Поручик Ржевский за границей 2 или Порно на границе

(продолжение)

Начало:

2

Так началась моя жизнь в Париже. Это были мирные дни, побуждающие меня на иные, чем военные, подвиги. Красивые парижанки не давали покоя моему дружку. При виде их он начинал напрягаться, неприлично выпучиваться в рейтузах и привлекать к себе взоры прелестниц. Впрочем, меня это событие давно перестало приводить в смятение, как и дам не смущают их выпирающиеся из корсажей бюсты. Что Бог дал, того не следует стыдиться.

Немало красавиц, привлечённые сим выпячиванием в интересном месте, начинали заигрывать со мной. Я играл с ними в «поддавки», а, в конце концов, оказывался верхом на них. Так и скакал я от станции до станции на перекладных, поменяв за сутки, случалось, не одну. Меня не интересовало их положение в обществе. Я легко менял весёлую белошвейку на скованную этикетом светскую даму, а её – на бл**ей в борделе, юную красотку с невинными глазками на перезревшую мадам с раздолбанной многими елдаками мандой. Только одно меня сильно удручало, что жизнь наша коротка, а баб много и я не успею их всех перепробовать.

Запахи женщин влекли меня к ним и наполняли меня вожделением. Обладая тончайшим нюхом, я среди множества дам легко угадывал тех, чья вагина в настоящую минуту источала соки возбуждения и желания. И глядя на самую недоступную красавицу, я твердо знал, что делается у неё между ног и мне оставалось только позвать её, чтобы сорвать созревший плод.

Очень скоро в моём полку, да что в полку, во всём русском Париже начали говорить о поручике Ржевском, как о легкомысленном ловеласе и распутнике.

Будучи холостым, я не боялся подобной славы, якобы подрывающей моё реноме. Наоборот, я воспринимал её, как комплимент.

Я не понимаю тех мужчин, кои отведав одну, от силы двух женщин, заявляют, мол, весь Евин род одинаков. Я убедился в том, что чем больше познаёшь женщин, тем больше убеждаешься в их несравненности. Каждая женщина, которую ты поимел – неповторима. Оттого каждая женщина – незабываема.

Одинаково ясно я помню и бл**ей и светских красавиц. Всякая женщина в постели ведёт по-своему и кончает по-своему. У каждой из них – неповторимая вагина. Не сразу, но скоро мой дружок ощутил эти различия и оценил их.

Я поклоняюсь не одной определённой женщине, а Вагине. Поднимая подол очередной дамы или бл**и, я вижу её божественную гармонию и совершенство. Ещё недорослем я был немало поражен открывшимся дивом первой вагины. Её обладательницей была девка из дворовых, за какую-то провинность сосланная моей матушкой на скотный двор. Перед этим её высекли плетьми. Я, четырнадцатилетний недоросль, затаившись за окном залы, с болью и интересом наблюдал за сей экзекуцией. Я видел, как белое тело девки покрывается кровавыми рубцами.

Через день я пришёл на скотный двор и увидел её. На ней была надета полотняная сорочка. Девка сгребала вилами навоз. Заметив меня склонила голову и певуче негромко приветствовала меня:

– Будьте здоровы, барич.

– Я видел, как тебя вчера высекли, – сказал я.

– За дело, барич, – ответила она, не поднимая головы.

– Тебе больно? – поинтересовался я.

– Ничё, барич, всё заживёт.

– Я принёс тебе мазь, – проговорил я. – Меня ею смазывает бабушка, когда секут меня. Помогает. Возьми.

Я протянул ей склянку с бурой мазью.

– Что вы, барич, – испуганно отшатнулась от меня девка. – Рази можно… Барское нам не положено.

– Брось, – сказал я. – Давай смажу.

Но девка замотала головой:

– Нет, барич.

Я схватил подол её сорочки и задрал кверху. Девка не шелохнулась. Пред моими глазами открылось девичье тело от упругих холмиков и ниже. Выпуклый лобок покрывали тёмные волосы, за коими, я уже знал, скрывается нечто таинственное, откуда исходит весь род человеческий. Мне нестерпимо захотелось увидеть эти врата, и я приказал девке лечь на стоящую у стены довольно широкую лавку. Она послушно легла и с готовностью развела ноги.

Я увидел слегка разошедшиеся створки раковины с вылезшими из них розовыми лепестками. Я раздвинул створки шире и моему взору явились слегка подрагивающий в верхнем углу створок розовый бутончик и ниже, жерло, воронкою уходящее вглубь недр, из коего изливались жемчужные капли слизи. Я был столь ошеломлён сей совершенной красотой, что, полюбовавшись ею и не тронув девку, ушёл и унёс в сердце образ божественного совершенства и гармонии.

С того дня прошло уже немало лет, недоросль превратился в мужа и воина, прошедшего войну, но моё преклонение перед Вагиной не уменьшилось, напротив, с увеличением числа их, мною ублажённых, оно непрестанно усиливалось.

(продолжение следует)