралов открывай. Есть она в учебнике? Отлично!... Теперь бери лист и выписывай сверху формулу интегрирования сложной функции….

Глава 16.

Это был первый их конфликт, не растаявший бесследно в первые же несколько часов.

Весь день Олег пытался остаться с Мишей наедине, но тот избегал его, отстранялся. Занимался с Вадимом интегралами, вызвался с Наташей ехать за Райкой и бабушкой, на обратном пути согласился пофотографировать их в Центре.

Кто воспитывал подростков, знает, как тяжело вкладывать ум-разум в их бунтующие головы. Вот почему Наташа любых приехавших гостей зазывала в музеи, в монастырь* или просто побродить по улицам. Она брала с собой Раю и Вадика и, проводя экскурсию гостям, старалась попутно вложить в юные головы знания, нужные если не в жизни, то хотя бы для школы.

Погода была яркая: морозец, солнце, искрящийся снег. Райка охотно купилась на перспективу новых фоток для «вконтакта». Они вышли из маршрутки у Театра Кукол, фотографировались у Спаса в Рядах, на Молочной Горе, дошли до беседки*. Наташа вскользь рассказывала про Романовых, Сусанина, революцию. Мишка слушал, что-то спрашивал, отвечал на вопросы про Новгород, а потом вдруг начал так живо и сочно говорить про Петергоф, что Рая обиделась:

- Мам, почему ты меня туда никогда не возила? Мы ж были в Питере?!

Вечером Мишка перекидывал за кухонные шкафы провода стиральной машины, которую криворуко подключил осенью случайный шабашник. Потом - сидел в интернете. Олег, утром собиравшийся извиняться, а днем репетировавший фразу «ты меня специально заставляешь мучиться?! », к вечеру обиделся и первым ушел спать. И когда Мишка, наконец, пришел ложиться, Олег жестко, без вопроса сказал:

- Давай договоримся: ту тему закрыли. Я тебя больше никогда в жизни не трону, даже не проси.

- Окей! - ответил Миша и повернулся лицом к стене на своей скрипучей раскладушке.

Дома их завертела суета: риэлтерские агентства, сайты объявлений, продажа машины, поиск квартиры. Но разлад, начавшийся в Костроме, не исчез. Да, они как-то переговорили, слепили извинения-оправдания. Занимались сексом, целовались, привычными словами объяснялись друг другу в любви. Но что-то важное ушло от них. Искренность? Доверие? Свобода говорить друг с другом на любые темы?

Миша не смог забыть костромскую сцену. «Я тебе хоть что-нибудь сломал? …А на скорой тебя увозили? » - раз за разом крутилось у него в голове. Он перебирал в памяти и прежние, старые оговорки и недомолвки, и случаи, когда Олег «пережимал» его, был жёсток с ним на грани фола. И ему уже казалось, что Олег его использовал «вслепую». Он теперь ясно видел, как боится Олег оставаться наедине с сыном. Ему казалось правильным всё обсудить, переговорить. Но Олег замыкался, уходил от разговора. И эта попытка скрыть от близкого человека что-то важное казалась Мише предательством.

А Олег во многом не смог бы признаться даже самому себе. Общение с сыном его тяготило: по-взрослому разговаривать с Юркой было рано. Сюсюкать Олег не умел. Не то что  Миша, который легко, без напряга, жил с малышом одной жизнью: сажал его на горшок, ругал за чумазые руки, придумывал какие-то немудреные игры или сам с удовольствием вёлся на затеянную маленьким игру.

- Минь, он, может, твой сын, а не мой? – спрашивал иногда Олег со смехом.

- Давай, я его усыновлю? – предлагал Мишка. И по его тону было не понять: шутит он или - всерьез.

К концу марта они въехали в новую, свою, квартиру, совсем недалеко от Светиного дома. Проводив гостей после небольшого новоселья, расслабленный от коньячка Олег обвил Любимого за шею:

- Минь, чего ты у меня смурной такой в последнее время? По ремню моему соскучился, а?

- Нет, - холодно ответил тот.

Олег запнулся. Снял руку с Мишкиного плеча. И проговорил тоже посуровевшим тоном:

- Извини, если обидел. Хотел, как лучше.

- Лучше -  не бывает, - неприветливо отрезал Миша.

После новоселья начался ремонт. Вечерами Мишка то бетонную стяжку клал в ванной, то стругал полки для балкона, то краны чинил.

- Спать идешь? – звал его Олег.

- Сейчас, закончу,… - а приходил уже за полночь.

И когда Олег подкатывал к нему под бок, вел пальцами по бедру к ягодице, Мишка накрывал его руку своею ладонью:

- Лёль, я – устал, - и закутывался в одеяло.

- Ты меня больше не хочешь? – не сдержался, наконец, Олег.

- Нет. С чего ты взял?

- Когда у нас было в последний раз - помнишь?

- Позавчера? – с неохотой спросил Мишка.

- Восемь дней назад!

- Ты считал?

- Считал, - в голосе Олега был металл. – У тебя кто-то появился?

- Нет. Просто нет настроения.

Мишка отворачивался к стене и засыпал. И не знал, не чувствовал, что Олег, дождавшись, когда его дыхание станет спокойным и ровным, долго ласковыми пальцами выводит у него на спине и плече буквы: «Минечка, не уходи! Не бросай! Я люблю тебя, Минька! »

*   *   *

Света позвонила в четвертом часу утра:

- У Юрика тридцать девять и шесть!

Олег обмер:

- Скорую вызвала? Жди, мы приедем. Миня, вставай!

Мишка, умотанный работой и стеклением балкона, спросонку никак не мог врубиться, что случилось. А Олег тряс его за плечо, одновременно набирая какой-то телефонный номер:

- Юрка заболел. Вставай! - и сразу, без  перехода, в трубку: - Игорь, извини, что бужу. Есть у тебя знакомая детская реанимация? Срочно надо.

Мишка сообразил, наконец, что к чему. Они бежали по ночным дворам, когда еще раз позвонила Света:

- Агнина. В больницу везут.

Пока они добрались до Светкиного дома, скорая уже уехала. Они пошли пешком к больнице, но Света позвонила еще раз и сказала, что температура спала, ребенок спит, жизнь его вне опасности. Они возвращались домой по предрассветному городу. Недавно прошла Пасха. И над дверями частых в этом районе церквей светились надписи «ХВ»*.

- Я думал, ты его совсем не любишь, - сказал Мишка.

- Зачем ты про меня так? – в голосе Олега прозвучали укор и обида.

- Давай, сходим в церковь, поставим свечку Юрке за здравие? Они сейчас уже откроются, наверно.

- Нам с тобой, поди, в церковь нельзя. Мы – грешники.

- Не грешнее других.

Они остановились в тени большого тополя недалеко от церковных ворот. Медленно светало. Пришел мужчина в длинной церковной одежде, побренчав ключом, открыл высокую дверь, перекрестился и вошел. От стены отделилась незаметная до того фигура, и пожилая женщина скользнула в полутьму храма. Ребята подождали еще и вошли. Мужчина шел вдоль ряда икон и зажигал свечи.

- Проходите, молодые люди! – окликнул он застывшие в дверях фигуры.

- А можно свечку «за здравие»? – спросил Мишка. – За раба Божьего Юрия, ребенка. Очень надо.

Мужчина отошел к небольшому прилавку, взял с полки свечу и протянул им.

- Денег пожертвуйте, сколько считаете нужным.

Олег сунул в ящик с прорезью купюру. Они прошли в предел, зажгли фитилек от лампады и приладили тонкий восковой цилиндрик в медный подсвечник.

- «О Пресвятая Владычице Дево Богородице, спаси и сохрани под кровом Твоим младенца Юрия. Укрой его ризою,…» - зашептал Мишка слова, которым учила его когда-то в детстве баба Зоя.

Олег придвинулся чуть ближе, чтоб слышать его голос. В церковь тянулся народ. Большие свечи, зажженные у алтаря, оттеснили темноту. И золотые оклады икон отражали дрожание огней. Мишка дочитал молитву и оглянулся на друга.

- Пойдем? – спросил тот.

Они вышли из храма. Солнце уже встало. И по высокому светлому небу, по теплому ветру, по запаху мокрых деревьев уже чувствовалось, что наступила весна.

- У нас всё будет хорошо! – сказал вдруг Олег. – Всё наладится. Обязательно. Правда!

*   *   *

В мае Свету вызвали в Молдавию: ее матери после несложной «женской» операции нужен был уход и помощь по хозяйству. На две недели Юрка переехал к «папам». Утром Олег отводил его в садик. Вечером Мишка забирал. И сам возился с малышом, почти не оставляя его наедине с Олегом.

До возвращения Светы оставалось три дня. А у Лехи случился переезд: он долгожданно разъезжался с тещей. Отказать в помощи было нельзя. Мишка с заводскими мужиками приехал к Лехе после работы. Таскали шкафы по узкой лестнице пятиэтажки, грузили в «Газель». Грохнули вешалкой окно в подъезде. Мишка веником сметал битое стекло со ступеней, когда нервно позвонил Олег:

- Что у тебя?

- Заканчиваем грузить. А что?

- Юрка скулит, домой идти не хочет. Давай, приезжай!

- Не смей так про него: «скулит». Он что - собака? Дай ему трубу!

Олег передал мобильник сыну, и Мишка долго рассказывал малышу про фуражку пограничника, которую купит ему на праздник*. Наконец, они вынесли на улицу последнее кресло, и Мишка у мужиков отпросился. Сказал: дела. Лёха руку ему пожал: «спасибо за помощь», и Мишка поехал домой. Когда лифт остановился на их этаже, первое, что он услышал – это громкий, сердитый голос Олега и детский плач. Он открыл дверь своим ключом. Олег стоял посреди коридора и орал на сына:

- Никогда не смей так делать! Ты не дорос еще решать, что – можно, а чего – нельзя!

Юрка рыдал, втянув голову в худенькие плечи.

- Иди, и подумай о своем поведении! – Олег схватил малыша за локоть и начал заталкивать в ванную комнату.

- Папа, не надо! – визжал малыш.

- Лёля! – громче него заорал Мишка.

Олег обернулся на него раздраженно и, пока Мишка разувался, затолкал упирающегося ребенка в ванную и закрыл дверь на щеколду.

- Открой быстро! – Мишка сжал кулаки от злости.

- Нет! – Олег в запАле загородил ему путь.

Но Мишка, стальной хваткой вцепившись в ворот Олеговой рубашки, отволок его от двери, рванул за ручку. Задвижка отлетела. В темноте захлебывался слезами Юрка. Миша присел к нему, обнял и легко поднял на руки:

- Всё, всё. Не плачь. Пойдем.

- Не трогай! Он наказан! – запоздало выпалил Олег.

- Это ты Богом наказан, урод! – зло бросил Миша, протискиваясь мимо него с ребенком на руках.

- Ты спроси, что он сделал!? – торопливо зачастил Олег. - Он от меня через дорогу побежал, прямо под автобус.

Мишка, обувавший Юрика, выпрямил спину и замахнулся на Олега:

- Сейчас как врежу! Чтобы понял, что если ТЫ с ребенком рядом, то ТЫ отвечаешь, чтоб он через дорогу не бегал. А не он в свои три года!

Олег отшатнулся, но это было лишним: Мишка, конечно, не ударил. Он подхватил плачущего малыша и с силой хлопнул за собой дверью.

- Сволочь! – яростно выдохнул ему вслед Олег.

Постоял у двери. Подошел к окну. Мишка шел по двору, что-то негромко говоря плачущему у него на руках Юрке. Олег набрал Мишкин мобильный:

- Ты ему – никто! Я заявлю в полицию, что ты украл ребенка! – отчаяние и беспомощность прорвались в этих злых, жестоких словах.

В трубке было слышно, как всхлипывает Юрка. Миша жестко отрезал:

- Я отдам его только Свете или Наташе. Слава богу, кроме отца-идиота у него есть нормальные родные. Нас не ищи. Мне есть, где переждать, пока я смогу его отдать в безопасные руки. Не думай, что из-за того, что ты – папаша, тебе полиция его вернет, чтобы ты над ним глумился. И не звони мне больше! – в трубке заныли короткие гудки.

- «Есть, где переждать», - скривился Олег. - Жертва, ****ь, домашнего насилия! – он с силой швырнул телефон об стену. Корпус разлетелся на две части.

Он пошел в комнату и лег вниз лицом. К нему подступало знакомое по московскому времени удушье. Плечи дрожали. Казалось, что сейчас кончится воздух во всем мире. Он пытался считать, чтобы взять себя в руки по «Мишкиному способу», потом вскочил и метнулся в ванную - умыться холодной водой. Но в закрытом помещении липкий ужас едва не заставил его закричать. Он обулся, хотел выйти из квартиры, чтобы, если он потеряет сознание, его нашли и вызвали скорую…. Потом ему стало лучше. Он привалился к стене, обнимая себя двумя руками. Когда смог нормально дышать, поднял с пола мобильник и отлетевший от него аккумулятор, включил. И тут же зазвонила сестра.

- Олег, что случилось? Миша просил, чтобы я приехала в субботу.

- Юрке костюм нужен какой-то на праздник. Хотели посоветоваться, - сходу соврал Олег. – Ты приедешь?

- Олежка, точно - не беда? – было слышно, как дрожит ее голос. – Где Юрик? С ним всё в порядке?

- Они гуляют с Мишей.

- Хорошо, я постараюсь! У меня, правда, пробный ЕГЭ в субботу. Но я договорюсь ….

- Мы позвоним в конце недели, - Олег изо всех сил старался попрощаться спокойно: он не мог допустить, чтобы сестра, а тем более, мама надумывали что-нибудь страшное про них.

Мишка сбрасывал его звонки. Арни, Лёха и еще пару Мишкиных институтских приятелей, чьи телефоны пришли Олегу на память, ничем помочь не смогли. Олег нервно маячил из комнаты на кухню и обратно, когда позвонил Игорь:

- Привет! Спроси у меня что-нибудь….

- Чего? – растерялся Олег.

- Ну, тебя что-нибудь сейчас волнует? Важное?

Он с минуту тупил, потом понял:

- Они у тебя?

- Да. Я обещал ничего тебе не рассказывать. Но всё же – ребенок…. Что у вас случилось-то?

- Поссорились, – Олег выдохнул с огромным облегчением. – Забрать их? Юрка плачет?

- Нет. Когда пришли, уже смеялся. Но видно, что глаза зарёванные. С ним Алёна занимается.

- Найдешь, где их устроить?

- Да как-нибудь уж потеснимся.

Они прожили у Игоря три дня – до самого приезда Светы. И Игорь, и его Алёна помогали возиться с ребенком. Через пару дней Олег вечером понял, что Мишка днем заходил домой и забрал часть своих вещей.

Светлане Миша ничего не сказал о конфликте. В первые же выходные она позвонила Олегу:

- Забёрете сына на субботу?

- Да! – облегченно выдохнул он.

Когда Юрка, уже напрочь забывший о скандале, сидел на их кухне и ел размоченное в чае печенье, Олег набрал Мишку:

- Минь, ребенок – у меня.

- Поздравляю! Ты уже наорал на него и запер в ванной? – хмуро буркнул Мишка.

Олег собирался просить Мишку вернуться. Но после этих слов зло сказал:

- Скотина ты! - и бросил трубу.

Еще через пару дней он набрал Игоря:

- Не утомил он тебя?

- Кто? – не понял Игорь.

- Мишка. Он же у тебя живет?

- Нет. Он квартиру снял, насколько я знаю.

Олега обожгло. Не одному же себе Мишка снял квартиру! И вещи забрал. Значит, скандал с ребенком был только поводом, без которого Мишка просто не решался уйти….

*   *   *

- Пап, идем на горку! – едва выйдя за ворота детского садика, Юрка потянул Олега к детской площадке.

Озадаченный Олег с помощью смски запросил помощь друга: «Миш, нам можно на горку? »

Мишка перезвонил сам:

- Вы на школьном дворе? Можно кататься на всех, кроме зеленой: там лист оторван, легко поцарапаться. Да Юрка знает…. А на «лазилку» у клумбы - не пускай. Она высокая, я там не достаю подстраховать, ты тоже не дотянешься. Вы переобулись? Мы иногда забываем. И Светка пару раз в садиковых его домой приводила. Спроси!...

- Юрик, ты переобулся? – под девизом «лучше поздно, чем никогда» озаботился «начинающий» папа.

- Да! – легко бросил Юрка.

Его звонкий, родной голосок донесся до Мишкиного уха и больно отдался разлукой.

На площадку пришли еще три малыша из Юркиного садика. И три мамаши закурили у лавочки.

- Вы Юрочкин папа? – с интересом всмотрелась в лицо Олега улыбчивая блондинка. – А Миша где?

- Занят сегодня, - ответил он, испытав укол ревности. Вот как, оказывается, выглядит невинное «погуляли после садика».

- Пограничник – круче! – в трех шагах от Олега внушал малышне Юрка.

- Нет, танкист! – кричала одна из девчонок.

- Мой Миша был пограничником. С настоящим автоматом! – Юрка посмотрел на нее с превосходством. Видимо, это был убойный аргумент в пользу пограничников.

Мамаши обсуждали прививки. Одна из них окликнула Олега:

- Извините, вас как зовут? Олег? Вы по какой схеме «гепатит» ставили?

Олег «завис» на этом вопросе, но в этот момент ему на выручку явился Юрка:

- Пап, пойдем домой! Мне очень нужно!

Олег распрощался с «советом в Филях» и поспешил за ребенком.

- Писать хочешь?

- Нет! – засмеялся малыш. – Это меня Миша научил: «военная хитрость». Опять эти курицы не дали нам с тобой нормально покататься! – в его словах так узнаваемо прозвучали Мишкины интонации, что Олег улыбнулся.

Светлана, видимо, ждала их у окна, потому что когда лифт остановился на этаже, она уже стояла в открытой двери.

- Ты яблоки возьмешь? Я много привезла, – сказала она вместо «здравствуй», а потом обернулась к сыну: - Опять колени испачкал?

Малыш, растерянно покосившись на отца, начал ладошками отряхивать зазеленённые штанишки. Света вытащила на коврик перед порогом большую сумку крупных молдавских яблок.

Юрка оглянулся на Олега, помахал рукой:

- До завтра! – и нырнул в квартиру, из которой сладко пахло горячим вареньем.

Света молча кивнула Олегу и закрыла перед ним дверь.

Он шел по улице и думал, что каждый день вот так возился с его сыном Миша. Забирал из садика, играл, учил «военным хитростям», общался с «курицами» на площадке. Наверно, еще заступался за малыша перед Светкой. И, не услышав от нее ни «здравствуй», ни «до свидания», спешил домой, чтобы нарваться на Олегово хмурое «что так долго? »

Ему хотелось позвонить Мишке. Просить прощения. Просить вернуться. Но в голову опять пришла Игорева фраза: «снял квартиру». …Значит, есть для кого снимать. Один бы, пожалуй, в общаге устроился. Светлые лучики, которые зажгли в его глазах Юркин смех, Мишкин звонок и даже немудреная «военная хитрость», погасли. Олег переложил в другую руку тяжелую сумку молдавских гостинцев: «Кто всё это есть-то будет? » И пошел в свою квартиру. В свою собственную квартиру. Где всё еще лежат в шкафу Мишкины зимние вещи, а на полках стоят учебники по АвтоКАДу. Где на балконе выстроен его руками новый шкаф, и десяток пустых банок ждет обратного путешествия в Сатарки. Но сегодня вечером он там уже не появится - высокий, улыбающийся, широкоплечий, со своим неизменным: «проголодался, как собака», с заводскими байками, с футбольной турнирной таблицей в памяти, короткими быстрыми поцелуйчиками, случайной ревностью, неожиданно вскипающими спорами: куда ехать на выходные или покупать ли Юрке самокат. Ужин. Телик. Секс. Один халат на двоих. Пару месяцев назад всё казалось доступным и простым, как три копейки. А теперь было недостижимым, невозможным счастьем.

Прим. автора.

* «Ноль пять», она же «белая» - бутылка водки 0.5 литра (ну мало ли, вдруг кто не знает?)

* Матанализ = математический анализ – раздел математики, который проходят на 1-м и 2-м курсе института.

* Монастырь = Ипатьевский монастырь в Костроме имеет официальный статус «родового гнезда» правящей российской династии Романовых.

* Беседка Островского – одна из достопримечательностей Костромы. Спас в Рядах – церковь, Молочная Гора – название улицы.

* ХВ – Христос Воскресе – надпись, которую размещают на храмах от Пасхи до Вознесения.

* Праздник - День города, который в Новгороде Великом проходит в начале июня.